Борис Ноткин - Без дураков - 2013-02-17

С.КОРЗУН: Всем добрый вечер, Сергей Корзун ваш ведущий, а сегодня в студию для откровенного разговора, разговора «Без дураков», мы пригласили Бориса Ноткина, телеведущий, улыбчивый человек, человек, который должен быть обязан горбачевской Гласности, потому что история вашего появления на телевидении – история прямая Гласности, если вспомнить, чем гласность отличается от свободы слова и прочих, это именно действенность: ты проговорил, и вот оно есть. История 1989 г., если не ошибаюсь, - статья в «Литературной газете» о неэффективности советской медицинской пропаганды. После этого Ноткина приглашают в студию в качестве гостя и через неделю он уже появляется в студии именно ведущего и уже не выходит из студии. Правильно?

Б.НОТКИН: Все правильно. Более того, это качественный скачок в моей жизни, потому что до этого я был заведующим секции в университете – типа зав. кафедрой, 55 преподавателей, 30 доцентов было подо мной, но это совершенно другое измерение, это что-то у тебя от бога, потому что ты можешь делать людей безголосых громкоговорящими, защищать целые слои, можешь что-то менять, улучшать - вот ощущение счастья, которое у меня было по 1992-1993 гг., - его очень трудно передать.

А потом я был влюблен в Михаила Сергеевича, и ощущение гордости, что у меня такой руководитель, и вот я эти идеи претворяю здесь, и в США меня посылали пропагандировать горбачевскую Перестройку, а потом я был влюблен в Ельцина.

С.КОРЗУН: Далее – со всеми остановками? Потом Путин, Медведев?

Б.НОТКИН: Нет. К сожалению, я их узнал получше потом. Горбачев раз 7 у меня бывал в передаче, уже экс-президентом и я увидел, что хотя он и «царь-освободитель», и конечно, надо ему кланяться в ноги за то, что он освободил нас от тяжелого гнета системы, но он очень многое дела, по-моему, сам не понимая, что делает, потому что он все-таки гений дезорганизации – у него был такой талант. Ну, про Ельцина все итак все знают, не буду говорить. И когда я все это увидел, я стал сам себе напоминать девушку, которая любила, а потом увидела, что ее любимый совсем не такой. Поэтому у меня была депрессия, тяжелая, года два, и потом я уже стал ко всем относиться очень спокойно.

С.КОРЗУН: А смена лидера на локальном уровне? ТВЦ был городским каналом, и мэр Лужков и нынешний мэр являются фактическими руководителями или идеологами канала, что-то изменилось при смене руководителя?

Б.НОТКИН: Я бы начал с того, что существует много разных Лужковых. Когда Лужков пришел - это был один Лужков, и он для меня был не далекий мэр, - был близкий мне товарищ Попов, с которым я начал передачу «Лицом к городу», и когда он ушел, в эти сапоги, поповские, пришел Лужков, для которого была большая честь быть в сапогах интеллектуала Попова и я для него даже был чуть-чуть ментором. А он был человеком невероятно быстро обучаемым, невероятно талантливым. То есть, это выдающийся человек, у него много талантов – я искренне восхищался его человеческими качествами.

Дам пример – когда у нормального человека крупная неприятность, то обязательно что-то происходит – либо радикулит, либо плохой сон. У него подкорка такая, что туда ничего не проходит. В дни путча он спал так же, как в воскресный день. То есть, у него между сознанием и подкоркой такая стена, непробиваемая. Его нельзя было запугать, он очень смелый, мужественный, невероятная энергетика. Такой был Лужков в первые годы.

Потом это был уже совсем другой Лужков, уже человек, на которого влияли совсем другие люди – известно, какое громадное влияние на него имела супруга, например. Третий, последний период – это уже Путинское время, и он уже по законам Путинского времени. Эта динамика была.

Собянин – я не знаю его идеологии, думаю, что он был руководителем аппарата, администрации, - он проводит, условно говоря, линию Путина на вверенном ему участке.

