Как бороться с хамством зрителей - Андрей Житинкин, Владимир Качан, Марина Зайонц - Культурный шок - 2008-12-13

КСЕНИЯ ЛАРИНА: Мы начинаем программу "Культурный шок". У микрофона Ксения Ларина. У нас сегодня тема, как мне кажется, очень важная. Хотя культурных шоков немало мы испытываем каждую неделю. Только выбирай темы. Но решила я на этом пока остановиться. Тему так мы сформулировали "Как бороться с хамством зрителей" в театре, подчеркну я. Потому что, на мой взгляд, эта тема давно уже назрела. Обсудить ее стоит, поскольку, как я уже говорила, анонсируя сегодняшнюю передачу, наш зритель, похоже, перестал чувствовать разницу между кино и театром. И ему не важно, пленка перед ним, или живой человек. Поэтому они себя ведут достаточно свободно, вольно. Я не говорю про всех. Конечно, сохранились еще люди, которые понимают, что они приходят в театр, там, где открывается занавес, если он есть. Или не открывается. Но, короче говоря, тот человек, который на сцене, он тоже все слышит. Не только Вы все слышите, что говорит артист, но и артист все слышит. Можно, конечно, начать с пресловутых мобильных телефонов, которые, как ни исхитряйся, все равно не выключают. И так объявляют, и сяк объявляют. И с шуткой, и с угрозой, все равно не отключают. И я помню свои жуткие ощущения, которые я испытала сравнительно недавно, когда был на моно спектакле Олега Меньшикова "1900й". И там был совершено такой в звенящей тишине, когда у человека была кульминация роли, у него на глазах слезы, и я вижу, как человек работает, он отдает вообще все Вам, гадам, хочется сказать. И в этот момент, в полной тишине, в его паузе, на его крупном плане раздается телефонный звонок мобильного телефона. Мало этого, на него отвечают, и начинают что-то гундеть. Это, конечно, фантастическая просто история. Я тогда помню, даже пламенно выступала тут на радио. Короче говоря, давайте мы про это поговорим. Я представлю участников сегодняшнего разговора. Марина Зайонц, театральный обозреватель журнала "Итоги". Добрый день, Марина, здравствуй.

МАРИНА ЗАЙОНЦ: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Андрей Житинкин, театральный режиссер, Андрей, приветствую.

АНДРЕЙ ЖИТИНКИН: Добрый день.

К. ЛАРИНА: И актер театра школы современной пьесы Владимир Качан, Володя, здравствуйте.

ВЛАДИМИР КАЧАН: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Нашим слушателям, им же зрителям, в том числе, и театральным, напомню номер телефона 363-36-59. Смс +7 985 970-45-45. И еще одно в качестве такого вот информационного повода. Но тут такая история, что актриса, о которой я сейчас прочту эту новость, она не первый раз с этим сталкивается. Мне кажется, она вообще героическая женщина. Я имею в виду Лию Ахеджакову. Перед началом спектакля "Персидская сирень" с участием Лии Ахеджаковой, Михаила Жигалова организаторы устроили в фойе театра, я не буду называть театр, фуршет, на котором бесплатно разливали алкогольные напитки. Обалдевшая от халявы публика мало следила за происходящим на сцене. На протяжении всего действия зрители то и дело выскакивали в фойе подкрепиться. Громыхали дверьми, непрестанно и довольно громко разговаривали по мобильникам. Один из разомлевших от обильной выпивки театрал битых полчаса объяснял кому-то по телефону, что он тут делает в этом театре. С трудом отыграв спектакль, Ахеджакова прервала финальные аплодисменты и обрались к публике: за всю жизнь мне ни разу не было так бесконечно трудно играть, как сегодня. Больно и горько. Театральный артист очень одинок и беззащитен на сцене. Его можно даже убить. Вы сегодня нас убивали. Не взяв ни одного букета, Ахеджакова быстро ушла за кулисы. Тех, кто пожелал извиниться перед Лией Ахеджаковой охрана не пустила в гримерную. Актриса не хотела, чтобы видели ее слезы. Цитирую я по одному из информационных агентств. Вот такая вот жуткая история. Жуткая, да, которая совсем недавно произошла.

М. ЗАЙОНЦ: А это где происходило, извините?

К. ЛАРИНА: Это было в городе, который... Ну, я могу сказать. Это было во Львове. Но для меня это не суть важно, поскольку публика-то у нас везде одна. Я думаю, что таких историй полно было и на территории РФ. А тот, кто ездит по разным городам, не раз с этим сталкивался, я думаю. Та же Лия Ахеджакова рассказывала, как их, по-моему, в Ростовое, что ли, боюсь соврать, когда они играли с Гвоздецким спектакль "Подсолнухи" просто свистели из зала. И какая-то там тетка подошла после спектакля, стала орать "Верните мне деньги, я пришла на комедию, на антрепризу, а Вы мне что показываете". Володь, сталкивались с этим когда-нибудь, как актер?

В. КАЧАН: Ну. Вообще-то, эта проблема, по-моему, не разрешима. Это не потому, что я пессимист этакий, но она, насколько мне известно, существовала всегда, покуда существует театр. Я персонально сталкивался с мобильным телефоном лицом к лицу на спектакле чеховская "Чайка". У нас их три, как известно. А там чеховская "Чайка", специфика ее состоит в том, что она в малом зале, там такой подиум, и театр Треплева с одной стороны, и дом Аркадиной с другой стороны. А вокруг этого подиума по обеим сторонам зрители. Иногда они, т.е. не иногда, они все время сидят в полуметре от тебя. Просто в полуметре. Они вот рядом. И все слышно, и все видно. И все на глазах. Просто на ногах у них. Когда театр Треплева там начинается что-то, тогда мы просто приходим. Если маленький зал, то негде разместиться, на стульях сидим.

К. ЛАРИНА: Т.е. вместе со зрителем получается.

В. КАЧАН: Т.е. получается вместе, да. И там есть тоже кульминационный момент, как вот ты рассказала про Олега Меньшикова. Там ну он так построен. Нина Заречная говорит: Вы видите… Тригорину, которого исполняю я. Вы видите там дом, вот этот дом, сад. Я здесь в этом месте каждый островок знаю. Говорит она с явным намеком на то, что пошли на этот островок. Ну, так построено у нас там. И приближается с намерением нанести поцелуй просто. И приближается к Тригорину по этому подиуму.

К. ЛАРИНА: Так. И тишина.

