Борис Краснов - Без дураков - 2008-03-19

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. У микрофона Сергей Корзун, генеральный продюсер радио "Бизнес ФМ" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхе" и мой сегодняшний гость Борис Краснов. Борис, добрый вечер.

БОРИС КРАСНОВ: Добрый вечер.

С. КОРЗУН: Вы, ну, конечно, культовый персонаж, поскольку сделали свою профессию культовой профессией. Пробиться непросто было?

Б. КРАСНОВ: Ну, конечно, непросто. Ну, во-первых, я сделал не только себе, не знаю, называется культовая, но, по–моему, всем, кто сегодня работает, по крайней мере, на эстраде, на телевидении, когда раньше даже не задавались целью делать то, что мы делали тогда, на рубеже 80-90-х, а сейчас, наверное, по крайней мере, уважают эту профессию, знают ее.

С. КОРЗУН: Вы же приехали в Москву. Ну, собственно в Ленкоме там где-то на вторых ролях, хотя уже были лауреатом какой-то премии украинской.

Б. КРАСНОВ: Да, государственной.

С. КОРЗУН: Государственной Украины.

Б. КРАСНОВ: Там такая ситуация была. Просто был такой потрясающий совершенно момент. Один из таких приятных моментов советской власти, это когда отправляли на стажировку за счет государства и с сохранением твоей зарплаты, которую ты получал, допустим в Киеве, допустим, в Киеве театр Леси Украинки.

С. КОРЗУН: А какая зарплата там, кстати была?

Б. КРАСНОВ: 156 рублей. Я помню четко и самое главное другое. Там 2 года спокойно у мастера, мастер был Шейнцис Олег, покойный ныне. И единственное, нам ставилось условие поставить спектакль под руководством мастера в театре, где ты стажируешься.

С. КОРЗУН: Ленком был.

Б. КРАСНОВ: Ленком, да. Но Шейнцис не очень давал кому-то ставить. Но это дело было его. Это была его вотчина. Но то, что благодаря тому, что у меня была все-таки корочка Ленкома, в которой была так тихонечко записано: художник-стажер. Так тихонечко внизу. Это, конечно, вало вход везде. От ресторана Дома актера, что не мелочь была в то время, когда нигде не поешь. Единственное место, где после 10 наливали, и кормили после спектаклей. Известный факт, кстати, к Горбачеву подошел в свое время Симонов Евгений Рубенович. Был такой момент, когда запретили после 10 продавать алкоголь в ресторанах. И сказал: а когда могут выпить артисты? До спектакля они не могут. Спектакль заканчивается в 10. И вот, кстати, по Дому актера было специальное распоряжение с 10 до 12 еще там можно было выпить. Вот.

С. КОРЗУН: Писали, что в подмосковных театрах подрабатывали. Ставили что-то.

Б. КРАСНОВ: Да, это великий абсолютно человек. Мне повезло с ним как-то встретиться. Это такой был Исидор Михайлович Тратаковский, который удивительной судьбы человек, который был многие-многие годы директором первого областного театра. Они помещались на 25-го Октября в церкви, что было само по себе довольно страшноватенько там. И он сам сидел в такой келье, высокий, статный еврей. Сидел в этой келье. Но он строил, кусок жизни положил на то, что построен был театр на Кузьминках. Только он его построил, тут же у него его и забрали. Но он не пропал дед, он был много-много вот последние 10 лет был директором театра Вахтангова. Вплоть до того, как Ульянов стал директором. Это он скончался Тратаковский. И сейчас, что интересно, сын его Володя директор театра Оперетты, Сосновский Сережа его ученик, ныне директор театра Вахтангова. И я, мы уже на протяжении 5 лет, как он скончался, мы выплачиваем стипендию двум лучшим студентам продюсерского факультета ГИТИСа, стипендию Тратаковского. Я считаю, что очень интересный момент, который всегда, знаете, поговорили на похоронах и забыли. А мы увековечили его имя. Вот вышла книга о нем. Это был удивительный человек, такой боец невидимого фронта, но которого уважала вся Москва.

С. КОРЗУН: В конце 80-х туго было? подрабатывали вот там в Подмосковных театрах или нет? Или ощущали себя достаточно комфортно или просто работали?

Б. КРАСНОВ: Ну, нет, было ощущение, во-первых, тогда очень много ездил. Мне в Москве не давали естественно ставить. И я ставил в Ярославле театр Волкова. Я ставил в Баку в русской драме, в Минске в русской драме. Кстати, для меня было абсолютным шоком, что с 89-го года уже 19 лет идет "Поминальная молитва" в моих декорациях в театре Янки Купалы. И в Витебске, в Киеве, не так много, меня там назад не очень хотели. Где еще ставил? В Свердловске, в Челябинске, очень много ставил спектаклей, в академических театрах. Ибсена, Писемского, Мамина-Сибиряка, ну, такие серьезные постановки. А я считал такой этап даже не подрабатывали. Подрабатывали мы, витрины на Петровке расписывали с ребятами. Много чего было.

С. КОРЗУН: На Арбате не рисовали, нет?

Б. КРАСНОВ: На Арбате нет, это лишнее. Там можно нырнуть и понравится, потом не уйдешь.

С. КОРЗУН: Вольница своя.

Б. КРАСНОВ: Теперь я уже с 94-го года я 14 лет смотрю в окно, где они рисуют. И где, кстати, этот бульдог Харламов стоял, анекдоты рассказывал. Ныне популярный артист. Он меня так достал. Я выбрасывал…

С. КОРЗУН: В окошко там помои или еще что-то…

Б. КРАСНОВ: Нет, не помои. Деньги. Вот особенно кришнаитам люблю.

С. КОРЗУН: только уходи, мужик.

