Григорий Остер - Без дураков - 2006-12-21

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер и мой сегодняшний гость детский писатель Григорий Остер. Григорий Бенционович, добрый вечер.

ГРИГОРИЙ ОСТЕР: Добрый вечер.

С. КОРЗУН: Сразу Вам загадка, да, поскольку знаю, что Вы автор многих загадок, начав там с "Котенка по имени Гав", вообще, наверное… а кто Вас не знает, Ваш индекс известности какой, процентов 90? Есть люди, которые не читали книжки, или не смотрели мультфильмы?

Г. ОСТЕР: Трудно сказать. Нет, меня знают родители, вот так скажем. Потому что те, кто родители, они были детьми тогда, когда выходили фильмы про слоненка, мартышку, удава, попугая. Когда вот "Коненок Гав" был, когда "Вредные советы" расходились миллионными тиражами. Когда мой "Задачник по математике" расходился тоже десятком миллионов. И, конечно, родители меня знают. А поскольку меня знают родители, меня читают своим детям. Поэтому те дети, которым родители читают книги, вот те дети меня знают.

С. КОРЗУН: А других особо нет. Все равно, мимо Ваших книг не пройдешь, мимо "Котенка по имени Гав" не пройдешь. И мимо "38 попугаев не пройдешь", а потом в более позднем возрасте "Вредные советы"….

Г. ОСТЕР: Ну, да, мимо него не проскочишь. Да.

С. КОРЗУН: Они там большие все.

Г. ОСТЕР: Но понимаете, какая проблема. Дело в том, что сейчас в стране огромное количество детей появилось, которым родители никогда не читали книг, никогда не рассказывали на ночь сказок. И вот эти дети, боюсь, знают меня, только если они случайно по телевизору видели вот про то, как мерили Удава Попугаем.

С. КОРЗУН: Это Вас огорчает? Детского писателя предпенсионного возраста?

Г. ОСТЕР: Конечно, огорчает. Естественно, это огорчает.

С. КОРЗУН: Гонорары падают, отчисления, тиражи падают.

Г. ОСТЕР: Да, тиражи падают, гонорары падают. Я очень меркантильно отношусь вот к той прекрасной мысли о том, что надо культуру нести в массы. Надо, чтобы страна наша продолжала оставаться самой читающей, надо, чтобы наши дети читали больше книг.

С. КОРЗУН: А самое главное, что своих детей надо кормить.

Г. ОСТЕР: Да, конечно.

С. КОРЗУН: А вот, кстати, Вам вопрос на засыпку типа Ваших вопросов тут родился недавно. Сколько детей должно быть у Отца Бога, извините?

Г. ОСТЕР: Не понял вопроса. У Отца Бога? В смысле у Бога Отца, Вы хотите сказать?

С. КОРЗУН: Нет, у Отца Бога. Ну, есть мать героиня – это 10 детей, мы помним. Да, отец герой, стало быть, тоже у нас…

Г. ОСТЕР: А Бог то причем у нас?

С. КОРЗУН: А герой – это наполовину бог по античной мифологии.

Г. ОСТЕР: Такие терминологии. Во-первых, в русском языке сразу двойной смысл. У Отца Бога. Ну, т.е. есть Бог Отец, Бог Сын.

С. КОРЗУН: Ну, да.

Г. ОСТЕР: Или у отца, который как бог.

С. КОРЗУН: Все понял. Это абсолютно вредный и не корректный вопрос.

Г. ОСТЕР: Не понимаю. Давайте корректный вопрос.

С. КОРЗУН: Я просто хотел Вас представить, как на четверть бога. Отец, у которого 5 детей.

Г. ОСТЕР: А, в этом смысле.

С. КОРЗУН: Да, в этом смысле абсолютно. Чисто арифметическая задачка. Вы так уверены в завтрашнем дне?

Г. ОСТЕР: Нет, я совсем не уверен в завтрашнем дне. Ну, понимаете, я же помню, когда у нас, как анекдот ходило, что все мы уверены в завтрашнем дне, и не дай Бог, чтобы этот день наступил. Сегодня, конечно, мы все не уверены в завтрашнем дне. Но сегодня, зато, этот завтрашний день во многом зависит конкретно от нас. Т.е. вот мой завтрашний день и завтрашний день моих детей зависит, прежде всего, от меня самого. Я это знаю, я это чувствую.

С. КОРЗУН: Вы на самом деле… Вот от Вас лично, как от Григорий Остера.

Г. ОСТЕР: Да, конечно. От любого человека.

С. КОРЗУН: От тиражей книг, от отчислений, которые потом пойдут наследникам и все…

Г. ОСТЕР: Нет, ну, ребят, у любого.

С. КОРЗУН: На пятерых детей надо решиться. Это надо или…

Г. ОСТЕР: Нет, подождите. Это вопрос, вообще не связанный с детьми. Давайте отчленим. А то терминология очень такая сложная. Вот что касается того, что сегодня в отличие от прежних времен, когда была советская власть, когда от человека практически ничего не зависела. Да, ему давали бесплатную квартиру, ну, если он подлизывался к начальству. Да, о нем заботилось государство, он знал, что он будет пенсию с прожиточным минимумом иметь, если будет себя хорошо вести, но от него, он изменить этого ничего не мог. Сегодня практически от человека зависит абсолютно все. Ну, если он, конечно, тяжело болен, если он уже очень стар, тогда по другим причинам от него не зависит. Но от любого человека молодого в нашей стране сегодня, я не знаю, уже, или пока, но зависит абсолютно все. Даже до такой степени, что он, в конце концов, ну, если не хочет жить в этой стране, он может из этой страны уехать. И поэтому каждый человек уже сам может решать, сумеет ли он прокормить своих детей, сумеет ли он воспитать своих детей, может ли он себе позволить рожать детей.

С. КОРЗУН: Ну, подождите. Вспомните 90-й год хотя бы эту историю достаточно яркую. Где-то нашел упоминание о ней, как Вы не совсем честным способом, как Вы сами признавались, спасали свои сбережения, которые на сберкнижке были.

Г. ОСТЕР: А. ну, это да.

С. КОРЗУН: Потому что писателем известным Вы были еще в 70-80-е годы…

Г. ОСТЕР: Ну, это потрясающая история. Вы хотите, чтобы я ее рассказал?

С. КОРЗУН: Ну, а почему нет?

