Никита Высоцкий - Никита Высоцкий - Без дураков - 2007-08-02

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. С Вами генеральный продюсер радио "Бизнес FM" и ведущий программы "Без дураков" на "Эхо Москвы" Сергей Корзун. И мой сегодняшний гость Никита Владимирович Высоцкий. Добрый вечер, Никита Владимирович.

НИКИТА ВЫСОЦКИЙ: Добрый вечер.

С. КОРЗУН: Никита Владимирович Высоцкий, директор Фонда Владимира Высоцкого. Как Вы, несомненно, догадываетесь, один из сыновей Владимира Семеновича Высоцкого. Сразу обращусь к одному из вопросов, он даже, по-моему, ни один был задан. У Владимира Семенович Высоцкого есть и внуки, да. И Вы поучаствовали в воспроизведении внуков. Двоих, да, воспроизвели?

Н. ВЫСОЦКИЙ: У меня двое. А у моего брата пятеро.

С. КОРЗУН: Пятеро?! Я встречал четверо. И все мальчики?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, у него две дочери и трое сыновей.

С. КОРЗУН: Ну, правнуков пока еще не появилось у Владимира Семеновича.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Безусловно.

С. КОРЗУН: Слава Богу. Я думал, Вы с нетерпением ждете. Кто-нибудь напрямую по стезе отцовской пошел? Или собирается пойти?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, Вы знаете, очень разные судьбы вот у внуков отцовских. Т.е., значит, у моих племянников, у моих детей. Но в актеры не пошел никто. Они очень разные. Двое старших Аркашиных. Значит, старшая дочь и старший сын – Володя. Живут в Америке. Так получилось. Так сложилась их жизнь. А эти совсем маленькие. Никитка, вот который назван в честь меня. Он из московских самый старший. Он будет, судя по всему историком.

С. КОРЗУН: Из московских сказали. Откуда остальные будут? Из каких будут остальные?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Из Америки.

С. КОРЗУН: Из американских будут остальные.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Мои двое, у них очень по-разному тоже складывается судьба. Один у меня, старший Семен, в честь деда я его назвал, он учился на юридическом, но сейчас он пересматривает свою жизнь, и он хочет быть, страшно сказать, театральным режиссером.

С. КОРЗУН: Ужас какой.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Собирается поступать. А младший мой сын, он учится в МГУ. Но это называется институт Азии и Африки, т.е. это один из факультетов. Он занимается китайским языком.

С. КОРЗУН: А с Вашей молочной сестрой поддерживаете отношения с младшей?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Да. Вот она сейчас поступила. Как бы невероятный такой поступок она совершила. Она, не буду говорить, сколько ей лет, но много. И она поступила на дневное отделение во ВГИК на режиссуру анимации. Вот только что это произошло. Будут ей даже стипендию платить. Но, конечно, поддерживаю. Почему не поддерживать.

С. КОРЗУН: Вопрос в лоб. Помнится, как в какой-то период после смерти Владимира Семеновича, да, и чуть позже, в общем, так много писали о напряженных отношениях, которые возникли между людьми, которые так или иначе были связаны с Вашим отцом. Сейчас это рассеялось?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, Вы знаете, во-первых, то, что называется, иных уж нет, а те далече. Т.е. прошло много времени, прошло 27 лет, как его не стало, отца моего. Очень разные люди были вокруг него. И я могу сказать, что очень многие люди, допустим, ну, вот его близкие друзья, они сейчас при встрече то, что называется, руки друг другу не подадут. Но был короткий период, когда его не стало, когда горе всех объединило, и как-то все были вместе. Но потом да, потом жизнь берет свое. И если Вы имеете ввиду какие-то напряженные отношения с Мариной, да, да, это правда, к сожалению. Это очень плохо.

С. КОРЗУН: Так и остались напряженными. Никита Высоцкий, гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Несколько лет назад довелось Вам, впервые, наверное, в жизни посидеть ошуюю президента нашего, по левую руку от Владимира Владимирович Путина.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Сидел.

С. КОРЗУН: На 65-летии в театре на Таганке.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Да, было такое. Вообще, странная история. Она странная, потому что вообще планировалось, что я и тогда еще моя бабушка была жива. Что мы поедем то ли на какую-то виллу, там я не знаю где. И вдруг неожиданно моя бабушка очень резко отказалась. Она сказала, нет, я не могу, я пожилой человек, я не поеду. И пришлось все переигрывать. И тогда решили, что будет встреча в театре.

С. КОРЗУН: Но бабушка там присутствовала, на этой встрече.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет.

С. КОРЗУН: Нет, бабушки не было.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, не пошла.

С. КОРЗУН: А почему? Какая причина, интересно?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, не знаю. Ну, о политике не хотел говорить. Но…

С. КОРЗУН: А чего это?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, вот не захотел.

С. КОРЗУН: Какое впечатление на Вас произвел этот человек…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, очень странное впечатление…

С. КОРЗУН: При личном общении.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Судя по всему, он очень скрытный человек. И понять, что он за человек за те полтора, два часа, что мы были, конечно, невозможно. Единственное, что меня поразило абсолютно. Ну, вот сидели, о чем-то говорили, о Высоцком, о Таганке. И видно было, что ему, ну, как сказать, ну, не очень комфортно, не очень интересно.

С. КОРЗУН: Т.е. не производил впечатления фаната Высоцкого.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет. И вдруг он, ну, я прошу прощения, толкает такую телегу. Про Китай, что у нас на социальное развитие – 58%, а в Китае 17. И поэтому они прекрасно развиваются. И вдруг человек начал очень активно об этом говорить. Очень активно. А сидят там режиссеры, актеры. Никому не интересно.

