Владимир Елистратов - Без дураков - 2008-12-10
СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе " Сергей Корзун и мой сегодняшний гость – доктор культурологии, профессор МГУ, составитель словарей, сказочник и путешественник. Про сказочника отдельно расскажем. Владимир Елистратов. Здравствуйте, Владимир, добрый вечер.
ВЛАДИМИР ЕЛИСТРАТОВ: Здравствуйте.
С. КОРЗУН: Удивительный человек. Я нашел свидетельство нашего с Вами разговора еще с Мариной Королевой в 91м году 7 лет назад на "Эхе Москвы". В одной из программы мы говорили о русском мате тогда. Ну, о мате, и о сленге, поскольку Вы помимо прочего автор словаря московского арго и словаря федерального арго, скажем, русского языка. Об этом мы еще поговорим. Но я думаю, что для начала интереснее поговорить, ну, в целом, удивительный случай, когда можно говорить о чем угодно. Вообще в этой программе это каждый раз удивительный случай. Вот Вы о чем предпочли поговорить на самом деле?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, о чем угодно. Что сейчас актуально у нас?
С. КОРЗУН: А что у нас актуально сейчас?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Кризис…
С. КОРЗУН: А кризис. Лингвист, культуролог о кризисе. Человек, кстати, который, насколько я понимаю. Я прочитал, кстати, Вашу книжку, совершенно замечательную, сборник эссе, и домашние читали и много улыбались, временами даже смеялись. Человек, который пропутешествовал через, наверное, 70-80, ну, половину стран мира.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Полста, где-то полста.
С. КОРЗУН: Полста всего. Всего 140, есть еще куда стремиться. Но который каждый раз, почему-то возвращаются в нашу родную страну. Почему?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Хорошо здесь, интересно. В общем…
С. КОРЗУН: Патриот Владимир Елистратов.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Нет, просто интересно. Ну, патриот, можно и так называть. Но в принципе вот есть, чем заняться здесь.
С. КОРЗУН: А чем здесь интереснее, чем, скажем, во Франции, одной из ваших любимых стран, учитывая Ваш франкоязычный пласт культуры.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Я бы не сказал, что любимая. Но Франция уже все сказала, что она могла сказать.
С. КОРЗУН: Исторически.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да.
С. КОРЗУН: Т.е. Вы последователь там Лимонова, что у России своя миссия…
В. ЕЛИСТРАТОВ: Я думаю, что Лимонов не самый такой свежий из этих всех высказывателей всех этих мыслей. Конечно, все это было сказано уже и раньше. И в 19м веке, там и Данилевский сказал, что-то там по-своему Гумилев сказал. Мало ли было людей, в конце концов. И Монтейн, честно говоря, там тоже сквозь строчки сказал тоже француз, не очень французский француз, но все-таки сказал. Ну, народы отживают. Отживают, как это ни печально.
С. КОРЗУН: Но у России славное будущее. Россия – это такой континент. Страна между или страна над?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Я думаю, что это страна, которая пережила свой пик ну того, что у Гумилева называется пассионарным перегревом. Я ему не верю, честно говоря, но смысл такой, что мы, в общем, пережили худшее. И теперь начинается более-менее спокойное и нормальное время. Не смотря на все эти кризисы, о которых мы начали говорить, начинается время какого-то устаканивания. Мы входим в цивилизацию. Ну, в таком том традиционном понимании этого времени. Мы входим в нее.
С. КОРЗУН: Интересно, в чем Вы увидели это устаканивание, тогда подтвердите каким-нибудь примером. Потому что как там 91й год, так колбасит сразу после этого, 98й колбасит, похоже, вообще, только нас. Значит, 2008й колбасит вместе со всеми.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Вот это где-то конец вот того пика. Я думаю, кошмара.
С. КОРЗУН: Вот сейчас уже.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, у нас улицы начали мести. Заметили, что чуть-чуть более-менее стало чище. Где-то местами.
С. КОРЗУН: Ну, таджики появились.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Таджики появились. Т.е. то, что появилось у них где-то 300-400 лет назад, у нас появилось сейчас. Поэтому мы в принципе опять же в терминологии Гумилева входим в такую нормальную золотую осень.
С. КОРЗУН: Значит, считается, что мы отстаем на те же 150-200 лет или сколько.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Не отстаем, а просто моложе. Это нормальный разговор. Мы просто моложе. И тем более, постоянно у нас обновляется кровь. В другом режиме немножко, как у них. По-моему, где-то у нас впереди, понятно, перспективы серьезные, где-то лет 500-600. Ну, интересная жизнь, такой хороший, спокойный, нормальный, более-менее нормальный. Более-менее. Вот сейчас посмотрим. Честно говоря, посмотрим, как этот прекрасный кризис, который нас ждет, как он отразится на нас и на них.
С. КОРЗУН: Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Вот, вот.
С. КОРЗУН: Типа того. У меня сразу несколько вопросов по этому. А кто будет жить в этой стране, которая, в общем, по количеству населения вымирает русскоязычного в том числе сокращается…
В. ЕЛИСТРАТОВ: Это сказочки. Ничего подобного. Я проездил, вот был год русского языка, и потом вот нынешний год, шлейф этого года. И где только не были мы. В каких только не были местах бывшего Союза в этих республиках. Огромный интерес к русскому языку. Никуда не денешься совершенно.
С. КОРЗУН: Ну, русский язык – может быть. А народ-то вымирает. Меньше становится.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, сюда приедут. Ну, все нормально. Совершенно. Ну, Римская империя, я не знаю с чем сравнить. Ну, вот Август и где-то немножко дальше. Еще 300-400 лет так величия некоего. Ясно, что все приходит, уходит, вымирает. Понятно. У нас это будет. Я думаю. Что нашим детям и внукам хватит.
