Юрий Скуратов - Без дураков - 2012-08-26

С.КОРЗУН: Всем добрый вечер, сегодня для разговора абсолютно без дураков в студию мы пригласили бывшего генерального прокурора РФ, Юрия Ильича Скуратова. Считается, что на должность генпрокурора вы пришли чуть ли не с академической скамьи – работали и в Коллегии Генпрокуратуры. Выясняется, что в школе больше всег5о любили химию – ракету запускали, чуть не подорвали себя и школу, но в тот раз не получилось. Увлекались не только шахматами, но еще и футболом, оружие любите, коллекционируете, и постреливаете иногда, да и в драках участвовали по молодости. Вы сами человек скорее академический, или уличный хулиган по складу?

Ю.СКУРАТОВ: Я был бы рад, если бы меня в полном объеме отнесли к академической среде, потому что это мое первое увлечение - юридическая наука, и когда я заканчивал Свердловский юридический институт, я знал, что пойду в аспирантуру, буду заниматься наукой – это сознательный выбор. Но потом жизнь заставила заниматься многими другими вещами, я прошел определенную политическую работу, поскольку работал в аппарате ЦК КПСС, был директором НИИ генпрокуратуры, это ведомственный институт. И два с лишним годам отдал спецслужбам, работал в ФСБ, так что получился достаточно разносторонний опыт.

С.КОРЗУН: Это правда, что у Ельцина было главное возражение при вашем назначении - что человек, не имеющий отношение к реальной работе в Генпрокуратуре.

Ю.СКУРАТОВ: Совершенно верно. Он обратил внимание на это, когда предложили мою кандидатуру, но потом пришлось разъяснить, что это не какой-то академический институт, а НИИ Генпрокуратуры – мы в командировки ездил, опыт обобщали, готовили аналитические записки, законопроектные предложения – то есть, варились с практиками в одной каше.

С.КОРЗУН: Родились в Улан-Удэ, там же и учились?

Ю.СКУРАТОВ: Да, бандитский город на тот период, приходилось, конечно, в драках участвовать. А то, что заложено в детстве – оно на всю жизнь. Так жизнь побила, поваляла но ничего, из всего главное извлекать уроки и идти дальше.

С.КОРЗУН: А каково падать с большой высоты?

Ю.СКУРАТОВ: Ну, больно, конечно – здесь нового не открою. Но главное, что когда я ушел из прокуратуры, я не чувствовал, что был сломлен ИМЛИ побежден. Я чувствовал свою правоту, и главное, поддержку своих коллег, друзей. Это была не только моя борьба, но это была большого количества людей, и это помогло. За мной стояла моя семья, и это помогло мне выстоять. Поэтому при падении были и пучки соломки.

С.КОРЗУН: С одной стороны, уголовное дело, которое было открыто против вас, через некоторое время было закрыто. С другой стороны, вы не сдали никого из тех, на кого проводили расследование, в том числе не раскрыли материалы, которые вам передавала в свое время швейцарская прокурор Карла Дель Понте. Была договоренность между вами и властью?

Ю.СКУРАТОВ: нет, как раз в этом и яростный характер борьба носила. Потому что я повел себя не так, как было принято, в известном смысле был белой вороной. Потому что задавали вопрос – как же так, вас рекомендовал Ельцин, а вы взяли и начали расследование отношении «Семьи». Но я отвечал просто: я служил не президенту, не Ельцину, а закону, и в коцне концов, в такой большой стране, как Россия, хотя бы один человек должен быть, который должен был действовать по закону? Поэтому никакой договоренности не было, материалы, которые мне передала Карла Дель Понте, были в уголовном деле в отношении компании «Мабетекс». Это дело было загублено нашей российской прокуратурой после того, как я был отстранен. В Швейцарии, без поддержки российских властей, его невозможно было довести - деньги были похищены в России. Они отмывались в швейцарских банках, потому швейцарцы и проводили расследование, но если российская сторона ничего не дала, более того, защищала фигурантов этого дела, - как сказал Волошин в свое время, - это наш крест, мы его должны нести до конца. То конечно, полноценного расследования не получилось, но есть обвинительный акт прокуратуры, который не был в суде оспорен, поэтому пусть даже в такой, неполноценной форме, но оно швейцарцами было доведено до конца.