Г. ОСТЕР: Ну, дело в том, что ее поймут, на самом деле, во-первых, только люди, которые уже…

С. КОРЗУН: Ну, тот, кто помнит себя в 90-м году.

Г. ОСТЕР: Да.

С. КОРЗУН: У нас не детская программа. И время то 23 часа.

Г. ОСТЕР: Тоже верно.

С. КОРЗУН: Поэтому можно, вполне как бы эротическая…

Г. ОСТЕР: Это такая странная история. Дело в том, что у нас в стране была масса вещей, про которые никто ничего не знал. Хотя это ни от кого не скрывалось и лежало на поверхности. Вот так, например, 90% населения не знало, что во все времена в любой сберкассе ты мог открыть себе чековую книжку на любой свой вклад, типа, ну, примерно, если у тебя там рублей 200-300 уже лежало, ты мог открыть чековую книжку. Ты мог взять эту чековую книжку по законам советским, и, придя в любой магазин, из этой книжечки ты мог вырвать чек, написать на нем 3 рубля 18 копеек и заплатить этим чеков в кассу. И у тебя обязаны были этот чек принять. И это было крайне просто.

С. КОРЗУН: Т.е. это не для избранных, это было универсальным.

Г. ОСТЕР: Нет, это было не для избранных.

С. КОРЗУН: Потому что я об этом, честно говоря, не знал. Но мне нечего было спасать. У меня там, по-моему, рублей 8 осталось.

Г. ОСТЕР: Любой человек мог это сделать, начиная чуть ли не с 30-х годов, на самом деле. Т.е. это было очень давно. Не знаю там после войны или до войны. Но, по крайней мере, очень много лет так было. Мне это рассказал один человек, показал эту чековую книжку. Мне это ужасно понравилось. И я ее как бы просто так себе завел, никогда ею не пользуясь. Ну, просто пижониться, показать кому-то, вот у меня есть.

С. КОРЗУН: Ну, да, чек на миллион могу выписать.

Г. ОСТЕР: Там прямо и написано "Чековая книжка", и в начале было написано, насколько она. Был только один нюанс. Когда ты вырывал вот этот самый чек, где ты написал там сколько то рублей и сколько то копеек, то на корешке ты должен был сам написать, сколько осталось. И таким образом, открывалась теоретическая возможность жульничать и мошенничать. У тебя могла быть эта книжечка на там 200 рублей. А ты один раз мог написать 190. А на корешке написать, что ты на 3 рубля. Ну, и так далее. Т.е. практически ты мог бесконечно из этой чековой книжки на 300 рублей бесконечно мог брать деньги. Но мне естественно это жульничество никогда не приходило в голову. Я вообще по природе не жулик, к сожалению. А то бы я сейчас был бы очень богатый человек. Потому что нам выпало жить в эпоху, когда как бы чуть-чуть, даже капельку жульничая, можно было сделать состояние. Это не всем поколениям повезло жить в такие эпохи. Вот мы попали в такую. И если бы я не был писателем, может быть, у меня и получилось бы. К сожалению, я все это время вот занимался детской литературой. Сейчас уже жалею.

С. КОРЗУН: Серьезно, что ли?

Г. ОСТЕР: Конечно, мог бы обеспечить своих детей миллионным состоянием. Практически любой человек мог это сделать.

С. КОРЗУН: Хотя бы своим друзьям рассказать о чековых книжках, или больше уже не выписывали?

Г. ОСТЕР: Нет, ну, это уже поздно. Я в свое время всем друзьям рассказал, и масса народу этим пользовалась. Ну, короче говоря, вернемся к этой чековой книжке. Естественно, мне ничего подобного делать не приходило в голову до момента, когда вдруг государство не сказало мне, что я могу в месяц взять со своего счета определенную маленькую сумму, а больше взять не могу. А у меня же не было зарплаты ежемесячной. Я там получал гонорар за мультфильм, клал на книжку, а потом каждый месяц брал с нее и с этого жил. И у меня уже были дети к этому времени. И когда возникла ситуация, что, ну, мало того, что в магазинах продукты исчезают, мало того, что деньги каждый день становятся дешевле, а еще просто негде их взять, потому что ни у кого их нет. Ни у кого не займешь, потому что никто не получает денег. А прийти со своей сберкнижки взять я не могу. И вот тогда я с удивлением увидел, что я с книжки взять не могу, а чековой книжкой могу пользоваться сколько угодно. Это тот же самый вклад. Т.е. это вот чековая книжка – это был простой вклад в сберкассу. Вот у меня там лежало, а еже у меня была чековая книжка. Я мог прийти взять эти деньги, а мог их брать с чековой книжки. И когда я несколько раз заплатил в магазине этой чековой книжкой, то продав…

С. КОРЗУН: Кассиры делали удивленные глаза, наверное.

Г. ОСТЕР: Да, они делали большие глаза. Но они звали бухгалтера. И им говорил директор магазина или бухгалтер, да, надо принимать такое правило, такой закон. И принимали, как миленькие любую сумму. Первый раз я это сделал случайно. Я просто забыл написать на корешке и забыл, сколько у меня там осталось. А второй раз я уже сделал это нарочно, потому что государство же меня обманывало, оно со мной жульничало. И я действовал в ответ. Вот у меня есть такой вредный совет. Если Вы столкнулись с мелким жуликом, начинайте жульничать по крупному. Чтобы он при Вашем столкновении отлетел и покатился по полу, и вот я начал жульничать. Правда, к сожалению, вот говорю, не по крупному. Потому что, ну, я сам брал деньги из этой своей чековой книжки на продукты, на покупки детям, потому что мы были тогда многодетными. И было специальное место, где мы могли купить трусики, носки…

С. КОРЗУН: Трое было тогда, или больше уже?

Г. ОСТЕР: Трое. Тогда было трое. А потом появился четвертый. Мы могли брать товары, хотя магазины были пустые, потому что что-то еще оставалось в этих магазинах для многодетных. Еще можно было. Там по лимиту все давалось. Ну, например, часы с кукушкой получить можно было раз в 25 лет. А там трусики, или носки, или колготки детские, это можно было больше. А потом, когда вот все начали давать по чекам. Там кому-то на предприятии давали телевизоры. Вот, как сейчас, помню, поэт Тимофеевский, вот тот самый, который для Эдика Успенского написал "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам", он должен был получить телевизор. И он мне звонит и говорит: Гриша, займи мне денег. Я должен сегодня идти получать телевизор, а если я не заплачу, так он у меня уплывет. Мне вот пришла очередь на телевизор на цветной, на производстве дали. Как они уже назывались, не помню, это бумажку. А я говорю: у меня нет денег. Но я могу помочь тебе.