С.КОРЗУН: То есть, собственную идеологию он не объяснял руководителям телеканала?

Б.НОТКИН: Может быть, и объяснял, но я этого не знаю, но думаю, что это та же идеология, которая есть у Путина – только применительно к московскому региону.

С.КОРЗУН: В этом смысле Лужков был самостоятельным человеком, несмотря на влияние?

Б.НОТКИН: В первый период он очень часто шел в противоход Ельцину, вся его анти-чубайсовская линия, Чубайс - креатура Ельцина все-таки. Конечно, Лужков всегда проявлял самостоятельность. Я уверен, что Собянин самостоятельная фигура, но в его идеологии вы не найдете ни одного отличия между идеологией Собянина и Путина.

С.КОРЗУН: ТВЦ всегда был при главе города. Недавно было выступление Алексея Волина о том, что молодые журналисты должны учиться работать «на дядю», потому что «дядя» расскажет, что надо делать, а нам нужны лишь ремесленные навыки, чтобы этого «дядю» обслужить по полной программе, что вы думаете по поводу выступления Волина?

Б.НОТКИН: Меня, честно говоря, жутко огорчила реакция на эту выступление. Получается, что без дураков можно только у Сергея Корзуна говорить. Потому что он сказал без дураков – то, что есть. Более того, еще в мягкой форме., это даже не фотография реальности, это такой смягченная, подслащенная пилюля. Потому что если говорить правду, то вы будете нелюбимыми, потому что журналюги сегодня наши, элита политическая, экономическая – она не любит журналистов, не уважает, - вообще болтаются под ногами. Народ журналюги тоже раздражают. Более того, сколько сейчас журналистов, которые получили «Филькины грамоты» в шарашкиных конторах, и ты придешь – он выступал перед квалифицированными…

С.КОРЗУН: Перед преподавателями.

Б.НОТКИН: Да, а ты придешь к этим неудачам и будешь с этими неучами работать. Если бы он рассказал всю правду, то тогда еще можно сказать – зачем ты пугаешь? Но с другой стороны я считаю, что правда это всегда хорошо. Потому что Марианна Максимовская у него потом спросила в передаче – вы не боитесь, что люди не пойдут в журналисты? Наоборот, хорошо, - он увидел реальную ситуацию и говорит – нет. Я в такую журналистику не хочу, пойду заниматься пиаром, маркетингом, рекламой – это сестринские все дела. Пережду, когда ситуация изменится – она же не всегда будет такой. А пока заработаю денег на рекламе.

Или может быть другой подход - пойду-ка я в политику и изменю эту ситуацию. Может быть третий подход – стану Димой Быковым или Сергеем Корзуном и мне никто не посмеет ничего указывать благодаря моему имени. Сто вариантов для решения. Он им сказал правду. А его в чем обвиняют? В цинизме.

С.КОРЗУН: А ваш личный вариант – никогда не пугал «дядя», не хотелось уйти в политику?

Б.НОТКИН: Тут для меня всегда была очень простая ситуация. Первые 7 лет я занимался только передачами с политиками. Министры, генералы, директора ФСБ. Сейчас у меня артисты. Мне никто не говорит, как с артистами разговаривать.

С.КОРЗУН: А раньше говорили?

Б.НОТКИН: Нет. Тоже была совершенно другая ситуация. Я был единомышленником Яковлева, который курировал нашу идеологию. И не он мне говорил, а я ему был благодарен за то, что он мне давал ориентиры, и я по этим ориентирам шпарил. Потом он давал другие – что Лигачев скажет. А я все саботирую наоборот, - я был их единомышленником. И с Ельциным первый год я был единомышленником, никто мне ничего не говорил. Это было счастье, что я работал на одной волне с этими «дядями».

А вот когда уже начало расходиться мое представление, - может, я и ошибаюсь, - с политикой партии и правительства, тогда, чтобы не вступать в конфликт с «дядями», я нашел ту нишу, которая соответствует интересам «дядей». Потому что все мои передачи наполнены позитивом, поднимают настроение, создают чувство – скажем, дополнительной симпатии к своей стране, и это соответствует интересам начальства, но и соответствует моим идеалам - я хочу поднимать людям настроение.

