Юрий Караш - Без дураков - 2013-06-16

С.КОРЗУН: Всем здравствуйте. Ведущий программы «Без дураков» Сергей Корзун, мой сегодняшний гость – человек, которому ровно сегодня исполнилось 50 лет – здравствуйте, Юрий Юрьевич. Юрий Караш, человек, который родился в день полета Валентины Терешковой, 6-го космонавта – среди российских. Не помню, американцы летали? Ну, там на суборбитальных.

Ю.КАРАШ: Суборбитальных было только два полета, потом 4 орбитальных.

С.КОРЗУН: Человек. Который, получив историческое образование, всю жизнь работал обозревателем, журналистом, ученым – помимо кандидатской по Латинской Америке, защищенной на Истфаке…

Ю.КАРАШ: В Институте Латинской Америки.

С.КОРЗУН: А учеба была на истфаке в МГУ, после этого учеба в американском университете, там степень доктора философии.

Ю.КАРАШ: В двух американских университетах - первый - Высшая школа международных исследований при университете имени Джонса Гопкинса, - там я получил звание «мастера», затем уже в Американском университете получил степень доктора философии – по-нашему, доктор наук.

С.КОРЗУН: По предмету, по которому у нас не защищаются - что-то в космическом маркетинге?

Ю.КАРАШ: Космическая политика и международные отношения.

С.КОРЗУН: Все-таки не маркетинг.

Ю.КАРАШ: Он вообще применяется ко всему, в данном случае космос тоже не исключение. Нужно помнить, как около 10 лет тому назад большие страсти кипели вокруг эмблемы «Пицца-хат» на российском ракетном носителе.

С.КОРЗУН: Мы помним первых космонавтов на перечёт - Гагарин, Николаев, Попович, Быковский, Терешкова и так далее. Заодно сразу вынесу вопрос для голосования - космонавты всегда были у нас героями, однозначно - космонавты, ракетостроители, по мере того, как рассекречивались, каждый полет был событием. В последние десятилетия даже говорили, что, не пора ли переставать давать «Героев России», - кому первому собирались не дать?

Ю.КАРАШ: Была проблема с Максимом Сураевым несколько лет назад – за его полет в 2009-2010 гг. - Минобороны два раза отклоняло просьбу Центра подготовки космонавтов присвоить Сураеву звание «Героя России». В конце концов, это звание было присвоено - уже личным указом президента России.

С.КОРЗУН: А американцы что дают своим астронавтам, или китайцы за своих?

Ю.КАРАШ: Самый заслуженный астронавт получает 90 тысяч долларов в год. Может получить медаль «За заслуги перед НАСА», вот и все. Никакой медали американского Конгресса - а это что-то типа «Героя России».

С.КОРЗУН: А звание пэра? Место в конгрессе?

Ю.КАРАШ: Ну, что вы - ни пэра, ни мэра, - нет ничего этого абсолютно. Это обычная работа.

С.КОРЗУН: А кто-то из них сделал политическую карьеру?

Ю.КАРАШ: Ну, вспомним Джона Гленна – это многократный сенатор, человек, первым серди американцев совершивший орбитальный полет, совершил три витка, должен был совершить 7, но там у него возникли небольшие технические проблемы, которые потом давали основания советскому премьеру Хрущеву говорить, что Джон Гленн чуть не изжарился, когда возвращался – там были проблемы с термозащитой. И как мы помним, он вообще человек, безусловно, очень заслуженный, я бы даже сказал великий, потому что свой второй полет в космос он совершил в возрасте 77 лет.

Ему недавно исполнилось 90 лет, жив-здоров, всем того же желает, продолжает пилотировать собственный самолет, любит ездить на машине, совершить автопутешествия. Вот так – посмотрели все на Джона Гленна.

С.КОРЗУН: Все-таки сильно сомневаюсь, что в возрасте 77 лет он прошел медкомиссию легче чем вы, когда вам было лет 30 - вы готовились к полету в космос.

Ю.КАРАШ: Думаю, что он прошел легче. Потому что медкомиссии, обследовавшие людей для полетов на орбитальных станциях и шаттлах предъявляли разные требования к здоровью. Пролет на шаттле краткосрочный, самый длительный был 2 с небольшим недели, а, как правило, 7-10 дней .А у нас отправлялись на орбиту на полгода. Поэтому, конечно, требования к здоровью были выше. То есть, нельзя было так, чтобы космонавт, не дай бог, заболел - на шаттле случилось где-то на второй-третий день полета - ну бог с ним, потерпи 2-3- дня, вернешься на землю. А что делать на орбитальной станции? Прерывать экспедицию?