С. КОРЗУН: Ни одного китайца нет, в общем.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ни одного нет. Но, судя по всему, его в этот момент волновал этот китайский путь развития. И Вы знаете, он при всем том, что я не являюсь его поклонником, он очень обаятельный человек. Очень. И он умеет себя вести. Умеет. У него получается. При том, что там сидели, там был Юрий Петрович Любимов, там были актеры, ну, люди, старше его по возрасту. И можно сказать, что он обаял всех и даже меня.

С. КОРЗУН: Т.е. я понял, что он не является фанатом, наверное, песен и стихов Владимира Высоцкого, т.е. наизусть не цитировал, не пел.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, цитировал. Ну, просто это была такая встреча, я не знаю, как это назвать…

С. КОРЗУН: Официальная.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Т.е. запланировала его какая-нибудь служба знакомств, или какие у него службы есть. И видно было, что ему не до этого общения, не до этого разговора. Ну, судя по всему, человека волновало что-то совсем другое. Я говорю, когда вот он вдруг заговорил про Китай, просто у него глаза засветились, понимаете. Не знаю, я не считаю себя, что я разбираюсь в политике, но по-моему, он более, чем скрытный человек, и более, чем, т.е. никому на самом деле… Помните, когда-то это называлось: Who is Mr. Путин?

С. КОРЗУН: Было такое.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Когда-то такая была во всем мире проблема. Вот это вот, по-моему, никто не знает. Ну, может быть, кроме самых близких людей. Мне так показалось.

С. КОРЗУН: Ну, сам знает, наверное, все-таки.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, я думаю, да.

С. КОРЗУН: Никита Высоцкий в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы", И один из Ваших коллег и знакомых Алексей Зыков. Нам было сложно найти кого-то, кто о Вас расскажет.

АЛЕКСЕЙ ЗЫКОВ: Он замечательный артист, замечательный хозяйственник. По-моему, очень неглупый человек. Любящий и много делающий для памяти отца. Как он сам себя уже называет, что он дальше больше чиновник, чем артист. Как любой чиновник, он бывает и мягкий, и жесткий. С его, кстати, предложения выпустили спектакль "Райские яблоки", в котором я выступаю и поныне (НЕ РАЗБОРЧИВО) спектакль.

С. КОРЗУН: Алексей Зыков.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, один из самых лучших исполнителей отцовских песен, вообще это очень трудно делать. И я просто, когда я его услышал, очень хороший. И причем он… во-первых, Леш, тебе спасибо, что я мягкий и добрый. А Вы знаете, он, как же это сказать? Он музыкант. Он слышит, он поет, как музыкант. Не как драматический артист. И получается здорово. Иногда просто очень здорово.

С. КОРЗУН: Никита, сегодня больше о Вас. Вы с кино, с театром, с режиссурой, с предпринимательством в этой области завязали окончательно?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, нет, во-первых, я на самом деле, ну, так получается, я так называю себя чиновником. Наверное, это не совсем как бы правильно. Но я очень от много отказался в связи с тем, что я стал директором музея Высоцкого.

С. КОРЗУН: Когда это случилось?

Н. ВЫСОЦКИЙ: В 96-м году.

С. КОРЗУН: 11 лет назад уже, да. И через 16 лет после смерти отца.

Н. ВЫСОЦКИЙ: И я отказался. Первое время я, как бы это сказать, надеялся, что я вернусь в профессию, надеялся, что это не надолго. А сейчас я понимаю, что это не просто не надолго, а навсегда. И это всегда будет со мной, и я должен это делать. Не знаю, ни о чем не жалею. Я по временам снимаюсь, по временам я что-то ставлю, по временам что-то продюсирую. Меня сейчас на одну очень известную премию выдвинули. Но это не главное, это хобби. А основная моя работа, это да, это музей отцовский.

С. КОРЗУН: Встречал в Ваших интервью, что буквально на 40-й день после смерти отца, вдруг неожиданно юноша принял решение пойти в театральное училище. Такая была душещипательная статья. Вот пробило, наверное, на детскую фантазию, что-то всколыхнулось. Не пожалели об этом своем решении? А то, может быть, не знаю, в экономике, в бизнесе где-нибудь работали и фиг с ним, с МХАТом и с его школой.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Я считаю, что я неплохой артист, и я считаю, что профессией владею. Другое дело, что так сложилась жизнь, кто-то должен был это делать. И поскольку постарели мои бабушка и дедушка, а потом они просто умерли. Ну, как сказать. Я должен был это делать, вот и все.

С. КОРЗУН: Но до этого же был еще какой-то большой период. А детские мечты? Продавец мороженного? Космонавт?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, почему, я снимался, я играл. У меня были фанаты. Когда я в "Современнике" работал, меня встречали…

С. КОРЗУН: Девчонки бегали, да?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Да. Люблю это вспоминать, как я выходил, и меня поджидало человек 30. Обнимали, целовали, дарили цветы. Но прошел этот период, к сожалению. Очень мне нравилось быть артистом и очень я это дело люблю. И по временам я сам себя тешу такой надеждой, мне кажется, что я уйду, что я не буду больше директором музея, что я буду работать. И больше всего хочу, конечно, в театре работать. Потому что это ни с чем не сравнимое ощущение, что самое красивое, самое живое, что есть в этой жизни. Но, а с другой стороны понимаю, что нет, вряд ли уже. Скорее всего, знаете, в 43 года уже новую жизнь не начинают.

С. КОРЗУН: Ладно вам. В политике, между прочим, жизнь начинается после 50, а то и после 60. Когда другие страсти исчезают.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Мне предлагают иногда. Но я понимаю, что мне предлагают именно, как сыну Высоцкого, вот там войти в какой-нибудь список. И я в связи с этим отказываюсь.

