Никас Сафронов - Без дураков - 2008-12-03

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе " Сергей Корзун и рад представить Вам своего сегодняшнего гостя – это художник Никас Сафронов. Никас, добрый вечер.

НИКАС САФРОНОВ: Добрый вечер.

С. КОРЗУН: Или просто Никас. С. Никас. Как он теперь подписывает свои картины.

Н. САФРОНОВ: Да. Это уже бренд.

С. КОРЗУН: По первым же публикациям в интернете, на которые натыкаешься, но, хотя, может быть, я пошел с другой стороны, Ваше интервью лет 5 или 7 назад на "Эхе Москвы", ночной эфир, разговор о том, как знакомиться с девушками. Много интересного, между прочим, про Вас узнал из этого эфира. До сих пор из тех примерно 140 культовых персонажей в действительности, которые были в этой программе, рекордсменом, ну, конечно, надо считать Максима Дунаевского в этом плане. Как никак 7 жен.

Н. САФРОНОВ: Да, у меня две было официальных.

С. КОРЗУН: У Вас только две официальные жены.

Н. САФРОНОВ: Отстал от него.

С. КОРЗУН: А рассказов-то, рассказов. А детей сколько? Помните?

Н. САФРОНОВ: Вот детей уже больше. Штук, человек 5, наверное, во всяком случае…

С. КОРЗУН: Плюс минус.

Н. САФРОНОВ: Трое, которых я принял официально, а двое так появились неожиданно. Один в Вильнюсе и еще какая-то девушка, которая сообщает, что она якобы моя дочь, живет в Лондоне, и это дает ей право заявлять в средствах массовой информации, как там, так и здесь. На самом деле я смутно представляю, что это моя, но, тем не менее, я никогда не отказываюсь ни от чего. У меня нет такого, когда люди дрожат, переживают, дают кровь, и оказывается, что это не его. Одна в Мексике дама подала на своего жениха, мужа, или там не мужа, друга, который ей сделал ребенка. Ну, она была беременная, он отказывался. И когда она родила эту двойню и стали проверять их, оказалось, что они от разных отцов оба. Такие случаи бывают. У нас все, слава Богу, законно. И так как я занимаюсь благотворительностью с детства, я считаю, что ну обращаются. Ну, все равно я держу и курирую две школы, дом слепых и т.д.

С. КОРЗУН: Нет, ну, на Ваших собственных детей, на школы даже на детский сад не хватит. Детский фонд имени Сафронова.

Н. САФРОНОВ: Я вспоминаю, что я когда-то имел отношения с этой женщиной. Но я думаю, почему не помочь. Если этот человек еще растет достойный, мама воспитывает его грамотно, правильно, я с удовольствием поддерживаю и помогаю.

С. КОРЗУН: Сын пошел по Вашим стопам, да?

Н. САФРОНОВ: Один Стефан, который живет в Лондоне, учится в королевской художественной школе, он пошел по моим стопам. Хотя еще в 12 лет он еще был в Москве, у него спрашивали, кем бы он хотел стать, он сказал: я пока не знаю. Я пока не вырос. А потом вдруг как-то пошел-пошел, и сейчас я знаю, что он очень хорошо рисует, хотя мы не виделись 3 года после развода из-за того, что жена не пускает его, я имею право по закону, но я тоже считаю, что это больше все-таки ее сын. Я там как-то не то, что приходящий папа, но я давал, помогал деньгами, содержал их, но думаю, что она успокоится, и поймет, что отец тоже нужен.

С. КОРЗУН: Вы не возвращаетесь к своим женщинам никогда?

Н. САФРОНОВ: Вы знаете, я делал попытки, я знал даже заранее какой-то негатив, что ты разочарован. И была у меня такая ситуация. Я был влюблен в одну девушку в школе. И я узнал, что она вышла замуж после школы за нашего одноклассника, и я страшно расстроится. Маленький, думаю, да никакой, да я такой. Да я такой вот. Помните: Малыш, а я? Такой талантливый, в полном расцвете сил… Но встретив ее лет через 10-12, я был так потрясен и страшно обрадован, что не я ее муж. Это была маленькая толстая, круглая, с лицом каким-то совершенно непонятным, зачесанными волосами, как будто она только вышла с рынка, где еле-еле успела зачесать волосы назад. А, может быть, и продавала на рынке. Это неплохо. Но она себя, скажем, совершенно изменила. А шел с ней мой же одноклассник, такой директор колхоза, по меньшей мере. Он был там какой-то начальник в цеху, у него шапка была такая странная ушанка, которая не сходилась на веху. Обычно носят председатели колхоза. И он был такой весь худой в школе, располнел. И такая шла смешная пара в полудорогих шубах, купленных в Китае, но по хорошей цене. И я подумал, это и хорошо, это и прекрасно, что это не я. Что мне отвезло.

С. КОРЗУН: А вообще без женского присутствия дома рядом с Вами можете обходиться? Как долго? Ну, наверное, можете.

Н. САФРОНОВ: Я могу, Вы знаете, я могу, художник, он как бы вне понятия. Хотя есть место, которое ты привыкаешь, как собака, и начинаешь скучать, если нет меня в Москве долго, я начинаю тосковать. Хотя, вроде, я зарабатываю много денег, скажем, 85% где-то я подсчитал за границей, но, тем не менее, вот я просыпаюсь. Не открывая глаз, думаю, где же я нахожусь. Вот хорошо, если это Москва. Я обожаю Москву. С этой сутолокой. Я ее ненавижу, я мучаюсь, я попадаю как все мы в пробки. Но когда меня долго нет в Москве, я страшно скучаю. И когда едешь рядом люди, опять эта Москва, опять надоела грязь, неправильно говорящие по-русски люди. Как бы косо-криво. Я не понимаю их. Я завидую и скучаю.

С. КОРЗУН: Ну, это любовь к Москве, это любовь к местам. А я о присутствии женщины в Вашей жизни. Вам важно, чтобы кто-то был рядом, чтобы с кем-то просыпаться?