С.КОРЗУН: Еще вариант – не менять «дядю», а менять свою позицию по отношению к «дяде» Такой эскапизм в определенной степени.

Б.НОТКИН: Называйте, как угодно.

С.КОРЗУН: Значит ли это, что вы по-прежнему хотели заниматься публицистической журналистикой, но понимая, что это сложно, вы ушли в другую область, более безопасную?

Б.НОТКИН: Нет, это не так. Рынок это все-таки не то, что ты умеешь, а то, что требуется. Я себя чувствую таким маленьким Талейраном, я знаю границы возможного, знаю, о чем можно говорить, чтобы была польза. Но сегодня это нереально. Потому что все те люди, которых я бы хотел пригласить в передачу, просто не пойдут, не придут. У меня таких знаковых людей было - Лавров, министр иностранных дел, Проничев, первый зам. директора ФСБ и еще 5-6 человек. Остальные не идут на экран. И с кем я буду говорить? Вызывать из нашей замечательной думы, которая будет мне говорить правильные слова, а я им буду задавать провокационные вопросы? Кому это интересно?

С.КОРЗУН: Недавно несколько видных фигур шоу-бизнеса пошли на специальное заседание в думу, пожаловались на журналистов, со словами, что ноги переломают, и прочее, и потребовали дополнительной защиты от журналистов. Нужна им эта защита? Нужна ли политикам эта защита?

Б.НОТКИН: Им, конечно, нужно?

С.КОРЗУН: Им – кому?

Б.НОТКИН: Что такое наш шоу-бизнес? Это сплошные фонограммщики. Ну, придите на любой, где сидят режиссеры - пошла «бабушка русской фонограммы», пошел «умелец русской фонограммы». Это же жулики, это аферисты на доверии, им нужна защита от этих подлых журналюг, который возьмет, и не дай бог, все это конкретно засвидетельствует.

Понятно, что нашим политикам тоже необходимо от этих пронырливых пройдох беспринципных защита. Конечно, им нужно.

С.КОРЗУН: были бы депутатом, проголосовали бы за такой закон?

Б.НОТКИН: Нормальный депутат наш, сегодняшний, конечно, должен голосовать за этот закон.

С.КОРЗУН: вы в депутаты пойдёте?

Б.НОТКИН: Зачем. С какой стати? У меня замечательная работа, она мне приносит радость, я дарю радость другим людям, какую-то пользу приношу.

С.КОРЗУН: В последнее время много говорят о СССР, о стабильности, мечтают ввести страну в такое же состояние, когда никому ничего не хочется, когда более или менее сытно, и прожить можно. Значительная часть вашей жизни прошла при советской власти, в брежневский период. Более того, вы занимали вполне серьезные посты.

Б.НОТКИН: Я был заведующей английской секции, типа зав.кафедрой.

С.КОРЗУН: замечательнее образование – переводчик МГПИИЯ, хорошая карьера, наверное, и с органами были связаны – если были зарубежные командировки. Для вас тот период благодатный, и Перестройку вы восприняли…

Б.НОТКИН: Как счастье.

С.КОРЗУН: Почему? Что было плохого в советское время?

Б.НОТКИН: Только одну фразу к тому скажу. Все эти друзья, которые требовали защиты - Лепс, Стас Михайлов – они все не фонограммщики. Ноу них тоже есть то, чего они не хотели бы, чтобы журналюги разнюхивали. Но это все разные вопросы. Я был тогда счастлив, просто счастлив. Работал в университете, исторический факультет. Там был потрясающий декан, Юрий Кукушкин, который сделал две параллельные реальности. Первая - идеологический факультет, это все борьба с буржуазными идеологиями, с всякими влияниями - ну, как полагается. А вторая реальность - Пётр Андреевич Зеньковский. В США издается «Антология» - Соловьев, Ключевский, Заньчковский. Сарабянинов – лучший в мире специалист по русской живописи. Таких там было очень много людей, и Юрий Степанович обеспечивал им существование в двух разных мирах.

