Российский кинематограф в мировой табели о рангах - Даниил Дондурей - Культурный шок - 2009-06-06
С. БУНТМАН: Мы начинаем «Культурный шок». У микрофона Сергей Бунтман. Ксения Ларина в отпуске. Из отпуска выйдет и будет вести эфир. У нас в гостях главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей.
Д. ДОНДУРЕЙ: Добрый день.
С. БУНТМАН: Сразу вопрос, чтобы об этом больше не говорить. Вопрос об этой истории, которая развернулась вокруг помещения «Искусство кино», вокруг письма под подписью Михалкова. Вы там или вы первого уехали?
Д. ДОНДУРЕЙ: Нет, нет, мы никуда не уехали, наоборот, сейчас, я надеюсь, будут продолжены какие-то переговоры, связанные с тем, как выразились новые руководители административной части Союза, чтобы мы нашли компромисс, который устраивает всех. Чем он закончится я, правда, ещё не знаю, предложения были не сделаны, но я надеюсь, что журнал наш сохранится и никто не будет его… хотя, конечно, тяжёлая ситуация. И страхи наши все оправданы, естественны.
С. БУНТМАН: На самом деле проблема больше, чем такая важная вещь, как помещение журнала. И может быть, даже чем сам журнал. Журнал – это отражение проблемы, это необходимый градусник для проблем. Но проблемы есть очень большие. То, о чём мы сегодня будем говорить, оно впрямую относится к существующим проблемам. Даже эти проблемы больше, чем кино, естественно.
Д. ДОНДУРЕЙ: Я согласен.
С. БУНТМАН: И когда в заявленной теме, что российский кинематограф в мировой табель о рангах, здесь идёт речь не столько о рейтингах, это тоже отражение всего. Что такое кино сейчас в России и других странах, что такое фестивали и их отражение в дальнейшей судьбе кино, в прокате, в том, чтобы люди смотрели, что люди где смотрят, как это происходит. Масса ругани и стрел в адрес американского кинематографа. Но здесь тоже это не совсем то. Существует объективная реальность с доступностью и популярностью тех или иных фильмов. Что этому можно не противопоставить, а что можно предложить российскому кинематографу.
Я не буду всё это здесь излагать, Даниил Дондурей здесь для того в студии и выступает. Где главные проблемы, в чём они?
Д. ДОНДУРЕЙ: Мне кажется, может быть сначала несколько более в общем плане. Мне кажется, есть одна проблема, которая касается всех сфер нашей жизни, абсолютно всех сфер нашей жизни. И которая, как ни странно, мне кажется, до сих пор совсем не обсуждается обществом. Это проблема мировоззренческого перепутья, в котором находится сегодня наша страна. Мне кажется, что сейчас, особенно в последний год, есть три модели развития России. И они очень чётко просматриваются. Первая связана с такой охранительной моделью, т.е. вот такой исторической в каком-то смысле.
Сохранение российского образа жизни, мышления, экономики по-русски, рынка по-русски, отношений.
С. БУНТМАН: Это же не сохранение чего-то реального, что есть. А это сохранение какого-то образа, который тоже достаточно умозрительный.
Д. ДОНДУРЕЙ: Вы знаете, но это ведь очень серьёзная проблема. Когда у нас 51% населения положительно относится к коррупции, когда 44% предпринимателей считают, допускают, особенно в условиях кризиса, коррупция помогает им, а 25% напрямую в этом заинтересованы, большинство населения. То какие бы вы законы не принимали, что бы ни говорили, миллиарды слов каждый день, это бессмысленно. Или народ отторгает, система отторгает, это не воспроизводится или воспроизводится. Первая модель, там много в ней всего. И понятие патриотизма, и войн, и границ, и крови, и чего только… Наше – значит лучшее, отсутствие и нежелание конкуренции. Всё это мы знаем. Это первое, очень мощное и очень важное.
С. БУНТМАН: И выигрывающее пока сейчас.