С. КОРЗУН: Неужели и Китай тоже интегрируем? Или он все-таки нас отожрет у нас Дальний Восток и не только…
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, с Китаем разговор особый, конечно. Ничего он у нас не отожрет. Им ничего не надо. У них нет этого. Даже семиотики говорят, что есть народы, которые представляют все окружающее пространство, как занятое, и те, которые представляют, как не занятое. Китай, он не представляет, что вокруг все занято. Они будут там жить. Они к нам приедут, и вся Сибирь будет. Но так же, как например, половина Индонезии китайцы. Ну, практически весь Восток он занят китайцами. Но, тем не менее, они не пытаются присоединить это к себе. Им этого не нужно.
С. КОРЗУН: Т.е. они станут по численности большинство населения, но будут интегрированы в русскую культуру.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Единственная страна, у нас, где китайцы очень хотят интегрироваться. И я думаю, что это так и произойдет.
С. КОРЗУН: А что их привлекает именно нашей? Почему в Америке не интегрируются? В Канаде не интегрируются. Хотя Канада гораздо более похожа интеграционно.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, было такое слово "О законе и благодати" в самом начале написано Илларионом, митрополитом. Это одно из первых произведений русской… Вот эта вот благодать здесь в таком, ну, в смысле вольницы, в смысле авось, это нравится очень многим. Вот индусов этому учить не надо. У них это и так этот авось есть. А у китайцев и у западников, здесь они получают такой драйв воли. И китайцы это получают тоже. Ну, их немножко больше, чем нужно, конечно, они не могут как-то так получить адекватно этого количества. Но, я думаю, что они хотят. Они очень хотят как-то жить здесь. Действительно, и не только они. Многие другие. И западники хотят. И Восточная Европа сюда тянется. Это я совершено не агитирую за хорошую жизнь у нас, но чувствую я просто…
С. КОРЗУН: Притянутся.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да, это будет болезненным, может быть, отчасти происходить. Но не настолько болезненным, как это было 200 лет или 100 лет назад.
С. КОРЗУН: Возвращаясь к Вашему глобальному прогнозу, там лет 500-600, хорошо бы делать, не трехлетний план, как сейчас там бюджет, не пятилетку, как у нас было, а пятисотлетку, сразу так сорганизовать, чтобы все ресурсы были подтянуты. И, тем не менее, если возвратиться к более прозаичным вопросам. Слово "кризис" Вы первый произнесли сегодня. Вообще, не Вы, наверное, конечно. Но вот сегодня. Когда он закончится тогда, если более близкий прогноз.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, конечно, нужно быть финансистом, чтобы понять, когда он закончится.
С. КОРЗУН: С точки зрения культурологи.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Фишка в том, что никто не понимает, когда закончится. Потому что это процесс априорно не предсказуемый. Но Николай Васильевич Гоголь все это в "Мертвых душах" показал. Он показал Чичикова, который, ну, во-первых, он чистый американец. Я вообще, не пони маю. Почему персонажи Гоголя оцениваются, как русские. Я знаю и Коробочку индусскую, и много всего было. Ну, уж какой-нибудь Плюшкин-француз – это святое совершенно. И Ноздрев-итальянец – это нормальное совершенно. Вот поршня, что называется. А этот совершеннейшей американец, человек, который делает деньги из воздуха. Ну, не было тогда такого. Конечно, биржи были. Тогда были биржи. Но они ничего не решали. Было крепкое купеческое слово. Был товар-деньги-товар. А эти ребята вдруг поняли, и это увидел Гоголь 150 лет назад, что можно делать деньги на эмоциях людей. Понимали тогда американцы, ну они прощупывали этот ход. Но прощупали по-настоящему только в конце 20 века.
С. КОРЗУН: Т.е. Чичиков – отец деривативов.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да.
С. КОРЗУН: Дед, скажем. Но не отец. Наверное, дед.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, это такой американский пахан, понимаете, это протоброкер. Такой. Протодилер. Я не знаю, какие тут еще придумать, как извратиться в терминологии. Вот ну гениально совершенно. Причем он почувствовал Гоголь, как это выглядит. Он понял, что деньги, эмоция, деньги. А эмоция какая бывает? Плюс и минус. Зеленая зона, красная зона. Все. Т.е. лучший. Потому что торговать материей – это слишком накладно. Даже наркотиками. Ну, уж вроде бизнес совсем такой прибыльный. Ну, надо же перевозить их куда-то, знаете, оружие, нефть. Ее качать ведь надо. То она туда, то она сюда. Ну, что это такое. А тут эмоции людей. Они начали качать, т.е. критическая масса Чичиковых, он там один всего. И причем он такой голубой воришка то. Просто никого, кроме государства особо не обманывает. Он такой хороший в общем-то человек. И потом он там едет в этой птице-тройке, там куда-то, не поймешь куда, в 22й век, по-нашему говоря. Вот ну тем не менее. Он понял, что плюс минус эмоции достаточно вполне.
С. КОРЗУН: Ну, это когда ожидания на рынке фьючерсов.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Фьючерсы, совершенно. Их стало много, их стало 90%. Т.е. количество перешло в качество, и поэтому все рухнуло. И сейчас опять произойдет возврат к тому, что опять же гениально Гоголь предсказал. Там есть у него Плюшкин. А у Пушкина, который перед этим, он же тоже ему подсказал. Он и "Ревизора " ему подсказал, и "Мертвые души" подсказал. У него был "Скупой рыцарь". Ну, кто такой Плюшкин? Это тот, который держит Стабфонд.
С. КОРЗУН: Кудрин.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Взял и его, и все, и не хочет. И "Скупой рыцарь" точно так же делает. И причем это единственный человек, у которого огонь в глазах. Он же самый последний в списке этих помещиков, но он как раз претендент на спасение, потому что у него что-то мелькнуло в глазах человеческое.
С. КОРЗУН: Но тут пришел царь, весь этот Стабфонд, все, накопленное Плюшкиным непосильным трудом, за много поколений решил раздать вот банкам, которые не могут справляться со своими обязательствами.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Он же делает то же самое, вот смотрите, Чичиков то же самое делает. Он вот набрал вот этих мертвых душ, а акции – это мертвая душа. И теперь банки требуют, чтобы государство чего-то такое им помогло. А в принципе по той же схеме, что и Чичиков придумал, ничего нового и нет. Ну, я не знаю, может, есть какие-то еще тексты, которые аналогично хороши, но по мне, я недавно это перечитывал. Просто сидишь и косеешь насколько все это хорошо.
