Максим Дунаевский - Без дураков - 2008-09-10

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе Москвы" Сергей Корзун. И мой сегодняшний гость, композитор Максим Дунаевский. Максим Исаакович, добрый вечер.

МАКСИМ ДУНАЕВСКИЙ: Добрый вечер.

С. КОРЗУН: Человек, в общем, достаточно бедный, рабочий… Рабочий, я имею в виду биография. В то время как одни работали у станка, там топили печи, работали дворниками, поднимали целину, становились депутатами Госдумы шли на баррикады, вот этот человек, который сидит передо мной, и улыбается почему-то, он учился музыке, писал музыку, преподавал музыку, наверное. Самому не страшно от такой бедности биографии? Хотелось бы, наверное, путешествовать, или горы свернуть.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я, вообще-то, не согласен с этим. Я считаю, что у меня биография, как раз не бедная.

С. КОРЗУН: Нет, ну, про Ваших жен мы знаем, мы еще поговорим, понятно. Я сказал, рабочая биография, не личная.

М. ДУНАЕВСКИЙ: А рабочая тоже. Потому что я очень много менял раз в жизни свои курсы. Менял как раз. Я, например, прекращал быть композитором и музыкантом.

С. КОРЗУН: И кем становились?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Вот в начале 90-х годов, когда все в доме Обломских обломилось, я пытался заниматься другими вещами. Бизнесом.

С. КОРЗУН: Ну, например?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Бизнесом. Как почти вся наша страна.

С. КОРЗУН: Правда что ли? А я еще хотел сказать: ЮКОС не возглавлял. Даже нефтяную вышку не имели.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, это мне не достались эти крантики. Ну, что Вы, там свои люди. Там свои были совершенно. А я нет, я по мелочи пытался там каким-то бизнесом заниматься, торговлей, махнул в Америку, оттуда что-то пытался делать, совместное что-то.

С. КОРЗУН: Т.е. челноком что ли работали?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, ни в коем случае. Не челночничал. Для этого поближе Турция была. Или Китай. Нет, я, конечно, пытался работать все-таки близко к профессии, хотя и далеко тоже было, на самом деле.

С. КОРЗУН: 9 лет в Америке у Вас было.

М. ДУНАЕВСКИЙ: 9 лет, да.

С. КОРЗУН: В общем, так постоянно. Так до сих пор, ну. Если не на два дома, то время от времени приезжаете туда? Там же сын, по-моему, работает и живет.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Сын мой не в Америке. Он живет в Швейцарии. Вот недавно у меня гостил. Он тоже ударился в бизнес. Закончил высшую бизнес школу в Швейцарии. И собирается работать там.

С. КОРЗУН: Подождите, он же композитором был.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Был. Был композитором, пытался писать, и хорошо это делал, между прочим, но потом вдруг разом с этим покончил.

С. КОРЗУН: А почему, в чем причина? Музыка не кормит? Бизнес интереснее?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Трудно сказать. Ну, в то время, когда он этим занимался, я думаю. Он об этом не думал, кормит она или нет. Это был 14-15летний возраст. На самом деле, я думаю, что, значит, она его не увлекла так, как нужно было. Сейчас, когда ему об этом говоришь, он очень прохладно об этом вспоминает. Стало быть, не зацепило. Хотя способности были.

С. КОРЗУН: Вас бизнес тоже не зацепил. Не удалось, стало не интересно.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я Вам скажу так. Меня он многому научил. Особенно в Америке, где бизнес не является такой самодеятельностью, как у нас. А он весь построен на математических формулах, и очень четкий. И я бы даже сказал, узколобый по сравнению с нашим. Поэтому так трудно с ними разговаривать об этом. Потому что у них все по формулам точным. И в частности в шоу бизнесе, который считается непредсказуемым, тоже все по формулам. И это меня многому научило. Научило каким-то расчетам, научило относиться и к своей работе, обязанностям, как к бизнесу, а не только, как к искусству. Потому что, я не имею в виду чистую продажу своего дела, а имею в виду отношение к делу.

С. КОРЗУН: Бизнес-хватка американская осталась? А то как-то ездили учиться в Америку вроде, а приехали сюда, и большого бизнеса, по крайней мере, не завели.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, нет, бизнеса нет, как такового. И я не собирался. Я понял, что я бизнесмен, честно говоря, не очень хороший, и все-таки я занимаюсь своим делом. Просто меня многому, что, например, меня подвигло моя жизнь в Америке. Например, я занялся всерьез такими вещами, как авторские права. Это же бизнес. Бизнес. Там это грандиозный бизнес. Действительно. Потому что все, что тобой написано, или написано твоим отцом, это же должно иметь какой-то оборот. Это же не может просто так раздаваться направо и налево.

С. КОРЗУН: Ну, наследовали права отца естественно?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Да. Не все, потому что есть еще наследники кроме меня. Ну, большую часть. Кроме того, значит, своими собственными правами, своими агентскими правами, когда ты работаешь, например, на заказчика. Все это в значительной мере улучшилось. Оно вообще улучшилось в нашей стране. Но у меня лично это значи… (ГОВОРЯТ ВМЕСТЕ)

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский гость программы "Без дураков". Вопрос как раз по этому поводу был задан одним из слушателей. Учитель географии северо-запад Москвы, г-н Селтванов задает его: "Глубокоуважаемый Максим Исаакович, принцип, согласно которому художник творит лучше, когда ему плохо, известен давно и доказательств не требует, - считает наш слушатель. А вопрос такой – нынешняя деградация искусства не есть ли результат и признак того, что жизнь стала лучше и веселей?" В последних словах я прямо Вас цитирую. Ну, не только Вас, конечно, до Вас это тоже кто-то сказал.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, во-первых, я должен сказать, что никакой деградации искусства нет. Это полный бред.