Б. КРАСНОВ: Да, кришнаитам мы бросаем часто, чтобы ушли в сторону. И особенно, когда стоит какая-нибудь девочка со скрипочкой, это все, истерика. А ты работать должен, еще лето, когда открытые окна, поэтому мы всегда тут же какой-то гонорар определенный выплачиваем за то, чтобы перешли на 100 метров влево или вправо. Это у нас такое стабильно.

С. КОРЗУН: Борис Краснов на "Эхе Москвы". А проснулись Вы знаменитым в один день после "Рождественских вечеров с Аллой Пугачевой"? Или копилось? Или не почувствовали это как взлет?

Б. КРАСНОВ: Наверное, это как говорят в юриспруденции по накопительной. Статья такая. Ну, у меня были моменты такого признания, допустим, я в Артеке был в 12 лет. И я скрыл, что учился в художественной школе.

С. КОРЗУН: Чего это?

Б. КРАСНОВ: Ну, скрыл. Не хотел рисовать. Хотел играть в футбол, как все дети. Я знал, что меня сразу прикуют стенгазетой боевые листки делать там. Морская дружина в Артеке. Я скрыл. И только увидели в моем личном деле, в общем, что я художник. Меня разбирали на совете отряда. В общем, дружина, там кошмар. Но потом я нарисовал по поводу "Потемкина" броненосца чего-то такое, и в меня все девочки отряда влюбились. Это я помню очень четко.

С. КОРЗУН: Вы им всем ответили взаимностью?

Б. КРАСНОВ: Ну, нет, я пошел в футбол играть.

С. КОРЗУН: Не до девочек. Первым делом самолеты…

Б. КРАСНОВ: Да, я в футбол играл. А потом ну первый спектакль "Ромео и Джульетта" это в театре пантомимы киевском. Тогда было продвинутое движение. Вот сейчас Гедрюс Мацкявичус тоже ушел из жизни, великий человек. Тогда было несколько Шедекашвили в Тбилиси, Мишнев в Киеве, и вот Гедрюс. И т.е. там не было разговоров, можно было разговоров, можно было брать довольно продвинутую музыку там (НЕ РАЗБОРЧИВО), то тогда это был такой, знаете, как сказать, ну, центр молодежи, где собиралась молодежь. Вот спектакль идет, по-моему, до сих пор, при том, что первый раз шел пять сезонов, потом снова. Потому что тема вечная "Ромео и Джульетта" и музыка хорошая. Это было очень популярно. И вот я заходил в кафе и говорили: это художник "Ромео и Джульетта"… У меня первый раз мурашки пошли. Меня… А потом ну было, и "Русская драма" в Киеве, как-то уже знали все. Но, конечно, ты попадаешь в этот луч Пугачевой. Особенно в то время, когда представляете, сейчас представить, что на аншлагах 20 дней "Рождественские встречи". На аншлагах. Битковой "Олимпийский". Это же какой был интерес. Так что и, конечно, тебя уже не заметить не могли. И вокруг этого все крутится. Она, конечно, удивительно. Я до сих пор не могу понять до конца этот феномен. Он еще не изучен даже. Потому что настолько быть не народной и в то же время такой народной и вообще, И как-то все это…

С. КОРЗУН: Всех помните, кому представления ставили?

Б. КРАСНОВ: Ну, забыть не могу.

С. КОРЗУН: Анита Цой.

АНИТА ЦОЙ: Боря Краснов, родной, дрогой, близкий мне человек. Я с ним познакомилась в 97-м году, когда работала над первой своей шоу программой. С тех пор мое творчество по сей день пропитано, конечно же, памятью о нем, энергетикой этого человека. Импульсивный, яркий, эмоциональный. Сама фамилия говорит за себя. Краснов. Великолепный менеджер, великолепный организатор, потрясающий совершенно художник, и постановщик. Любой успех, который добивается Боря, прежде всего, связан с умением грамотно компилировать художественное видение, опыт гигантских совершенно масштабов и плюс великолепный менеджмент, которым владеет Борис. Я его обожаю, и должна сказать, что такие люди редкость на территории нашего Советского Союза бывшего.

С. КОРЗУН: Анита Цой. Прямо искусствоведческий анализ.

Б. КРАСНОВ: Ну, в принципе она сказала все, как я попросил, но практически точно. Если серьезно, то действительно был очень интересный концерт спектакль, наверное, первый в оперетте. Там были эти полеты, она улетала в небо. Полет, скалы сдвигались, раздвигались. но там был очень интересный ход найден. Там все задники, все картины строились на, даже не знаю, есть мэйл арт, не знаю, как конверт. А вот обратную сторону дисков. Они когда бывают цветные. Вот, допустим, представляете, там дисков 30 такая композиция. А вот на обратной стороне, это диски явно были, CD, а у них на обратной стороне весенний сад, или там город. И это все делалось, такая, я думаю, находка была интересная. Но по исполнению декораций, я считаю, ничего равного, трудно что-то равное найти, вообще, Потому что я и как бы те люди, которые исполняют декорации, может быть, которые даже ответвляются от нас, свое открывают дело. Равного по исполнению второй "Черный лебедь и храм", ой я забыл храм любви, вот там была сделана декорация, мы чисто сделали такую корейскую историю. Она привезла сумасшедший артистов из Кореи. Там и все остальное. Вот по качеству просто продукта я думаю, что ничего равного нет до сих пор.

С. КОРЗУН: Борис Краснов. А откуда взялась вообще фамилия Краснов? Она же не родная Ваша? Сценический псевдоним. Придумал кто-то?