Д. ДОНДУРЕЙ: Нет, она соревнуется, она сейчас пробует силы. Она ещё соревнуется. И две модернизационные. Два типа модернизационные. Одна – главенствующая модернизационная, связанная с тем, что это модель технократическая, связанная с тем, что нужно инновационное общество, мы должны слезть с этой иглы, мы должны серьёзно заниматься ресурсами. И всё-таки, финансовые правильные отношения, рыночные отношения, экономические, образовательные, здоровье и т.д. Вот такая модель, которой и занимаются все лучшие сыны человечества, они все сюда приходят и рассказывают. В рамках этой модели нет только одного. Там нет того, что меня поразило в программе антикризисной правительства.
Меня там поразила одна вещь. Там 133 предложения, её готовило 40 ведомств несколько месяцев. Она полностью опубликована в «Российской газете», её можно посмотреть. Там нет только четырёх слов. Всё есть, очень многое, про сельское хозяйство, про помощь, банки, кредиты, пенсионеров, молодожёнов, про всё там есть. Там нет слова «культура», там нет слова «СМИ», включая телевидение, нет слова «мораль» и там нет, самое главное теперь – человека, как живого существа, у которого есть такие мелочи – что он думает, что он кому-то доверяет, а кому-то нет. Что он может бояться.
С. БУНТМАН: Хотя слово «доверие» было внутри кризиса.
Д. ДОНДУРЕЙ: Безусловно. Это гигантский кризис доверия. Он может на что-то надеяться, он может противостоять или чувствовать ощущение спокойствия, свободы, инициативы. Это всё культура. Там ничего нет. Главная драма этой модели ныне действующей, что экономика страны, со всеми словами от «либеральная» до «интеллектуальная», никак не связывается с развитием человека. Люди, в том числе и приходящие к вам во все программы, не говорят о том, что будущая конкуренция в середине века – это за развитого человека. Основной капитал, основное противостояние. Это качество личности. Больше ничего. И третья модель, в которой я пока проигрываю по всем статьям.
Где культура не рассматривается, как развлечение. Это в модернизационной культура исключительно развлечение. Она там стоит. Оно за пределами жизни. Люди поработали где-то, в семье побыли, женились, родили государству детей. И где-то, в какое-то время там, отдельно, они чего-то там развлекаются. Вот в этой модели. Поэтому первое, что стали сокращать – это затраты на культуру. Господин Саркози на 40% увеличил, а у нас это Министерство, в которое 25% сразу секвестр. А если правительство сделало это, то каждый губернатор, мэр, поселковый первое, что он режет. Это потрясающий новый, циничный… Мы всё делаем для стариков.
Мы не занимаемся развитием личности, всё для стариков. И здесь, в этой ныне распространённой, там человек – предмет социальной опеки. Он инвалид. Он должен сидеть у телевизора и ждать, когда ему скажут, что ему завтра дадут, какие-то ещё несколько рублей ему разрешат. Кредиты не возвращать или молодёжи жениться, или пенсионерам что-то, там ни телевидения, нет этого рассказал, что человек сам что-то может. Что он может сам на что-то способен. Есть такое понятие, как инициатива, креативность, активность, желание что-то делать, верить в свои силы. Это на все сферы.
Главный вывод, и перейду к кино. Это связано с тем, что не происходит адекватной способности людей отвечать на вызовы времени. Они становятся мировоззренческими инвалидами. Ведь последнее, о чём у нас говорят все – это образование. Но, ребята, скажу страшную вещь! Образование – всего лишь технология для культуры. Это просто знания или умение их добывать, навыки для картин в сознании людей, для ценностей, мифов, сказок, представлений, веры, надежды, отсутствие страхов, наличие страхов. Для всего этого. Вот этого ничего нет.
Результат – люди отстают на 30-40 лет по восприятию жизни. Вот где. Не в нефти и не в том, что на Первом канале у Шевченко обсуждают, закупать нам технологии или нет. Ну, закупим мы технологии, в Африке тоже закупают технологии. А дальше что? Дальше этим надо уметь пользоваться, надо опережать. Для этого в головах 140 млн. должны быть другие картины мира. Приведу 3-4 примера для того, чтобы вы понимали. 57% - это на конец прошлого года данные, но уверен, что за полгода ничего не произошло. 57% хотели бы государственного контроля над ценами, 80% не уважают частную собственность, особенно крупную, 51% доброжелательно относятся к коррупции, считают, что без неё было бы хуже, она хоть что-то позволяет что-то делать.
