Борис Львович - Без дураков - 2009-08-04

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем привет. Сергей Корзун – это я. И мой сегодняшний гость – Борис Львович. Львович – это фамилия, не отчество. Отчество у него Афроимович. Борис Афроимович, добрый вечер.

БОРИС ЛЬВОВИЧ: Привет, Сережа.

С. КОРЗУН: Чего-то нас тут закрыли друг от друга компьютером, которые понаставили компьютеры в этой студии. А здесь вообще у нас и реквизит с собой был. А что за реквизит, а предварю-ка я наш сегодняшний разговор одной цитатой звуковой.

ВАЛЕРИЙ МИЩУК: Борю мы знаем очень давно, мы встречались в разных обстоятельствах, когда мы были еще совсем молодые, а он уже известный человек, бард в наших кругах очень достаточно известный. Мы тогда еще ансамблем были, ансамблем "Домино". Он очень сердечно к нам отнесся, особенно к девушкам. И я его понимаю, девушки наши были великолепные, а он, насколько мы знаем, и поняли это, умеет ценить женскую красоту. Ну, на самом деле не только женскую красоту, но и как человек порядочный, он, что в наше врем достаточно редкий дар, будем так говорить, он еще при случае всегда может помочь приободрить, что на самом деле бывает очень важно для коллег по цеху. Конечно же, неоценимое чувство юмора, которое ему, да и всем нам помогало, когда мы были вместе.

С. КОРЗУН: Валерий Мищук о Борисе Львовиче.

Б. ЛЬВОВИЧ: Узнал я, замечательные братья Мищуки. Вадим и Валера. Я действительно знаю их 1000 лет. Да мы все знакомы 1000 лет. Вот что здорово. Слава Богу, что еще узнаем друг друга в лицо.

С. КОРЗУН: Ну, что бардовское свое прошлое и настоящее оправдывать будете? Гитара в руках. Между прочим, сегодня такой будет у нас эфир.

Б. ЛЬВОВИЧ: А ты будешь мне "Вы" говорить, как тебе не стыдно.

С. КОРЗУН: Нет, я всегда говорю "Вы" своим гостям. А вдруг гадость какую-нибудь скажу, и на "ты", это же будет вдвойне неприятно.

Б. ЛЬВОВИЧ: А я тебе тоже должен "Вы" говорить?

С. КОРЗУН: Ну, как хотите.

Б. ЛЬВОВИЧ: Не знаю, Сережа, не понимаю так, нет, мне сыграть это не сложно, все-таки артист профессиональный, но мне приятней это. Я на "ты" только с очень близкими людьми, к которым ты, конечно, принажлежишь. Поэтому я не смогу, ты, как хочешь. Я с удовольствием спою, тем боле, что совершенно случайно и гитара со мной. Дело в том, что буквально месяц назад прошел очередной вечер памяти Юрия Визбора, который я довольно часто веду и пою там всегда. Ставит его актриса театра Моссовета Оля Анохина, она теперь и режиссер уже очень опытный. И Нина Филимоновна Тихонова Визбор, Юрина вдова очень много сил прикладывает к осуществлению этого вечера, и я при любом удобном случае стараюсь Визборовские песни попеть. Вот сейчас тот самый случай.

ПЕСНЯ

С. КОРЗУН: Борис Львович, совершенно "Без друков" вот так один, как он есть, удалось жизнь прожить с кем-нибудь вот так, как физик визборовский…

Б. ЛЬВОВИЧ: Так случилось, что я уже 38 лет женат на одной и той же женщине, очень красивой, без всяких дураков, и очень умной, она же и мать моего 37-летнего сына, и бабушка моего 8-летнего внука. Так что вот.

С. КОРЗУН: И все Львовичи? Фамилия жить то будет?

Б. ЛЬВОВИЧ: Да, все Львовичи.

С. КОРЗУН: Сын занимается чем?

Б. ЛЬВОВИЧ: Сын – композитор. Хороший композитор, закончил консерваторию с отличием, за 4 года вместо 5. Надо сказать, что исключительная редкость в этом заведении. Когда ректор узнал, что он сбирается такую штуку выкинуть, а он решил, что ему хватит. У него все необходимые композиторские аксессуары были к этому времени уже готовы, все, что полагалось выпускнику написать. Когда ректор узнал, сказал: ну, хорошо, у нас даже Чайковский себе такого вроде не позволял. Но если он хочет, пусть сдаст 16 экзаменов вместо 8, если хоть одну двойку получит, выгоним его, на следующий год обратно возьмем. Он сдал на все пятерки, вышел с отличием. Он написал много всякого. И вокальной музыки, и оперной, и музыки для театра, и для кино. Он уже 4 раза выходил на сцену, на премьерах собственных опер, что в общем-то не так часто бывает.

