Михаил Козырев - Без дураков - 2006-11-16

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Добрый вечер. И мой гость сегодня это Михаил Козырев. Добрый вечер, Михаил.

МИХАИЛ КОЗЫРЕВ: Добрый вечер, Сергей, добрый вечер, радиослушатели.

С. КОРЗУН: Человек, который в след за другими, которые, что рок-н-ролл мертв, сказал, что рок-н-ролл жив и не просто сказал, а доказал это своей работой и сделал это по мнению многих известных людей, медиа менеджеров весьма убедительно, в том числе и с точки зрения бизнеса. Но не только о радио, не только о бизнесе, не только о музыкальном продюсировании, поскольку сейчас Вы вроде как музыкальный продюсер, мы Вас назвали, или нет?

М. КОЗЫРЕВ: Знаете, если бы я знал ответ на этот вопрос, понятия не имею.

С. КОРЗУН: Просто Михаил Козырев, человек, которому по утверждению, которое он высказал на радио "Эхо Москвы" в программе "Аргентум" после ухода с «Нашего радио» из "Ультрапродакшн", которому стало тесно в тех новых рамках, которые ему предложили делать. А Вам где-нибудь не бывает тесно? Вот человек абсолютно креативный, да. Мы сегодня много об этом будем говорить. И Раису Шабанову вспомним, много, много чего еще.

М. КОЗЫРЕВ: Я с удовольствием, как раз, Раису Ивановну вспомню. У меня почему-то, в общем, все процессы проходят через одни и те же этапы. Т.е. мне сначала очень интересно ломать какую-нибудь стенку, потом прорываться туда, потом доказывать, что так оно и должно быть. Потом расширять пространство и тратить на это много сил. Убеждать всех, что собственно мы здесь и жили, вот, а потом неизбежно приходит ощущение, чего-то как-то тесно стало. И дальше снова ищешь. Т.е. я все время наступаю на одни и те же грабли. Т.е. не знаю, кто-то когда-то где-то написал, что есть два типа людей. Одни очень хорошо поддерживают процессы, а другие очень хорошо их придумывают и начинают. Вот, наверное, я как раз принадлежу ко второму типу. Я бы рад комбинировать оба. Может, жизнь научит. Но вот мне почему-то все время хочется познать что-то еще. Причем при этом у меня есть, например, сферы в жизни, когда я абсолютно четко отдаю себе отчет, что вот это я никогда не смогу и даже пытаться не стоит.

С. КОРЗУН: А это был бы мой следующий вопрос. Телевидение пробовали, да?

М. КОЗЫРЕВ: Да.

С. КОРЗУН: Радиоведущим работали. На фестивале там от "Максидрома" до "Нашествия" до многих других, "Сострадание" после Беслана, как продюсер делали. В театральных проектах участвовали. А вот за что Вы не возьметесь?

М. КОЗЫРЕВ: Вот сейчас, что актуально, мне, например, очень интересно сделать фильм. У меня есть идея фильма, написан сценарий, я разговариваю с режиссером, ищем деньги. Я, например, не возьмусь, не наберусь наглости выступать в этом фильме в качестве режиссера, не смотря на то, что вырос в семье, где мама – режиссер-документалист, которая снимала всю жизнь и документальные, и научно-популярные фильмы, но при этом я понимаю, что для того, чтобы взять вот так и снять фильм вот в таком качестве, нужно знать какие-то очень фундаментальные основы технологии.

С. КОРЗУН: Т.е. актером проще, там "День радио", актерский опыт и не первый, и не последний, наверное.