Н. САФРОНОВ: Ну, вот у меня есть такой медвежонок, девушка, которой я обещал говорить, что она моя жена, хотя мы не расписаны, но, тем не менее, она услышала и прочитала где-то в средствах массовой информации. Вот такой медвежонок, я прихожу, она спит в 7 утра. В 8 она уходит на работу, я сплю до 12 полпервого. Так как я ночью работаю. Вот мне нравится. Иногда она капризничает, и я ей покупаю шубу дорогую. Я ей сейчас купил такую шубу дорогую, что даже страшно подумать. Я ее поменял на 2 картины. Это шиншиллы стоят 150 000 долларов. Я думаю, что она уже сейчас в эту экономическое время кризисное не стоит тех денег, но все равно. Вот я решил ей сделать такой подарок, она еще этого не знает. Так как я звонил ей перед эфиром. Она говорит, у меня не ловит "Эхо Москвы". Ну, вот я ее балую, покупаю квартиры, машины, ну, это дольно, что она есть. Вот просто есть, числится, но на самом деле я, конечно, вольный человек. И я, как любой художник, я, наверное, деспот. С одной стороны, я очень милый, покладистый, пушистый. Когда я вижу человека иногда. Но если я постоянно, то, наверное, все мы мужчины, надоедают, и начинаешь чувствовать, что тебя это тяготит. Ты озлоблен, ты сердит. Ты срываешься непонятно почему. Вот с ней, слава Богу, это редко происходит. Ну, иногда ей нужно делать подарок, иногда нужно отчитать. Иногда схватить ее за шею и потрясти – убью. Она такая мирная, как кошка. Но, тем не менее, вот ей и нравится со мной и не нравится. Она мучается, что она нормальная женщина имеет ненормального мужика, который никогда дома не бывает, что у нее нет семьи такой, какую она хочет, детей, плетей. А я, наоборот, радуюсь, что у меня нет детей, что не надо кого-то нянчить, и кто-то будет кричать рядом. Вот это меня всегда мучило. Хотя вот я любил своего сына и воспитывал его.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов в программе "Без дураков" на "Эхе". Я не случайно начал с этой темы, поскольку Вы, как художник, собственно признание официальное получили, ну, начиная с серии, наверное, эротических рисунков, или рисунков обнаженной натуры . Это были выставки, по-моему, в Японии, где-то еще…

Н. САФРОНОВ: Да. Ну, в Италии, Японии, в Канаде, во Франции. В общем, так постепенно. Это было в советское время. Тогда это было неожиданно даже для Запада.

С. КОРЗУН: Ну, мы эротику на радио не будем описывать, потому что словами это совершенно другой жанр. Это не художнический. Вопрос такой. Вот Вы пытались в себе разобраться, что Вами двигало по жизни. Это по Фрейду либидо? Либо желание самовыразиться, ну, это тоже, наверное, одна из форм, деньги, власть над людьми, над женщинами? Что вот Вами двигало?

Н. САФРОНОВ: Понимаете, я служил в армии, и надо мной издевались очень сильно. Я рисовал уже, у меня было 2 курса училища, и я ушел, не стал заканчивать. И набросились так называемые деды, и заставляли меня, просили меня в начале. Я с удовольствием делал с охотку. А потом все пишут письма, а я должен вставать, как все, должен выполнять все функции, которые положены солдату. И я стал возмущаться, а они стали меня наказывать. Если я не хочу рисовать, они начинают меня гонять в туалет со щеткой зубной.

С. КОРЗУН: А чего заставляли голых женщин рисовать?

Н. САФРОНОВ: Нет, дембельские альбомы. Это обычно украинцы, ефрейтора, которые должны были лычку привезти, обязательно альбом дембельский. Но когда я стал так называемым дедом, зная, как мне было больно, я никогда не позволял себе роскошь оскорблять солдат. Я считал, что это ниже моего достоинства. Я тоже получал лычку, но мне казалось, это так обидно. Ты знаешь в процессе жизни, как любить. Ты страдал, ты любил, ты резал себе вены, ты готов был покончить жизнь самоубийством, ты читал стихи, играл на гитаре, пел серенады под балконом. И тебя бросали. Ты страшно переживал. Но когда ты знаешь технологию, и как бы рычаги движения этой любви, ты можешь сделать кого угодно несчастным. Я один раз попробовал. Это было практически с летальным исходом. И я понял, что это очень опасная грань, вот человека, скажем, привязать к себе так, что потом, бросая его, человек не может без тебя жить. И не потому, что он не может жить, завтра он забудет о тебе. Но в тот момент он не понимает крайности. Он начинает думать, что это единственный человек, которого ты любишь. Но я никогда этого не делаю тоже. Я могу, скажем, приучить, наказать, заставить человека страдать. Я не люблю вообще страдания. У меня по отцу священники в роду, а по матери врачи. У меня изначально добро к людям. Даже когда меня оскорбляют, или даже когда мне говорят гадость, когда это несправедливо, когда вот у на сбыла программа с Гордоном. Он меня, в общем, стал как бы шантажировать. Он сказал, если Вы не придете, я сделаю о Вас негативную программу.

С. КОРЗУН: А как раз хотел спросить, а зачем пошли то?

Н. САФРОНОВ: Нет, я как раз не хотел. Это же летом он снимал все блоки. И он стал мне просто угрожать. Он сказал: я сделаю о Вас все равно, но соберу всю гадость, которая существует вообще, и тогда Вы пожалеете. Точно. А я же не знал, что там без героя нельзя, и я поперся неподготовленный, конечно. Они там пригласили, с одной стороны, с моей каких-то странных людей, со своей искусствоведов. Потому я, уже рассуждая сам с собой, думаю, а кто судил-то. Я даже не знаю кто это. Я посмотрел, художник плохой. Архитектор неграмотный, который даже не знает, что я купил квартиру наверху, и т.д. В Эрмитаже у меня 4 работы. Они не все живописные. Это расписанные мои тарелки, и это бисквиты, так называемые. Мои кошки. Кстати, женщины кошки. И мужчина лошадь. Я делал этот бисквит. Я сидел там неделю и у меня купил Эрмитаж. И Пиотровский написал письмо. Я был расстроен, я растерялся, как такой солидный человек, как Пиотровский, или (НЕ РАЗБОРЧИВО) вдруг говорят, что у меня нет там работы. Как так, вроде да, тоже забываешь, там на аукционе, там еще где-то, там в музее. Все нельзя запомнить, конечно. И когда тебя ставят в лоб... Но главное, что я вышел с эфира и говорю: Саша, я позвонил секретарю, она говорит, что у нас письмо от Пиотровского, что Эрмитаж приобрел. И отправил ему и письмо и каталог. Он ничего это не дал. Он сказал я подстрочником дам. Т.е. он и тут оказался наверху. Но недавно одна моя знакомая, вернее одна семья, она такой инвалид. Она сидит и вырезает из газет разных героев. И по многу лет. У нее 15 папок о Пугачевой, обо мне папок 10…