С. КОРЗУН: Но написание же музыки не кормит сейчас. Сейчас только те, кто пишет музыку для популярных шлягеров, наверное, что-то получают.

Б. ЛЬВОВИЧ: Дело в том, что мы с ним очень разные люди и он в отличие от своего легкомысленного папаши очень серьезный человек. И глубокий, попсой заниматься он принципиально не хочет, но я с детства его убеждал, и кажется, убедил, что профессионал – это тот, кто зарабатывает своей профессией. Остальные, даже самые талантливые – самодеятельность. И он очень много умеет, он прекрасный пианист, он играет сходу любую музыку в любой тональности, вправо, влево, ему все равно, хоть там 6 черных клавиш, хотя их, как известно, пять. Есть у меня такой ансамбль – "Генофонд".

С. КОРЗУН: Есть небезызвестный.

Б. ЛЬВОВИЧ: Он у нас музыкальный руководитель.

С. КОРЗУН: Да, тоже такой симфонический ансамбль, можно сказать практически.

Б. ЛЬВОВИЧ: Да, да. Но зато это действительно генофонд. Самые красивые мужчины.

С. КОРЗУН: Помню, помню, как зажигали там на 10-летие "Эха" что ли. Давно это было, что-то даже специальная программа….

Б. ЛЬВОВИЧ: Так что то, что касается сына.

С. КОРЗУН: Да, и еще Давид Тухманов был в программе. Он не стесняется говорить, что в Германии, там тапером играл, и не боится, да, играл, когда приглашали, вполне уважаемая профессия в Германии, уважаемые люди. А сын как относится?

Б. ЛЬВОВИЧ: Да, с Давидом мы разговаривали на эту тему. Я еще раз говорю, что сын относится ко всему, что связано с музыкой уважительно. Он зарабатывает всем. Он прекрасный гитарист, гораздо лучше, чем…

С. КОРЗУН: Другого он ничего не делает, кроссовками не торгует…

Б. ЛЬВОВИЧ: Никогда и ничего, и ни за что. Единственное, что он делает, он по примеру папаши очень неплохо версифицирует, складывает стихи. И, слава Богу, так же, как папа, поэтом себя не считает, но складывает стихи очень профессионально. И вот даже сейчас, к моей радости… да, во-первых, надо сказать, что его мюзикл "Хоббит", который идет в Питере по сию пору в замечательном музыкальном театре "Зазеркалье", он написан полностью Ромой, это редкий случай. Он автор и стихов, и музыки.

С. КОРЗУН: Т.е. Тим Райс и Ллоид Вебер в одном лице.

Б. ЛЬВОВИЧ: В одном лице. В одном флаконе. Да, что приятно, потому что так бы получал 7% композитор, и 5% автор текста…

С. КОРЗУН: А тут все 12 честно и законно.

Б. ЛЬВОВИЧ: А он получает все 12 и это честно заработанные деньги. Затем вот сейчас ему достался очень интересный проект, уральцы, челябинцы что ли если я не ошибаюсь, затеяли детский проект для очень маленьких детишек, которые только-только начинают говорить. Музыкальный проект. И Роме предложили написать музыку, ну, он сказал: я и стихи напишу тоже. И написал все целиком, очень смешно про животных, чего-то там "пятясь медленно от страха в шкаф что ли или в стол залезла черепаха. Черепаха, черепаха, черепаха" (НАПЕВАЕТ). Т.е. для детей, которым надо обязательно повторить несколько раз "черепаха". Творческий человек, Сережа, я очень рад этому.

С. КОРЗУН: Борис Львович в программе "Без дураков". Ну, какой Вы отец мы уже поняли по интонации. Какой бард тоже услышали, а еще чтецом Вас… Нет, автором анекдотов, якобы рассказанных в курилке. Признайтесь, что все эти… не анекдотов, актерских баек, конечно, театральных баек. Признайтесь, что все Вы их сами придумали.

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, это, конечно, не так.

С. КОРЗУН: Ну, не сидели же Вы в курилке, не подслушивали. Сколько Вы же и не курите.