С. КОРЗУН: Единой России?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Не скажу. Но предлагали, действительно предлагали. Но я не знаю, чего я там себе буду делать. Ну, я не знаю, может быть, я там себе дачу построю (Смех). Нет, я отказываюсь. Именно потому, что я очень хорошо понимаю, что, грубо говоря, нужна отцовская фамилия, а я не уполномочен от его имени, не знаю, какие-то политические демарши совершать. Просто я считаю, что… ну, короче отказываюсь.

С. КОРЗУН: Знаю, что у Вас не были особо доверительные отношения с отцом. Хотя встречались Вы достаточно регулярно. Какой-то осадок остался до сих пор. Или Вы, повзрослев, поняли человека-ракету, человека-машину. Я помню, как Вы сравнивали его с быстро движущимся объектом.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Во-первых, в конце жизни его мы, ну, как сказать, сблизились. Он мне стал очень нужен, и я навязывался, я приходил. Хотя очень было, ну, особенно последний год, т.е. ему было точно не до меня. И у меня нет такого ощущения, что чего-то он не сделал для меня. У меня нет никакой обиды на него. Но я Вам скажу, что я живу 27 лет без него. И мне кажется, что за эти 27 лет я стал его лучше понимать. Лучше сын стал, чем был, когда мне было 16 лет, когда он умер. Нет, осадка никакого не осталось, и потом, Вы знаете, у меня была очень, он спросил меня, ну совсем перед смертью. Он говорит: неужели тебе нет 16 лет. Я, говорит, сейчас тебя впишу в паспорт свой заграничный, и поедем за границу, потому что ты не уедешь никогда, тебя не выпустят никогда. И чего-то там посмеялись, похихикали. И я после этого, я объехал весь мир, благодаря ему. Хотя его уже не было. Я был в Америке, я был в Израиле, я был в Германии.

С. КОРЗУН: Почему благодаря ему? Вписал в паспорт? Ну, в свой же паспорт вписал.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, потому что хотели видеть сына Владимира Семеновича. И я Вам говорю, я ездил, ну, т.е. очень много, одно время очень много. И денег за это не брал, но ездил.

С. КОРЗУН: Получали от этого искренне удовольствие или все-таки что-то его омрачало? Я скажу, почему я так говорю. Одной из гостьей моих программ была Ирэн Ефимовна Федорова, вдова академика Святослава Федорова. Вот она всю свою жизнь после смерти мужа она посвятила его делу. Тем, что она участвует, организует все мероприятия, которые связаны с этим. Человек, который, на самом деле, глубоко его любил. И вот остается всю жизнь с ним, потому что жизнь кончилась. Ну, у Вас, очевидно, не та самая история. Что вот Вас заставляет, вынуждает, ведет заниматься делами памяти отца, делами музейными?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Не знаю, не хочу пафосно говорить, но это мой отец, я не знаю, я его люблю. Я не знаю, как сказать. Не знаю, я считаю, что я должен это делать. Другое дело, что я с Вами согласен. Ну, если в Вашем вопросе есть такой намек, что это не совсем твоя жизнь, что ты как бы изменил сам себе. Наверное. Но я не жалею.

С. КОРЗУН: Михаил Швыдкой о музее Высоцкого.

БАРИ АЛИБАСОВ: Продюсировать нужно личность, как правило, серую, и какую-то, может быть бездарную. Потому что надо туда много вложить интеллекта, способностей, связей для того, чтобы доказать, что этот средний исполнитель чем-то более интересен должен быть публике, чем остальные. И если личность яркая, одаренная, самобытная, ее не надо продюсировать. И я думаю, что и не нужно было бы и достаточно много средств для того, чтобы продвигать талантливого, а тем более яркого, не ординарного исполнителя. И сегодня Высоцкий остается беспредельно откровенным, очень искренним и оригинальным. Что кто-то так же написал "Придешь домой, там ты сидишь".

С. КОРЗУН: Понятно, что это не Михаил Швыдкой, это Бари Алибасов. Да, естественно, моя вина, я перепутал вот записи и не сумел вовремя остановить. Это как раз был вопрос Бари Алибасову, взялся бы он, как продюсер продюсировать Владимира Семеновича Высоцкого. Ответ был, что его продюсировать не надо было.

Н. ВЫСОЦКИЙ: У него были, рядом с ним были импресарио, были продюсеры. Ну, тогда это просто называлось по-другому, администраторы. Нет, любой человек нуждается в том, чтобы кто-то брал вот эту организационно-финансовую сторону на себя. И в конце жизни у него были. Люди к ним очень по-разному относятся, особенно поклонники фанаты, люди, которые изучают жизнь Высоцкого. Но они были, и я считаю, они сыграли очень существенную роль в его жизни.

С. КОРЗУН: Отрицательную или положительную?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Такую, какую сыграли. Вы знаете, как бы это сказать? Он без них не мог, он в них нуждался. Мне когда-то сказала бабушка, когда мы рассорились немножко с отцовскими друзьями. И она мне сказала, она пришла к нему, она приходила там убирать, по хозяйству помогать, и сидели вот эти вот люди. Их несколько человек, и все люди, которые занимались его концертами. И он сказал: мама, это мои друзья. И он их выбрал и не нам этот выбор обсуждать.

С. КОРЗУН: Никита Высоцкий, гость программы "Без дураков" на "Эхе Москвы". И возвращаемся к Михаилу Швыдкому.

МИХАЛ ШВЫДКОЙ: Музей Высоцкого нужен сегодня нам так же, как музей Пушкина, Лермонтова, как музей Бродского и Ахматовой. Высоцкий был одним из самых уникальных людей второго половины 20 века для Советского Союза и для России, человек, который был и поэтом и актером. И самое главное, был таким образцом свободной личности. Что крайне было редко. Он сумел каким-то феноменальным, как у всякого гения, образом воплотить и выразить опыт, во-первых, русского человека вне времени и пространства, а с другой стороны, русского человека очень конкретного социального периода нашей жизни.