Собственно, такой случай был в середине 80-х, когда экспедиция была прервана досрочно – возникли проблемы у одного из космонавтов. И в середине 70-х был тоже случай, когда немного сократили экспедицию - там был вопрос, связанный с определенной психологической несовместимостью между двумя членами экипажа. Такие случаи бывали.

А что касается шаттла – когда человек отправляется в космос на 7-1- дней - ну, что там может произойти?

С.КОРЗУН: Расскажите про вашу комиссию - вы даже центрифугу прошли?

Ю.КАРАШ: Это не самое страшное. Для каждого человека самое страшное то, с чем его организм хуже справляется.

С.КОРЗУН: Как вы вообще попали в отряд космонавтов?

Ю.КАРАШ: Не попадал. Более того, - никогда не был кандидатом в космонавты. Была такая смешная программа в конце 70-х гг., она называлась «Журналист в космосе» - это была такая ура-патриотическая реакция советского Союза журналистов на подписанный между главкосмосом и японской компанией контракт о полете японского журналиста в космос на советском космическом корабел на советскую космическую станцию «Мир», и конечно, тут же патриотизм - как так? Первый журналист в космосе и японский? Так не может быть. Союз журналистов тут же провёл конкурс с наивно-детсадоским названием «Почему я хочу полететь в космос» - надо было написать сочинение. Ну, я написал. Я мог принять участие, хотя не был профессиональным журналистом, потому что требование было просто быть членом Союза журналистов. Кроме того, я к тому времени был летчиком-спортсменом Центрального аэроклуба, летал в течение уже 5 лет, - в общем, все слилось воедино и позволило мне принять участие в этом конкурсе.

Оглядываясь назад я понимаю, что это было что-то вроде военно-патриотической игры «Зарница», Но с космическим уклоном для взрослых.

С.КОРЗУН: Так что, у вас на здоровье споткнулись?

Ю.КАРАШ: После занятий на центрифуге мне сделали один анализ, там показались эритроциты. Сначала думали, что проблемы с почками, потом выяснилось – да, почка, но просто дополнительный сосуд. А к тому времени меня уже посмотрел отоларинголог, сказал, что у тебя хронический компенсированный тонзилит. Мне хотелось полететь, я пошел удалять гланды, а врач сказал: кто тебе написал, что надо удалять, тот пусть и удаляет. Я здоровые гланды не трогают. Я снова туда, мне говорят: у нас свои космические требования. Сошлись на том, что в течение полугода меня будут наблюдать – не будет ангины, меня пропустят.

Но через полгода это был уже 1991 год и понятно было - дай бог, чтобы космические корабли вообще продолжали бы летать в то время в космос, о журналистах речь уже не шла. Ну и энтузиазм и у меня и многих других, принимавших участие в конкурсе, ушел в песок. Хотя шесть человек пришли на подготовку, два года готовились неизвестно к чему в Центре подготовки космонавтов, получили дипломы космонавта-испытателя, и с этим дипломом улетели. Но не на орбиту, а в те места, где жили и работали. На этом все и закончилось.

С.КОРЗУН: Но вы были еще и пилотом гражданской авиации в США?

Ю.КАРАШ: Да, и на нашей территории тоже был.

С.КОРЗУН: Полет в космос сегодня – это геройство. Все-таки мы единственная страна, кто дает за это «Героев».

Ю.КАРАШ: Ни в одном энциклопедическом словаре не найти однозначного определения геройства. Это что-то на уровне чувств. Безусловно, работа космонавта связана с повышенным риском, нагрузками нервно-физическими, нервно-психологическими. Но посмотрите – сейчас на МКС вместе с российскими космонавтами летают астронавты США, Европы, Японии, Канады, на тех же кораблях «Союз», работают на той же станции, возвращаются на тех же кораблях «Союз», но при этом никто не считает их героями. Да, это люди, которые занимаются ответственной, рискованной работой, но не более того. Никто из них не становится формально национальным героем страны. А у нас по-прежнему «Герои».

И как мне кажется, продолжение этой традиции – обязательно давать Звезду героя за полет, - это создавать антирекламу российской космонавтике, что получается? То, что для японца, американца, европейца обычная работа, для русского подвиг?