С. КОРЗУН: Талоны, наверное, тогда были на товары.

Г. ОСТЕР: Да, талоны. Просто слово из головы вылетело. Талон. Вот получил он талон. И я к нему приехал. И я за него расплатился вот этим чеком. Чем вызвал жуткое изумление. Но они никуда не могли деться. Они должны были это принимать. И таким образом я дал взаймы деньги. Потому что по-другому дать не мог. И я всем своим друзьям рассказывал. Ребята, идите, открывайте себе чековые книжки, спокойно можете этим пользоваться. Многие так сделали.

С. КОРЗУН: А чем кончилась Ваша история? Закончилась чековая книжка?

Г. ОСТЕР: А вот это интересно. Ну, чековая книжка она, практически, не кончалась никогда. Но самое интересное, чем это все кончилось. Ну, поскольку я все-таки человек советский, и в каком-то смысле законопослушный, то когда я примерно вдвое, втрое растратил свои деньги, преувеличил. Я пошел в юрисконсультальцию. Мне все-таки было страшно. Что ж со мной сделают. Это было в конце советской власти, 89-й, или 90-й, но до 91-го года. И мне юрист консультант сказал, что заставят вернуть. Я говорю: а меня не могут, вот я вот переплатил, вот видите, вот так получилось все. Он говорит: ну, Вы же не нарочно это сделали. Вы же не скажите, что сделали это нарочно. Вы же скажите, что сделали нечаянно. Поэтому, говорит, Вас заставят вернуть. Будете выплачивать из своей зарплаты по 25%, пока все не покроете. Когда я понял, что, в общем-то, это все совершенно безнаказанно, то я и друзьям своим сказал, и как бы стал продолжать.

С. КОРЗУН: Вот она российская воля, не свобода.

Г. ОСТЕР: В результате там, допустим, ну, если у меня было там на 3-4 тысячи, то я истратил 7-8 не больше. Я мог истратить 200, я мог истратить миллион, так чем все кончилось…

С. КОРЗУН: Деноминацией.

Г. ОСТЕР: Потом где-то месяцев через 5 мне пришла бумага из сберкассы о том, что я должен вернуть. Вы должны вернуть. Не то, что там - в суд вызываетесь. А просто: Вы превысили, верните. Прошло еще какое-то время. И когда я уже собирался возвращать, мне пришла другая бумажка из сберкассы, что мои вклады индексированы в связи с инфляцией была какая-то индексация вкладов. Короче говоря, она была раз, потом она была второй раз, потом третий раз, а потом, когда я туда пришел, то мне сказали, что у меня еще осталось типа 15 рублей 75 копеек, и мне их вернули, хотя на них уже нельзя было купить даже одной спички.

С. КОРЗУН: Григорий Остер. Ну, вообще, чего можно ждать от человека, родившегося в Одессе и выросшего в Ялте. В самом деле. В Ялте ведь росли и учились в Ялте, да?

Г. ОСТЕР: Да, я вырос в этом южном городе. И, конечно, всем хорошим людям пожелал бы, чтобы они детство провели вот в таком городе, как Ялта на природе, рядом с морем. Потому что это закладывает, конечно, на всю жизнь какие-то такие связи с миром, с природой.

С. КОРЗУН: Как сейчас взаимоотношения, вопрос, наверное, традиционный для Вас. С Одессой, с Ялтой есть, туда, как в чужую страну?

Г. ОСТЕР: Ну, с Одессой у меня такие, знаете, взаимоотношения чисто эмпирические, потому что я в Одессе то прожил 2-3 месяца. Потом меня оттуда увезли в Ялту. Мой отец был матрос срочной службы. Он там с мамой познакомился. И я родился в Одессе. А родители маму увезли в Ялту. А отец заканчивал службу. И только потом вернулся, когда мне уже был год примерно, или два, я уж даже не помню. Тогда же служили 5 лет. Мой отец то участник войны. Он воевал и заканчивал службу, уже когда война кончилась.

С. КОРЗУН: Понятно. А Вы служили 3 года, и уже на Северном флоте.

Г. ОСТЕР: Ну, это была такая хорошая традиция, брать мальчика из Ялты и отправить его служить на Северный флот, за Полярный круг.

С. КОРЗУН: И каково там?

Г. ОСТЕР: Ну, конечно, это мне пришлось там не сладко. Я привык к теплу, я привык к тому, что зимой в школе за снег мы дрались. Когда выпадал снег, мы выбегали на переменку и пытались лепить снежки. А тут этого снега было такое дикое количество. И, в общем-то, было так холодно, что я пришел, конечно, в тихий ужас. Ну, это только сначала. Потом служить мне было не так уж и плохо.

С. КОРЗУН: Школа жизни? Дедовщина? что осталось от того времени?

Г. ОСТЕР: Нет, не было. Во-первых, в те времена дедовщины такой, как сейчас не было. А во-вторых, дедовщины не было на флоте. На флоте вообще должен Вам сказать, что дедовщины значительно меньше, чем при сухопутной службе. Потому что ведь корабль – это такая странная вещь. Вокруг него вода. И если кто-то друг друга сильно обижает, то этот кто-то может случайно упасть за борт. С ним может случиться какая-нибудь неожиданная странная история. И никто даже не узнает, куда он делся.

С. КОРЗУН: Нет, ну, и обратное верно. Соответственно и матрос может там, новичок, салага может исчезнуть.