С. КОРЗУН: Напомню, что это Михаил Ефимович Швыдкой. Не думаю, что здесь есть, что комментировать. Я бы по-другому повернул. В последнее время прозвучало несколько музейных скандалов, в том числе самый крупный там в Эрмитаже, связанный с пропажей, с музейным делом. Все стали говорить, что плохо все это организовано. Нужны ли вообще музеи, там частные, государственные и т.д. сложно работать начальником музея?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, скажу так. Перед началом эфира мы поговорили, и я повторю просто то, что я сказал. Я считаю, что искать жуликов, я не знаю, каких-то корыстных людей среди музейных работников, ну, я не знаю, может быть, кто-то один, кто попался. Это подвижники. На самом деле, вот у меня сейчас работает главным хранителем очень опытный музейный работник. И я вот смотрю, как она приходит в выходные дни, как она остается, задерживается. Как вот ей, ну, я понимаю, я. А ей-то чего Высоцкий. Понимаете? Это не справедливо, это нехорошо так говорить о людях, которые работают в музеях. Это на самом деле просто нехорошо. Я понимаю, кто-то что-то украл. Там кто-то кого-то съел. Но нельзя вот так говорить о людях, которые работают… Вы знаете, я как-то приехал в один провинциальный музей и обратил внимание, какая у них сигнализация. Т.е. ну такая древняя, которая начинает звонить внутри музея.

С. КОРЗУН: Хотя бы не костры зажигает, увидев опасность.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Она не звонит в милицию, потому что до туда не дотянулся кабель, а она звонит, пугает, вероятно, жулика, который туда влез. И меня поразили вот эти вот люди. На самом деле, нас это касается. Мы тоже сейчас отсчитываем. Сейчас очень много различных форм отчета придумали да, для того, чтобы мы не скучали перед различными структурами. Но я считаю, что, не знаю, надо эту профессию, ее надо пропагандировать. Это нехорошо, когда вот так говорят про людей, которые работают в музеях. Это нехорошо.

С. КОРЗУН: Музей, которым Вы руководите, это государственное учреждение?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Да, государственное.

С. КОРЗУН: Государственное учреждение, финансируемое из фондов министерства культуры и т.д. И все его сотрудники госслужащие?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, мы в московском подчинении. Комитет по культуре правительства Москвы.

С. КОРЗУН: И все сотрудники соответственно государственные служащие. То, что дает Вам формальное основание говорить, что Вы тоже государственный чиновник – Никита Владимирович Высоцкий. Понятно. Вопрос по интернету пришедший от Евгения Жидких, гуманитария, как он подписался: "Никита Владимирович, во многих городах, где бывал, давал концерты Ваш отец, сейчас устанавливаются памятники, и это замечательно. Знаете ли Вы что в городе Томске с 98-го года его имя официально носит пустырь на окраине города, где нет не только ни одного культурного учреждения, но даже ни одного жилого дома. Есть развалины старого завода, автобазар и свалка". Бывали в Томске? На пустыре?

Н. ВЫСОЦКИЙ: В Томске бывал. На этом пустыре не был. Но я Вам скажу, кстати, многие говорят, вот начали Высоцкого насаждать, как картошку. Не помню, это кто-то так говорил про Маяковского. Что Маяковского насаждали так, как Петр картошку. Вот как-то так. И что сейчас то же самое с Высоцким, и что много памятников, много улиц назвали. Но мне кажется, что я в некоторых таких вот событиях принимал участие. Мне кажется, что это делается от любви, от уважения к нему. И в этом нет государственной позиции, которая была допустим по отношению к Маяковскому. Его ввели в школьную программу, но вот как-то так несмело. Там, по-моему, три военных песни. Его именем называются улицы, его именем называются площади. Я был недавно в Черногории, и там два русских поэта почитаемых - Пушкин и Высоцкий. Правительство Москвы поставило там памятник Высоцкому, в Черногории. Ну, я не знаю, это делается искренне. Мне кажется, я не знаю, что с этим пустырем, может быть, когда-нибудь и там что-то построят. Но вот я знаю, что сейчас в Самаре Шемякин будет делать большую какую-то работу. И он хочет поставить в конце лета памятник отцу. Владимиру Семеновичу Высоцкому хочет поставить своему другу памятник. Замечательный памятник в Новосибирске.

С. КОРЗУН: Но Вы это не контролируете. Потому что здесь в конце был вопрос. Должны ли Вы, как директор, контролировать, где и что называют именем Высоцкого?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Невозможно. Нет такого закона, по которому… ко мне обращаются, иногда мне показывают проекты, иногда меня приглашают на открытие. Как знаете, такого свадебного генерала. Но нет никакого закона, чтобы я это разрешал или не разрешал.

С. КОРЗУН: Ой, кстати, в голову пришло. Вы же прямой наследник. Авторские отчисления идут Вам?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Конечно. Я этим занимаюсь. Это невеликие деньги.

С. КОРЗУН: Кому-то еще из родственников? Наверное, и брату?

Н. ВЫСОЦКИЙ: И брату, и Марине. Да, но это, как Вам сказать, во-первых, на самом деле невеликие деньги. Я этим занимаюсь не затем, чтобы заработать, навариться, как говорят. А я этим занимаюсь, потому что Высоцкий не должен валяться под ногами, вот бери, кто хочет. И не знаю, издавай, показывай, снимай. Это достаточно серьезно то, что он делал. Это не может вот так вот быть бесхозным, поэтому я этим занимаюсь.

С. КОРЗУН: По музею еще несколько вопросов. В 96-м Вы стали его директором. И где-то писали, были статьи, что многое там разбазарено было до этого. То, что Вы пришли на место, или там чуть ли не копии фотографий, оригиналы были утрачены. Удалось ли восстановить, и насколько достоверно мы знаем сейчас документально о Владимире Семеновиче Высоцком, в частности по экспозиции Вашего музея.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, Вы знаете, я Вам скажу. Во-первых, далеко не все документы, которые остались после отца, хранятся в музее. Т.е. допустим, Марина то, что было у нее, отдала в Эрцгали, ну, это было ее решение.