58% не хотели бы жить с инородцами, иноверцами в одном квартале и, тем более, в одном доме, и за два года практически полностью восстановлен культ личности Сталина. Это же вот где с таким типом сознания… кажется, что это там развлекаются, Сталин ведь действительно мега-звезда, и под него очень хорошо рекламное время, рейтинги, хорошо продавать колготки, лак для ногтей, автомобили. Кажется, что это где-то отдельно, лак отдельно, а то, что люди не хотят, ждут халявы – это отдельно. Так не бывает. Люди неадекватны, они сегодня живут в десятых годах по моделям семидесятых. Это невероятная драма. Это, конечно же, сказывается на кино. Эти три модели.
С. БУНТМАН: А может лихие 90-е так нас разочаровали во всём?
Д. ДОНДУРЕЙ: Вы знаете, лихие 90-е – это огромная идеологическая работа. На самом деле все прекрасно понимают, что в лихих 90-х потрясающая, практически бескровная революция колоссального значения. Вы же рассказываете, тоже вкладывая в копилку культа личности Сталина, «Именем Сталина», вы его как бы разоблачаете. Но всё равно Сталин, он демиург. Сейчас ведь новая концепция Сталина. Это не так, как раньше. Раньше был он великий, а потом, включая программу «Эхо Москвы» - он чудовище. Нет! Новейшие пиар-модели разнообразные. Он и чудовище, он и тиран, он и людоед, но он и войну выиграл, и в семье несчастлив, и Берия ещё хуже, чем Сталин. Это очень сложная работа, которая велась потрясающая в 90-е годы, они маркированы как трагедия.
Но ведь, скажу вам только две вещи. Мы не изменили тип страны с 90-х годов, все модели, и мы через 4-5 дней будем праздновать нашу Конституцию, 12 июня, у нас будет национальный праздник.
С. БУНТМАН: Только не Конституции.
Д. ДОНДУРЕЙ: День России. Но это же новая Россия. Мы не отменили все идеалы, у нас работают в экономическом блоке, мы же не вышли из мирового рынка, куда мы вошли в 1992 году.
С. БУНТМАН: Но в этом не признаются.
Д. ДОНДУРЕЙ: Это табуированные темы.
С. БУНТМАН: В этом не признаются.
Д. ДОНДУРЕЙ: Это табуированные темы, потому что они мировоззренческие, я про это и говорю. Всё то, о чём я начал говорить, это так серьёзно. Это как с телевидением. Скажу одну вещь, которую никто в стране не знает. Может быть, вы про это тоже не задумывались. Дело в том, что человек, кроме сна, в системе бодрствования существует 500 занятий. Те, которые измеряются, примерно 500 занятий, от трудовой деятельности, до семейной, еды, гулять, смотреть кино, вышивать, писать диссертации. Пятьсот занятий. Мне тоже всегда казалось, что самое главное – это труд. У нас 7 млн. работает, школьников тоже сколько-то учится.
Так вот, скажу такую вещь, которую никто не знает. Последние два года времени, которое население РФ проводит у телевидения на 5 млрд. человеко-часов больше, чем вся занятость населения нашей страны в народном хозяйстве, во всех его видах. То есть, мы телезрители – это основное после сна. И самое важное. Эта сфера абсолютно табуирована. Нет ни аналитиков, ни подходов, ни исследований, ничего.
С. БУНТМАН: То есть, мы чем-то там занимаемся, а там что-то происходит.
Д. ДОНДУРЕЙ: Это главное дело нашей жизни.
С. БУНТМАН: Мы продолжим через 5 минут. Даниил Дондурей. Задавайте вопросы по +7-985-970-45-45.
НОВОСТИ
С. БУНТМАН: Даниил Дондурей – главный редактор журнала «Искусство кино». «Культурный шок». В кратких перерывах между просмотром телевидения мы работаем и ещё 498 каких-то занятий по минутке мы им уделяем время. О чём это говорит и что здесь кино?