С. КОРЗУН: Ну, у Вас есть, где развернуться, потому что персонаж общественный, светский…

Н. САФРОНОВ: Обо мне. Я так и познакомился с ними. Вот я сегодня 40 дней, как не стало Муслима Магомаева. Я Тамаре отдал тоже огромную папку с ее жизнью вместе с мужем. Вот из газет и журналов. Тем не менее, мне предложили Гордона. Я думаю, ну, почему ему не подарить. В общем-то, он все равно сделал мне какой-то пиар. Мне кто-то сказал: Никас, да за это платят деньги вообще. Все равно оказалось больше людей на моей стороне почему-то. Те, кто меня не любил, конечно, порадуются. Знаете, даже когда случайно узнают, что герой умер, который на самом деле живой, какие радости у людей, которые его ненавидят.

С. КОРЗУН: Ну, ладно не будем разбирать программы и коллег…

Н. САФРОНОВ: И приобрел новых друзей, как ни странно.

С. КОРЗУН: У нас тут отдельная программа.

Н. САФРОНОВ: А мы не разбираем, нет, я наоборот, говорю…

С. КОРЗУН: Никас, давайте вернемся на секундочку в армию. Это была еще советская армия. Вы действительно служили? Т.е. с автоматом, с присягой, стрельбы, марш броски?

Н. САФРОНОВ: Все было.

С. КОРЗУН: А где, если не секрет?

Н. САФРОНОВ: Я служил в ракетный войсках. Эстония, Валга. Притом тоже меня обманули. Я почему пошел служить, я человек впечатлительный. Творческий. И я увидел, как к моей соседке ходил такой бурый солдат. Бурый – это так назывались такие, которые могли себе позволить ремень опустить ниже пояса. Висячий. Кепочка так заправленная, ну, свои какие-то приколы. Сапоги такие офицерские, хотя он не имеет права, как солдат. И мне захотелось служить. Я вспомнил, что папа мой все-таки военный был, хотя он хотел, чтобы я стал военным, но в тайне мечтал, чтобы я стал священником по отцу. По его отцу, уже деду моему. И я пришел уже в военкомат, понимая, что меня не отправят, куда я хочу. А он служил, как раз, (НЕ РАЗБОРЧИВО) наземный, средняя полоса России, часто приезжал каждую субботу, воскресенье к ней. А я обратился к подполковнику. Он сказал: Вы знаете, могу Вам помочь. Но Вы должны оформить, Вы же художник. Вот оформите красный уголок. И я все лето пропахал.

С. КОРЗУН: А кого рисовали, помните? Ленина, Маркса, Брежнева?

Н. САФРОНОВ: Все рисовал. Там и это и солдат каких-то, ну, в общем, как положено в Красном уголке.

С. КОРЗУН: Девушек с веслом тоже.

Н. САФРОНОВ: Наверное. В результате, когда я пришел на призывной пункт, меня не оказалось в этих списках, и я попал, как мне сказали, артиллерия. Я говорю: какая артиллерия. На самом деле это аристократия. Это ракетные войска, да еще и связь. Ну, общем, меня отправили вместо средней полосы в Эстонию, где я и прослужил 2 года. Начало я Вам рассказал истории. Пришлось чуть не пойти в сумасшедший дом. Настолько я был возмущен. Я объявил голодовку, и, в общем, решил уйти с армии, притворившись, что я психически нездоровый. В результате один офицер мне сказал, не офицер даже. Сверхсрочник, но имел лычку лейтенанта, он служил год. Он сказал... Нет тогда 2 года служили. Год служили, если ты солдат, и 2 года, если ты офицером хочешь служить. Он мне сказал, ты всех обманешь, а меня нет. Ты же нормальный. Ты знаешь, тебе волчий билет будет, за границу никогда не поедешь и т.д. У тебя карьера будет нарушена, и импотентом станешь к 30. Что меня напугало страшно – импотент и я решил дослужить.

С. КОРЗУН: Взял за живое, нашел.

Н. САФРОНОВ: Я пришел, уже все, я почти, смотрю, уже в Ригу меня отвезли последняя инстанция, неделю мне надо было побыть среди сумасшедших. Во-первых, мне не понравились за стеклом эти люди. Один там все время по шее себя водил пальцем. Ну, т.е. зарежет. Я-то нормальный, только кошу. Но выручило меня тоже творчество, когда мне не верили. А я говорил, видите, у нас оформление такое пластмасса стена. А я говорю: видите человека. Он говорит: какой там человек? Я беру карандаш, и ему рисую. Он говорит: точно. А вот черт, говорю, сидит. В общем, так ему запудрил мозги, что, в конце концов… но я вспомнил, что все-таки надо дослужить. Подумал, что надо вернуться, и пришел к полковнику, и сказал: Вы знаете, я хочу служить, я хочу служить. Вот у меня тогда какие-то электропроцедуры были, мне помогало, мне сразу стало лучше. Он говорит: еще на курс отправим, сынок, молодец. И вот я вернулся, даже получил грамоту. Но армия у меня оставила очень сложное впечатление. Мне лет 15-20 во сне снилось, как меня призывают в армию. Я говорю: да я не могу, я уже постарел. Нет, меня опять берут в армию, и опять берут в армию.

С. КОРЗУН: На сборы не брали, кстати, потом?

Н. САФРОНОВ: Нет, вот я все время ожидал этого. Но, слава Богу, этого не было. Во сне реально. Я запоминал эти сны, я рисовал их даже, как картину уже. Но вот для художника, наверное, который чувствует, очень сложная армия.

С. КОРЗУН: Косили под психа, это понятно. Ну, вообще, Вы человек настолько эмоциональный, художник, а вообще, к услугам психотерапевта приходилось прибегать? Или сами справлялись?