С. КОРЗУН: Советует Владимир Елистратов всем брокерам, веем экономистам от макро до микро почитать "Мертвые души" внимательно, с лупой.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да. Почитать.
С. КОРЗУН: И смотреть за каждым знаком, за каждым движением души Гоголя. Владимир, а на Вас-то кризис отразился как на преподавателе МГУ, на студентах. Об этом же говорите, наверное, на занятиях.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Не кризис, на мне отразилось вот это то, что государство у нас вмешалось в жизнь, скорее отразились вот эти гоголевские чиновники, которые вдруг решили устроить ЕГЭ и устроили его. В результате…
С. КОРЗУН: Ну, ЕГЭ чуть пораньше кризиса произошло. Я помню.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, это же все рядышком. Смотрите, ну, это же все тоже гениально. Извините, что я возвращаюсь, потому что мы уцепились за это дело. Чичиков… Ведь у нас говорят – финансовый кризис. Он не финансовый. Он в трех сферах, как минимум. Это уголовная сфера, политическая сфера, экономическая сфера.
С. КОРЗУН: Объясните? Уголовная?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Люди перестали жить по понятиям. Это произошло где-то лет 15 назад.
С. КОРЗУН: Т... перестали по закону? Перестали по понятиям…
В. ЕЛИСТРАТОВ: Они перестали жить по понятиям. Рухнул воровской мир. Нет больше воров в законе.
С. КОРЗУН: А как стали как жить-то?
В. ЕЛИСТРАТОВ: А нету его. Воровского мира, как такового нет вот того, который жил по законам. По тем законам, по которым жило советское государство, т.е. по которым жили ну Сталин – это вор в законе главный, у него нет своей собственности. У него дача… он умер с копейкой в кармане.
С. КОРЗУН: Держатель общака, можно сказать.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да, держатель общака. Это все рухнуло. Т.е. это три сферы – политика, уголовная сфера, я не знаю. Как воровская, как угодно. И вот коммерция, где в принципе очень ущербная мораль. Ну, я не хочу сказать, что коммерсанты нехорошие. Ну., они разные бывают, понятно. Но, тем не менее, это сферы, предрасположенные к тому, чтобы мораль разрушалась. И вот произошло то, что все это рухнуло. А Чичков – он же вор, это же понятно, там рассказано про то, что он вор. Он гениальный политик, правильно, и он гениальный коммерсант. И соответственно даже мифы те, которые Гоголь придумал, они же просто ложатся четко. Четко совершенно ложатся. За кого его принимают? За миллионщика. Потом за Наполеона, гениального политика. Потом за Капитана Копейкина, разбойника, и за того, который хочет украсть губернаторскую дочку. Т.е. тоже вор. Т.е. все там прямо до страшного логично. А что касается опять же вот этой сферы, о которой я говорю, там не случайно он говорит о чиновниках. И он понял, он показал смычку чиновничества и чичиковщины всей этой. И он на этом сосредоточил все свое внимание. Но это наша совершенно песня. Наша песня.
С. КОРЗУН: Хорошо, про Сталина поговорили. Рухнул этот мир. А чем мы его заменили? Кто нынешний?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Пока ничем.
С. КОРЗУН: Что пришло на смену ему?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Пока ничего.
С. КОРЗУН: А в чем Вы видите тогда предпосылки того, что пассионарная Россия, она расцветет в ближайшие 200-300 лет?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, это всегда происходит. Такие вещи происходят всегда.
С. КОРЗУН: Т.е. после плохо бывает хорошо?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, да, я думаю, что мы сейчас очень ругаем чиновничество. А чиновничество придет. Оно уже пришло, мягко говоря. И оно заменит власть. Оно не заменит, оно всегда было властью. Но оно вот какой-то наведет жуткий порядок.
С. КОРЗУН: Жуткий. Не раз наводили у нас жуткий порядок.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, а что куда деваться. Это природа. Тут все разговоры про то, что надо делать так в обществе, надо делать сяк, мне это совершено непонятно. Это просто законы природы.
С. КОРЗУН: Но все равно будет какой-то лидер? Вот у нас вроде как лидер появился как раз в 21м веке. Он так и…. Он не он кто-то у нас будет лидером? Россия страна под единоначалием? Потому что Вы говорите чиновники – это фактически, ну, парламентская, условно, демократия.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Нет, я бы сказал, что чиновничество, мощное чиновничество, оно должно жить под эгидой личности какой-то. Я бы сказал это такой тотальный метафизический монархизм. И у нас, мы предрасположены. Ну, Путин у нас нормальный совершенно монарх. Причем наследственная монархия у нас прослеживается четко совершенно. Индусы с китайцами давно уже эту схему проработали. Американцы дергаются там чего-то, но, тем не менее, они сейчас тоже самое делает Буш Буш. Сейчас посадили Клинтон Хилари, все нормально, все, как полагается. Т.е. они поняли, что не надо играть во все эти игры, когда вот то одного посадили…
С. КОРЗУН: Ну, в Европе вообще монархии наследственные больше чем в половине государств. В Евросоюзе в Европе.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да, ну, там просто все. Они поняли, что ну монархия не в том смысле, что от отца к сыну. Ну, не обязательно. Это может как угодно быть, но личность должна. Такая персоналия некая должна сидеть. Сейчас огромный дефицит личности. Те же французы, которых я нежно не люблю, они же об этом только и талдычили все время. Мишель Поль Фуко сказал, что вот человек умер, остались структуры. Это 80-й год. Опять же, значит, президент Миттеран, по-моему, сказал: я последний президент, остальные будут бухгалтеры. Т.е. они чувствуют французы, причем нация, у которой как раз личностей немного. Даже, Эренбург говорил, что у них нет ни одной колоссальной личности в литературе. Нет Шекспира французского.
С. КОРЗУН: Ну, Сартр Жан Поль.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Вы знаете, Жан Поль Сартр, который написал "Тошноту", это, конечно, мелковато. Я честно говоря, все эти французики из Бордо. Сартр это не очень.