С. КОРЗУН: Архив государственного… Оттуда Вы не можете их взять?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, можно. Мы с ними сотрудничаем, мы с ними общаемся, но далеко не все хранится в музее. Самое главное, вот я это понял не сразу, когда пришел в музей. Самое главное в музее это не выставка, на которую приходят люди и смотрят какие-то документы. Самое главное это комплектование, так называемое, скучное слово, и хранение, учет. Вот это самое главное. Чтобы, ну, представьте себе. У нас, допустим, 50 000 единиц хранения. Чтобы каждая единица хранения была возможна, чтобы ее мог взять исследователь, это должно быть описано, должно все быть вбито в компьютерную программу. Это должно все пройти определенный, не знаю, бюрократическое такое слово, но это учет, понимаете. Вот что самое главное в музее. И в этом смысле мы, конечно, наладили работу. И мне не стыдно за то, какой у нас музей. А насколько мы сейчас хорошо знаем о Высоцком. Очень много было написано, сказано, особенно такие желтые интервью, очень много лишнего. И очень много неправды. И поэтому существуют источники, из которых можно правду узнать. В частности они есть в музее, в частности мы сделали, и я считаю, что сейчас уже будет, по-моему, четвертое издание, и мы сделали книгу, когда это было к 20-летию смерти. Мы сделали книгу "ЖЗЭЛ". И мне не стыдно за нее. Новиков написал. Хорошая книга. Ну, во всяком случае, проверенные факты, там нет вранья, там нет желтизны.

С. КОРЗУН: Несколько вопросов из интернета есть по поводу возможной организации музеев в последней квартире Владимира Семеновича на Малой Грузинской. Кому она сейчас принадлежит эта квартира?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Она принадлежит мне. Я наслушался очень много, что я то ли хочу ее продать, то ли пустить туда каких-то жильцов. В этой квартире отец жил 4 с небольшим года. После этого там жила его мама, моя бабушка Нина Максимовна до своей смерти. После этого эту квартиру унаследовал я. И воля ее, воля отца, т.е. моего деда была в том, чтобы мы передали в музей то, что там было.

С. КОРЗУН: Личные вещи, архивы.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Личные вещи, архив, библиотека, мебель, ну чтобы это хранилось в музее. Потому что нельзя организовать в квартире музей. Это нельзя организовать.

С. КОРЗУН: А вот этот вопрос… А, по закону невозможно. Т.е. если бы Вам предложили…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Или на первом, или на последнем этаже, или в пристройке, или в мансарде больше нигде просто это нельзя. И то, что сейчас там в интернете обсуждается очень активно, что я собрался делать ремонт. Там 30 лет не делали ремонт. Естественно я хочу, чтобы эта квартира, чтобы она не гнила, чтобы там не протекала вода. Ничего я там не буду делать. Что я с ней буду делать, не знаю, вопрос. Вопрос, потому что когда-то была такая идея у одного из таких очень сильных мира сего… Надо выкупить у нашей семьи эту квартиру и надо сделать там музей. Но это просто наткнулось на московский и российский закон, что этого нельзя.

С. КОРЗУН: Ну, чиновники-то московские, нынешние помнят Высоцкого, еще знают, и Вы, наверное, дружите с ними.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, это не Высоцкого касается. Это касается этого жилищного законодательства. Это надо выводить из фонда. На 8 этаже нельзя.

С. КОРЗУН: Никита Владимирович, исключения делаются.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, я скажу. Я не считаю, что это нужно делать. Но я прекрасно понимаю, что если встанет такой вопрос, я пойду навстречу любым чиновникам. Т.е. ну я понимаю, что это не совсем мне принадлежит. Это не совсем мое. Это принадлежит всем. И но это невозможно, по закону это невозможно. Так же как нельзя переименовать Малую Грузинскую в улицу Высоцкого. Что тоже многие люди…

С. КОРЗУН: Малую Высоцкую или Большую Высоцкую.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Это невозможно. Даже улицу Шверника, где мы с Аркашей родились, все равно нельзя. Потому что исторически сложившееся название, существует закон о том, что переименовывать нельзя. И вот так же существует закон, что в жилом доме музей-квартира невозможна, если она не на первом и не на последнем этаже.

С. КОРЗУН: Вопрос из Днепропетровска от Геннадия. Как-то читал в прессе он, что предки Высоцкого с Украины. Это так?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Так. Мой дед, мой прадед и там до сих пор достаточно много живет Высоцких.

С. КОРЗУН: Ну, фамилия распространенная. Т.е. у Вас и однофамильцы.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Я когда-то был в Израиле, я познакомился с, там есть такой чай "Высоцкий". Не слышал я никогда. И они говорят, давайте найдем общих родственников, чтобы продвигать товар наш на Вашем рынке. А он уехал, по-моему, в 18 году из Одессы. Вот Вольф Высоцкий, который организовал эту фирму. Нет, Высоцких очень много, и в Польше их очень много, Высоцких. Нормальная, распространенная фамилия. Мой дед оттуда, мой прадед оттуда. И оттуда соответственно дядя моего отца, вот Алексей. Как бы вот эта мужская линия, она вся оттуда.

