Виталий Манский - Без дураков - 2012-06-24
С.КОРЗУН: Всем добрый вечер. Сергей Корзун – это я, мой сегодняшний гость – культовый персонаж документального кино России, и не только России, наверное, - Виталий Манский. Мы здесь собрались, чтобы поговорить о том, что происходило, происходит и будет происходить дальше.
В.МАНСКИЙ: А почему - «без дураков»?
С.КОРЗУН: Рассчитывая на прямые ответы, не зажевывая особенно.
В.МАНСКИЙ: Понятно. Я думал, что имеется в виду, что дураки остались где-то.
С.КОРЗУН: Они везде. Можно истребить дураков?
В.МАНСКИЙ: Да я сам дурак.
С.КОРЗУН: И я сам дурак. «Без дураков» - это просто разговор. Вас считают режиссером, продюсером документального кино. Вы сами считаете, что делаете кино не документальное, а реальное. Поясните.
В.МАНСКИЙ: Я просто хочу дистанцироваться от того, что сейчас потребитель понимает под словом «документальное кино2 – то кино, которое оно видит по телевидению, - оно основано на методологии производства документального кино, но таковым не является. И чтобы навести какой-то порядок в головах наших запутавшихся, или запутанных электронными масс-медиа зрителей, пользуюсь термином «реальное». Но это, конечно, игра слов.
С.КОРЗУН: Чем реальное кино отличается от репортажа, или длинного интервью, репортажа?
В.МАНСКИЙ: С одной стороны, я мог бы ответить на этот вопрос, с другой стороны, хотелось бы с этой темы соскочить, потому что зритель, который не видел документальное кино, для него это сейчас разговор в пользу бедных. А тот, который видел, прекрасно эту разницу понимает. Иными словами, документальное кино это реальная жизнь. Когда я снимаю реальную жизнь, она, по логике вещей, непредсказуема. То есть, я следую за жизнью, ее изгибами, приобретениями, потерями, подарками. А когда я снимаю телевизионное документальное кино, прежде чем я начинаю снимать, у меня должен быть сценарий, где прописано начало и конец, где вообще не то, что жизни нет, - вот сейчас как делается документальное кино? - пишется полный текст, указывается, кто дает синхроны в фильме и даже фабулы этих синхронов. И задача режиссера – перекрыть картинками этот текст. С одной стороны, не могу сейчас наезжать на своих коллег, которые «на ящике» трудятся во благо своих семей и иногда делают вполне любопытные вещи, особенно в историческом плане, но мне это неинтересно, и заниматься я этим не очень умею, не очень хочу, или совсем не хочу или не очень умею, поэтому я снимаю кино. Сейчас я снимал картину, мы почти 4 месяца ездили, проехали 20 тысяч километров от Заполярного круга до Европы и назад.
С.КОРЗУН: Без всякого плана в голове?
В.МАНСКИЙ: План был такой: из Заполярья попасть в Европу и обратно, - больше никакого плана. Ну, далее были точки, куда мы хотели приехать – мы знали, что с этим батюшкой мы хотим проехать по деревням Северного Урала. Мы с ним договорились, что он не против. Или мы хотим приехать в райцентр, посмотреть, как там строится жизнь. Все путешествие мы совершили на автомобиле - заезжаем в райцентр, там что-то происходит - мы снимаем, что происходит.
С.КОРЗУН: В чем отличие от автомобилистов, владеющих видеорегистратором? Они тоже колесят много и получаются иногда фантастические сюжеты. Меня поразил ролик о том, как кирпичом убило соседку водителя. Картина по документалистике потрясающая.
В.МАНСКИЙ: Возможно. Отчасти наша работа – работа видеорегистратора, только с отсутствующей у него функцией – интеллекта. Мы регистрируем эту жизнь и я, как автор, имеющий свою, в том числе, художественную, гражданскую позицию, создаю из этих моих регистраций картину сегодняшнего дня. Которой, в общем, на телеэкране нет, или почти нет. Можно сказать, что исключения лишь подтверждают правила – нет реальной жизни страны на экране. Если бы она была, может быть, и результаты выборов были бы другими. Понятно, что результаты итак другие, но я имею в виду, что люди, которые участвовали в фальсификациях, может быть, они, увидев эту жизнь, почувствовали себя не одинокими в своих тайных ощущениях. Может быть, они иначе как-то действовали.