В. КАЧАН: Приближается ко мне, и это дальше выстроено так, что я тоже приближаю свое лицо к ее, и в этом время тихо-тихо в зале, потому что эти моменты всегда очень сильно интересуют публику. Очень интересуют.

К. ЛАРИНА: Поэтому тишина.

В. КАЧАН: Гробовая. И тут возникает телефонный звонок. В первом ряду слева. Я пошел абсолютно наглым ходом. Меня это взбесило дико. Но оставить это безнаказанным я не мог. Хоть это Чехов или кто. И я, приблизив лицо к Нине Заречной, спросил: это у Вас в саду соловьи так поют? Спросил я. Она растеряно кивнула и сказала: да. Я говорю: до чего же противно поют. Сказал я. Зал заржал.

А. ЖИТИНКИН: Ну, это победа.

В. КАЧАН: Просто с горячим одобрением. И этот заткнулся. Потому что он начинал разговаривать, вот как ты сказала тогда. Это что-то паноптикум, понимаешь. Но еще хуже бывает, когда у артистов зазвонил телефон в кармане на сцене.

К. ЛАРИНА: Такое тоже бывает? У артистов мы с Вами поговорили.

В. КАЧАН: Мы выкрутились только потом. Ну, я потом могу рассказать. Саид Багов забыл телефон в кармане мобильный. Но, слава Богу, была оперетта.

К. ЛАРИНА: Незаметно. Да. Андрюш?

А. ЖИТИНКИН: Ну, вообще, это проблема, дело даже не в мобильных телефонах. А в том, что Вы знаете, какой-то такт ушел почему-то. Моя последняя премьера в театре сатиры "Распутник". Эта Дени Дидро и женщины. Философская комедия, если Вы помните, там просто так написано. Это было и в фильме, где играл Венсан Перес. Что авантюриста мадмуазель Тербуш, которую играет замечательная Алена Яковлева, пишет портрет Дидро Ню обнаженной. И это драматургический ход. И Вы представляет Юра Васильев в замечательной форме, кстати, действительно….

К. ЛАРИНА: В том числе и физической.

А. ЖИТИНКИН: Да, да. Замечательно это. Мы готовим зрителя, естественно. Раз провокация, два провокация. И я обожаю такой театр, театр, который замешан на провокации. И вот как раз, когда падает тога, Вы можете себе представить, в полной тишине, потому что для кого-то это неожиданность, вдруг дама начинает обсуждать фигуру Юры вслух. Видимо это ее так как-то поразило, что все возможно теперь. Но Вы представляете, как тяжело актеру играть. Потому что у него дальше идет очень сложный философский монолог. А он должен еще думать, как бы так удачно действительно лечь, чтобы эта дама не стала обсуждать дальнейшее. Т.е. Вы понимаете, насколько сейчас тяжело иногда актерам. Потому что вседозволенность зрительская в данном случае еще хочу сказать, что это спровоцировано временем. Он думает, что раз он заплатил – все. Он абсолютно…

К. ЛАРИНА: Все для него.

А. ЖИТИНКИН: И я даже честно Вам скажу, что я за секьюрити, которые в конце спектакля не дают возможность зрителям подняться на сцену и делать то, что они хотят. И цветы надо дарить в определенное время. Т.е. только когда тебе разрешили и т.д. Потому что не могу тоже не вспомнить спектакль "Нижинский", когда Саша Домогаров играл, мне кажется, это его лучшая роль. Сыграв трагический финальный монолог, все, аплодисменты. Вдруг поднимается женщина с цветочком, ничего не могу сказать. Я выхожу на поклоны, она подарила цветочек, потом остановила аплодисменты жестом. И сказала: товарищи, этот спектакль про меня. И тут мы стали как-то тихонечко ее уводить за кулисы. Потому что надо напомнить, что "Нижинский" дело происходит в психиатрической клинике в Вене. Он лежит заколотый анаболиками, меня еще восхитило слово "товарищи", Она увидела полный зал, что все хлопают, повернулась и решила сыграть свой сольный, я не знаю, что у нее, монолог, ну или, может быть, у нее накипело. Так что у нее и забавное и трагическое. Мы, конечно, ее так тихонечко оттеснили. Я сказал: давайте, давайте, ее в кулисы, в кулисы. И зритель так и не понял, то ли это была артистка, то ли это еще какое-то продолжение скандального имиджа Житинкина. А на самом деле это была просто, я сам попался, потому что она была с букетом. Она вышла официально, подарила, но у нее вот такое случилось.

К. ЛАРИНА: Марин?

М. ЗАЙОНЦ: Знаете, я скажу с другой стороны. И мне кажется, что очень во многом виноват и театр. Конечно, можно говорить и о времени. Извините, а у меня телефон. Извините, Бога ради. Забыла выключить.

А. ЖИТИНКИН: Этот номер, Ксения, вы приготовили? (СМЕХ) В тему, что называется.

М. ЗАЙОНЦ: Значит, что я хочу сказать? Конечно, много можно говорить о том, что люди стали невоспитанные, растут хамами. Привыкли, что все им подают на тарелочке, и все им обязаны. Это, безусловно, так. Вопрос с моей точки зрения заключается в том, что театр сам на это напросился. Объясню почему. Потому что сейчас со всех сторон слышишь, что мы страшно зависимы от зрительского спроса. Значит, теперь у нас взаимоотношения деньги-товар-деньги. Вот собственно и все. Чем больше публики, тем больше театр зарабатывает. Больше получают артисты. И тому подобное. Значит, это правда, так. Конечно, зал должен быть полный и все такое. Но ради этого прогибаться перед публикой, с моей точки зрения, прежде всего, унизительно. А во-вторых, Вы получаете то, что Вы получаете. Потому что если идти на поводу у публики, Вы говорите, что стерлось разница между кино и театром.

К. ЛАРИНА: В восприятии зрительском.

М. ЗАЙОНЦ: Конечно, стерлась. Потому что всех кинозвезд немедленно зовут в театр, и на них строят спектакли. Теперь не спектакль я хочу поставить, потому что у меня наболело. Не потому что я про эту пьесу знаю что-то, чего Вы не знаете никто до сих пор. А потому что вот этот вот артист известный, звезда. Ненавистное мною слово. Вот эта звезда соберет нам публику. Если так, то получите, дорогие товарищи.

К. ЛАРИНА: Ту публику.

