К штыку приравняли перо: бум поэтического комментария - Николай Александров, Всеволод Емелин, Андрей Орлов (Орлуша) - Культурный шок - 2011-04-09

К.ЛАРИНА: 13 часов 15 минут. Добрый день. У микрофона Ксения Ларина, у другого микрофона мой коллега Николай Александров, который сегодня в одном лице и гость, и соведущий.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Добрый день.

К.ЛАРИНА: Напомню, что Коля у нас не только журналист радиостанции «Эхо Москвы», но еще везде журналист и везде литературный критик. Сегодня мы говорим о прекрасном, наконец-то. Наши слушатели очень все просили: «Ну что вы все о грустном, об ужасном? Давайте о прекрасном». Пожалуйста, мы выполняем просьбу наших слушателей.

В.ЕМЕЛИН: Поговорим о прекрасном положении в нашей прекрасной стране и прекрасной политике при прекрасном правительстве.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Не, можно еще сказать о высоком.

К.ЛАРИНА: О высоком. Значит, я сразу представлю наших гостей. Это поэты и кто бы с этим спорил, потому что они пишут стихи. Это Андрей Орлов, которого зовут Орлуша в интернете. Андрей, приветствую.

А.ОРЛОВ: Добрый день.

К.ЛАРИНА: И Всеволод Емелин, который под статьей по-прежнему ходит, но, тем не менее, ходит на эфир. Здравствуйте, дорогой Всеволод.

В.ЕМЕЛИН: Хожу пока, да.

К.ЛАРИНА: У нас уже была сравнительно недавно передача с участием Всеволода Емелина, как раз был повод то, что на него практически завели уже уголовное дело или как?

В.ЕМЕЛИН: Нет. Мне ничего не известно, ничего никто не сообщал.

К.ЛАРИНА: Проверили на причастность к экстремизму, да?

В.ЕМЕЛИН: Ну, и передали документы в прокуратуру, которая решает, будет дело или нет.

А.ОРЛОВ: У нас что сегодня, поэзия в новостях или поэты в криминальных хрониках?

К.ЛАРИНА: Вот смотри: «К штыку приравняли перо: бум поэтического комментария» - так называется тема сегодняшней передачи. Очень серьезно.

В.ЕМЕЛИН: О-о, до 10 лет. (все смеются) Согласно новой редакции закона об экстремизме.

А.ОРЛОВ: За незаконное хранение и ношение пера.

К.ЛАРИНА: Штыка. Ну, если серьезно, то, конечно же, эту тему давно хотела поднять в этой передаче в нашей, поскольку, действительно, бум переживает сейчас этот жанр под названием «ироническая поэзия», или «политическая сатира», как угодно, да?

А.ОРЛОВ: Поясните-ка. Я чего-то как участник бума никакого не чувствую.

К.ЛАРИНА: Объясняю. Во-первых, стали писать все политические сатирические стихи.

А.ОРЛОВ: Ну, дай им бог здоровья.

К.ЛАРИНА: Весь интернет завален этими стихами. Наши слушатели уже шлют нам свою замечательную графоманию в эфир и требуют, чтобы мы это опубликовали на наших сайтах, потому что им надоело просто так писать в блогах прозой – все перешли на стихи. И это в том числе, конечно, благодаря вам.

А во-вторых, конечно же, Дмитрий Быков, который сегодня публикует тоже свои политические комментарии постоянно, еженедельно в «Новой газете». И, вот, с недавних пор появился новый проект «Поэт и гражданин», как я понимаю, уже успешно почивший. Во всяком случае, на «Дожде» его больше не будет. И, вот, случилась неприятная история.

А.ОРЛОВ: Неизвестно: Синдеева не говорила пока, будет или не будет. Не будет точно одного ролика.

К.ЛАРИНА: Васильев сказал Андрей, что не будет.

А.ОРЛОВ: Ну, Васильев – Серебряный дождь. Васильев часто и много говорит.

К.ЛАРИНА: Он – продюсер этого проекта.

А.ОРЛОВ: Васильев – продюсер титров проекта.

К.ЛАРИНА: А, титров? (все смеются) Ну, не важно. Хочу просто понять: это, все-таки, поэзия или нет? Потому что, вот, после передачи с Емелиным на нас обрушились слушатели и стали кричать, что это вообще не поэзия. «Поэзия должна быть прекрасна», - говорили люди.

А.ОРЛОВ: Ну, конечно, поэзия должна быть прекрасной. Ну, это все равно, что поэзия ли Емелин или поэзия ли я, или поэзия ли Быков? Это, в общем-то, можно сказать, нагловато. Ну, я считаю, поэзия, потому что это написано, в общем-то, не просто как в интернете говорят «столбики» (называются стихи). Есть столбики. Поэзия ли это высокая, вот эти примеры новостные? Ответ: нет. Интересно ли это людям? Ответ: да. Легко ли это имитировать? Да. Но это примерно как, знаете, были люди, которые типа того же Резника, которые пытались сочинять частушки. Вот, песни для Пугачевой получались, частушки – нет.

Существует жанр, в котором, ну, скажем, юмористический стих или куплет. Это было всегда. То есть как я говорил, вот, до передачи, например в журнале «Крокодил» карикатуры в 1941-й, 1942-й год Кукрыникса Бориса Ефимова все сопровождались стихами, которые... Ну, скажем, стихи же проще запоминать, проще реагировать. Если в стихах нет смысла, это становится столбиком. Если в нерифмованном тексте есть смысл и хороший ритм, это становится стихами. А говорить о поэзии или о буме комментариев, ну, это примерно, знаете, бум надписей на заборах, например, в городе бывает. Не знаю я, какое...