С.КОРЗУН: В наше время есть перспектива у этого дела?

Ю.СКУРАТОВ: Сроки давности уже уходят. Конечно, полноценного расследования не было, потому что там надо было выяснять роль Ельцина, других членов семьи. Естественно, прокуратуре не дали это сделать. Но сейчас уже и сроки давности истекли, прошло много времени, поэтому сейчас перспективы уже нет.

С.КОРЗУН: Если бы были назначены вновь генпрокурором – дело Магнитского интересовало бы? Есть аналогии между делом «Рашен-Гейт» и делом Магнитского?

Ю.СКУРАТОВ: Знаете, дело Магнитского не перестает меня удивлять. Может быть, конечно, по масштабу оно не такое, которое задевало бы интересы высших эшелонов власти, оно на среднем звене, хотя там есть политическая составляющая, но меня просто удивляет то единодушие, с которым российские власти – будь то представители Совета Федерации – вот они там ездили, депутаты Госдумы, с которым – даже с тем остервенением, с которым они защищают этих ребят. Это же всем очевидно все уже - по тем материалам. Которые стали достоянием общественности. Надо же ответить на вопрос – почему еще решения не вступили в законную силу, решения арбитражных судов, а уже налоговая выдала 4,8 млрд рублей. Это просто в голове не укладывается. И никто не хочет расследовать. Мы несем колоссальные политические издержки, скоро будет парадокс - половина руководителей наших правоохранительных органов по аналогии с белорусским министром иностранных дел, будут невыездными, а никто не хочет серьезно заниматься. И суды в эту систему круговой поруки….

И возникает вопрос – а ради чего? Возникает сразу подозрение – видимо, есть какая-то политическая составляющая? Ну, для меня она в чем может состоять – в свое время г-н Браудер работал на рынке ГКО, был не резидентом, и он очень сильно обогатился на нашем дефолте, скупив акции «Газпрома», и потом было решение достаточно высокого уровня, чтобы его выдавить с российского рынка. А вот эти ребята, которые украли деньги, а там компания разношерстная, много представителей правоохранительных органов – они просто в эту политическую составляющую встроились, нашли оригинальную схему с возвратом налога при перерасчете, - якобы, не такая успешная была деятельность, а на самом деле излишне были уплачены налоговые суммы, - и вот эта комбинация блестящая была реализована.

Я смотрел материал «Новой газеты» - меня поразило, что оказывается, таких компаний «Рога и копыта», которым возвращали, были не только те, которые связаны с делом Магнитского. Вот бы материальчик взять, да и копнуть, разобраться, куда ушли народные денежки. Никто не хочет.

С.КОРЗУН: Возвращая в 1 998-1999 гг. – думаете, что именно ваше расследование по дефолту явилось последней каплей, которая переполнила чашу терпения администрации Ельцина, либо было что-то другое?

Ю.СКУРАТОВ: Нет, думаю, что, прежде всего, это было дело «Мабетекс», потому что оно вплотную затрагивало президента, президент пользовался этими деньгами, которые были выплачены компании «Мабетекс» в качестве взяток. Знал он, или не знал – это другой вопрос, не буду лишнего утверждать, - но фактически так. Поэтому, конечно, это дело уже затрагивало напрямую семью. Хотя, если хотите, произошла такая ситуация, когда чаша терпения – мне пришлось бороться по разным направлениям, и видимо, косвенно интересы Семьи были затронуты и при других делах, - интересы Березовского. Мы с Катышевым расследовали это. Это сейчас г-на Березовского пинают все, кому не лень, а когда он был могущественным, что-то не было особо добровольцев нам помогать – и по линии МВД, и по линии ФСБ, - прокуратура в одиночку билась с ним. Поэтому эти дела - «Аэрофлот», дефолт, - тоже затрагивала мощные интересы. Даже дело Листьева тоже в какой-то мере. Поэтому «насолить» верхушке властной, исполнительной, довелось по многим направлениям, - отсюда и понятно.