М. ЗАЙОНЦ: Да. То получите. Вы понимаете, вопрос заключается в том, Вы перед публикой прогибаетесь, или нет. Театр испокон века был элитарным. Это не для всех. И люди знали, извините, свое место. Они понимали, что они приходят для того, чтобы что-то узнать, чего они не знали. Прочувствовать то, чего они в обыденной жизни, может быть, не испытывали. Посочувствовать, попереживать, и т.д. Развлечься - в последнюю очередь. Всегда были комедийные спектакли. Я ничего не имею против развлечения, сама страшно люблю читать детективы. Но понимаете, надо же понимать разницу. А у нас разницу перестали понимать, вот и все. Вот мне кажется, причина в этом.

К. ЛАРИНА: Да, Володь.

М. ЗАЙОНЦ: Я думаю, что, в общем, что все вгонять в какие-то рамки, временные, в том числе, это не продуктивный процесс. Я думаю, что все здесь персонифицировано, как всегда. Есть среди зрителей, я встречал абсолютно тихие и интеллигентные залы сегодня даже на антрепризных спектаклях, которые в антракте выпивали, но, тем не менее, вели себя изумительно, если им что-то нравилось в действии. Я встречал пожилых совершено джентльменов, которые выросли на том театре, которые вели себя совершенно хамски вдруг здесь. Они даже не подозревают, что они ведут себя хамски. Им это невдомек. Они ведет себя естественно, с их точки зрения.

К. ЛАРИНА: А что такое хамство зрителя? Давайте мобильники уберем. Что еще кроме мобильников?

В. КАЧАН: Вот смотри. Вот сидит на спектакле "Провокация" последнем спектакле Юрского большой поклонник Юрского. Я не знаю даже его фамилию. Но он автор книги про русский мат и про частушки какие-то, что-то такое. Очень пожилой джентльмен, который такой театрал, судя по всему. Он на спектакль "Провокация" приходит, мы его видим, потому что он сидит в первом ряду. Мы его видим, он получает контрамарку, и сидит в первом ряду. Он сидел в этот раз в первом ряду, положив руки на сцену.

К. ЛАРИНА: Т.е. уже совсем чувствует себя своим.

В. КАЧАН: Но этого мало. С ним была какая-то его попутчица, которой он, зная этот спектакль досконально, потому что не первый раз приходит, все время комментировал то, что происходит на сцене, по-своему комментировал, потому что он знаток. Он хотел на нее произвести впечатление. Хотя для чего? Ему на вид лет 90, не понимаю. Но неважно.

А. ЖИТИНКИН: Это психоанализ.

М. ЗАЙОНЦ: Люди в том возрасте уже нечего спрашивать.

В. КАЧАН: Ну, я боюсь, это не моя история. Ну, вот, значит, там, если ты видела этот спектакль, помнишь, там Валера Еременко так, ну такой трючок делает небольшой, он на какой-то фразе ногу на спинку стула ставит, стул валится, и он вместе с ним значит, туда падает. Вот Валера в гробовой тишине, зал там ахнул, Валера сейчас, стул начала крениться, туда Валера сейчас упадет, и этот пожилой джентльмен сказал своей попутчице: вот это у него всегда хорошо получается.

К. ЛАРИНА: Громко.

В. КАЧАН: На весь зал. Ну, вот, пожалуйста. Что это такое. Он, конечно, ходил во МХАТ, ходил в театр Моссовета, ходил и раньше. Все персонально. Есть зал, который состоит преимущественно из жлобья, есть зал хороший, нормальный. И молодые люди в нем же. Так что все индивидуально, с моей точки зрения. Есть такие люди, есть такие люди.

А. ЖИТИНКИН: Я думаю, тут еще спасение есть в информатике. Знаете, если как бы зритель обладает информацией, и знает, на кого он пришел, и что это вот такой состав, и вот такой жанр. Что это, скажем, не комедия. Тут очень важно тоже, чтобы театр в какой-то степени поработали. Вот, скажем, я знаю, что на Быстрицкую, у меня есть спектакль "Любовный круг" Сомерсета Моэма приходит своя публика.

К. ЛАРИНА: Ну, это Малый театр, там чужой не прошмыгнет.

А. ЖИТИНКИН: Там действительно. Вот Вы знаете, к чести нашего зрителя вот тут могу сказать, что там….

В. КАЧАН: Разный возраст, я хочу сразу сказать.

А. ЖИТИНКИН: Разный, разный. Но там действительно вот поскольку они знают, что это такой спектакль, где Быстрицкая работает без дублеров. Они знают, что был больной очень красивый юбилей. И знают, конечно, возраст актрисы и т.д. Относятся настолько уважительно, что вот тьфу, тьфу, что я очень боюсь сглазить. Мне кажется, что они понимают, что они собьют…

К. ЛАРИНА: Мне кажется, что это еще Малый театр, у него своя публика и свои традиции, и своя аура и все знают, как себя вести.

М. ЗАЙОНЦ: Правильно, именно. Потому что они знают, что здесь так нельзя, вот и все. А в некоторых местах знают все. Потому что перед ними заискивают, вот и…

В. КАЧАН: В театр е киноактера, я все равно настаиваю на своей точке зрения, потому что в театре киноактера Люба Полищук где-то за год до того, как она трагически ушла из жизни, она пригласила меня на свой антрепризный спектакль, в котором играли Безруков, Щербаков, она. Это был антрепризный спектакль, а арендованном помещении, так называемая комедия положений. Зал бы, вот тот случай, абсолютно, это не Малый театр. Зал был абсолютно тихим. И смеялся там, где надо, и реагировал так, как надо.

М. ЗАЙОНЦ: Да. Нет, ну, конечно же, это не значит, что кругом одни хамы. Безусловно, все возможно. Это совсем не распространенный случай, о котором, Ксения, ты рассказала.

К. ЛАРИНА: Не знаю, мне кажется, что тенденция все равно, она очевидна. Потому что если раньше мы могли со смехом рассказывать о том, как актеры относятся к целевым спектаклям, особенно школьным культпоходам. Что это такое за зал. То сегодня в роли школьников все чаще и чаще выступают вполне себе взрослые люди. Мне кажется, что эта проблема существует. И та вещь, о которой ты сказала, я соглашусь, что она немаловажно. Что эта дистанция, которая утеряна, вот такое панибратство по отношению к актеру, здесь часть вины лежит и на театре, и на актере, и на режиссере, на продукции, безусловно.