Н.АЛЕКСАНДРОВ: То есть это природное явление, да?

А.ОРЛОВ: Ну, это природное, но я считаю, что писать, например, комментарий в стихах или писать плохие стихи – это по-любому лучше, чем насиловать детей в лесополосе, предположим, ну, или там воровать в это время, «тырить по карманам», как говорили у нас в детстве. Пусть делают – это не самое вредное занятие. Кто-то натренируется.

К.ЛАРИНА: Андрей, все равно я на этом настаиваю, что сегодня этот жанр невероятно популярен стал, он просто стал таким востребованным.

А.ОРЛОВ: Он кажется крайне легким.

К.ЛАРИНА: Нет, а я с другим связываю. Вот, я не знаю, что Коля скажет. Мне кажется, что при отсутствии анекдотов (у нас анекдотов очень мало политических вообще, вот, в это, в путинское время в отличие от брежневского), сегодня анекдот, как мне кажется, в какой-то степени заменяет и та поэзия, которую вы производите. Ну и в том числе можно назвать еще Игоря Иртеньева, который тоже пишет практически комментарии. Вот, у него на Газете.ру политические комментарии, то есть от новостей отталкиваясь, человек пишет комментарий.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Но другое дело, Ксения, что, ведь, на самом деле, что Орлуша, что Игорь Иртеньев – они же не первый год сочиняют свои стихотворения. Это вдруг сейчас на какой-то такой странной волне не только вспомнили, но еще и вернули то, что было известно, в общем, достаточно давно. Когда, вот, первые стихи появились?

А.ОРЛОВ: Ну сколько? Мне книжки, с которой люди пишут «Посмотри новое от Орлуши», сейчас книжке 5 лет.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Да. То есть это, на самом деле, в общем-то, довольно размазанная во времени история. И у Игоря Иртеньева тоже очень давно.

А.ОРЛОВ: Игорь Иртеньев пишет это там с конца 70-х годов.

К.ЛАРИНА: Ну так можно еще, конечно, Губермана вспомнить.

А.ОРЛОВ: Ну, можно вспомнить Маяковского и Демьяна Бедного, можно вспомнить Байрона.

К.ЛАРИНА: Сашу Черного, Пушкина.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Можно вспомнить Тимура Кибирова, у которого, допустим, все его первые стихотворения так или иначе были, во-первых, связаны с политической актуальностью – что прощание с советской эпохой, что послание Льву Рубинштейну, которое все было, в общем, связано с актуальностью и ироничным обыгрыванием, да? Ну, конечно, можно вспомнить Сашу Черного, Сатириконовцев.

В.ЕМЕЛИН: Искровцев.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: А еще раньше можно было вспомнить, да, искровцев. А если еще раньше, то пародийные стихотворения, которые на французскую традицию опираются, да? Допустим, на Беранжера, да?

А.ОРЛОВ: Скажем, стихотворение по явному совершенно новостному поводу, но несколько долго писал, может быть, «Бородино» Лермонтова – тоже, ведь, явная новостная привязка. Произошло событие, там, битва с французами и описана стихотворно.

В.ЕМЕЛИН: А в XIX веке все медленно происходило. Это не так, как сейчас.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Нет, а, кстати, гневный отклик Пушкина на политические песни Беранжера, да? Репутация Беранжера. «Ты помнишь мне, как были мы в Париже». Вполне себе, в общем, звучащий и лексически звучащий довольно сильно стих.

К.ЛАРИНА: А это зависит от состояния общественного сознания в стране? Вот эти волны популярности?

А.ОРЛОВ: Я думаю, это зависит от того, насколько взволновало поэта или любого комментатора событие. То есть это потому что может быть не только стихотворная реакция. И насколько, в общем-то, не сформулирована бывает реакция у общества. Потому что если людям нужна реакция, то согласен я или нет с реакцией на Манежные события моего коллеги Емелина, это мое личное дело, но реакция мне нужна. Поэтому мне интересно. А реакция на это, скажем, правоохранительных органов... Ну, у меня, я уже говорил, что в книжке (и не боюсь сказать), ну, составов преступления, по которым привлекается Емелин, 500-600-700. Но, слава богу, у людей, которые могли бы, там скажем, оскорбление чести и достоинства или еще что-то, хватает ума рассмотреть это как карикатуру, а не как оскорбление.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Здесь есть еще один довольно забавный аспект, с моей точки зрения. Мне кажется, что вот такого рода фельетонная поэзия – она в какие-то моменты начинает довольно ярко контрастировать с безликим политическим словом, когда политическое высказывание и всякая политическая риторика теряет всякую ценность, расплывается в совершенно непонятные периоды и, как правило, за ней ничего не стоит. А поэтическая речь хотя бы в силу дисциплины, в силу того, что она требует рифмы, ну, в русской традиции, разумеется.

А.ОРЛОВ: Ну да. Требует подумать, что ты опускаешь.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Да. Она звучит гораздо более афористично, более остро и, разумеется, она противостоит разного рода политическим высказываниям, и в общей официальной риторике, разумеется, она воспринимается с совершенно другим знаком и выглядит на этом фоне гораздо более выгодно.

К.ЛАРИНА: А вот если разграничить, все-таки, это публицистика? Или это литературное творчество?