С.КОРЗУН: А подсиживание, внутренние интриги какую роль сыграли в этом процессе? Вы в своей книге писали о том, что не очень подумав назначили Юрия Чайку своим первым заместителем?:

Ю.СКУРАТОВ: Конечно, когда началась борьба, я рассчитывал, что вся команда, все мои замы, которых я подбирал мы командой пришли, и если мне довелось уйти, то мы должны были все и уйти – так обычно делается. Но как только меня отстранили, в этот же день Ельцин позвонил Чайке, - о чем они говорили, я не знаю, но Чайка сказал, что Ельцин попросил его дальше исполнять обязанностей, тем самым он, видимо, увидел определенную перспективу, элемент доверия, и сделал свой выбор. Но все же команда раскололась - если взять прокурорскую часть, часть выступила против меня, они незаконно возбужденное уголовное дело в отношении меня расследовали.

С.КОРЗУН: Московская прокуратура возбудила?

Ю.СКУРАТОВ: Не Московская прокуратура, а г-н Росинский – по сути, его заставили это сделать. Причем, дело было возбуждено абсолютно незаконно – он не имел юридиче6ских полномочий для этого.

С.КОРЗУН: Там было два заключения. Одно – то, что неправомерно возбуждено и заключение Военной прокуратуры – что были основания для возбуждения.

Ю.СКУРАТОВ: Военная прокуратура таких заключений не давала, она просто расследовала. Почему-то передали дело для расследования Военной прокуратуре, что тоже, - я не был военнослужащим, не было оснований. Дело в том, что централизованная прокурорская система так устроена, что дело в отношении действующего генпрокурора вообще никто не может возбудить, - да, это пробел в законодательстве, но тем не менее. А генпрокурор, замы и прокуроры субъектов федерации могут возбудить дело в отношении остальных прокурорских работников. То есть, Российский вообще не имел таких процессуальных полномочий. Плюс второе слабый, абсолютный прокол - они написали это даже в постановлении – дело было возбуждено по материалам проверки ФСБ, а законодательно было установлено, что проверку в отношении любых прокурорских работников ФСБ не может проводить – только сама генпрокуратура. Поэтому два этих оснований делали это дело ничтожным. Но прокуратура начала его расследовать, и команда раскололась: часть замов поддержали меня, - Катышев в том числе, и я им за это очень благодарен.

С.КОРЗУН: Как закончилось дело?

Ю.СКУРАТОВ: Они набрали кучу разных эпизодов и прекратили через полтора года.

С.КОРЗУН: Помимо пленки было дело о квартирах?

Ю.СКУРАТОВ: да, о квартирах, эпизод по костюмам, по картине одного известного художника - по моему портрету, который он писал. Там они собрали все в кучу, перетрясли всех моих родственников, запросы делали по счетам, по вкладам, но в итоге все закончилось так, как должно было закончиться.

С.КОРЗУН: А чего вас не добили? Известно, что государство у нас не очень дружелюбно относится к гражданам, особенно к бывшим руководителям.

Ю.СКУРАТОВ: Я тоже думал над этим вопросом. Первое - все же нужно было соблюдать приличия, скандал приобрел международный характер, и конечно, надо было чем-то оперировать на суде, а поскольку было нечем, это было абсолютно некрасиво. И второе – видимо, просто дело было сделано, политическая задача решена, и я просто не стал им нужен.

С.КОРЗУН: Они не опасались, что в ваших руках, несмотря на вовремя опечатанный кабинет, оставались какие-то документы, копии, связи, свидетели по разработке дел? Неужели не было договоренности – по честному? В этом ведь ничего предосудительного нет – безопасность серьезное дело.

