Александр Журбин - Без дураков - 2008-07-30

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами Сергей Корзун генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе Москвы", и мой сегодняшний гость, мой старший коллега по радиоэфиру Александр Журбин. Александр Борисович, добрый вечер.

АЛЕКСАНДР ЖУРБИН: Добрый вечер. Для меня большая честь, что Вы меня так называете.

С. КОРЗУН: В отличие от меня Александр Борисович еще кое-что умеет. Он никогда не учился игре на рояле, как говорит легенда, но, тем не менее, зарабатывает себе на жизнь именно этим.

А. ЖУРБИН: Ну, и этим тоже.

С. КОРЗУН: Он никогда не учил английский язык, но в силу того, что 12 лет провел в США, да и сейчас туда наведывается, говорит на нем лучше, чем на любом другом иностранном.

А. ЖУРБИН: Это правда.

С. КОРЗУН: Вот Александр Журбин, прошу любить и жаловать. Поскольку Вы радиоведущий, то да, в общем, и тему, наверное, не надо придумывать. О чем бы Вы хотели поговорить? О чем Вы никогда не говорите в своих программах.

А. ЖУРБИН: Да, о чем хотите. Знаете, я на самом деле, когда я не ведущий, а ведомый, я с удовольствием отдаюсь на волю ведущего и готов говорить на любую тему. Конечно, мои темы, круг моих тем – это все-таки культура, там вот музыка, литература, театр, кино. Но впрочем все, что Вы хотите.

С. КОРЗУН: От другого тоже не будем отказываться. Вот Ваши друзья и коллеги, которых мы опрашивали, они говорили о Вас только приятные вещи. Наши слушатели наговорили тут гадости по интернету.

А. ЖУРБИН: Нормально.

С. КОРЗУН: Ну, будем замешивать. Такой замес. Микс сделаем. Как ди-джей такой определенный. Ну, давайте, начнем тогда с Вашего режиссера "Московской саги" и Дмитрий Борщевский.

ДМИТРИЙ БОРЩЕВСКИЙ: Я думаю, что Саша выдающийся кинокомпозитор, но к моему глубочайшему сожалению больше всего Саша любит на свете музыку для театра. И, невзирая на все мои убеждения Александра отдавать главные свои силы кинематографу, его истинность душевная, глубочайшая преданность находится в области театра. Но, тем не менее, мне кажется, Саша в кино сделал немало, а за его работу совместную над фильмом "Московская сага" я очень ему благодарен.

С. КОРЗУН: Напомню, что это был Дмитрий Борщевский. Вообще успех музыкальный "Московской саги" этой мелодии, сравним, наверное, с "Орфеем и Эвридикой". Что для Вас ценнее? То, что было написано в возрасте 29 лет? Или вот несколько лет назад?

А. ЖУРБИН: Ну, Вы знаете, в общем, я люблю все свои произведения. В этом нет ничего удивительного.

С. КОРЗУН: Естественно.

А. ЖУРБИН: Но, конечно, успех музыки к "Московской саге" был совершенно поразительный. И я честно сказать, сам этого не ожидал. Знаете, ну, когда работаешь над фильмом, ну, какая-то может быть, песня, какая-то мелодия, ну, думаешь, ну, хорошо бы, чтобы это кто-то расслышал. Но далеко не всегда это случается, поскольку я уже опытный кинокомпозитор. У меня было около 60 фильмов. Я написал эту музыку. Думаю, ну, хорошо. Ну, вдруг когда она начала звучать в эфире, и когда на эту музыку люди, как говорится, улицы пустели, и когда песня"Тучи в голубом" из этого фильма вдруг просто завоевала сердца и умы многих и многих людей до сих пор, это было для меня абсолютным сюрпризом и огромной радостью.

С. КОРЗУН: Т.е. неожиданность. Есть у Вас вещи, которые Вам нравятся больше, и по Вашим ощущениям должны были ну точно хитом стать, а вот не становились в такой степени, как некоторые другие.

А. ЖУРБИН: Ну, понимаете, это очень на самом деле интересная тема. Вот что становится хитом, а что нет. И предсказать это практически невозможно. И более того, я бы сказал так. Что вот когда ты очень хочешь написать хит и очень стараешься, и вот все продумано, аранжировка заказана такому-то, студия такая, певец, и как правило, ничего не получается. Это перекликается со словами Бродского, который сказал что-то в таком духе, что все, что написано с расчетом на вечность, никогда вечным не бывает. А то, что написано просто для себя, то-то как раз и становится вечным.

С. КОРЗУН: Ну, что-то есть такое любимое, что еще не официально признано, скажем так.

А. ЖУРБИН: Есть, конечно. Вообще, надо сказать, ну, я не знаю, неудобно о себе говорить. Но мое как бы наследие, скажем так, ну, что я написал. И действительно очень много написано. Например, мною написано 40 произведений для музыкально театра, только мюзиклы.

С. КОРЗУН: А сколько поставлено из них, кстати?

А. ЖУРБИН: Поставлено, наверное, 36.

С. КОРЗУН: Т.е. даже не половина, а значительно больше.

А. ЖУРБИН: Значительно больше. Но все-таки есть не поставленные произведения. И меня это очень нервирует. Потому что я не могу пробить их постановку, при моем, казалось бы, положении, что все знают и все театры. Вот что-то не получается. Не получается и все. И меня это ужасно злит, что у меня есть не поставленные произведения.

С. КОРЗУН: Александр Журбин, гость программы "Без дураков". Известно, что Вы пишите легко. Вот садитесь просто и пишите. И музыка появляется, да? Ну, Вы говорили об этом в каком-то интервью. Не знаю, может, лукавили.

А. ЖУРБИН: Нет, нет. Я действительно. Вы знаете, у меня есть такая, ну, вообще, есть, грубо говоря, разделить можно музыкальное творчество на две ветви – моцартовская и бетховенская. Моцарт писал без черновиков. Он писал сразу набело. Сразу писал партитуру, и всегда получалось замечательно. Бетховен писал с огромным количеством черновиков. Он бесконечно перечеркивал, еще вариант, еще вариант. Он терзал себя. Вот если сравнивать, я не сравниваю себя с Моцартом. Поверьте, но по стилю…

С. КОРЗУН: Скорее, Амадеевич.

А. ЖУРБИН: Да, да. Но я принадлежу все-таки вот к этой первой ветви композиторского творчества. Потому что я давным-давно себе внушил такую вещь. Я считаю, что это все Бог послал. Вот то, что я написал, послал Бог. Ну, не то, что я там считаю, что я напрямую…

С. КОРЗУН: Т.е. потом не правите Божественное творение.