С. КОРЗУН: Точно уверены, да.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Потому что на всех этапах истории, современники всегда считали, что в то время, когда он живет и есть деградация искусства. Кого мы не возьмем. Любых философов, критиков, когда они появились, литераторов ли, музыкантов, в свое время всегда считалось провальным. Или возьмем, не знаю, мрачные средние века, теперь мы считаем, уже это расцвет был искусства. Т.е. это очень сложно сказать, я думаю, что на самом деле ничего нет. Просто многое нам пока не видно, не заметно. Вот что касается временных таких впадин, падений, конечно, это есть, особенно у нас в России. Потому что когда в 90-е годы открыли все эти кингстоны, то мутная волна естественно сшибла на своем пути все хорошее, плохое, все, что было, и все смешалось в такую, в общем, грязноватую водичку. Это еще пока не удалось все расставить по местах, но, тем не менее, конечно , положительное, на мой взгляд, тоже есть.

С. КОРЗУН: Это часть вопроса. А первая часть художник творит хорошо, когда ему плохо. Оспорите?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Тоже неверно. Потому что я считаю, т.е. следуя той поговорке – сытое брюхо к учению глухо. Начиная со студенческих лет. Я помню просто мой студенческий такой момент моего раннего студенчества, когда я учился у профессора Кобалевского композитора на первом курсе консерватории. И пришел к нему и сказал, что я сегодня ничего не смог дома подготовить, потому что у меня очень несчастные сейчас дни, недели. Я влюблен и мне очень плохо. Мне девушка не отвечает взаимностью. На что он сказал: для настоящего музыканта, композитора, каким ты себя, несомненно, считаешь, и хорошее и плохое должно одинаково нас будировать на сочинение хорошей музыки.

С. КОРЗУН: Ну, по Вашей жизни так и было, и хорошее и плохое?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я думаю, что да, конечно. Я скажу, что ведь это зависит тоже от характера. Например, у меня характер не депрессивный. Я не поддаюсь каким-то длительным плохим настроениям, даже если они вызваны серьезными, объективными причинами. А тем более уж субъективными. И, в общем-то, пытаюсь делать и работать всегда. Ну, конечно, радостное настроение мне больше помогает в этом. На самом деле, чем плохое.

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский, гость программы "Без дураков". Послушаем Вашего коллегу Алексея Журбина.

АЛЕКСАНДР ЖУРБИН: Я знаю Максима Дунаевского очень много лет. Очень его люблю, как человека, и как музыканта. Он принадлежит к нашей очень небольшой компании, в которую входят, может быть, человек 5-6. Я назову Марка Минкова, Алексея Рыбникова, Владимира Дашкевича, Геннадия Гладкова. Ну, и себя, наверное. И вот Максим один из нас, потому что он человек с классическим образованием. Он умеет писать музыку любого стиля, любого качества. Но больше всего он все-таки преуспевает в кино-музыке и в песнях. У него огромное количество популярных мелодий, которые знают все от мала до велика в нашей стране. Он большой мастер, конечно, кино-музыки. При этом он очаровательный человек, очень такой дружелюбный всегда, милый. Отвечающий всегда друзьям, если нужно чем-то помочь, он всегда откликается, и я очень рад, что мы с ним по жизни идем вместе, мы, в общем, наверное, ровесники фактически. Дай Бог, чтобы еще долго он творил и дарил нам свои замечательные мелодии.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Напомню, что это был Алексей Журбин.

С. КОРЗУН: Прошу прощения. Да, Александр Журбин. Есть какое-то вот общество, на самом деле, композиторов?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, общества никакого нет. Был Союз композиторов, который существует еще, но он практически уже не является сообществом композиторов.

С. КОРЗУН: А Вы, кстати, заместитель, по-моему, в каком-то… Или…

М. ДУНАЕВСКИЙ: Да, мы пытались создать, дело в том, что Союз композиторов в том виде, в каком он был в Советском Союзе, он потерял свою роль. Тогда это был действительно таким не только профсоюзом композиторов, но и я бы сказал министерством музыкантов-композиторов. Так же как был союз кинематографистов, литераторов, и актеров. Т.е. это совсем другую роль исполняло при вертикальной власти, которая у нас была. Значит, наступили другие времена, и он перестал играть свою роль. И общности, и соединения композиторов, и даже профсоюзные функции, которые, казалось бы, должен, прежде всего, как это в Америке существует, там гильдия актеров и композиторов, прежде всего, она исполняет профсоюзные функции, т.е. не дает этим людям, поддерживает их, не дает им умереть, опустить планки материальные и т.д. и т. д. Вот у нас этого, увы, к сожалению, нет. И мы хотели…

С. КОРЗУН: Почему, они же, наверное, сами финансируют, там же, вряд ли правительство и государство финансируют гильдию композиторов.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Конечно, не финансируют .Естественно, они сбрасываются, и это на членские взносы, не отчисления всевозможные, на попечительские деньги самих членов, естественно. Ну, сравнить, сколько они имеют там и здесь, конечно, невозможно. Все равно, мы пытались создать такую гильдию вместе с Дашкевичем, и вот Сашей Журбиным и другими композиторами, работающими, постоянно находящимися в работе. Очень небольшая кампания композиторов, которая у нас в стране работает и кормит себя этой работой. Потому мы хотели бы такую профессиональную создать лигу, профессиональный цех композиторов, профессиональный тоже на подобии американской. Но ничего у нас не получилось, потому что юридически мы не имеем права вступать в какие-то противоречия с Союзом композиторов. Вот он есть и будьте любезны ему подчиняться, так нам ответили в высших юридических органах.