Б. ЛЬВОВИЧ: Во-первых, я раньше курил, теперь бросил. Но дело в том, что актерская курилка – это даже и не место курения. Я всегда стою на том, и собственно, это главный пафос моей книжечки и есть. Что артист – это профессия круглосуточная. Я знаю много профессий, которые заканчиваются в тот момент, когда человек уходит с работы. В нашем деле такого не бывает. Если бы зрителей пустить в актерскую гримерку, когда там отмечается какая-то премьера, они бы увидели очень смешную картину. Люди напиваются с того количества водки, которое есть. Ящик на всех, так ящик. Одна бутылка на всех, им тоже хватает. Вот они выпили, и тут же о чем говорят. О театре. О театре, о том, кто, как зачем, почему, этого назначали, это главная их составляющая жизни. Театр и кино. И в актерской курилке происходят отдельный театр артистов друг для друга. Вот забежал актер быстренько курнуть в перерыве между репетициями. Забегает второй. И первый, не давая ему опомниться, тут же начинает: старик, однажды Раневская сказала… второй эту байку знает наизусть. Но он дает первому рассказать. Тот же не только рассказывает, но и показывает, он отсмеется, потому что он знает, сейчас он расскажет свою, и тот ее воспримет так же. Это кладезь. Там такие вещи рассказываются, которые дополняют привычный для нас образ известного актера, который мы видим в театре и на сцене, или на телевидении, или в кино, а вот эту часть его существования никто не видит.

С. КОРЗУН: Телевидение вытягивало же какие-то программы.

Б. ЛЬВОВИЧ: Конечно, бывали потом, но я горжусь тем, что я в общем один из первых, как бы придал этому делу вид некоего такого перформанса. Ну, стал делать из этого просто целые представления. Хотя многие в своих творческих вечерах эти байки рассказывали, но вот мне удалось их собрать, и покойная Лидия Борисовна Лебединская, помнишь такую писательницу замечательную, она еще теща Гарика Губермана, она мне даже предложила с этой книжкой вступить в Союз писателей. Ну, я, конечно, посмеялся, не стал этим заниматься говорю, это ерунда, что, мол, я за писатель. Она сказала: нет, Боречка, Вы сделали огромное дело, Вы перевели эти байка с языка устного народного творчества на язык литературы, сохранил звучащий голос рассказчика. Считала она, что это большое дело. Я такому комплименту очень порадовался.

С. КОРЗУН: Сейчас принято защищать авторские права вообще. Пытаются герои рассказов этих защищать авторские права?

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, никто не защищает, потому что авторов у этих баек нет. Это чистой воды фольклор, народное творчество, от человека к человеку ходит. Обязательно каждый докручивает чуть-чуть. Как говорил Чапаев, красиво не приврать, полправды не рассказать.

С. КОРЗУН: Т.е. там смежные права вступают в действие, не просто авторские, но и смежные уже получается.

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, ну, я не думаю, что здесь особых никаких…

С. КОРЗУН: На аранжировку смежные права.

Б. ЛЬВОВИЧ: Наверное, но, правда, надо сказать, что людей, обидевшихся на меня, определенное количество было, я это пережил. И причем люди замечательные. Я когда рассказывал эти байки, я не сообразил, что прототипы их абсолютно реальные люди. У них есть дети, и один замечательнейший актер, человек необыкновенно мной уважаемый, он мне позвонил и сказал, что он больше со мной дела иметь не хочет, потому что я оболгал его отца. Я спросил: что же я такого наврал. Это же известнейшие байки. Он поправился. Он сказал: нет, конечно, наверное, так про него рассказывают, но мне надоело, что про великого русского артиста рассказывают всякую дрянь. Это не дрянь, это, в общем, соответствовало действительности, но ему это показалось обидным. Дочь педагога нашего училищного одного взяла меня и поправила. Я это дело принял. Теперь я гораздо осторожнее. Если я вижу, что могут возникнуть какие-то сомнения, я просто как бы байка не была вкусна, я ее стараюсь не включать в разговоры, так что придумывал я там мало, ну, совсем немножко иногда докрутишь на уровне слов. Борис Львович, причем Львович – это фамилия, а не отчество, гость программы "Без друков" на "Эхе Москвы". И Борис Грачевский, тезка Ваш.

БОРИС ГРАЧЕВСКИЙ: Борис Львович хорош тем, что у него, во-первых, уникальная фамилия, во-вторых, он веселый человек, он знает почти столько же анекдотов, сколько и я. Почти. Он поет красивым замечательным тембром песни. И самое главное, что находиться в его обществе - это всегда весело и интересно. Он хороший конферансье еще к тому же. Много еще много хорошего. Вообще я его люблю, поэтому пусть живет себе дальше, радует меня и всех остальных.

С. КОРЗУН: Борис Грачевский.

Б. ЛЬВОВИЧ: Вот спасибо, Боренька, если ты нас слушаешь, действительно Грачевский – один из людей, к которым я тоже отношусь с большим пиететом. Очень многосторонний.