Естественно, я дружил с самим Заньчковским, с самим Сарабяниным –представляешь, сколько я набрался? И ребята очень хорошие в МГУ работали – талантливые, умные, интересные. Все эти майские демонстрации, 7 ноября, похороны Брежнева – мы ходим, разговариваем. У меня был абонемент - я ходил на все похороны. Это 4 часа – пока собрались, дошли, обсудили, что было в Древнем Риме, - я был абсолютно счастлив.

Плюс еще какая вещь - сейчас есть компьютеры, а было столько времени, сил, а все это шло на женщин. Представляешь, сколько тогда было возможно развернуться по этой части? Если какие-то сравнения - кто-то любит книжки читать, - представляешь, сколько я книжек прочёл? Ярких, интересных книг прочел. Это одна сторона.

КГБ. По поводу КГБ, как ни странно, очень много мифов. Я расскажу свою историю, которая частично эти мифы развеет. У меня был преподаватель перевода, Валентин Михайлович Кузнецов, полковник спецслужб, заслуженный очень, его уже никуда не пускали, ни в одну страну, - слишком чисто работал, поймать не могли, но уже и не хотели. И он меня спрашивает: Борис, почему вы не ходите, - мы вас направляем переводчиком с группой, а вы отказываетесь? Я ему говорю: Валентин Михайлович, мне мама объяснила, что как только я начну работать с иностранцами, меня начнут вербовать. Отказываться – конфликт. Быть агентом я не хочу. Он на меня посмотрел, сказал: Боря, у нас желающих с нами работать отбоя нет. Никто тебе руки выламывать не будет. И это абсолютная правда – ни разу не выламывали руки. Предлагали все, что хочешь. Не хочешь – милый, никто тебя не уламывают.

Контакты с КГБ очень разнообразные. Кто-то хочет быть агентами – вам нельзя с иностранками трахаться, а ему не только можно, а ему, может, за это и орден еще дадут – представляешь, как интересно?

С.КОРЗУН: Медовая ловушка?

Б.НОТКИН: ну почему? Любит, нравится и хочет. Вторая – то, что было у меня. Я отвечал за ВИП-гостей ректора. Приезжает какой-то человек, которому будут вручать «почетного доктора». Я пишу письмо на директора Большого Театра: прошу выделить 6 билетов для того-то. Письмо – на двух страничках. Первую страничку подписывает проректор по иностранной работе. Но он это делает только после того, как ты заходишь в кабинет зама по приему, который визирует - того самого кгбэшника. Значит, ты все время с ним находишься в контакте. Он тебе завизировал – ты пошел, отнес. Это чисто технический контакт.

Нет, если тебе предложат – не хочешь ли ты переспать с этой американкой, нам она интересна, а ты хочешь, у тебя с ней другие отношения – не то, что у меня какие-то высокие моральные качества, но я ни разу в жизни не писал. Я говорю – ребята, я и вас спалю, и себя подведу. Абсолютно меня никто не уговаривал.

С.КОРЗУН: То есть, формальных отношений у вас с КГБ никогда не было?

Б.НОТКИН: как это? Вот я пришел, подписал. Или мне говорят – к этому не надо ходить ну, не надо, и не надо.

С.КОРЗУН: Прямо спрошу – погоны у вас есть?

Б.НОТКИН: И близко нет. Никакой агентурной работой не занимался вообще. И никто меня не уламывал, руки не выворачивал. Близко этого не было. Потому что у них есть две категории – первые – те, кто сам этого хочет, любит, и способен – двойная, тройная игра, некоторые потом работали на две разведки – ну, любят это дело. Вторая категория – парень попался на обмене валюты. Ему говорят: вам на 8 лет, но обидно - посмотрели биографию вашу – хороший парень, хочется вам помочь. А как помочь, понятно – или 8 лет строгого режима, или будешь бегать, как Савраска. Если ты им проблемы не создаёшь, если пользуешься доверием, не нарушаешь никаких правил игры - живи себе спокойно. Клянусь, говорю честную правду.