С.КОРЗУН: События на площадях последнего времени снимаете, регистрируете? Или у вас уровень общения другой?
В.МАНСКИЙ: Повторюсь - 4 месяца я отсутствовал в Москве и снимал картину о жизни России в европейском контексте, если можно так выразиться. За день до выборов, когда еще никаких митингов не было, у меня было открытие фестиваля, президентом которого я являюсь - 3 декабря 2011 г. И на открытии, которое проходит в кинотеатре «Художественные», в километре от Кремля, мы показывали фильм «Ходорковский», который к тому моменту был то ли запрещен, то ли не запрещен - не будем сейчас ворошить. Когда фестиваль шел, начались все эти митинги, волнения, люди после митингов приходили к нам на фильмы, на картину о Политковской, на другие картины, обсуждали, согревались - все-таки холодно в декабре. А в январе я уехал в большую экспедицию и увидел ту страну, которая сделала такой выбор. Или которой сделали такой выбор.
С.КОРЗУН: Вы проехали Европу, представляя, что творится здесь.
В.МАНСКИЙ: Почему по Европе? В Европе мы были две недели. /В основном ехали по России – въехали в Смоленскую область, потом поехали вверх на Вологодчину, Костромская область, по Северу, потом Урал, Сибирь.
С.КОРЗУН: Я о другом - не было желание поменять место?
В.МАНСКИЙ: Все бросить и вернуться?
С.КОРЗУН: Да, вам не показалось это важным, чтобы вернуться?
В.МАНСКИЙ: Это не вопрос. Потому что прежде всего я знаю, что на этих площадках снимают мои коллеги, молодые, опытные и достойные.
С.КОРЗУН: Не ваша делянка?
В.МАНСКИЙ: Нет, секундочку. Я знаю, что эти события снимаются молодыми документалистами, документалистами очень профессиональными, и можно быть уверенными, что эта часть истории, эта жизнь будет запечатлена в летописи нашей страны. Это известно и очевидно. То, что делаю я - в тот самый момент это не менее важно, не менее сущностно и, может быть, более уникально - потому что я снимаю портрет той России, которая, в общем, является катализатором для происходящего на площадях. Более того, я снимаю свою страну в очень сложный и важный для нее момент. В принципе, нужно понимать, что сейчас Россия находится не то, что на грани, а как-то уже вошла в этот процесс – начинается глобальная катастрофа. О которой не все пока говоря и, может быть, не все пока осознают.
Тут любопытная вещь – несколько лет назад был такой прецедент, что «зеленые» ворвались на ферму животноводческую, где для пушнины разводили норку, и повскрывали все клетки – норка разбежалась. И что любопытно – эта норка через какое-то время, буквально прошел день-два, - вернулись обратно. Потому что эти норки не представляют себе жизни кроме как в клетке. Потому что в этой клетке у них трехразовое питание, о них заботятся. Я не знаю, - хватает норкам интеллекта чтобы понять, ради чего их кормят в этой клетке? – как только норка набирает жирка, ее отправляют на бойню и сдирают шкуру. И тем не менее они возвращаются в клетку, потому что не знают другой жизни.
Так вот катастрофа России заключается в том, что у нас вырастало первое поколение, которое жило в не клетки, которое, выпустив из этой клетки, было бы не готово в нее вернуться. И оно еще не окрепло, это поколение, а их обратно загоняют в клетку. По сути, они родились в 19991 году, или чуть раньше, и они вот бы сейчас, вот-вот мы бы получили свободное поколение, которое больше никогда в клетку не загнать. И их сейчас ломают. Мы не просто теряем будущие 12 лет, мы теряем 15-20 лет нашего движения в цивилизованное существование. И это происходит сегодня на наших глазах.
С.КОРЗУН: Анчоусы – в бочку, хомячки – в клетку.
В.МАНСКИЙ: И снять эту Россию в этот момент, когда даже в отдаленных деревнях люди уже - ведь там тоже происходит важное.
С.КОРЗУН: А что там? Говорят, что Россия большая и то, что в Москве происходит, там не знают.
В.МАНСКИЙ: Конечно, в России нет такого мощного протестного настроения, как в Москве – это очевидно. Но там тоже произошел коренной слом. Если раньше люди, думаю, вполне осознано голосовали за эту власть, которая находится в Кремле, - как понимание некоего стремления к лучшему. То сейчас они отчетливо голосуют за эту власть от безысходности, - если голосуют.