С. КОРЗУН: Анекдот, байка, юмореска, вот что на самом деле определяет юмор по-русски? Ну, говорят, что анекдоты типично там российское порождение, хотя есть в общем анекдоты и в разных странах и вполне даже себе с русской точки зрения… Байки везде есть байки, это то, что называют анекдотами – это чаще всего исторические как бы байки такие, да.

Б. ЛЬВОВИЧ: Ну, попробую дать такого образованного человека. Вот я однажды залез в книжку Бахтина о юморе. А уж он-то был человек очень серьезный.

С. КОРЗУН: Лишенный чувства юмора.

Б. ЛЬВОВИЧ: Ну, не знаю, не был знаком, но то, что я читал у него, это замечательно и очень интересно. Он написал, что народ в основном смеется над тремя вещами: над сексом, над правительством, над отправлением прямой кишки. И еще в России над пьяными. Я в свое время, конечно, рубрицировал эти анекдоты, пытался понять, что смешного. А байки, конечно, я уже говорил, просто сейчас вспомнил, как это бывает. Однажды мы сидели, это был "Золотой Остап" в Питере, оказались за одним столом Клара Новикова, Фима Шифрин и я, и еще несколько человек. И в том числе великолепнейший композитор Вениамин Баснер, замечательный ленинградский композитор, написавший столько великолепных мелодий, один только романс к "Дням Турбиным" чего стоит. Помнишь, да? (НАПЕВАЕТ). Так вот, ну, и конечно, там, где собираются актеры, тут же начинается актерская курилка, стоит одному затравить, и вдруг Баснер говорит: детки, я вообще с Вами соревноваться не могу. Но я хочу рассказать Вам одну байку, по-моему, смешно. "Еду я на своей серой мышке", - сказал он, он картавил немножечко. Серая мышка – это "Волга" у него. "Еду я на своей серой мышке, с концерта полдвенадцатого ночи, останавливает меня группа сильно подвыпивших морячков. Человека 4. И говорят: папаша, отвези нас в Кубкино, там нас девки ждут. Я говорю: деточки, я старый человек, машинка никуда, я заеду в Кубчино, потом мосты разведут, я не успею, уж извините меня, я не могу, я устал после концерта. Ох, они начали меня ругать, и национальность мою поминали, и всякими нехорошими словами обзывали. И говорили, что они тут за родину, я не могу их довезти. Потом обнялись и пошли в ночь, распевая во все 4 глотки: у незнакомого поселка, на безымянной высоте. Я ехал домой весь обруганный и был счастлив".

С. КОРЗУН: Борис Львович и программе "Без друков". Причем Львович – это фамилия, а не отчество. Продолжим через пару минут.

НОВОСТИ

С. КОРЗУН: Я помню… Напомню. Да, я помню, конечно, и Вам напомню, что гость моей сегодняшней программы король капустника Борис Львович. Вот к ансамблю "Генофонд" мы подобрались. Чем капустник, кстати, отличается от любого другого действа. Капустник – это то, связано, ну, насколько я понимаю, с конкретной организацией с микроколлективом. И юмор, который там может быть, он может быть не понятен всем другим. А чего-то вот когда я был на "Генофонде", вроде все понятно, получается.

Б. ЛЬВОВИЧ: Есть король капустника, мой большой приятель Вадик Жук. Я считаю, что сегодня, когда нет с нами Гриши Гуровича, который тоже был блистательный мастер этого дела, он действительно один из первых в нашей стране мастеров этого дела, вот мы с ним все время на этом не сходимся. Вадик даже написал какую-то научную работу, по-моему, диплом что ли по поводу капустника. Он считает, что для капустника локальный юмор – это вред. Он так умеет мыслить, что у него всегда капустник имеет какой-то такой общий характер. Хотя он и конкретные вещи умеет писать. Мне больше всего удаются вещи конкретные, основанные на локальном юморе, который будет понятен в данной конкретной аудитории. Когда не надо объяснять, кто кому дядя, а два точно найденных слова вызывают такую цепочку ассоциаций, что аудитория падает от хохота. А посторонним не понятно.

С. КОРЗУН: Подождите, Борис, а как Вы вникаете, это же надо вжиться в коллектив, пожить там, понять, чем он живет.

Б. ЛЬВОВИЧ: Совершено правильно. Каждый раз, когда я пишу, как правило, вместе со своим соавтором Сергеем Крамаренко новый номер для ансамбля "Генофонд", которым руковожу уже много лет, мне приходится влезать. Я отыскиваю человеку, который мог быть достаточно референтным в это вопросе. Если это для какого-то частного лица, как правило, оседлываю, извините, его супругу, в переносном смысле, в хорошем смысле, и вытягиваю из нее все, что возможно. Если это предприятие, то того, кто работает дольше всех, или осведомленнее. Потому что иногда подсовывают пресс релиз и говорят, вот тут написано, сколько мы тонн накачали. Это мне совершено ник чему. Я помню, как я писал капустник для одной, как раз мы с Сережей Крамаренко вместе это делали, для одной компании, которая владела довольно большим количеством бензозаправок в Москве. Они нам тоже литры давай подсовывать. То се.