С.КОРЗУН: И когда Рейгана сопровождали здесь, вы были официальным его переводчиком?

Б.НОТКИН: Там была такая история – он 3 часа провёл в МГУ, это был его первый приезд - «исчадие зла, главный враг», и эти 3 часа переводил его я. Правда, по договоренности между нашими спцслужбами и американцами, все, что гворил он, переводил его переводчик. ТО, что говорили наши - переводил я. Но там был один интересный нюанс.

С.КОРЗУН: О нюансе мы расскажем сразу после перерыва.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Итак, вы были переводчиком при визите Рей2гана. Кстати, - обычно синхронисты переводят только на свой язык - по крайней мере, так было на курсах при ООН. Почему у вас перевод шел в обратную сторону?

Б.НОТКИН: Так договорились представители американской секретной службы и наши. Ну, это же не перевод конференции по вечной мерзлоте – это все очень просто, что там было интересного? Когда меня представили Рейгану, он очень внимательно на меня посмотрел. Не просто посмотрел, а даже, казалось, обнюхал. Я понял, что я его заинтересовал, он хотел меня понять, осознать. И три года спустя я выступал с лекцией в США, меня подвели к Рейгану, сказали, что я был его переводчиком в Москве, и я понял, что он меня не узнал. То есть это просто техника обольщения – когда подводят человека, и человек думает - вот он заинтересовался. Это просто техника.

А второе – то, чего сейчас нет. Проректором МГУ был Владимир Иванович Тропин. И должна быть такая вещь – когда Рейган был уже на самой трибуне и зачитывал свою лекцию перед нашей аудиторией, там американцы предлагали, чтобы был ректор, Рейган и его переводчик. Владимир Тропин сказал – как это, не будет русского переводчика рядом с ректором? Исключается. И он прошиб, настоял, чтобы я был там. И что произошло? Вот насколько важны такие люди – когда студенты и профессора начали задавать вопросы из зала, то выяснилось, что динамики стоят все на зал, - перед сценой. И переводчик американский не слышит, что задают. Инженер рванул на сцену, чтобы поменять динамики, но за сцену отвечала американская секретная служба, иона никого не пропускает. Американский переводчик не слышит, он демонстративно садится, не хочет, из-за этих ленивых бездельников, которые не могут поставить динамик, терять репутацию. И ректор буквально белыми губами мне шепчет: боря, выручай. И я начинаю по губам переводить, что люди говорят - ну, мне это было не сложно, потому что я представлял, что они могут спросить. Но Тропин предусмотрел ситуацию. А представляешь, не было бы? Какой позор на весь мир? А там камер 40 было со всего мира.

Иметь талант, желание, стремление сделать все так, чтобы МГУ был лучшим – сейчас я этого не вижу.

С.КОРЗУН: Вообще синхронисты это не то, что белая кость переводчиков, это самые отвязанные, как летчики среди всех, кто обеспечивает полеты, часто бесшабашные, которые могут переводить полтора часа, а после этого 15 минут спать, пока другой заменяет. Кстати, такие навыки напряжения и адреналина полезны в вашей работе на ТВЦ? Хотя сейчас программы записываются?

Б.НОТКИН: сейчас только в записи, а раньше в прямом эфире. Конечно, очень полезно. По двум причинам. Первое – когда я начал вести свою программу, я набрал страшное количество очков, когда приглашал Кэтлин Кеннеди, дочку Роберта Кеннеди – в прямой эфир. Я задавал ей вопрос, тут же переводил и она отвечала, и я синхронно переводил на Москву ее ответ. Тогда мало людей знали язык – вот какой Ноткин, который прямо шпарит, переводит, - вот я какой. Сегодня многие переводят – это не фокус, а тогда это производило серьезное впечатление.