Н. САФРОНОВ: Нет, я считаю, что психология, она в человеке в самом. Если человек сенсуален, меня никто никогда не рисовал, скажем. У меня деда брат был военный архитектор. Как бы десятая вода на киселе. Но вот сенсуальное отношение, мой папа был очень чувственный, мама была очень впечатлительная. У нас жили какие-то нищие, какие-то дети, она была медсестрой детской больницы. И она всегда всех жалела. Я всегда возмущался, почему у нас посторонние живут? Нам самим, как говорится, игрушек мало.

С. КОРЗУН: Вас немало детей было в семье.

Н. САФРОНОВ: Да. Нас было 6 детей. И в результате позднее я уже понял, что это и мое. Я людей прощаю, я никогда не оговариваю калек, это их участь. Я всегда нахожу что-то хорошее даже в каждой работе, которую мне приносят, и я вижу, что это дилетантство полнейшее. Тем не менее, вот я понимаю, что человек работает. Что-то делает. И уважаю, конечно, профессионала. Но у меня нет злобы. Есть, конечно, я могу разозлиться, но оно прощенческое, нет такого, запомнил, и буду 20 лет, но помнить, пока не отомщу, не забуду, не успокоюсь. У меня вот этого нет.

С. КОРЗУН: Ну, рассказывали историю, Вы сами рассказывали как-то, мобильный хотели грохнуть из-за того, что… Т.е. на вещах вымещали.

Н. САФРОНОВ: Я разбил недавно компьютер о голову строителя, прораба, начальника, который просто жулик, воровал.

С. КОРЗУН: Сколько с Вас содрали за это по суду?

Н. САФРОНОВ: Ну, ничего не содрали. Он увернулся, раз, и я…

С. КОРЗУН: А, живой оказался.

Н. САФРОНОВ: И еще мне обошлось оплатой компьютера, оказался он чужой, дизайнера, который стал нудить и говорить: это вообще компьютер был мой. Ну, нет. У меня бывает настолько сила, знаете, если я разозлюсь. У меня всегда было такое чувство, что лишь бы не задели, лишь бы не разбили нос, лицо, не хочу я. Но, тем не менее, я занимался боксом, и когда дело приходило кого-то защитить, до поры, до времени я спокоен, если разозлят меня, я могу сделать очень много негативного, плохого.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов в программе "Без дураков" на "Эхе Москвы". Прерываемся на новости 2минутные, после чего вернемся в студию.

НОВОСТИ

С. КОРЗУН: А я напомню, что гость моей сегодняшней программы художник Никас Сафронов. Никас, Вы работаете в самых разных областях, мы об этом еще, наверное, поговорим. Ну, и в портретной области тоже. Вы рисуете портреты только тех людей, в которых находите что-то? Дружбы, покровительства которых ищите. Ну, собственно, обычная история, там скажем, во время возрождения. Либо по каким критериям Вы выбираете их?

Н. САФРОНОВ: Сережа, хотел отвернуться, сказали - ренессанс, готика. Я сразу вспомнил Леонардо, Микеланджело, Рафаэля, которые работали для пап римских, для королей. Леонардо очень любил власть. Он использовал их как раз для того, чтобы получить дивиденды, хотя не получалось. Вот он дружил с Франциском Первым. У меня есть такой прообраз Петра Первого… Путина в образе Франциска Первого. Такой вот портрет. Но, с другой стороны, конечно, поддерживаешь и те отношения, и те, и те, но…

С. КОРЗУН: Медведева не рисовали, кстати? … А рисовали, видел, есть.

Н. САФРОНОВ: Есть другой. Есть такая серия "Река времени". Она не относится (НЕ РАЗБОРЧИВО) я это делал много лет. Это шутка, скажем, ну, такая приятная, добрая шутка. Нет ни злобы, нет негатива, пока не заденут, конечно. Но те, кого я писал, пока меня никто не трогал. Но вот ВВС снимало обо мне перед выборами. И вдруг приехал китаец и купил эту картину. Я говорю: зачем Вам наш президент да в такой форме? Он говорит: во-первых, техника хорошая, а во-вторых, пригодится. И увез куда-то в Шанхай. Так что приедет Медведев, раз там ему портрет шанхайского художника Никаса Сафронова. Поэтому какие-то вещи, наверное, придерживаешься, но это может быть монах. Сейчас я завтра буквально еду к отцу Герману. И мне обещали, что вроде бы он мне попозирует. Это замечательный человек, которого я уважаю и много раз с ним встречался. И я дружил с Питиримом, который, кстати, был несколько раз у меня в гостях. Я живу около церкви на Брюсовом. У меня отношение, ну, это само по себе наследственное, но я не дружу с властями, Вы знаете, как ни странно. У меня один знакомый, с которым я даже поссорился, он лебезит, он благоговеет, он теряется, он волнуется, он говорит: ну как, этот человек с экрана там. Дибров сам, да ты что, я говорю: Юра, ты сам личность, ну, причем здесь это или это. И он дружит с послами. Иногда я пользуюсь тоже услугами, типа визу быстрее сделать. Но я сам не люблю канителить и тратить время на эти глупости. Настолько мало времени у человека. Но иногда приходится или отблагодарить человека, или человек не хочет брать денег. Просто меня выручил Таркунов однажды, сделал одну хорошую, добрую, человеческую услугу, и я, конечно, уговорил его. Он не хотел никаких подарков. Даже картину не хочет брать. Все-таки мне удалось сделать, полчаса времени уделил, чтобы на портрет. Вот хочу поблагодарить хорошего человека. Юрий Михайлович Лужков, которого, честно говоря, я люблю, уважаю и ценю. У меня была такая недавно история, я был в Аргентине. Ездил как раз по поводу портрета президента Аргентины. Там женщина симпатичная женщина. Но гуляя с послом, там такой Корчагин Александр. И увидел в ювелирном магазине Юрий Михайлович в юности, в молодости в детстве мальчик в кепке один к одному с самокруткой такой из бронзы. Я поторговался и ее приобрел. Когда я ее взял, она оказалась 27 кг. Но вот я отправил, даже не сам отдал, просто передал Юрию Михайловичу. Он страшно радовался, как ребенок. Говорит: это же я. Показал фотографии свои. Видите, в тысяча девятисотом году уже итальянский мастер такой-то аукционный, кстати, Сотби человек такой уже меня лепил.