Ю.СКУРАТОВ: Нет, договоренности не было. Может быть, часть чиновников считали, что эти материалы, которыми оперируют швейцарцы, они считали неубедительными? – но это не так. Второе – конечно же, я не выбрасывал, я все же старался вести себя прилично – я не выбрасывал тот компромат, который у меня был и на многих пресс-конференциях твердил, что - да, я отстранен, но есть прокурорская этика, которая исключает злоупотребление материалами. Кстати, во многих странах есть законодательство, которое прямо запрещает уволившимся с госслужбы работникам оперировать материалами и документами в своих корыстных целях - 10-15 лет после окончания службы. Я эти вещи понимал, и мне кажется, здесь я вел себя правильно.

С.КОРЗУН: У вас был долгий период, когда Совет Федерации не утверждал вашу отставку.

Ю.СКУРАТОВ: С пятого захода. И только по моей просьбе.

С.КОРЗУН: Вы тогда выступали и в ГД и тоже ничего не сказали – депутаты рассчитывали, что вы раскроете карты.

Ю.СКУРАТОВ: Вы правы. На заседании ГД по горячим следам - 2 апреля они меня отстранили, но звали и 2 и 3-го, я дал согласие выступить, но тему компроматов на заседании не затрагивал, потому что понимал, что все это будет использовано именно в политических целях. Я считаю, что я вел себя правильно.

С.КОРЗУН: Цитирую: «Ранним утром 31 января 1999 г. ехал на работу и вдруг услышал по радио «Эхо Москвы» сообщение, что швейцарская прокуратура провела обыски в Лугано, в фирме «Мабетекс».

Ю.СКУРАТОВ: То, что обыски эти будут, мы знали – обращение я подписывал в режиме строжайшей секретности, - написал обращение к г-же Дель Понте, официальную бумагу с просьбой, но я не знал дату, когда они проведут. Поэтому информацию о том, что они провели, я получил от вашего радио, а сразу после обысков, 2 апреля, - раньше меня пригласили к Бордюже, а 2 апреля уже ответный ход последовал - незаконный указ об отстранении.

С.КОРЗУН: Г-жа Дель Понте контактировала лично с вами, не особенно доверяя другим, и вас предупредили, что не надо подниматься на борт самолета с Дель Понте, иначе возможен штурм – это придуманная история?

Ю.СКУРАТОВ: Нет, это реальная история. Когда началось открытое противостояние, пришло время для ее визита в Россию. МИД долгое время не давал ей вижу – мне даже пришлось звонить Примакову по этому поводу.

С.КОРЗУН: Он был в то время премьер-министром.

Ю.СКУРАТОВ: Совершенно верно. Более того, швейцарское руководство ей не рекомендовало лететь в Москву, они понимали, что ситуация может обостриться и на уровне межгосударственных отношений. Надо сказать, что эта мужественная женщина прилетела. Она не могла мне привезти много документов, которые у них уже были, которые они изъяли в ходе обыска, но поскольку сторона, у которой изъяли, г-н Поколли небезызвестный, обратился в суд, и их законодательство не позволяет в случае судебного обжалования знакомить - даже на основе официального запроса. Но она меня проинформировала устно о содержании – этого закон не запрещал. Там было много интересного. И когда мы с ней провели переговоры, дня два она была в Москве, и я поехал ее провожать, то, видимо, напряжение было высоким, головы у некоторых были воспаленные – они подумали, что я заскочу в самолет и полечу в Швейцарию. Это только люди, совершенно меня не знающие, могли так подумать, - я никуда не собирался. Улететь куда-то – это себя скомпрометировать, размазывать, - я никогда бы на это не пошел. Тем не менее, меня моя охрана предупредила, что если такое произойдет, они пойдут на самые решительные действия. Это реальный факт.

С.КОРЗУН: С охраной отдельный разговор – вы один из немногих, кто имел официальную охрану - 8 человек по закону в то время. И охрану вам поменяли только после того, как отстранили.