С.КОРЗУН: Проголосуем. Итак, надо ли перестать давать «Героя России» за космические полеты? «Да» - 660-06-64, «нет» - 660-06-65. Вдруг в начале 90-х вы оказываете в Штатах – что это? бежали от реальностей российской политической жизни, либо работа позвала?

Ю.КАРАШ: Я понимаю большой соблазн сделать вывод, что я бежал от реальности политической жизни российской, но на самом деле это просто совпадение. Дело в том, что в Академии наук лежали уже мои документы, в которых было написано – летчик, спортсмен, кандидат исторических наук, из Института Латинской Америки. И американская организация «АЭРЭКС», которая занимается научным обменом, проявила интерес к моему личному делу. Это случилось как раз в 1991 г., и я был направлен на обучение. Вот так – на учебу и практику у меня ушло 9 лет, с 1991 по 1999 гг.

С.КОРЗУН: То есть, работу пилота там совмещали с учебой?

Ю.КАРАШ: Так случилось, что судьба свела меня с замечательным человеком, великолепным пилотом, 5 лет он воевал во Вьетнаме, два заслуженных лётных креста, который был одновременно владельцем небольшой авиашколы. Есть такая поговорка: «летчик летчику глаз не выколет». Он предложил мне полетать на «Сесне», мы полетели, он предложил взять управление, приземлились, он спросил: ты американскую пилотскую лицензию хочешь? - Хочу, конечно. – Иди, сдавай теорию, летать тебе учиться не надо.

С.КОРЗУН: А здесь на чем летали?

Ю.КАРАШ: ЯК-52. Это почти родное существо – это не лирика. Авиация такой вид деятельности, где у человека формируется очень сильная эмоциональная связь со своей профессией.

С.КОРЗУН: И с техникой. Давали имя?

Ю.КАРАШ: Да нет, он всегда был для меня ЯК-5, но я всегда ему был благодарен, когда возвращался после очередного полета живой и здоровый. Я понимал, что это и его заслуга, в том числе.

С.КОРЗУН: «Сесна» лучше для обучения? Что у нас вообще с традицией обучения?

Ю.КАРАШ: Для того, кто научился летать на спортивных самолётах, «Сесна» это буквально автомобиль с крыльями – удивительно устойчивая, простая в пилотировании машина, что касается летной подготовки – сейчас авиация находится в переходном периоде – от классической ручной, когда пилотирование осуществлялось в основном пилотом, а приборы были для того, чтобы проверять действия летчика, насколько он правильно делает – ну, в гражданской авиации было не совсем так, там полет приборный, но все равно очень большую роль там играл человек.

Так вот от этой классической авиации сейчас авиация, по крайней мере, гражданская, переходит к авиации компьютерной. И когда я переучивался на «Аэрбас», это было в Тулузе в 2010 г., то инструктора нам прямо сказали: ребята, чтобы вы поняли, что такое «Аэрбас», запомните: взяли компьютер и построили вокруг него самолет. Это компьютер с крыльями. И современные летчики уже не столько летчики, сколько операторы бортового оборудования.

И вообще сейчас авиация эволюционирует в том направлении, что уже лет через 20 единственная разница между операторами беспилотников и пилотами гражданской авиации будет заключаться в том, что первые будут сидеть в бункерах, а вторые в кабинах самолётов. А алгоритм взаимодействия с летательным аппаратом будет тот же самый – через компьютер, какие-то команды, - дать понять самолету, что ты от него хочешь.

С.КОРЗУН: Джойстик управления?

Ю.КАРАШ: В строгом смысле этого слова на «Аэрбасах» никогда нет ручного управления. Действия пилота опосредуются компьютером. И когда вы начинаете шевелить джойстиком, то вы с его помощью даете команды бортовому компьютеру – что вы хотите от самолета. Компьютер обрабатывает и выполняет.

С.КОРЗУН: Вам это не обидно? Хочется своими руками поводить?

Ю.КАРАШ: Согласно статистике, 50% авиационных происшествий - человеческий фактор. В России он доходит почти до 80%. Отсюда вывод – чем больше мы убираем человека из контруправления, тем безопаснее полет. Вам, как пассажиру, хотелось бы лететь безопасно или так, чтобы удовлетворять амбиции пилота?

С.КОРЗУН: Мне было обидно, если бы автоматика делала всю работу.

Ю.КАРАШ: Вы смотрите на себя с позиции пилота, человеческий фактор продолжает играть заметную роль в разного рода инцидентах.

С.КОРЗУН: В свое время вы написали книгу.

Ю.КАРАШ: «Тайны Лунной гонки».

