Иван Охлобыстин - Без дураков - 2012-12-02
С.КОРЗУН: Всем добрый вечер, я – Сергей Корзун, ведущий этой постоянной еженедельной программы. Мой сегодняшний гость, которого я позвал в студию для разговора абсолютно без дураков – актер, сценарист, режиссер и много кто еще – Иван Охлобыстин. Многие рассчитывают сегодня получить ответы на какие-то вопросы – где вы настоящий, где не настоящий, где играете, где нет.
Скажу нашим слушателям, что вообще в эфир Охлобыстина я добивался где-то год – после «Доктрины 77» у меня возникло острое желание. Бывает для журналистов счастливый момент, когда выходить что-то крупное, типа фильма. За последние дни у вас сколько эфиров, со счета сбились?
И.ОХЛОБЫСТИН: Не помню. Но я честно выполняют свои обязательства перед продюсером, Любой Калинской, «Соловей-разбойник», потому что в то время, когда она на своих слабых женских плечах несла тяготы продюсмента, я снимался в «Интернах», никак не участвовал, а поскольку я сопродюсер, я должен отдать этот долг, максимально приложить усилие для того, чтобы кино «прокаталось», вернуло свои деньги, чтобы можно было еще снимать кино.
С.КОРЗУН: Довольны прокатной судьбой фильма?
И.ОХЛОБЫСТИН: Да, мы отбились. На большее мы особо не рассчитывали. В принципе, нам этого достаточно. За продукт мы уверены, потому что у нас была очень хорошая аудитория – аудитория в плане коллектива, все цеха работали. Невольно вспомнились старые добрые еще ВГИКовские авторские времена, когда все, - гримерный, костюмерочный цех, операторский, светопостановочный цех – все знали сценарий, все прилагали усилия дополнительные, вне штатных установлений – это хорошо, когда работаешь с коллективом единомышленников.
С.КОРЗУН: А качеством работы довольны? Сценарий был написан 7-8 лет назад.
И.ОХЛОБЫСТИН: Да.
С.КОРЗУН: Говорили, что он стал более актуальным.
И.ОХЛОБЫСТИН: Так получается. Промысел Божий.
С.КОРЗУН: Ага. От зрителей вопрос, Жаклин: «Посмотрела трейлер фильма «Соловей-Разбойник» - Разбойник довольно страшное зрелище: циничный, жестокий, агрессивный, недобрый. Вы и Оксана Фандера шикарны, но надо ставить 21+ на этот фильм – вы показывали фильм вашим детям?»
И.ОХЛОБЫСТИН: Дети видели его неоднократно, потому что Люба Калинская мне дала диск для просмотра дома. Я дал честное слово, что из дома не буду его выносить, но ко мне приходили гости, и волей-неволей я предлагал посмотреть кино, как рачительный хозяин я должен был сидеть с ними. Первое время дети сидели, потом раз 5 посмотрели это дело, - им понравилось. Сейчас современные дети вряд ли будут напуганы, потому что если посмотреть, во что они играют – те же «Злые птички» или зайчики с разбивающимися головами – это гораздо более страшное зрелище. Но по трейлеру сложно судить. Все-таки это былина.
Предположим, самые популярные русские пенсии о разбойниках – там ворон, который прилетает с пальцем отрубленным с кольцом – оно тоже не елейное. И кроме трейлера все-таки надо посмотреть фильм и составить свое впечатление. Потому что, несмотря на то, что режиссер это назвал безжалостной комедией, это все-таки кинобылина.
С.КОРЗУН: Рецензии читали?
И.ОХЛОБЫСТИН: Читал. Я очень серьезно отношусь к критике, считаю, что цех критиков это такой же цех, как и режиссерский и актерский. Без адекватной кинокритики, а он смотрит много, ему есть с чем сравнивать и делать те или иные выводы – приняли очень хорошо. За редким исключением - не берем случайно зашедших троллей и людей, сотрудничающих в параллельных прокатных конторах, чьи фильмы следуют за нашими.
С.КОРЗУН: Жаклин – тролль?
И.ОХЛОБЫСТИН: Нет, барышня просто трейлер посмотрела. Это как шариковское: «Не видел, не читал, но скажу».
С.КОРЗУН: Наиболее частые мэмы - Тарантино, Робин Гуд и российский бунт, тот самый, который бессмысленный и беспощадный. Вас эта мифология фильма устраивает?