Ю.СКУРАТОВ: Да, это было сделано в один день - 2 апреля. Был указ, - я просыпаюсь, позавтракал, собираюсь ехать на работу – смотрю, охрану поменяли. Думаю, - доеду на работу, разберусь. И пока ехал, услышал по радио об указе о своем отстранении, думаю – довезут меня на работу, или нет, - спросил у водителя, он меня успокоил, сказал: с большим удовольствием.

С.КОРЗУН: Делаем короткий перерыв и возвращаемся в студию.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Догадываетесь, о чем больше всего вопросов? – конечно, о видеосъемке. До сих пор большинство шуток вокруг этого, вошедшей в историю фразой «Человек, похожий на генпрокурора». Илья из Ярославля: «Вас отстранили от должности после неоднозначной истории. Неужели на каждого человека во власти, состоящего на госслужбе, есть компромат, и неужели на каждого человека можно этот компромат найти?»

Ю.СКУРАТОВ: На западе говорят, что у каждого есть скелет в шкафу. Но не думаю, что наличие компромата является обязательным условием – это было бы совсем уж страшно в стране жить, если бы было так. Не думаю. Но, наверное, спецслужбы располагают большим количеством материала. И правило такое, что оно пускается в ход тогда, когда в этом есть очень большая необходимость. Наверное, это возможно. Но чтобы на каждого, тотально - не думаю.

С.КОРЗУН: В июне 1997 г. газета «Совсекретно» опубликовала фотографии министра юстиции Валентина Ковалева в обществе проституток в сауне Солнцевской группировки, как утверждают. Вы тогда Ковалева однозначно не поддержали как генпрокурор и факт видеосъемки не был признан незаконным. Насколько вообще это законно? Пленка даже демонстрировалась в суде и была доказана ее подлинность.

Ю.СКУРАТОВ: Это не совсем так. Прокуратура там не занимала никакой позиции, потому что изъятие этой пленки производилось в рамках уголовного дела. Поэтому она была приобщена в качестве вещественного доказательства – не знаю, насколько это было в суде - я помню лишь, что там речь шла об удивительном сроке – 9 лет условно. А в человеческом плане – когда мне об этом сказал Анатолий Куликов, министр внутренних дел, - что такое обнаружено, и надо ли ему докладывать Черномырдину, я ему дал совет не делать этого, сказал, что до установления обстоятельств всех, докладывать как о свершившемся факте нецелесообразно. Поэтому я нигде не пинал Ковалева – не понимаю, почему он занял потом довольно агрессивную позицию по отношению ко мне. Мы просто делали свое дело – довели до суда, суд осудил, - какие могут быть претензии.

С.КОРЗУН: Вспомним еще и Клинтона, которому импичмент предъявили не за сексуальный скандал, а за то, что он под присягой лгал. Насколько скандал с сексуальным оттенком является серьезным компроматом?

Ю.СКУРАТОВ: Как таковой он не имеет криминальной окраски – это личная жизнь каждого человека. Думаю, что в США поступили по закону в этой части. Их позиция была убедительной.

С.КОРЗУН: «Какими методами, как и где можно определить на 100% где оригинал, а где монтаж?» Это возможно вообще?

Ю.СКУРАТОВ: Конечно. Несколько экспертиз, несмотря на давление, меня на пленке не идентифицировало. Думаю, что эта провокация была осуществлена с использованием двойника. Более того, спустя год мне прислали фотографию человека без пояснений из Германии, с информацией о том, что, скорее всего его использовали для съемок. А сейчас техническая подготовка экспертизы такая, что они сразу скажут, подлинник это, или нет. Практически на сто процентов.

С.КОРЗУН: Вернемся к охране - она же вам не подчинялась? Ельцин переподчинил охрану себе, чтобы не было неожиданностей.

Ю.СКУРАТОВ: Там были две структуры - ФСО и Служба безопасности президента, которая охраняла президента.

С.КОРЗУН: Почему вы не ссылались на дневник охраны в процессе разбирательства вашего дела? Все действия охраны должны быть запротоколированы.