Б. КРАСНОВ: Нет, это придумал, да, есть такой великий Женя Каменкович, прекрасный режиссер, который дал Фоменко и сам как режиссер работает. Это его отец дядя Женя Каменкович, такой, ну, потрясающий Киевский балетмейстер известный очень, покойный ныне. И Ирина Александровна Молостова, прекрасный киевский режиссер оперы и в "Русской драме" была главный. Вот они в моей судьбе большую роль. Женя был немножко старше, хотя мы дружили с детства. Молостова сказала уезжай из Киева, иначе пропадаешь. Она сказала, ну, в принципе, правильную фразу. При всей моей любви к родному городу, что этот город ни одному творческому человеку не принес счастья. По большому счету. Так и было. Если взять судьбы Виктюка, Генриха Майорова, Борисова, Луспекаева, Лаврова Кирилла, там можно перечислять и перечислять, кто кого как пасту из тюбика выдавили из Киева в свое время. И так как абсолютно меня не ставили в афишу, фамилия у меня была Ройтер. В переводе с немецкого, красный. Краснов. И вот дядя Боря – Краснов, перестань. Ты не выходишь на сцену, тебя никто не видит. Ну, меня нигде, вот просто забывали в театральном концертном Киеве, да, вот в аншлагах, в анонсах, в программках, в афишах. А потом, я помню, поставил Писемского "Хищники", была громкая премьера. Впервые за многие годы эта пьеса, она такая была сродни "Ревизору" очень острая, вот в 86-й год, и я поставил с Эриным Борисом Владимировичем моим педагогом, режиссером потрясающим, поставил этот спектакль, и уже в 86-м году я поменял фамилию на Краснов официально в ЗАГСе.

С. КОРЗУН: В паспорте Краснов, да.

Б. КРАСНОВ: В паспорте Краснов. И Роговцева даже ходила Ада Николаевна. Сказала: помогите нашему дурачку. Так она сказала мягко. А то, что просила Роговцева в 86-м году в Киеве, это было равно… приказу.

С. КОРЗУН: А ведь помните всех, кот из Киева вышел. Киев родной город?

Б. КРАСНОВ: Конечно, родной, родился там. Могу закончить. Просто Вы знаете, было очень интересно. Я помню, как сейчас. Зам. министра по фамилии Требушной, вообще фамилии были в Киеве сумасшедшие. Там был зав. отдела культуры одно время человек по фамилии Бесклубенко. А еще был такой зам. министра культуры, по-моему, Незаконнорожденный. Так вот Требушной, значит, был разбор спектакля. Вызывали министерство культуры после моего спектакля. И он вдруг сказал: помните, а Вас, Штирлиц, я попрошу остаться. И он сказал: (ГОВОРИТ ПО-УКРАИНСКИ). Подчеркнуто сказал он. Я остался. Он при мне набрал трубку в запорожский театр. Такому режиссеру Ярослав Головотюк. И сказал: товарищ Головатюк, а у меня для тебя хороший парень молодой, перспективный, Краснов фамилия, пиши. Краснов. Он три раза повторил. И это был спектакль "Так победим" Шатрова. Я получил госпремию Украины. Т.е. они настолько были рады, что я принял условия игры, в один момент. Поэтому я решил, лучше так, чем упираться. И еще один момент, что касается, помню я или не помню, я могу сказать одно. Что вот много лет помогал до последних дней Эрину Борису Владимировичу, моему, еще раз говорю, учителю. Я сейчас нового года начинаю стипендию Лидера Даниила Даниловича великого театрального художника, моего педагога. Будут получать два лучших дипломника театрального факультета киевского художественного института, тоже я делаю. А что касается Ады Николаевны Роговцевой, которая уже много лет не в театре, к сожалению, в виду каких-то жутких театральны интриг. Такая великая актриса. Она на ангажементе, снимается в кино. Вот сейчас ей было 70 лет, и мои друзья из Донецка, Донбасса, я попросил их, им дали возможность, серьезную, дали деньги на постановку юбилейного спектакля. И я считаю, что я должен был этому человеку помочь. Она сказала со сцены, что так мог поступить только сынок. Я считаю, что это поступки нормальные, элементарные, могу там помочь всему миру, или отблагодарить весь мир. Но есть люди, которые в жизни, если ты можешь им сделать в ответ что-то. Я считаю, что это просто обязательно. Тогда на этом вообще держится мир.

С. КОРЗУН: Борис Краснов на "Эхе" в программе "Без дураков". Так все-таки киевлянин или москвич?

Б. КРАСНОВ: Я думаю, москвич уже. К сожалению, москвич окончательный. Потому что вот когда было что-то среднее, вот в этом была моя такая….

С. КОРЗУН: Но паспорт российский.

Б. КРАСНОВ: Да. Я так получилось очень хитро. Так как я приехал в 87-м в Москву, я развал перенес в Москве. Я никогда не был гражданином Украины. Поэтому до в 92 году благодаря Марку Анатольевичу Захарову и Марк Борисовичу Варшаверу у меня появилась московская квартира прописка, в 92-м только. А в 96-м я стал гражданином России. А до этого у меня был все время паспорт СССР. Т.е. была такая история. А москвич потому что у меня уже замашки московские. Я не хожу на премьеры. Я пропустил последний спектакль Евстигнеева, когда жил в соседнем подъезде от МХАТа, Смоктуновского, Ефремова. Мы такое: завтра, завтра, завтра. Киевлянина…

С. КОРЗУН: А до этого не пропускали?

Б. КРАСНОВ: Киевлянином я не пропускал. Я успел посмотреть все, приезжая в Москву на несколько дней. Вот это, к сожалению, мое московское начало, вот поэтому или конец, не знаю.

С. КОРЗУН: Правда, чего-то пишут, что в Киеве с Вами даже водку не пьют. Чего там завидуют? Нет?

Б. КРАСНОВ: Водку? Да, нет…

С. КОРЗУН: Вы же в каком-то интервью говорили.

Б. КРАСНОВ: Был такой период, когда я вот…

С. КОРЗУН: Водку не пили, только горилку.

Б. КРАСНОВ: Начался шум вокруг меня, ну, такая история. Сейчас как-то мне все равно. Тогда же я приезжал к ним, как к родным. Я, как Дон Кихот, который снимал оковы. Я давал им опохмелиться, они там начинали разбирать, что я плохой. Не художник, предал театр, променял на Пугачеву. Ну, для меня было по киевским меркам начало 90-х, купить им ящик шампанского, это как, я не знаю, как в Москве сходить в Дом актера на котлету. Поэтому это были не деньги. Но я от всей души выставлялся, допустим, встречаясь в дни Киева там на Андреевском спуске. И такая была жаба в ответ. И я успокоился.