Д. ДОНДУРЕЙ: Кино здесь гигантская составляющая. Не надо забывать, что этот совершенно табуированный, непонятный, неизвестный космос телевидение, люди-то думают, что они смотрят сериалы, развлекаются, а на самом деле они программируются, они живут в этой виртуалке, люди давно живут в третьей реальности. Первая – эмпирическая, вторая – придуманная авторами, а третье – когда одно подменяет другое. Когда люди думают, что они живут в реальной действительности, а она придумана авторами и давно отредактирована, отрепетирована.
С. БУНТМАН: Матрица у Вас какая-то получается.
Д. ДОНДУРЕЙ: Я просто показываю, что это очень серьёзно. Вот в этом гигантском сложнейшем мире больше 50%, от 49 до 52 последние три года занимает кинопродукция. Это в телевизоре только. Это включая сериалы и ситкомы. Это фильмы, неигровые фильмы, анимация, сериалы и ситкомы – всё это вместе половина эфира. Мы ведём такой мониторинг по 10 основным каналам, которые показывают кино. Мы, естественно, связаны с кино, это все основные сетевые, федеральные и прочие каналы. И так половина времени. Это многие тысячи часов в год.
И поэтому, естественно, киноиндустрия – это не только кинотеатры, хотя кинематографисты всегда об этом говорят, что у нас есть трудности сегодня, меньше идёт инвестиций. И все в нашей стране, это меня ужасно интересует, почему люди никогда не хотят знать механизмов. Откуда берутся деньги, куда они идут, по каким принципам распределяются. То есть, люди не хотят…
С. БУНТМАН: Какие люди?
Д. ДОНДУРЕЙ: Люди – общество. И профессионалы в том числе. Им кажется, что когда в экономике нам нужно всё знать досконально, или в политических действиях. Вот что-то сделал президент Башкирии, сейчас он получит по шапке. Или что-то сделал Дерипаска, и он получил по шапке.
С. БУНТМАН: А люди получили деньги.
Д. ДОНДУРЕЙ: Да. А это на самом деле достаточно специально, сложно построенные механизмы жизни, экономики, отношений, профессий. Почему бы не узнать, например, тем же кинематографистам. Они что сейчас говорят все? О том, что сейчас меньше денег, всё падает, всё стало хуже, в Америке возник кризис, он пришёл сюда. А что было до кризиса? А в какой вы кинореальности жили? Вы думали, что из-за того, что у вас больше фильмов, у вас был бум? Бума не было.
С. БУНТМАН: Ну как это бума не было? Всё больше и больше смотрели российское кино люди.
Д. ДОНДУРЕЙ: С точки зрения простой арифметики, он конечно был. Фильмов снималось больше, и возврат был больше. Дальше – более интересно. Скажите пожалуйста, но ведь чтобы вернуть деньги, это же экономика, кино – это не изобразительное искусство, которое зависит от 10 коллекционеров. Это массовое. Эти деньги где-то нужно было взять. Вы где их взяли? Мы их взяли у государства в основном, у рынка и у бизнесменов-чайников. Больше денег взять негде, потому что в мировой кинокооперации мы не участвуем.
Мы не снимаем совместные фильмы, наши фильмы не показывают в мире, когда мы говорим об этом «ужасном американском кино», то наши слушатели не знают, что американцы производят примерно 9-10% мирового производства, и все последние примерно лет 40, с конца 60-х годов, контролируют 65% мирового экрана, включая все абсолютно, может быть, кроме Кубы и КНДР.
С. БУНТМАН: Ну вот оно, засилье.
Д. ДОНДУРЕЙ: Вы понимаете, российские зрители не смотрят американское кино по принуждение премьер-министра страны. Им хочется смотреть. В российской индустрии не хватает фильмов, чтобы заполнить экраны, у нас 370 премьер в год. Если мы выпускаем 90 фильмов, значит у нас не хватает. Подождите, 90 – это много, это 2 фильма в неделю. Где они? Тут прихожу, допустим я, исследователь, и говорю: «Ну, вы знаете, у нас реально показывается, несмотря, что несколько сеансов получают все фильмы, но реально, больше 1 млн. долларов, это хотя бы две сотни тысяч билетов, это для такой страны просто ничто.