Г. ОСТЕР: Ну, понимаете, это вопрос о том, надо ли, или не надо оружие выдавать. Я то служил, не могу сказать, что так уж сильно на корабле. Я служил в таком, назывался такой химдивизион, т.е. наша задача была, когда на корабль будет ядерный удар, мы должны на катерах к этому кораблю подплыть и его дезактивировать. Людей помыть прямо вот там же, смыть с них радиацию, с корабля смыть разными составами радиацию. Зачем это было нужно, я до сих пор не понимаю. Но вот, тем не менее, была примерно такая задача. Ну, ядерная или химическая, так что больше я находился на суше. И вот должен сказать, что…. дедовщины не было. Хотя ее зачатки уже, конечно, были. Были ее зачатки. Старослужащие… Вы знаете на моей службе, я, когда пришел, я должен был служить 3 года… Должен был служить 4 года. И на моей службе мне сделало государство подарок, год службы сократили. Поэтому я служил не 4 года, а только 3. Но вот когда я пришел, то были, значит, первогодки, второгодки, третьегодки и четверогодки. И вот эти вот уже старшие, взрослые ребята, четверогодки, они практически эти дедовщину блокировали. Они себя вели так, что они не позволяли тем, кто служил третий год, тем, кто служил второй год, измываться над первогодками. Потому что для них все были равны. Все были салагами.

С. КОРЗУН: А как называли тогда? Салаги? Или во флоте по-другому?

Г. ОСТЕР: Салаги называли. Ну, по-разному. В том числе салаги. И вот эти вот ребята, они вели себя очень хорошо. Когда вот они ушли, и остались главными те, кто на третий год оставались служить, вот тогда начались первые проблемы. А уж я думаю, когда срок службы сократили до 2 лет, вот тогда они окончательно и начались. Потому что все четко разделилось. Вот есть первый год, вот есть второй год, и нет того третьего года, который внимательно за этим следил, но при всех зачатках вот этого дела, сейчас закончу мысль, я очень хорошо помню тот страшный день, когда мы ввели свои войска в Чехословакию в 67-м году. Я как раз служил на Северном флоте в это время. И находился на суше, в части. И это был единственный день за всю мою службу, когда утром мне выдали автомат с рожком патронов. А потому что ну я получал автомат с рожком патронов, мы ходили на стрельбище, там мне его давали, сзади стоял офицер, или сержант, я стрелял, отдавал обратно. И после чего с ним расставался. Когда я стоял на вахте, мне давали автомат, но мне никогда не давали никаких патронов. И вот это единственный был день за все мои три года службы, когда я на целый день, и я, и все остальные ребята из моей части получили автомат, который висел у меня за спиной с полным рожком патронов. Там где-то в Норвегии поднялись натовские самолеты, которые полетели в нашу сторону, и была объявлена тревога номер один, или она там называется. Так вот я Вам должен сказать, что весь этот день более вежливого обращения друг друга старослужащих, молодых, офицеров, мичманов, которые были грубоватые, хамоватые и все это. Как все были друг с другом вежливы, как все были предупредительны. Это было потрясающе. Я запомнил этот день на всю жизнь.

С. КОРЗУН: А понимали, что происходит тогда, если вот к чехословацким событиям? Что-нибудь объясняло руководство?

Г. ОСТЕР: Нет, руководство-то, я уж не знаю, чего оно там такое, естественно, что-то объясняло, что я уже кое-что понимал, хотя еще далеко не все. Но Вы понимаете, я кое-что уже понимал, потому что…

С. КОРЗУН: Т.е. Вам 21 год тогда был?

Г. ОСТЕР: Да, мне был 21 год. Но вот Вы поймите. Я вырос в городе Ялта, да. Я ходил в детский сад, правда, недолго. Потом я был принят в школе в октябрята, потом я стал пионером. Вот комсомольцем я уже не стал. Я был в своей школе, может, не один не комсомолец, там еще был какой-то парень баптист. И я был второй.

С. КОРЗУН: Т.е. по собственной воле. Даже не просились.

Г. ОСТЕР: Да, я не просился. Я в комсомол не поступил. Потому что я уже к этому моменту познакомился с приезжавшими в Ялту взрослыми, серьезными поэтами, людьми, например, это случайно происходило, ну, я писал стихи для взрослых. Я был таким ялтинским мальчиком, тоже 20 раз повторял это в своих интервью. Типа Ласточкиного гнезда. Меня показывали – вот мальчик, он пишет стихи.

С. КОРЗУН: Да, и песенки поет.

Г. ОСТЕР: Да, вот "Трубач", тогда я писал такую песню. И меня знакомили с Виктором Платоновичем Некрасовым. Я был с ним знаком еще в то время. Кое-что мне уже объяснили. Хотя я еще не все, конечно, еще до конца понимал. Я все равно думал, что Ленин – это все-таки Ленин. И только потом уже, когда я уже вернулся из армии, я все понял окончательно. Вот поэтому я понимал, что это ужасно, то, что мы сделали в Чехословакии, но, наверное, я еще не дорос до того состояния, что, если бы я был в Москве, то выйти с этими ребятами, которые вышли на площадь. Вот до этого я, наверное, я еще не дорос. Вот когда я уже вернулся, когда я уже понял, что уже произошло, тогда уже, наверное, да, тогда я понимал уже все.

С. КОРЗУН: Григорий Остер, напомню, гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". 85-й или 91-й были вехами для Вас? Потому что Вы, может быть, уникальный детский писатель, который пользовался успехом колоссальным у публики, в том числе, и советские времена и в пост советские времена. А это как раз 90-й год, по-моему, когда Вы на "Эхо Москвы" представляли, 90-й, или начало 91-го "Вредные советы" первые тогда появились еще.

Г. ОСТЕР: Нет, первый раз я вообще-то даже не на "Эхо Москвы" представлял "Вредные советы"…

С. КОРЗУН: Первый раз на "Эхо… " я помню.

Г. ОСТЕР: На "Эхо…" первый раз?

С. КОРЗУН: Ну, может, не самый первый раз "Вредные советы", но то, что в 90-й, а 91-м году…