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Я бы сказал, что это, конечно, публицистика. Но просто сама форма поднимает эту публицистику на несколько иной уровень в тех случаях, когда эта поэтическая публицистика удается. И тогда, разумеется, всякое ироничное и пародийное письмо, которое, в общем, если уж мы стали вспоминать XIX век, традиционно относилось к разделу, смесь, шутки, там, легкая поэзия, она вдруг неожиданно начинает восприниматься с совершенно другим знаком. Если вспомнить середину позапрошлого столетия, то, действительно, стихотворение Минаева или Алексея Константиновича Толстого – классические примеры.

А.ОРЛОВ: Здесь еще, вот, я могу сказать на тему востребованности этого. Я пишу стихи разных жанров. Я пишу стихи серьезные политические, например, я пишу стихи серьезные про любовь. Но что расходится? Ну, потому что расходится по интернету перепечатками, расходятся не мои любимые стихи, а те, где есть простая цитата, простой ритм. Там стихотворение, которое называется «Задолбало» в переводе на радиоязык, там было от 4-х или 5-ти миллионов людей на рингтонах, от банкира до охранника. Почему? Потому что, видимо, надоело так же, как и автору, примерно то же, что описывается. Или стихи про медийных персонажей – они по-любому более востребованы. Потому что стихи юмористические в том числе востребованы в обществе, которое кормится, скажем, Петросянами и Комеди Клабами, из которых я бы, может, сейчас выбрал теперь уже Петросяна, как ни смешно. Нет, ну это, действительно так. И когда людям говорят «Сейчас будет смешно» и он привык ржать, ты напиши сверху «Смешные стихи». И, вот, как, знаете, раньше на пляже иногда дети пятилетние листали журнал «Крокодил» или там «Украинский перец». Они смеялись, не умея читать...

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Еще «За рубежом», было такое.

А.ОРЛОВ: Да. И они смеялись над картинками, которых не понимали, потому что вот как смех за кадром. Вот, человек в себе воспитал уже смех за кадром. Частичная востребованность этого жанра – это, в общем-то, поржать, что у нас сейчас, по-моему, огромная часть. Поржать, посмотреть футбол и попить пивасика из полуторалитражки.

К.ЛАРИНА: Нет, мне кажется, что Коля очень правильно сказал по поводу отсутствия публичной политики всерьез, да? Вот, как бы, эти вещи не проговариваются.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Я бы даже сказал, отсутствие ответственного высказывания.

А.ОРЛОВ: Нет, вы знаете, если брать те же новости, вот у меня есть на радио Бизнес-ФМ ежедневный практически новостной стишок.

К.ЛАРИНА: Как комментарий.

А.ОРЛОВ: Он – комментарий. Я к этому отношусь как к комментарию. Ну, мне интересно высказать. Но там бывают такие новости, что без смеха нельзя. А в новостной ленте это все проходит как полный серьез. Там, премьер-министр приехал 1 апреля к Мише Прохорову и уехал на Ё-мобиле к Ё-президенту. И это все на полном серьезе, как, вот, раньше в программе...

Я на Журфаке как-то объяснял, почему быть трудно журналистам, который пишет о путешествиях. Потому что если вы будете писать за деньги, которые даже вам заплатило это турагентство или Министерство туризма Турции: «В уютном холле гостиницы нас встретил хорошо обученный персонал...» Вот так у нас сейчас пишут о политике. То есть все политкорректнейше, внутренняя цензура сильнее, чем при Брежневе.

К.ЛАРИНА: Да-да. Ну вот это тоже, кстати, еще один момент, который, как мне кажется, очень важен в сегодняшней популярности этого жанра, это присутствие цензуры. Потому что случай Емелина – по-моему, он первый раз за сколько лет, когда за стихи, что называется, привлекают.

В.ЕМЕЛИН: Нет, ну вызывали Андрея Караулова я знаю.

К.ЛАРИНА: Нет, Караулов стихов не пишет.

В.ЕМЕЛИН: Нет, Игоря Караулова – есть такой поэт.

К.ЛАРИНА: То есть были такие случаи?

В.ЕМЕЛИН: Да-да, были такие случаи.

А.ОРЛОВ: Даже меня попугивали преследованием там.

К.ЛАРИНА: Потому что за публикации в газете журналистские мы имеем прецедентов огромное количество. Есть судебные разборки, когда подают и за клевету, за оскорбление чести и достоинства, и прочее-прочее.

В.ЕМЕЛИН: Судов, вот, пока, вроде, дел пока вроде не было. Пугали Лесина, пугали Караулова.

К.ЛАРИНА: Поэтому делаю я вывод, что ироническая поэзия или политическая сатира, как угодно это называйте, это тоже один из способов уйти от цензуры прямой.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Ну, вот, я думаю, Ксения, что здесь, все-таки, довольно большая инерция жанра. То есть можно, ведь, эту поэзию называть фельетонной поэзией во всех смыслах этого слова. Потому что, ну, фельетон как жанр ничем не хуже и не лучше другого.

А.ОРЛОВ: И фельетон в стихах в том числе.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Да, фельетон в стихах.

К.ЛАРИНА: Фельетон в стихах – это уже литературное произведение.

В.ЕМЕЛИН: Ну, вот, против слова «сатира» в отношении ко мне я бы восставал. Я сатиры не пишу. Я не пишу сатиры.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Да, на более высокие жанры вы, Всеволод, претендуете, да?

В.ЕМЕЛИН: Претендую. Сатиру я не пишу.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: То есть это не фельетон, это ювенал еще и так далее. Это, как бы, римские корни.