С. КОРЗУН: А членов московского правительства тоже рисовали?

Н. САФРОНОВ: Я рисовал, писал и Толкачева писал, я просто уважаю этого человека, писал и Шанцева, я попросил у него на будущее дружбы, но никогда не просил ни галереи, ни мастерской, ни квартиры, ничего. И до сих пор ничего. Единственное, что недавно попросил помочь мне сделать выставку в его городе, где он губернатор.

С. КОРЗУН: Ага, а друзьями становятся после таких портретных сеансов, или друзья из другой области?

Н. САФРОНОВ: Вы знаете, и так, и так. Зависит от ментальности. Если ты чиновник он придерживается своих правил. Я был однажды на дне рождения одного высокопоставленного чиновника. Рушайло Владимира. И там Ельцин был, разные были люди. И вот они друг с другом не разговаривают и только со мной. И думаю, а почему так? И потом подумал, что, наверное, этот сейчас этого уволит, что потом действительно так было, а того могут поднять. И вроде гусь свинье не товарищ. И вот они как-то общаются очень натянуто, напряженно. Чиновникам сложение. Допустим, я мог бы написать и подарить человеку, если он мне нужен, скажем. Не потому что я благодарен ему за то, что он сделал что-то для России полезное, построил храм, что тоже для меня нормально, я дарю и таким. Но завтра ему кто-то сказал сверху: а ты знаешь, он у нас в опале или что-то? Они отвернутся, они не будут с тобой общаться. Это вот удивительно, что пишешь жен там на Рублевке и прочее. Ссорятся, один поднялся, другой этот, скажем, два друга. И этот уже не общается с этим. И жены прекращают общаться. Ну, кажется, закадычные подруги, душа в душу, они ссорятся и расстаются и не общаются. Вот такая тенденция. Вот то же самое, напишешь человека, лучше уж продать. Понимаете. Напишешь, а завтра он от тебя отвернется, потому что ему кто-то сказал, что это нехорошо. Я стараюсь выбирать только тех, вот я могу отправить подарок, ну, приятно, когда человек звонит и говорит: Никас, я такой счастливый. Я такой, вот Морозов Семен, например. Такой потрясающий человек. Несколько (НЕ РАЗБОРЧИВО) юности из моей. Вот эти люди будут звонить, зайдут, подарок отправят. А есть люди, которые даже, например, я отправил подарок Любимову, он даже не позвонил. Может, он не получил, надеюсь, что он живой, слава Богу. Мне даже не важно, вот он сделал свою лепту, внес в историю России. И мне приятно, что я чем-то смог ему, даже если он это не заметил.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Ниикас, Вы, понятно, человек, о котором говорят много. Одни с придыханием, с обожанием, другие, ну, в общем, по-разному говорят. Друзья о Вас, конечно, плохого не скажут.

Н. САФРОНОВ: Неправы, все неправы.

С. КОРЗУН: Виктор Мережко

ВИКТОР МЕРЕЖКО: Яркий, добрый, не любящий интриги, не участвующий в них, безусловно, одаренный Господом. Кисть у него оригинальна, своеобразна. Понимающий, что ему завидуют, и что он должен дистанцироваться от этой зависти, от этих разговоров. Но человек абсолютно, конечно, выдающийся. Он абсолютно иногда беспомощно добрый. К нему подчас приходят люди буквально с улицы. Представляются, что они художники, артисты, у них нет денег, что им нужно помочь. И этот сумасшедший человек, абсолютно не задумываясь, он готов всегда помочь. Вообще это такая редкая личность. Русский настоящий меценат и чуть-чуть сумасшедший.

С. КОРЗУН: Напомню, что это Виктор Мережко.

Н. САФРОНОВ: Ну, Виктор имеет право на это сказать, мы близкие друзья. Одно время мы как-то немножко так поссорились, но, тем не менее, я все равно его любил и молился за него каждый день и вот сейчас мы продолжаем общаться.

С. КОРЗУН: Какая-то история, что Вы по Арбату иногда гуляете, и спорите, к кому чаще подойдут автограф брать.

Н. САФРОНОВ: А это было. Сейчас он уже боится со мной ходить, у нас была история когда-то, мы ходили по Арбату старому, и он спорил: у кого больше возьмут автограф. Спорим, типа на обед или на ужин.

С. КОРЗУН: А еще вроде Антонова вроде с собой брали, тогда ловить было нечего совершено.

Н. САФРОНОВ: Однажды мы Юрий Антонова взяли, и вдруг все бросились к нему. Виктор Мережко говорит: все, больше его с собой не берем. Нам такой партнер не нужен. Т.е. вот это есть, правда. Но это шутка, дружеская, это с каждым может случиться. Но я Виктора люблю, он челок тонкий и тоже очень, скажем, позитивный человек и верующий глубоко. Но, наверное, он может это сказать. Вот, а как раз удивительно, знаете, после этой программы, о которой мы говорили, Гордона, у меня была выставка в Манеже. И я выставил большое достаточно количество, весь нижний этаж был мой. Пришло на открытие около 3 000 человек. И в процессе пришло, только афиши висели 2 на зданиях. Что вот выставка "Эстета" такой компании ювелирной и Никас Огромное количество было. И люди звонили, писали в интернет: Никас, спасибо. Мы-то думали, а мы думали. Вот когда начинаешь лично общаться с человеком… я тысячи раз слышал, когда люди извинялись. И после программы, когда прошла, извинялись, просили и говорили: Никас, мы не правы, думали о Вас не так. Или узнавали случайно, что приходит в какой-то дом слепых, а там говорят, Вы знаете, вот это Никас нам помог, вот это кресло купил нам. И тоже говорят, Никас, мы не думали, думали хам, эротический художник, рисующий там непонятно. А когда узнают картины мои и меня лично, люди по-другому относятся ко мне. Вот я разный, конечно, но, слава Богу, это идет все-таки случайно, спонтанно. Иногда в этом что-то варится, и появляется хорошая еда.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов в программе "Без дураков" на "Эхе". Поворачиваем чуть-чуть тему. И продолжаем говорить о Вашем творчестве. Понятно, что публика воспринимает по-разному, и не так, как искусствоведы.