С. КОРЗУН: Литры бензина или коньяка?

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, бензина бумажки. Тут как раз коньяк возникает в следующем уже абзаце. Значит, тогда мы с Сережей переглянулись, и говорим им: скажите, ребята, а как Вы бензин воруете? Была страшная пауза, она начала было воздуха набирать в диафрагму и говорит: а кто Вам сказал. Я говорю: да, ладно, я 40 лет за рублем. Давайте рассказывайте. Это же интересно. А зачем Вам? Затем, чтобы мы не выглядели, как люди из фирмы "Заря", пришедшие за бабки повеселить аудиторию, а чтобы было ощущение, что мы у Вас на кухне прожили большую часть своей жизни. Она подумала, нажала кнопочку и сказала секретарю – принеси-ка бутылочку коньячку. И вот тут начался разговор. Конечно, мы стараемся залезть. И чтобы иметь успех, залезть поглубже в…

С. КОРЗУН: Гитара там недалеко где-то, может, ты продемонстрируешь что-нибудь из того, что…

Б. ЛЬВОВИЧ: Ну, тогда надо рассказать, что такое ансамбль "Генофонд" в двух словах. Это группа звезд советского в прошлом, а теперь российского театра и кино. Огромные, красивые. Вот я при всей своей, в общем, не щуплой фактуре, я практически самый маленький.

С. КОРЗУН: Потому и руководитель, наверное.

Б. ЛЬВОВИЧ: Наверное. Борис Химичев, например, под 2 метра, Борис Клюев такого же роста, Александр Белобородько, все красивые. Аристарх Ливанов, Игорь Старыгин, Александр Павлов вахтанговец замечательный. В общем, все красивые, все большие. Михаил Борисов, профессор Щукинского училища.

С. КОРЗУН: Оттуда и название пошло? Кто-то из зала по байке крикнул – генофонд нации.

Б. ЛЬВОВИЧ: Совершенно правильно. У нас не было названия. Мы назывались – Ансамбль гильдии актеров кино России. Собственно в недрах гильдии мы и возникли с подачи Жени Жарикова, тогдашнего президента гильдии, замечательного актера и друга нашего. Правда, есть на эту тему разные соображения. Кто-то говорит, что название придумал он, а вот, например, помню, что мы выходим медленно, длинно, чинно, в смокингах, в бабочках с папками и в очках. В общем, такой академический хор.

С. КОРЗУН: Вполне.

Б. ЛЬВОВИЧ: И в зале начинается смех, аплодисменты. А когда аплодисменты стихли, мы повернулись к микрофону, девичий голос в зале сказал: генофонд нации. И тут мы застолбили за собой это название. Что спеть? Вот, например, между прочим…

С. КОРЗУН: Ну, для кого-нибудь, для Абрамовича что писали? Для Дерипаски?

Б. ЛЬВОВИЧ: Для Абрамовича мы не писали, ни разу, никогда.

С. КОРЗУН: Для Путина, для Медведева.

Б. ЛЬВОВИЧ: Но зато, я могу спеть то, что мы спели для вот этой самой замечательной радиостанции, в которой мы сейчас находимся.

С. КОРЗУН: Ну, да.

Б. ЛЬВОВИЧ: Да, это моя любимая радиостанция, я хочу сказать к слову. Я ее слушаю круглые сутки, пока сижу в машине. А звучало, там длинное, ну, например.

ПЕСНЯ

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, я забыл просто, в общем, Корзун, Бунтман и Фантон. Это как раз про тебя. А следующий кусочек такой:

ПЕСНЯ

Б. ЛЬВОВИЧ: Он сейчас сидит в машине и нас слушает.

ПЕСНЯ (продолжение)

Б. ЛЬВОВИЧ: Ну и т.д. Что еще могу продемонстрировать. Ну, вот, например, на "Эхе Москвы" частый гость замечательный Александр Николаевич Шохин.

С. КОРЗУН: Да.

Б. ЛЬВОВИЧ: Вот я с ним тоже приятельствую, с большим уважением к нему отношусь.

С. КОРЗУН: Так вспоминаю, чем он сейчас занимается, РСПП, по-моему.

Б. ЛЬВОВИЧ: Совершенно верно.

С. КОРЗУН: Главный начальник.