В.ЕМЕЛИН: Нет, тут даже не в том дело. Я просто про другое. Что сатирик – это кто такой? Это, в общем говоря, моралист, который с позиции того, что у него этих пороков нет, бичует какие-то общественные или человеческие пороки. В результате четкое деление на бичуемого объекта и бичующего субъекта. У меня такого я всячески стараюсь не допускать. Не считаю себя вправе чего-то бичевать и я никого не бичую.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: И если говорить высокими словами, сатира – это есть способ и метод указания различий между бытием и соответственно бытом, и несоответствия одного другому.

К.ЛАРИНА: Товарищи, у нас сейчас новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К.ЛАРИНА: Продолжаем нашу программу. Сегодня мы говорим о поэзии, об иронической поэзии, которую мы определяем и как политическую сатиру, и как поэтический комментарий к актуальным новостям, кто как. Напомним, что сегодня в нашей студии Николай Александров, литературный критик и мой коллега, и поэты Андрей Орлов и Всеволод Емелин. Тут наши слушатели, конечно же, стихов, требуют стихов, чтобы понять и оценить их. Пожалуйста, мы готовы сейчас вам читать стихи. А вы можете их оценить. Я напомню номер SMS +7 985 970-45-45. А можно я прочту одно стихотворение? Уж очень оно мне нравится. Это стихотворение Игоря Иртеньева, которое посвящено вступлению в президентскую должность Владимира Путина. Случилось это, напомню, 26 марта 2001 года. Это, вот, так же, как пишут многие из вас, когда берется конкретная новость, конкретная дата и для нее пишется стихотворный комментарий. Стихотворение называется «Альфа-полковник». «День тот давний нам забыть едва ли. Был он ясным, но не в этом суть. Президента мы в тот день избрали, и тем самым выбрали свой путь. Молодой, спортивный, сероглазый, с экстерьером альфа-кобеля. Мы в него влюбились прямо сразу, увидав лишь мельком, издаля. И буквально в тот же миг до дрожи обуял нас всех любовный пыл. До чего же был хорош он, боже! До чего же сексапилен был. Как нам милым было не гордиться, был избранник хваток и удал. То взасос он целовал тигрицу, то моржа через бедро кидал. С голым торсом в образе ковбоя гарцевал на розовом коне. Было в этом нечто голубое, но притом брутальное вполне. Хоть я Фрейда не большой поклонник, хоть по мне либидо лабуда, но признаюсь, что герой-полковник всех нас разом поимел тогда. И до сей поры еще имеет, и вовек его нам не забыть – ведь, никто на свете не умеет крепче нас полковников любить». Ну скажите, классное стихотворение, ну? Опубликованное, между прочим.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Настоящий полковник, да?

К.ЛАРИНА: Да. (все смеются)

А.ОРЛОВ: Это, наверное, к Викиликсу, судя по альфа-догу, привязано. Что там по дате?

К.ЛАРИНА: 26 марта этого года, то есть совсем недавно.

А.ОРЛОВ: Ну да, это к Викиликсу.

К.ЛАРИНА: А как у вас возникает вдохновение? Что дает вдохновение?

А.ОРЛОВ: Ну, вы знаете, когда меня кто-то спросил «А что делать, чтобы такие как ты и Емелин, Быков не писали?», я говорю: «Не давайте нам новостей, таких, на которые можно так реагировать». Это давний случай, в то время мой дружок Андрюша Васильев руководил программой «Время», и как-то раз ему позвонили из Кремля, говорят: «Что ты там допускаешь? У тебя Ельцин спотыкается». Он говорит: «Нет. Я показываю. Это он у вас спотыкается».

К.ЛАРИНА: (смеется)

А.ОРЛОВ: И, вот, я вспоминаю, это был, по-моему, 2005 год, новость реальная. Я просыпаюсь дома похмельный и вижу, что не только у меня проблемы с речью. Потому что в телевизоре сидит дикторша и не может – у нее сводит губы от сдавленного смеха и она не может читать, у нее бумаги падают из рук. Новость, которую она в результате прочитала (я отвечаю за каждое слово, можете проверять по интернету) следующая: «Сегодня премьер-министр Российской Федерации Михаил Фрадков отменил свой официальный визит в Аргентину по причине того, что был искусан на даче кошкой, которая подозревается в бешенстве, и сейчас находится на принудительном обследовании в больнице ФСО».

К.ЛАРИНА: (смеется) «Принудительном».

А.ОРЛОВ: Согласование мне не позволило понять, кто из двоих находится. Я себе представил сначала премьер-министра ядерной державы на принудительном обследовании, там, задумался о ядерности. Потом я себе представил кошку на добровольном – у меня тоже не получилось. Потом в 2 часа это сняли с ленты, в 3 часа там сняли, по-моему, пресс-секретаря Фрадковского. Но новость-то, что называется, осадочек остался. И стих был такой: «Не Каплан предательский выстрел, не обрез кулацкий в окошко с ног свалили премьер-министра – на Фрадкова напала кошка. Нет, не банда «Черная кошка» из кино, где играл Высоцкий, а котенок соседский Гошка искусал премьера по-скотски. Серый кот дворовой породы, ушки, нос, ошейник от блошек оказался чисто уродом, прям, Басаев, блин, среди кошек. На прогулку после работы М.Фрадков как обычно вышел, вдруг в траве промяукал кто-то: «Все, пипец тебе, дядя Миша». Подкосились ноги охраны, хоть они далеко не трусы. В общем, три кровавые раны и 4 рваных укуса. Оцепили Рублевку сразу, чтоб живым не ушел, скотина, а Фрадкову-то, вот зараза, в пять утра лететь в Аргентину. Взяли Гошку, к утру сознался, что зовут его ибн-Ака, нагло лапкою умывался и еще просил молока. После сдал двух дятлов в Завидово, двух энцефалитных жучков и под пыткой заговор выдал пары путинских хомячков. В общем, как обычно бывает, ФСБ сработала ладно. Ведь, они всегда раскрывают, если что задумали, гадины. А Фрадков – геройский детина, по палате бешенно мечется. Ты не плачь по нем, Аргентина – он приедет, когда подлечится».