Н. САФРОНОВ: Неужели Вы включите какой-нибудь голос какого-нибудь страшного человека, который начнет ругать меня.

С. КОРЗУН: Нет, человек очень симпатичный, конечно, но поругается, поругается. Марина Лошак, галеристка.

МАРИНА ЛОШАК: Хочу сказать, что вообще в последнее время страшно много всяких разговоров по Никаса Сафронова, причем в серьезных программах, на серьезных радиостанциях. В серьезных достаточно журналах. И для меня совершенно не понятно, почему, вообще, это тема для обсуждения, вот она так остро сейчас возникла. Потому что речь идет, в общем, не о художнике, а о продавце некоего товара. Неких вещей, которые человек производит на потребу людей с неразвитым вкусом. Не очень хорошо образованных, с точки зрения визуального опыта. Ни один человек, который когда-либо сталкивался с искусством настоящим, посмотрев на картины Никаса Сафронова, ни у одного из них не возникнет вопрос, хороший это художник или плохой художник. Вообще, художник это или не художник. Потому что сказать, что плохой художник, это ничего не сказать. Это очень успешный коммерсант. Я думаю, что он мог бы спокойно написать книжку, как лучше продать что-либо, не важно, что это.

С. КОРЗУН: Напомню, что это мнение Марины Лошак.

Н. САФРОНОВ: Вы знаете…

С. КОРЗУН: Я смотрю гнева нет, микрофон не крутите, не бьете.

Н. САФРОНОВ: Нет, ну, это нормальное же мнение. Во-первых, оно субъективное. Это личное ее мнение, оно вот такое. Но я оценивал ее и даже думал, надо как-то при случае познакомиться, подарить ей свой альбом и показать ей свое творчество. Но после того, как она выступила у Гордона и была против меня. Не зная моего творчества. Это человек, Скажем, при всей ее неглупости, поверхностно относится ко многим людям. Вот понимаете, возьмем даже простую вещь. Значит, я продаю наивным, глуповатым, туповатым, а они "Черный квадрат" продают умным, тонким. Ведь у нас одни и те же клиенты – богатые люди. Они продают искусство Раушенберга, не важно, пусть это будет Кабаков или еще кто-то, где пишут: Мария Ивановна была не права, нет, Вася хороший. И это стоит там 7 миллионов евро. Концепции умные. Мне однажды одна моя знакомая говорит: я теперь поняла, что такое "Черный квадрат", это миллион маленьких квадратиков, оказывается, изображено. На самом деле он сделал их 13. Это полная авантюра. Но люди не имеют право говорить такое. Хотя бы по одной причине. Либо изучи. Понимаете, если нам взять пьяный период, скажем, Саврасова, и говорить: посмотрите, какой бардак, да, он рисовать не умеет. Или взять одного "Грачи прилетели", или взять, например, скульптуру Микеланджело. То голова маленькая, то нога короткая. Но, тем не менее, у него есть Давид, у него есть Сикстинская. Или Леонардо да Винчи, у него 12 картин, они все хорошие, если брать, ну, достаточно "Иглс", чтобы была "Отель Калифорния". Я уверен, что у меня не одна такая картина. Я просто уверен, что Марина не знает моего творчества.

С. КОРЗУН: Никас, смотрите, задевает, как художника.

Н. САФРОНОВ: Дело в том, что я хочу объяснить, что человек не имеет права судить другого, я никогда не сужу. Не судимы будете. Если разобраться, можно найти столько негатива в ней, что она такая была жена, и она такая была подруга, и она такая была скотина, дочь и т.д. А можно говорить: сладкая, красивая, уютная, теплая. Нет черного или белого, есть оттенки. Суриков, чтобы написать "Боярыню Морозову" написал снег, и когда измеряли, проверяли, и так оказалось семь цветом радуги в снеге, и еще 500 оттенков. Поэтому говорить можно все, что угодно, но клиенты у нас богатые люди. И когда меня приглашают аргентинские или чилийский клиент, богатейший человек. Сейчас я еду писать Трампа. И говорит: я хочу Никаса. Значит, он тоже глупый. Все, что я пишу, Путина, еще какого-нибудь Ростроповича, ну, они, конечно, глупые, наивные. Но если они пишут, Абрамовичу продают, он умный, тонкий, очень четко знающий, что покупает. Или там другого какого-нибудь олигарха. Пусть это будет Потанин, или еще кто-то, кто купил "Черный квадрат" Малевича. Это умный и тонкий. Понимаете. Это неправильно. У нас одни и те же клиенты. Просто их они обрабатывают, создают им пиар целыми книгами. Я однажды обратился к одной искусствоведке, которая, мне сказали, она хорошо пишет, она говорит: Никас, да вы что. Я же третью книгу про "Черный квадрат" Малевича пишу. Вот зашла в интернет, и потерялась там. Понимаете, и пишу просто картины. Даже когда были просто аукционы, когда просто выставляли мои картины без фамилии, такие благотворители, они брали любых художников, мои картины покупали дороже всех. Это говорит о том, что люди смотрят своим глазом, и не знают. Никас, Сидорчук, или еще кто-то, просто покупают, что им нравится. Я пишу как раз сердцем и пишу профессионально. Я изучал так много живописи, и так многое могу, что не ей судить обо мне.

С. КОРЗУН: Никас, а с другой стороны, почему это Вас так завело? Вы же не будете отрицать, что Вы один из самых продаваемых и удачных художников.

Н. САФРОНОВ: Да, нет, я таких слышу очень много негатива, а потом выясняется, что они даже не знают моего творчества. Они говорят: мы не хотим. Я говорю: посмотрите. Не хотим .Т.е. они даже не хотят войти в это состояние, чтобы понять, что художник, оказывается, большой мастер, пишет иконы, строит храмы, делает что-то такое. Но зато с удовольствием сидит дилетант и говорит: а у него там дом построен, а он там это, вот рисует. А потом смотришь, он, оказывается, сам рисовать не умеет, а меня судят люди. Я за стеклом, я прозрачен, меня видно, как сказал однажды Путин, когда ему какой-то вопрос задали, правда ли, что он жену бросил. Он говорит: да Вы что с ума сошли. Я под колпаком видимым, а они все прячутся. И ты идешь в темноте среди них, а они надели бинокли военные, которые видят все, что происходит в темноте, и дают тебе по морде, а ты хочешь дать сдачи, а не можешь, потому что ты не знаешь, кот они такие. Что они делают. Слава Богу, если у них все идет хорошо, я за них рад. Пусть их Господь судит.