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский в программе "Без дураков" на "Эхе Москвы". Да, извинит Меня Александр Журбин, он, кстати, не так давно был тоже гостем этой программы, но в его словах проскочило немножко такое, ну, употреблю сильное слово, высокомерное отношение по отношению к другим композиторам. Мы – учились у известных людей, учились классической музыке. А в Вас есть вот такое отношение? Скажем, Пол Маккартни, которого считают одним из известных мелодистов, как известно, в общем, нигде как бы регулярно не учился, тем не менее, в истории культуры, наверное, останется наряду со многими другими.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Хороший пример. Не только он. Примеров таких можно привести очень много. Значит, во-первых, то, что сказал Саша Журбин, ну, во-первых, спасибо ему за такие теплые, хорошие слова. Я тоже к нему также отношусь очень хорошо и тепло, и готов в отношении него тоже подписаться под каждым словом, которое он сказал в отношении меня, Леши Рыбникова, Гены Гладкова и других композиторов, которых он упомянул. И почему он упомянул эту кампанию? Туда можно прибавить еще, конечно, пару-тройку композиторов, т.е. которых он здесь не назвал. Там Лешу Артемьева, ну, есть композиторы, Щелыгин, и еще, еще. Которые успешно работают и делают свое дело. И заметны. Вот так бы я сказал, в каждой своей работе. Что здесь самое главное. Главное никакого, во-первых, никакого высокомерия нет. Дело в том, что люди, вообще, сегодня у нас век абсолютной самодеятельности, дилетантизма. Конечно, Россия всегда была полна дилетантов. Великих дилетантов. Ну, достаточно Чехова вспомнить, доктора Чехова, или химика Александр Бородина для того чтобы понимать, что только такие примеры поверхностные. Их очень много, очень много. Вообще, практически все русские композиторы 19 века были недоучками за небольшим исключением. Вот, но занимались самообучением. Вот что очень важно. Ведь масса людей сегодня, которые берутся сочинять музыку, ее исполнять, петь, играть, они же не хотят этому учиться. Но я многих я не буду называть фамилии. Очень много просто выдающихся звезд сегодняшних, которых называют звездами, и которые, в общем, таковыми являются. Так и хочется им сказать, ну, что ж ты прожил уже полную жизнь, собираешь стадионы, а до сих пор как следует на гитаре не научился играть.

С. КОРЗУН: А нужно учиться? Если слушают…

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нужно. Вы привели пример Маккартни. Но ведь группа "Битлз", вначале, Вы вспомните самые первые шаги, если кот интересуется "Битлз", наверняка помнят первые, непричесанные их песни неважно спетые, но очень мелодичные, и с какой-то молодой и совершенно новой энергетикой ворвавшиеся в мир шоу бизнеса. Кстати, и им для этого понадобилось 7 лет. Ведь никто сегодня ждать этого не хочет. Сегодня хотят сегодня полным рублем получить все. Что нам блаженства райские потом.

С. КОРЗУН: Ну, истерики на концертах уже через 2-3 года в самом начале 60-х все-таки. Истерики на концертах, я имею в виду.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Да, но до этого они 7 лет просидели в подвале Гамбурга, где я был, видел их кафе-подвал, где они работали.

С. КОРЗУН: Битломаном были что ли?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я, как и все, конечно, был битломаном. А как же. Ну, это было выдающееся явление. Чего там говорить. Подавляющее число на планете было битломанами. И я должен сказать, что пришло время, когда они уже не могли больше с такими непричесанными и кое-как сыгранными на гитарах и фальшиво спетыми песенками выходить на публику. И тогда явились другие люди, которые делали для них шикарные аранжировки. Которые ввели новые инструменты, которые симфонизировали их, которые совершенно придали новое звучание, великолепную запись. Все по-другому стало звучать. Значит, они поняли это, им навязали, наверное, их продюсеры и известные имена их продюсеров, не буду сегодня утомлять наших слушателей, называть опять эти имена. Но, тем не менее, они согласились на это, они пошли, то, чего они сами не умели. И это продлило их жизнь и сделало их великими.

С. КОРЗУН: А у нас есть продюсеры сегодня хотя бы?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, 2-3 продюсера есть, наверное, во всей России найдется. Может быть.

С. КОРЗУН: Т. е. звезды тоже могут взойти, в принципе.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Вы знаете, да, они пытаются это сегодня делать. И где-то успешно, где-то нет, потому что у нас, как всегда, все с ног на голову поставлено. У нас, в общем, шоу-бизнеса нет, как такового. У нас концы с концами не сходятся. Зарабатывать на этом по-настоящему и честно очень трудно. Поэтому совершенно такие, опять же все очень первобытно и самодеятельно. Но, тем не менее, надо идти по этому пути, если говорить именно об этом жанре. Об этих жанрах. Кино тоже идет, кино тоже сегодня у нас непричесанное, кино тоже пытается найти, его много снимают, в него вкладывают какие-то деньги. Я думаю, я думаю, это тоже даст всходы. Ну, посмотрите, кто у нас сегодня режиссеры, кто пишет музыку в кино, кто снимается. Ведь масса, огромная масса, 80% это совершено дилетанты и самодеятельность.

С. КОРЗУН: Кто Вам нравится из современных? Ну, возьмем там из рока, из поп-исполнителей. Наверняка кто-то есть.

М. ДУНАЕВСКИЙ: У нас?

С. КОРЗУН: У нас.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я могу сказать честно – никто. На сегодняшний день никто.

С. КОРЗУН: Нет, ни одного.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет сегодня уровня такого. Потому что мои ориентиры совсем другие. Мои ориентиры – это "Аэросмит", мои ориентиры, ну только что мы говорили о "Битлз", если о старом говорить. У меня другие ориентиры, если у меня такие планки, то я не могу, так сказать, сегодня нашу ниже плинтуса популярную музыку сегодня, которая опустилась ниже плинтуса, она не всегда такой была. Но она всегда была ниже, конечно, была, но все-таки была профессиональной. Сегодня это все очень тяжело. Но благодаря опять же труду, и я знаю, просто круглосуточной работе 2-3-х буквально человек в этом мире, она может постепенно выгрести.