С. КОРЗУН: Нет, ну, ладно, ну, Дюма, ну Золя.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Золя, Дюма – это прекрасно, соотносимо с нашими Тургеневым. Но Шекспир, первый у нас Сервантес вообще в мире. Второй у нас Шекспир по всем там рейтингам. Извините, странные рейтинги, которые составляются из многих параметров. И третий Достоевский. И в принципе ничего не меняется. Французов там не было. Рабле не буду. Ну, Монте, не знаю. Ну, вот они не катят.
С. КОРЗУН: А Толстой там далеко? В десятку хотя бы вошел Лев Николаевич?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Вы знаете, я знаю трешку. Все отслеживают трешку. С большим вниманием. Ну, никто не может Сервантеса перекрыть. Никто не может Шекспира и Достоевского пока перекрыть. Причем там есть магия определенная. Вот переводится Достоевский на какой-то левый язык совершенно непонятный, по-моему, урду последний был перевод, и, тем не менее, он вдруг, причем плохой перевод, занимает первые места, первые рейтинги в этом урду. Почему не понятно. Т.е. нужна личность. Все хотят объединиться вокруг некоей персоналии. Наверное, это вот выход из этого постмодернисткого мира, когда вот это все расшатано. Когда Бога нет. В начале 20го века боги умерли. В конце 20 века человек умер, остались структуры. И все в растерянности. Причем французы опять. Я их буду клеймить. Я знаю, что Вы большой любитель французов, я их большой нелюбитель…
С. КОРЗУН: Ну, похоже, так же немножко, как и Вы.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, да, но, тем не менее, они этот пост модернизм выпестовали. Они все эти Далиды и т.д. Вот они подводят мир под это. Я даже студентам об этом говорю, что французы ведут себя примерно так, как помните, в "Иван Васильевич меняет профессию", они там бегают по стене, и показывает он, что он прыгнет, но не прыгает. Все прыгают, а он остается. Вот французы, они вот так вот. Показывают пропасть…
С. КОРЗУН: Но революцию-то устроили великую французскую. Модели, которые многие другие были.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да, да.
С. КОРЗУН: Ну, и сами прыгнули, правда, потом выпрыгнули назад.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Выпрыгнули назад, но по сравнению с тем, что сделали какие-нибудь хмеры, знаете, или мы, они легко отделались.
С. КОРЗУН: Владимир Елистратов. Вернемся к разговору после коротких новостей.
НОВОСТИ
С. КОРЗУН: И сегодня в гостях у меня напомню Владимир Елистратов, профессор МГУ, автор в частности толкового словаря русского сленга. Я думаю, что сейчас о сленге и поговорим, Владимир. Если Вы не возражаете, конечно. Как пришла эта идея, ведь первооткрывателем, первособирателем, скажем так, у Вас два словаря вышло. Один, по-моему, в 90-х годах. Да. И второй уже в 2000м.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, это уже продолжение. Первый и второй это его разные варианты с дополнениями и т.д. Но это были 80-е годы. Ну, это был язык, который окружал нас, и не было СМИ, которые обобщали все это.
С. КОРЗУН: Ну, после 85го появились уже. Немножко стали, наверное.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, в принципе это начало 80х все собиралось.
С. КОРЗУН: Ну, а для чего.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, просто хотелось собрать. Это болезнь. Мы уже говорили о Плюшкине. Комплекс Плюшкина. Хочется собрать. Вот хочется прямо в одну кучку. Сейчас уже такого интереса нет, потому что интернет весь заполнен чем угодно, и уже собрано, в общем. Только можно грамотно обобщить, грамотно собрать и какие-то там пометы сделать. А тогда я думаю, что это была какая-то миссия определенная. Если не я, то кто? Как это называется. Ну, умирает. Вот в песочнице человек произнес слово. Все, тут же это надо зафиксировать. В интернете это где-нибудь. И поэтому все это собиралось. Я думаю. Что этот жанр себя исчерпал. Хотя сейчас мне предлагают написать предисловие к словарю одного, ну, вор в законе собрал 2000 страниц, причем словарь составлен неграмотно заведомо – лексикографически. Но я посмотрел, впечатляет. Такой народный словарь.
С. КОРЗУН: У нас есть несколько мнений Ваших коллег по поводу этого словаря. Начнем, пожалуй, с мнения Юлии Сафоновой.
ЮЛИЯ САФОНОВА: Словарь русского арго, который написал Владимир Станиславович Елистратов, книга полезная, потому что она хорошо показывает, что есть язык будничный и праздничный. Так вот будничный словарь включает и такие слова, о которых написал в своем словаре коллега Елистратов. Трудно представить себе поэта, а Владимир поэт, легкого, легкого, ироничного писателя эссеиста и человека, который пишет не терминологический словарь, а в общем-то словарь эмоционально окрашенной лексики. И должна заметить, что этот человек никогда в своей речи эти слова не употребляет. Как это ни странно.
С. КОРЗУН: Юлия Сафонова. Правда, не употребляете в своей речи?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, если упадет что-то тяжелое на ногу, на руку, наверное, употреблю.
С. КОРЗУН: Ну, там, наверное, чего-то покрепче уже, не из сленга, а уж совсем из глубин мата что-то. Т.е. собираете, но не пользуетесь.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, не интересно. Когда ты это через себя пропустил, ну что ж тут уже. Что-то хочется новое найти. Какое-то новое слово.
С. КОРЗУН: Мнение чуть менее восторженного другого Вашего коллеги, это Алексей Шмелев, зав. отделом в институте русского языка РАН.
АЛЕКСЕЙ ШМЕЛЕВ: Словари жаргона, словари сленга, безусловно, полезны хотя бы потому, что эти словари стали выходить относительно недавно, и поэтому они полезны. В том смысле словарь Елистратова, несомненно, полезен, но, к сожалению, там допущены определенные ошибки, видимо, в связи с тем, что сама по себе проблематика довольно новая. И я даже подозреваю, что автор сам смотрит на это слишком со стороны, и сам никак не является носителем сленга. Конечно, такие словари и создаются не носителями. Но тут даже, кажется, что автор находится на некотором отдалении от этого. Словарь сленга назвать точным очень трудно, там просто неправильные толкования. Другое дело, что, не смотря на это, в некоторых отношениях словарь сленга оказывается полезным, и я даже сам на него иногда ссылался.