Б. ЛЬВОВИЧ: И однажды мы сели с его супругой Танечкой обговаривать вот эти самые детали его биографии, нужные для капустника. Она обронила такую фразу, что в детстве нынешний председатель вот этого профсоюза, он спал у бабушки в избушке вместе с теленком в обнимку. Чтобы не холодно было. Вот и все, а дальше уже зная биографию его, мы с Крамаренко написали такой номер.

ПЕСНЯ

Б. ЛЬВОВИЧ: Такой маленький кусочек.

С. КОРЗУН: Да, Борис Львович в программе "Без дурков". По поводу Абрамовича и Дерипаски признался, что ничего не делал, а по поводу Медведева и Путина ничего не сказал, умолчал, а я все помню, я же сижу здесь…

Б. ЛЬВОВИЧ: Журналюги, конечно, Вас же разве обманешь?

С. КОРЗУН: Не, не обманешь. Заказывали? Заказывали на себя любимых руководители политические?

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, надо сказать, что Юрию Михайловичу Лужкову мы пели много. Кобзон любит…

С. КОРЗУН: Без всякой иронии, это крупный политический руководитель.

Б. ЛЬВОВИЧ: Без всякой иронии. Я, вообще, считаю его одним из самых замечательных людей нашего времени.

С. КОРЗУН: Что и про печки, и про пчел пели?

Б. ЛЬВОВИЧ: Да, мы все спели к его дню рождения, к его юбилею. Мы отошли от нашего привычного формата такого доклада и спели ему телеграммы, которые ему присылают разные всякие лица. И вот там как раз и присутствовал в то время президент России Владимир Владимирович Путин и все официальные лица. И радостно было смотреть, что Юрию Михайловичу это понравилось. Он очень смеялся. Мне хотелось, чтобы ему это было приятно, я с большой симпатией отношусь к этому человеку. Считаю, что очень многое в Москве, если не просто 4/5, все, что делается, все делается им на сегодня.

С. КОРЗУН: Без дураков. Борис Львович. И Георгий Гречко. Продолжим с ним.

ГЕРОГИЙ ГРЕЧКО: Это приятный человек, остроумный, с ним приятно общаться, очень много знает историй, и очень хорошо их рассказывает, очень остроумно. Бывают какие-то такие юбилеи, бывают какие-то презентации, и когда встречаемся, то я с удовольствием подхожу к нему здороваюсь, обязательно поговорим, обязательно посмеемся. Обязательно что-то интересное он расскажет. Он очень много знает, в курсе.

С. КОРЗУН: Напомню, Георгий Гречко, и когда года 4 назад Вы сидели на радиостанции "Эхо Москвы" и рассуждали о разных суевериях, как раз там кто-то из Вас и вспомнил, что Вы играли в шахматы в поддавки, между прочим, с друг другом.

Б. ЛЬВОВИЧ: Да, это я рассказывал, это действительно байка Георгия Михайловича Гречко. Он сам-то по себе милейший человек. Вообще удивительное дело. Я никогда в жизни его не видел без улыбки.

С. КОРЗУН: Я тоже, кстати.

Б. ЛЬВОВИЧ: От него таким теплом вообще пышет. Все-таки я режиссер и артист профессиональный, прежде всего, и ощущение партнера у меня очень острое. Я всегда говорю – мне Вас лизнуть хочется. Он такой симпатичный человек. И ты понимаешь, что это же не все, это только самый малюсенький кусочек айсберга, дважды герой Советского Союза, побывавший в таких переделках. Во-первых, вступивший в отряд космонавтов. Значит, нужно, что как говорится, иметь за собой. И каждый год Женя Гик, такой известный журналист "Московского комсомольца" и прекрасный шахматист, титулованный, он собирает нас в казино "Космос" и устраивает 1 апреля…

С. КОРЗУН: Все уже, нет казино "Космос".

Б. ЛЬВОВИЧ: Да дело было совсем не в казино. Просто в качестве некоего бонуса, после того, как мы заканчивали эти игры, нам выдавали 5 фишек, мы их шли немедленно проигрывали и бежали домой. Так вот Женя Гик устраивает 1 апреля вот эти шахматные поддавки. Чемпионат мира. Туда собирается весь московский бомонд, люди самых разных профессий, но все люди известные и достойные. И мы играем шахматные поддавки. Я написал, кстати говоря, гимн для этого дела. "Гамбитов крутую науку нам нету нужды постигать. Здесь может любому придурку великий Корчной проиграть" (напевает).

С. КОРЗУН: И Корчной, правда, проигрывал.