К.ЛАРИНА: Браво!

А.ОРЛОВ: Вот, написано было день в день. Вот, ну, новость. Ну, не давайте таких новостей. Хирург забыл 15 инструментов в полости у женщины. Да, я написал про хирурга Иванова. Путин сказал в пресс-конференции, что «я гостил на даче у Берлускони, мы с Сильвио подружились, а наши дети вообще стали очень близки». Ну, то есть я написал стих. Это моя реакция. Поэтому...

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Вот, Андрей, у меня такой, неожиданный вопрос. А как ты думаешь? Вот, у одного моего приятеля была замечательная шутка. Когда что-нибудь такое скажешь, он обычно отвечает: «Думаешь, пошутил?» И все время говорит, что, в принципе, в общем, довольно опасно шутить, потому что шутки тоже сбываются. Это я к тому, что, что здесь первично, а что здесь вторично? Ироничная поэзия – она оказывает влияние на действительность?

А.ОРЛОВ: Ну, я думаю, да. Я думаю, в общем, да. Ну, начнем с того, что следующее такое же событие уже оценивается несколько по-другому. Ну, я думаю, что многие персонажи, там, что-то себе пересматривают. Потому что я был бы и рад, когда на меня пишут пародии или стихи, где я вижу свои там пробелы или еще что-то там. Я точно реагирую на ироническую поэзию о себе, в которой я присутствую тоже как фигурант.

К.ЛАРИНА: У нас сегодня это разрешено к публикациям? Или только в интернете?

А.ОРЛОВ: Нет, этот стих опубликован в книге. У меня есть книга «Стихи и рингтоны», которой еще какой-то там тираж допечатался и продается, и там стихи. Все и про надувную Ксению Собчак. Там меня пытались... Из книжного магазина «Москва» меня такая, внутренняя цензура, когда мне директор сказала, что «мы не можем, потому что там в одном стихотворении не так названо лицо Лужкова, и все это... А у нас мэрия там чуть ли не напротив». Но я показал другую книгу, в которой это уже было опубликовано. Нет, у меня в начале прямо список фигурантов, их около там 400 человек. В общем-то, многие дают повод для либо улыбки, либо жесточайшего раздражения.

К.ЛАРИНА: А у вас, Всеволод, в книжках выходили эти стихи?

А.ОРЛОВ: Выходили, допечатывали. Я когда был в «Крокодиле», мы печатали много.

В.ЕМЕЛИН: Ну, надо сказать, что, на самом деле, в вышедшей книжке мой текст гораздо меньший производит... Если тот же текст вышел бы себе в книжке, и никто бы его не заметил. Тут мы еще, говоря о так называемом буме так называемой иронической поэзии, мы должны еще сказать, что это совпало с развитием интернета. То есть люди, которым понравился вот этот вот текст...

К.ЛАРИНА: Они это множат, да?

В.ЕМЕЛИН: Они множатся в геометрической прогрессии, да. Это захватывает гигантским образом огромное количество, надо сказать, людей. И это настолько непривычно оказалось за последнее десятилетие, что, грубо говоря, стихи кто-то читает кроме самих поэтов, вот, настоящих поэтов, которые вот... Ну, люди знают настоящих поэтов, которые... Их же, ведь, прости господи, читают только другие, настоящие поэты и настоящие критики, вручают им премии и, в общем, всяческие...

К.ЛАРИНА: А, кстати, у вас премии есть?

В.ЕМЕЛИН: Есть у меня премии.

К.ЛАРИНА: А у вас?

А.ОРЛОВ: За поэзию – нет, но чего-то не больно-то и хотелось, честно говоря. Когда я смотрю иногда круг, я себя в этом смысле, ну, так, вынужден себя называть, потому что зарабатываю себе в том числе и на жизнь этим. Поэтому я себя, когда, вот, была дискуссия по Славиному поводу, я сказал, что «и хватит вам меня гнобить, с процессом, с моралью я не шибко связан. Поэтому я могу не быть, и гражданином не обязан». То есть я легко могу не быть поэтом, я, например, табуретки люблю делать, ну, или, там, стены раскрашивать.

К.ЛАРИНА: А, вот, Владислав Юрьевич Сурков не приглашал вас на встречу? Собрать иронических поэтов.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Я помню, у него публиковалось.

А.ОРЛОВ: Сурков – вполне себе... (говорят одновременно)

К.ЛАРИНА: Да, это мы знаем. Просто поставить, как бы, перевести в мирное русло вашу энергию и поставить ее на службу отечеству и государству.

А.ОРЛОВ: Да хрен им, а не нашу энергию, называется, на такую службу.

К.ЛАРИНА: Нет? Потому что я не вижу с той стороны, со стороны Кремля иронических поэтов. Это было бы интересно.