И.ОХЛОБЫСТИН: Вполне устраивает. Но это жанровое кино все-таки - «из ничего – ничто». Все базируется на каких-то предшествующих наработках, есть законы жанрового кино, штампы, которые необходимы, чтобы обусловить сам жанр. Я считаю, что у нас позиция выигрышнее, чем у Тарантино, в силу того, что его основные сюжетные идеологические коллизии построены либо на просто ничем не мотивированной жесткости, отрицании мира, либо на длинном долларе. У нас это представление о воли, справедливости, внутренней позиции человека – извечный русский вопрос, который мы никогда не сможем решить, но и, слава богу – это прекрасно, - мы рождены искать ответы на вопросы, на которых нет ответа, и это прекрасно. У нас есть хороший аналог такого же кино - «Белое солнце в пустыне». Думаю, никакой Тарнтино неспособен составить ему конкуренцию.
С.КОРЗУН: Многие рецензирующие говорят – могло бы тянуть, но не тянет.
И.ОХЛОБЫСТИН: Есть аналогии. Сейчас это уже не может быть, потому что ритмика нашего восприятия искусства увеличилась, мы и музыку сейчас более ритмичную слушаем, и литературу, стиль киноповествования стал более ритмичным. Поэтому не совсем корректно сравнивать с «Белым солнцем в пустыне». По нынешним временам это так же созерцательно, как и фильмы Тарковского – мы не будем смотреть на бесконечно двигающуюся дрезину. Для современного поколения это неприемлемо, не вводит в состояние того глубокого внутреннего погружения, какие чувства вызывали это в нас.
Тем не менее, с учетом складывающих, предшествующих образцов – жанровое кино сложено, - я реализовал то, что давно хотел для себя, выполнил собственную мечту - чуть подправить «Белое солнце в пустыне» - вот напрасно выпустили Верещагина. А у нас не выпускают Анисима Петушкова, честного милиционера – жена не пустила на последний бой. Вот такая оптимистическая нотка. А так – конечно, надо смотреть и оценивать.
Я тоже внимательно слежу за тем, как люди откликаются, пытаюсь быть объективным, потому что нет ничего дороже объективности. Возвращаясь к критике - я выкладывал периодически в социальные сети статьи, которые мне казались основательными. В основном это статьи, которые были «за», а те, которые были «против» все равно отмечали те или иные достоинства фильма. Не из-за того, что я хотел хвалить, набивать аудиторию. Хотя у меня ВИГКовское чванство сохранилось, дает возможность объективности.
С.КОРЗУН: От Юры: «Скажите, после того, как в гостях у «Русских перцев» на «Русском радио» пару дней назад вы откровенно издевались над ведущими и аудиторией «Эха» - не западло ли вам с таким отребьем общаться»? Свидетелей я найти не смог - описания программы нет.
И.ОХЛОБЫСТИН: Могу объяснить. Я ехал в машине, слушал передачу «Полный Аргольц», или что-то такое.
С.КОРЗУН: «Альбац».
И.ОХЛОБЫСТИН: Мне кажется, это слишком хамская подача материала, слишком хамское отношение к собеседнику, какое оно бы ни было, со стороны ведущей. Думаю, что никакая интеллигентная передача, никакая интеллигентная радиостанция не должна допускать подобного глумления, даже к тем собеседникам, к каким они не испытывают уважения. А в силу того, что все-таки здесь такая либеральная среда, и аудитория была либеральная, было тем более, тем паче странно, что так она… причем, немотивированно, слишком – ну, по хабальски это все было. Я отметил это, - это было очевидно, нельзя такое допускать.
С.КОРЗУН: Вы сами себя всегда держите в руках, в отличие от экранных персонажей?
И.ОХЛОБЫСТИН: Я стараюсь. Потому что я искренне уважаю человека. Пытаюсь. Я просто слишком хорошо знаю себя для того, чтобы оценивать других.
С.КОРЗУН: Подозреваю, что некоторые слушатели Москвы не все знают вашу историю, хотя ее можно найти в интернете, но поскольку вы первый раз в программе, пробежимся по биографии.
Иван Охлобыстин родился в Доме отдыха. Несмотря на это, продолжает работать. Отец – врач, по другим сведениям – разведчик.
И.ОХЛОБЫСТИН: Ну, у него была странная история. Он был гениальный хирург, в принципе, не желающий ни чинов, ни привилегий - из таких истовых коммунистов, как Урбанский в фильме. Он воевал начиная с испанской войны, и его жизненный путь, если проследить по вехам – все войны, до Корейской войны. Создается странное впечатление, что он не совсем был хирург. И если где-то как-то попытаться сделать какой-то вывод, то там какая-то, наверное, все-таки была шпионская нотка.
С.КОРЗУН: Но не кололся?