Г. ОСТЕР: А, на "Эхо…", ну, да. Как у нас все время с Вами получается, первый раз на "Эхо…". Да, на "Эхо…" первый раз, да. Но Вы понимаете, у меня странная была ситуация. Я выпустил свою первую книжку, которая называлась, как хорошо дарить подарки – про слоненка, мартышку, удава и попугая. И вот первую же мою книжку признали идеологически не выдержанной, наказали редактора, сократили тираж следующей моей книжки – "Котенка Гава", которая была вдвое… сократили. Третья, которая уже должна была сразу выйти вот Петьку Микроба, он уже вышел на год позже, а потом у меня просто много лет вообще не выходили книжки. Ну, не выходили и все. Ничего я не мог сделать. Четко на мне поставили крест, как на писателе. Но при этом я делал мультфильмы. И комитет по кинематографии относился ко мне хорошо. А это были совершенно разные структуры. Не было указаний там откуда то сверху, ну, я молодой был, меня особенно не замечали. Что вот меня надо топтать. А когда стали появляться про меня разгромные статьи, то меня старшие товарищи, вот Эдик Успенский, Юрий Коваль научили, как бороться с чиновниками. Они мне объяснили, что с системой бороться нельзя, но можно чиновника отделять от системы и бороться лично с ним. Чиновник всегда ведет себя так, чтобы не было скандала. Он, почему хочет твою книгу запретить? Не потому что он идеологически против нее, а потому, что он боится, что его за эту книгу накажут. Если он знает, что скандал будет прямо сейчас, пока книга еще не вышла, он ее лучше разрешит, но только надо действительно, чтобы был скандал. Не просто, чтобы ты там чего-то ему говорил, приходил, а чтобы это он боялся, что это будет в прессе, что его накажет начальство за этот скандал, что его обвинят черт знает в чем. Поэтому вот шла такая борьба, когда я приходил и говорит главным редакторам. Младшие то были за меня, но они боялись, чего делать. И я говорил: а Вы вот уверены, что Леонид Ильич Брежнев, у которого есть внуки, не смотрит фильмов мультипликационных. А Вы знаете, некоторые фильмы ему очень нравятся. И он говорит, что вот некоторые фильмы замечательные. А Вы мешаете Леониду Ильичу воспитывать своих внуков.

С. КОРЗУН: И люди задумывались.

Г. ОСТЕР: Люди страшно задумывались. Страшно пугались. Но, тем не менее, у меня до конца советской власти не вышло ни одной книжки вообще никогда ни одной в твердой обложке с цветными иллюстрациями. Ни одной не было. Первая моя книжка в твердой обложке с цветными иллюстрациями, которая вышла, это вот в 93-м году. Это, по-моему, был задачник, если я не ошибаюсь. "Задачник по математике".

С. КОРЗУН: Григорий Остер гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Как всегда у нас есть домашние заготовки. Мы опросили нескольких Ваших коллег по цеху, по разным цехам, поскольку помимо того, что Вы детский писатель, Вы еще и писатель такой иронический. мягко говоря. Михаил Мишин.

МИХАИЛ МИШИН: Григорий Остер – это же человек, ни на кого не похожий, он же оригинален. Ничего подобного я не знаю лично. И дети не знают ничего подобного, которые эти вот читают. У меня вот дочь. Она очень в свое время, это была ее главная, одна из его книжек была такая важная, главная книга. Я уж не помню, были ли это "Вредные советы" или что-то еще, но, безусловно, он в ряду таких совершенно ни на кого не похожих людей, поэтому он очень украшает, я бы сказал, художественный, литературный, какой хотите пейзаж.

С. КОРЗУН: Каково быть основоположником с "Вредными советами", которые и пародируют много, да собственно и Вы эксплуатируете прием. Родоначальником даже.

Г. ОСТЕР: Очень приятно. Я вот горжусь, что я создал такой жанр. Как существуют сонеты. Кто-то создал когда-то жанр сонета, и масса писателей, поэтов работает в этой области. Вот я очень горжусь, что я создал новый жанр. Потому что, если Вы заглянете в интернет, то увидите, что не пародируют, нет, а просто люди пишут огромное количество вредных советов. И иногда замечательных.

С. КОРЗУН: И Вы даже собирались книжку издавать? Или издали уже?

Г. ОСТЕР: Да, я, нет, еще не издал. Но я надеюсь, я хочу собрать их побольше, чтобы это были по-настоящему хорошие, и издать толстую книгу под моей редакцией "Народные вредные советы". Чтоб там было огромное количество авторов, которые на разные абсолютно темы в жизни создают вредные советы.

С. КОРЗУН: Но предтечи то были? Или мысль пришла самостоятельно?

Г. ОСТЕР: Ну, мысль мне пришла самостоятельно. Я вот недавно посмотрел статьи, которые научные пишут. Что вот в основе английского юмора в народных английских этих самых есть что-то подобное. Ну, вот, например, там приводится пример, что, мол, значит, там молоток стучит громко, фарфоровый кофейник – громкая вещь, но громче всего…, а гвоздь звонкий, молоток звонкий, но звончее всего котенок, наступи ему на хвост. Это вот рассматривается, как вредный совет. Но я бы сказал, что это как бы ну не совсем то. Потому что ну вот опять повторюсь миллион раз, что вредные советы – это прививка от глупости. Я беру мысль, которая самостоятельно всегда приходит в голову ребенку, или которую кто-то пытается ребенку навязать на полном серьезе. И эту мысль довожу до логического абсурда. И показываю, к чему она ведет.

С. КОРЗУН: Себя ребенком ощущаете, или все-таки на стороне родителей. Ну, понятно, у Вас книг много, там "Папа-мама-логия", "Вредные советы для детей", совершенно различные. Лагерь меняете легко, в общем.

Г. ОСТЕР: Ну, опять повторюсь. Я вижу себя предателем среди взрослых. Потому что я…

С. КОРЗУН: А ребенком то считаете себя, или нет? Остались ребенком?

Г. ОСТЕР: Да, конечно. Потому что все мои книги… Я ведь начал писать для детей, когда никаких детей у меня не было, и я и не собирался их даже заводить. И я всю жизнь писал. И сейчас на самом деле пишу для себя, когда я был маленький. Я очень хорошо помню себя вот с раннего детства, и помню, чего бы мне хотелось и стараюсь это делать.

С. КОРЗУН: Григорий Остер, еще один Ваш коллега по цеху. По цеху писателей – Сергей Лукьяненко.

СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНЕНКО: Для меня, конечно. Григорий Остер еще помимо того, что он автор замечательных сказок для детей, сценариев к мультипликационным фильмам, это еще автор и сценарист прекрасного детского фильма "До первой крови". Это такой художественный фильм, который, на мой взгляд, наверное, один из самых лучший в российском, в советском кинематографе, вот раскрывающий тему детской жестокости и, вообще, взросления, воспитания и того, что такое добро, зло с точки зрения детей. И это потрясающая, очень сильная вещь. Т.е. очень многосторонний человек, очень талантливый во всех своих проявлениях. Очень люблю его вещи.

С. КОРЗУН: Напомню, что это Сергей Лукьяннко.

Г. ОСТЕР: Да, спасибо и Мише и Лукьяненко. Я очень серьезно к ним отношусь.