А. ЖУРБИН: Нет, не правлю. Почти никогда не правлю. У меня нет никаких вторых редакций и все. Когда-то мне Дмитрий Дмитриевич Шостакович, у которого я консультировался, и который тоже был такой моцартианский человек, у него тоже практически тоже не было эскиза. Он всегда писал все набело и сразу. И он мне сказал. Он мне сделал замечание какое-то по поводу моей музыки, что вот здесь бы вот хорошо. Я говорю: ну, что исправить? Он сказал: исправьте в следующем произведении. Это мне так понравилось. Ну, это произведение не получилось, напишу следующее и там исправлю.

С. КОРЗУН: Александр Журбин. Ну, в общем, практически все коллеги о Вас говорят хорошо. Вот еще г-н Дашкевич. Послушаем.

ВЛАДИМИР ДАШКЕВИЧ: Александр Журбин один из самых замечательных композиторов России, и скорее всего и всего мира, потому что русские композиторы последних лет явно выходили на самый высший мировой уровень. Если в чем отставали, так это в рекламе и в пиаре. Особенно это относится к его опере по Достоевскому "Униженные и оскорбленные", которую, на мой взгляд, может и должна поставить каждая оперная сцена России. Там есть, что петь, там есть, что играть. Это и замечательное и по мелодичности и по остроте мысли сочинение.

С. КОРЗУН: Напомню, что это слова Владимира Дашкевича, который тоже был гостем этой программы.

А. ЖУРБИН: Спасибо, Володя. Если он слушает. Мне очень приятно это слышать от коллеги. И вообще от коллег дождаться добрых слов довольно трудно.

С. КОРЗУН: Вот я об этом хотел спросить. Больше зависть в Вашей среде присутствует. Зависть, ревность. Моцарт, Сальери сразу.

А. ЖУРБИН: У нас пока никто никого не отравлял, мне кажется.

С. КОРЗУН: Ну, как говорят, и Сальери Моцарта совсем даже вроде как и не травил.

А. ЖУРБИН: Вообще, на самом деле, отравление – это некий такой символический смысл. Никто не отравлял буквально. Но вот так символически говоря, очень многие друг другу отравляют жизнь. Это вообще это довольно принято в профессиональной среде. Вы знаете, я не хотел бы жаловаться на профессиональную свою среду. Вообще, композиторство это дело очень одинокое. И никто ни с кем не советуется, не встречается. Ну, существует Союз композиторов. Он до сих пор существует.

С. КОРЗУН: Как профсоюз или как?

А. ЖУРБИН: Честно сказать, я не знаю. Я, в общем, редко там бываю. И я думаю, что многие мои коллеги редко там бывают. Там есть какая-то свой какой-то набор людей, которым, наверное, это выгодно или интересно.

С. КОРЗУН: А там есть какие-то денежные средства в Союзе композиторов.

А. ЖУРБИН: Думаю, что нет.

С. КОРЗУН: Доплата к пенсии, поддержка тех, кто уже…

А. ЖУРБИН: Не знаю.

С. КОРЗУН: Т.е. Вы не отчисляете туда в Союз композиторов ничего? Или взносы платите какие-то?

А. ЖУРБИН: Нет, плачу, плачу. Какие-то настолько мизерные, типа там 100 рублей в год.

С. КОРЗУН: Почтовые марки наклеить, поздравить с Новым годом.

А. ЖУРБИН: Вообще, я член пяти творческих союзов. В этом смысле довольно уникально. Но член Союза композиторов, естественно самый первый союз, в который я вступил. Я очень ряд, что я член этой организации, но помощи ни материальной, ни скажем так, ну, там творческой я от них не получаю.

С. КОРЗУН: А в президиум пойти?

А. ЖУРБИН: В президиум чего?

С. КОРЗУН: Союза композиторов.

А. ЖУРБИН: Нет.

С. КОРЗУН: А Вы чего-нибудь возглавляете, кстати, из этих организаций?

А. ЖУРБИН: Вы знаете, нет.

С. КОРЗУН: Насколько я помню, в Общественной палате вроде как не числитесь.

А. ЖУРБИН: Да, нет, знаете, в какой-то момент моей жизни я был общественно активен.

С. КОРЗУН: Это в какой это, интересно?

А. ЖУРБИН: Ну, вот до отъезда в Америку. Да, там я…

С. КОРЗУН: Перестройка, Горбачев.

А. ЖУРБИН: Да, я там был в разных жюри, а разных конкурсах. Все время сидел. Потом в Америке я занимался все-таки в основном своей карьерой, и своим, можно сказать, выживанием. А когда я вернулся сюда, я понял, что главная моя задача, и если говорить высокопарно, главное, ну что ли поручение, которое я имею в своей жизни – это написать музыку. Как можно больше, и как можно лучше. И я сейчас занимаюсь практически исключительно этим.

С. КОРЗУН: Поручение, миссия. Вы ощущаете в себе эту миссию?

А. ЖУРБИН: Да, думаю, что каждый творческий человек в себе это ощущает. И если не ощущает, значит, он не творческий человек.

С. КОРЗУН: А какой музыке Вы отказываете в праве на существование? Сейчас приведу фрагмент из сообщения, по интернету пришло от Олега, он подписался "слушая музыку". "Вспоминаю светлые перестроечные годы, прямые эфиры, телемосты, телепорты. Был встреча Вашего гостя с молодой аудиторией, где он менторским тоном внушал разные гадости про хэви мэталл. Дальше. Прошли годы, мне 41 год, и я все так же с наслаждением слушаю металл. Недавно был на уже престарелых, но пышущих адским жаром "Джудас прист". Прекрасно обходясь и с Бахом, Бетховеном, Верди ну и т.д. Но дело не в этом. Поняли ли маэстро, что в искусстве ведь не важен стиль, не столь важно течение, здесь главное значение играет откровение".

А. ЖУРБИН: Ну, это хорошее письмо. И я, кстати говоря, отлично помню. И даже не одна у меня была. Я действительно, пожалуй, и сейчас противник такого вот хэви металла и группы "ЭйСи/ДиСи" и "Кисс" и там вот эти самые "Айрон мэйдон", и что он там называл? "Джудас прист". Я знаю все это.

С. КОРЗУН: Противник активный? Или просто сами это не слушаете?

А. ЖУРБИН: Нет, я просто сам не слушаю. Я не борюсь с ними. Это смешно было бы. Ну, я просто высказываю свое мнение. Я имею на это право, я надеюсь. Просто это не моя музыка. Это музыка мне чуждая. И, кстати говоря, ну, когда я это говорил, я был довольно молодой. И я люблю "Дип перпл", я люблю Лед Зеппелин, я люблю "Пинк Флоид", обожаю. Это тоже рок группа. И тоже мощные рок группы. Но вот тяжелый металл такой, примитивный, на мой взгляд, это все-таки достаточно примитивная музыка. Я ее не люблю. Понимаете, я композитор из консерватории. И мое ухо…

С. КОРЗУН: А сын Ваш Лева, тоже композитор, музыкант, он не прошел мимо этой музыки? Или прошел? Или Вы его уберегли?