А.ОРЛОВ: Со стороны Кремля иронических поэтов – на такого всегда найдется другой поэт. Дело в том, что по заказу можно написать стихи. Посмотрите, что случилось с тем же Мистером Паркером и его блогом после того, как он, в общем-то... Я не считаю это коллаборационизмом – любой может работать с правительством, с легитимным правительством может работать любой человек, если это входит в его какие-то установки. Но, во-первых, ну что значит «не позвали»? Это как рок-музыкантов? Что там, ручку тянуть и говорить, как тебя зовут, предположим, человеку...

К.ЛАРИНА: Сделать предложение, от которого вы не можете отказаться.

А.ОРЛОВ: ...у которого не хватает мозгов, чтобы запомнить там Юрия Шевчука, например. Ну, то есть это для меня было бы унизительно. И, ведь, есть же... Знаете, был такой анекдот театральный, когда сидят в гримерке 2 актера старых, трагик и комик, а далеко где-то звон бокалов, там все происходит. И трагик говорит ему: «Ну, вот, смотри, 75 лет театра, а меня не позвали – забыли». А комик говорит: «А меня не позвали – помнят». (все смеются)

К.ЛАРИНА: А вот еще вопрос, ребят. А, ведь, сегодня как таковой официальной поэзии-то не существует.

А.ОРЛОВ: Существует, все существует.

К.ЛАРИНА: Как? Где она? Назовите мне, поэты есть у нас?

А.ОРЛОВ: Ну, не государственные. Как государственные, официально не существуют.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Где современные Михалковы?

В.ЕМЕЛИН: Нет, ну есть Андрей... Вручают Государственные премии и ордена Андрею Дементьеву там, Ларисе Рубальской.

К.ЛАРИНА: Ну, это все старшее поколение, советское.

В.ЕМЕЛИН: Резнику.

А.ОРЛОВ: А мы какое поколение? Что, Путинское, что ли? Советское. Я в Союзе журналистов с 1978 года.

В.ЕМЕЛИН: Ну, я-то как человек обиженный...

К.ЛАРИНА: Нет, вы обратили внимание, что нет официальных поэтов? Придворных поэтов, которые писали бы на первой полосе газеты «Известия».

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Ксения, даже гимн у нас никто не смог сочинить.

А.ОРЛОВ: Откройте любой журнал, там, «Новый мир». На том же месте, где должна быть поэзия, вот, тоже есть всегда поэзия. Другое дело, этот цех немного странный. Это все равно что, знаете как, раньше в Доме литераторов зайдешь рюмку выпить в склеп, в бар, и сидят люди – да, все они поэты, все они члены Союза по секции «Поэзия». Ни одного стиха никто никогда не знал. То есть официальных поэтов было столько же, сколько, там, примерно сейчас.

К.ЛАРИНА: Сейчас нету.

В.ЕМЕЛИН: Ну, они просто, другая инстанция признает поэта официальным. Другая инстанция признает сейчас поэта официальным.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Нет, я думаю, что дело вот еще в чем. Потому что не вполне понятно, каким образом выражать этот официоз – он же никак не сформулирован.

К.ЛАРИНА: Вот подождите. То же самое. Берем новости и пишем стихотворение про Ливию или про Путина. Почему никто не пишет? Почему нет сегодня Евгения Александровича Евтушенко в том виде, в котором он был в советское время, когда он отзывался гражданской строкой на каждое событие?

В.ЕМЕЛИН: Так просто время ушло, изменилось. Телевизоры есть. Долгое время было полностью государственным телевидение.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Евгений Евтушенко был такой, полуразрешенный, Ксения.

В.ЕМЕЛИН: Да. Там как раз был, скорее, Сурковский проект при отсутствии Суркова.

А.ОРЛОВ: Скорее, Вознесенский там писал больше-то про школу Ленина. Ну, верили искренне. Мой папа тоже верил искренне в происходящее.

К.ЛАРИНА: Когда Борис Ефимов, по-моему, да, Борис Ефимов, известный карикатурист, художник был как-то у нас в гостях, уже ему было лет, наверное, 100 к этому времени и мы ему задали вопрос: «А почему вы сейчас не рисуете карикатуры на актуальные темы политические?» А он мне отвечает: «А пусть мне скажут, как к этому относиться».

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Вот, правильно. Я говорю, нет выраженной идеологии.

К.ЛАРИНА: Да.

А.ОРЛОВ: Это все было спродюсировано. То есть я вам могу сказать, что давалась тема карикатуры и тема стиха. Как делается в журнале политическая карикатура? Израильская военщина там, Африка, срывающая с себя цепи, там итальянский сапог, который жмет НАТО, и все эти стандартные темы. Заказа нет. Ну, я не знаю, мало ли.

В.ЕМЕЛИН: Но сейчас еще, ведь, нет и официальной даже прозы, на самом деле. Решили, что влияние литературы вообще настолько ничтожно, что ну и...

А.ОРЛОВ: Если слушает сейчас кто-то в Кремле или, там, Сурков, или еще кто угодно...

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Здесь главное – как новость повернуть. Я, вот, в преддверии Дня космонавтики четверостишие известное Сергея Михалкова вспоминаю. Когда запустили очередных собачек, не рассчитали орбиту и ракета, разумеется, вышла на орбиту Солнца, назад на Землю не вернулась и так до сих пор и вертится, видимо, до сих пор. Михалков откликнулся гениальным абсолютно четверостишием: «Запустили мы ракету, а ракета та превратилася в планету, спутник Солнца. Красота!»