И.ОХЛОБЫСТИН: Не кололся до смерти. Ушел умирать он уже в возрасте 80 лет. Вообще у нас в семье мужики-старожилы. Но с учетом того, что он был много раз порезан, пострелян, пробиты легкие – прожил он недолго, 80 лет. Я помню, как мы с ним расставались. К тому времени умерла уже горячо мною любимая бабушка, Мария, и он встал на пороге – он должен был у Бурденко идти – сам пошел в Бурденко, ему приготовили генеральную палату. Я его провожал на пороге дома на Войковской. Он: Ну, наверное, надо сказать что-то сентиментальное, эпическое. Я говорю: я не знаю, что говорят в таких случаях. Он: ну, не мне же говорить. Я говорю: Ну, хорошо – передай привет бабушке. Он мне кивнул, молча ушел, и пока готовили эту палату, он кокетничал с дежурную, замолчал на минуту, а через мгновение она обнаружила, что он как уснул.
С.КОРЗУН: Мама почти на 40 лет моложе отца, с сицилийским темпераментом.
И.ОХЛОБЫСТИН: Ух.
С.КОРЗУН: Отец с более спокойным, как положено предполагаемому разведчику?
И.ОХЛОБЫСТИН: Да, он был сангвиник, очень юморной человек, выверенный, довольно строгий. Хотя при этом с очень хорошим, тонким чувством юмора, из хорошей, аристократической семьи выходец. Мама тоже - она выходец из купеческой семьи, но тогда это никак не оценивалось. Она приехала к моей бабушке помогать ей по хозяйству, уже училась в Баумана, и чтобы не терять время,. устроилась секретарем в пансионате, в Доме отдыха в Тарусе, где мой папа был главный врач. Вот такой служебный роман. Папа хорошо выглядел – кстати сказать, он лет до 77 19 раз подтягивался влегкую. Состарился он за несколько месяцев – я помню, как мгновенно это происходило, - очевидно, какое-то накопление, базис, то, что в нас есть, в нем закончился, и пошли пигментные пятна, выпадение зубов – очень смешно, до черного юмора. Сидит, говорит: Сынок, ты любишь золото? - Очень. Он отламывает золотую коронку. То есть, он реально разваливался, но относился к этому как хирург.
У моих родных есть фронтовая газета, где на поле боя идет штыковая атака. С одной стороны немцы, с другой - наши бегут. По середине стоит операционный стол, палатка, на переднем плане ноги убитой медсестры, на столе лежит оперируемый и мой папа истово его продолжает оперировать. Вот папа весь в этом.
С.КОРЗУН: Идем дальше. В какой-то момент приехали из Тарусы в Москву, здесь учились в школе, поступили во ВГИК.
И.ОХЛОБЫСТИН: Приехал не из Тарусы. Папа возглавил под Малоярославцем лечебное учреждение, оно занималось реабилитацией высших военных чинов. Потом там уже был светский допуск. Я жил с бабушкой, мама заканчивала институт, они развелись, когда мне было лет 5. Как говорил папа: сынок, не подумай, что я не любил твою маму. Твою маму любил больше жизни, но я очень боялся, что однажды она меня зарежет. Я его понимаю, - мама не умеет, у нее нет посередине. У нее либо это очень плохо, либо это очень хорошо.
С.КОРЗУН: Ваш характер от кого?
И.ОХЛОБЫСТИН: У меня диковинная смесь - в большей части я сангвиник, но иногда стихия.
С.КОРЗУН: А физика откуда? 19 раз подтянетесь?
И.ОХЛОБЫСТИН: Постараюсь. Но в принципе, конечно, за три года «Интернов» я отожрался, потерял форму. Пытаюсь сейчас наверстать, но за месяц это нельзя. Но в силу того, что всю свою сознательную жизнь я занимался спортом, может быть, удастся. Но могу и оконфузиться.
С.КОРЗУН: До ВГИКа – влюбился, добился, женился, - в студенческие времена?
И.ОХЛОБЫСТИН: Уже закончил.
С.КОРЗУН: На одном курсе с Тиграном Кеасаяном, Бахтияром Худойназаровым. Федором Бондарчуком, Александром Башировым, Рашидом Нугмановым. Параллельно еще Рината Литвинова, Роман Кочанов и многие другие. Для вас что ваши студенческие годы, держитесь кучно, как в студенчестве? О президентских амбициях еще поговорим.