А. ЖУРБИН: Ну, я думаю, что я его уберег. Он любит разную музыку, в том числе и рок музыку он любит. Но опять же у него ну, извините, у него ухо изысканное. У него очень тонкое ухо. И я надеюсь, что у меня тоже тонкое ухо. И с таким ушами воспринимать вот всю эту в общем громко несущиеся на тебя примитивную, подчеркиваю, музыку, потому что она, как правило, очень квадратная, очень такая построенная на банальных и повторяющихся бесконечно рифах и остенатах, которые меня лично раздражают. Ну, не заводит меня это, ну, извините.

С. КОРЗУН: А шансон? Еще одно сообщение Сергей, студент из Челябинска: "Страна, в которой половина жителей слушают шансон, вряд ли когда-нибудь будет жить благополучно и справедливо". Аж, философское обобщение.

А. ЖУРБИН: Да, да.

С. КОРЗУН: Русский шансон, что за явление с точки зрения музыки?

А. ЖУРБИН: Как зовут человека, который написал?

С. КОРЗУН: Сергей.

А. ЖУРБИН: Вот соглашусь с Сергеем полностью. Вы знаете, тут интересная вещь. Шансон, под этим словом все совершенно конкретно в России понимают…

С. КОРЗУН: Блатняк скорее.

А. ЖУРБИН: Да, вот именно, блатняк, блатные, тюремные, уголовные песни. Есть же какой-то анекдотик такой. Ну, не анекдотик, наверное, быль. приходит человек, говорит: у Вас есть шансон? Продавец его ведет: вот стоит Азнавур, Жак Брель. Да, нет, говорит, мне блатняк надо. Вот это называется у нас шансон. Понимаете, я противник этих песен, причем надо понимать, что я… На самом деле хороший настоящий фольклор уголовный, там та же "Мурка", тот же "Гоп со смыком" это настоящие песни, это оригинальные песни. Это песни, написанные в определенное время талантливым народом. Я не знаю, есть ли у них автор, не важно. Но, в общем, это уже памятники, можно сказать, культуры. Вот и я не отрицаю их и даже люблю. Но то, что делают вот сейчас наши новоделы. То, что не буду называть имен, хотя я их знаю. Но не буду никого в эфире поносить.

С. КОРЗУН: Т.е. из современного шансона ничего не приемлете.

А. ЖУРБИН: Ничего.

С. КОРЗУН: Абсолютно. Т.е. в то время тогда незапамятное время могли писать до нашего с Вами рождения, а сейчас уже не могут.

А. ЖУРБИН: Просто понимаете, ну, если считать наших бардов, если считать, я не знаю, Кима шансоном, нормально. Если Олег Митяев, например, который, по-моему, даже работает на радио "Шансон", нормально. Это хорошие песни, качественные и поэзия и стихи там. Другое дело, что я небольшой любитель вообще в принципе авторской песни. Она для меня как-то закончилась на Высоцком, Галиче и Окуджаве. Как-то дальше этого я не пошел. И сейчас у меня нет даже настроения слушать новых. Но что касается вот этих псевдотюремных песен, понимаете, когда вот наши эти авторы и композиторы в кавычках и поэты в кавычках сочиняют песни, построенные на очень примитивных гармонических последовательностях, и на очень примитивных мыслях, что там охранник там на вышке стоит, а тут иду и курю сигарету. Ну, по-моему, это ужасно. Это псевдо, понимаете. И такой шансон я ненавижу.

С. КОРЗУН: Александр Журбин, гость программы "Без дураков" на "Эхе". Ну, давайте вот вопросик этот. "Орфей и Эвридика", Вам 29 лет, да, звездный час наступил. Еще поговорим, а может, не поговорим. Сумасшедшие гонорары. Потом сложились. Из Питера в Москву переехал Александр Борисович. Еще поговорим о жизни. И первая Эвридика Ирина Понаровская. А вот Сергей Коченев из Елабуги спрашивает: за что на Вас так обижена Ирина Понаровская? Она подозревает, что Вы выдавали чужие песни за свои.

А. ЖУРБИН: Ну, честно говоря, вот чего никогда в моей жизни не было, у меня были удачи, были не удачи, были взлеты и подъемы, и падения, естественно, как у всякого творческого человека. Но я никогда ни одной ноты, которой я…

С. КОРЗУН: Их всего 12, чего там.

А. ЖУРБИН: Да, ни одной ноты из 12 не выдавал, если я ее сам не сочинил. Понимаете, и это все я не знаю, откуда. Я всегда к Ире относился хорошо, но потом мне доложили разные люди, что она обо мне плохо говорит. И где-то даже плохо написала. Хотя именно я ей дал свою первую, ну, ее вернее первую песню "Мольба", которую она пела в Сопоте. И эта песня принесла ей гран-при. И эта песня до сих пор пользуется успехом. Уже не в ее исполнении. Она уже не поет, она уже не выступает. У нее уже, по-моему, нечем петь. Ну, я не знаю, за что она на меня обижена, я никогда ничего плохого ей не делал.

С. КОРЗУН: Вы обижаетесь, сердитесь? Или что Вы испытываете в отношении тех людей, которые о Вас говорят плохо?

А. ЖУРБИН: Ну, Вы знаете, мой принцип такой. Этот принцип я вычитал у Николая Михайловича Карамзина. Карамзин сказал так: все читать, ни на что не отвечать. Я все читаю. Обо мне, я знаю, и в интернете масса гадостей. Как ,впрочем, про всех. Ну, просто про всех. Значит, все эти ЖЖ я терпеть не могу. Пусть на меня сейчас обидится весь ЖЖ. Ну, потому что это какая-то всемирная помойка. Это грязь, грязь, грязь. Я читаю. Я читаю, я не ленюсь, я открываю. Если мне говорят, что обо мне появилась плохая статья, я ее тоже читаю.

С. КОРЗУН: С компьютером на ты, все, что нужно находите.

А. ЖУРБИН: Да.

С. КОРЗУН: А все читаете, что о Вас написано? Т.е. набираете Журбин Александр Борисович. И что там Гугл, Яндекс или кто там Рамблер выдаст?

А. ЖУРБИН: Да, ну, вы знаете, там выходит около 100 000 статей, но все я не в состоянии прочитать, но основной материал я читаю. Я знаю, есть какие-то злобные люди, которые, как правило, скрываются за псевдонимом. У меня есть мой собственный сайт, который мне пришлось даже закрыть гостевую книгу, потому что там вдруг полилось такое количество нечистот, что мне пришлось его временно закрыть. Ну, это нормально, Вы знаете, мы живем в открытом мире, я приемлю и хулу и похвалу спокойно, и не оспариваю глупца.