М. КОЗЫРЕВ: Ну, пока вот у меня пока это ограничивается именно спектаклем "День радио" и, правда, эпизодической ролью в фильме, который вот этим летом был снят. Это "День выборов", т.е. сиквэл "Дня радио", который выйдет на экраны в 2008 году. И вот если в "Дне выборов" я фигурирую только в телефонных разговорах, то тут вот они решили, продюсеры решили меня все-таки поставить в кадр. И удивительная вещь, первый раз, когда я снимался на телевидении в неудачном сериале "Деньги", мне пришлось пережить свой первый эфирный поцелуй со своей секретаршей. И его репетировали. Но к тому времени, когда мы целовались, у одного из моих коллег был уже с ней роман. Поэтому особо на это рассчитывать не имело смысла. А в фильме "День выборов" мне пришлось пережить первую постельную сцену с очень известной актрисой, с очень красивой девушкой Анной Азаровой. Но к этому времени опять-таки смысла особого не было. И вообще ощущение, когда ты лежишь в постели с женщиной, а вокруг тебя 10 человек щелкают вспышками и снимают…

С. КОРЗУН: И что это?

М. КОЗЫРЕВ: Психоделическое… Никакого вообще влечения ты не испытываешь в принципе. А, кроме того, в тот период Анну больше всего интересовали коньки, поскольку она участвовала в одном из этих феерических проектов, и поэтому она говорила все время о коньках. А так как я там должен на чем-то записать послание своего босса по телефону, то я записал ей на спине. Я написал: "Люблю лед". А потом прибежала гример и сказала: "Ой, не смывается". Так она и уехала на тренировку.

С. КОРЗУН: Хорошо, отбросим коньки хотя бы не время и поговорим о музыке. У нас в традициях программы высказывать какие-то… У Вас вообще есть враги, Михаил, или нет? Такое ощущение, что мы их, по крайней мере, не нашли. Ну, там недоброжелатели, люди, с которыми Вы расставались, это понятно, что есть. А враги есть?

М. КОЗЫРЕВ: Я живу долгое время в ощущении того, что их немало. Ну, т.е., Вы знаете, я не научился игнорировать агрессивные и очень болезненные выпады в свой адрес. Вот сколько живу… Притом, что даже Земфира в свое время объясняла мне, что привыкни к этому, вообще не обращай на это внимание. А я не научился этому, и поэтому меня всегда очень многие вещи ранят больно. И я как раз в книжке, которая выйдет, я принципиально решил, что нужно дать возможность людям, которые, например, считают, что все, что я сделал плохо, и лучше бы вообще ничего не было, дать возможность высказаться. Поэтому я попросил соавтора своего Борю Барабанова, с которым долгие годы работал, чтобы он брал интервью, чтобы люди ему в глаза сказали, что он думает обо мне. И дал трибуну такую вот. И там есть брутальнейшие абсолютно высказывания, причем от наших с Вами общих знакомых, от которых я, например, этого мог бы даже не ожидать. При этом я принципиально включил это в книжку.

С. КОРЗУН: Но они в книжке остались.

М. КОЗЫРЕВ: Это как раз из серии, чем больше вопросов, тем лучше, и чем меньше ответов, тем лучше.

С. КОРЗУН: Ну, значит, плохо искали врагов. Нашли пока друзей. Андрей Макаревич.

АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ: Если бы не его усилия, связанные с "Нашим радио", с фестивалями, которые он проводил, то мы бы уже в нашей советской поп-музыке утонули бы давно. Это я мягко выражаюсь, произнося слова "наша советская поп-музыка". Так что он был, в общем, таким, пожалуй, единственным оплотом, на которого рок-команды могли полагаться. Был, пока находился во главе "Нашего радио". Я абсолютно уверен, что он оружия не сложит и будет заниматься тем, чем он занимался. Он человек с достаточно субъективными взглядами. Но на это имеет право каждый. И он их отстаивает с упорством бойца. Так что это заслуживает уважения всяческого.

С. КОРЗУН: Мнение Андрея Макаревича по поводу Михаила Козырева.

М. КОЗЫРЕВ: Я просто потрясен очень. Ну, т.е. очень. Андрей никогда в жизни мне такого не говорил. Очень приятно.