С. КОРЗУН: И с конкурсом Евровидения это никак не связано?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, как Вам сказать? Ведь конкурс Евровидения – это такой совершенно непредсказуемое дело.

С. КОРЗУН: Музыкальный или коммерческий в первую очередь?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я там и коммерции-то большой не вижу, на самом деле, не вижу я там коммерции. Да, конечно, кто-то получает за это деньги. Наверное, сегодня провести конкурс Евровидения – это стоит денег. Ну, наверное, можно на этом заработать. Опять же не у нас, я думаю. Наверное, исполнители что-то имеют, особенно на первых шагах. Но посмотрите, как швыряют из года в год этот конкурс, этих людей в разные совершенно ипостаси. И это говорит о том, что это не является пока серьезной вещью.

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Вернемся в студию через пару минут после новостей.

НОВОСТИ

С. КОРЗУН: И я напомню, что гость моей сегодняшней программы композитор Максим Дунаевский. Максим Исаакович, я помню, в одном из ваших интервью вы говорили, что в Польше как-то сели, наиграли "Пара-пара-порадуемся". Наверное, самую известную из созданных Вами композиций, и все долго хлопали, поаплодировали, сказали, как хорошо, что вы сыграли песню Исаака Дунаевского. А вот у нас сегодня один вопрос по интернету пришел, даже не вопрос: "А Вам спасибо, глубокоуважаемый Михаил Исаакович, за песню, под которую ложились спасть все мои дети "Спят усталые игрушки"". Как относитесь? Аркадий Островский, конечно, написал эту песню. В общем, это факт общеизвестный. Не смущает, что песни становятся обезличенными, народными совсем.

М. ДУНАЕВСКИЙ: К сожалению, смущает, конечно, но что делать.

С. КОРЗУН: А почему Вы не написали "Спят усталые игрушки", интересно?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, не знаю. Не могу сказать.

С. КОРЗУН: Потому что своих детей от себя рано отпускали?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Вы знаете, такие песни – это случай. Видимо, это был заказ, на самом деле. Это же был заказ, написанный специально для телевидения и, по-моему, даже для радо сначала было написано. Потом его перепели куча различных исполнителей. Вот в таком сегодняшнем виде это уже осталось. И думаю, что не будет уже перепеваться в ближайшие лет 20-30.

С. КОРЗУН: Ну, колыбельную не хотели никому из Ваших детей написать?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Колыбельная у меня есть. У меня несколько колыбельных есть, написанных в разные годы для фильмов, вот сегодня есть одна колыбельная, написанная для мюзикла "Алые паруса", которая скоро увидит свет. Но это опять же не специально для своих детей. Почему-то для своих детей как-то меня не тянет писать колыбельные.

С. КОРЗУН: А почему?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Не знаю.

С. КОРЗУН: А что Вы им сказки рассказывали? Как Вы с детьми общаетесь?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Сказки тоже не рассказываю. Дети как-то приучены с малолетства ложиться спать и без сказок.

С. КОРЗУН: Т.е. не балуете их в этом смысле.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, в этом нет.

С. КОРЗУН: Сын в Швейцарии, дочь в Париже? Или это тоже устаревшая…

М. ДУНАЕВСКИЙ: И еще маленькая дочка у меня в Москве со мной вместе 6-летняя.

С. КОРЗУН: Так вот я и намекаю. И даже ей колыбельную не написали.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, не удалось как-то. А сейчас она ей уже и не нужна.

С. КОРЗУН: Вполне обходится без колыбельных. Вы, как и Ваш отец в Вашем отношении, не настаивали на том, чтобы дети шли по Вашим стопам. Т.е. инструменты были, наверное, музыка была рядом. Хотели, импровизировали, чего-то писали. Но вот династию продолжать с дочкой не собираетесь?

М. ДУНАЕВСКИЙ: С младшенькой?

С. КОРЗУН: Да.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Младшенькая пока не проявляет. Она, конечно, очень любит петь и танцевать. Как, в общем, наверное, и большинство детей. Но, на мой взгляд, она пока каких-то чудо способностей не проявляет. А в 6 лет, на мой взгляд, они должны быть уже. А если нет, чего его тогда заставлять и засаживать за пианино, как меня засадили в свое время в 6 лет, за пианино, которым я, в общем-то, ну, как, я любил музыку, но заниматься очень не любил. В 6 лет. А потом, когда уже я чуть повзрослел в 10-летнем возрасте, уже захотел делать сам. Дождемся.

С. КОРЗУН: Ходит какой-то исторический анекдот про то, как при отце исполнили что-то или под Бетховена, или под Моцарта по мотивам чего-то такое, и отец Вам сказал: ну, ты вроде как и наглец…

М. ДУНАЕВСКИЙ: Негодяй. Да, тогда родилось прозвище у меня в семье – Негодяй.

С. КОРЗУН: За то, что замахнулся на святое, на классическую музыку.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Там, конечно, ничего не было от Чайковского. Это я сказал: сейчас будет фантазия на тему Чайковского. Там ничего не было от Чайковского, это была чисто моя фантазия, но почему-то захотелось назвать это имя мне.