И.ОХЛОБЫСТИН: Как угодно. Один из самых замечательных периодов моей жизни - мы были искренне увлечены искусством, творчеством, это была еще та самая школа учителей, личностей, это был Игорь Таланкин, Озеров. Бондарчук-старший. Хуциев, мы от них впитывали. Мы ночами насквозь писали сценарии, бегали с кинокамерами, предварительно договорившись с операторами, им давали две банки пленки и нам две, мы складывали и делали. Договаривались с художниками, сами себя называли «одним из последних поколений романтиков». Периодически сталкиваюсь с Кеасаяном, читаю его в социальных сетях, чаще сталкиваюсь с Федором – нас жизнь чаще вместе сводит. Бесконечно много, 80% друзей похоронил - те, кто не освоился в этом капиталистическом обществе, так и не смогли уйти в мир, привыкнуть к миру наживы и чистогана, адаптироваться.
С.КОРЗУН: Влюбился, добился, женился – следующая история. Важная, учитывая шестерых детей.
И.ОХЛОБЫСТИН: Это самая важная история. Я национал-патриот. У нас самое первое и главное - семья, потом друзья, потом нация, потом государство. А вот если вычленять что-то это неполная картина мироздания. В одночасье увидел, влюбился, предложил жениться – это дело времени.
С.КОРЗУН: К родителям на три часа опаздывали?
И.ОХЛОБЫСТИН: Опаздывал. С Гариком записывал песню, потом на бензоколонке нарвал цветов, на коленях стоял на пороге, тесть меня сразу простил - остыли куриные окорочка, теща меня строго отругала - так не бывает. Но сделали все, как положено смотрину, поехали с моим другом, Юрием Разумовским, в этот день на сватовство, потом к моей маме съездили, смотрины, и все последовательные этапы. Там было много, в этом периоде, приключений. В итоге повенчались и в тот же день поженились.
С.КОРЗУН: Идем дальше. Работал, принял церковный сан и уехал в Ташкент. Осознанно? Вас в младенчестве крестили?
И.ОХЛОБЫСТИН: Нет, у меня были коммунисты и мама и папа. Мама с горечью честно пошла, сдала билет после грузинских событий, потому что ее сердце коммуниста не приняло это - в 1989 еще году. Я помню момент, когда она принесла - она долгое время была кандидатом в компартию, и это был триумф, когда она принесла партийный билет. Она была тот самый искренний человек, который верует – она идеалист. Сейчас она человек воцерковленный, ходит в церковь, она себя нашла. И как я покрестился? - классе в 9, вот все случайно бывает, - врать и преувеличивать не буду. На Соколе церковь Всех святых – она не закрывалась в советские времена, я шел мимо, просто увидел надпись, что крестины в субботу, 14 рублей 77 копеек. Может, я ошибаюсь, может, нумералогическая привязанность к этой цифре дает о себе знать. Я пришел к отцу, который жил на Войковской, денег у меня не было - 9-й класс, говорю: мне нужны деньги, хочу покреститься.
Отец, несмотря на то, что был коммунистом, он очень уважал человека идеи, порадовался, наверное, в душе, что я тоже идеалист, какой-никакой, выдал мне эти деньги, я пошел и покрестился. Потом долгое время - я занимался йогой, много путешествовал по миру, самосовершенствовался, но когда познакомился с Оксаной – честно рассказываю, что не было никаких озарений, откровений, делал я это из прагматических соображений. Я понимал, что мы такие люди, что вряд ли останемся долгое время вместе, причем, и профессия у нас такая, не предрасполагающая к установленному быту, и нам нужна некая платформа, на которой, базируюсь, мы могли бы создать крепкую семью.
Здравый смысл, - кстати, то, что называется в религии «четвертая ипостась Христа это София, Премудрость Божия, что присутствует в человеке даже вне крещения, но изначально заложена от приема – мудрость житейская, здравый смысл, - подсказала мне, что Бог ошибок не делает, и что это должна быть РПЦ. Буквально в течение 2-3 дней я познакомился с дивным священником, о. Владимиром Волгиным, привел туда Оксанку, а далее уже Оксанка, как бывший комсорг, наладила наше плотное воцерковление. Мы были счастливы, период неофитства это период самых ярких, счастливых периодов в моей жизни – так же, как студенческая пора, детство. Мы, насколько это возможно, постигали для себя – это для нас такое откровение было. Верующий человек проходит несколько стадий становления, включая сначала некое неофитство, потом некое охлаждение, отход, а потом возвращение – уже на здравомыслящих позициях.
С.КОРЗУН: Продолжим после перерыва.
НОВОСТИ
С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Добьем биографии – Ташкент, несколько лет служения, из-за жары и безденежья сбежал, и стал лицедействовать в Москве. Все правильно? Ну, не по лексике.