И вторая важная вещь - что такое переводчик? Ты не можешь думать о том, как выглядишь, как на тебя посмотрел начальник – в тебя информация вошла и вышла. Ты забываешь про все. То же самое телеведущий – вот гость, он говорит, ты должен сформулировать вопрос, а все остальное должен абсолютно забыть. Тот же механизм, что и у синхронного переводчика.

С.КОРЗУН: А расслабление потом, на такую концентрацию? Как расслабляетесь?

Б.НОТКИН: тут два интересных аспекта. Первое – все-таки если ты в режиме, ты много переводишь – вот в ЮНЕСКО, в Париже я сижу, «мировое общественное мнение.. радостно встретило весть о мирному урегулировании китайско-индийского конфликта путем взаимных уступок» - бу-бу. А сам думаешь: хорошо бы пойти в посольство пообедать – там дешево и вкусно. Но можно не успеть. В ЮНЕСКО – дорого, а сам бубнишь: … - то есть работаешь в режиме автомата.

А то, что касается телевидения - интересная вещь. Я был «Господином Вторником», вел передачи по вторникам. А по пятницам такую же передачу вела Анеле Меркулова, а она очень любила уехать в турпоездки и просила меня ее заменять. То есть, фактически я у нее делал то же самое, что и у себя. Но что интересно - когда вел свою программу, в среду я не мог до ванной дойти - весь адреналин сжег. Мне дойти до трамвая от дома сто метров было тяжело. В четверг чуть приходил в себя, - в среду старался просто лежать.

Когда вел ее программу – выходил, и как будто ничего. В чем разница? - чувство ответственности. Если что-то меня и высасывало – это моя программа: не должен подвести, люди со мной работают, приготовили репортажа, я пригласил гостя. А тут: ну, не будет меня приглашать вместо себя – ну и ради бога. Ответственность высасывает много сил.

С.КОРЗУН: Еще один эпизод из вашего прошлого – история о том, как в течение полугода вы преподавали в одном из университетов в США – это еще было во время СССР. Почему вас пригласили? Это был обмен научными кадрами?

Б.НОТКИН: Коротко – был такой сенатор Фулбрайт, который создал программу, по которой лучшие американские ученые читали лекции за рубежом, а к ним в университеты приехали лучшие зарубежные. Мы подписали с ними этот договор, но быстро выяснилось, что нам посылать некого. Либо человек уже съездил. А по договору можно только один раз съездить, либо у него нет английского языка, хоть он хороший ученый, либо у него хороший язык, но нет достаточного количества работ - фулбрайтовский профессор это осбо-ценный научный кадр. Мне говорили, что автоматически дают «зеленую карту» просто потому, что ты ценный кадр. Может, я был средненьким ученым, зато все мои работы публиковались «Вестником МГУ», журналом РАН - самый высокий уровень. Потому я проходил по всем статьям. Формально проходил.

Меня туда послали - это тоже были счастливое время моей жизни. Потому что тогда так хорошо относились горбачёвскому СССР. А когда читаешь лекции в США, там другая этика – в конце обязательно аплодисменты. Вот если люди стоя аплодируют, это значит, что ты молодец. У меня было так – они раза три вскакивали на ноги, потому что я выходил и говорил: "Ай эм э Горбачёв-мен» - все вскакивали в едином порыве. Они возили меня по всей Америке, стали все показать, рассказать – по сравнению со мной Хлестаков был просто никто – но только заслуженно, меня же послали из России. Это было очень здорово и интересно. И главное, что я вынес из США – у любой страны есть минусы и плюсы, но что у них просто невероятно – университеты. Я всегда говорил: не потому в США такие хорошие университеты, что страна богатая. Страна богатая, потому что у них такие университеты.

Что они сделали, благодаря университетам? Все лучшие ученые со всего мира едут туда. Самые лучшие лаборатории в этих университетах. Индус, пакистанец, вьетнамец, англичанин – кто хочешь. Они как пылесосом втягивают туда самые лучшие умы, создав эти университеты.

С.КОРЗУН: не возникло желание воспользоваться той виртуальной «грин картой», которую могли бы дать?