С. КОРЗУН: Киев стал столичный городом сейчас?

Б. КРАСНОВ: Думаю, да, становится. Ну, у них, понимаете, беда колоссальная есть одна. К сожалению, эта беда есть у Питера. А Питера в своем таком, я очень много бываю в Питере, очень люблю этот город, масса друзей. Но это постоянно в разговоре. По любому вопросу, который нужно говорить в Питере и в Киеве абсолютно точно. Это вот два города. Ни в Баку этого нет, ни в Тбилиси, у них свои марципаны. Вот два города. Вот что-то говоришь. А у Вас в Москве? Понимаешь, Вы можете повернуть. Вы же считаете себя мировыми центрами европейскими. Вы можете сравнить Мадридом, с Парижем, с Лондоном, нет: а у Вас в Москве? Вот ровно пока они и тот же Киев смотрят на Москву для сравнительного участка, это постоянно обречено на отставание. Вот если они развернут головы, может быть, в мир, они станут своеобразными самодостаточными городами. Вот это мое твердое мнение.

С. КОРЗУН: Борис Краснов в программе "Без дураков" на "Эхе Москвы". Вернемся после новостей через пару минут.

НОВОСТИ

С. КОРЗУН: И напомню, что мой сегодняшний гость культовый, российский сценограф и художник Борис Краснов. Борис, Вы украшаете богато, это известно. И многие вещи там в Афинах, Триумфальная арка, колонны и все прочее. Рискну предположить, что дома у Вас сплошной минимализм. Какие-нибудь циновки белые, или чуть серые стены. Нет?

Б. КРАСНОВ: Нет, у меня не минимализм как бы, но я могу сказать, у меня есть такая штука. Если даже меня зовут друзья многие, у меня какое-то есть видение пространства, я могу хорошо спланировать, это честно. А вот так сказать…

С. КОРЗУН: Архитектурные такие способности.

Б. КРАСНОВ: Нет, ну, мы очень много делаем. Квартиры, домовые объекты…

С. КОРЗУН: Как это? Опять же подрабатываете?

Б. КРАСНОВ: Ничего себе подрабатываем. Мы сейчас огромный зал торжеств в Баку по нашим эскизам.

С. КОРЗУН: А то я думал по квартирам ходите. С бригадой, молдаван берете, узбеков.

Б. КРАСНОВ: Пленных. Вот. Так я могу сказать, что, тем не менее, не могу сказать, что я занимался своей квартирой, абсолютно не занимался ни первой, ни второй. Даже если будет вот сейчас третья, есть такая надежа, могу поменять.

С. КОРЗУН: А чего это так сапожник без сапог, не занимаетесь. Или есть кому заниматься?

Б. КРАСНОВ: Ну, как, ну, занимается супруга. Но сказать так. Они были в отъезде. У меня семья жила за границей многие годы. Делал вот сам обе квартиры. Я могу сказать, Что я абсолютно декреативен в этом деле. Мне бы вот прийти… Вот у меня в подъезде живет Женя Болдин. Известный продюсер и бывший муж Аллы Борисовны Пугачевой. Так известен, как любимчик Пашка по песне. И вот мы дружим. Мы живем в одном подъезде. Он меня уговорил переехать в этот подъезд. Это невозможно. Его Жека мы называем. Жеке, Жека. Там Женя, Жека. Так я сказал, что я купил подъезд с Жеком. Вот он чисто вот все, все время нужно что-то сдавать. Все время надо что-то делать, все время. У него есть на это время. И потом у него такая железа эта творческая невыработанная. И он все время, он внизу устроил клуб общий. Там одну квартиру забрали под это дело. И все время что-то меняется, какие-то светильники, черный ход, какие-то… вот он все время. А мне бы доползти домой, футбол бы посмотреть. Раньше играл, сейчас смотрю. Вот хочется как-то абсолютно, настолько, наверное, самовыражаюсь на производстве, в работе, что мне абсолютно никакого нет желания дома этим заниматься нет.

С. КОРЗУН: А со спортом активным что совсем завязали? Много про Вас писали. Все виды спорта фактически, и баскетбол, и волейбол, и бадминтон. Чего только нет.

Б. КРАСНОВ: Бадминтон, да, я долго играл. Я могу сказать, ну, так я на отдыхе пытаюсь, но я понимаю одно. Раньше мне хватало лета, как бы там активно, и никогда не валяюсь, зарядиться на год. А сейчас, видно, возраст не тот, не хватает. Надо, наверное, чего-то…

С. КОРЗУН: А чего летом не работаете?

Б. КРАСНОВ: Летом работаем. Но все-таки летом когда-то и отдыхаешь. Это параллельно можно. Бывает хорошая работа в Крыму, скажем. Или в Юрмале какой-нибудь когда никогда. Кстати, "Новая волна" это я придумал это название. Даже первые декорации мои стояли. А сейчас уже не надо. Ну, это ладно.

С. КОРЗУН: Самый любимый проект? Не реализованный, наверное? Как говорят многие художники? Или есть любимчики среди…

Б. КРАСНОВ: Не могу сказать. Были такие интересные вещи, которые не реализованы, но их все равно не проживаешь, не прочувствуешь. Не можешь сказать, они любимые. Все-таки любимые, реализованные, наверное, такие моменты были. Причем там у меня как есть маленькие – вечер памяти Райкина в 90-м году в Доме кино. Когда я просто в фойе на леже в Доме кино повесил две шторы бархатные, отвернул атласную подкладку и поставил шур микрофон и луч света сверху, как будто Райкин, когда он отбрасывал центральный занавес и выходил. Вот есть такие проекты, которые очень такого стоят дорогого. Есть там ну как было 60 лет освобождения Освенцима. 2 года назад. Я считаю, это просто там было очень интересно. Я взял артистов из Польши, из Израиля, из России, на трех языках. Такие декорации, не побоюсь, а-ля Давид Боровский из "Шалом", когда все зреет из таких жутких вещей там с таким материалом сзади видео, они читали отрывки узников. А потом 44 главы государств были. А потом там даже Ющенко рассказывал, что его отец был узником Освенцима.