С. КОРЗУН: Вы же сами говорили в одном из интервью, что был короткий период с тех пор, как Вы начали рисовать, собственно, живопись Вас кормила. Был короткий период, когда занимались, строили свой бизнес, я так понимаю, это было еще в советские времена…

Н. САФРОНОВ: Я занимался…

С. КОРЗУН: Фарцовка…

Н. САФРОНОВ: По-моему, занималось пол России, или пол страны, тогда это не было еще СССР…

С. КОРЗУН: Сейчас это уже не уголовная статья.

Н. САФРОНОВ: Да, тогда наказывали, и у нас сажали. Я занимался фарцовкой, такой бизнес.

С. КОРЗУН: И тогда из этого сделали вывод, что Вы научились себя продавать, т.е. Вам менеджеры не нужны.

Н. САФРОНОВ: Вы знаете, меня обманывали позднее. Я как-то продал 23 картины в Италию в восемьдесят каком-то году, и когда я приехал, мне цинично сказали, вы знаете,… За деньгами… мы еще у Вас должны получить 100 долларов. Но мы Вам их прощаем. Я говорю: а как так? А как? Самолеты, поездка, галерея, т.д. а наша реклама и т.д. Вот так цинично со мной обошлись.

С. КОРЗУН: А бухгалтерией Вы сами занимаетесь вот своей?

Н. САФРОНОВ: Нет, я даю, конечно, там, наверное, есть какие-то неточности, я не хочу говорить, что кто-то обманывает меня. Но меня очень много раз обманывали, и я до сих пор могу попасться, никаких в этом нет. Но просто я понял, что для продажи все-таки надо первое, это мастерство, профессионализм. А второе, нужно уметь убедить человека, показав ему картину, рассказать ему еще историю. Человек любит еще и историю. Это тоже важно. У меня была одна картина, называлась "Сон в ту ночь, когда звезда упала с неба и убила человека". Люди смотрят и говорят: ой, какая хорошая. А как называется? Когда я убрал в конце название "Сон в ту ночь, когда упала" и точка, без убила. Все, ее сразу же купили. Вот, наверное, тут есть свои нюансы. Что такое тот же "Квадрат" Умение рассказать о его достоинствах, о его уникальности. А на самом деле это была просто авантюра.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов в программе "Без дураков" и третье мнение человека, который и не друг, и не враг. Но не скажу, что так, потому что так, потому что все его знают. Это г-н Жириновский.

ВЛАДИМИР ЖИРИНОВСКИЙ: Я его знаю давно. Всегда на меня производил хорошее впечатление. Такой добродушный, приветливый. Сам по своей инициативе он какие-то сделал зарисовки, какой-то мой портрет, даже какие-то открыточки издал. Мне это очень понравилось Я думаю, никакой специальной скандальности нет. Нет, просто он общительный, современный художник, современный молодой человек и всегда как бы на людях. Приходит, откликается на все приглашения. Считаю, что он один из таких известных художников сегодня, поскольку все-таки Глазунов – это уже старая гвардия, Шилов тоже как-то больше московская такая богема, а он, я думаю, такой общероссийский сегодня из новых, современных. И он такой легкий, как человек. И творчество его разностороннее. И он должен пользоваться симпатией у самого широкого круга наших граждан тех, кто почитают искусство.

С. КОРЗУН: Владимир Жириновский.

Н. САФРОНОВ: Вот мне тоже был всегда удивителен этот человек. И я писал его, не потому что мы дружим, а потому что он яркий, он неожиданный, он запоминающийся. И вот мне захотелось ему сделать портрет. И я был на мероприятии, где он позволил себя порисовать. Я говорю: можно я Вас зарисую? Он говорит: пожалуйста. Никас, пожалуйста. И я сделал ему наброски. Потом сделал его портрет, который ему понравился. Но Вы понимаете, телевизор показывает и другим. И вот если ты ошибся, что-то не так сделал, у тебя нет других клиентов. С как-то вспоминал историю, когда Макаров, такой Игорь "Итера" компания, поехал в Бразилию, и они там подписали какой-то договор по газу, и в конце они делали мой альбом, и у них были какие-то сувенирные подарки. И они стали говорить о чем-то таком отвлеченном, скажем об искусстве. И вдруг этот оживился, говорит, знаете. А у Вас в России есть такой грек по национальности, Никалас Сафрони. Вот знаете, говорит, гениальный художник. Вот мне перуанский президент рассказал, он видел его портрет у эквадорского. Вот бы с кем познакомиться .А он говорит: а у нас альбом от него. Никас. говорит, он твой клиент. И вот я поехал для того, чтобы написать его. Вот оттуда идет, понимаете. А вот недавно я сделал одного известного человека, которого писало еще два известных человека. И только мой портрет он понес домой. А те, показав мне, сказал, Никас, даже боюсь показывать. Вот тут надо еще угадать психологию. Поэтому я считаю, что профессионализм это в первую очередь. И нельзя судить о человеке, который написал свыше тысячи картин, говорить, что он плохой. Посмотрите одну картину, этого достаточно. У Пукирева достаточно было одной картины "Неравный брак" я надеюсь, у меня таких несколько.

С. КОРЗУН: Где-то наткнулся на информацию, что Вы выпустили книгу "Анатомия скандала и успеха" называется, это правда?

Н. САФРОНОВ: Это правда, да.

С. КОРЗУН: Почему вдруг решили написать? Тут ровно те слова – скандал есть, успех есть.

Н. САФРОНОВ: Глупейшая ситуация, Вы знает, наверное, ее не надо было писать, но как-то я рассказывал одному журналисту мою жизнь, историю такую более тайную.

С. КОРЗУН: Т.е. то, что мы сегодня обсуждали, это явная история. Есть тайная еще.