С. КОРЗУН: Анатолий, инженер из Петербурга. "Уважаемый Александр Журбин, композитор, прошу Вас хотя бы кратко рассказать, как к Вам в гости приходила автор танго "Беса ме мучо". Неужели это правда? Вы счастливейший человек, я Вам завидую белой завистью".

А. ЖУРБИН: Это правда, это действительно удивительная история. Но у нас есть, сколько у нас?

С. КОРЗУН: Ну, сейчас начнем, потом доскажем.

А. ЖУРБИН: Ну, очень быстро скажу так. Однажды, действительно, мне раздался звонок из РАО, тогда назывался ВОАП. Из авторского общества, и сказали: к Вам придет некая композиторша…

С. КОРЗУН: Еще Вы в Москве были, не в Нью-Йорке.

А. ЖУРБИН: Нет, это было в Москве. Я был в Москве. Мне позвонили и сказали: знаете, к Вам придет какая-то мексиканская композиторша. Я сразу понял, что ее некуда девать. Знаете, было лето. Хренников был отпуске. Я не знаю, кто там еще. Кобалевский. Это было достаточно давно. Решили, сплавим ее Журбину. Ну, привели какую-то действительно тетку. Тетка пришла с таким ридикюлем большим. Знаете с такой большой черной сумкой. Эта деталь важная. После чего тетка сказала. Ну, мы стали разговаривать. С переводчиком. Что Вы написали? Я сказал, что я написал. Я говорю: а Вы чего написали? Она говорит: да я очень мало написала. Я говорю: ну Вы к фильмам писали? Нет. А к театру? Нет. А что же Вы написали? И тогда она села к фортепиано и сыграла: бэса ме, беса ме мучо. Я говорю, минутку, это же народная песня. Как это так? И потом она существует лет 100 или 200. Она говорит: нет, это я написала. Я говорю: а как Вас зовут? Она сказала: меня зовут Консуэло Веласкес. И тут я ахнул и упал на колени.

С. КОРЗУН: И долго-долго целовали подол платья.

А. ЖУРБИН: А детали потом я продолжу и расскажу, что было потом.

С. КОРЗУН: Александр Журбин в программе "Без дураков" на "Эхе". Прервемся на новости.

НОВОСТИ

С. КОРЗУН: Напоминаю, что мой сегодняшний гость композитор Александр Журбин. И он начал рассказывать историю про то, как сама Консуэло Веласкес вошла к нему и сыграла так мягко присев у рояля "Беса ме мучо". Черная сумка еще там была. Не забыли про черную сумку?

А. ЖУРБИН: Да, да. Сейчас дойду до черной сумки, но прежде всего, я хочу сказать, что я действительно упал на колени, поцеловал ей руки и сказал: извините, я не знал, что это Вы, это Вы. И действительно, на самом деле, человек, сочинивший только одну такую мелодию это гений. Потому что эта мелодия живет и будет жить 200 лет. Потому что это целый символ целого континента Латинской Америки, а может быть, всей испаноязычной части человечества. Ну, мы посидели, поговорили. Даже у меня есть запись на кассетный магнитофон тогда. Мы вместе с ней поиграли в четыре руки ту же самую "Беса ме мучо". У меня до сих пор эта запись хранится. Ну, интересная история с сумкой. Эта сумка стояла у меня на рояле. Потом она взяла эту сумку и ушла. На следующий день звонит мне тот этот знаковый, который привел ее. Ну, из ВААПа. Говорит, слушай, ну, все, спасибо, молодец, хорошо принял нашу гостью. А, кстати, насчет, ты знаешь, там была история на таможне. Говорю: а что такое? Ну, когда мы ехали обратно, то в Шереметьево вдруг ее тормознули. И мы не понимаем что. Ее завели в какую-то даже специальную комнату, долго с ней разговаривали. Потом все-таки вышли. И мы спрашиваем, а в чем дело? Говорит: понимаете, в чем дело. Дело в том, что в этой ее черной сумке находились бриллианты на сумму примерно там 40 миллионов долларов. А в чем дело? Оказывается, эта самая безумная Консуэло Веласкес, она не доверяла никаким банкам в мире. И все свои деньги, она покупала бриллианты, а бриллианты возила с собой. У нее маленький бзик такой. Значит, на ночь она эти бриллианты прикручивала цепочкой к руке и спала вот так с этой самой сумкой. И, в общем, такая вот история.

С. КОРЗУН: От Александра Журбина. А чего приезжала сюда? Просто по обмену опытом, поучиться?

А. ЖУРБИН: Что-то в этом роде.

С. КОРЗУН: Союз композиторов устраивал?

А. ЖУРБИН: Такие визиты были достаточно обычной вещью в советские времена. Приезжали какие-то как говорили, прогрессивные композиторы. Она была, очевидно, прогрессивной, ее сюда пустили.

С. КОРЗУН: Да. Александр Журбин, родился в Ташкенте. Не узбекский гражданин? Гражданство то по рождению получили?

А. ЖУРБИН: Нет, к сожалению, нет.

С. КОРЗУН: А что так не запрашивали, наверное?

А. ЖУРБИН: И не запрашивал, и очень давно не был в Ташкенте, о чем страшно жалею. Это город, я не только там родился. Но и прожил там достаточно большой период жизни.

С. КОРЗУН: Почти 20 лет, насколько я понимаю по биографическим данным.

А. ЖУРБИН: Всю юность. Да. Я жил там достаточно долго. Ну, потом уехал. И, в общем, так получилось, что очень давно там не был. Город, говорят, конечно, очень изменился. Вообще, страна другая там совсем.

С. КОРЗУН: А как оказались Ваши родители там? В эвакуации?

А. ЖУРБИН: Конечно.

С. КОРЗУН: Война. Ташкент – город хлебный, помним.

А. ЖУРБИН: Мама поехала в эвакуацию. Папа был где-то там на войне, на фронте. А потом он приехал в Ташкент. И вот в 40, не скажу, в каком году я родился. Я скрываю свой возраст.

С. КОРЗУН: Уже пришло время скрывать. Мы тут без дураков. Сейчас вытянем по косвенным данным.

А. ЖУРБИН: Интернет же он же все. Достаточно нажать кнопку, и там все написано.

С. КОРЗУН: Да естественно, а я уже нажал кнопку, у меня написано. Ну, не хотите, и я не скажу тогда. Какие воспоминания о Ташкенте? Тепло?

А. ЖУРБИН: Самые лучшие. Два.

С. КОРЗУН: Арбузы, дыни, друзья или что?