А. ЖИТИНКИН: Я бы даже сказал, не столько на театре, сколько на продюсере. Знаете, почему. Потому что он, скажем грубо говоря, устраивает, как в случае с Лией Меджидовной, это, конечно, на гастролях. Но продюсер, извините, поражает этот спектакль, и если там корпоратив, и если фирма глянет, и если там спиртные напитки, продюсер это знал. Честно говоря, вот мне кажется, что здесь Ахеджакова должна еще выяснить, почему был такой зал, и почему их не предупредили, и вообще Вы знаете что, это ведь самостояние человека – залог величия его, сказал поэт. Вот чувство достоинства. В данном случае я говорю не об актерах, а о продюсере. Не на все надо идти корпоративы. Ну, не живем мы еще так, что, знаете, костлявая рука голода вот так вот уж перехватила всех артистов. Не всегда надо идти навстречу.

М. ЗАЙОНЦ: Вот именно. Вот мне кажется, в этом все дело, когда театр превращается в сферу обслуживания, обслужить там гуляющих там не знаю кого.

К. ЛАРИНА: Помнишь театр Маяковского "Женитьба", играли спектакль "Женитьба" на свадьбе у депутата Московской городской думы.

М. ЗАЙОНЦ: Как это возможно?

К. ЛАРИНА: Да, взяли и сыграли. Ведь никто же не отказался. Народные артисты.

А. ЖИТИНКИН: По называнию взяли.

К. ЛАРИНА: Ну, естественно, у него была свадьба. Он хотел, чтобы ему "Женитьбу" сыграли. Театр Маяковского. Забашлял, Арцыбашев привез ему весь спектакль. Вот они там пьяная сидит братия, шатия, за столиками, все уже пьяные, все уже чокаются.

М. ЗАЙОНЦ: А артисты играют.

К. ЛАРИНА: А они играют "Женитьбу" даже не концерт, спектакль играют. Хорошо заплатили. Ну, так, наверное, стоит действительно достоинство соблюдать. Я вот уверена, Володь, ты ведь тоже не на все бегаешь, куда тебя зовут. Я могу себе представить, на какое количество корпоративов есть приглашения.

В. КАЧАН: Ну, пару раз я обжегся. Я не знал специфику.

К. ЛАРИНА: Попал.

В. КАЧАН: Как это все происходит. Ну, я могу, конечно, об этом рассказать. Это смешно вообще. Там нужно, оказывается, с самого начала поставить какой-то барьер, и понять, что ты будешь работать, как радио. Тебя, может, и слушать не будут вовсе.

К. ЛАРИНА: Т.е. ты сам отдаешь себе отчет, что это такое.

В. КАЧАН: Хотя тебя пригласили, потому что тебя любят, и все, он поклонник там песен твоих, допустим. А ты попадаешь в такую ситуацию, когда ты поешь, а он, этот юбиляр, будет разговаривать в это время. Будет разговаривать, принимать какие-то поздравления. Очень смешная есть история у моего соавтора Саши Волыха по песням. Потом, да?

К. ЛАРИНА: После новостей.

В. КАЧАН: Давай, хорошо.

К. ЛАРИНА: Все, сейчас новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Владимир нам пишет: какое хамство прерывать новостями на самом интересном месте. Не дали сказать Качану. Ну, сейчас мы скажем. На самом интересном. Видите как. Значит, напомню, что сегодня мы говорим о том, как зрителя нам воспитать, чтобы он прилично вел себя в театре. И чья здесь вина больше. Вот такой вот распущенности зрительской, которая растет десятилетиями. Или распущенности актерской. И вот эту тему Марина Зайонц в нашем эфире подняла. Итак, Марина Зайонц, театральный обозреватель "Итогов", режиссер Андрей Житинкин и актер Владимир Качан. Володь, тебе слово, чтобы нам досказать историю.

В. КАЧАН: Ну, пока шли новости, я думал, что надо как-то так эту всю историю как-то ну в качестве примера тому, что я в результате думаю по этому поводу. А думаю я, что тогда в ту пору, когда театр был свят, не было ни телевидения, ни кино, и он действительно был святым. Ходили люди другие действительно. Сейчас всего лишь получилось так, потом и дальше тоже и телевидения не было в середине прошлого столетия, и кино было такое весьма ограниченное. И интернета, тем более, не было. Сейчас все по-другому. И действительно власть денег привела в результате к тому, что процент естественно, процент хамов и невежественных людей, просто совсем необразованных и совсем невежественных, он сильно возрос. Возрос, они с этим приходят в театр. Они думают, что попкорн и в театре можно. Они так и будут себя вести. Еще хуже, когда Вулых попал на вечер поэзии, его пригласили. Представляете вечер поэзии. Кому она нужна этим людям на корпоративе. И вот там, значит, когда объявили его, а их, значит, допустили к столу. Там сначала поздравили юбиляра, и они потом ринулись к столам, и стали все поедать и выпивать. Через 10 минут выпустили Вулыха, который сказал, что почитает свои стихи. Юбиляр, надо сказать, пригласил его, потому что тоже поклонник его поэзии. Когда он открыл рот и произнес первые четыре сточки, какое-то пьяное мурло из зала тут же: это кто там вот так стоит вон там? Объявили: тихо, тихо, это поэт Александр Вулых. Он сказал: поэта к такой-то матери, сказал он. Уходи поэт, поэт уходи. Тот, не взирая на это, мужественно продолжал попирать тему, пытался продолжить стихи. Тот опять: уйди, поэт. На него шикали, но мало. Все разговаривали. В результате это не смешная история, конечно. Это трагическое обобщение того, о чем мы говорим. Т.е. театр это ладно, а поэзия еще глубже попадает.

К. ЛАРИНА: А почему он не ушел?

В. КАЧАН: Так вот он ушел Он сказал решающую фразу в конце. На этом вечер поэзии считаю законченным. Сказал он и свалил.

М. ЗАЙОНЦ: Нет, вопрос другой, почему он пришел.

В. КАЧАН: Потому что он думал, как и я в первый раз, когда попал на это…

К. ЛАРИНА: Это называется – попали.

В. КАЧАН: Потом после того, как у меня, например, мой личный вечер тогда закончился Я его сократил тут же дико, и ушел. Они пришли извиняться все. Я сказал: а зачем я сюда пришел? Вы же за свои деньги не получили того, что Вы хотели. Я хотел Вам за Ваши деньги отдать то, что я умею. Но Вы за это не получили, потому что я был Вам не нужен. Тогда зачем все затевать, спросил я. Вот на этом разговор и был закончен, вопрос повис в воздухе.

К. ЛАРИНА: Нам пишет Галина из Санкт-Петербурга. Я до сих пор помню, как на сборном концерте к 8 марта в середине 90-х какая-то жуткая баба орала Алле Демидовой, что хватит стихи читать, она пришла веселиться, это было во дворце культуры имени Горького. Вот Вам такой пример.