С. КОРЗУН: Вообще, детей, которых заставляют обучаться музыке, ну, как это было впрочем, и со мной, возникает такой часто стойкий иммунитет. У Вас не возникло?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет. Во-первых, меня сразу папа отпустил. И сказал: не надо, пусть лучше бегает и в футбол играет. Он увидел, что, в общем, я как-то не усидчив. Я считаю, что на самом деле это достаточно сложная ситуация педагогическая. Детей вообще на первых порах надо заставлять чего-то делать. Потому что сами-то они все равно не будут. Это только выдающиеся гении в 5 лет, или в 3 года начинают играть в шахматы и всех обыгрывают, или решают математические уравнения с 40 неизвестными, и в 5летнем возрасте становятся великими математиками. Этого ждать не приходится. Понимаете, большинство детей совершенно другие, хотя Ролан Быков говорил, что все дети талантливые. С этим можно согласиться. Он говорит, если поставить ребенка в кино, то он переиграет любого взрослого. Ну, наверное, не каждый ребенок, и не каждого взрослого. Но в этом доля правды есть. Но надо присматриваться к своему ребенку, прежде всего, к чему он тяготеет. А заставлять придется, потому что все дети в основном не могут усидеть долгно, не хотят они долго, их тянет больше развлекаться все равно в любом возрасте. И мало Вы детей найдете, как Шарапова, которые в 6летнем возрасте будет часами стукать мячом об стенку. Поэтому я, например, да. Я вожу свою дочку на теннис, но пока не перебарщиваю, пару раз в неделю. Посмотрим, может быть, затянет, а, может быть, нет. Да, она ходит в кружок танцевальный, в кружок актерский, посмотрим. Поет в свое удовольствие. Засаживать за инструмент не очень хочу пока. Но заставлять все-таки надо. Если ты заметил какую-то особенность, то все-таки заставлять что-то делать надо.

С. КОРЗУН: Вы сказали, Вы возите дочку. Не жена возит, не шофер возит. Сами за рулем?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, конечно, я сказа "я" – это не я. Нет. Дочку возит няня с шофером. Я просто слежу за выполнением. За выполнением всего.

С. КОРЗУН: А я к другому, я к игрушкам. За рулем сидите? Машину водите? Любите это дело?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Не люблю, но просто прихожу вынуждено.

С. КОРЗУН: Т.е. средство передвижения.

М. ДУНАЕВСКИЙ: У меня водитель существует для семьи с машиной для жены, для детей. Потому что средняя дочка Маша, она очень занятой человек у нас. Она играет в театре. И в 13 лет она занимается в театральной студии, она занимается в музыкальной школе, она снимается в кино, т.е. без этого просто не обойтись. Одну ее отпускать в 13 лет, вы сами понимаете. В наше время это очень опасно.

С. КОРЗУН: А я к тому, что автомобиль для Вас просто средство передвижения…

М. ДУНАЕВСКИЙ: Абсолютно.

С. КОРЗУН: А не символ свободы, каким он был в Польше, у нас.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ни свободы, ни красоты, не престижа, ничего, только средство передвижения.

С. КОРЗУН: Погонять не любите, мотоцикла не имеете. На планерах, на самолетах, на вертолетах, и на прочих аппаратах не летаете.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я вот вчера, например, провел полночи за интернетом. И мне сейчас, например, пришла пора менять машину на новую. И я просто думаю. Надо выбрать что-то для себя. Ну, я на Волово ездил. Уже 3 года, четвертый год уже скоро закончится. И надо что-то сделать. И я стал смотреть новые машины. Смотрел, долго выбирал, смотрел, лазил по всяким, и все-таки пришел опять к этому моменту, что скромная, хорошая, добротная, безопасная машина Вольво, хотя она не является, может быть, супер престижной, для меня все равно будет нормальной. Т.е. носит, и носит хорошо тебя, как лошадь.

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский. Максим Исаакович, вот я в самом начале сказал в предисловии так немножко лукаво, что Вы не были членом Госдумы, да, на самом деле не были. Но было время, Вы же баллотировались в члены Госдумы. Как вот Вы и политика, насколько это совместимо? Это было Ваше желание? Вы там, по-моему, от аграрной партии шли по списку.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Да, меня как-то загнали, завлекли в аграрную партию.

С. КОРЗУН: Чем интересно?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я скажу…

С. КОРЗУН: Картошкой, кукурузой?

М. ДУНАЕВСКИЙ: У меня вообще существует такой мнение. Вот если все ездят на Мерседесах, например, на такой, я бы сказал, сегодня это, может быть, не самая престижная ступень, но престижная. И во всем мире, в общем-то, она престижная, то я на нем не буду ездить. Или Ауди. Вот возвращаясь опять к теме машины. Т.е. не хочется делать то, что лежит на поверхности. Вот в ту пору лежала на поверхности "Единая Россия". По-моему, тогда они еще медведи были. Или, может быть…. Я даже не помню уже. И вот я поперек всему, поперек всей нашей интеллигенции, которая хлынула, не понятно зачем, в "Единую Россию", значит, я сказала – нет, в "Единую Россию" я не пойду. А дальше куда? ЛДПР – не мое, КПРФ – тем более, не мое. А как-то привлекали. Хотели меня привлечь. Тем более, что рядом все люди жутко этим интересовались, этим горели все, ну, и меня тоже это не обошло некоторое такое горение, не очень пламенное, но горение. И вот нашлись люди, которые меня заманули. Был там случай очень смешной. Я выступил на съезде, случайно, на съезде аграрников в Ростове-на-Дону, куда меня за деньги попросили поехать выступить в концертной программе перед всеми аграриями России. Это было на высоком уровне, на Гордеевском уровне все было сделано. И просто вечером все артисты, которые там были, а должна была выступить Бабкина. Почему-то решили, что если она родилась в деревне, то она наиболее близка сегодня к аграрникам. Она просто проспала, как и многие другие артисты, конечно, они не любят вставать рано. А я дисциплинированный человек, мне было сказано к 10 прийти на собрание, и я в 10 пришел на это грандиозное заседание в Ростове-на-Дону, зарегистрировался, и ко мне вдруг подходит человек и говорит: Вы знаете, нету Бабкиной, придется выступать Вам. Я говорю: как?! Я на съезде аграрников… У Вас есть 10 минут. Подумайте, о чем говорить. И я под гром и шквал аплодисментов выступил с какой-то импровизацией абсолютной, что после этого ко мне зашли и сказали: Вы знаете, съезд единогласно избрал Вас членом бюро движении аграриев. Как называлось российское аграрное движение. Вот после этого меня и затянули, значит, в аграрную партию. Такой случай был.