И.ОХЛОБЫСТИН: По лексике жестко. Все простенько. Опять же, не буду мистифицировать. Я был воцерковлен и окрестинен к тому времени, когда Господь свел меня с тогда архиепископ Среднеазиатским и Ташкентским Владимиром Икимом, причем, в такой забавной ситуации, что я подвозил - взял на себя такую заботу – подвезти его до Софрино, чтобы он мог рассчитаться за паникадило. Он был должен привезти деньги, а мои друзья, благотворители, в этот момент были в Австрии в тот момент. Они меня попросили. К тому времени у меня были две машины – джип и «Нива», а джип стоял на апгрдейде, и мы поехали на «Ниве», у меня прокололось колесо, мы три часа провели в дороге вместе. Мне было дико неудобно, причем, он выходил вместе со мной толкать, потом я понял, что без вариантов. Мы сели играть с ним в шахматы, и «синдром полустанка» - когда случайному человеку рассказываешь больше, чем самому близкому.
Он мне рассказал о своей очень непростой жизни – у него мама пряталась вместе с ним, младенцем, от фашистов, отец был то ли расстрелян, то ли повешен – тяжелая судьба. Он бывший боксер, что сделало нас ближе сразу – я в то время занимался айкидо, - понимали друг друга. При том, что я неплохо играл в шахматы, он меня легко на дорожных, затертых шахматах, которые достал из кармана, четыре раза удушил в эндшпиле, и мы поговорили за жизнь – я ему все рассказал, он мне все рассказал. Он говорит: все у тебя хорошо, но тебе нужно быть попом, потому что ты умеешь простыми словами доводить то, на что у других уходят асы, а толком и не доводят – это дар катехизатора. В той ситуации это было то предложения, от которого практически невозможно отказаться для верующего человека - как в «Крестном отце». Он говорит: послезавтра жду тебя на чай в приемной Среднеазиатской епархии.
Я приехал домой, говорю – Оксана, уезжаем в Среднюю Азию, я становлюсь священником. Скорее всего, оттуда не вернемся. Она тут же озаботилась, где у нас самый большой чемодан, вспомнила, что у соседки.
С.КОРЗУН: Возражений не было?
И.ОХЛОБЫСТИН: Нет. Оксанка это боевая машина №3, боевая подруга моя. И мы уехали, через две недели меня рукоположили в дьяконы, через два месяца – в священники. Семь месяцев я там отслужил и по взаимной договоренности, изначально, я вернулся в Москву и должен был служить на Среднеазиатском подворье, на Семеновской. Но жизнь сложилась таким образом, что к тому времени моя должность уже была занята, и я пошел служить к отцу Дмитрию Смирнову в военный отдел, где и служил с редкими перерывами, в которые я служил у своего духовного отца, о.Владимира Волгина, до 2007-2008 гг.
С.КОРЗУН: Писали, что вас раньше отстранили от ведения, сохраняя сан. Или это другая история?
И.ОХЛОБЫСТИН: Та же самая, просто сегментами, что изначально я не снимался в кино - мне делал предложение Лунгин, но я подпал под такие приходские поверья, что нельзя сниматься. Люди не очень хорошо понимают, что вкладывается в слово «лицедейство», лишь бы оскорблять Как-то быстро это слово стало нарицательным. До этого вроде как не было, но видите, как я могу видоизменять общественные термины.
Меня пригласили в очередной раз, я о.Димитрию говорю – пригласили, я отказываюсь. Он: Что отказываешься? Не решай сам, напиши письмо Святейшему все-таки тебе семью кормить, а деньги большие, и мы мало представлены в масс-медиа, а это важно - Церковь только вставала на ноги после советского периода. И действительно, масс-медийные люди замкнуты, потому что работают все время на глазах и для того, чтобы достучаться до их сердец, нужно быть одним из представителей их. Я написал, кстати, сценарий «Соловей-Разбойник», но он долго не снимался. Сначала я снялся в фильме «Заговор», потом еще где-то, потом пришло время и опять меня позвал Лунгин сниматься в «Царе» - к тому времени уже были активно развиты социальные сети. Лунгин поставил передо мной задачу, чтобы я сыграл отвратительного человека, бесноватого, который все время подзуживает Грозного, что он есть Бог напрямую, и «крикни небу: гром и гром грянет».
Я приложил все усилия к тому, чтобы зрители перекрестились, когда моего персонажа сжигали на экране, но после этого пошла волна немотивированной критики. Я не очень понял.
С.КОРЗУН: Сана вас лишали?