К.ЛАРИНА: (смеется) Надо отпускать Андрея.

А.ОРЛОВ: Меня отпускать, потому что я...

К.ЛАРИНА: Давай прочтем это стихотворение любимое, из последнего.

А.ОРЛОВ: Нет, на тему востребованности вы требуйте, предлагайте оклад, а потом не пугайтесь, что получите не совсем то, что требуете. Люди творческие типа. Стихотворение такое, называется «Наеболее честный стих».

К.ЛАРИНА: А откуда оно взялось, кстати? Из чего? Из чего выросло?

А.ОРЛОВ: Да я даже не знаю. Иногда даже из одного сора. Когда б вы знали, из какого сора вообще словесного. «Сегодня честно, смело и без боли я хочу слова о родине сказать. Ведь, мне страна Россия наеболее мила и наеболее как мать. Но не могу смотреть спокойно больше я на то, что проживаем мы в говне. И это несмотря на наебольшее внимание правительства ко мне. Гляжу на бездну нищеты и голи я, и думаю: а где принятье мер? Ведь, вместе с президентом наеболее о будущем радеет сам премьер. Ничтожная букашка разве что ли я? И удаленность власти – это бред. С тех пор как де Медведев наеболее из всех девайсов полюбил iPad. Теперь его, ну, как соседа Колю я могу френдить, включить в общенья круг и президент мне станет наеболее внимательный к моим проблемам друг. Да, соберу остатки силы воли я, была, как говорится, не была. И расскажу ему про наеболее изрядно наболевшие дела. Коррупция, разгульные застолья окончены, притихли подлецы, ведь с ними в бой шагают наеболее отважные с коррупцией бойцы. Работа власти – это не фигулина, нас с целью бабок прекратить отток Минэкономразвила Наибуллина. Простите, опечатался чуток. Пока свободен, ну, пока на воли я, скажу как наеболее суды честны, принципиальны наеболее, и в их решеньях нету ерунды! Хочу казать теперь об алкоголе я: в России пить не любят ни хрена, и мы теперь в Европе наеболее непьющая и трезвая страна. Живу не в Занзибаре и не в Польше я, и им на зависть правду вам скажу: у нас – свобода слова наебольшая, и тут я вам ни капли не совру. Наш Кремль намного выше Капитолия, и Белый дом – поболе, чем у их, и жить мы скоро будем наеболее зажиточней и лучше всех других. Для этого нам не хватает малого: себя не «наеболее» любя, остановить все это обманулово и перестать надуривать себя». (все смеются)

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Выкрутился!

К.ЛАРИНА: Выкрутился.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Выкрутился, подлец. (смеется)

К.ЛАРИНА: Я, кстати... Андрюш, мы отпускаем тебя.

А.ОРЛОВ: Я бегу.

К.ЛАРИНА: Давай. До свидания.

А.ОРЛОВ: Нет, сидя рядом с Емелиным как-то пытался я аккуратней.

К.ЛАРИНА: Спасибо. Спасибо, дорогой. Это Андрей Орлов, Орлуша – читайте его стихи в интернете и будем по радио передавать их иногда. Я, кстати, про стихотворение Емелина теперь скажу. Это было в четверг, как сейчас помню, в 22 часа 50 минут. Я вслух, заменяя, правда, некоторые слова, прочитала стихотворение, посвященное смерти Живого Журнала, Всеволода Емелина.

В.ЕМЕЛИН: Я вам очень благодарен.

К.ЛАРИНА: Блестящее стихотворение. Ну, я не знаю, Сев, что вы сейчас можете прочесть?

В.ЕМЕЛИН: Ну, а что у вас есть? (все смеются)

К.ЛАРИНА: Из вашего?

В.ЕМЕЛИН: Из моего.

К.ЛАРИНА: Так. Что у нас есть из Емелина? Ну, вот, новости есть, «Камень» есть. Есть новости – я бы могла попросить вас новости прочесть.

В.ЕМЕЛИН: Давайте новости попробую прочесть. Только я выборочно, пожалуй.

К.ЛАРИНА: Первое.

В.ЕМЕЛИН: Второе я.

К.ЛАРИНА: Ну, я про... первая строфа вы имеете в виду?

В.ЕМЕЛИН: Вторую строфу.

К.ЛАРИНА: Ну, давайте, как хотите.

В.ЕМЕЛИН: Ну, чисто новости недели, поскольку мы говорили о новостных стихах. «Вот такие дела, весеннее небо в тучах, а в Москве умерла актриса Людмила Гурченко. В Ливии, охваченной миротворческим угаром, разбомбили колонну союзных инсургентов, а в Ингушетии ликвидировали Доку Умарова как минимум на 75 процентов. Зато остальные 25 процентов Доку Умарова привезли в столицу на генетическую экспертизу, мы существуем в чем-то вроде кошмара, и все к этому привыкли сверху и снизу. В Ливии, чтоб демократию установить, свергнуть диктатора-кровопийцу, надо плохих ливийцев убить, оставить только хороших ливийцев. Вот, настала весна, прилетели грачи, грача легко отличить от синицы. А ты попробуй в истребителе отличи хорошего ливийца от плохого ливийца. В это время элита вся мировая собралась на юбилей Горбачева М.С. Это у нас он что-то вроде Мамая, а у них олицетворяет гуманизацию и прогресс. Широкому юбилею места было мало, воздымать бокалы устала рука. Хорошо хоть обошлось без скандала, потому что не позвали Юру Шевчука. Впрочем, элите Евросоюза скоро станет не до юбилеев генсекретарей: сначала у них отберут Лампедузу, потом Сицилию и так до самых полярных морей. А в России пока все лишь говорили о мирном переходе от социализма к капитализму, М.Прохоров ударил своим Ё-мобилем по бездорожью, разгильдяйству и бюрократизму. И я знаю теперь, что к могиле, отключив навсегда телефон, отвезут меня в черном как ночь Ё-мобиле, с голубым огоньком».