С. КОРЗУН: Вы какую-то партийную деятельность вели?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Знаете, я на самом деле, почему то со школьных времен, так же и в училище, в консерватории, я производил впечатление очень всегда такого общественного лица. Меня всегда выбирали в школе старшиной, членом бюро комсомола, пионерских организаций, все время меня куда-то выдвигали. Но я проваливал любую работу. Большего антиобщественного человека в этом смысле, чем я, трудно было найти.

С. КОРЗУН: А членом КПСС не были случайно?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет. Не дай Бог.

С. КОРЗУН: А то я подумал, может быть, поэтому как-то с партией в общем немножко не так пошло потом.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, нет.

С. КОРЗУН: Миновало Вас. А с "Единой Россией" разве Вас ничто не связывает?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, абсолютно.

С. КОРЗУН: А то по некоторым публикациям вроде как Вы все-таки член "Единой России".

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, что Вы. Во-первых, я не могу быть членом двух партий. Я все равно пока остаюсь членом Аграрной партии. Правда, никакой работы нет. Иногда мне позванивают оттуда, просят куда-то прийти, приехать, но и этого практически я никогда не делаю. Так вот баллотировать они хотели меня. Но до этого так руки и не дошли. Все-таки я очень люблю политику. Но я люблю ее как. Я люблю читать газеты, смотреть телевизор, слушать радио, и на этом вся заканчивается моя политическая жизнь. Поговорить кухонные разговоры знаменитые интеллигентские еще с тех времен, теперь они уже стали более открытыми, и менее кухонными, но очень их люблю. Поговорить, поспорить, покричат на эту тему.

С. КОРЗУН: Кстати, поскольку у нас программа с абсолютно вольными темами, я с самого начала хотел, потом повернул немножко в другую сторону, спросить, о чем Вы больше всего любите говорить в кампаниях в человеческих. Не политика? Не музыка?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, о музыке точно говорим очень редко. Вообще, у меня друзей музыкантов практически нет. Вот так друзей таких. Друзей много. Но когда много, я говорю не про тех хороших моих приятелей-друзей, с которыми мы обнимаемся на всяких раутах, вечерах и презентациях. А которые приходят к тебе домой, посидеть вечерок, выпить по рюмке водки. Вот среди музыкантов у меня практически таких нет. Из разных сфер есть. Как правило, вообще, даже не смежных профессий. Поэтому, как правило, говорим обо всем. Говорим о бизнесе, говорим о политике, говорим часто, да, обо всем о том, что сегодня волнует людей.

С. КОРЗУН: В правильном направлении движется Россия, на Ваш взгляд? Ваш и Ваших друзей?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, как сказать? Иногда в правильном, иногда нет. Причем тут нет у нас заскорузлых позиций. Иногда очень даже мы сдвигаемся в этих позициях. Бывает. Т.е. не может быть такого, что вот то, что мы делаем. Да такого вообще не может быть. Чтобы одна сторона всегда делала, и она была правой. Такого же не может быть. Есть, тут я материалистической позиции придерживаюсь. В общем…

С. КОРЗУН: А возрождение вот того имперского духа некоего в Росси, ну, того, каким он был, или мог бы быть в Советском Союзе, Вас скорее радует или скорее тревожит?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я скажу так на это. Я об этом тоже думал. Я скажу так. Что это сегодня, может быть, есть некий перегиб, но он происходит, как реакция, как реакция на полный нигилизм, чтобы не сказать, отвращение к своей родине, которое было не так давно у нас. Понимаете, во всяком случае, наплевательское отношение ко всему, что есть. Массовая эмиграция, абсолютное отсутствие патриотизма, которое мы видим в других странах. Люди, которые ездят, они знают, что это существует. Это не придуманная история, особенно допустим, в США, таких странах, как США, Великобритания, Франция, очень силен патриотизм. Но это реакция сегодня. Поэтому я бы это расценивал не как имперские, а как просто реакция ультра патриотическая реакция на то, что происходило. Т..е вот немножко нас, то в одну сторону, корабль накреняется, то в другую. Когда он, наконец, выправится, это никто не знает, ну, выправится, я так думаю.

С. КОРЗУН: Уверены.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Уверен, что выправится. Ну, куда денется. Ну, не погибнем же. Многие предсказывают гибель какую-то. Я считаю…

С. КОРЗУН: А в сторону Европы…

М. ДУНАЕВСКИЙ: Россия выгребала всегда.

С. КОРЗУН: Или в сторону Азии вырулим? Куда?

М. ДУНАЕВСКИЙ: А будет как она всегда, Россия будет занимать свое место посередь. Собственно, она такая и есть посередь.

С. КОРЗУН: Не нашим, ни вашим. Максим Дунаевский. Мы говорили о Ваших друзьях, а Ваши бывшие жены остаются Вашими друзьями? Вообще, дружите с женщинами?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Да.

С. КОРЗУН: Или там совершенно другие вещи?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Дружим.

С. КОРЗУН: Между мальчиками и девочками происходит.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, дружим, мало того, моя жена Марина, она действительно поддерживает отношения с некоторыми моими бывшими женами. Не далее, как несколько дней назад встречались с Наташей Андрейченко по случаю приезда нашего общего сына. Встречаемся с другими. Конечно, есть женщины, которые ушли немножко в тень. Но, тем не менее, иногда тоже проявляются. И я всегда очень радостно воспринимаю наши встречи. И возможность повидаться.