С. КОРЗУН: Это серьезное кино относительно. Это не хи-хи, ха-ха.

Г. ОСТЕР: Да, на самом деле, это очень серьезное кино.

С. КОРЗУН: Не жалеете? Потому то многие говорят, что играли всяких комических персонажей, а хочется Гамлета сыграть. Нет такого, что Вы пишите книжки смешные для детей, а хочется на самом деле что-то такое… "Войну и мир", допустим.

Г. ОСТЕР: Нет, я не считаю, что смешно – это несерьезно. Я вообще думаю, что самое серьезное из всего, что есть на свете, это смешное. Поэтому ну и в этом фильме тоже есть смешные вещи. Ну, слушайте, что более серьезное, чем Шекспир? И что более смешно? Но этот фильм я делал и писал сценарий… Вообще, честно говоря, я не могу сказать, что фильм такой уж сильно хороший. Я долго ругался с режиссером в процессе съемок фильма. Ну, наверное, я всегда ругаюсь с режиссерами на всех мультфильмах. Я вот сделал 70 мультфильмов своих. И только, может быть, на первом мультфильме я не ругался. Потому что…

С. КОРЗУН: Не умел, слов еще не знал.

Г. ОСТЕР: Да, еще н знал слов, ходил перепуганный. И не понимал, что происходит. А уже, начиная, со второго, начал с режиссерами ругаться и ругался всегда. И считаю, что это совершенно нормальное дело. Ну, вот с режиссером "До первой крови" я ругался очень серьезно. Потому что мне мой сценарий гораздо больше нравится, чем фильм. Он вообще есть в киноальманахе, сценарий, был опубликован. И сценарий вот, правда, хороший. А фильм уже не так здорово получился. Но фильм этот был сделан особенно тогда, когда государство играло с детьми в войну. Понимаете, все дети любят играть в военные игрушки. Но только в нашей стране в войну с детьми играло государство, устраивало вот игры "Зарницы". И это вот история про то, как дети играют в войну, и что происходит с их душами в результате этой вот страшной игры. Ну, словами это не рассказать, просто фильм начинается с того, что все дети спят, утро, в лагере, в палате, все хорошо, распахивается окно, вскакивает девочка на подоконник и кричит: вставайте, война! И все вскакивают и кричат: ура! И бросаются бежать.

С. КОРЗУН: Григорий Остер. Пишете легко? Или как Толстой? Переписываете, передиктовываете по 12 по 15 раз?

Г. ОСТЕР: Да. Вы знаете как когда. Вообще. очень трудно начинаю. Если честно. Вот чтобы начать книгу, мне надо поймать интонацию, поймать мелодию этой книги. И иногда бывает, что и 20 раз выбросишь первую страницу, и 30 раз выбросишь первые 5 страниц, но если первые 5 страниц получились, дальше книгу, я считаю, книгу можно написать за месяц.

С. КОРЗУН: Возвращаетесь к тому, что написано? Говорите "ай, да Пушкин, ай, да сукин сын"?

Г. ОСНТЕР: Ну, как правило, не возвращаюсь. Ну, только к недописанному. Я вообще, если говорить про кухню, я вот одновременно пишу штук 7-8 книг, пытаюсь начать.

С. КОРЗУН: Параллельно, да?

Г. ОСТЕР: Параллельно, да, штук 7-8, если не больше разных книг, проектов. Вот я делаю, делаю. Какие-то из них сами отваливаются, какие-то на время замерзают. А как только что-то прорывается, тут же я это довожу до конца.

С. КОРЗУН: Знаю, что у Вас есть несколько книг, которые не вышли в широкий тираж, а были написаны так корпоративно, для разных корпораций, по мотивам, как раз, "Вредных советов", которые одни из самых популярных.

Г. ОСТЕР: Нет, почему, не только "Вредных советов". Ну, вот, например, одна фирма, не будем называть, хотя это был Слоненок, это я себя цитирую. Одна фирма, которая не просто строит дома, а строит целые кварталы домов. Попросила меня, чтобы я написал вот книгу, которую они будут дарить тем, кто покупает у них квартиры. Таким образом, вот если люди у этой фирмы хотят купить квартиры, а я еще раз говорю, это не дом, это целый квартал, который они строят, вот когда человек приходит, он платит деньги. И он покупает не просто квартиру. Он покупает как бы квартиру и мою книгу. Ну, конечно, если они пополам делили бы деньги, которые человек платит, то мне уже ни о каком заработке дальше можно было не думать, а я спокойно… но, к сожалению, там все-таки основная часть идет за квартиру, чем за книгу, я так понимаю.

С. КОРЗУН: Ну, гонорар то приличный был, наверное.

Г. ОСТЕР: Ну, гонорар больше, чем я получаю за книгу, хотя вот…

С. КОРЗУН: А сколько, кстати, если можно меркантильный вопрос?

Г. ОСТЕР: Я не хочу называть эти самые суммы, это неправильно. Уже хотя бы потому, что, вообще, я должен Вам сказать, что вот с этой фирмой, что с обыкновенным издательством, любым, с которым я заключаю договор, там всегда в этом договоре написано. Это издательская инициатива, что условия договора, сумма оплаты…

С. КОРЗУН: Не разглашать.

Г. ОСТЕР: Да, являются конфиденциальными и не подлежат разглашению. Поэтому я не могу этого сделать.

С. КОРЗУН: О'кей, да.

Г. ОСТЕР: Каждый раз я такой пункт в договоре вижу, когда сажусь подписывать договор.

С. КОРЗУН: Так что же в этой книге, которую дают новой жильцам? Это советы жильцам там вредные, нет?