С. КОРЗУН: Оттуда. И второй вопрос от того же Геннадия. Кто-то говорил ему, что якобы найдена какая-то ранее неизвестная документальная киносъемка поэта, что-нибудь знаете об этом?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Знаю. И, кстати, я Вам скажу, вообще, это происходит постоянно. Другое дело, из этого иногда пытаются люди сделать какое-то событие. Мы в музее к этому относимся гораздо проще. Т.е. мы все комплектование – одна из самых важных вещей. И мы, безусловно, все это пытаемся, чтобы это было, чтобы это было на государственном хранении, чтобы это не портилось и т.д. Найдена пленка 67-го года польское телевидение. И на этой пленке… И это нашла женщина, которая руководит таким частным музеем Высоцкого в Польше. И она выкупила на польском телевидении. Обещала нам передать. Она уже с нами списывалась, хочет передать это в музей. Найдена французская телевизионная передача, про которую все забыли, но она была, не помню, по-моему, 78-й год. Его интервью на французском телевидении, выступление. И это как бы коллекционеры это обсуждают, пока ни у кого нет. У кого-то есть уже. Кто-то уже где-то чего-то переписал. Мы абсолютно официально вступили в переговоры и с французским телевидением и с поляками. И я думаю, что это будет храниться в музее, но для коллекционеров, пусть они обмениваются между собой. У меня уже есть, в Москве польская запись уже есть.

С. КОРЗУН: На сайте Вас упрекнули в некоем таком примитивистском подходе к рассказу о Владимире Семеновиче в Вашей экспозиции, или экскурсоводы, что-то в этом роде. Я понимаю, что на такой упрек сложно отвечать. Нет, мы не примитивно, мы хорошо рассказываем. Я о другом…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Существуют разные способы. У нас существует просто, может быть, на одной и той же экспозиции, разный уровень просто объяснения. Одно дело, приходят 10-летние дети, другое дело. приходят пенсионеры. И существует разный рассказ. Не знаю, как каком вот таком вот уровне был тот человек. Я Вам скажу, вообще, наверное, надо прислушиваться к таким упрекам, потому что вообще музейное дело, когда вот особенно я за границей бываю, музейное дело, оно двигается, компьютеризируется. У нас, конечно, такой немножко вчерашний день. И с этим ничего не сделаешь, он везде такой, вчерашний день.

С. КОРЗУН: А кто-нибудь конкурирует у нас. Вот Вы сказали о частном музее в Польше, наверняка в других странах есть. Да и нас, наверное, клубы фанатов или что-то собирается, конкурируете с ними, сотрудничаете?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, у меня была такая идея. Когда-нибудь собрать всех, кто занимается Высоцким. Собрать, сделать типа конференции. Не хотят. Не хотят по разным причинам и в основном, мне кажется, что они понимают, что они по сравнению с нами проигрывают. И ну как же, в этом признаться невозможно, поэтому мы плохие, мы ужасные, мы все узурпировали. Никита такой вот все под себя подмял и никому не дает там рта открыть. На самом деле, мне кажется, что это вот из-за этого. Мы лучше, мы сильнее, мы профессиональней, чем они. Но может быть, я ошибаюсь, не знаю. Я хотел их собрать именно потому, что мне кажется, что вот у каждого такого человека, у каждого фаната, у каждого коллекционера, у него есть, пусть какая-то, я не знаю, пусть, какая-то мелочь, которая касается Владимира Семеновича, и которой он владеет. Вот тут-то как раз надо, чтобы это было общее. Вот тут-то как раз надо объединять усилия. Потому что это на самом деле не только им принадлежит, но логика коллекционера, она другая. Чего говорить, когда воруют картины, допустим, да, для того. чтобы владеть. У коллекционера самое главное что? Владеть. Обладать. Поэтому они и не очень идет на контакт. Не знаю, жизнь длинная. Может быть, когда-то получится.

С. КОРЗУН: Никита Высоцкий в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Никита, а почему Вы не поете песен отца? Или это неправда. Поете.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, Вы знаете, нет, не пою. И не только отца и вообще не пою. Хотя я когда учился в школе-студии, у меня кроме пятерок по вокалу ничего не было. Т.е. и слух есть, и голос есть. Но я вот всегда как-то пытаюсь вот так сформулировать и получается как-то коряво. Петь надо не голосом. И Владимир Семенович, вот как сказать, да, у него, конечно, удивительный голос, удивительное чувство ритма, но он пел, я не знаю, душой. Вот у меня чего-то там. Зато я по временам читаю его стихи и не только его. У меня когда-то была программа по Серебряному веку. Я чтец.

С. КОРЗУН: А любимое какое на этот момент? Из отцовских вспомните? Потому что с возрастом меняется ощущение.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Ну, Вы знаете, я Вам скажу. Я не оригинален. Мне вот у отца есть примерно песен 70 вот таких абсолютных хитов типа "Кони привередливые", "Банька по белому", "Охота на волков", понимаете, да. И да, мне это нравится. но с другой стороны я очень люблю… Даже не люблю, я не знаю, как это сказать, вот стихи последних лет. Вот это вот "Предчувствие смерти",

С. КОРЗУН: Не положенные на музыку.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Да, не положенные.

С. КОРЗУН: А моя любимая, кстати говоря, "Истома ящерицы ползает в костях".

Н. ВЫСОЦКИЙ: Очень хорошая песня, замечательная.

С. КОРЗУН: Ну, вот это песня. Я не могу сказать, что знаток поэзии, потому что я воспринимаю Высоцкого…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Очень хорошая. Согласен. Видите, у нас очень похожие вкусы. Вообще, мне кажется, что вот те, кто Высоцкого любят, они, в общем, ориентируются на эти вот 50-70 вещей.

С. КОРЗУН: А есть в хорошем качестве вот эти философские песни последних лет. Я когда-то пытался несколько лет назад найти более полно, но вот это вот кроме французской пластинке хорошей…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Хотите, давайте, мы с Вами созвонимся, я Вам принесу, у меня есть.