С. КОРЗУН: Не сожалеете ни об одном эпизоде из Вашей богатой личной биографии?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, потому что каждый эпизод что-то дал. Он не дал разочарований, что самое главное. Он не дал каких-то, ну, может быть, они были в свое время с обеих сторон, серьезные разочарования, наверное. И даже болезнь была душевная. Но потом все-таки время проходит, и ты видишь, что не зря ты был с этим человеком. Что достойный человек. И я достоин, и она достойна. И мы получили какой-то жизненный опыт, и мы в результате все-таки друг от друга получили только хороший заряд дальнейший для жизни.

С. КОРЗУН: О Вас ходят легенды, как о человеке влюбчивом. Это так на самом деле?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет. Может быть, я был влюбчивый в юношеско-молодом возрасте. Был влюбчивый. Действительно. И первые, может быть, мои женитьбы были связаны именно с этим. Но потом все-таки нет. Я это качество потерял, как и многие зрелые мужчины становятся немножко, уже по-другому относятся к этому. Поэтому, я скажу, что я ценю очень многие вещи, кроме собственных ощущений любви и влюбчивости, ценю еще кое-что.

С. КОРЗУН: Расставались легко без скандалов? Или это не от Вас зависело?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Скандальчики были. Были сандальчики. Ведь женщина любая, очень умная не очень умная, очень красивая, не очень красивая, хорошая, замечательная, добрая, злая, в определенный момент, когда затрагиваются ее интересы серьезно, они становятся одинаково, я бы сказал, т.е. они все равно не одинаковые, но одинаково агрессивны. Как такая защитная функция, очень серьезный инстинкт самосохранения материнский, и вот поэтому, видимо, эта вот часть, дремлющая во многих женщинах, она все равно в какой-то определенный момент становится на защиту, как ерш поднимаются все иголки. И это служит сигналом какой-то небольшой войне, которая обязательно происходит на ниве развода двух людей. Так что это было в большей или в меньшей степени. Но, тем не менее, опять же, поскольку все-таки ошибки не было, люди были хорошие, все равно это достаточно быстро проходит, иголки опять укладываются в нормальном положении, и остаются люди с уважением и дружбой.

С. КОРЗУН: Лет 7-8 назад в одном из интервью Вы говорили, как хорошо, что мои дети уже относительно взрослые, потому что мне тоже так довольно спокойно без них. И вдруг Вы решаетесь завести еще ребенка. Что-то случилось?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, да, конечно. Во-первых, все-таки появилась жена последняя. Я в общем, когда женился, я был уверен, что она последняя. Конечно, никто никаких гарантий никто никогда не может быть…

С. КОРЗУН: Знак свыше был, или изнутри что-то шепнуло.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Изнутри. Вот я был в этом уверен. И вот мы уже прожили рекордное количество лет для меня, почти 10 скоро будет. Это удивительно. И оно так быстро пролетело, и так хорошо. И, конечно же, в связи с этим возник вопрос, я хочу ребенка, которого я воспитаю сам, который будет жить рядом со мной.

С. КОРЗУН: Т.е. это Ваша потребность, подержанная женой.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Да, это и моя, и жена тоже захотела тоже, и мы не прогадали.

С. КОРЗУН: Ну, что желаем, чтобы у всех Ваших детей сложилось, и возвращаемся, наверное, к музыке. Тает время просто фантастически. Не так много времени остается. Я просто хочу привести еще одно высказывание о Вас. Мы обращались к разным людям. И это тоже Ваш коллега, Вы его упоминали, композитор Владимир Дашкевич.

ВЛАДИМИР ДАШКЕВИЧ: Максим человек открытый, благородный, очень мелодичен. И основная его сила в богатстве интонаций. Скажем, все знают его песню "Я водяной, я водяной". Но если кто-нибудь захочет посмотреть, как в этой маленькой, казалось бы, совершено шутливой песенке, сколько в ней интонаций, то получится где-нибудь 5 или 6 интонаций. Т.е. мало кто замечает эта удивительная емкость интонационная. И из-за этого его песни такие долгоживущие и такие энергетически сильные.

С. КОРЗУН: Напомню, что это мнение Владимира Дашкевича. Тоже такой…

М. ДУНАЕВСКИЙ: Спасибо.

С. КОРЗУН: Разговор, по интонациям вроде как игрушка, междусобойчик для тех, кто понимает. Я этому возвращаюсь.

М. ДУНАЕВСКИЙ: А что, я должен сказать, что это понятно абсолютно для музыканта, я попробую объяснить для слушателя, который, может быть, не совсем хорошо понимает, о чем речь. Потому что ему сегодня преподносят хиты. Буквально на одной интонации, на одном мотивчике. Интонация имеется в виду…

С. КОРЗУН: Т.е. интонация, мотив почти идентичны.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Это может быть не только мотив, это может быть какое-то созвучие. Это может быть характер. И вот мой отец, например, он говорил всегда. Никогда не будет популярной, долго, во всяком случае, не выдержит популярной песня, если в ней один ход есть, один мелодический какой-то ход. Лучше, если в ней два. Ну а совсем хорошо, если в ней хотя бы три. Вот сейчас об этом Дашкевич и говорит как раз Володя. Что действительно выживают те песни, которые имеют несколько каких-то внутренних ходов. Они могут быть очень простые. И незаметные для слушателя. Но они цепляют, и ты сам не знаешь, когда слушаешь, что тебя зацепило. Первый, второй, или третий ход. Потому что один зацепит меньшее количество людей.

С. КОРЗУН: Если Вы знаете столько о том, откуда берутся хиты, почему не каждая песня Ваша становится хитом?