Г. ОСТЕР: Нет, это не советы жильцам. Это такие ну вот как бы легенды и мифы того места, которое строит… ну, могу кусочек прочитать. "Велтон парк – историческое место. Потому что на этом месте случилось много разных историй, часто настолько невероятных, что люди до сих пор рассказывают о них друг другу мифы и легенды. Это удивительные рассказы. Хотя и не очень поучительные. Например, трудно припомнить что-нибудь менее поучительное, чем история об одной бабушке двух внуков, которая, не смотря на свой почтенный возраст, так страстно любила шоколадные конфеты, что однажды купила в велтонпарковском супермаркете и тут же съела одна целых 5 коробок. При этом она, говорят, не только не попала в больницу, а наоборот, прекрасно себя чувствовала, и уверяла своих потрясенных внуков, что конфеты чрезвычайно полезны для здоровья, особенно в большом количестве. Но куда удивительнее история про мальчика, который еще в раннем детстве посадил в землю свой первый выпавший зуб, а потом регулярно поливая и тщательно ухаживая за этим насаждением, вырастил из него целую стоматологическую клинику с современным оборудованием и удобными зубоврачебными креслами, правда, сам в ней никогда не лечился. Или совсем уже фантастическая легенда о совершенно зеленой девочке, которая, рассказывают, как-то раз в одну новогоднюю ночь позвонила в квартиру к одному живущему в Вэлтон парке знаменитому певцу, не будем называть его фамилию. Зеленая девочка всего лишь хотела поздравить любимого певца с Новым годом. Однако, певец, никогда не встречавшийся с зелеными девочками говорят, так обомлел, что с тех пор сильно заикается. Петь у него иногда все-таки получается, а вот разговаривать, уже нет". Ну, и т.д. Это вот история про все эти легенды, которые как бы произошли на этом месте. Ну, тут много всяких интересных историй…

С. КОРЗУН: Я видел у Вас книжечку замечательную про советы бизнесменам, но даже интереснее, наверное, то, что в нее не вошло. Насколько цензура то …

Г. ОСТЕР: Это другая фирма предложила мне написать книгу "Вредные советы бизнесмену", они ее собираются разным бизнесменам дарить эту книгу. Это все книги, которые не попадут в продажу.

С. КОРЗУН: Можно рассчитывать только на подарок. Стоит стать бизнесменом, чтоб тебе подарили эту книгу.

Г. ОСТЕР: Я подарить не могу, потому что мне дали всего несколько экземпляров. И купить я ее тоже не могу к сожалению.

С. КОРЗУН: Самое интересное, что туда не вошло, между прочим.

Г. ОСТЕР: Ну, почему, здесь и то, что вошло иногда бывает интересное. Ну, вот если мне удастся… Нет, ну, дело в том, что, понимаете, что значит не вошло? Вот тут я столкнулся с ситуацией, когда речь идет о цензуре. Я вот сегодня с цензурой практически не сталкиваюсь нигде. Когда дело идет об издательстве, когда дело идет о государстве. А вот здесь, где как бы мне заказали, хозяин заказал. Хозяин - барин. Значит, как он хочет, так он и поступает. Значит, вот тут я столкнулся с цензурой. Мне говорит нет, так мы… и почему это опять же происходит. Вот я глубоко убежден, что если бы я имел дело с начальством этой фирмы, то начальство этой фирмы не стало бы мои стихи цензурировать. Они бы посмеялись и в таком виде, как я их предложил, так бы прекрасно и запустили книгу. Но поскольку я имею дело с чиновниками, со средним уровнем чиновников, которым поручили это дело, и они боятся, что их накажут, если они, вдруг что-нибудь сделают не так, то в этой ситуации я и столкнулся с цензурой. Я очень боюсь, что вообще вот вся сегодняшняя цензура в нашей стране, да и то, что было при советской власти, это, прежде всего, вот по этому механизму работает. Ну, вот, например. Вот "Вредный совет", как я его написал. "Если заключаешь сделку крупную, объясни, что с детства ты застенчивый, скромный, и поэтому стесняешься свой источник средств чужим показывать". Люди меняют первую строчку, говорят "если аудиторы нагрянули". Значит, люди боятся, что их обвинят в заключении крупной сделки. Ну, как бы не совсем понятно почему.

С. КОРАЗУН: А что было совсем отцензурировано?

Г. ОСТЕР: Ну, вот был такой вредный совет…

С. КОРЗУН: Вот что не вошло, что даже бизнесмены…

Г. ОСТЕР: Что точно не вошло. "Запускайте смело руку в государственный карман. В тесноте и страшной давке не заметит Вас никто". Вот это ребята совершенно отвергли…

С. КОРЗУН: Т.е. вот это даже на уровне вредного совета,

Г. ОСТЕР: Да, в полном ужасе отвергли, сказали: ну что Вы, что Вы, что Вы, мы никогда. Так это же вредный, – говорю я. Нет, все равно, никогда. Ну, или вот такой вредный совет полностью отвергли. "Если хочешь неприкосновенности, выдвигайся в думу, и на выборах, ты по ходу дела так измажешься, что ни кто и пальцем не дотронется". Это вот тоже. А вот например, вот такой вредный совет прошел. И он есть в книге. "Если Вы в своем успешном бизнесе полную прозрачность обеспечили, продолжайте в том же духе действовать, сделайте его совсем невидимым". Ну, и кое-что все-таки прошло.

С. КОРЗУН: Григорий Остер. Я вот все думал, чем же Вас, сделать передачу то поострее. Вспомнил о том, что история, вспомнил и нашел, копаясь, что Вы же были причастны к президентскому сайту для детей. Президенту о детях. Не будем о содержании сайта говорить, хотя Вы, ну, за кадром скажу нашим слушателям, что, ну, в общем, зайдите на сайт, почитайте. Там Григорий Остер, в общем, ну, вполне в духе от части "Вредных советов", и от части чего, и так с вполне демократических позиций…

Г. ОСТЕР: Я обиделся на Сергея Пархоменко, который здесь, в своем эфире на "Эхе Москвы" сказал, что вот Григория Остера поманили туда, и он побежал. Зачем побежал, как не стыдно. А теперь ходит, оправдывается. Говорит: я не для того, чтобы Путина президента любили, я чтобы просто президента любили. Вот так он про меня высказался. В то время как раз, как на сайте, который я делаю, и который называется "Президент России гражданам школьного возраста", там как раз написан раздел, как бороться с любовью к власти. Причем не только, как бороться с любовью к Путину, хотя там именно это написано, а как бороться вообще с любовью, которая странным образом поражает российских граждан к власти.

С. КОРЗУН: Ну, это наши слушатели сами могут зайти на сайти прочитать, адрес его Кремлин орг, оттуда ссылка…

Г. ОСТЕР: Нет. нет. нет. Это не Кремлин орг.

С. КОРЗУН: Вру.

Г. ОСТЕР: Это "Узнай президента. ру". Ну, можно через Кремлин. ру зайти.

С. КОРЗУН: Через Кремлин.ру, да.