К.ЛАРИНА: Вот, пожалуйста, просто итоговая программа, да? Все новости за неделю. И без мата, обратите внимание.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Ну, если Ё-мобиль не считать.

К.ЛАРИНА: Да. (все смеются) Вот, по поводу жизнеспособности этих стихотворений – это хотела уже у Коли спросить – что остается? Можно как-то определить, что остается в истории?

Н.АЛЕКСАНДРОВ: А если что и остается от звуков лиры и трубы, то вечность жерлом пожрется и общей не уйдет судьбы.

К.ЛАРИНА: Ну что, даже, вот, некоторые вещи, которые ты считаешь уже достаточно, там не знаю, 5, 7 лет, 10, стихотворения, ты начинаешь вспоминать какие-то приметы, и тебе нужны обязательно сноски, что в ту пору он занимал должность такую-то. Понимаешь, вот такие вот вещи,

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Я просто думаю, Ксения, что для литературы вообще нужна некая временная дистанция. Ведь, как-то постепенно приходит в сознание, даже теперь уже говоря о хрестоматийных текстах, что, вот, этот текст классический. Я еще помню то время, когда, я не знаю, Венедикт Ерофеев воспринимался, ну вот, наряду с этим замечательным фельетонным творчеством. В другом, разумеется, ключе, но, тем не менее, да? Прошло какое-то время, и сегодня можно сказать о Венедикте Ерофееве – безусловно, классик.

К.ЛАРИНА: Классик, да.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Он просто уже, вот, укоренился. Я думаю, что и с целым рядом таких шуточных стихотворений может произойти такая же метаморфоза.

В.ЕМЕЛИН: И не шуточных. Ну, не признаю я. Я не сатирик, не юморист, не шутник.

К.ЛАРИНА: А что это? Это актуальная поэзия?

В.ЕМЕЛИН: Это, ну, я бы не знаю, на слово... Я-то еще не придумал. Я еще раз говорю, это не поэзия, как бы сказать, автора, ну, объекта и субъекта. Это поэзия горячей точки, короче говоря.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Ну да, я понимаю. Да. Здесь самая горячая точка насколько будет актуальна, столько она и продержится.

В.ЕМЕЛИН: Да.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Но я имею в виду даже фельетонное высказывание, что фельетонное высказывание тоже вполне может укорениться в числе классических текстов. И здесь зависит, кстати говоря, не столько от повода очень часто, а как всегда, на самом деле, бывает в поэзии, это зависит от точности высказывания поэтического, от того, что, собственно, за ним скрывается, что оно несет. И если такой поэтический образ или такая поэтическая формулировка входит в сознание, то она, конечно, имеет шансы остаться на достаточно долгое время в памяти уже, в общем. То есть это уже зависит от качества текста, а не от темы. И не от пафоса, не от того, как он пишется.

К.ЛАРИНА: Мне кажется, что сегодня очень благоприятное время для такого жанра поэтического, какой мы сегодня пытались вам представлять. Хотя, можно по-разному его называть. Вот, Емелин отказывается от иронической поэзии, да?

В.ЕМЕЛИН: Ну да. Фельетонной. В конце концов, фельетонной – я не спорю.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Да, фельетонная – замечательно. Но историю Государства Российского – ну что? Ну, как еще назвать это глобальное произведение, оставшееся, в общем, на века?

К.ЛАРИНА: И эта поэзия сегодня очень правильно воспринимается, она очень востребована. Потому что даже те люди, которые никогда, в принципе, стихов не читали и считают это жанром, недостойным внимания, они сегодня подключаются исключительно как... Когда возникает как насмешка над сегодняшним абсурдом жизни. Вот, недаром говорил Андрей, да? Какие новости, такие, типа, и стихи. И даже события, на которые вы еще не откликнулись, но я так понимаю, что обязательно откликнитесь – то, что премию, государственную по сути, «Инновация» получила арт-группа «Война» за инсталляцию в Петербурге, известно какую и с каким названием. Это факт невероятный.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: Я бы еще сказал, что, на самом деле, это один из этапов существования поэзии. Ну, вспомним. Допустим, ведь, говорили о Некрасове, что он в каком-то смысле спасал российскую поэзию, когда связывал ее с репортажем. «Вчерашний день часу в шестом взошел я на Сенной» - это репортаж, да? Это совершенно другой жанр. И бывают просто периоды в жизни...

В.ЕМЕЛИН: И если бы тогда были только Феты и Тютчевы, еще не факт, что она выжила бы, что был бы Серебряный век.

Н.АЛЕКСАНДРОВ: То есть иными словами, это еще и способ существования самой поэзии.

К.ЛАРИНА: Лишь бы только не судили бы за поэзию. Пусть судят читатели, а не прокуратура. (смеется) На этом мы заканчиваем сегодняшнюю программу. Еще раз напомню, что сегодня у нас в гостях поэты Всеволод Емелин и Андрей Орлов, программу провели Ксения Ларина и Николай Александров. Коля, большое тебе спасибо.