У нас всего 14 фильмов, а деньги возмещают всего 9. А половину всех средств, собранных русских кино, с этим вашим пресловутым бумом, говорят, что бум, мы больше собрали… А дальше оказывается, что из 220 млн. долларов, которые мы собрали в прошлом году, ровно половину собрали три фильма, за которыми стояли телеканалы – это «Ирония судьбы. Продолжение», это «Адмирал» и это «Самый лучший фильм». И в этом году будет всё то же самое. Только если телеканалы вкладывают безумные деньги, мы даже не знаем, какие, это всё тайна. В продвижении, и уговаривают, если ты любишь родину – пойди посмотри фильм «Адмирал», или что-то другое.
Ну, они мастера. Я всегда преклоняюсь перед Первым каналом. Они действительно выдающиеся промоутеры культуры, создатели. Содержание – это уже другой вопрос. Итак, три фильма. А остальные деньги, где, Зин? Где деньги? Пять-шесть фильмов художественных мы создаём, которые берут фестивали, побеждают. Они все будут новые в «Кинотавре», там фильмов 12, из которых фильмов 6 будут просто замечательных. А где остальные 60? Это никакое ни кино. Не нужное телевизору, зрителям, начальству и телеканалам. И западным фестивалям. Никому не нужное. Почему мы производим такое большое количество фильмов, если они не востребованы, если их прокатчики не берут? Ведём ли мы дискуссии с прокатчиками? Ведём ли мы специальную политику государственную?
Одна из новых драм, которых не было ещё несколько лет назад – это нет аудитории. У нас нельзя показать фильмы, которые получают призы в Каннах, Венеции, Берлине. Может быть, кроме одного-двух, фильм Ханеке «Белая лента», сейчас его привезут.
С. БУНТМАН: Сейчас его привезут. А дальше? Если даже привезти, масса народа, наберутся люди, наберутся.
Д. ДОНДУРЕЙ: Знаете, всё это непростая работа. Это Вам кажется, это Ваши товарищи придут на кино, это большие цифры. Когда я говорю 830 млн. сборов, из которых четверть, 220% на российское кино, должны придти миллионы людей, или миллионы билетов. Людей, может, меньше, но хотя бы молодые люди, которые каждую неделю ходят. Это много людей. Они не приходят, или приходят за развлечением. Я уже говорил, в технократической картине мира им говорят: «Ты пойди в кино, поразвлекайся, ты пойди, отдохни с поп-корном, ты чего!
И естественно, кинотеатры на это заточены, естественно, владельцы, инвесторы…
С. БУНТМАН: Но это во всём мире всё меньше и меньше.
Д. ДОНДУРЕЙ: Не совсем так.
С. БУНТМАН: Какой-нибудь французский кинотеатр, на левом берегу, там можно найти все эти фильмы.
Д. ДОНДУРЕЙ: Есть специальные программы государственные, очень много, четыре тысячи кинотеатров Европы, которые получают всевозможные льготы. Из общего рынка Совета Европы, и французское правительство, немецкое правительство. У нас нет даже системы качественных залов. Их всего на Москву из 230 залов 4-5. И они вынуждены снимать эти фильмы. Все эти призёры, фильм «Класс», золотой приз прошлого года, или фильм «Четыре месяца, три недели, два дня» - золотой приз 2007 года. Ну, они показали их 10-12 дней и сняли. До городов-миллионеров они не дошли, потому что они печатаются в двух копиях. В Питер привезли, в Москве. Ну, в пяти-семи копиях. У нас гигантская страна!
Или, например, проблема новых знаний, проблема смены поколений, проблема горячих ожиданий, проблема госзаказ вместо господдержки. Сейчас Совет при премьер-министре создан. Это всё острейшие темы. Они все связаны с тем, что наше кино будет развиваться, и мировые фестивали будут брать наши фильмы. Они на некоторые фестивали, например, Берлинский, в Каннский мы давно не попадаем в конкурс. Только в программу «Особый взгляд». Правда, в прошлом году фильм «Тюльпан» получил даже главный приз. Он сделан в очень верной модели. Абсолютно провалился в России. Фильм «Тюльпан», режиссёр из Санкт-Петербурга.