С. КОРЗУН: А для Вас что Освенцим?

Б. КРАСНОВ: Освенцим, ну, это страшная история. Конечно, когда я нырнул в материал. Мы где-то год готовили этот проект. Мы взяли по этим рельсам просто маслили, канаты положили на рельсы и зажгли. Они прямо горели там в крематории. Такое зрелище ночью снег шел, валил жуткий. Такой. А Освенцим, ну, это даже не обсуждается. Меня там удивляли многие вещи. Например, потому что они, почему они это все-таки делали, как душевую. Почему они газ, только при нагревании он давал этот иприт. Они чего-то, вот они все-таки думали об общественном мнении. Они все-таки, как и сталинские дела, они все-таки, никогда внешне не выдавали ничего. Эти тоже. Они так вот безбожно не уничтожали. Они уничтожали очень так продумано, целенаправленно и, думая, что о них скажут. Они просто не ждали, что так все, видимо, закончится. Но страшная история, конечно. Там такие материалы, когда касаешься этой темы. Вообще, что люди могли пережить, вообще, человечество.

С. КОРЗУН: По семье не проходила война?

Б. КРАСНОВ: Проходила. Это тоже коснулось Бабьего Яра. Потому что следующий проект, вот сейчас мы готовим это вот всемирный форум Холокост. Сейчас мы готовим 70 лет Хрустальной ночи, будет в Страсбурге. А следующее там в ООН готовится, в 10-м году проект большой уже по окончании темы "Холокост". Ну, как бы такой апофеоз. А вот был Бабий Яр в прошлом году в Киеве. И это, конечно, тоже был очень серьезный момент, а он связан с тем, что отец моей мамы, дедушка, которого я так и не знал, его видели последний раз, когда он попал в окружение, как военнопленный, его вели в Бабий Яр, увидела его секретарь, девушка. И она потом рассказала родным и моей маме, дочери. И у меня, 99%, что он в Бабьем Яру. Конечно, у меня было отношение к этому очень серьезным проектом. Шел в опере киевской. Там был такой, ну, у меня в финале была такая воронка, сделанная из такого странного совершенно грязи с металлом, с чем-то еще такая сетка, как воронка. И в оркестровую яму шел обрыв. Все главы государств говорили как на некой платформе. Вниз, что над пропастью, если не будем об этом думать… И а в конце у меня зажигалась внутри вся эта сетка. Там у меня было 300 человек массовки. Я подобрал на киностудии Довженко. И стояли там евреи, дети, военные, украинцы, все подряд. И когда зажигалось и пела Ира Мусаэлян из Ленкома это из поминальной молитвы, ой, ой, ой. И стояли все актеры, вот эта массовка, полторы минуты. Встал весь зал в ответ. Это, конечно, были полторы минуты.

С. КОРЗУН: Можно сказать, что я убежденный радист, хотя я работал на телевидении, и очень редко жалею о том, что здесь нет камеры и нет изображения. Потому что посмотреть на лицо Бориса Краснова, на его жестикуляцию, а Вы вот так и мыслите образами? Или так от разума идет, когда делаете, задумываете что-то? Или у Вас картинка стоит такая смутная? Потом она приобретает очертания.

Б. КРАСНОВ: Если серьезно говорить, есть два подхода методологии. Вот мой Лидер, педагог, он считал, что нужно сначала придумывать образ, а под него подбирать, допустим, материальную культуру человечества. Да, компилировать в этот твой образ. Потому что Шейнцис Олег говорил, что он считает, что вполне можно изучая культуру по данной теме, допустим, там Гамлет, можно вполне выйти на образ, наоборот. Ну, был такой Френкель, потрясающий художник. Он говорил, что я интуитивист. Тут единственное есть в этом прикладном виде спорта, сть одна тема. Ты можешь много говорить про свое вдохновение. Про моменты работы над образом. Но вот от методологии никуда не уйти. Потому что все равно некий момент, тебя может больше озарить, меньше озарить, есть очень удачные вещи, есть чисто такие, да. Скажем так, я не сказал бы ремесленные, но серьезные сколоченные профессиональные вещи, но они не поцелованные. Но ты обязан, потому что ты, как правило, завязан с людьми, завязан с процессом неким. Это и кино, и театр, и эстрада, и телевидение. И ты в какой-то момент должен, если тебя не пробило, не осенило, ты должен все равно у тебя должно хватить мастерства на определенном уровне сделать продукт. Это вот такая обязанность.

С. КОРЗУН: Вы сказали "ремесленность" с каким-то негативным слега оттенком. Ремесло для Вас такой оттенок и носит? Потому что многие начинают писать картины просто, ну, я не говорю уже о том, что там три года или 5 лет краски растворять для мастеров, готовить, смешивать. Но без, вот приходит человек, да, и начинает рисовать. Он замечательно поработал в другой области. И говорят, да, смотрите, как нарисовано. Там великий человек. Ремесло какую роль в Вашей жизни? Вы же собственно со школы, насколько я помню, вот в этом художественном творчестве. Уж не говорю о том…

Б. КРАСНОВ: С детского садика. Я во Дворец пионеров ходил еще до школы в студию лепки, рисования. Суть не в этом. Что я имею в виду ремесло? Что видно, когда, понимаете, видно, ну, вот по многим рабатам моих коллег на телевидении, на эстраде, особенно, когда это касается каких-то таких вещей довольно сухих, да, какой-то премии, там золота бизнеса…

С. КОРЗУН: Бизнес золота.