С.КОРЗУН: Изучали документы. Или выступали как публицист?

Ю.КАРАШ: Эта книга основана на другой книге, которая была издана в США Американским Институтом аэронавтики и астронавтики. Эта монография является как раз той самой диссертацией, которую я защитил в США. Сначала ее издали в США, а потом уже часть этой книги была издана в виде «Тайны Лунной гонки».

С.КОРЗУН: Скажите сразу – американцы были на Луне?

Ю.КАРАШ: Были, и Гагарин в космос летал. Я 5 лет работал в архивах НАСА, Института космической политики, в Библиотеке американского Конгресса, и нашёл там, наверное, раз в десять тысяч больше документов, относящихся к советской космической программе, чем можно было бы найти в СССР.

С.КОРЗУН: Как случилось, что американцы нас переиграли?

Ю.КАРАШ: Очень просто. Объясняют это экономическими, научно-техническими причинами, - ерунда. Американцы нас обогнали в первую очередь потому, что были совершены очень серьезные административные просчеты в советской космической программе.

С.КОРЗУН: Мы сами проиграли?

Ю.КАРАШ: Сами проиграли Лунную гонку. Потому что фактически, юридически, политически – как угодно, - советская Лунная программа стала осуществляться только в 1963 г. Американцы с 1961 г. рванули вперед, а мы думали, надо нам, или не надо. Кроме того, не надо забывать, что советская космическая программы была неразрывно связана с военными программами, созданием ракетно-ядерного щита. А военным Луна была не нужна, они прямо так и говорили – зачем нам ваша Лунная программа? вы нам лучше баллистические ракеты дали. В итоге происходило перетягивание одеяла, размывание средств. А США сосредоточили все свои экономические и научно-технические усилия на одном направлении. Поэтому они нас и обогнали на Луну.

С.КОРЗУН: То есть, вначале военные тянули нашу космонавтику вверх, а потом они же…

Ю.КАРАШ: Я бы так сказал – вверх тянули не военные, а Сергей Павлович Королев, который убедил военных, что им тоже много чего хорошего достанется от осуществления гражданской космической программы.

С.КОРЗУН: Сделаем небольшой перерыв и вернемся в студию.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Мы закончили голосование – надо ли перестать «Героя России» за космические полеты? 55,6% считают, что пора переставать давать героя, 44,4% считают, что рановато. И комментарий по СМС: «Во многих странах нет такого разнообразия госнаград, как это было в СССР и остается в России» - Сергей из Соснового бора. Это действительно правда. Это нас сильно отличает от американцев?

Ю.КАРАШ: Скажу откровенно - «а-ля» иконостасов как у Брежнева я ни разу не видел. Там вообще принято носить орденские планки, что касается официальных государственных наград в США и России – у меня нет статистики, не знаю.

С.КОРЗУН: А по ощущениям?

Ю.КАРАШ: Там есть заслуженный летный крест. Но в США вообще нет культа – не знаю, правильно ли сказать – медале-брнечания, как в России. Просто другая, наверное, культура.

С.КОРЗУН: По-английски: «Джон Гленн умер месяц назад».

Ю.КАРАШ: Что это, когда это? Я что-то не слышал. Месяц назад? Ну, можно проверить – но не может этого быть. Вы можете проверить?

С.КОРЗУН: «Наши космонавты герои по-любому. А американцы и прочие – аутсайдеры, летающие на чужих кораблях – какое тут геройство?» - Сергей из Москвы.

Ю.КАРАШ: Да. Ну, это, к сожалению большому, отзвук «советское – значит, отличное». Действительно, США сейчас временно летают на космических кораблях «Союз», но уверять, что аутсайдеры, значит не то, что не видеть дальше своего носа, а вообще быть слепым. Потому что если бы человек видел дальше своего носа, он бы заметил, что в США сейчас создаются 7 новых типов космических кораблей, из которых 4 заложены как корабли транспортные и пилотируемые. И корабль «Дракон», который уже сейчас успешно летает к МКС, через несколько лет полетит с экипажем на борту. И будет там не 3 человека, а 7. Ну, на первые полеты будет 1-2 астронавта, но «Дракон» может нести 7 человек.

В США создается новая пусковая система под названием «Спейс-лонж систем» - космическая пусковая система, это целое семейство ракет носителей - от средних до сверхтяжелых. Пройдет еще год-два, два-три, и США будут полностью независимы от России в космосе – кто тогда будет аутсайдером? С учетом того, что и Китай уже летает на своих кораблях, индия создает свой корабль. И кому будут нужны «Союзы»? – говорю это с горечью, а не со злорадством.