И.ОХЛОБЫСТИН: нет. Я написал Святейшему патриарху Кириллу уже к тому времени, что складывается такая ситуация, что слишком много критики, она пуста и немотивированна, но забудется, кто ее писал, а останется фон, и по этому фону от меня может быть укор уже Святой Церкви, которую я искренне люблю и считают, что было бы разумным меня запретить к служению, - такой штрафбатник, - пока я снимаюсь в кино, чтобы отсечь немотивированную критику.
С.КОРЗУН: Вам было запрещено носить крест?
И.ОХЛОБЫСТИН: запрещено служение – значит, ты не можешь служить литургию, требы, соответственно, ты не носить иерейский крест.
С.КОРЗУН: То есть, не нательный.
И.ОХЛОБЫСТИН: Конечно.
С.КОРЗУН: Ваша любимая шутка – стать президентом Российской империи, вокруг которой немедленно возведет железный занавес. Шутка?
И.ОХЛОБЫСТИН: не шутка. Ну, как – стану? Опять же – допуск святой Церкви.
С.КОРЗУН: Кстати, почему ушли из партии?
И.ОХЛОБЫСТИН: Из какой?
С.КОРЗУН: Из «Правого дела».
И.ОХЛОБЫСТИН: Я не вступал, никогда не был членом партии, я был кадровик - ну, я по-прежнему общаюсь с этими людьми, но в плане духовного наставления, не участвуя ни в каких политических решениях. Не являюсь политиком. До сих пор у меня сохранились хорошие отношения, недавно я вычитывал программу, заново составленную. Потому что у нас сейчас такое радикальное изменение - из либерально-демократической она превратилась в национал-патриотического. Такого небывало, наверное, вообще в политической жизни какой-либо страны, чтобы такой резкий поворот. Но очень адекватный человек Андрей Дунаев, в границах тех возможностей, которые были у него изначально, когда он создавал партию – он создал такой политтехнологический механизм, который был лишен идеи. Мы эту идею предоставили, создали ее вместе. Можно сказать. Странная выходка с этой легализацией проституции - понять не могу, - я просто отвлекся.
С.КОРЗУН: Это единственное, что вас разводит? А масонство?
И.ОХЛОБЫСТИН: Масонство мы очень быстро убрали. Там ушел Прохоров, Богданов, и с масонством это все детский сад, вторая группа, опереточное комикование. Потому что Дунаев человек адекватный, он юрист, высококвалифицированный. Он тянул на себе эту партию, там было много друзей, изначально они приехали как мои старые коллеги из байк-клуба «Ночные волки», к которым я тоже принадлежу, много лет откатали вместе, я не идентифицировал их как политиков, для меня было изумление, что он политик. Он говорит: у нас есть механизм. А мы к тому времени должны были регистрировать свою партию «Коалиция и небо», и мы решили, что зачем нам еще создавать параллельную структуру – партий много, люди устали от политики, честно говоря, людям политика не нужна как таковая, это на Украине произошло, сейчас раздражение и изжогу вызывает, да и сейчас это вызывает изжогу, все это чушь собачья, - какая политика в России?
С.КОРЗУН: напомню цитату: «Надо быть идиотом, чтобы верить, что брошенный в урну бюллетень что-то решает» - ваши слова?
И.ОХЛОБЫСТИН: Ну да, детский сад.
С.КОРЗУН: Почему несколько дней назад объявили снова, что собираетесь баллотироваться в президенты? Чего хотите добиться, кроме монархии, железного занавеса? С культурой что будете делать, будет ли министерство православия?
И.ОХЛОБЫСТИН: Если серьезно решать на самом деле – ну, я не экономист, не политолог, но, тем не менее, мне придется решать эти вопросы, так или иначе. Я кадровик - в силу того, что какие-то такие чувствования людей. И когда человек приходит и говорит: я все решу, - этот человек врет. Он не может ничего решить. Он может подобрать группу специалистов, единомышленников, которые под его руководством – духовным, сакральным, - могут создавать институты, выдвигать программы. Один человек ничего не решает, тем более, президент. Я не верю в президентскую власть.
С.КОРЗУН: У нынешнего президента тоже есть своя команда. Ваша команда – из кого, люди, на которых вы будете ориентироваться, баллотируясь в президенты?
И.ОХЛОБЫСТИН: Я не буду баллотироваться в президенты. Не в том виде, в котором это принято. Думаю, чуть-чуть будет иначе выглядеть ситуация - этому есть у меня определенные предпосылки.
С.КОРЗУН: расскажите подробнее. Одно дело - когда вы баллотируетесь в президенты в 2018, другое дело, что у вас в голове сейчас по этому поводу.