Конечно, в контексте нашего движения из Европы в Россию и обратно, в контексте общего развития жизни на планете Земля – это сшибает. Есть целые регионы, где – ну, я считаю, что там просто гуманитарная катастрофа. Где людей нужно эвакуировать какими-то силами МЧС. А они там живут и даже не до конца подозревают, что живут за гранью добра и зла. То есть, лозунги, которыми загоняли людей на избирательные участки «За стабильность» - их желание стабильности заключается не в «мы хотим стабильно жить хорошо». А «мы боимся, что мы потеряем наше стабильное - вот это».
Разговаривал с женщиной 85-летней, Вассой, в уральской деревне, говорю: Что тебе терять, хуже нет, - это за гранью вообще понимания живет эта бедная Васса, которую еще девочкой отправили по комсомольской путевке, она всею жизнь проработала трактористом, у нее два сына, один умер, другого в армии покалечили, он с ней живет сейчас – ему лет 50-60, практически инвалид. Она говорит: нет, может быть еще хуже. Говорю: Что - хуже? - Ну, вот сейчас свет дают каждый день с 5 до 10, мы хоть телевизор включим. А ведь могут и это отобрать. Понимаете?
Конечно, когда с такой Вассой встречаешься, просто стыдно за то, что ты, черт возьми, дома воду можешь теплую открыть в квартире, и еще чем-то недоволен. Такое тоже для меня странное ощущение. Я был в бедных местах – в Индии, где только не был. Но здесь, в России, все свои, а живут просто на другой планете.
С.КОРЗУН: Что делать? Помогать им конкретно, политикой малых дел?
В.МАНСКИЙ: Знаете, мне кажется, что время народовольцев должно придти. Народовольцев пришло, - народников.
С.КОРЗУН: не пугайте так сильно.
В.МАНСКИЙ: Это я с фестиваля. Но время пришло что-то делать.
С.КОРЗУН: Где делать – на избирательных участках, площадях?
В.МАНСКИЙ: Пришло время бороться за нас, бороться за сознание нации в целом. Потому что вот этот накат по оболваниванию населения абсолютно сознательный. И именно он приносите результаты, которые приносит. Мы за кулисам начали говорить о картине, которую я вчера посмотрел - документальный фильм , не помню точное название – то ли «Дети Гиммлера», то ли «Дети Гитлера» - дети, внуки рассказывают о своих предках. Картина достаточно традиционна, там есть эмоциональные куски, но главное, что меня натолкнуло на мысль - немцам безумно повезло, что они сумели использовать свой исторический опыт, - ужасный, катастрофический, но они определили отношение нации к прошлому. И поэтому эти внуки нацистов – они живут в свободном, цивилизованном и внутренне гармоническом мироощущении.
А мы живем в таких двойных стандартах, мы не можем понять, в какой стране мы вообще живем – в стране прошлого, настоящего, будущего? Хорошо было в прошлом .или плохо? Урбанский в фильме «Коммунист» - он герой. Или антигерой? Кто такой Павлик Морозов? - в какой-то момент мы сказали: «это плохо». А на днях молодые кинематографисты пишут челобитную Никите Михалкову и говорят: Никита Сергеевич, спаси нас от разрушителей нравственности, которые снимают кино для западных фестивалей и которые нас не пускают ни в Канны, ни в Венецию, ни в Берлин, да еще в России нас оттесняют, а мы хотим снимать позитивное кино. И это письмо все полностью пронизано этой павлико-морозовщиной. При этом 61 подпись. Эти люди подписывают это письмо, предполагая, думаю, что это вообще возможно.
Я был не так давно в Глазове, где стоит бюст Павлику Морозову – люди на улице не очень уже знают, кто это. А сейчас это возрождается. Потому что мы не понимаем, где находимся. Равно как люди, которые выходят на митинги, им бы сказали: друзья мои, мы живем в тоталитарном государстве, у нас есть одна партия - «Единая Россия», мы возвращаем в 5-ю статью Конституции о главенстве единой партии. Люди говорят: все понятно, мы возвращаемся на кухню, берем чемоданы, уезжаем в эмиграцию – м определяемся. Ситуация выглядит так.