С. КОРЗУН: Ну, не будем решать в эфире наши частные вопросы. Я с удовольствием зайду к Вам в музей.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, есть, слава Богу, он ну во второй половине 70-х часто работал в студиях. И хотя многие любители Высоцкого считают, что Высоцкий – это расстроенная гитара и больше ничего. Он работал с хорошими музыкантами. И, слава Богу, и "Истома ящерицы ползает в костях" в очень хорошей аранжировке, это Казанский. Очень хорошая аранжировка, очень приличная. И она есть и так, она есть в гитарном варианте.

С. КОРЗУН: Я с французской пластинки ее слышал. Она у нас была в фонотеке эховской в том числе. А кто из нынешних исполнителей сейчас же довольно часто поют, перепевают. Ну, встречал Ваши высказывания, что Алла Борисовна, "Я несла свою беду" довольно скоро начала петь, вскоре после смерти. И там удачно Вам кажется. Кто из нынешних лучше всех, ближе? Прошибает от кого-нибудь ощущение того, что отец…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Я как Толстой, не объективен, и тем горжусь.

С. КОРЗУН: Ну, так потому и позвали.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Я очень люблю, когда мои друзья это делают. Я очень люблю, когда это делает Игорь Сукачев, когда это делает Саша Скляр. Когда это делает Миша Ефремов, Дима Певцов. Я не знаю, я им честно просто благодарен. И там Гоша Куценко. И они как-то этот проект у нас "Своя колея". Им это не нужно. У них все есть. У них все в порядке. А они собираются, разучивают с музыкантами песни, стараются, работают. И я им благодарен. Я понимаю, очень многие говорят: ну, зачем же ты разрешаешь вот такому-то петь. Никому не запрещаю. Никому. Я считаю, если человек хочет это делать, пусть делает. Я повторяю, тут такая сложная вещь. Это не совсем мое. Это не совсем мне принадлежит. Это не мне решать. И когда-то, кстати, это Марина сформулировала. Она сказала, пусть, кто хочет, тот занимается. И пусть один из 100 сделает это хорошо.

С. КОРЗУН: Никита Высоцкий в гостях на "Эхе Москвы" в программе "Без дураков". Известно, что, ну, общеизвестно, уже и правду узнаем, и нет никаких идеологических ограничений, что Ваш отец достаточно сильно пил. И это было одной из причин, наверное, преждевременной смерти. А Вы пьете? Такой вопрос совершенно дурацкий.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Не хочу отвечать.

С. КОРЗУН: Хорошо. Идем совершенно в другую сторону Ваши темпераменты. Ваши и отца различаются на…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Абсолютно.

С. КОРЗУН: А старший Ваш брат, Аркадий, они похожи или нет?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, когда он был помоложе, он был похож на отца. Он такой был взрывной, такой. А я такой, я больше на маму похож. Хотя мне говорят, вот ты похож. Ну, конечно, я должен быть похож на своего отца. Но по темпераменту, когда он был молодой, Аркаша, чего-то такое в этом было. Но вообще, нет, это не унаследовалось. Так может это и хорошо, что мы как-то сами по себе.

С. КОРЗУН: А во внуках есть, в детях Ваших или брата?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Боюсь говорить. Наверное, есть. Наверное, и в нас есть. Просто не нужно, надо жить своей жизнью. Вы начали разговор именно об этом со мной. Что я не совсем своей жизнью живу, что я занимаюсь жизнью как бы умершего отца своего. Вот никому этого не желаю. Потому что надо быть самим собой, надо прожить свою собственную жизнь. Другое, надо его любить, надо гордиться тем, что в нашем роду был такой человек, но надо жить своей жизнью.

С. КОРЗУН: Никита, а Вам, Вам пришлось попробовать год что ли работать на заводе или около того. Чего так? Не поступили с первого раза?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Не поступил. Причем очень смешно не поступил. Я картавил. И считал, что это мое достоинство такое. И пришел и дошел до какого-то тура. И ко мне подходит прекрасный педагог по сценической речи. И говорит: как тебе не стыдно. Тебя все рано возьмут. Ты сын Володи. Тебя возьмут. Как тебе не стыдно, иди, исправляй. И я год исправлял букву "р", ходил, у меня очень смешной был партнер Он был полковник, представляете, полковник, который картавит, который говорит "Кругом! Направо!"

С. КОРЗУН: Да, это представить себе сложно.

Н. ВЫСОЦКИЙ: А это детская поликлиника, там маленькие такие стульчики.

С. КОРЗУН: Врачи-логопеды. Да, логопед для полковника. Хорошее название для какой-нибудь книжки.

Н. ВЫСОЦКИЙ: И весь завод смеялся. И это же самое главное надо ввести в речь. И она говорит. Вот с этого раза все. Ты больше никогда горлом говорить букву "р" не будешь. И все, и надо делать. И я приходил, а не получалось. И я говорил: здррравствуйте. А я на конвейере работал. И весь конвейер поворачивался и говорил: здррравствуйте. Вот так было. Я не жалею, хорошее было время. И замечательное. Как это говорится, трудовой коллектив. И ко мне хорошо относились. И я был там лучший молодой рабочий.

С. КОРЗУН: А чем занимались, помните хоть? Гайки крутили?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Собирал пылесосы "Чайка-3" и "Чайка-10". На военном заводе, на котором это как бы было не основное производство. Знаете, как раньше на заводах выпускали стиральные машины, швейные машинки.

С. КОРЗУН: Да, ЗИЛ – завод известный.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вот на этом заводе выпускали "Чайка-3". Нас до военных этих самых не допустили, а вот пылесосы разрешили собирать.