С.КОРЗУН: Джон Гленн-младший, судя по всему, в добром здравии до сих пор - посмотрел «Википедию», так что оставим на совести слушателя его сообщения.

Ю.КАРАШ: Порадуемся за Джона Гленна. Если так похоронили, значит, еще долго и счастливо будет жить, что минимум до ста лет жил – человек это заслужил.

С.КОРЗУН: Кто еще составляет нам конкуренцию в космосе? Вроде как у нас новая ракета носитель готовится?

Ю.КАРАШ: «Ангара»? Она уже лет 20 готовится, и непонятно, когда полетит - говорят, то ли в этом, то ли в следующем году – я уже потерял счет объявленным первым стартам «Ангары».

С.КОРЗУН: Принципиально нового ничего нет?

Ю.КАРАШ: Абсолютно ничего. Самый серьезный наш конкурент - Китай, безусловно. С качественной точки зрения он уже догнал Россию в космосе. Потому что высшим достижением нашей страны в этой области – создание и эксплуатацию орбитальных станций долговременных. Это семейство станций «Салют», «Мир», теперь МКС. Вот это наше высшее достижение. Так вот с этой точки зрения Китай нас догнал, потому что они уже начинают сооружать свою собственную долговременную орбитальную станцию.

И корабль «Чжэнчжоу», кстати, который в основе своей конструкторской философии безусловно, базируется на «Союзе», тем не менее, является настолько радикально переработанной версией «Союза», что можно без преувеличения говорить о самостоятельном корабле. Он может то, что Союзу даже не снилось. Он намного больше, у него больше гермообъем, он лучше энерговооружен. А главное - он может разделиться на две части, одна часть с тайконавтами вернется на Землю, а другая останется работать на орбите как автоматическая лаборатория. Нашему кораблю, которому через несколько лет исполнится уже полвека даже такое и не снилось. О чем тут можно говорить?

С.КОРЗУН: И модули, оснащение станции, уступают? Вы как их сравнивали – по ощущениям космонавтов?

Ю.КАРАШ: Безусловно. Я на МКС не летал, в проектировании модулей участия не принимал, поэтому основываюсь на мнениях российских космонавтов, которые летали на МКС и которые в открытую заявляли, что с точки зрения технической оснащенности Российский модуль однозначно уступает модулям других партнеров по МКС.

С.КОРЗУН: Только ли по программному обеспечению?

Ю.КАРАШ: У нас просто шумят модули. Системы кондиционирования, вентиляции – в наших модулях шумно. Они говорят: залетаешь к европейцам и американцам - тишина. А у нас постоянное жужжание. Пригласите любого космонавта – он вам скажет.

С.КОРЗУН: Все-таки рано переставать давать героев за полет в наших модулях.

Ю.КАРАШ: Как тут не вспомнить поговорку: «Несчастна та страна, которая нуждается в героях».

С.КОРЗУН: Может, зря «Мир» затопили?

Ю.КАРАШ: Спорный вопрос. Может, он еще мог полетать несколько лет, но когда в 2001 г. я говорил на эту тему с Юрием Семеновым, тогда еще главой ракетно-космической корпорации «Энергия», я прямо его спросил – ну, хорошо, есть такое мнение, что это американская идея – ну, во всем еж виноваты американцы, и в том, что «Мир» затопили, - американцы подталкивают. Спрашиваю: сколько «Мир» еще может пролетать? - ну, может 3, может, 5 лет. Для меня это было удивительно, потому что с Охотного ряда раздавались вопли, что «Мир» чуть ли не до 22 века сможет летать. Но Юрий Павлович сказал: просто стенки модуля постоянно под напряжением – внутри нормальное давление, а снаружи вакуум - металл устает, образуются микротрещины, станция начинает терять атмосферу. Пройдет еще несколько лет, конечно, она не лопнет как воздушный шар, но просто придется каждую неделю посылать «Прогресс», и тогда этот полет будет уже неоправдан ни с какой точки зрения – никаких средств не хватит, чтобы продолжать обеспечивать полет станции. Поэтому переключение на МКС в стратегическом плане было правильным решением.

С.КОРЗУН: Мы давно говорим о работе в космосе не как о геройстве, а о работе по техобслуживанию.

Ю.КАРАШ: Абсолютно правильно.