Б.НОТКИН: Интересный вопрос. У меня два года мой товарищ, Роберт Дональдсон, президент шикарного, одного из лучших частных университетов в США, в штате Оклахома, уговаривал стать там пожизненным профессором. И я понял вот сейчас это звучит фальшиво и пафосно, - что без России мне неинтересно, скучно, никак. Я долго колебался – это был 1990, 1991 г., когда здесь все было неопределённо, непонятно, чем все это кончится, а там – лучший университет. Когда я твердо ему сказал «нет», туда дал согласие приехать Евгений Евтушенко. Поэтому соблазн был, но без русского языка, русской среды – это просто вкусное, благополучное умирание.

С.КОРЗУН: А 1993 г., этот перлом – что для вас было? Помимо того, что очарование лидерами? Что это было?

Б.НОТКИН: не смейтесь, но я был оголтелым демократом, поэтому я верил, что - у меня есть Гарик Лучанский. Который надо мной потешался, когда меня встречал, делал очень серьезное лицо, протягивал руку, и говорил: «Враги перестройки активизировались?» - вот таким я был.

С.КОРЗУН: Сейчас что-то изменилось?

Б.НОТКИН: сильно изменилось. Я понимаю, насколько сложны процессы, которые происходят в нашей стране, насколько они многомерны, насколько трудно перейти из точки А в точку Б. Понимаю, насколько это сложно. Потому что первая часть – рассказать, что у нас плохо - это все расскажут.

С.КОРЗУН: А что у нас хуже всего, кстати?

Б.НОТКИН: даже не знаю, что хуже всего. Многое. Ну, такое здравоохранение, которое у нас есть - это что? А правоохранительная система? Ну, что хуже – здравоохранение, или правоохранение? Но я еще ни от кого не слышал, к сожалению, как сделать так, чтобы изменить эту модель государственного устройства, которая у нас есть – ни от кого. Локально – дать гранты профессорам молодым – но это ничего не изменит. Ни от кого не слышал рецепта, «дорожной карты», как из точки А перейти в точку Б.

С.КОРЗУН: Но каждая партия имеет сою программу перехода или преобразования. И президент и премьер менялись местами - программ много. Нет программы, которая бы вас лично удовлетворила?

Б.НОТКИН: Что изменилось у меня? Я не слышал ни одной «дорожной карты» - как из того, что у нас есть перейти туда, где мы хотели бы быть.

С.КОРЗУН: Коммунисты: взять и все национализировать, и все недра поделить на всех.

Б.НОТКИН: Зачем я буду тратить драгоценное время передачи и рассказывать, что мы это уже проходили. Чтобы повеселее отвечать - самый распространенный анекдот советского времени: что будет, если Госплан перенести в Сахару? Сначала ничего, потом начнутся перебои с песком. Мы все это проходили. И «сиськи-масиськи» проходили.

С.КОРЗУН: У вас есть личная «дорожная карта».

Б.НОТКИН: Нет.

С.КОРЗУН: Вам живется сейчас комфортнее, чем 10-20 лет назад – как специалисту, человеку, который не воспользовался «зеленой картой»?

Б.НОТКИН: На это всегда трудно отвечать. Когда я был помоложе, то и девушки были красивее. На работе пришла новая команда. Гендиректор – молодая, с очень хорошей кредитной историей – она сделала все информационные программы Российского канала, плюс очаровательная женщина. Поэтому я не могу сказать, что в моей жизни, на работе, что-то ухудшилось – приятно с ней общаться, она действительно очаровательна. Надеюсь, что ее предыдущий опыт и ее молодость наш канал сдвинут вперед. Думаю, что ничего принципиально не изменилось.

С.КОРЗУН: Тогда конкретно – что сейчас происходит на ТВЦ, есть изменения по сравнению с тем, что было раньше?

Б.НОТКИН: Знаете, новые недавно пришли. И у них все усилия направлены на то, чтобы изменить информационную составляющую канала. Думаю, что на это у них уйдет месяца тир. То, что информация стала острее, жестче, актуальнее – это видно.