А. ЖУРБИН: Да, да, все вместе. И знаете что, я вот мальчик из провинции. И я вот очень этим горжусь. И более того, я считаю, что именно это сыграло колоссальную роль в том, что я сделал. У меня с самого начала, вот когда я был в Ташкенте, меня отдали учиться музыке, семья у меня была не музыкальная.

С. КОРЗУН: Причем еще рояль, помнится, не могли купить, поэтому с виолончели начали. По струнам, по струнам.

А. ЖУРБИН: Именно так. Купили виолончель. Я стал на ней учиться. И ну почему-то во мне уже с 10летнего, с там 11летнего возраста было какое-то ужасное честолюбие. Мне хотелось, во-первых, хотелось в столицу. В Москву. Никаких шансов не было, у меня не было никаких ни связей, ни денег, ну, ничего. Мне ужасно хотелось.

С. КОРЗУН: Родители помочь не могли, будучи инженерами.

А. ЖУРБИН: Никак абсолютно. Ну, те, кто жили в провинции в то время, знают, что выбраться, поменять свою жизнь практически невозможно. Т я жил в Ташкенте, служит там в армии. Меня взяли в армию. К счастью, в музыкальные войска. Я там служил в ансамбле песни и пляски.

С. КОРЗУН: На виолончели?

А. ЖУРБИН: На виолончели, да. И потом уже стал руководителем какой-то эстрадной группы, дирижировал, играл на рояле. Ну, в общем, какая-то жизнь развивалась. Но мне очень хотелось в Москву. И вот когда мне все-таки удалось, я переехал в Москву, поступил сюда в институт Гнесиных и учился здесь композиции у очень хороших учителей. И тут во мне такое провинциальное упорство, такое упрямство, желание завоевать город, эту страну, вот это очевидно сыграло. Если бы я родился в Москве у каких-нибудь таких благополучных родителей, которые, может быть, ничего бы и не было. Вот это вот сыграло роль.

С. КОРЗУН: Потом еще был питерский период. Почему дальше поехали учиться в Питер?

А. ЖУРБИН: А в Питер, знаете, в то время Питер был, ну, я был всегда очень такой человек литературный, не только музыкальный, но и литературный. Меня всегда интересовала литература. А Питер в то время, не знаю, я попал случайно, конечно, тоже такая, в общем, везение, счастье, счастливый случай. Я попал в круг людей, ну, там жил тогда Бродский. Он потом, правда, в 72 или 71 году он покинул Питер, но все-таки я его еще застал. Но кроме Бродского, там был Рейн, там был Найман, там Уфлер, там был Лосев, там был Довлатов. И всех этих людей я там был Барышников тогда еще жил. Это был колоссальный культурный центр тогда Питерский. Это до сих пор вот та культурная группа дает о себе знать повсюду. И я волею судьбы случайно познакомился с одним, познакомился с другим. И со многими из них у меня оказались отношения на всю жизнь. И я страшно благодарен своему питерскому периоду. А кроме того именно там я написал "Орфея и Эвредику".

С. КОРЗУН: И после этого уже победителем вернулся Александр Борисович в Москву.

А. ЖУРБИН: Да, это правда.

С. КОРЗУН: Правда, оставив свою первую семью там в Питере.

А. ЖУРБИН: Ну, знаете, у всех бывают ошибки. Моя первая семья длилась не очень долго. И в общем, ну я это расцениваю, как ошибку.

С. КОРЗУН: Встретил упоминание о том, что Вы с сыном от первого брака очень долго не виделись. Или это уже не так?

А. ЖУРБИН: Нет, это так, и более того, я думаю, что мы уже, ну, не знаю, конечно, как сложится. Но, в общем, мы практически чужие люди с моим первым сыном. Я думаю, что мы уже никогда видаться не будем. Тем более, что он живет за границей. Вы знаете, на самом деле, ведь на Западе считается так, что сын или отец это не тот, кто родил биологически, физически, а тот, кто воспитал. Я его не воспитывал. Когда ему было три года, мы расстались. С тех пор практически не виделись. Мы виделись 2 раза в жизни, я пытался восстановить отношения, но ничего не вышло. На сегодняшний день, когда ему, сейчас вспомню, 34 года. Он совершенно взрослый человек. У него уже была семья, ну, я даже не в курсе. Но мне уже даже и не интересно. Может быть, он биологически мой сын, скорее всего. Но вот как бы идеологически он совсем другой. Мне уже не интересно.

С. КОРЗУН: А со Львом отношения тесные?

А. ЖУРБИН: Да.

С. КОРЗУН: Он все-таки живет постоянно сейчас в США, насколько я понимаю.

А. ЖУРБИН: Ну, Вы знаете, с ним у нас очень тесные отношения. Не просто тесные, а теснейшие. В основном у моей жены. Моя жена Ирина Гинзбург, она просто вот, что называется, дышит на своего сына, которому уже тоже 30 лет. Но она просто вот каждый день с ним час обязательно беседует, где бы она ни находилась. Или она, или он, все равно они беседуют час. Я, конечно, так долго не беседую, но у нас очень добрые и теплые отношения, благодаря некоему техническому изобретению. Сейчас я буду рекламировать…

С. КОРЗУН: Телефонную связь по интернету?

А. ЖУРБИН: Скайп. Все, наверное, знают, что такое скайп. Те, кто не знают, то узнайте.

С. КОРЗУН: Ну, те, у кого друзья на больших расстояниях, те пользуются, это правда.

А. ЖУРБИН: Это замечательная вещь. Т.е. я у себя дома, или там где бы я не находился, на большом экране, т.е. на мониторе своего компьютера, я вижу своего сына, вижу его жену. Они мне все там показывают, и я им показываю. Это удивительная вещь присутствия. Такое впечатление, что мы все время рядом. И это счастье. В общем, мы каждый день разговариваем по скайпу.

С. КОРЗУН: Внуки то уже есть, нет?

А. ЖУРБИН: Нету. Внуков пока.

С. КОРЗУН: С некоторой грустью как-то в голосе. А что хочется понянчить еще?

А. ЖУРБИН: Хочется.

С. КОРЗУН: Правда что ли?

А. ЖУРБИН: Я уже готов. И мы с женой как раз говорили, что мы готовы стать бабушкой и дедушкой, но, к сожалению, сами себе внуков мы сделать не можем.

С. КОРЗУН: А когда Ваш был маленький, времени ему много уделяли? Там концерты, поездки, постановки в различных городах? Это все жизнь в общем, ну не совсем гастрольная, но, тем не менее.