М. ДУНАЕВСКИЙ: О, да, здесь рассчитать почти невозможно. На самом деле это очень серьезная вещь. И опыт здесь не помогает. Вот, казалось бы, столько времени уже опыт мой существует, и вот сегодня, например, я написал, 12 новых песен для фильма "Возвращение мушкетеров", который скоро выйдет на экраны. Сначала кинотеатров, а потом телевизионная версия. 12 новых песен, которые исполняют и Михаил Боярский, Антон Макарский, и другие молодые исполнители. Мне там кажется, что я очень долго пристреливался, готовился, мне кажется, что там найдены какие-то сегодняшние интонации, которые могут зацепить слушателя. Станет ли это хитом, супер хитом, что-то из них, я точно могу сказать, не знаю. "Пара, пара, порадуемся", правда, я писал с четким нацелом на хит, но что он станет таким всенародных хитом, я этого не ожил. Этого не ожидал. Я писал, просто нужно было в фильме написать хит. Вот я на него нацеливался. Это не сразу родилось. Хотя мелодия достаточно быстро. Но со стихами нужно, чтоб все это увязалось, с исполнителями, здесь много всяких компонентов, которые делают песню хитом. И рассчитать все это заранее очень тяжело.

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский. Еще одно мнение. На этот раз режиссера Вадима Абдрашитова.

ВАДИМ АБДРАШИТОВ: Он абсолютный творец, я считаю его одним из замечательных кинокомпозиторов и композиторов вообще. А что касается вклада, талантливый человек, который что-то делает на радость всем нам, это всегда огромный вклад, причем вклад не в искусство, а вклад в нашу жизнь. Я не представляю, что бы делал старший Дунаевский сегодня. С большим трудом представляю, что бы происходило с Максимом в 20-30-40-е годы. Времена, в которые творили то поколение, это поколение, настолько разные времена, это просто было принципиально другое время. И вообще говоря, принципиально другое пространство для творчества. Но не искусство. Искусство оно всегда. И я думаю, что Максим с большим правом, я бы сказал, вполне обосновано носит эту выдающуюся фамилию.

С. КОРЗУН: Это был Вадим Абдрашитов. Тяжелая шапка Мономаха?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Шапка тяжелая. Тяжелая. Но я вот родился психически абсолютно нормальным, уравновешенным человеком. Теперь можно это сказать. Мне Юлий Гусман, кстати, сказал это однажды. Когда у меня сгорела дача отцовская, кстати, сгорела из-за того, что из-за газовой аварии на нашем участке дотла, и я приехал в Москву, обездоленный, лишенец так сказать, и мне звонит утром Юлий Гусман. Мы еще молодые были тогда совсем. И он говорит: Макс, ты мне обещал билет в Большой театр, ты можешь мне достать? Я говорю: сейчас, Юлик. Подожди. Я сейчас перезвоню в кассы Большого театра, своему знакомому и будут билеты. Через некоторое время мы созвонились, я говорю: Юлик, есть два билета в Большой театр, как ты меня и просил. Он говорит: а почему у тебя такой грустный голос? Я говорю: да, в общем-то, ничего такого особенного, но сегодня ночью сгорела моя дача. И я еле сам оттуда выбрался. Такая была пауза длинная. Он сказал: да, говорит, я тебе, как доктор-психиатр, а он психиатр по профессии, могу тебе сказать – у тебя психика стопроцентно нормальная. Вместо того, чтобы послать меня куда подальше, ты мне достаешь еще билеты. Так вот я думаю, что именно эта психика не позволила мне замкнуться на этой теме, что я ношу ту же фамилию. И мало того, даже и в тех же жанрах работаю. Я ведь вначале пытался работать в других жанрах. Симфоническом жанре, в классических жанрах в музыке. Потом все равно пепел класса, как говорился, позвал, и я нырнул в те же жанры, что и отец. И вот представьте себе, что я об этом, кроме вопросов журналистов, сейчас я не задумываюсь никогда об этом. Как тот самый бородач, которого спросили, куда он кладет бороду, когда спит, на одеяло, или под одеяло. Он думал 2 недели, не мог заснуть, и умер от бессонницы. Понимаете, вот когда меня не спрашивают, я об этом и не думаю даже.

С. КОРЗУН: Максим Дунаевский, гость программы "Без дураков". Последняя минута у нас остается. Вопрос у меня такой будет. Вот Вы завтра утром проснетесь. Рано, кстати? Вы рано просыпаетесь?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Нет, поздно. Я очень поздний.

С. КОРЗУН: Чем будут заниматься? Сядете музыку писать? Смотреть телевизор, книжку читать, пойдете куда-то, поедете?

М. ДУНАЕВСКИЙ: Я Вам скажу так. Музыку я не пишу по часам. По расписанию. И не пишу, когда приходит вдохновение. Я пишу, когда это необходимо, нужно, когда я чувствую, если это заказ, то понятно, его надо выполнять к определенному сроку, и тогда надо каждый день работать. Если это не заказ такого рода, то все равно я пишу тогда, когда я почувствовал какое-то определенное желание подойти к роялю, хотя я за роялем пишу очень редко. И завтра у меня какие-то деловые есть встречи. В театр я завтра поеду. В театр Луны, где будет ставится в этом году "Мэри Поппинс" мой мюзикл. И вечером буду встречаться там тоже с друзьями, завтра в основном деловые встречи, но связанные с творчеством.

С. КОРЗУН: С интересом ждете каждый день? Под короткий ответ.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Ну, в общем-то, да.

С. КОРЗУН: Спасибо. Пусть так и остается. Максим Дунаевский, композитор, был гостем программы "Без дураков" на "Эхе", удачи Вам.

М. ДУНАЕВСКИЙ: Спасибо.