С.КОРЗУН: Какой может быть сегодняшняя идея, которая снова зажгла бы людей космосом? Экспедиции, поселения человеческие на Марсе, освоение других галактик? Уже пару экзопланет обнаружили, говорят.

Ю.КАРАШ: Какую же пару? Там уже счет идет от 500 и больших.

С.КОРЗУН: Вроде две рассматриваются как самые ближайшие.

Ю.КАРАШ: С того момента, когда человек вышел из пещеры и спрыгнул с ветки, вся история человечества – непрерывное расширение среды обитания.

С.КОРЗУН: Экспансия.

Ю.КАРАШ: Как угодно можно называть. Конечно, альтернативой расширению этой среды за пределы Земли, может быть только мальтузианство. То есть, рано или поздно нас станет так много, что нам придется есть друг друга, чтобы оставшимся хватило ресурсов. Мы же этого не хотим, мы же не крысы, люди, что касается, чем зажечь души людей – далеко ходить не надо – только новыми инновационными с технологической точки зрения программами. Это дальний космос, вы совершенно правильно сказали. А в дальнем космосе ничего, кроме Марса. Потому что все остальное, как сказал Карл Саган, либо слишком далеко, либо слишком негостеприимно – для данного уровня развития космической науки и техники.

Вот экспедиция на Марс сейчас для той степени технической готовности космонавтики, которая есть в России сейчас, это абсолютно реальный проект. Надо только начать готовить его, и лет за 12-14 можно подготовить облетно-орбитальную миссию к Красной планете.

С.КОРЗУН: Мы не опоздали?

Ю.КАРАШ: Ну конечно, упущена масса времени.

С.КОРЗУН: Первыми можем и не быть. Или это только международные экспедиции?

Ю.КАРАШ: Это глубокое заблуждение - что только международные экспедиции. Потому что освоение космоса это развитие науки и техники тех стран, которые этим занимаются. И страны эти совсем не горят желанием делиться научно-техническими благами с другими странами. Поэтому да, в какой-то момент может быть объединение усилий, но в долгосрочной перспективе, конечно, каждая страна будет стараться получить максимум политических, научно-технических, экономических благ для себя, а не для каких-то партнёров.

Что касается не опоздали ли мы – думаю, что шансов, конечно, немного, Но первой вокруг Марса может быть экспедиция, которую сейчас готовит Дэнис Тито, - наверное, вы слышали «Инсперейшн Марс», - к 2018 г. запустить двух человек по так называемой короткой траектории к Марсу, чтобы они за 500 дней долетели до Марса, развернулись и прилетели обратно.

Еще раз хочу сказать – шансов немного, но они есть. Россия, конечно, могла бы это сделать более основательно, более безопасно для экипажа, тем боле, что технический проект такой экспедиции уже давно разработан. Нет политической й отмашки. А почему ее нет, не представляю, почему. Разумного объяснения этому нет.

С.КОРЗУН: У нас мало дать политическую отмашку, надо ее еще и подкрепить финансовыми усилиями – наверное, это недешевое предприятие.

Ю.КАРАШ: Орбитально-облетный полет к Марксу оценивается примерно в 30 млрд. долларов. Сколько у нас пошло на Сочинскую олимпиаду? Кажется, 52. Скажите, зачем проводят Сочинскую олимпиаду? Я не против нее – позвольте, я сам отвечу на вопрос – я считаю, что для того, чтобы стимулировать интерес россиян к занятию спортом, чтобы пропагандировать здоровый образ жизни, чтобы купить авторитет и престиж России. А теперь скажите, что, россиянам крепкие мозги нужны меньше, чем крепкие тела?

Ответьте на вопрос – где была позапрошлая зимняя олимпиада?

С.КОРЗУН: Не вспомню.

Ю.КАРАШ: Правильно. А когда был полет Гагарина

С.КОРЗУН: Помню.

Ю.КАРАШ: Это я к тому, что пройдет несколько месяцев, и про Сочинскую олимпиаду все забудут – в мире забудут, подавляющее число людей. Пройдет 4 года, люди будут вспоминать – а где была зимняя Олимпиада? А вот про полет Гагарина не забыли и не забудут. И про первый шаг Армстронга по Луне тоже не забыли и не забудут. Если Россия окажется первой хотя бы около марса – этого тоже никогда не забудут. Это к вопросу о том, зачем нужен этот полет. Надо себя уважать за что-то – не только за то, что нефть и газ. А за то, что есть мозги. А наличие мозгов нужно постоянно доказывать.