А. ЖУРБИН: Да, конечно, моя жизнь всегда была разъездной. Да и жена моя со мной часто ездит. Но нет, мы очень всегда тесно были связаны с моим сыном, с нашим сыном, и я очень его люблю. И он очень талантливый мальчик. Кстати говоря, я рад доложить слушателям "Эхо Москвы", что он очень сейчас делает такую хорошую карьеру в хорошем смысле слова в Америке. Он пишет музыку, он играет, у него свой ансамбль. Он очень успешно выпускает свой второй диск. В общем, он идет по моим стопам, но мне кажется, что он пойдет гораздо дальше.

С. КОРЗУН: Но в сторону Росси он не смотрит.

А. ЖУРБИН: Вы знаете, как. Ну, он, конечно, в России чужой, в смысле, он иностранец. Он приедет сюда, у него нету здесь деловых связей. У него нет здесь контактов. В Америке у него телефон звонит каждые 5 минут. Его куда-то приглашают, что-то написать, что-то сыграть. Здесь, конечно, он, если бы вдруг приехал, ему было бы ну начинать с начала фактически. Хотя он всегда говорит, если бы вдруг мне предложили какую-то работу в России, или какой-то интересный контракт или что-то, он бы, конечно, приехал. Он очень любит Россию.

С. КОРЗУН: Слышал историю про Ваше знакомство, ну, читал на самом деле Вашими словами совместное интервью было с Вашей женой, как Вы познакомились, как что. Ее отец сказал, да забери ее, наконец. Я глубоко женат, он сказал. Ну, мой брак любви не помеха, или что-то в этом роде было такое.

А. ЖУРБИН: Вы это знаете, замечательно, да.

С. КОРЗУН: Причем аналогичная совершено история, она зеркальной была и с Вашей супругой. Она же тоже была замужем в то время.

А. ЖУРБИН: Да, она была замужем, и я был женат.

С. КОРЗУН: Тем не менее, сколько, страшно сказать, сколько лет поэтому мы и вычислим Ваш возраст. Сколько лет Вы вместе.

А. ЖУРБИН: Ну, это можно сказать, 31-й год пошел нашей официальной совместной супружеской жизни. И действительно это одно из самых больших счастливых в моей жизни везений, что я встретил мою жену Ирину Гинзбург Журбину.

С. КОРЗУН: Она же еще и музыкой, по-моему, занималась. И писала даже что-то.

А. ЖУРБИН: Нет, она пишет все-таки стихи в основном.

С. КОРЗУН: Стихи.

А. ЖУРБИН: Она занималась, там у нее дома стояло пианино, благодаря которому я мог прийти домой и сыграть что-то и ее очаровать. И ее родителей. Вот пианино очень помогло. Кстати, это пианино до сих пор у нас дома стоит здесь в Москве. Хотя у меня есть уже два других больших рояля. Но это пианино…

С. КОРЗУН: Белый и черный?

А. ЖУРБИН: Коричневый и черный. Но Вы точно чувствуете. Но все-таки вот это пианино стоит, и я на нем очень люблю играть. Оно как такой ну амулет, сувенир, не знаю, как это сказать. В общем, память.

С. КОРЗУН: А жену заставили отказаться от самостоятельной карьеры? Дома посадили, готовь…

А. ЖУРБИН: Нет, она совершено не готовит. Она другой человек. Она, кстати, она писательница. Она сейчас выпустила книжку года два назад, она называется "Без поблажек". И книжка пользуется большим успехом. А сейчас буквально в сентябре месяце будет презентация ее следующей книжки, второй книжки, она называется "Игра слов". И посвящены эти книжки, ну, в общем, ее жизни и нашей жизни. Она рассказывает и обо мне, и о нашем сыне, и о себе. По-моему, это очень интересно. Во всяком случае, всем нравится.

С. КОРЗУН: Да, еще и тексты нескольких песен. Т.е. у Вас было совместное творчество. Было или до сих пор продолжается? Да, мы даже недавно впустили пластинку нашу общую, где Ира поет, музыка моя, на альте играет наш сын. Ну, в общем, такое. Называется эта пластинка "Вот теперь какая я". И, в общем, это наши общие песни, наше общее творчество. По-моему, это очень красиво.

А. ЖУРБИН: Напомню, Александр Журбин, гость программы "Без дураков" на "Эхе Москвы". И Геннадий Гладков, Ваш коллега.

ГРИГОРИЙ ГЛАДКОВ: Александр Журбин – человек удивительного тепла, энергии и созидания. Там, где он сразу весело, сразу дружеская кампания, это человек – солнце и такая же у него музыка. У него удивительный композиторский почерк и свой стиль. Это стиль мюзикла. Это стиль, в котором традиции русского водевиля, оперетты, американского мюзикла. Если вспомнить мою юность, то я, как многие мальчишки моего поколения, все советское не любил. Для нас открытием был мюзикл, который исполняли ансамбль "Поющие гитары" Александра Журбина, который назывался "Орфей и Эвридика", вот это мы внесли в список вещей, которые надо посмотреть. И я очень ему за это благодарен, что он подарил мне веру в русское слово, в русскую поэзию.

С. КОРЗУН: Прошу прощения у Григория за то, что назвал его Геннадием. Григорий Гладков.

А. ЖУРБИН: Да, я смотрю, голос Гриши Гладкова, да. Но все равно я очень благодарен Грише Гладкову за теплые слова. Опять же от коллег не дождешься похвал, а тут вдруг вот. Спасибо Вам большое.

С. КОРЗУН: "Орфея и Эвридику" упоминают чаще, чем другие произведения до сих пор или нет?

А. ЖУРБИН: Понимаете, к сожалению, да, потому что ну Вы знаете, это как закрепится за кем-то.

С. КОРЗУН: Ну, как "Беса ме мучо".

А. ЖУРБИН: Ну, да, она пыталась писать. Знаете, Михаил Светлов "Гренада". Он написал 2 тома стихов. Понимаете, "Гренада" и все. Очень часто так бывает, что что-то одно увяжется за человеком. На самом деле я, конечно, очень люблю свою оперу "Орфей и Эвредика". Но я написал с тех гораздо более мощные сочинения, гораздо более значительную музыку. И сейчас пишу. Ну, вот закрепился за мной "Орфей". Ну, я не возражаю. На самом деле, когда меня даже так называют – наш Орфей. Красиво.

С. КОРЗУН: Так скромно, просто, в общем с некоторым вкусом даже. Армен Медведев.

АРМЕН МЕДВЕДЕВ: Александр Журбин, он, во-первых, очень талантливый человек. Во-вторых, он из тех, кто стал пытаться в нашей музыке прокладывать новые какие-то пути, новые жанры осваивать. И он пионер в области мюзикла и замечательный при этом мелодист.

С. КОРЗУН: Армен Медведев. Про мюзиклы. Мюзиклы Ваша любовь?