В. КАЧАН: Сейчас еще больше таких баб.

К. ЛАРИНА: К сожалению, здесь я просто хотела… вот про пианиста Николая Петрова. Наш известный пианист Николай Петров говорил, что слыша мобильный телефон в паузе своего произведения, он дважды уходил со сцены, прерывая свой концерт. Просто уходил.

В. КАЧАН: Это легенда?

М. ЗАЙОНЦ: Вы знаете, что касается мобильных телефон, вот я точно знаю, что в некоторых театрах стоят глушилки. И считая, что это замечательный способ. Потому что люди иногда действительно забывают, ну, так бывает. Потому что это сейчас происходит, когда-то не было мобильных телефонов, и не было этой проблемы. Сейчас она возникла. Ее надо решать кардинально, не рассчитывая на память каждого зрителя. И я считаю, это правильно. Я читала сама, как по этому поводу поднялась целая буча в прессе, что нарушаются права человека. Дорогие, мне хочется ответить, как знаете, телевидение отвечает. Вам это не нравится, не ходите в этой театр. Ну, не ходите, разговаривайте по телефону где-нибудь в другом месте. Ну, вот и все. Скажите мне, пожалуйста, мне хотелось бы вопрос задать именно актеру. Володь, чтобы объяснить аудитории.

М. ЗАЙОНЦ: Можно я расскажу. Это история легенда, или анекдот. Не знаю, но похоже на правду очень. В давние времена, когда Ростропович был не выездным, его послали по родной стране.

К. ЛАРИНА: Да, да, он рассказывал сам про эти концерты.

В. КАЧАН: Значит, его послали по родной стране, где-то в какой-то глухой области не было рояля с аккомпаниатором, и директор клуба единственный знал, кто такой Ростропович, его масштаб, но умел играть только на баяне. И весь вспотев и трясясь от волнения, он услышал от Ростроповича предложение, чтобы тот ему саккопонировал какую-то композицию. Тот сказал: нет, я не могу, не могу. Тот его уговорил. Когда они вышли на сцену, там пришли люди соответствующие, пришли, сели. Объявили, кто такой Ростропович, лауреат, на, на, на. Вот они сели, ну, в общем, через несколько минут раздался классический выкрик оттуда. Ты кончай пиликать, дай гармошку послушать. Сказали ему. Эта история она может быть, анекдот, но настолько похожа на правду, что просто страшно.

К. ЛАРИНА: Да, это правда. Скажи, пожалуйста, как актер. Что происходит с артистом, просто интересно эмоционально. Когда вот в его жизнь, в жизнь его персонажа во время спектакля вмешивается что-то такое чужеродное. Будь то звонок, будь то выкрик, вообще, это что-то нарушает. Что происходит с человеком?

В. КАЧАН: Психологически это происходит за исключением того приведенного мною примера с Саидом Баговым, вообще это происходит физиологический почти шок. Это как старого образца бормашина стоматологическая. Вот не новая, без обезболивающих препаратов. Это становится, аж, дух перехватывает, как это противно становится. Вот так. Хочется просто ответить, хочется совершенно тоже такая неправильная, непродуктивная мысль, хочется просто этого человека раздавить сейчас.

К. ЛАРИНА: Ну, вот, а что делать? Обращать на это внимание? Говорить что-то в зал? Комментировать?

В. КАЧАН: Ну, вот я обратил. Но это совершенно эстрадный ход. И он не везде приемлем.

К. ЛАРИНА: Не везде, конечно. Хорошо, когда это комедия, антрепризная.

В. КАЧАН: В малом зале Таня Васильева у нас когда сыграла, забыла, она назвала меня Тригорина лучшим советским писателем.

А. ЖИТИНКИН: Тоже неплохо.

В. КАЧАН: Потом сама обернулась к зрителям и сказала: ну, бывает. Потому что тут же понятно, потому что все стали хохотать.

А. ЖИТИНКИН: Очень важно, чтобы зритель понимал, что актеры независимо от того, что это, конечно, профессионал, он сделает паузы и т.д., это очень ранимые существа, как бы настоящий, хороший, любой большой актер, это человек, в чем-то со снятой кожей и т.д. Поэтому он никогда не покажет Вам, дорогие мои, что Вы нанесли ему психологическую травму. Никогда. У него даже, может, не дрогнуть мускул…

К. ЛАРИНА: Это действительно шок?

А. ЖИТИНКИН: Это шок. И то, что у него какой-то рубец останется на сердце. И я вот мне просто посчастливилось 1 раз работать со Смоктуновским. Вы знаете, он сходил с ума, даже если начинал вдруг не так скрипеть стул под ним. Представляете на сцене. Или он встал не на ту половицу. Он даже был в чем-то мнительным актером. Но как любой гениальный актер, я думаю, что он не то, что имел на это право, а это была его природа. Поэтому надо быть в какой-то степени очень такими взаимно доброжелательными внутренне. Почему говорю об этом. Потому что когда, скажем, есть такие, сейчас я другую затрону тему. Когда есть билетеры тоже так хамски обрывающие зрителя, тут не смеяться, тут не хлопать, это тоже ведь плохо. Потому что зритель имеет право на собственную любую реакцию. Совершенно верно. Когда мертвый зал, актерам тоже очень тяжело играть. Кстати, корпоративы или там целевые спектакли самые страшные, потому что нет реакции очень часто. Потому что сидят люди сослуживцы, и они никак не хотят работать, потому что они смотрят, как на меня посмотрит начальник или еще что-то. Это тоже очень плохо на самом деле. Потому тут все дело во взаимном нашем сговоре с нашим зрителем, хорошем, доброжелательном. И еще. Когда приходят взрослые с детьми на вечерний спектакль, с подростками, естественно, тут очень важно зрителям, как ни странно, взрослым, быть еще точнее в жестах и т.д. в реакциях. Я имею в виду поведенческих. Потому что молодые люди мгновенно запоминают, как себя ведут в театре. Ему достаточно один раз прийти и т.д. И конечно, когда родители относятся, покупают программку, не разговаривают, все отключают, это очень большой стимул, и самый большой урок в жизни для такого зрителя. А когда приводит, скажем, учительница целый класс, и они там начинают на балконе валять дурака и какие-нибудь пивные банки это ужасно. У меня, кстати, был случай в "Венецианском купце". Я специально, чтобы снять какую-то долю неприятия, или агрессии, я в жанр спектакля ввел. Выходил Михаил Михайлович Казаков и читал псалом Давида очень серьезный. И для того, чтобы сразу обострить конфликт, я попросил, там была такая сценография, леса современные Шарова, я попросил актера из массовки бросить пустую пивную банку перед Казаковым в воду. На сцене это сделано было. Т.е. это так сразу очень острый конфликт, как относились к Шейлоку. И Вы знаете, в зале был шок. Потому что они сразу поняли, что это провокация как бы с другим смыслом. Мы сразу зацепили зрителя, сразу этот конфликт, и они уже в зале, они не могли перебить Казакова нигде больше, хотя псалом Давида им ничего совершенно не говорил.