С. КОРЗУН: Напомню, что это Алексей Шмелев из института Русского языка. Ну, в общем, оба наших эксперта пока сходятся на том, что страшно далеки Вы от народа, и поэтому может быть, в словаре есть неточность. Как сами работали над исправлением неточности. И признаете, что они есть? Или это все вопрос окраса, трактовки, толкования?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, неточности, скорее всего, уже в интерпретациях уже этих мелодических, скажем так. Там ну если есть слово, есть его толкование, толкование, которое вот в подворотне, ну, я его знаю, это толкование. Вот я его встретил, я его зафиксировал.
С. КОРЗУН: А чего-то не встретили. В другую подворотню не зашли и там не встретили другого толкования.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Скорее тут вот я даже не знаю. Ну, поскольку есть такой термин, как интернжаргон. В частности пусть будет такой термин, как интержаргон. Из разных жаргонов пришло в общеразговорную речь. Я фиксировал это в общем-то. То, что мы уже все знаем. Ну, более-менее все знаем. Ну, ясно, что если пришло из уголовной сферы, я беру какие-то словари, начинаю их изучать, может быть, "возм." – возможно и т.д. и т.д. Вот тут уже начинаются неточности. Но, по-моему, в любом словаре любого сленга неточности совершено неизбежны.
С. КОРЗУН: В других переизданиях учитываете что-то? Потому что, вообще, практически над каждой статьей можно работать бесконечно.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, можно несколько лет сидеть над одной статьей и думать. Тем более, что коллега Шмелев, он говорит, это относительно новая проблематика. Ну, да, если считать, что это уже прошло, в общем-то, около 20 лет, ну, да, в измерении академическом, ну, сейчас у нас испанская академия наук выясняет, например, может ли войти в нормативный язык слово, которое было зафиксировано в 1920м году. Для них это вполне актуальная тема. Т.е. прошло там 88-90 лет. В академическом измерении это совсем недолго. А в таком измерении фиксации того, что есть, ну, что делать. Я что смог – зафиксировал. А дальше уже посмотрим.
С. КОРЗУН: Вот Вы говорили как раз о том словаре, который составлен человеком из зоны, наверное, так правильно говорить, он владелец этой лексики. Непосредственный носитель. А чем плох вот словарь, который составлен им?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Нет, он прекрасен. Это что-то такое народная этимология. Народная лексикография, скажем так. Но то, что там, например, не проставлены такие пометы, которые должны быть в словаре. Вообще, лексикография – это сфера очень формализованная. Ну, действительно есть нормы. Как это делать. Родительный падеж указать, он этого не знает. Но когда ты читаешь, как роман…
С. КОРЗУН: Ну, редактор может это сделать, наверное, за него.
В. ЕЛИСТРАТОВ: А он все испортит. Как раз, знаете, много было людей, которые хотели это обработать. Вернее, им предложили. Но они сказали, что мы не будем, потому что это неграмотно. А я взялся, ну, посмотрим, что из этого получится. Ну, по мне это просто роман. Вот это Шаламов. Знаете, Шаломов, но только словарь такой Шаламовский. Там просто вот прет, читаешь, вот напропалую, первое, второе слово, третье, четвертое и очень радуешься жизни.
С. КОРЗУН: Во многих других странах подобные словари существуют уже давно. Помню, что когда учился еще в инязе, ну, французский язык ближе, потому что лучше знаю, вот по этим словарям, аж…
В. ЕЛИСТРАТОВ: (ГОВОРЯТ ВМЕСТЕ) обработали.
С. КОРЗУН: Ну, а почему так? А у нас почему не обрабатывали?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, потому что ну у нас не было воровской фени в средневековье. Грубо говоря, не было зафиксировано. А у них уже воровские университеты существовали. Во времена Вийона уже все было понятно.
С. КОРЗУН: Воровать наши у них учились фактически?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, как, нет, воровать то мы воровали всегда радостно. Конечно.
С. КОРЗУН: Но терминологию употребляют.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Нет, лингвистической культуры не было. У них же была плеяда. Потом было пуристы, вожла, потом ну классицизм, буало, все это 17й век, они в 17м веке уже завершили этот путь, а мы в 17м только начали. Ну, что делать. Ну, вот так вот произошло. Они знают, что у них было в 14м веке. А мы только в 19м веке начали фольцевый фольклор собирать более-менее.
С. КОРЗУН: Владимир Елистратов. Ну, и мнение еще одного эксперта. Это Михаил Горбаневский, глава гильдии лингвистов экспертов.
МИХАИЛ ГОРЬАНЕВСКИЙ: То, что делает Владимир Станиславович это работа большого подвижника. Потому что фиксировать то, что есть в живой речи очень непросто, это огромная работа. Фиксация эта необходима для того, чтобы мы лучше понимали друг друга. В том числе и поколение людей. Я не слышал нарекания на этот словарь. Наверно, кому-то, может быть, покажется, что в этом словаре, если он не найдет какого-то слова, арготизма, жаргонизма, может, показаться, что он неполон. Но на самом деле это не так. Словари живой русской речи, словари арготизмов, словарей жаргонизмов должно быть несколько.
С. КОРЗУН: Напомню, что это мнение Михаила Горбаневского. Ну, и, наверное, завершаем с этой темой. Есть еще несколько важных тем. Или хотите послесловие сказать?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, спасибо большое всем экспертам колоссальное.
С. КОРЗУН: Вообще у нас со словарем нормально, всем спасибо, все свободны. Со словарями у нас нормально как раз, с лексикографией и прочие лексические…
В. ЕЛИСТРАТОВ: Вы знаете пошло очень хорошо. Мы одна из ведущих, по-моему, лексикографических держав. Вот, конечно, британцы впереди, французы молодцы большие, немцы, испанцы, наверное. Но мы как-то вот сейчас подтягиваемся. И действительно все есть. В принципе сейчас можно все найти. Если очень захотеть. И весь спектр словарей держать перед глазами, найдешь все, что хочешь.