С. КОРЗУН: Потом брали корпуса от пылесосов, привинчивали к ним гильзы, там, снабжали системами наводки и ориентации и пылесосили все вокруг. Или пытались. А после школы студии, у Вас была армия, которую Вы закончили в театре Советской армии. А начали?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Я служил год на Западной Украине. И я редко вообще пользуюсь блатом. Точнее почти никогда. Но здесь у меня родился сын. Я уходил. И моя первая жена бежала за мной за автобусом, на котором меня увозили с огромным животом. Т.е. она уже была беременная. И мне отсрочку не дали. И он родился, Сенька родился через месяца три, наверное, после того, как я ушел в армию. И я стал рваться, я говорил, делайте, что хотите. Давайте меня вытаскивайте. Я хочу быть со своей женой, я хочу быть с ребенком. Делайте, чего хотите. Никто ничего не сделал.

С. КОРЗУН: А кому Вы говорили то? Друзьям отца? Своим друзьям. А свои ходы.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Люди, к кому можно было обратиться. И моя бабушка пошла, поговорила с народным артистом Советского Союза с Зельдиным, который работал в театре Советской армии, и он меня вытащил через главпур главпур, и я где-то через год я вернулся. И последние полгода я дослуживал в театре Советской армии.

С. КОРЗУН: А до этого все, как положено. Жестяная кружка, ложка?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Служил, да.

С. КОРЗУН: Что там сержантская школа или?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Сначала сержантская школа, а потом войска.

С. КОРЗУН: Ну, там прилично. За три месяца, или за шесть.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, я был неплохим солдатом. Единственное, мне приятно это вспоминать, что я был хорошим солдатом. Мне говорили, смотрите, равняйтесь на Высоцкого. Какой молодец. Серьезно говорю.

С. КОРЗУН: До того, как вытащили, ну, знали окружающие, что Вы сын Высоцкого?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Да, знали. Впереди меня всегда моя фамилия, она впереди меня. И причем это очень смешно, когда меня поднимали, дежурный по роте меня поднимал, говорит: иди. И там какие-то офицеры, какие-то проезжающие, или встречающие, или проверяющие. И меня им показывали, как такую достопримечательность. Это было, конечно, неприятно, но это было. Нет, все знали, конечно. Я никогда этого не скрывал. Меня, другое дело, когда меня привезли в сержантскую школу, какие-то сапоги мне стали. И ко мне подходит старшина и говорит: ты чего, не мог откосить? Как это может быть? Сын Высоцкого служит в какой-то там в Сад горе в Черновцах? Не мог, не удобно было, стыдно было.

С. КОРЗУН: Это правда? Стыдно? Т.е. это не было Вашим желанием, с одной стороны, идти в армию.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Нет, Вы знаете, никакого желания не было, тем более, я говорю, у меня была работа. Меня взяли в "Современник". У меня была беременная жена. Ну, совсем бы не хотелось. Но я представил себе, что я приду куда-то там и буду говорить: у меня сердце болит, или еще что-то, а оно не болит на самом деле. Или там я вот такой дурачок, т.е. сдвинутый, а на самом деле я не сдвинутый. И потом у меня дед был еще такой. Он говорит: иди, служи. И пошел.

С. КОРЗУН: Деда послушали. Никита Высоцкий в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". 43 года, да, Вы сказали?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, пережил отца, да. Ему 42,5 года было, когда он умер. Мне было 42,5 года 8 февраля вот этого года. И для меня это такая важная дата. И вот не знаю, как это сказать, пережил.

С. КОРЗУН: Как-то Вы в начале программы сказали, так: ну, чего уж тут менять в 43 года жизнь изменить невозможно. На самом деле много примеров, когда жизнь меняется после 40 и в любую сторону. Вы на самом деле не готовы изменить Вашу жизнь? Она Вас устраивает полностью или все-таки есть площадки, на которых можно потоптаться к собственному удовольствию?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, я, конечно, немножко кокетничаю. Конечно, у меня есть, ну как сказать, творческие планы. У меня есть несколько друзей, которые хотят меня снимать. Которые хотят, чтобы я ставил вместе с ними спектакли, которые хотят, чтобы я играл. И я знаю, ну, если я скажу "да", я буду работать. Другое дело, но не знаю, и потом я не думаю, что это сильно изменит мою жизнь, если я вдруг снова вернусь, снова буду играть, снова буду артистом. Но я хочу этого. Я хочу.

С. КОРЗУН: А совсем другое? Бизнес или политика? Увидим ли мы депутата Никиту Высоцкого?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Вы знаете, политика – нет, бизнес – нет. А вот просто жить. не знаю, вот я недавно сформулировал для себя, что надо жить, не знаю, для людей, которых ты любишь, для там детей своих, для родителей, для… Вот надо как-то так вот. А что ты при этом делаешь, снимаешься ты в кино или работаешь директором музея, это не так важно.

С. КОРЗУН: Последний вопрос, немного времени у нас осталось. Брат за рубежом, Вы здесь, в России. Поменяться с ним не хотите?

Н. ВЫСОЦКИЙ: Брат не за рубежом, нет. Это его дети. Это двое старших детей там. Вы знаете, у меня с ним непростые отношения. Он на самом деле очень талантливый человек Я очень уважительно к нему отношусь. Он сценарист. Но знаете, как у всех братьев, мы погодки. И у нас всегда были такие отношения, т.е. мы дрались, не знаю, выясняли отношения.

С. КОРЗУН: Т.е. он, как старший, Вам вваливал, а Вы ему…

Н. ВЫСОЦКИЙ: Кто кому вваливал, это еще не известно. Но я к нему не знаю, хорошо, уважительно отношусь. И я считаю, что он живет правильно. Он живет правильно. Но это не значит, что я неправильно. Я тоже правильно. Вот мы просто разные.

С. КОРЗУН: Никита Высоцкий в программе "Без дураков" на радио "Эхо Москвы", Спасибо огромное, Никита, что пришли. Ответили на вопросы, которые нас интересовали.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Спасибо большое Вам. Мне всегда очень приятно у Вас бывать.

С. КОРЗУН: Счастливо. Всего доброго.

Н. ВЫСОЦКИЙ: Спасибо.