А так вроде бы мы говорим везде - в Конституции у нас написано, что у нас демократическое государство. Рыночная экономика, что у нас это и это, - поэтому люди и выходят на улицу, кстати. Только потому, что они живут в другой стране, и люди, собственно, требуют жить в той стране, как прописано – ничего другого. То есть, выборы у нас никто не отменял? - дайте нам честные, как написано. А они должны сказать: не верь написанному. Тогда все говорят: О,кей, тогда понятно. Мне кажется, любая ясность лучше любой неясности.
С.КОРЗУН: Вы какую ясность предпочитаете?
В.МАНСКИЙ: Когда я сказал, что я дурак, я абсолютно четко понимаю, в какой стране я живу. Но эта страна, к сожалению или к счастью, является моей страной. Поэтому я, все понимая и понимая про будущие 12 лет, в которых придется жить, не уезжаю. Я вообще планирую в своей стране умереть и надеюсь, - непонятно на что опираясь, - эту страну вернуть в цивилизованное состояние. Я не понимаю, почему мы должны жить хуже немцев? - не потому, что мы победили, а просто – почему должны жить хуже в 21 веке? Почему хуже поляков? – не понимаю.
С.КОРЗУН: И вы надеетесь своим фильмом всколыхнуть?
В.МАНСКИЙ: Да, надеюсь. И своим фильмом. Им фильмами своих коллег, и фестивалем и тем фактом, что я живу и открыто об этом говорю, хочу вселить уверенность в неуверенных.
С.КОРЗУН: Вы работали несколько лет генеральным продюсером на РЕН-ТВ, после этого…
В.МАНСКИЙ: И ничего дурного, когда работали на РЕН-ТВ, мы не делали. Мы делали прекрасное телевидение.
С.КОРЗУН: Речь не об этом – о возможности влиять. Сейчас появилось множество каналов, а влияние их не очень сильное. Если что вспоминается из документального - «Легко ли быть молодым» и «Так жить нельзя».
В.МАНСКИЙ: Не в этом дело. В России проходит фестиваль документального кино «Ардокфес». Мы показывает на фестивале лучшие картины на русском языке, снятые во всем мире, мы их изыскиваем, проводим очень серьезную работу – это действительно потрясающее кино, доказательств том служат полные залы.
С.КОРЗУН: Ну. В зале 300 человек, 600.
В.МАНСКИЙ: Я веду к тому, что ни одна картина – за всю историю существования фестиваля, вернее, вру – одна была показана, немецкая, на Первом канале, - аполитичная. Ни одна не была показана на федеральных каналах. Там просто стоит заслон. Если я почувствую, что смогу пробить Эрнста, я пойду, и пользуясь хорошим к себе отношением, пробью. А к Добродееву идти пробивать я точно знаю, что бесполезно – поэтому и не иду. А про Эрнста думаю - Константин Львович, все-таки настанет момент, что я пойду давить тебе на совесть.
С.КОРЗУН: делаем перерыв и вернемся в студию через пару минут.
НОВОСТИ
С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Давайте о вас немного.
В.МАНСКИЙ: А давайте обо мне не будем – я достаточно стандартный человек, во мне ничего интересного.
С.КОРЗУН: Посмотрим на стандарт. Жена тоже документалист, дети, две дочери тоже.
В.МАНСКИЙ: Нет, простите, моя дочь – кулинар. Моя дочь закончила Школу-студию МХАТ, потом отправилась в Италию в кулинарную академию, и сейчас занимается кулинарным продюссированием. Но, к сожалению, она вышла замуж и кормит теперь своего мужа, а не папу, который любит вкусно поесть. А младшая трижды бросала ВГИК и сейчас пошла учиться академию фотографий к Свибловой, уже на втором курсе.
С.КОРЗУН: Идею про кулинарное училище вы подсказали? - говорят, что с этой профессией в любом уголке мира тебя ждут.
В.МАНСКИЙ: Это правда. Но мои дети делают мне все на зло. Я мечтал, чтобы они работали… я сумел сломать только волю своей жены, но она была в меня безумно влюблена и поэтому у нее не оставалось никаких шансов. А дети – свободные люди, они в клетку не пошли, пошли своей дорогой. Я три раза засовывал… Они решили жить, как они хотят, чем и занимаются. Ну. Я не думал про кулинарию – это было как-то совсем.. хотя потом вспомнили, что у меня бабушка была врачом-диетологом в санатории высшего командного состава в Бадзарове, в германии, после войны – наверное, бабушкины гены на правнучку повлияли. Но это разговор не очень в формате «Эхо Москвы» - это на канал «Домашний», - что вы кушаете, какие у вас тапочки.