С. КОРЗУН: Вернемся к тому, о чем говорили чуть-чуть раньше. Русскому языку ничего не угрожает? Такой, в общем, вопрос вечный, учитывая заимствования, которые не всегда там находят своим русские эквиваленты.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, опять, как Отче наш, вот везде мы объездили 100 стран. И везде начинается русский язык. Язык, ну, как опять нам сказали французы. Нам Соссюр рассказал это все. Правда, наши тоже, и Бодуэн рассказал, и Фортунатов. Ну, все, кто понимает, знаю. О чем идет речь, что есть язык – вот ланд то, что называется и есть реализация речь – это пароль. И язык никуда не денется. Он как был, так и остался. За эти 10-15 лет ничего с языком не произошло. Классический пример, вот у нас иврит. 2000 лет забвения. Взяли и заново язык воспроизвели. Когда мы говорим: русский язык портится, вот сточки зрения такого структурализма настоящего это просто абсурд. Он не портится. Портится речь каждого отдельно взятого человека. Я могу сказать плохо, Вы можете сказать плохо. Миллионы людей могут испоганить свою речь. Но язык сам по себе с его системой грамматики никуда не девается.
С. КОРЗУН: А по закону снежного кома язык не будет портиться. Если все больше людей говорят плохо, плохо употребляют там словарный язык.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, это должно пройти несколько десятилетий. Это вот, например, звонИт, звОнит, твОрог, творОг. Кофе какого рода. Это уже сто лет. Кофе сто лет, потому что почему он мужского рода, потому что он был кофий в 19 веке. Вот, пожалуйста. До сих пор мы спорим. Это уже прошло 100 лет. И творог, творог уже просто тошнит от него, извините, от этого творога, творога. Ну, понятно сапог, пирог и т.д. А вот сейчас твОрог, потому что порох и т.д. Ну, даже не буду комментировать. Ну, да, две нормы. Но это вопрос 70-80 лет. С одни словечком каким-то небольшим. А что у нас система времен изменилась за это время? И что у нас стал язык более ну каким-то там аналитическим, как все аналитические, у нас появились сотни. Тысячи слов типа топ-менеджеры и т.д., которые раньше были представлены ну 10, может быть, вариантами что-то типа плащ-палатка и штык-нож. Ну, и что принципиально от этого изменилось? Падежи что ли у нас изменились? Ну, что падежей стало 12 или 18? Ничего такого нет. Так что все тих, мирно и спокойно. Вообще…
С. КОРЗУН: Успокаивает нас Владимир Елистратов. Профессор МГУ, культуролог. Владимир Елистратов, человек, который, на мой взгляд, никогда не станет харизматичным лидером, потому что обо всем говорит и пишет с ироний такой, как будто подсмеивается где-то немножко, и с самоиронией, продолжу я, прочитав кое-какие эссе. Вы довольно много пишете. Но вот не бывает таких лидеров, которые бы иронизировали, не понимаю. Хотите быть президентом? Или нет? Тогда придется избавиться от иронии, стать фанатичным последователем пуристом в русском языке.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Совершенно не хочется, потому что есть три жуткие вещи, это власть, деньги и слава. И знаете, которые разъедают мозг.
С. КОРЗУН: Вы от них бежите от всех. Ну, от власти…
В. ЕЛИСТРАТОВ: Власть уж точно это самая страшная вещь.
С. КОРЗУН: От денег бежите.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Не бегу. Дают - бери, бьют – беги. Но тоже вот так вот заняться вот так, например, бизнесом. Просто деньгами крутить, как Чичиков, вначале говорили. Скучно. Ну, слава тоже вещь какая-то непонятная. Зачем она нужна, не понятно честно.
С. КОРЗУН: Ну, слава деньги притягивает, наверное.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Там когда начинаются эти гибриды, начинаются неправильные вещи. Что-то такое надрывается. Если чистая форма – вот человек власти и все. Сейчас опять же к вопросу о том, мы вначале говорили. Если у нас мощная власть. И вдруг заинтересовалась деньгами, она начинает шататься. Сталин деньгами не интересовался. Поэтому у него была власть абсолютная. Это чистая форма была. А тут уже ребята стали что-то такое там. Или славы ему вдруг хочется. Вот Горбачеву славы захотелось. Нобелевской премии, вот и получилось то, что получилось. Т.е. когда в чистых формах выступали, молодцы были большие. Но это страшные вещи. А мне больше нравится. Вот у меня собачка хорошая, жена хорошая…
С. КОРЗУН: Семья у Вас хорошая.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Родители чудесные.
С. КОРЗУН: Так и о семье, между прочим, иронизируете. И о жене с иронией пишите. О сыне там ничего не обижаются, нет?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Это все какие-то вещи очень хорошие. Мне кажется, что тут то, ради чего стоит вообще все это делать. А остальные, дано, капает тебе что-то в разных вариантах, хорошо. Поэтому президент что-то такое совсем не отсюда.
С. КОРЗУН: А в какой семье такого ироничного вырастили? Кто родители? Откуда взялся в советское время, ну, в общем, да иронизировали многие, но на кухнях по большей части.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ирония – это нормально. Мне кажется, что это, причем, опять же к вопросу о терминах. Ну, ирония - это что несоответствие формы выражения форме содержания. А есть вот юмор и сатира, например, это вещи очень такие интересные. Сатира – это когда ты убиваешь то, над чем смеешься. Т.е. ты смеешься над тем, что хочешь убить. Вот Пушкин наш, который наш все, это был человек, который не знал сатиры. Он вообще всех любил.
С. КОРЗУН: А Гоголь наоборот сатирик.
В. ЕЛИСТРАТОВ: А я бы сказал, что нет, вот эти разговоры все, Вы знаете, я читаю Гоголя, и вижу, что абсолютно он ничего, он что клеймит этих собакевичей всех? Он их очень даже нежно любит ,по-моему. Может быть, это как-то звучит нехорошо, но что-то у Салтыкова-Щедрина злобное звучит иногда. Бывает вот злость у людей. Причем, чем меньше таланта, тем больше злобы.