Н. САФРОНОВ: Ну, можно сказать и так. Есть такой Юрий Гинзбург, и мы как-то приехали к Булату Окуджаве, и он говорит, да, эти власти такие сякие. Говорит: о, молодец. Можно я микрофон. Он говорит: власть хорошая. Люди прекрасные, порядочные. Он изменил все. Понимаете, когда я рассказывал ему за даром истории моих приключений жизненных, как-то он оживился, слушай, да, это взорвавшаяся бомба, давай мы сделаем книгу совместную, и стал меня доставать. А тут как раз неожиданно я попал в больницу. Я попал в аварию, разбился на машине, ехал как раз от Виктора Мережко, и у меня было 2 месяца. Я спокойно стал надиктовывать, потом все это чистил. И получилось вот такое, анатомия скандала и успеха, где я пишу о своей жизни. Я не пишу, как я там спал или не спал с тем, или не с тем .А просто , как я родился, как я влюбился, как я Софи Лорен любил…

С. КОРЗУН: Т.е. Вы признали в названии, что это Ваш скандал, и Ваш успех.

Н. САФРОНОВ: Это как бы скандал в моей жизни. И тем более, тогда вышли две книги "Низкие и высокие истины" Кончаловского. И я видел негативное отношение к нему. Он как-то подпортил себе тогда. Это, конечно, не повлияло сильно. Но все равно это мэтр. Но, тем не менее, я просто уже даже из-за этого решил написать свою жизнь. И этой книги нельзя достать. Получилось достаточно уютный, теплый, я вспомнил о друзьях, о детстве, о каких-то своих первых увлечениях. Вот. Сейчас ее я на интернете читаю, там 3 000 долларов, хотят 4, люди хотят, чтобы это была эта книга, но их, к сожалению, не переиздают. Но на этой книге та же самая девушка, которая мне расшифровывала, и посчитала, что ей недоплатили денег. Хотя я провел колоссальную работу, я не спал в больнице, вместо того, чтобы лечиться, я писал эту книгу. Она написала другую книгу на основе детективную. И сменила фамилии, название, но все подтекстом понимают, где там сестра, ну, всех обидела. Секретарша моя душит кого-то там, я кого-то убиваю, закапываю, там все мои помощники все негодяи, подлецы, убийцы. Ну, в общем, все криминальные люди. И один раз даже случайно она как бы в тексте путает, пишет не Самсонов, а Сафронов. И она показывает, что это все-таки тот скандальный Никас. На этой истории возникли многие какие-то тоже слухи дурацкие, но никто не знает моей жизни. Я создаю ее сам. Я приехал из Ульяновска. И родившись в бараке. Никто не знает, где я родился, когда, только те, с кем я провел свое детство, это мои братья.

С. КОРЗУН: Вы довольны тем, как Вы конструируете свою жизнь?

Н. САФРОНОВ: Ну, вот люди придумывают истории…

С. КОРЗУН: Нет, а Вы довольны, как Вы конструируете жизнь свою?

Н. САФРОНОВ: Нет, я ее не строб, во-первых, у меня нет ни людей, ни пиара. У меня нет ничего. Я живу спокойной жизнью, я никого не избивал, никого не плескал водой и соком. Я ничего никому не делал. Удивительно. Но так интересно. Хотят люди что-нибудь такое подхватить. Пришел как-то ко мне Штерн. Делать материал. В результате у меня была такая в мастерской красная кровать. Они говорят: почему у Вас красная кровать? Вся красная кровать. Вот решил покрасить ее в красный цвет, заказал на Мосфильме там деревянные основы. И чего-то он говорит: он здесь женщин принимает. Они пишут: русский Казанова. И оттуда уже пошло. А потом перешло, Казанова надоел, Дон Жуан, еще какие-то там роковые истории. И вот оттуда идет, идет непонятно почему, но люди цепляются, ты постоишь в какой-нибудь нетрадиционной обстановке, где люди сидят другой ориентации, ты уже голубой. Поздороваешься с кем-то, ты уже, оказывается, его близкий друг и т.д., вот люди придумывают сами за тебя. И ты в этом как бы не принимаешь участия. У меня вот есть секретарь…

С. КОРЗУН: Ну, за Вас чего придумывать. Вы же были главным художником, читай, русского издания журнала "Пентхаус", к примеру.

Н. САФРОНОВ: До сих пор числюсь, как ни странно, да, главным художником. И журнал "Москва и москвичи", и арт-директор журнала такой "Монолит".

С. КОРЗУН: Т.е. Вы сами не сторонились скандалов, в общем, нарывались…

Н. САФРОНОВ: Нет, мне было интересно. Во-первых, когда мне предложили, это был западный журнал, начала 90-х годов. И мне сказали: вот дайте имя, я сказал: нет, я хочу работать. Мне было просто любопытно. Но после того, как я узнал, я говорю: а что Вы здесь делаете, какая-то девушка. А она говорит: а какая Вам разница? Типа вот у меня Вано, там грузина держали, мой друг. Он здесь меня держит, и платит мне за то, что я здесь хожу. Я говорю: да? И вот, в конце концов, я отказался, а потом уже издание это развалилось, потом новое пришло. Меня попросили просто иногда консультировать их, какая модель красивее, и какая хуже, лучше и т.д. Деньги платят. Хорошо.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов, последний вопрос, наверное, времени мало у нас осталось. Есть ли у Вас какая-то навязчивая мечта, которую Вы не беретесь реализовать, или все, что у Вас рождается в сознании, Вы реализуете?

Н. САФРОНОВ: Ну, Вы знает, я бы хотел, чтобы такие, как девушка Лошак, все-таки была более объективной, и не рассуждала о таких личностях, как Ростропович, или Башмет, или Спиваков, или я, огульно. Даже если она этих знает, или уважает, они завоевали особую. Может быть, у тех как раз есть пиар определенный грамотный, тонкий и точный. А вот все-таки рассматривала и не говорила лучше ничего. Лучше я воздержусь, посмотрю, что делает история. Хочу остаться в истории для России, хочу, чтобы страна гордилась. И еще у меня есть мечта давняя, детская, я купил когда-то в Шотландии замок, купить просто маленький, тихий остров, где я могу иногда уходить на 40 дней, как в пустыне, и там анализировать, что происходит в нашей стране, с нашим миром.

С. КОРЗУН: Никас Сафронов, спасибо огромное за то, что пришли и ответили на те вопросы, которые нас интересовали.

Н. САФРОНОВ: Спасибо.

С. КОРЗУН: Удачи.

Н. САФРОНОВ: Спасибо.