В Казахстане, на казахский сюжет снял фильм на французско-немецко-польско-русские деньги. Нормально. Так делается во всей Европе. И Европа такой фильм, весь мир узнал, люди стояли аплодировали. Его только в России не показывали.
С. БУНТМАН: Самое интересное, чего я не вижу в российском кино, я чего-то не знаю, я не вижу, может быть некое подобие большого кино с большими эффектами…
Д. ДОНДУРЕЙ: Оно есть.
С. БУНТМАН: Да, оно есть, это всё получается. Понятно, что лучше не сравнивать, конечно, тогда получается. Большой исторический фильм – это в основном пародия, как тот же «Тарас Бульба».
Д. ДОНДУРЕЙ: Но авторы так не скажут, они с Вами не согласятся.
С. БУНТМАН: Конечно, не согласятся. Но я всё больше убеждаюсь, что это сделано Ежи Хоффманом, только лучше, по-нашему и с нашими идеями. Получилась достаточно жалкая пародия на Ежи Хоффмана во всех отношениях, каких только можно сказать. Нет вот чего. Нет кино, которое могло быть, простите меня за сентиментальность, добрым, семейным, утверждающим какие-то, достаточно простые ценности. Этого нет. Кино про простую жизнь и про труд, извините меня за занудство.
Д. ДОНДУРЕЙ: Только в авторском кино появляется, но оно довольно сложное для восприятия, поэтому оно, естественно, имеет какие-то ограничения для проката.
С. БУНТМАН: Ну да, кино, которое мне надо было бы… даёт иногда достаточно простые выходы из моих не второй, не третьей, а из первой реальности моей. Это может быть проще, сложнее, нет кино…
Д. ДОНДУРЕЙ: У нас нет актуального кино. Это кино на те темы, которые занимают каждого человека сегодня. Ну, это простые темы. Почему что-то происходит в жизни то, что нам не нравится, или людям, или художникам. Темы, о которых болит душа у миллионов людей, у них же не болит душа по поводу, это действительно хорошо, что есть такие развлекательные, как «Любовь-морковь», или «Стиляги», это нормально абсолютно, но в истории остаются другие фильмы, воспроизводятся. Если вы понаблюдаете за телеканалами, я скажу одну вещь, они занимаются тем, чем они занимаются, пугают, развлекают, зарабатывают деньги в основном. И они совершенно нормальные в одной только ситуации – в ситуации трагедии. Либо когда умер любимый художник, актёр или режиссёр, либо когда теракт.
Тогда вдруг ты видишь, что они начинают показывать совершенно другие фильмы, говорят о другом, они потрясающе человечные, они колоссально креативные, они так, как будто бы они строят инновационное общество и верят своему президенту, и проводят в жизнь… И ты думаешь – оказывается умеют это всё делать! Какие же они у нас талантливые! И вдруг через 2-3 дня, когда всё завершается, они возвращаются.
Вы заметили, что нет ни одного фильма на политические темы? Америка забита этими фильмами, там практически процентов 25. И поэтому они так любят свою страну. Не потому что выиграли войну, сегодня новые модели, мир переходит в ситуацию, где насилие становится развлекательным блюдом. Это очень сложная концептуальная тема, я в неё сейчас не пойду. Но проблемы, связанные с войной, они переходят в другой патриотизм в мирное время, в мирных отношениях. Это не квази-спорт, где превращённые войны, как вы понимаете, и не только фильмы бесконечные о войне. Люди не умеют жить в мирное время сегодня.
Как вести себя с начальником? О чём можно говорить, о чём нельзя. Как любить или критиковать какие-то точки зрения в стране? Можно ли высказывать другие, в каких формах, можно ли организовываться в какие-то гражданские, например, за выселение шумных людей с 4 этажа, или за стоянку машины.
С. БУНТМАН: Заведомо скучно получается.
Д. ДОНДУРЕЙ: Это как делать. Вот фильм про Брокович потрясающий с Джулией Робертс на эту тему, когда домохозяйка разгромила национальную корпорацию. Не видели этот фильм?