А. ЖУРБИН: Да, мюзиклы моя любовь. И я, в общем, на самом деле являюсь таким проповедником, я не знаю, промоутером, если говорить иностранное слово, этого жанра в России. Но, увы, последнее время я как-то немножко ну что ли сник, потому что вот ну там на протяжении 30 лет я говорю мюзикл, мюзикл, я написал когда-то "Орфей и Эвредика" и с тех пор написал еще массу произведений…

С. КОРЗУН: А идет все шансон, шансон. Вы говорите – мюзикл, мюзикл. А идет шансон.

А. ЖУРБИН: Никак, знаете, и отношение в России к мюзиклу по-прежнему какое-то такое ну вот как к какому-то примитивному такому и такому исключительно развлекательному жанру, что совершенно неправильно. Вот я Вам подарил диск своей "Владимирской площади". Ну, по Достоевскому. Это серьезное, на мой взгляд, серьезное такое глубокое, большое произведение. А некоторые, вот один критик меня потряс. Умный человек, кстати говоря. Он вдруг сказал в одном где-то написал в статье, что мюзикл это что-то вроде что-то стриптиза. Ну, понимаете, на стриптиз с женой пойти неудобно. Ну, как же с женой идти. А на мюзикл можно. Такая в общем, своеобразная форма стриптиза. Что абсолютно неправильно. Мюзикл может быть очень серьезный.

С. КОРЗУН: Когда лучше было для серьезной музыки время? В советские времена или сейчас в пост перестроечные?

А. ЖУРБИН: Это очень хороший вопрос, на который очень сложно ответить. Как ни странно, советская власть хорошо относилась к хорошему искусству. Ну, звучало много классической музыки, я не имею в виду август 91 года, когда звучало "Лебединое озеро", Нет, действительно звучало…

С. КОРЗУН: Но только выпускали неохотно, но здесь, пожалуйста, давали играть, да.

А. ЖУРБИН: Да, играли много. И классическая хорошая музыка, хорошая литература, хороший там театр. Ну, много было хорошего. Понимает, нельзя зачеркивать все, что было при советской власти. Я лично много вспоминаю с большой теплотой. Но, конечно, сейчас свободнее. Конечно, сейчас любой может написать все, что угодно. Но будет ли интерес? Когда была премьера произведения Шнитке, любого, или Губайдуллина, или Денисова, или каких-то вот таких, то толпы людей собирались. Понимаете, Большой зал консерватории конная милиция охраняла, чтобы люди прорывались на премьеру произведения Шнитке. Сейчас, ну я не знаю, что, любое произведение любого композитора вялый интерес. Никому не интересно. Современная музыка потеряла вот то центральное место в духовной жизни.

С. КОРЗУН: В Америке по-другому?

А. ЖУРБИН: В Америке, ну, понимаете, там воспитано огромное поколение людей, которые любят музыку.

С. КОРЗУН: Там ломятся на новые оперы? На симфонии? Или все-таки ограничен круг тех людей, которые интересуются?

А. ЖУРБИН: Он, конечно, не может быть очень большим. На современную оперу, или на современную симфонию, конечно, но понимаете, зал там стабильно полон. Там не бывает, чтобы там была треть зала. Если мы идем в Карнеги холл, если мы идем в Эвери фишер холл, там будет полно. На хорошем концерте, если играет хороший оркестр, хороший дирижер, хорошая музыка, будет полный зал. Если будет три концерта, будет три полных зала. Понимаете, у нас на одном концерте может быть полный зал, на следующем пол зала, а на следующем вообще не проданы билеты. У нас нет вот этой стабильной аудитории. Она не воспитана. Вернее, было прервана традиция. Особенно в 90-е годы очень сильно поломали эту традицию. Сейчас надо воспитывать заново.

С. КОРЗУН: Ну, смотрите, кино вроде поднялось. Тоже говорили, что в кино никто не ходит и деньги жалко на это и лучше смотреть ломанные диски какие-нибудь. Что-то еще поднялось же. Музыка серьезная поднимется?

А. ЖУРБИН: Театр поднимается. Серьезная музыка пока, к сожалению, находится в том самом депрессивном состоянии. Но мне кажется, что придет время. Потому что на самом деле серьезная музыка, академическая музыка, она хранит в себе бездонную красоту и бездонную мудрость. И я уверен, что придет время, когда будут ходить люди на эту музыку.

С. КОРЗУН: Александр Журбин в программе "Без дураков". А что еще в советское время было лучше, чем сегодняшнее? Ну, понятно, как молоды мы были, естественно. Лучше собой.

А. ЖУРБИН: Да. Онегин я тогда моложе и лучше качеством был. Да, ну, вы знаете что. Конечно, там было много плохого. И этот идеологический пресс, который мы все испытывали, да, он был очень жесткий. И, в общем, это всегда зависимость человека творческого от того, что скажет начальство. Это нельзя, это не пропустят, это играть не будут. Рок музыку запрещали, я это по себе знаю. И мою рок оперу пришлось переименовать в зонг оперу. А ведь это смешно, но это осталось таким историческим курьезом. Даже единственная в мире зонг опера, потому что ее переименовали. Но понимаете, но, тем не менее, если говорить все-таки о хорошем, был отбор. Все-таки не пропускалась явная халтура. Не пропускалась непрофессиональное владение музыкой или словом. В общем, сидели люди профессиональные. Понимаете, какой-нибудь там сидел Юрий Сергеевич Саульский. Там сидел Ян Абрамович Френкель. Они не пропускали халтуру. Они не были идеологические люди. Они следили за тем, чтобы профессиональный уровень…

С. КОРЗУН: По худсоветам все-таки ностальгируете так слегка.

А. ЖУРБИН: Понимаете, не по цензуре. Но Вы поверьте мне, что в Америке очень жесткий худсовет, но он не в смысле идеологии.

С. КОРЗУН: Простите, а там как? Там денежно, или как может работать худсовет.

А. ЖУРБИН: Очень просто. Ну, Вы приносите музыку на какую-нибудь на рекординг лейбол. Там тоже, там он сразу попадет в отдел, который называется Эйэнарт, где заведуют репертуаром. И Вы придете к этому человеку, и он послушает, скажет: нет, Вы знаете, это не наш уровень. Ну, то что у нас говорят не формат. Ну, не формат это и значит, что это не соответствует нашим стандартам. Это совершенно нормальная вещь.

С. КОРЗУН: А у нас почему не работает тогда?

А. ЖУРБИН: Потому что…

С. КОРЗУН: Народ что ли другой? Что Вы хотите сказать, Александр Борисович?