К. ЛАРИНА: Сейчас включу телефон обязательно, потому что слушатели очень просят, зрители хотят подключиться. Сейчас, одну секундочку, дорогие друзья, напомню телефон, 363-36-59. Есть еще один момент. Вот скажите мне, пожалуйста, а вот когда зрителю не нравится происходящее на сцене, и он каким-то образом выражает это недовольство, это хамство, когда он кричит, не знаю: громче, не слышу! Или: когда кончится это безобразие?! Или встает и громко, ворча, уходит из зала. Это что, это хамство, или он тоже имеет право на свою оценку Вашего, обращаюсь я к Андрею и к Владимиру, Вашего труда. Это Марина.

М. ЗАЙОНЦ: Ну, честно говоря, я такого не слышала в своей жизни, чтобы из зала выкрикивали…

К. ЛАРИНА: Громче? Я слышала. Я слышала, когда громко женщина вздохнула: когда же это кончится. Сказала.

М. ЗАЙОНЦ: Допустим. Но мне кажется, что, конечно, зритель имеет право быть недовольным даже, наверное, встать и уйти.

К. ЛАРИНА: Во время действия?

М. ЗАЙОНЦ: Ну, мне кажется, это неприлично, допустим, мне так кажется, но сейчас не приходится выбирать. Мы о чем говорим. Либо человек выходит выпить и заходит обратно. Либо человек просто встает и уходит. Но лучше пусть он уже встанет и уйдет на самом деле. Но, конечно, это неприлично.

К. ЛАРИНА: А ты уходила когда-нибудь посредине действия, Марина?

М. ЗАЙОНЦ: Я нет. Ну, я все-таки театральный критик.

А. ЖИТИНКИН: В конце концов, есть антракт, если уж совсем невмоготу…

К. ЛАРИНА: В антракте неудобно уходить, в гардеробе народу много.

А. ЖИТИНКИН: Очень длинное первое действие. Да. Но вообще, вы знаете, бывают, давайте тоже коснемся этой темы деликатно. Бывают разные случаи. Например, однажды я увидел, как аккуратно уходит зритель, и я подумал, что не нравится, или что-либо, и вдруг мне женщина видимо поймав глаз режиссера, ну, наверное, она меня просто знала в лицо, она почему-то подошла, тронула меня за руку и сказала: Вы не волнуйтесь, мне спектакль понравился. Я просто очень плохо себя чувствую. У нее начинался то ли гипертонический криз, то ли чего.

К. ЛАРИНА: Ну, это исключительный случай.

А. ЖИТИНКИН: Это прекрасно. Вот это, я говорю…

К. ЛАРИНА: Но бывает, хлопают этими сиденьями, да еще ворча, уходят.

М. ЗАЙОНЦ: Господа, я видела другой случай. Я видела на фестивале "Золотая маска", как член жюри, очень уважаемый и крупный артист и руководитель театра, встал во время действия, член жюри, прошу заметить….

К. ЛАРИНА: Он, по-моему, не один даже был.

М. ЗАЙОНЦ: Встал и ушел. Вот что я видела. Это вот как оценивать. И это не зритель.

В. КАЧАН: Ну, Вы знаете, я Вам тогда приведу более крутой пример. Мы оказались с Банионисом в жюри фестиваля и там в рамках этого фестиваля, это кинофестиваль, но там был как бы еще и конкурс независимых проектов, антерпризных спектаклей и т.д. Так вот, не смотря на о, что Банионис председатель жюри, он на одном спектакле встал и ушел демонстративно. Потому что действительно, пошлость была несусветная. И ему потом организаторы сказали: извините, в общем-то… И его никто не смог переубедить, никто . Он остался точно при своем мнении. Потому что он сказал: все-таки это особый случай. Он прав в чем. Это не простой спектакль. Это идет как бы конкурс, соревнование. Т.е. это не… Ну, да, там зритель был платный, и т.д. Но ему категорически это не понравилось, он имел как бы два голоса всего. Он голосовал естественно против, но он так вот сам председатель жюри…

К. ЛАРИНА: Я один раз уходила во время действия, не выдержав.

А. ЖИТИНКИН: Ну, давайте разделять.

М. ЗАЙОНЦ: Да, давайте, мы это разделим.

А. ЖИТИНКИН: Разделять в том смысле, что встать и уйти от того, что тебе это омерзительно, это одно дело. Еще как встать и уйти. Знаете, можно хлопнуть стулом, можно громко кашлянуть. А другое дело, когда вот такой зритель вступает в диалог с артистом. Ну, и т.д. т.е. это мера воспитанности. И опять того же невежества каждого персонально такого человека. Ну, что ж тут поделаешь. Они же привыкли, что в эстрадных концертах сегодня в Олимпийской деревне на концерте "Кривого зеркала" или "Аншлага", не к ночи будь помянут, хотя меня, с другой стороны, так апропо, меня раздражает вот эти накаты на "Аншлаг2 со стороны "Камеди клаб", потому что они забывают, что к примеру в "Аншлаге" участвовал артист Михаил Евдокимов, который даст фору всем вместе артистам "Камеди клаб".

К. ЛАРИНА: Да. Там и Шифрин участвовал. Там Жванецкий, кстати, участвовал когда-то.

В. КАЧАН: Так что наезды вот эти бесконечные, которые вошли в моду, они меня как-то начинают раздражать. На эстрадных концертах вступают в диалог. Я сам это слышал неоднократно. Из зала орут кто-то пьяный. Он вступает в ним в диалог. Репризно отвечает что-то такое. У иностранных артистов подготовлены клише на эти случаи. Когда с ними начинают хамить из зала. У театральных нет, они беспомощны.

К. ЛАРИНА: А как? Если ты в образе. Ты говоришь свой текст.

В. КАЧАН: Они говорят Чеховский или Шекспировский текст.