С.КОРЗУН: Но из этого можно перейти к обобщениям. О родителях ваших ничего не знаю – не нашел в интернете. Родились во Львове – это знаю – люди там не очень лояльны к советской власти были.
В.МАНСКИЙ: В общем, да. Но я жил в таком еще кругу, и школа у нас была такая вполне диссидентская, да я и «Голос Америки» слушал класса со 2-3, поэтому в этом смысле я стойкий антисоветчик. Кстати, меня неожиданно назвали на каком-то эфире антисоветчиком - я как-то даже.. вроде нет. А потом думаю – прочему нет? - да конечно, да, я антисоветчик, я считаю, что советская власть это преступная организация, которая нанесла невосполнимый урон нашей стране. И вообще было бы правильным их всех судить.
С.КОРЗУН: «Голос Америки» с родителями слушали?
В.МАНСКИЙ: Нет, втайне от бабушки. Бабушка у меня ветеран партии. Умирала с партбилетом в руках. С бабушкой у меня были очень сложные отношения, она считала, что я просто какой-то выродок в семье.
С.КОРЗУН: Так кто вас на диссидентский путь наставил?
В.МАНСКИЙ: Кстати, я просто напомню, как это произошло. Как-то она мне всегда не нравилась. При том, что жили мы вполне, - может, я даже напросто в этом признаюсь, - жили вполне комфортно, вроде бы мог бы и более… но я правда не помню. А, наверное. Пионерский лагерь - вот этот строй, линейки - вот это все я не очень. Хотя я была даже в какой-то момент что-то зам, чего-то, дружины… но это мы что-то делали, в этом я участвовал.
С.КОРЗУН: Тогда было все определенно – мы строили светлое будущее. Альберт пишет6 «Не считаете ли вы, что личный успех и благосостояние важнее заботы о том, вернуться или не вернуться в клетку? Если чувствуете себя свободно, у вас есть большие деньги – к черту любую идеологию»
В.МАНСКИЙ: Это ерунда, - прошу прощения, - не ерунда то, что говорит человек, но я не очень себе представляю, как можно комфортно жить, ощущая дискомфорт за пределами. Я не могу жить в замке из слоновой кости. Более того, - он у меня есть, я могу спрятаться, формально мой внутренний мир достаточно комфортен. Но меня постоянно все тревожит. Я могу снимать кино без Министерства культуры и без денег, которые раздают государство. Могу и снимаю – не каждую картину, по разному. Но я просто не могу спокойно наблюдать, как пилят государственные бабки и при этом уничтожается школа российского документального кино, как люди вынуждены уходить из профессии, как люди не приходят в профессию , потому что там сидит большая пилорама. И я лезу туда, в чем-то даже мешаю своей комфортной жизни, потому что вольно или невольно вступаю в конфликты со своими друзьями из властных кабинетов. Или вот сейчас я что-то говорю о Путине. С другой стороны, я бы промолчал бы, и был бы еще более в шоколаде. Но я просто считаю невозможным для себя…
С.КОРЗУН: Но вы снимали фильм о путине, Горбачеве и Ельцине?
В.МАНСКИЙ: Снимал. И более того, - я путина достаточно хорошо знаю, потому что я с ним провел - ну, не он со мной, а я с ним – провел год, были формальные и неформальные беседы. Скажу так: конечно же, я лично за путина никогда не голосовал – трудно представить меня, голосующего за путина, даже в 2000 году. Но то, что путин был для России в тот исторический момент очень нужным президентом, и он выполнил на крепкую четверку свою историческую миссию…
С.КОРЗУН: В чем она, кстати?
В.МАНСКИЙ: Она заключалась в создании действительно некоей такой платформы стабильности, в определенном менеджменте, налаживании каких-то конструкций. И условно говоря, когда я снимал его фильм. Я его поддерживал. Но в этом фильме, если кто-то любопытный посмотрит, - знаете, мне сегодня не стыдно ни за один кадр в фильме. Который я сделал в 2000 г. Более того, я считаю эту картину в каком-то смысле пророческой, потому что все, что сейчас происходит с этим человеком, было там заложено, и более того, - проговорено. Я недавно ее смотрел, - не смотрел лет 5-6, а тут была ситуация, и я ее посмотрел. И я даже удивился, почему я тогда говорил о том , что сейчас происходит. Трудно говорить о том, что мало кто смотрел.