Г. ОСТЕР: Но нет, если просто зашла речь о том, что как бы я делаю сайт для детей президента России. И зайдут люди, не зайдут люди, это, знаете, как в том анекдоте, что ложки нашлись, но осадок остался.

С. КОРЗУН: Осадок остался, да.

Г. ОСТЕР: Я бы хотел зачитать кусочки из того, что я объясняю детям про президента.

С. КОРЗУН: Ну, давайте один кусочек, если Вам…

Г. ОСТЕР: Да, вот простой кусочек. Как узнать, справляется ли президент со своей работой? Если однажды ты включишь телевизор и увидишь, что по всем каналам с утра до вечера про президента говорят одно и то же, восхищаются им, восхваляют его, твердят, что он великий и прекрасный, не заменимый и непогрешимый, знай, президент не справился со своей работой, случилась беда, и в твоей стране больше нет свободы слова. А значит, нет и демократии.

С. КОРЗУН: Григорий Остер. А спросить я Вас хотел совсем о другом. Как Вам Путин, как человек, Вы же с ним ну так достаточно плотно, и не за один прием работали над этим сайтом.

Г. ОСТЕР: Ну, не могу сказать, что я с ним плотно. Потому что когда вот меня позвали все это делать, звал меня Волошин, и первое, что я сказал, что я вот с "Идущими вместе" не играю, я не могу такие вещи делать. А мне сказал, что а мы тоже не играем с ними. Я сказал, что я могу предложить. Ну, понимаете, как. У американского президента есть сайт для детей. Вот в Кремле захотели, чтоб был сайт российского президента для детей. Я сказал, что я могу предложить концепцию, если она подойдет, то я буду это делать. Я предложил концепцию. И она на мое удивление была принята. И я делал. И ничего такого, чтоб вот я как бы считал, что это неправильно, я не сделал.

С. КОРЗУН: Т.е. цензуры не было никакой практически?

Г. ОСТЕР: Не было цензуры.

С. КОРЗУН: А поправки?

Г. ОСТЕР: Ну, поправки были на уровне там, ну, вот когда я говорил, что гражданин должен относиться к власти, как к домработнице. Что если она хорошо работает, значит, платить ей зарплату. Если плохо, увольнять, нанимать другую. Путин сказал, что домработница – это неправильно, потому что не все дети знают такое понятие, как домработница. Ну, мы ввели другое понятие, но как работник, который на тебя работает. Это все-таки детям понятно. В основном, вся работа по подготовке шла с Волошиным. Но когда уже практически все было готово, тогда Путин все это брал, внимательно читал, а потом сидели и говорили довольно долго по конкретным вещам. И конкретные вещи уточнялись, поправлялись. Но я еще раз говорю. Цензуры вот в политическом понимании этого слова не было. Были какие-то моменты, вот конкретные. Ну, вот когда, значит, рисовали уже все это, и там было написано о конституции, и вот ребята, которые рисовали все это, нарисовали девочку с красным галстуком, которая стояла и держала эту конституцию. Я сказал: ее надо немедленно убрать. Не нужна нам девочка с красным галстуком в этом сайте. А когда пришли к Путину, то оказалось, что девочка осталась. Вот она, с красным галстуком. Я сказал: ребят, чего такое. Договорились же, что убрать. И тут Путин стал их защищать. Он сказал: а в чем дело? А почему Вы против? Ну, это же было. Были же пионеры у нас в стране. Почему мы должны убрать девочку с красным галстуком? Я ему сказал: Владимир Владимирович, а вот представьте себе, что вот президент Германии, глава Германии, делает сайт для детей и у него в сайте вот мальчик или девочка с фашистским знаком. Это же было. Все закричали, что это разные вещи, абсолютно разные. Я сказал: ничего подобного, это не разные. На мой взгляд, это одно и то же. И вот я увидел, что он, значит, подумал, секунд 10, 15 и сказал: да, давайте уберем. И убрали. И я тогда обратил внимание. Я не хочу защищать Путина. Не хочу выступать в роли человека. который говорит с придыханием: ах, какой хороший. Мне далеко не все нравится…

С. КОРЗУН: Не было такого очарования? Или вообще речь об этом не шла?

Г. ОСТЕР: Нет, очарования у меня не было. Потому что мне далеко не все нравится, что в результате происходит. Я еще раз говорю. Он говорит все правильно. Я ни к одному слову, которое он говорит, придраться не могу, но к происходящим в стране ситуациям у меня есть огромное количество претензий. В лучшем случае, значит, недостаточный контроль за тем, что происходит по всем параметрам. Но я хочу сказать, тем не менее, что я впервые столкнулся… Я и при советской власти видел всякое начальство разное. И много видел крупного начальства. Я первый раз видел ситуацию, когда начальник высказал свое мнение, ему возразили, он подумал и согласился с тем, что он был не прав. Вот это я увидел первый раз на таком уровне начальства.

С. КОРЗУН: Можете за 30 секунд ответить на один вопрос из интернета. Он где-то близко. Николай, физик: "Здравствуйте. Мой сын просит объяснить, что такое вертикаль власти. Можете ли Вы мне помочь?" Насчет того, откуда берутся дети, мы уже разобрались. Это просто. А вот вертикаль…

Г. ОСТЕР: Это очень просто. Значит, ребенку надо объяснить так. Вот представь себе. Вот стоит папа, на шее у него сидит мама, а на шее у мамы сидишь ты, ребенок. Вот это у Вас вертикаль власти получается. Но кто главный? Ты, значит, сидишь выше всех. Ты видишь, куда надо идти. Ты что просишь, тебе все делают, покупают, и так Вы можете быстренько куда-то двигаться. Вроде получается, что главный – это ты в этой вертикали. А теперь, когда ты подумал, что ты главный в этой вертикали, представь себе, что с Вами будет, если папа споткнется.

С. КОРЗУН: Григорий Остер детский писатель был гостем программы "Без дураков". Спасибо за ответы на вопросы, которые у нас возникли. За ответы без дураков, в общем. Ну, а Вам, что пожелать, новых, ну вредных советов для Вас у меня нет. В общем, Вам вредные советы, сами все придумаете…

Г. ОСТЕР: Я всех слушателей поздравляю с приближающимся Новым годом. И желаю всего самого хорошего. Желаю здоровых и послушных детей радиослушателям.

С. КОРЗУН: Спасибо Вам. Всего доброго.