К. ЛАРИНА: Конечно.

В. КАЧАН: Они беспомощны, поэтому тут ничего не поделаешь. Это мера невежества и невоспитанности.

К. ЛАРИНА: Давайте послушаем звонки, потому что я вижу, что очень хочет высказаться театральный, как я надеюсь, зритель, а не только радиослушатель. Да, берите наушники. Андрей, тоже там любые, которые там есть рядом. Пожалуйста, 363-36-59, Ваш взгляд на проблему, которую мы сегодня обсуждаем, мы говорим о поведении зрителей в театре. Кто виноват в такой распущенности, на Ваш взгляд. Больше театры, которые сами к зрителю на коленях приползли, или все-таки общекультурный уровень? Ало, здравствуйте? Пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Меня зовут Светлана. Сейчас немножко вспомню свою юность 70-е годы. Советский театр. Я была, например, на спектакле "Молодая гвардия" в Центральном детском театре, Любку Шевцову играла Муравьева. В общем, все звезды были. Балмансов и т.д. Вы знаете, это был сумасшедший дом, старшеклассники ржали.

К. ЛАРИНА: Ну, это культпоходы. Они всегда этим отличались.

СВЕТЛАНА: А вот сейчас, я быстро скажу по своим наблюдениям. Я бываю часто в Питере и всегда вечером хожу в любой театр, куда есть возможность. И в Москве достаточно часто хожу, и смею Вас уверить, что все-таки питерская публика отличается от московской. Может быть, потому что в Питере меньше приезжих.

К. ЛАРИНА: А кто все-таки виноват, Светлана, как Вы считаете? Кто больше виноват в этом, в таком поведении, в таком хамстве.

СВЕТЛАНА: Трудно вообще судить. Вот по поводу Ахеджаковой меня вообще это в шок привело. Но я просто немножко в курсе этой проблемы. Потому что когда едут в антерепризой, часто в том городе бывает спонсор. И вот, очевидно, во Львове спонсоры вот того спектакля были производители вот этой несчастной водки. Вот она попала туда.

К. ЛАРИНА: Понятно, спасибо большое. Еще звонок. Здравствуйте. Говорите, пожалуйста. Ало. Да, мы Вас слышим.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я в эфире?

К. ЛАРИНА: Да, Вы в эфире. Понимаете, в чем дело. Я бы хотел немножко расширить Вашу тему. Дело в том, что те люди, которые мешают в театре, которые бескультурные, которые могут и хамить, они не только мешают и актерам, тонким душам, эти люди мешают все и везде, они же попадаются. И поэтому Вы сужаете немножко тему, но любому культурному человеку воспитанному эти люди мешают буквально везде, говорить нужно в принципе о поведении этих людей в обществе.

К. ЛАРИНА: Т.е. на Ваш взгляд этой массы становится больше.

СЛУШАТЕЛЬ: Да, потому что квинтэссенция этого поведения.

К. ЛАРИНА: Согласна. Этих людей нужно приучать не только в театре вести себя, они в театре, честно говоря, редкий гость. Везде, это повально, вот допустим, всех людей, которые себя тоньше чувствуют, чем все остальные, но убивают они везде. Любого культурного человека, который может в театр не ходить, но…

К. ЛАРИНА: Да, и в кино даже убивают, да.

СЛУШАТЕЛЬ: Нет, они не в кино, они убивают в магазинах, они убивают на улице, бросая банановые корки кругом, понимаете. Они убивают везде и всех. Вот беда не только актеров. Актеры, может, более чувствительны. Но это беда всех…

К. ЛАРИНА: Поняли, спасибо.

А. ЖИТИНКИН: Ну, вот Вы знаете, здесь одна буквально реплика. Вот очень хорошая действительно есть вещь, когда зрители сами справляются с другим зрителем. У меня на спектакле однажды "Хомо эрекстус" кто-то, видимо, в антракте тоже в театре Сатиры немножечко выпил что-то такое, и вдруг, когда он попытался заговорить вслух, соседний зрители просто его заткнули. Мне это было очень приятно, потому что они понимали, что он им мешает смотреть, прежде всего, соседям. И он спокойненько, понимая что…

К. ЛАРИНА: Ну, хорошо. Когда так. Бывают, и совсем другие случаи. Вот случай был, который Евгений Гришковец описывал у себя Живом Журнале, когда просто срывали его спектакль целенаправленно. Фотограф якобы, какой-то доморощенный, приперся, сел на первый ряд и начал его фотографировать. Хотя 300 раз предупредили, что фотосъемка запрещена. А он вот просто из зрителей, с таким аппаратом сел. Так, и сяк, стал загораживать, вставать, ему уже Гришковец со сцены сказал что-то, просил его перестать. Тот ему ответил естественно: а, чего, ты пришел, а мне нужно тебя снять. Почему тебе можно, а мне нельзя. Я билет, типа, купил. Ни один зрители, Андрей, за этим наблюдали, как за отдельным шоу. Полный зал зрителей, никто не вступился за актера. Никто не приструнил этого обыкновенного хулигана, жлоба. Никто него не вывел. Нет. Они сидели, открыв рот, дополнительное шоу.

М. ЗАЙОНЦ: А администрация?

А. ЖИТИНКИН: Должна быть администрация, потому что жанр такой, что как бы Гришковец ведет этот…

М. ЗАЙОНЦ: Если запрещено снимать, выведи человека.

А. ЖИТИНКИН: Они могли подумать…

В. КАЧАН: Что это часть спектакля.

А. ЖИТИНКИН: Ну, я могу сказать, что вот сейчас затронули очень хорошую тему, я ко всем зрителям обращаюсь, кто нас слышит и т.д. Вот те, кто иногда, самое страшное, еще мыльницей начинает щелкать, фотографировать, и очень сложно…

К. ЛАРИНА: Мобильниками.

А. ЖИТИНКИН: Очень сложно поймать такого человека, потому что, Вы представляете, ряд, это мест где-то 30, он где-то сидит, никакой билетер его не сможет вытащить. И отобрать у него аппарат. Вот это ужасно. Дорогие наши зрители, Вы поймите, что это разрушает атмосферу. Я как режиссер говорю, постановщик. Атмосферу, свет, ткань, все разрушает.