С. БУНТМАН: Видел, конечно.
Д. ДОНДУРЕЙ: Изумительный! Это как придумать. Сценаристы, деньги, усилия.
С. БУНТМАН: Но у нас же нет опрокинутых в историю. Получается как с незабвенным тов. Сталиным. Получается или распадение действительности и от повторения, и от нагнетания. Нет взгляда, достаточно не то что трезвого, трезвый взгляд – это не то, что он нам выиграл войну, хотя и поубивал массу народа. Это не трезвый взгляд. Взгляд в нас в том времени. Мы можем сколько угодно говорить и о репрессиях, и о современной милиции можем говорить, но если мы современную милицию видим или от какого-то достаточно бронебойного сериала до полной грязи и чернухи. В середине нет ничего. Мы не можем себе представить картину, как есть, ни в каких областях, как у Клина Иствуда есть. Что будь его два военных фильма, например, «Флаги наших отцов», и тут же идёт с другой стороны «Письма с Иводзимы».
Д. ДОНДУРЕЙ: Безусловно.
С. БУНТМАН: Мы не можем себе представить подмену даже.
Д. ДОНДУРЕЙ: Да, Вы знаете, даже этот телевизионный фильм про Ржев, сколько он вызвал сразу… Как можно рассказывать, что у нас были трудности подо Ржевом, что были пленные, был ад, как-то это… Почему это не хорошо? На этом весь мир и учит патриотизму и любви к родине.
С. БУНТМАН: Причём, всякую муть можно рассказывать. Я тут видел два документальных фильма, один немецкий фильм про Гимлера был, один российский фильм, кусочек я видел. Главная идея немецкого фильма про Гимлера – это жёсткий, абсолютно неперсональный рассказ, волосы дыбом встают, что за человек. Но во всей своей полноте, с этими идеями новой расы, с детдомами для бывших славянских детей. Со своими попытками помириться с союзниками. Главная идея российского фильма была – как западные державы пытались спасти Гимлера, и наверное, спасли. Он на самом деле выжил, и служил проклятым американцам против Советского Союза. Вот система бредятины. Это можно. А «Ржев» нет.
Д. ДОНДУРЕЙ: Даже «Ржев», ладно, может быть не понятным, может быть мы не готовы, может быть будущая комиссия по интерпретации истории разберётся, как надо, а как не надо. Но я не про это. Я про то, как завтра предпринимателю, т.н. малому, ему как вести себя, когда просят отката? Ему что делать? Ему пойти в полиц… милицию, почему я сказал полицию, потому что тысячи фильмов. Фильмы учат людей жить. Это им самое важное. Они учили любить и родину, и свою семью, и своё предприятие, своих близких, коллег.
С. БУНТМАН: И надеяться.
Д. ДОНДУРЕЙ: И надеяться. Это обязательно для всех. А здесь, когда ты видишь, когда кино тебя пугает во всех смыслах, и в авторских, и в массовых, и это же в подсознании людей. Кажется, что у нас там прошли съезды в кино. Я обращу внимание на только одну мелочь, с ними связанную, не буду никак интерпретировать, хотя все знают, что это никак не было связано ни с законностью, ни с легитимностью, с этой чепухой, рейдеры, диктатура… Там ни на одном, ни на другом съезде серьёзно не говорили только о кинематографе, о том, что в нём реально происходит, какие болевые точки, что мы предлагаем. Ни на первом, в декабре, ни на втором, в конце марта.
Это не интересно. Уже воспитали, интересно кто и что у кого украл, кто против кого, почему в новом правлении нет кинорежиссёров. Ну и так далее.
С. БУНТМАН: Даниил Борисович, установим правильную структуру и правильное правление в Союзе кинематографистов, тогда займёмся всеми этими «глупостями», вроде кино.
Д. ДОНДУРЕЙ: Здесь опасность в том, что это невидимое, кино – это волшебство. Поэтому какие-то невидимые токи идут от этих знаков, которые даются. Не в том смысле, что кто-то станет председателем, а кого-то откуда-то удалят. Не в этом дело. Драма в том, что десять-двадцать-пятьдесят талантливых мальчиков и девочек перед тем, как они будут писать сценарий фильмов «История жизни», которые предназначены для десятков миллионов, они поберегутся о чём-то говорить, а о чём-то не говорить. И продюсеры, которые будут запускать и придут за господдержкой, тем более, главным демиургом нашей жизни, руководителям телеканалов, за том – вы меня купите или нет, и те остерегутся.