Б. ЛЬВОВИЧ: Проиграл, проиграл, простите меня, не придурку, академику Абалкину. Если уж всерьез говорить, но мог проиграть, наверное, и мне. Может быть. Чисто теоретически. И после всех этих шахматных баталий покойный Аркадий Вайнер, с которым мы очень приятельствовали, и с замечательной его женой Сонечкой, и с дочерью, удивительная семья. Он мне вдруг говорит: Борисок, чего-то у меня плохо ходят ноги. А ну-ка оттащи-ка ты меня к машине. Я говорю: ну, пойдем. И Гречко говорит – ой, и я, пожалуй, пойду. Взяли мы под руки не очень хорошо в это время ходившего мэтра детектива советского, и пошли к машинам. И вдруг Гречко говорит: ой, ребятки, а я 5 фишечек-то этих не поставил. Давай я быстренько пойду, на что-нибудь ткну. Вы подождите меня здесь. Мы стоим с Вайнером, покуриваем, он ввинчивается, Гречко в эту кучу людей возле рулетки, вдруг выходит оттуда на лице просто скорбь вековая и держит в руках, не соврать бы 1200 долларов, 1700, ну, много, Не помню сумму, но огромную. Оказывается, он человек, совершенно не умеющий играть, никогда в жизни этим не занимающийся, спросил, куда ставить? Ему сказали: поставь на зеро. Он поставил на зеро, выпало на зеро. Все его фишки. И он огреб все, что было. Ну, мы с Вайнером давай его поздравлять. Что Вы, говорит он, ребята, Вы с ума сошли, какой ужас. Я говорю: а что такое, Георгий Михайлович. Я сегодня жену в больницу положил, она нездорова. Если у меня такое везение, не дай Бог, ей не повезет, прямо вот хоть плач. Вот какой изумительный человек. Другой бы плясал от радости, что ему неожиданно отвалило. Дело не в самой сумме, а сам факт, поставил все фишки на ноль и все выпало. Он не об этом думает, а о том, чтобы, не дай Бог, это не повредило его замечательной жене.

С. КОРЗУН: А сам Борис Львович ставит на зеро или на что-нибудь?

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, я не играю.

С. КОРЗУН: Так что к закрытию казино в европейской части России спокойно.

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, я не играю, я очень азартный человек, и если бы я когда-нибудь пустился в это дело…

С. КОРЗУН: На что тратится азарт тогда? Он же просто так подспудно не может лежать, его же тратить надо.

Б. ЛЬВОВИЧ: Для меня единственное место, где я чувствую себя в абсолютном порядке, ничего не болит, красив, кудряв, просто вот не смотря на то, что на лысине нет практически ничего лишнего. В общем, я там чувствую себя просто красавцем, это сцена. Вот это то, где я позволяю себе, как говорится, отпустить себя начисто, Потому что и опыт, и определенные какие-то свои секреты профессиональные, они позволяют мне думать, что меня не понесет. Я не наболтаю глупостей, не наделаю ничего безвкусного, я позволяю себе, как говорится, войти в азарт. Но самое главное, во-первых, нельзя перед выходом пить. Ни грамма. Потому что меня и так, как говорится, распирает на площадке. А если еще и выпить, тогда зашкалить может.

С. КОРЗУН: Борис Львович. Человек сказал, что самое главное для человека – быть килькой в своем томате. Это значит и есть сцена - томат, в котором…

Б. ЛЬВОВИЧ: Да. Моя жена Наташа говорит, что мне любая собачка аудитория, увидал и давай выступать. Да, килька в томате, ты помнишь этот стишок? "Килька плавает в томате, ей в томате хорошо, только я, ядрена матерь, места в жизни не нашел". Это, конечно, очень важно быть килькой в своем томате. Нет ничего хуже в жизни, чем обнимать того, кого не любишь, пить, что не нравится, и заниматься не своим делом.

С. КОРЗУН: А нашел свое место в жизни, если серьезно, по большому счету?

Б. ЛЬВОВИЧ: Думаю, что да. Я делаю то, что люблю. Мне еще за это платят. И это совпадение уже хорошо само по себе.

С. КОРЗУН: И от физика ничего, ничего не осталось? Там же Казанский университет, физфак, наверное, или что-то в этом роде.

Б. ЛЬВОВИЧ: Нет, конечно, от физики осталось только, там была, знаешь, какая история, Сережа. Так случилось, я из очень хорошей семьи. Был замечательный отец, ушедший, к сожалению, в 53 года из жизни. Мамочка моя, дай Бог, ей здоровья на 120 лет, ей 86й год, она прекрасно выглядит, она человек с чистейшими мозгами, замечательным чувством юмора, сохранившимся прекрасным вокальным легким сопрано…

С. КОРЗУН: В Казани они?