С.КОРЗУН: В 60-е годы жили все-таки небогато, и главная претензия людей, возражающих против дорогостоящих космических идей состоит ровно в том, не заняться ли нам обустройство земли нашей.

Ю.КАРАШ: Это, конечно, очень хорошее предложение, если бы все другие страны мира, образно говоря, нажали на педаль тормоза, и остановили бы свое развитие, пока Россия построит дороги, отстроит больницы, всех накормит, напоит, обогреет. А уж потом стали бы развиваться все одновременно. Но этого не будет. Если мы будем ждать, пока мы построим дороги, пока у нас во всех школах будут компьютеры, и только потом начнем заниматься чем-нибудь вроде освоения Космоса, то все кончится тем, что когда представители других стран будут уже ходить по Луне и Марсу, мы, в лучшем случае, будем подпрыгивать до околоземной орбиты – как сейчас это делаем.

С.КОРЗУН: А что, в Норвегии плохо живут? Ну, экспедиция Тура Хейердала - один человек, и затраты небольшие – замечательно себе живут.

Ю.КАРАШ: И в Швейцарии хорошо живут, и в Монако. Но тогда, знаете, давайте станем Норвегией или Швейцарией. Как вы считаете, что нам легче – стать Швейцарией, или слетать к Марсу.

С.КОРЗУН: Ну, в такой постановке - к Марсу.

Ю.КАРАШ: Поэтому давайте слетаем - пускай хоть что-то будет.

С.КОРЗУН: А Швейцарии забудет?

Ю.КАРАШ: Почему? Будем есть швейцарский шоколад и понимать, что летая к марсу, развивая технологии, мозги, повышая уважение к себе как к нации. Возможно, когда-нибудь построим хорошие шоколадные фабрики, которые будут выпускать шоколад не хуже швейцарского.

С.КОРЗУН: «Почему наши спутники все падают?» - Таня.

Ю.КАРАШ: Я бы не сказал, что они все падают, хотя падают они достаточно часто, к сожалению. Почему? Ну, как вам сказать? - почему «Жигули» хуже «Форда» с точки зрения сборки? Я понимаю, это немножко натянутое сравнение, потому что наша проблема, проблема нашей промышленности всегда была крупносерийное производство. Вот когда речь заходила о мелкосерийном - космических кораблях, ракетах носителях, то всегда мы были на уровне.

Но что происходит сейчас с космонавтикой? - я бы так сказал: во-первых, конечно, уже к ней такого отношения, как к «священной корове» - нет. Раньше, при всех колоссальных недостатках советской системы, к космонавтике относились действительно как к чему-то священному, было престижно работать в космической отрасли - хорошо платили, уважали. И люди, когда приходили на сборочные линии, где собирались корабли, ракеты носители, они их собирали так, как будто сами на них полетят – вот такое было отношение.

С.КОРЗУН: И еще была военная приемка.

Ю.КАРАШ: У североамериканских индейцев есть хорошая поговорка: «Ты можешь привести лошадь на водопой, но не можешь заставить ее пить». Никакая военная приемка не заставит человека работать качественно, если он сам этого не хочет – особенно в наших российских условиях.

С.КОРЗУН: Просят рассказать про лунную программу США – Алекс просит. А почему мы отказались? У нас же тоже были свои Лунные программы – что об этом вы в архивах нашли?

Ю.КАРАШ: Чтобы ответить на этот вопрос не нужно работать в архивах. Дело в том, что конечно, Лунная программа СССР, так же, как и Лунная программа США была, в первую очередь, мотивирована политчески - то есть, нужно было первыми добраться до Луны. И после того, как это сделали американцы, интерес к дальнейшему осуществлению советской Лунной программы был у руководства СССР потерян, поэтому ее закрыли.

Хотя, наверное, можно было довести до ума весьма непростой ракета носитель Н-1, можно было построить лунную базу какую-то - тогда, в начале 70-х, это еще было интересно. Но опять же – ну, кто бы уже об этом помнил? Помнили бы, что первыми были на Луне американцы. А то, что русские были бы в большом количестве, не 12, а 22 человека, допустим, - ну, это уже вопрос количества, а не качества.

С.КОРЗУН: А с Марсом есть шанс стать первыми?

Ю.КАРАШ: Я считаю, что да. По крайней мере, околомарсианским пространством.