Думаю, что возможно снять картину о путине сейчас - хотя бы для того, чтобы задать ему те вопросы, на которые я знаю ответы.
С.КОРЗУН: Сравнить ответы?
В.МАНСКИЙ: Сравнить ответы. Потому что я знаю будущее.
С.КОРЗУН: О как?
В.МАНСКИЙ: Но это очевидно. Будущее власти, которая сейчас находится в Кремле, очевидно. Откройте любой учебник истории – там все написано, что будет с этой властью.
С.КОРЗУН: А фильм о будущей власти не хотелось бы снять, возможные герои кто? Навальный?
В.МАНСКИЙ: Я знаю, что сейчас Александр Расторгуев и Павел Костомаров снимают фильм «Срок» - о будущей власти, и это выдающиеся мастера, надеюсь, что это будет мощная картина. Сейчас я делаю картину, которая абсолютно очевидно меня будет держать не меньше полгода, я не могу себе позволить переключаться, но я не исключаю… вообще я живу таким образом, что у меня всегда в кармане лежит камера и я могу начать фильм в любую секунду - если почувствую, что не могу не снимать.
С.КОРЗУН: Какая камера?
В.МАНСКИЙ: «Флип», стоит 199 долларов, два часа внутренняя память, эфирное качество.
С.КОРЗУН: «Документальное кило сейчас заказное? Есть давление со стороны власти? И какой канал более лоялен к честному кино?»
В.МАНСКИЙ: Кино особо и заказывать не надо, потому что в отсутствии линий коммуникации со зрителем, в отсутствии доступа к зрителю, к эфиру, в принципе, государству почти все равно, какое кино снимается. Потому что телевидение оккупировано государством, на телевидение ты ни с одной картиной попасть не можешь. А заказное? - все телевидение снимает заказное кино. Просто заказное кино может быть проектами Парфенова, а может быть такой ильм - он вышел в эфире, когда я был в Сибири, но я видел фрагменты - как его… ну , это бесстыдство НТВ… Для меня другой вопрос возникает – знаете, я бы сделал себе харакири, если бы, допустим, меня поставили в такие обстоятельства, что либо харакири, либо седлать такой фильм. Может быть, это красивые слова, но с другой стороны – я же уходил с теплых мест, когда мне предлагали куда менее постыдные вещи делать.
Как люди, с которыми, может быть, мы где-то общаемся, жмем друг другу руки… знаете, один наш юный молодой товарищ снял картину - я пожалею его сейчас, не назову его фамилию - который снял игровой фильм один . после которого он ко мне подходит, здоровается, а я все стараюсь мимо него ходить, не замечая… Я просто не понимаю, как можно это делать – искренне просто не понимаю .
С.КОРЗУН: Что-нибудь изменилось к лучшему в нашей документалистике после вашего интервью «12 рассерженных режиссеров»?
В.МАНСКИЙ: Я помню это интервью - его у меня брали год с лишним назад, и я тогда сказал, когда все еще было подвешено – совершенно очевидно, что путин вернется в Кремль, и еще какие-то вещи – и я это говорил в надежде напугать. Было понятно, что в коридорах это было предрешено, но я думал, что, может быть…
Думаю, что сейчас мы идем по худшему из возможных сценариев развития для России.
С.КОРЗУН: Еще одну историю вспоминаем – «В 2004 г. в Амстердаме был убит Тео Ван Гог - документалистика опасная профессия?»
В.МАНСКИЙ: Нет, мне кажется, не опасная. Хотя случается, убивают моих коллег. Она менее опасна, чем работа журналиста, который моментально что-то передает миллионам людей. У документалиста время с оттяжкой - аудитории есть время успокоиться и не совершать тех поступков, как в Роттердаме, или как убили в Мексике французского документалиста. Нет, не опасная.
С.КОРЗУН: «Не коробит практика, при которой стоит повязать работнику вашего цеха повязать белую ленточку, как он тут же объявляется умным, талантливым и совестливым. А попробуй не завяжи – грязью закидают».а
В.МАНСКИЙ: Любопытный вопрос, кстати, неожиданный. Потому что я думаю о Собчак. До того, как она повязала белую ленточку, она для меня была олицетворением всего пошлого – даже не буду перечислять. А сейчас мне ее искренне жалко. Я не могу сказать, что я ей все простил, но как-то я к ней начинаю – при веем том, что меня абсолютно отторгает от ее образа жизни, модели поведения и того, к чему она призывала своим существованием. Поэтому получается, что белая ленточка если не индульгенция, то белая ленточка заставляет меня смотреть на человека иначе.