С. КОРЗУН: У Радищева, там чудище стоглавное…
В. ЕЛИСТРАТОВ: (ГОВОРЯТ ВМЕСТЕ) и лаяй. Ну, это такое, это сентиментализм все-таки. Это было давно.
С. КОРЗУН: Все-таки, а сатира с кого с Зощенко, с Булгакова идет в каких-то там проявлениях?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Зощенко печальный человек очень. Булгаков тоже этого нет. Я думаю, что когда такой масштаб, там нет сатиры. Почему придумали, что сатира это, знаете, берешь советскую книжку каких-нибудь 90-х годов, и там плохой сатирик советский вот прямо он показывает, как он ненавидит чиновников. По-моему это беззубая вещь – сатира. Ну, нельзя отрицать жизнь, нельзя отрицать людей. Опять возвращаясь к тому же Гоголю, ну Собакевич хороший. Они хорошие все. Возьмите, ну, кто там плохой. Ну, кто в "Ревизоре" плохой? Да нет там плохих.
С. КОРЗУН: А современные образцы? Ну, вот КВН сегодняшнего дня, там Камеди клаб, допустим, то, что лежит на поверхности. Это юмор, сатира?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Это ниже пояса. Все-таки это начинается ниже пояса. Там даже уже другое. Там просто люди зубоскалят. Это такой смех ради смеха что ли. Ну, я не знаю, когда я смотрю на Петросяна, я жутко люблю плохие вещи смотреть. Мне кажется, что это Дантовский ад. Когда все фигуры смешного есть, гиперболы есть, гротески есть. Разложить все можно, но не смешно. У Данте, кстати, тоже не смешно. В принципе все фигуры присутствуют. Но не смешно. Что-то такое. И к вопросу уже о нашей словесности современной, раз уж речь зашла, то у нас, по-моему, и не хватает такого позитивного, нормального и жизнеутверждающего взгляда. Потому что когда человек взял, сел и вот он хочет поделиться хорошим, я…
С. КОРЗУН: Программа партии, КПСС или Единая Россия. Люди делятся хорошим.
В. ЕЛИСТРАТОВ: По Фрейду он сливается в текст. Вот ему плохо. Вот он четко. Фрейд был против культуры. Он считал, что культура – это не реализованные наши все желания. Вот сел Сорокин, вот он все написал про все эти вещи, и вот все эти читают. А когда я вижу, что в метро сидят люди и массово читают эту прозу. Причем она качественная, и все хорошо, и вроде нормально. Но когда ты прочитал, ты почувствовал, что съел что-то не то. Я не хочу ругаться, я не знаю всю литературу.
С. КОРЗУН: А с Венечкой Ерофеевым не так было?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Нет, Венечка Ерофеев он жизнерадостный. Все-таки у него есть, хочется жить, вот бывает что вот читаешь текст, можете проверить, Вы берете текст "Собачьего сердца", прочитали 10 страниц, и ты не чувствуешь, что зря это сделал. Прочитал ты "Москва-Петушки" 10 страниц и почувствовал, ну, не зря, ну, пусть даже там про плохое, и слова плохие там встречаются. Ну, чувствуешь, что вот прочитал ты текст какой-то современный. Не буду. Бывает, по мне есть сейчас и ничего тексты. Ну, почитал, и тебе зачем. Ну, как будто в Макдональдс зашел, сожрал и у тебя полный желудок не того, чего нужно. А читаешь технологии хорошо проработаны. Ты читаешь, слово за слово цепляется, все прекрасно, все идет и хочется дальше .И до конца книжки можешь дочитать. Уже глаза красные, уже замучился и потом после этого думаешь, зачем я это сделал. Вот после классики никогда не бывает вот этого вот ощущения такого дурного послевкусия.
С. КОРЗУН: А хорошее послевкусие, если говорить о современном, не будем о плохом, дадим положительную, позитивную установку на будущее. Вот что читаете с удовольствием?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, я бы не стал говорить, что с удовольствием. Кто знает, есть вещи жесткие очень. Какой-нибудь Прилепин, вот жесткие вещи. Вот они ну что-то зарождается. Какие-то, я думаю, что в ближайшее время появятся какие-то авторы. И это поколение более-менее счастливых людей, которые выросли, как говорил Пушкин, самая лучшая школа, самый лучший университет это счастье. Прожил счастливую жизнь, ты и будешь, ну, не обязательно в лагерях сидеть. Вот прожил 20 счастливых лет, вдруг раз и выдал что-то хорошее. У Пушкина все нормально было. Он даже на войну 12го года не попал. Но страдал по этому поводу отчасти. Какое-то поколение должно прийти, и оно даст что-то хорошее. Пока я вот не очень.
С. КОРЗУН: Т.е. нужен период хотя бы 20 лет там без потрясений, без войны, без кризисов финансовых.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да.
С. КОРЗУН: Для того, чтобы что-то родилось такое. Ладно, вернемся на шаг назад, напомню, что в гостях у меня Владимир Елистратов. Забыл один вопрос задать от имени слушателя. Это у нас пенсионер из Саратова, который пишет: "Уважаемый Владимир, у меня в моей работе, я на пенсии, для кормежки составляю сканворды, очень необходимы толковые словари русского языка и словари иностранных слов. Увы, из последних заметен лишь электронный в серии КН, словарь Крысина, последний толковый словарь русского языка был в продаже в 98м. Словарь Ожегова и Шведова у меня есть экземпляр 92го года, да и других необходимых словарей не видно". Ошибается наш слушатель или нет? Мы говорили о лексикографии, что она вроде сейчас ничего у нас поставлена.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Нет, она поставлена хорошо, просто если у него компьютер есть, у него нет, наверное, компьютера. Компьютерный вариант, это вот у нас Сафонова.
С. КОРЗУН: Грамота.ру.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Грамота.ру там, по-моему. Вывешено все, что можно, ну, все, что действительно можно. Там очень грамотно все поставлено, вообще, Юлия Сафонова большой молодец в этом отношении.