И.ОХЛОБЫСТИН: Думаю, что - не думаю, я знаю, - в тот год, - теперь внимательно, это не очень такая информация для меня полезная, потому что многим посчитать, что я нахожусь либо в прелести, либо я безумен, либо у меня зашкаливает амбиция, и мне крайне не хочется этого говорить, но я вынужден это озвучить.
В тот год, когда наше государство одновременно лишится двух глав - главы государства и главы Церкви, - в этот год люди доверят мне собственные голоса, большинство россиян. Армия мне присягнет и Церковь возложит на мою голову царский венец. Мне это нарушит всю жизнь, я не считаю, что это так.
С.КОРЗУН: Откуда знание?
И.ОХЛОБЫСТИН: Я не могу…
С.КОРЗУН: Свыше?
И.ОХЛОБЫСТИН: Да.
С.КОРЗУН: То есть, вы в этом практически уверены?
И.ОХЛОБЫСТИН: Да, я знаю это.
С.КОРЗУН: Каковы будут ваши действия? Допустим, все произойдет по сценарию, который открылся вам?
И.ОХЛОБЫСТИН: Мои действия будут носить адекватный характер. Я, прежде всего, подберу себе хорошую команду, которая будет состоять из моих единомышленников, разделяющих мои идеи, кои есть по всей стране, в 50 регионах представлена организация «Общество 77». Это больше, чем друзья, это практически как родственники.
С.КОРЗУН: И вы возьмете на себя функцию, вместе со своими друзьями, родственниками, определить будущее нашей страны?
И.ОХЛОБЫСТИН: Да.
С.КОРЗУН: будет ли это империя?
И.ОХЛОБЫСТИН: Империя.
С.КОРЗУН: По британскому, испанскому, датскому типу, либо по белорусскому варианту?
И.ОХЛОБЫСТИН: Тоже не смогу сейчас. Для меня это все новое. С глубочайшим нежеланием я с вами поделился, но я вынужден был поделиться этим. Потому что ничего, кроме сарказма в ближайшее время, издевательского отношения, обвинений, насмешек, это не вызовет. Но, так или иначе, я считаю необходимость в некоем сроке изоляции, изоляционизме. То есть, я сторонник временного изоляционизма, дабы отсечь все…
С.КОРЗУН: По албанскому или корейскому варианту?
И.ОХЛОБЫСТИН: Может быть, но я тоже не скажу –каждый вариант индивидуален. Россия все-таки такая страна, требующая особого отношения – у нас свои люди, свои воззрения на окружающих, своя философия, свой подход к жизни, мировоззрение психология, нюансы – это все надо учитывать. Надо посмотреть.
С.КОРЗУН: Вспоминаются слова Маяковского про Америку: «Я б Америку закрыл, немного почистил, потом снова открыл» - так же закроете Россию, чтобы почистить? судный день?
И.ОХЛОБЫСТИН: В общем, да. И мы - жнецы. Если мы этого не сделаем, то мы исчезнем как нация. Покуда из нас качают как кровь сырьевые ресурсы, покуда мы привязаны миллионами экономических привязок к внешнему миру, тех юридически-казуистически-экономичекийх артерий, которые не в состоянии никак цивилизованно оборвать, кроме как таким доминантным решением, монаршим, мы не будем развиваться как страна.
Мир сейчас замер за шаг революционных, внутренних, эволюционных преобразований.
С.КОРЗУН: Так революционных, или эволюционных?
И.ОХЛОБЫСТИН: Все-таки эволюционных. Но эволюционные не проходят просто так. Предположим. У Элвина Тоффлера был большой труд «Третья волна», он тоже сегментировал от эпохи волны экономической к индустриальной и технотронной. Между ними проходят столетия и много войн, потому что заново передел рынка. И если взглянуть на нынешний рынок, то побеждают малые предприятия, побеждают все-таки личностные бренды, личность все больше берет на себя функцию правления, поскольку - вот возьмем «Дженерал Моторс» - для того, чтобы ей сохранять какую-то экономическую независимость, вообще существовать на плаву, она беспрерывно объединяется с такими же массивными гигантами. В то время как маленькие автопроизводства легко заполняют рынок, адаптируясь к рыночным условиям. То же в одежде, культуре – повсюду. Просто нужно стать объективным.
С.КОРЗУН: То есть, возраст к малому производству, к русской общине? Ищу аналогию к тому, что вы говорите.
И.ОХЛОБЫСТИН: не думаю, что есть какая-то аналогия. Думаю, что это заново будет продуманный сценарий. Думаю, что этот сценарий будут составлять все вместе.
С.КОРЗУН: Учредительное собрание, референдум, народное голосование?
И.ОХЛОБЫСТИН: Тоже схему надо заново придумывать.