Ю.СКУРАТОВ: Совершенно верно. Но там много чего было – во-первых, у меня было алиби - там стояла дата и время съемки - я в это время был в пансионате генпрокуратуры «Истра», причем со мной была жена – мы отмечали праздник, Новый год. Но дело в том, что никто не собирался с этим разбираться. Я написал заявление с просьбой провести тщательное расследование и возбудить уголовное дело по статье, предусматривающей ответственность за оказание давления на генпрокурора в связи с проводимым им расследованием. Так это же дело они приостановили. Когда следователь установил, что одна из этих женщин, которые подбирались, оказалась сотрудницей МВД и признал меня в качестве потерпевшего, у него сразу это дело изъяли. Он ее разговорил, она дала показания – какое давление оказывали на другую – на эту-то не надо было оказывать давление. Она рассказал, какое давление на нее оказывали, какая система угроз была, как оперативники с ней работали, чтобы она дала показания. Но это дело у него сразу забрали и тут же приостановили. Поэтому в разбирательстве никто не был заинтересован из этих ребят.

С.КОРЗУН: Как семья отреагировала? Вы говорил, что жену предупредили, что могут быть любые провокации, раз вы расследуете дело Березовского.

Ю.СКУРАТОВ: Совершенно верно.

С.КОРЗУН: Вы подозревали, какого уровень компромат на вас можно предъявить.

Ю.СКУРАТОВ: Я не исключал, что они пытаются собрать на меня, я знал, поскольку есть опыт работы в спецслужбах. Но поскольку знал, что ничего предосудительного не совершал, думал, что там вообще никакой темы нет. Поэтому для меня эта задумка оказалась достаточно неожиданной. И хорошо, что жена, как и многие мои близкие, знают меня, она меня поддержала. Потому что в той ситуации, когда нужно доказывать обществу, что ты не верблюд, а все каналы говорили об обратном – я бы даже своим врагам не пожелал пройти через эту мясорубку. А если бы меня еще жена не поддержала, дети, наверное, выход был бы только один – застрелиться. Другого бы не было выхода. Поэтому я очень благодарен своей семье, что они меня в этот тяжелый момент очень сильно поддержали.

С.КОРЗУН: Кто-то писал, что во второй половине 1999 г. семья дала трещину, и вы даже разъезжались?

Ю.СКУРАТОВ: нет, такого не было. Мы и сейчас живем дружно, без проблем. Это «утка», - потом Елена опровергла это. Наоборот, я бы сказал даже так: прохождение через такого рода трудности очень сплотило нашу семью. Если раньше могли быть какие-то раздоры и недоразумения, то после этого все это очень сильно нас консолидировало.

С.КОРЗУН: Некорректный вопрос – на что вы сейчас живете? Вы директор института какого-то?

Ю.СКУРАТОВ: Вполне корректный вопрос.

С.КОРЗУН: Когда вам предлагали должность посла в Финляндии, то вы сказали, что лучше будете каким-нибудь институтом руководить.