Б. ЛЬВОВИЧ: Да. Она живет в Казани. С сестрой, с мужем сестры, с их детьми и теперь замечательной рыжей их внучкой. Очень хорошая была семья, и они, как многие родители, папа занимался экономикой авиационной промышленности, защитил диссертацию. И они полагали, что всякий человек артист, когда хочет, но это самодеятельность, а профессия нужна иная. Ну, и я закончил школу, кончил хорошо, с золотой медалью, и поступил на физфак, как меня и просили. Друзья мои со мной хорошо позанимались. Поднатаскали, я поступил. Но вместо первой же лекции по матанализу, я пошел в клуб на репетицию. И практически больше я на лекциях не появлялся. Меня не выперли оттуда, потому что я был декану нужнее, чем он мне. На каждом факультете училось по нескольку таких же шалопаев, как я. И выигрывать у них конкурс университетской самодеятельности было для меня делом чести. А первое место у физфака давало декану определенные преференции. Поэтому он смотрел сокрушено на мои несданные зачеты, экзамены, и говорил: ну, ладно, но ты обещаешь первое место у физфака? Я обещал. Ну, ладно, иди.

С. КОРЗУН: А зачем классическое, режиссерское образование тогда потом? Это уже так совершено осознанно?

Б. ЛЬВОВИЧ: Честно сказать, когда я учился в университете, у меня уже был свой театрик, который имел успех, я понял, что я могу этим заниматься, и после окончания университета, я закинул диплом подале и поступил в Щукинское училище. У нас был очень сильный курс. Со мной вместе учился Саша Филиппенко, блистательный артист, который закончил, между прочим, Физтех, труднейший вуз страны. Со мной учился вместе Володя Точилин, который покойный, его нет уже в живых, блестящий актер, который закончил МВТУ им. Баумана. Гарик Черняховский, вахтанговский режиссер, ныне живущий в Америке. Он закончил харьковский политех. Марик Энтин, харьковский политех. В общем, нас много было таких, кто случайно попал в технический вуз и, закончив, бросился исправлять судьбу. Ну, и, правда, был еще момент, когда я еще раз все в жизни поменял. Я вдруг начал понимать, что что-то меня не удовлетворяет в режиссерской профессии. Я потом много лет работал в театре, много поставил чего. Мне артисты никогда не кричали в спину, слава богу, такой сякой, мать что ты ушел из театра. Без тебя легче будет жить. Нет. Всегда кричали только одно: не бегайте показывать. Мы все сами сыграем. Дайте выйти на сцену. Я разгонял всех, я лез играть сам. И в какой-то момент я понял, что и тут я маленько ошибся. Все-таки не смотря на то, что я вполне средний постановщик, не хуже многих, ну, конечно, не Товстоногов, не Эфрос, не Виктюк, не Димкас, не Фоменко, ну, средний вполне постановщик, умеющий соорудить спектакль. Вполне пристойный, сморибельный. Я все-таки понял, что, не смотря на это я, прежде всего, шоумен, я артист. Я не посредник, режиссер – это посредник между драматургией, зрителем и труппой. А я собеседник, мне нужна аудитория, я должен смотреть на нее и разговаривать с ней по любому. И я тогда взял и ушел из классической режиссуры, и вот так существую, как городской сумасшедший, занимаюсь всем разом.

С. КОРЗУН: Все, гитару в руки тогда. Чуть меньше 4 минут у нас осталось. Не будем слушать презренный пластик, который там с серебряным налетом, а лучше что-нибудь вот такое живое прямо под гитару из рук.

Б. ЛЬВОВИЧ: А можно пластик. Я хочу быстренько сказать два слова о том, что мне очень повезло. №6 поставьте с моего диска. Дело в том, что мне очень повезло еще с одной программой, это программа Эдуарда Успенского "В нашу гавань заходили корабли", где огромное количество подъездных, дворовых, поездных и прочих нелимитированных песен, которые у меня сидели в голове, я сумел спеть. И вот эта же программа ведет еще и большую научную работу, она отыскивает фольклор, который никто не знает. И однажды великий кинорежиссер Петр Ефимович Тедоровский запел песню, которую они пели в окопе. Окопный романс. И мне удалось ее раскопать. Ничуть не хуже "Синего платочка". Вот сейчас Вы ее послушайте с этого диска. Послушайте, как она звучит. Это подлинная окопная песня, автор которой неизвестен. Во всяком случае, я его не знаю, и никто пока не знает.

С. КОРЗУН: Ну, а в программе "Без дураков" был и продолжает оставаться Борис Львович. Спасибо, Борис, слушаем.

Б. ЛЬВОВИЧ: Спасибо Вам всем.