С.КОРЗУН: а Чулпан Хаматову жалко?
В.МАНСКИЙ: Жалко. Мне что-то всех жалко. И девушек из «Пусси Райт» тоже жалко. Может, я старею.
С.КОРЗУН: А Дмитрия Анатольевича тоже жалко?
В.МАНСКИЙ: Жалко безумно. Но он сам виноват . в отличие от всех.
С.КОРЗУН: Г-на Бастрыкина жалко?
В.МАНСКИЙ: Нет, вот здесь остановимся – не жалко, Чурова не жалко. Мне кажется, Чурова надо судить - чем скорее мы будем судить Чурова, тем скорее Россия повернет из прямого движения в никуда, в яму.
С.КОРЗУН: Виноват все-таки Чуров?
В.МАНСКИЙ: Нет. Но с чего-то нужно начинать. Невозможно судить сразу главного. Я человек компромиссов – начнем с Чурова. А главного нужно простить, я считаю. И отпустить. Вот моя позиция, программное заявление: давайте простим главного и отпустим.
С.КОРЗУН: Еще бы понять, кого вы считаете главным?
В.МАНСКИЙ: А что, у нас разные главные? Если вы о Венедиктове – что его прощать? Он порядочный, честный человек на своем месте.
С.КОРЗУН: Все в порядке у него. «Чем вам так не угодила советская власть7 При ней не было нищих, бомжей и беспризорников» - Олег жуков.
В.МАНСКИЙ: Олег Жуков, я же сказал, что формально я жил неплохо. И нищих было не так много, жуликов было достаточно всегда, но в каком-то смысле все были нищими. То есть, они были нищими, потому что у них была украдена свобода на их собственную жизнь . а это самое ценное – жизнь одна.
С.КОРЗУН: Но большинство об этом вообще не знало.
В.МАНСКИЙ: А это еще страшнее Я был в «касте неприкасаемых « в Индии, которые искренне полагают, - ну, они живут за гранью человеческого существования, просто невозможно объяснить, как они живут – им нельзя заходить на территории городов, в магазины, - такой ад на земле. И они живут, будучи уверенными, - в силу своих религиозных предрассудков, что это и есть ад, то есть, они отбывают наказание, и если они эту жизнь проживут в этом аду, то у них ест шанс в следующей жизни родиться, искупивши, в другой касте.
Но это просто катастрофа. И то, что мы жили, не подозревая, что мы живем, не имея права на собственную жизнь, это еще страшнее, чем если бы мы об этом догадывались, мне кажется.
С.КОРЗУН: Но человек же не знает, что это страшно – живи себе с закрытыми глазами, и все.
В.МАНСКИЙ: Да? Ну, я против.
С.КОРЗУН: «Смотрю телеканал 24-док - есть что смотреть».
В.МАНСКИЙ: Да, мы с этим каналом дружим. Это небогатый канал, мы им даем что-то почти даже бесплатно, пытаемся поддерживать это начинание. Но какое количество людей смотрят этот канал? Это проблема.
С.КОРЗУН: А если его поставить на первую кнопку?
В.МАНСКИЙ: Его нельзя сразу поставить на первую кнопку – это процесс, Как нельзя, к сожалению, утром проснуться в свободной стране. Потому что свобода начинается не в своих формальных проявлениях, она должна быть воспитана. Поэтому я и сказал , что мы живем в момент глобальной катастрофы, потому что взращивание свободы в умах нового поколения сейчас обрубается жесточайшим образом - практически топором отсекается. Поэтому взращивание и воспитание свободы это очень длительный и сложный процесс, который приводит потом к гармоничной жизни. Поэтому нельзя «24 док» взять и выпустить на /первый канал. Как нельзя вдруг начать говорить по-китайски - сначала нужно выучить язык, научиться читать. У нас людей отучили читать, смотреть, думать и анализировать Нужно эти процессы вернуть, начать этот сложнейший процесс создания сложного, объемного человека. И этот уже сложный, объемный человек может спасти нас всех. И главное – наших детей и внуков.
С.КОРЗУН: Виталий Манский. Программа закончилась. Спасибо огромное. В.МАНСКИЙ: Спасибо.