Б. КРАСНОВ: Да. Или там врачи века.

С. КОРЗУН: Век врачей.

Б. КРАСНОВ: Дипломаты столетия. Вот смотришь этот формализм, это даже не ремесло. Этот формализм, который происходит. Человек не задумался ни об ассоциативном ряде, ни о каком-то, понимаете, и это на чистом таком. Мое понимание ремесло, над которым нет флера такого, какого-то образа, творчества, какого-то конфликта, что так обязательно для театрального художника, например. Понимаете, все равно должен быть конфликт. Все равно должен быть… Это на театре, вообще, у Попова было написано, у великого режиссера было написано и педагога, что, допустим, режиссер – это мастер конфликта ,артист- мастер изображения. Все. Понимаете, и художник, безусловно, должен быть мастером конфликта, как режиссер. Не важно, чем он занимается. Он пишет картину, или делает декорации. Сегодня же декорации редко выступают, как театрально-декорационное искусство. Они выступают, как сценография. Она предполагает способ игры. Определяет конфликт в данной истории, в данной пьесе. Сегодня театр тоже имеет такую школу. Я не хочу. Я мало в театре работаю, хотя достаточно, вроде. Ну, все равно. Ну, сейчас, конечно, тоже великое поколение уходит. Конечно, вот Шейнцис, Боровский Давид, это просто это наш гуру. Это наш, как говорится…

С. КОРЗУН: Борис Краснов в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Борис, встречал Ваше утверждение, оно такое не очень лицеприятное, мягко говоря, об эстрадных артистах. Потому, что Вы, конечно, с ними работаете, естественно, но об их воображении, интеллектуальных иногда способностях, а с кем интереснее работать? Да мы и не будем сейчас там вспоминать. Я не буду из Вас вытягивать пароли, явки.

Б. КРАСНОВ: Я уже неоднократно говорил об этом. Я скажу быстро. Что касается, мне, сначала очень как-то моментами по ночам мучило по принципу, что бы сказала моя мама, знай, чем я занимаюсь. Когда я делал там "Монстры рока СССР", с Борей Зосимов и т.д. И мне как-то казалось, что я что-то предал, ушел от большого, светлого и великого. Когда театр постигли такие же передряги в начале 90-х особенно, и когда они были готовы зарабатывать чем угодно и как угодно, эти компромиссы в виде этих жутких пьес, Билл, там я не знаю, трахает Джона, или что угодно. Что только не бралось для постановок. В мятых штанах, в стоптанных туфлях, на стульях с инвентарным знаком играли спектакли по всей стране. И постепенно начал понимать, что ничего такого чистого, великого и главного этого Станиславского в крахмальной сорочечке в вортничке. Что есть все равно театр великих артистов там, и великого, или кому повезло с такой семьей, как у Захарова, да, с такой театральной семьей. Уметь так и в административном и в любом экономической передряге вокруг уровне выживать. Это просто вот повезло оказаться в этой компании. Я тоже был заражен вот этим умением жить, причем без такого компромисса. Я считаю, что Захаров редко шел на компромиссы в своей жизни. Поэтому театр это дело такое. Поэтому я защищаю даже эстраду, потому что эстрада никогда не позволит себе уж на таком звуке, на таком свете даже в самом, извините, в самой пырловке самой отработать. Все равно какой-то есть отношение к профессии в этом плане в технологическом. Что касается интеллектуального подхода. Понимаете, есть люди, заряженные на жизнь. Вот как Райкин говорил, когда он сдавал экзамен в театральный институт, там заходили люди, и сидели старики то поколение начала века. И говорили, что этот мальчик, или эта девочка на год, мальчик на неделю. Когда зашел Райкин и что-то показал, он вышел и глава комиссии, не помню, кто-то из стариков сказал: этот мальчик на всю жизнь. Так вот такие мальчики, как там Розенбаум, Леонтьев, на всю жизнь. Такие девочки, как Алла Пугачева, даже Ротару. Она же удивительно. Посмотрите, какое долголетие. Имеет своего зрителя. Все, не спорится, не обсуждается. "Машина времени". Какую нужно мудрость иметь, чтобы сохранить группу 35 больше лет. Это же никто даже не проанализировал мудрость Макаревича.

С. КОРЗУН: Только сейчас Лед Зепелин дошел до этого "Иглс", которые в этом году соединились.

Б. КРАСНОВ: Да, ну, они соединились, чтобы зарабатывать. Как, я считаю, не хватило мудрости тому же Хавтану с Сюткиным иметь "Браво" в той лучшей своей интерпретации. Они бы до сих пор работали, что не мешало бы им, как Макаревич дает свою жизнь Кутикову и всем остальным. Поэтому это удивительные примеры. Это Лева Лещенко, это ну, Кобзон, понятно. Есть люди, которые действительно, проживают жизнь. Зыкина. Все не понимают, я вот сказал одной певице молодой, довольно известной на некоторое время суток, я сказал, что почему ты вот в лирическом таком. Мы летели из Риги. Чего бы не посмотреть, Майя Криталлинская как работает, Анна Герман. Ее великий продюсер рядом с ней был, он сказал: да на фига это надо, когда это было? Я говорю: слушай, я учился в художественном институте, мы изучали Грецию, Рим, когда это было? Средние века, понимаешь. Это не нужно. Мы тут сами. Но это еще не худший вариант. Худший это вот эта новые эти фабрики. Интересная, вообще штука, и почему сейчас так востребованы старики. Я вот быстро про фабрики много говорено, переговорено. Я сказал, что недавно, мне очень понравилось, хочу повторить. Что они пассажиры. Пассажиры в наше время в молодости считались, что они нахлебники. Они не нахлебники. Они пассажиры, потому что они абсолютно. Они едут в машине красивой, и все требуют славы. Чепчики бросают, цветы, поклонницы, шум, гам, тарарам, станции, гостиницы, все есть. Они не знают, куда они едут, они не знают, как вести эту машину, они не знают, где ее заправить, где повернуть, где найти запчасти и вообще. Их можно в любой момент вышвырнуть, они ничего этого не знают. Киркоров знает, как заправить машину, где повернуть, и что делать. Вот это вот удивительная судьба у этих бедных ребят. Потому что они абсолютно не воспитываются, как личность, они абсолютно... поэтому ничего и не происходит с ними. Ну, есть какие-то выживают группы, как "Фабрика", ну, енская... Потому что такие собрались девчонки более-менее упертые. А так, конечно, это очень печальная история. Поэтому сегодня у Малежика довольно такого персонажа, отколовшегося от мира эстрады, живущего своей жизнью, у Малежика по 20 концертов в месяц. Потому что они хотят слушать песни, люди хотят артистов нормальных. Я уж не говорю про более серьезные "Машина времени" вообще практически невозможно их пригласить. Они настолько расписаны. И мне вот мы с Макаревичем говорили недавно в Сургуте, встретились там по одной теме. И он сказал: еще пару лет "Фабрики", и мы старики можем уйти на покой. Потому что настолько востребованность. Малинин востребован, Долина востребована, Митяев просто на разрыв. Люди хотят личности, люди хотят глаза, мысли, это, кстати, и это очень свойственно, прежде всего, нашей стране.