С. КОРЗУН: На самом деле пропиарю. Сайт то государственный. Можно его не частное предприятие. Потому что всем, с кем работают с языком, первым делом на грамота.ру.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Грамота.ру – очень хорошая вещь. Ну, в магазинах все лежит. Пожалуйста.
С. КОРЗУН: Т.е. они издаются, переиздаются словари.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Да. Но то, что позволено с точки зрения юридической. Все это на грамоте.ру висит, и люди пользуются, и по-моему, все очень хорошо.
С. КОРЗУН: Так что, может быть, будет дешевле. Кстати говоря, они дорогие же словари у нас сейчас стали. В общем, будет, наверное, дешевле какой-нибудь интернет провести.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Я сегодня зашел на Полянке, сидит человек в позе лотоса и просто выписывает прямо там же в магазине. Очень хороший такой китаец какой-то.
С. КОРЗУН: Владимир Елистратов, гость программы "Без дураков" на "Эхе Москвы". Время тает совершенно катастрофически. О многом хотелось бы поговорить, но раз уж мы вышли на понятие там сатиры и юмора, и Вам, как бывалому путешественнику, человеку, который умеет находить такие типы русские, вот наши в путешествиях, а понятие юмора все-таки у нас и у них, у разных оно разное, или одинаковое? Потому что многие говорят, или говорили, что такого специфического понятия, скажем, как анекдот, ни в одном другом языке нету.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, есть и культура, где нет анекдотов. В Японии нет анекдотов. Японцы не знают, что такое анекдот.
С. КОРЗУН: Т.е. у них культура не позволяет просто.
В. ЕЛИСТРАТОВ: У них нет анекдота. У них, может быть, какая-то сублимация в виде этих хогу хайку где-то что-то серьезный анекдот такой. Но анекдоты есть, конечно, у всех, но все-таки некоторые народы выработали квинтэссенцию такую анекдота, и конечно, здесь вот есть русские, есть англичане, есть евреи. Ну, вот я недавно был в Армении. Причем, что чтоб было смешно, должно быть очень грустно. Вот народ, у которого было горе настоящее, он как правило, очень остроумен. Если горя не было, ну, вот американского анекдота, ну, есть, конечно, все понятно, все существует, но вот такого глубинного, выстраданного веками не существует. У армян, сколько угодно, У нас, ну, нам тоже досталось, в общем. Ну, евреям тоже досталось, мягко говоря. Все в порядке у них. Вот с англичанами не знаю, английский юмор в мире в принципе не очень понимают. Ну, вот эта связочка русские-евреи, ну, французы галльские (НЕ РАЗБОРЧИВО), что называется, есть.
С. КОРЗУН: Совершенно случайно сегодня рассказали анекдот, наверное, старый. Но я раньше не слышал. Бабушка говорит внучке: внученька, скажи мне, пожалуйста, как зовут того немца, от которого я схожу с ума. Альцгеймер, бабушка. Ну, смешно, никуда не денешься. Может такой анекдот быть у французов, у американцев?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Может. Ну, у всех это все есть. В принципе то, что вот единственное, что объединяет людей во всем мире, ну, в Кении. Улыбнешься, скажешь, и анекдот поймут, что Путин приходит домой, подходит к холодильнику, и холодильник так: тр-р-р немножко. Он говорит: ну, не бойся, не бойся, я за кефиром. Это почему-то понимают все. От кенийцев до французов. Хотя они может, и не знают этого имени. Что-то вот это то, что объединяет, улыбка, юмор, как угодно, а остальные, когда серьезно, вот тут начинается расхождение.
С. КОРЗУН: Вы пытались вжиться? Вы путешествуете, так сформулирую, поверхностно, или Вы пытаетесь вжиться все-таки в ту культуру, которую посещаете изнутри?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Я такого экстенсивного плана. Т.е. мне нужно запахи, звуки, прикосновение и потом убежать. И из них уже сделать какой-то миф.
С. КОРЗУН: В сознании зафиксировать, переварить и выдать .
В. ЕЛИСТРАТОВ: Там все, что Вы читали, это, конечно, мифы, ясно, что этого нет, это все совершенно не так. Есть люди, которым надо прожить 25 лет в одном месте, и тогда они что-то поймут, прочувствуют, разные бывают люди, ничего не поделаешь. А мне вот главное так сказать, пошакалить.
С. КОРЗУН: А есть такое место на земле, где бы Вы хотели задержаться подольше? На Востоке ли, на Западе?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, скорее на Востоке. Есть места, которые депрессивные для меня, например. Мне вот в арабском мире плохо, например. Ну, вот плохо. Ничего не могу. В буддийском мире хорошо. Вот у себя всегда хорошо. Ничего не могу поделать. В северной Франции, например, мне не очень, вот в Париже мне плохо. Как-то вот не очень. Ну, тут уже как личность.
С. КОРЗУН: А в средиземноморье по-другому, да?
В. ЕЛИСТРАТОВ: А там вот хорошо. Ну, там, по-моему, всем хорошо.
С. КОРЗУН: Есть места, в которые просто приезжаешь отдыхать, наслаждаться.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну, у них это собрали что ли вот эту энергетику. Домохозяйки говорят, ну, кому плохо в Италии? Я не помню ни одного человека, кому было плохо в Италии. Что-то видно в этом величие культуры и есть.
С. КОРЗУН: Совсем мало времени у нас остается, буквально 30 секунд. Вопрос: как преподаватель МГУ, как человек, который контактирует с молодыми, и уже довольно образованными, наверное, людьми, будущее есть за этими молодыми у нас?
В. ЕЛИСТРАТОВ: Они очень другие, они очень не такие, как мы. Но совершенно не хочется бурчать. Ребята соображают, Достоевского, может, не знают, но в глазах полное понимание предмета. Вразумительные люди, нормальные. Все будет в порядке.
С. КОРЗУН: Сказал Владимир Елистратов – гость программы "Без дураков". Владимир, напомню, профессор МГУ, доктор культурологии, автор многих словарей. Спасибо, Владимир, за то, что пришли и ответили на наши вопросы.
В. ЕЛИСТРАТОВ: Спасибо.