К. ЛАРИНА: Ну, сами виноваты во многом. Я соглашусь опять с Мариной. Потому что я, например, я зритель, понятно, что искушенный, много чего в жизни видела в театре. Но я совершенно, есть мой пунктик, достаточно консервативный. Я не выношу мат ради мата на сцене. Просто не выношу, не могу. И если меня об этом не предупреждают, а я это слышу, у меня тогда возникают вопрос. Вот я имею право встать сейчас и уйти, потому что меня об этом не предупредили. Когда на книжке написано, залитой целлофаном "осторожно, книга содержит ненормативную лексику". И тогда мое право, покупаю я эту книжку, или нет. На афише же театрального спектакля, никто меня про это не предупреждает. Не написано ничего. Я понимаю там, когда действительно часть текста, там одно-два слова вылетело, как, не знаю, пример классический про эту несчастную Катюшу Маслову. И ладно. Но у нас матом разговаривают, не при Житинкине будет сказано, поскольку один из первых спектаклей Андрея был как раз.

А. ЖИТИНКИН: Тут очень важно. Действительно это проблема общая, тут очень важно действительно предупредить. Право выбора у всех. И действительно сейчас зритель должен, как ни странно, прежде, чем, может быть, пойти на спектакль, понять, куда он идет. И театр обязан, обязан просто информировать стопроцентно. Более того, я понимаю зрителя. Ну, видите, как я амбивалентно. Я понимаю зрителей, которые, скажем, недовольны, когда вдруг произошла замена артиста. Тоже предупредите. Он ведь покупает билет…

К. ЛАРИНА: Не говоря уже о замене спектакля.

А. ЖИТИНКИН: Да, он покупает билет на определенного актера, на определенного режиссера.

К. ЛАРИНА: Права у зрителя есть какие-то?

А. ЖИТИНКИН: Есть.

К. ЛАРИНА: Потому что я знаю, есть зрители, которые терпеть не могут, когда их вовлекают в действие. А таких у нас сегодня немало тоже приемов используется на сцене. Такой хэппинг, когда зрителей используют в качестве актеров. Но это мое право, я заплатила деньги, если я заплатила деньги, я пришла в театр, и я имею право отказаться. Я не хочу, чтобы на меня направлялся свет, я не хочу, чтобы меня актер вытаскивал на сцену, чего-то от меня требовал. Делал из меня посмешище. Я условно говорю. Я видела, как многие зрители от этого отказывались, и я видела, как в свою очередь актера это раздражало. Т.е. чуть ли не с ненавистью тащат, нет, у нас так положено, извините.

М. ЗАЙОНЦ: А все потому что люди не знают, на что они идут.

К. ЛАРИНА: Вот. Вот что делать, давайте теперь решать, что делать. Как нам быть взаимно вежливыми?

М. ЗАЙОНЦ: Я так понимаю, что у нас мало времени.

К. ЛАРИНА: Марин, твой рецепт.

М. ЗАЙОНЦ: Но вообще мне кажется, что если речь идет вот об этом выборе, а как мне представляется, у нас ведь на самом деле к прессе нет никакого доверия. Т.е. театральная критика пишет неизвестно для кого и для чего. А в принципе она могла бы ориентировать публику, если бы публика читала эти тексты. Я предполагаю, что надо было бы знать на какие-то пресс показы перед премьерой. Дальше выходит статья, я ее читаю и понимаю: ага, вот это какой спектакль. Это мне совершенно не интересно. Не пойду-ка я на это. Или, наоборот, вот, здесь то, что мне близко. Пойду я сюда. Вот собственно, простейший выход. Им воспользоваться совсем не так просто. Потому что критиков теперь предпочитают звать, дайте наиграться. Публике можно смотреть суррогат, а критикам нельзя. Нас теперь не зовут на первые спектакли, потому что, мол, артисты, еще все сыро.

К. ЛАРИНА: Володя, рецепт? Что делать?

В. КАЧАН: Ну, в твоем случае можно артиста сделать посмешищем в ответ, если он тебя вытаскивает на сцену.

К. ЛАРИНА: Что сделать? Ударить по лицу?

В. КАЧАН: Нет, ну, почему? Ну, какой-то опять-таки …

К. ЛАРИНА: Экстрим.

В. КАЧАН: Сказать, что я сегодня не танцую. Ну, я не знаю, придумать какую-то фразу тоже по ходу дела. Ну, это человек, который лихо способен сымпровизировать сразу и это не все умеют.

К. ЛАРИНА: Как в фильме "Ты и я" помните Визборна на арене?

В. КАЧАН: Что касается мата, тут я не совсем согласен. Потому что если мы будем, если в собрании сочинений полном А.С. Пушкина предупредить, что там будет, например, в стихотворении "Телега" ненормативная лексика, то тогда что не покупать?

К. ЛАРИНА: Почему? Нет.

В. КАЧАН: Или Сергея Довлатова. Я согласен с тобой в одном, что мат ради мата это отвратительно. Если мат является усилением эмоций. Да, то является, как у того же Довлатова. Это грандиозно, это без этого не обойтись. Это становится частью, выразительным средством русского языка. Ну, если это не все время бля, бля через каждые 15 секунд. А по делу, по смыслу. А предупреждать, - не знаю. Ну, предупреждать, да, но это опять-таки дело воспитанности и вкуса. Ну, я сколько раз убеждаюсь, что все персонально, все индивидуально. Вот режиссер продается на корпоратив, значит, он продается на корпоратив. Если он позволяет себе мат сплошной не сцене, значит, он это делает ради рекламы. Ради эпатажа, ради сенсационности. Что все не могут, а я вот эдакий смелый.

К. ЛАРИНА: Дорогие друзья, мы должны заканчивать. Андрюш, ну, меня сейчас убьет служба информации. Одну секундочку тебе слово. Два слова, давай.

А. ЖИТИНКИН: Просто реплика: все дело в предлагаемых обстоятельствах.

К. ЛАРИНА: В контексте.

А. ЖИТИНКИН: Конечно. Как говорил Константин Сергеевич Станиславский: все дело в предлагаемых обстоятельствах. Поэтому надо просто быть взаимно толерантными что ли.

К. ЛАРИНА: И последнее, я просо прошу прощения у Владимира Качана, мы увлеклись беседой. Я совсем забыла поставить "Театральный вальс", который очень хотел показать Володя в нашем эфире на стихи Алексея Дидурова. Объявляю: песня "Театральный вальс" на музыку на музыку Владимира Качана на стихи Алексея Дидурова в исполнении Владимира Качана прозвучит завтра в 14 часов 5 минут. Ну, что, я объявление такое сделала.

В. КАЧАН: А я что должен? Я должен зааплодировать что ли в этом месте?

К. ЛАРИНА: Спасибо.