С.КОРЗУН: исторических нет? До основанья, а затем?
И.ОХЛОБЫСТИН: До основанья ничего не нужно делать. До основания мы уже наталкивались. Нужно все решать цивилизованным путем – до той степени, насколько это возможно. Либеральный путь, кстати, не цивилизованный, как и все остальные, ныне предлагаемые. Но факт, что политика русским людям не нужна. Русским людям нужны возможности для восстановления, для того, чтобы мы существовали как держава. А для этого надо отсечь все привязанности внешнего мира. Это нельзя сделать цивилизовано. В том понимании цивилизации, которая принята сейчас.
С.КОРЗУН: светская власть останется, или сольется с церковной?
И.ОХЛОБЫСТИН: думаю, да.
С.КОРЗУН: Это что?
И.ОХЛОБЫСТИН: Возьмите печальный пример нашего парламентаризма. Все отрицают возможность того, что в парламенте могут присутствовать священники, в том чисел, и Церковь сама. Но Церковь встревожена общественным неприятием себя, не общественным, а частью общества, причем, радикально, воинствующим. НО священники вынуждены – если появятся священники-депутаты, - ну, парламента не будет в том виде, в котором он есть, но все-таки некое представительство власти на местах должно быть. Представительства власти на местах и наоборот, представительство народа во власти. А священники вынуждены будут, во-первых, возвращаться всегда на приходы, потому что они живут на приходе, так или иначе, они будут знать потребы народа. Такой ново-думский вариант – тоже нужно придумать. Всему нужно придумывать новую форму. Сейчас новое время, новые формы. Но мир завис за шаг до глобальных преобразований. Сейчас мы находимся в стадии квантового схлопывания супер-реальности, супер-возможности. И это касается всего, включая литературу, политику, экономику, физику, - все вместе.
С.КОРЗУН: Человек как квант, являющийся центром мироздания, растворится в государстве, в религии, или останется, со своей свободой воли?
И.ОХЛОБЫСТИН: Я не далек от рационалистических воззрений. Для меня довольно самому как режет слух то, что я говорю. Тем не менее, должен признавать очевидное и озвучивать те вещи, которые меня шокируют самого, но, тем не менее, это та живая, правда, таковой, какой я ее считаю, человек образ и подобие Божие, соответственно, его нужно уважать во всем предложенном спектре. И поэтому, конечно, будут представители либеральной мысли – в том цивилизованном понимании, а не в том, как это принято сейчас – не Pussy Riot. И консервативные мысли. Для того чтобы мы могли существовать органично, нам нужны все проявления человеческого «я».
С.КОРЗУН: вы говорите, что вам режет слух, для вас самого неожиданно то, что вы говорите - может, кто-то вами управляете?
И.ОХЛОБЫСТИН: Промысел Божий.
С.КОРЗУН: вы это так определяете?
И.ОХЛОБЫСТИН: Иначе это нельзя определить.
С.КОРЗУН: У вас звучала мысль, по-моему, в доктрине – что путь России не такой, как у других народов, Россия должна выполнить свою миссию и умереть.
И.ОХЛОБЫСТИН: Россия, как и все остальные народы - в огне Апокалипсиса сгорят все. У каждого народа есть своя национальная идея. В своем болезненном пике это мировое господство. Только одна страна, один народ, одна нация – русский народ, - но тоже, я правильно понимаю, академически, определение нации - это группа, длящаяся в истории. То есть, для меня это не принцип генетического отбора, для меня это принцип идеологического выбора. Так вот на Россию возложено обязательство Третьего Рима, не дать позволить реализоваться ни одной, на болезненном пике национальной идее мирового господства. Дабы Свет Божий был представлен во всем спектре, чтобы можно было белый свет получить. И мы всегда этим занимались. Мы взяли на себя волей-неволей, при создании, кстати, православия нашего народа в том виде, в каком имеем сейчас, эти опции Третьего Рима – взяли от Византии. И смысл их в том, что мы руководствуемся не национальной идеей, а национальной антиидеей. Мы тот народ, который выходит для того, чтобы умерить амбиции какой-либо другой нации, которая сейчас пытается все подогнать под себя.
С.КОРЗУН: Иван Охлобыстин в программе «Без дураков». Не оставляет меня ощущение, что я участвуют в неожиданном определенном перформансе. Назовите временные рамки – когда случится то, о чем вы говорите?
И.ОХЛОБЫСТИН: не знаю. Я говорю только то, что знаю.
С.КОРЗУН: Спасибо за то, что пришли. И приоткрыли нам истину – а истина это, или не истина, узнаем. Всего доброго.