Ю.СКУРАТОВ: Да, но потом я понял, что это нереально – если систему возглавил человек, который, мягко говоря, по отношению ко мне некорректно поступил – как я буду работать в этом ведомстве? Сейчас у меня много разных дел – заведую кафедрой с 2000 г., тогда Путин стал президентом, я понял, что его право сформировать свою команду, и я попросил Совет Федерации эту борьбу прекратить и освободить меня от занимаемой должности. И я сразу возглавил кафедру Конституционного права в Российском государственном социальном университете и по сей момент заведую кафедрой. Кроме того, мы создали Фонд «Правовые технологии 21 века», там я подключил бывших прокурорских работников, ученых. Этот Фонд работает до сих пор. Кстати, он не подпадает под «иностранных агентов», потому что мы грантов не получаем, - все зарабатываем сами. Я активно помогал создавать юридический факультет Бурятского госуниверситета у себя на родине, был профессором кафедры, и уже 4 года возглавил там интересуемую структуру, единственную в РФ - «Российско-китайский центр сравнительного правоведения в странах Азиатско-Тихоокеанского региона». Я сейчас очень активно занимаюсь проблемой евразийства, и вообще этот слой интересный – евразийская теория была создана нашими эмигрантами, русскими учеными с 20-го по 30-й год в эмиграции – очень интересная концепция. И наше руководство сейчас, заметьте, идею евразийства стало замечать и пытается ее в практическую плоскость преобразить. И там я этот центр возглавил. Одна из причин, почему я на это пошел – сейчас у нас очень активно изучается европейское право - это правильно. Но нельзя забывать о том, что 80% нашей страны, экономические ресурсы на Востоке, поэтому активное сотрудничество с Китаем, Японией, Южной Кореей, и нужно готовить юристов для правового обеспечения этого пласта. Этим я тоже занимаюсь. И последние полтора года я являюсь председателем Национального совета Третейских судей и арбитров России - идея третейства меня тоже очень сильно захватила, потому что очень перспективное направление. Сейчас у нас система госарбитража, а на Украине уже порядка 60% споров хозяйствующих субъектов рассматривают в третейском судопроизводстве – оно очень перспективно. В некоторых странах Европы вообще нет такого понятия - госарбитраж. И в связи с нашим вступлением в ВТО у нас пока только 0,5% всех споров через третейство - но это надо готовить. Нельзя, чтобы люди были неподготовлены, чтобы дискредитировали идею в очередной раз. Поэтому мы сейчас небезуспешно занимаемся третейством. Пишу учебники, книжки.

С.КОРЗУН: А пенсия есть? Вы в звании полковника ушли?

Ю.СКУРАТОВ: У меня прокурорская пенсия. Работа, которая была в ФСБ, вошла в качестве пенсионного стажа. Поэтому, в целом, мне грешно жаловаться на жизнь – надо учитывать реалии. Если бы у меня не было юридической науки, конечно, было бы сложно.

С.КОРЗУН: Даже на пенсию генпрокурора прожить сложно.

Ю.СКУРАТОВ: Ну, я зарабатываю другими способами.

С.КОРЗУН: Легальными?

Ю.СКУРАТОВ: Конечно.

С.КОРЗУН: «Либераст-001»: « Скажите честно – победил Ельцин в 1996 г.? Вы наверняка знаете точно» - много ходит разговоров вокруг.

Ю.СКУРАТОВ: Ну да. Есть официальное сообщение и официальные результаты. Была действительно информация о том, что в ряде регионов он не победил - допустим, 60% за Зюганова, 40% за Ельцина в Дагестане, через месяц дали цифры наоборот. Думаю, что элементы фальсификации были. Но данных о том, что он проиграл на выборах, у прокуратуры не было. Если бы они были, мы бы реагировали – это очень принципиальный вопрос. Поэтому будем исходить из того, что этот юридический факт никто не опроверг.

С.КОРЗУН: В 1991 г. вы вышли из рядов КПСС?

Ю.СКУРАТОВ: Нет, с коммунистами я сотрудничаю. Я не вышел, а приостановил свое членство – поскольку служба в органах Госбезопасности исключало членство в партии. Но потом я восстановил членство в партии.

С.КОРЗУН: «Тяжело ли жить носителю гостайн под колпаком, без возможности оказывать влияние на происходящие события?»

Ю.СКУРАТОВ: Я старался всегда высказывать свою точку зрения. Другое дело, что конечно, многие вещи, о которых я знаю, - может быть, я вообще никогда о них не скажу. Есть интересы государства, а мы государственные люди – пусть в прошлом, но мы должны об этом всегда помнить. Есть интересы госбезопасности страны. Даже за всеми этими драчками. Которые есть в ГД, или где-то еще, мы должны всегда помнить, что мы граждане одной страны, и это на нас налагает определенную обязанность. Мы можем спорить, у нас могут быть разные политические позиции, но об этом никогда забывать не надо - что страна у нас одна.