С. КОРЗУН: И мы тут недавно с Макаревичем встретились, вот в этом эфире, он тоже как раз по поводу его политического… ну, не политического выступления, а факта выступления там на Красной площади в день выборов. О, как на него набросились. Вы ж тоже ставили политические действия. Ну, День Москвы, ну, тоже политическое, в конце концов.

Б. КРАСНОВ: Не, ну, я не могу, я не сильно замечен в этом деле.

С. КОРЗУН: Не особо, не особо, я большой список видел. Да, там, в общем, так немножко. Оформление первомайской колонны, по-моему, или на 9 мая колонны районной было.

Б. КРАСНОВ: Нет, это было 850 лет Москвы. Я делал, по-моему, от Северо-западного округа. Я делал, по-моему, тема была "Метро". У меня ехали станции метро очень красиво сделанные, и полукружием такие ехали вагоны. Сюткин пел "42 минут под землей". Это была тема "Метро". Я, знаете, в этот 5-го сентября, когда я сидел и смотрел вот эти действия на Красной площади, это было 5 сентября 87 года. В этот день мне позвонили из Афин и сказали: почему ты не с нами? Мы выиграли Олимпиаду. Я умудрился грекам сделать все это. Как я украинцам делал чемпионат Европы презентацию. Как я рад России, родной уже для меня стране послужил в плане Сочи, такие были удары. Мы действительно их, благодаря, безусловно, конечно, и президенту, я видел это своими глазами. Поэтому у меня такой… Я думаю, у Андрюши тоже не верноподданнические отношения, тут есть история, которая, мы, наверное, из той плеяды людей, которые, пойдем, если честно. Первая половина 90-х, когда еще шла такая борьба, и, казалось, не известно, кто, мне такие деньги предлагали коммунисты за предвыборную компанию, я даже разговаривать не хотел. Потому что мне настолько чужда эта идеология, я на нее не работал и до революции…

С. КОРЗУН: А для "Единой России" сделаете?

Б. КРАСНОВ: Ну, как заказ, да, понимаете, это даже не необходимо, ко мне даже не приходят, потому что знают, видимо, я должен сделать что-то острое, настоящее, сейчас борьбы нет, так спокойно все, без ажиотажа. Но я могу сказать откровенно, что вот я в ночь с 1 на 2 марта был в Киеве. Скажу откровенно. И 2 утром вернулся, в концу дня поехал. проголосовал, но, например, меня можно было в ночь с 1 на 2 марта подводить итог 8 лет пребывания нашего президента. Я услышал такие какие-то вещи, какие они хорошие, а какие мы замолкшие, только деньги получающие, и вообще, всякую штуку мне наговорили. Я могу сказать, вот сегодня, подводя итог 8 лет, я могу сказать, что мне не стыдно, нормально, и вообще, закройтесь. Потому что все равно ты живешь в этой стране, как бы ты все равно, аполитичность тоже политика. Но я честно, грызся за нашего президента просто в кругу довольно таких украинских сильных людей, и я просто мне было неприятно, что нас считают дураками.

С. КОРЗУН: А на Украине кому импонируете, интересно? В политическом плане. Тимошенко с косой…

Б. КРАСНОВ: Ну, сейчас я ближе подружился с Тимошенко, уже импонирую ей. Она мне импонирует. А так мне в принципе, я вообще это не понимаю, для меня это все загадка, мне кажется, что вот сегодня я понимаю, какой ценой был добыт мир в Чечне, и как это все тяжело и странно, но, честно говоря, смотреть на людей, которые вот сейчас пришли на футбол, и реально сидели, реально болели, это же все не куклы сидели. Правда? И этот аккуратный стадион. Понятно, что это оазис в этой разрухе. Но люди, которые проживают почти 20 лет, там 2 или 3 поколения проживают без врачей, без теплой воды, без. понимаете, без школ, без нормального образования, это никакой целью оправдать нельзя. И вот этот абсолютная неразбериха, где простые люди не знают, что с ними будет завтра, и что там заработают. Я считаю, что такие амбиции ничего общего с такой… Понимаете, есть люди с предназначением. Вот я Юрия Михайловича Лужкова, при том, что я делал презентации его книжек, делал много что в Москве. Ну, вот, например, в празднике Москвы я не нужен. Я считаю, довольно такой международная единица по уровню. Я не говорю, что гений. Я – международная единица. Вот меня мой мэр не видит в упор. Мой любимый мэр.

С. КОРЗУН: В смысле не видит?