С.КОРЗУН: От спутников – к авиации. Вы сказали, что помимо США, где вы полетали в качестве регулярного пилота на пассажирских авиалиниях…

Ю.КАРАШ: Ну, это громко сказано – это больше воздушное такси, гонял полеты над Индианаполисом, Балтимором.

С.КОРЗУН: Туристов?

Ю.КАРАШ: Ну да, - туристов, зевак. Своих друзей катал. Сейчас над Индианаполисом уже не полетаешь – там находится Военно-морская академия, и вообще военно-морская база, и там закрытое пространство после терактов 11 сентября.

С.КОРЗУН: В Россию вернулись и тоже полетали?

Ю.КАРАШ: Да, летал в аэроклубе, потом несколько лет тому назад пару лет был пилотом учебно-летного отряда «Аэрофлота».

С.КОРЗУН: Люди спрашивают опять про падения. Отказывают и «Аэробусы» - из-за чего?

Ю.КАРАШ: «Аэробусы» отказывают? Какие отказы имеются в виду?

С.КОРЗУН: Не готов по фактам говорить, но встречаются и отказы «Аэробусов».

Ю.КАРАШ: Самый неприятный отказ был несколько лет назад, когда упал над Южной Атлантикой А-330. Как человек, имеющий отношение к общественным наукам, могу сказать – это достаточно известная истина - самое трудное – жить в переходный период. Когда не феодализм и не капитализм, не капитализм и не социализм, не социализм и опять не капитализм – непонятно, по каким законам жить, какие должно быть ценности, какие понятия – в хорошем смысле этого слова.

В авиации сейчас тот же самый переходный период. Переход от классической авиации к так называемой компьютерной. И в этот переходный период действительно возникают ситуации, когда человек не совсем понимает, как ему взаимодействовать в какой-то ситуации с компьютером. То же самое произошло с этим бедным А-330, когда действительно, - ну, не хочу вдаваться в подробности, - возникла ситуация, когда компьютер ошибочно посчитал, что у самолета слишком большая скорость, стал задирать нос аэробуса, чтобы погасить скорость, в итоге скорость, которая была нормальной, упала, и самолет стал падать. И экипаж не совсем понимал, что происходит - как такое произошло. В итоге самолет упал. В общем, экипаж мог справиться с этой ситуацией, если бы имел более полную картину того, что происходит - к сожалению, он ее не имел.

С.КОРЗУН: Застраховаться от этого невозможно, нужно вырабатывать новые алгоритмы общения человека и машины?

Ю.КАРАШ: В Тулузе я побеседовал с летчиком-испытателем «Аэрбаса» Филиппом Перреном. – кстати, он еще и астронавт по совместительству, летал в космос. Мы с ним говорили как раз на эту тему – компьютерной авиации. И он сказал – действительно, многие летчики, классической пилотной школы говорят: хорошо, ваша компьютерная техника это здорово и удобно, надежно. А вдруг она откажет, что тогда делать? Ну и что, - сказал Перрен, - из-за этого будем делать худшие самолеты, чтобы летчики поддерживали свои пилотские навыки? Ничего подобного. Мы будем делать такие самолеты, которые вообще не будут отказывать. Вот так. Есть такое модное слово - «мейнстрим» - вот это главная тенденция развития гражданской авиации.

Вот скажите – у вас часто ломался компьютер – не зависал, а ломался, - чтобы после этого его только выбросить?

С.КОРЗУН: Бывало. Правда, это было часто связано с механическими повреждениями.

Ю.КАРАШ: Правильно – уронили, засунули в ванну или микроволновку. А на самолете три компьютера, им каждый из них намного надежнее, чем те, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни. Откажет один - в дело вступит второй, потом – третий. А чтобы отказали три компьютера для этого нужно, чтобы в самолет попала ракета. Но если это произойдет, последнее, что будет волновать экипаж и пассажиров - как на самолете работают компьютеры.

С.КОРЗУН: Мечта осталась - слетать в космос?

Ю.КАРАШ: На околоземную орбиту – нет. Скучно, неинтересно, потеря времени. Вот если бы в дальний космос, хотя бы за окололунное пространство, за лунную орбиту – конечно, да. Но я реалист, понимаю, что в моем случае это уже несбыточная мечта, поэтому и не стремлюсь к ее осуществлению. Думаю, что и на Земле можно сделать много чего хорошего для космонавтики.

С.КОРЗУН: Реалист, на мой взгляд, романтик, - Юрий Караш был гостем программы. Всего доброго, счастливо.

Ю.КАРАШ: Спасибо, до свидания.