С.КОРЗУН: Вы писали, что многие громкие дела сильно подвинулись в период вашего временного отстранения. Листьев, Холодов, Старовойтова, - правда, до конца эти дела так и не довели.

Ю.СКУРАТОВ: Дело Листьева оказалось замешанным и на участии, роли многих сильных мира сего в России, и мы как раз готовились к решительным шагам. Но поскольку у меня ситуация стала уходить из под ног, мы не рискнули эти меры принять, потому что боялись, что дело можно полностью… Что касается дела Холодова – я до сих пор убежден, что это судебная ошибка - то, что сделано. По Старовойтовой, худо или бедно, но частями и дело завершили. А в целом период расцвета прокуратуры был, я считаю, когда я вышел на работу неожиданно для многих, и проработал в период с 13 марта до 2 апреля – до своего отстранения. Прокуратура тогда действительно за две недели сделала столько, сколько не делала за полгода. Помню, г-н Киселев говорил: «наша прокуратура напоминает корабельную пушку, которая оторвалась от крепления и крушит все, что попало на своем пути». На самом деле мы все делали в рамках закона, и Березовского тогда хотели под стражу взять. Просто просочилась информация, ион так и не приземлился в Москве. И многие другие вещи сделали.

С.КОРЗУН: А что раньше мешало?

Ю.СКУРАТОВ: Знаете, одного желания для того, чтобы изменить страну и утвердить законность, даже такого большого человека, как генпрокурор, недостаточно. Это очень кропотливая работа, и без поддержки иных властных структур, без поддержки команды, коллег по правоохранительному цеху, ситуацию быстро не поменяешь. Ну и, конечно, сопротивление. Дела очень крупные, которые мы вели – по дефолту, в том числе, - они мне показали реальную силу тех лиц, которые обладают административным, криминальным, финансовым ресурсом. И сейчас по некоторым делам я вижу, когда они фактически на равных работают с правоохранительной системой. То есть, у них такой ресурс ничуть не слабее. Поэтому наше общество настолько криминализировано и настолько коррумпировано, что если мы упустим несколько ближайших лет, то потом начнутся необратимые процессы.

С.КОРЗУН: У вас был компромат на Собчака, наверное, должен быть и на Путина? В качестве главы ФСБ Путин тоже принимал участие в нашей отставке?

Ю.СКУРАТОВ: Он это делал, потому что находился на этой должности. Какие-то материалы были, но пригодные для процессуальной реализации не было.

С.КОРЗУН: Комиссия Салье?

Ю.СКУРАТОВ: Комиссия Салье занималась прокуратурой Петербурга. Я лично эти материалы не видел, увидел уже позднее, что касается Собчака – я сожалею, что так получилось. Вы поймете, что я не лукавлю – у меня никогда не было желания взять его под стражу. Но то, что дело было реальное и оно расследовалось - ему просто надо было не бежать за границу, а дождаться справедливого завершения этого дела и бороться в суде. Дело было оценочное, но мы чувствовали свою правоту и расследование проводили. Если бы он чувствовал себя прочно с правовой точки зрения, он бы не побежал в Париж.

С.КОРЗУН: Ваш комментарий к делу «Pussy Riot»?

Ю.СКУРАТОВ: Конечно, такие вещи в православной стране, такой, как Россия, недопустимы. Можно спорить о том, какова мера ответственности, но то, что такие вещи должны наказываться…

С.КОРЗУН: Вы бы просили три года, будучи прокурором?

Ю.СКУРАТОВ: Может быть, и не просил бы три года – здесь позиция РПЦ совершенно справедливая, - учитывая наличие малолетних детей. Но то, что такие вещи недопустимы - самое обидное, что это довольно широкую поддержку общественную нашло. Вот эта чуждая нам в этой части европейская культура, где это считается в порядке вещей, - все же Россия другая страна, нужно жить по законам нашей страны. Поэтому здесь я считаю, что в целом правовая оценка была дана правильно.

С.КОРЗУН: Спасибо огромное. Юрий Скуратов был в нашей студии. Всего доброго.