Б. КРАСНОВ: Ну, я не делаю московские праздники, не 200 лет Пушкину, не 850 лет. Я не делаю, ни олимпийские игры детские, ни не детские, я ничего не делаю.

С. КОРЗУН: А обидно?

Б. КРАСНОВ: Нет, не то, что не обидно, тем не менее, я же от этого меньше не уважаю его. Я считаю, что этот человек с предназначением в жизни. То, что он сделал конкретно за свои годы, и я не могу его не уважать, потому что он Москву, так или иначе, не знаю, все подноготную. Но он превратил, ну, под его руководством, это превратилось в такую серьезную столицу мира. Это факт, который отрицать нельзя. Хотя я не герой его романа. но я же не могу отрицать те вещи, которые в нем есть, допустим. Ну, вот как пример.

С. КОРЗУН: Борис Краснов в программе "Без дураков" на "Эхе Москвы". Борис Краснов, и "Краснов дизайн" ну самой настоящей марки. А Вы пробовали работать, вернее, приглашали ли Вас работать над дизайном, скажем, автомобилей, часов, таких индустриальных вещей?

Б. КРАСНОВ: Ну, мы делали яхты, часы нет.

С. КОРЗУН: Индивидуальные или вот…

Б. КРАСНОВ: Индивидуальные. Нет, в Рыбинске есть Андропов бывший. В Рыбинске есть завод. Мы делали туда яхты, мы делали духи, мы делали бутылки для алкогольных напитков. Для воды.

С. КОРЗУН: А для каких интересно?

Б. КРАСНОВ: Ну, для "Черноголовки" очень много работали. Потом работали для одной компании "Виски", потом вода такая "Нестеров". Красивое название, очень красивый дизайн, потому что Нестеров родом из Башкирии, из Уфы. И вот там вода, ребята делали. Ну, много такого промышленного дизайна. Я не могу сказать, что мы специализируемся на этом, но это делали какие-то вещи, связанные с промышленным дизайном. Потому что, может быть, к нам часто довольно обращались, потому что тогда еще не было ну, как сегодня все растасовано более-менее, и ты знаешь, куда идти, заказать полиграфию хорошую, куда зайти по промышленному дизайну. К нам желательно по (НЕ РАЗБОРЧИВО) или какой-то серьезный (НЕ РАЗБОРЧИВО) дизайн, то,что называется стэйдж дизайн во всем мире. Я думаю, что мы пока держимся на уровне. Ну, а так все это, это интересно. Но этим нужно заниматься. Допустим, как вот я когда был такой люблю фильм с Гурченко, с Федей Бондарчуком мне посчастливилось тогда сделать в 92-м году фильм потрясающее я считаю кино. Но я понял, что я как-то не могу… И тогда меня Людмила Марковна просила оформить ее книгу рисунками. И я извинился, она, по-моему, на меня тогда обиделась, я не знаю. Но я понял, что так набросать, сделать понт, что вот Краснов тут намалякал, не хотелось. Это нужно сесть этим нужно заниматься. Этим нужно жить. Надо книгу прожить, надо сделать. Потому что завтра она попадет в тысячи, если не миллионы рук. И так же в кино. Надо ж этим заниматься. Потому что дизайном надо серьезно заниматься. И заниматься всем. Я считаю, что в основном мы занимаемся сейчас интерьером, потому что есть группа ребят, талантливые очень художники на фирме. Мы занимаемся интерьерами в основном. В смысле не в основном. И в основном все-таки мы продолжаем заниматься сценическим дизайном таких больших проектов уличных. Я считаю, что то, что было в Питере вот на льду вот презентацию в Сочи. Потом мы в Сочи повторили с Элтон Джоном, там я считаю, что это продукт уникальный, это было на 40 градусов. Это Греф поверил. Герман Оскарович поверил в эту историю, удивительно. И президент поддержал. Просто это было настолько опасно, понтоны, Финский залив, 40 градусов жары. И лед без козырька. И это конденсат соли из залива. И ветер и солнце. И прошло это шоу-презентация. И фирма екнулась. Уж, по крайней мере, корейцы закрылись, точно. Мы их и австрияк потом еще, дали в Лондоне Шарапову под снегом. Урок тенниса. А потом еще добили, когда "Спящую красавицу" привезли, поставили в Гватемале. Каток. И, конечно, мы их чисто по креативу все. Они даже перестали делать движения. Они уже боролись. Я понимаю, что там борьба шла в других параллелях колоссальная. Но в плане креатива эта команда, которая была собрана, конечно, мы их убрали всех.

С. КОРЗУН: 30 секунд до окончания программы. Чем бы занимались, если б была вторая параллельная жизнь?

Б. КРАСНОВ: Честно?

С. КОРЗУН: Честно.

Б. КРАСНОВ: Я все-таки честно себе пытаюсь признаться, что я не художник, а все-таки больше режиссер. И, может быть, вот режиссер-сценограф – это фразу я первых раз услыхал от Шейнциса. Наверное, вот режиссер-сценограф – очень правильное определение меня, как человека. Честно говоря, сейчас боюсь, и не знаю. не понимаю. а, может быть, в виду того, чтобы педагоги потрясающие и с потрясающими режиссерами работал в театре, все-таки там 167 спектаклей, слава Богу. Я думаю, что я, наверное, все-таки режиссер.

С. КОРЗУН: С другой стороны, какие наши годы, и все еще впереди.

Б. КРАСНОВ: Ну, это надо рискнуть. Знаешь, надо все-таки зайти. Потому что хочется все-таки с нормальными артистами, которых все-таки уважаешь. А все-таки есть ситуация…

С. КОРЗУН: Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Б. КРАСНОВ: Ну, может быть, как-то все-таки и рискну. Если будет случай.

С. КОРЗУН: Борис Краснов был гостем программы "Без дураков". Спасибо, Борис, что пришли сюда и ответили на вопросы, которые нас интересовали.

Б. КРАСНОВ: Вам спасибо.