И поэтому жизнь в её плоти, драмах, в её страстях и крови, в её невидимых будущих трагедиях, она в кино не поступит. И тогда и будет то, что есть сегодня – 57 героев из 100 – это герои, связанные с преступлениями. Это только криминал. Я много раз эту цифру называл, но она такая ужасная, что я не постесняюсь её производить. Пятьдесят семь героев из ста в сериалах – либо преступники, либо следователи, либо судьи, либо милиционеры с заказчиками. Так не может страна построить интеллектуальную экономику, хотел бы аналитикам «Эхо Москвы» сказать это.
Вы почему это-то никогда не обсуждаете? Вы думаете, профицит, дефицит, «плохие» капиталы, какие-то фонды сбережений? Вы чего?!
С. БУНТМАН: Это тоже надо обсуждать.
Д. ДОНДУРЕЙ: Надо, конечно.
С. БУНТМАН: Мы здесь для того, чтобы и об этом говорить. Здесь, конечно, это очень штука тревожная, потому что существует самоцензура и самоотчаянье. Мы начинаем думать в тех рамках, которых… Вот потрясающую вещь, при всей ограниченности хрущёвской оттепели, потрясающая вещь, на мой взгляд, была у Ловлина. Кинематограф…
Д. ДОНДУРЕЙ: Время. Новое время.
С. БУНТМАН: Во-первых, время. А потом кинематограф, примерно те же схемы, схемы счастливого разрешения конфликта, которые были в 30-х и даже в 40-х, в половине фильмов, которые снимались. Это всё появилось через другой уровень, появлялся выход в некое разрешение. Он опустился, можно сказать, или поднялся на уровне одного умного человека. И он постоянно предлагал выход. И не зря этот кинематограф воспитал и то, что спросило потом, то поколение, он вместе с ним вырастал.
Д. ДОНДУРЕЙ: Запустило в космос всё, чем мы гордимся.
С. БУНТМАН: Но при этом чуть позже и параллельно спросило: «Ребята! Это всё хорошо. А дальше что я могу делать?» И пошёл параллельный жизни кинематограф середины 60-х, с его «Июльскими дождями», со всеми вещами…
Д. ДОНДУРЕЙ: Я бы хотел в конце сказать о том, что меня радует. А то получится… Вы знаете, сегодня невидимо, это нельзя ни указом, ни союзами кинематографистов, ни деньгами, ни званиями Народный и Заслуженный деятельно, у нас меняется поколение авторов. Мы же являемся консультантами всех мировых фестивалей. Сотрудники моего журнала, авторы моего журнала. И сейчас очень резко и очень быстро, уже на новом фестивале, и на прошлогоднем, и на этом увидите. Там только молодые режиссёры. Их берут и в Канн, и в Венецию, и в Берлин и в массу других. Колотозашвили, Хлебников, Мезгирёв, Герман-младший, Бакурадзе и так далее. Их человек уже 20-30. То есть, Народные артисты, конечно и великие что-то снимут, и мы будем счастливо смотреть и Германа-отца, и Муратова и многих других, и Сакурова и так далее.
Среднее почти всё пропускается, оно идёт только в кинотеатре и внутри России неконкурентоспособно. Но появляются новые 30-35-летние, и они заполняют все мировые фестивали. Они представляют какую-то будущую Россию, и мне кажется, что это очень продуктивно, и это очень вдохновляет.
С. БУНТМАН: Ну ладно, значит сможем тогда надеяться на что-то. Спасибо. Даниил Дондурей, главный редактор журнала «Искусство и кино». Я сегодня попытаюсь многими передачами, которые сейчас подряд пойдут, сломать эти проценты 500 занятий, которые кроме сна. Вернём место труду, кроме сидения у телевизора. Спасибо большое.
Д. ДОНДУРЕЙ: Всего доброго.