С.КОРЗУН: есть у нас вопрос по Общественному телевидению – как относитесь к идее? Г-н Дыбенко спрашивает: « верите ли вы, что общественное телевидение будет независимым?»

Б.НОТКИН: Знаете, это то же самое, что в нашей стране, где правостороннее движение, на некоторых улицах ввести левостороннее. Теоретически. Наверное. Это возможно. Но как это сделать практически, я не представляю.

С.КОРЗУН: Мне казалось, что роль общественного телевидения вроде бы ТВЦ и выполняло. Не думается вам, что модель ТВЦ это предвидение будущего общественного телевидения?

Б.НОТКИН: Серёжа, вы очень добрый человек. Поэтому спросите тех, кто выходит на площади - согласны они с такой трактовкой общественного телевидения?

С.КОРЗУН: ну, я не беру новости - они в любом случае городские и в интересах городских властей. Но вы же делаете абсолютно позитивную программу.

Б.НОТКИН: Я делаю абсолютно позитивную программу, в этом смысле она подходит абсолютно под любое телевидение, общественное или государственное. Но это узкий сегмент, не все телевидение.

С.КОРЗУН: Илья из Ярославля напоминает ваши слова: « Телевидение отвечает интересам народа, который устал от бесконечного вздрючивания и хочет, чтобы его не огорчали, а успокаивали. Но эти настроения, думаю, у зрителей скоро пройдут».

Б.НОТКИН: Я так никогда не говорил.

С.КОРЗУН: От Ильи: «В ваших программах были темы о политике, геополитике, почему сейчас нет – цензура, неинтересно или бессмысленно?» Не хочется вернуться снова в лоно политической борьбы?

Б.НОТКИН: Должен быть другой запрос. Как только я в своей программе повышаю интеллектуальное содержание – падает рейтинг. У меня был Сергей Безруков - великолепен, я решил не сокращать, сделать две программы. Первая - как он объяснялся в любви к Ире, вставал на одно колено, любовь-морковь. Вторая – серьёзная передача - кого он играл в «Мастере и Маргарите» - физическое лицо, Спасителя, или Иешуа, литературного героя? – серьёзный разговор. Рейтинг передачи был ровно в два раза ниже, чем передача про сюсю-масю – это запрос. Люди не хотят слушать про геополитику. По многим причинам. Первая – от них ничего не зависит: ну, чего вы меня грузите? Второе - отучили следить за мыслью. Логикой и аргументацией. Третье – должны быть какие-то базовые вещи. Вот в Сирии наша политика правильна, или неправильна – исходя из национальных интересов России? Мы эти нац3иональные интересы как будто представляем, как будто правильно, что нашего парня, Асада, хотят убрать – чего это? Второе – туда придут исламисты, скорее всего, а они нам нож в сердце – зачем нам пускать исламистов? Третье – покупают наше оружие. Не будут покупать наше – будут покупать у других. Как будто бы все правильно. Но при разборе выясняется, что оружие-то покупают, но ничего за него не платят. И вот поехала сказка про белого бычка - а где интересы России? Значит, должны прийти люди, которым зритель доверяет, который расскажет. А придет депутат Госдуму Ивашов, или Жириновский сейчас прекрасно рассказал про метеорит – что это американцы запустили такое оружие, чтобы проверить нашу систему ПВО, на что генерал-полковник Ивашов говорит: нет, наша система ПВО может обнаружить. И что, они всю эту бодягу должны слушать? зачем? Они не дураки.

С.КОРЗУН: Что сейчас доставляет удовольствие и радость в жизни? От чег8о хочется жить?

Б.НОТКИН: Коротко: редко, когда получается хорошая передача. К сожалению, это самое большое удовольствие. На втором месте теннис – это потрясающая радость. Есть такой Аркаша Лившиц, у него в Сколково потрясающие теннисные корты, дважды он получал звание лучшего теннисиста-любителя в России. То, что вы подумали, стоит на третьем месте.

С.КОРЗУН: Борис Ноткин был в программе. Спасибо огромное. Всем удачи.