А. ЖУРБИН: Я хочу сказать, что, к сожалению, у нас вот в 90-е годы сложилась очень такая жесткая коррумпированная система. Если говорить о поп музыке, об эстрадной музыке. Сложилась такая что несколько человек, не будем называть имена, они всем и так известны. Они диктуют свою как бы позицию, диктуют там каналам телевизионным каналам, радиоканалам, музыкальным журналистам и все. Они являются диктаторами.

С. КОРЗУН: Есть некоторый заговор, монополизация.

А. ЖУРБИН: Это не одна группа, а несколько групп людей, скажем так. И все певцы должны петь песни определенных авторов. И все аранжировщики, все дизайнеры, все имиджмейкеры, все работают вместе. И новому человеку прорваться практически невозможно. Вот что обидно. Понимаете, очень много молодых, талантливых людей не могут прорваться, потому что они вне вот этой тусовки.

С. КОРЗУН: А в быту? Ну, т.е. собственно и в советское время зарабатывали неплохо. После успеха "Орфея и Эвредики" какие-то там сумасшедшие деньги чуть ли не 10 000 рублей в месяц капало.

А. ЖУРБИН: Было такое.

С. КОРЗУН: Потом вроде сократили. Потом вроде сократили, потому что коллеги якобы обзавидовались Вам.

А. ЖУРБИН: Ну, это просто даже был специальный приказ Министерства культуры. Что оперу "Орфей и Эвредика" оперой не считать. У меня даже где-то есть этот текст.

С. КОРЗУН: Ну, и сейчас, насколько я понимаю, вы тоже живете неплохо, зарабатывая на жизнь честным куском хлеба…

А. ЖУРБИН: Нормально.

С. КОРЗУН: В быту вот есть ностальгия по чему-то такому, что было в советские времена? Или все-таки сейчас так получше?

А. ЖУРБИН: Нет, сейчас, конечно, получше. Сейчас получше. Сейчас, ну, одна из главных прелестей того, что мы сейчас живем, мы все-таки живем в государстве, из которого можно в любой момент уехать и в любой момент…

С. КОРЗУН: Хороший комплимент государству, из которого в любой момент можно уехать.

А. ЖУРБИН: Вы можете уехать свободно из Франции, из Англии, из Америки. Из любой свободной страны Вы можете свободно уехать и свободно вернуться, что немаловажно. И сейчас мы живем в России, которая именно так устроена. Мне это очень нравится, понимаете, если Вам не хватает, я не знаю, альпийского курорта в России, ну, нет альпийского курорта. Вы едете в Альпы и наслаждаетесь альпийским курортом. Если Вам холодно в Москве зимой, Вы едете…

С. КОРЗУН: Или летом.

А. ЖУРБИН: Или летом, кстати, как сейчас. Если Вам холодно, то вы едете на Багамы или там на Сейшелы или Мальдивы.

С. КОРЗУН: До Турции тут быстренько сгонять на пару дней.

А. ЖУРБИН: Или просто до Турции, да. В общем, сейчас, конечно, гораздо лучше. И во всех смыслах гораздо лучше. Но зарабатывать деньги не стало легче. Зарабатывать деньги по-прежнему трудно, и всюду трудно зарабатывать. И в Америке трудно, и в Англии, и во Франции, всюду.

С. КОРЗУН: Александр Журбин. А за что Вы животных не любите. Утверждают, что не любите совсем. Дома не держите.

А. ЖУРБИН: Я Вам скажу честно. Я к ним равнодушен. Вот я равнодушен к животным. Я считаю, что где-то замечательную недавно прочел фразу, по-моему, у Маркеса, у Габриэля Гарсиа Маркеса в романе, который называется "Любовь во время чумы", там есть такая фраза. "Люди, которые любят животных, очень часто ненавидят людей". Понимаете, я люблю людей.

С. КОРЗУН: Людей любите, правда?

А. ЖУРБИН: Да, я люблю людей, честно.

С. КОРЗУН: Нет, ну, глядя Вам в глаза, я верю, что Вы любите людей. Всех людей, сантехника, который…

А. ЖУРБИН: Нет, не всех, но люди мне интересны. Животные мне не интересны. Я их не понимаю. Ну, не понимаю их кодов, их повадок, не понимаю. Мне гораздо интереснее с людьми.

С. КОРЗУН: Т.е. ни рыбка, ни собачка, ни кошка…

А. ЖУРБИН: Ни попугайчик, ничего. Ну, нет у меня животных, нет у меня на них сил.

С. КОРЗУН: И ребенка, наверное, в зоопарк не водили, лишили его счастливого детства.

А. ЖУРБИН: Нет, я посмотреть зверей люблю. А вот держать их дома не люблю.

С. КОРЗУН: А каких людей больше всего любите?

А. ЖУРБИН: Ну, я естественно люблю близких людей. Я люблю свою семью. Я люблю своих друзей. У меня много друзей по всему свету. И я их люблю, я люблю людей честных. Я люблю людей образованных. Я люблю людей, с которыми интересно говорить. И я считаю, что не надо терять время на глупых людей. Этому научила меня моя жена.

С. КОРЗУН: А в кампании большие дружеские собираетесь там на шашлык? Потому что писали про Вас, что Вы такой, ну, скорее немножко так, что Вы немножко так в сторонке человек. Не любитель шумных больших кампаний.

А. ЖУРБИН: Ну, кампании редко, редко. Знаете, ну, на больших праздниках, на юбилеях, круглая дата. Когда вот ноль в конце, тогда надо собрать.

С. КОРЗУН: А еще два нуля лучше.

А. ЖУРБИН: Боюсь, не доживу.

С. КОРЗУН: Да, ладно Вам, Александр Борисович. Форму-то как поддерживаете спортивную?

А. ЖУРБИН: Да, вы знаете, просто хожу.

С. КОРЗУН: Т.е. не просто сидите.

А. ЖУРБИН: Не пью, не курю.

С. КОРЗУН: Т.е. перед роялем встаете и вокруг рояля несколько кругов…

А. ЖУРБИН: Круги вокруг рояля, да, да. Это очень помогает.

С. КОРЗУН: Да, не пьете сказали. А красное вино любите же, любитель. Вроде где-то было написано. Или как, в меру? Ну, это исключительно для здоровья немножко красного вина. Водка там для здоровья нет? Не идет никак?

А. ЖУРБИН: Ну, чуть-чуть, это мне не доставляет такого удовольствия. Немножко можно.

С. КОРЗУН: Т.е. дополнительных стимуляторов не нужно.

А. ЖУРБИН: Не требуется.

С. КОРЗУН: Александр Журбин, композитор и человек был гостем программы "Без дураков". Спасибо огромное, Александр Борисович за то, что пришли и рассказали о себе, надеюсь, все начистоту.

А. ЖУРБИН: Спасибо, Сергей. Все честно, спасибо большое.

С. КОРЗУН: Всего доброго. Счастливо.