С. КОРЗУН: Другой Андрей, Андрей Плисицкий в своих интервью утверждал, что Вам удалось вот за счет "Нашего радио", за счет фестивалей и прочего сделать бизнес в этом достаточно узком сегменте рынка, на котором нормально существовало это радио, и собственно и бизнес в какой-то степени организовать. Это была Ваша сверхзадача, или Вы просто взялись за дело, которое было интересно?

М. КОЗЫРЕВ: Ну, я честно скажу, что желание заработать деньги и превратить что бы то ни было в бизнес, номером один ни в одном проекте никогда у меня не было. Меня возбуждают идеи и в первую очередь какие-то процессы, которые я ощущаю, и которые вызывают у меня там надежду и веру в то, что вот это вдруг может произойти и у меня достаточно сил, чтобы это осуществить. Другое дело, что я не вижу ничего зазорного в самом процессе зарабатывания денег. Я думаю, что все проблемы начинаются с того момента, когда к этому выражению "зарабатывать деньги" присоединяется другое "любой ценой". Вот в этом с этого момента человек меняется. Я честно скажу, что первым и главным, и постоянным вопросом в течение первого периода существования "Нашего радио" у всех был один и тот же: чего играть-то? Играть-то нечего. Ты чего играть-то будешь? А потом вдруг неожиданно прорвался какой-то вот прямо гейзер, который ждал и просто внутри был погребен. А как только даешь ему выход, то тут же вдруг появилась целая генерация групп, которые, оказывается, просто были невостребованные потому, что у них не было пространства для того, чтобы быть услышанными.

С. КОРЗУН: Места в плэй-листах не хватало им, в ротации. Но вообще это была серьезная инициатива, с серьезными людьми. Рупперт Мердек вполне как бы серьезный человек на пару с Борисом Березовским они вот это дело затеяли. И Вы получили вполне официальное предложение. Тогда и конкурс был, насколько я понимаю. Ну, как пишут, по крайней мере, по этому поводу. И Ваша концепция была признана лучшей.

М. КОЗЫРЕВ: Конкурс, я имею в виду, что я…

С. КОРЗУН: На создание чего? Тогда не было ни "Нашего радио", ни "Ультра". И первое, что появилось, была "Ультрапродакшн".

М. КОЗЫРЕВ: Да, совершенно верно. Дело в том, что я верю в то, что успех приходит, когда у тебя… Всегда рецепт один. Интуиция, проверенная каким-то исследованием. Т.е. каким-то точным измерением. Т.е. я не могу взять на себя ответственность за чужие миллионы долларов и основывать ее только на своем ощущении. Я никогда так не мог сделать. Вопрос в том, правильно…

С. КОРЗУН: Но предложение было не в форме "сделайте что-нибудь", вот мы хотим вместе Мердок и Березовский сделать что-нибудь, нет? Все-таки были какие-то рамки, границы этого?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, нет. Они уже сформировали альянс, да, и они решили, что этот альянс будет развиваться в нескольких сферах. В том числе и в радио. И в частности для того, чтобы развивать радио, они и пригласили меня. Дальше. У меня было несколько догадок вместе с моими коллегами. Мы решили, что вот есть ниши для нескольких форматов, для нескольких видов музыки. Мы проговорили сначала это, потом сделали исследование, и я на самом деле верил более всего в тот момент, что выстрелит в формат радио "Ультра". Т.е. жесткая, альтернативная, прогрессивная западная музыка. А выстрелило на удивление всем именно в формат "Нашего радио". Вот то, что единственное, если Вы помните, в тот момент русскоязычная станция была "Русское радио". Вот все то, что туда не входило, неожиданно оказалось гораздо более востребовано. И я принес эти результаты.

С. КОРЗУН: Ну, гораздо более это некоторое преувеличение, потому что по аудитории все-таки "Русское радио" с тех пор, как они поднялись, они почти не опускаются…

М. КОЗЫРЕВ: Я имею в виду, гораздо более чем "Ультра", чем другие. И я принес результаты и сказал: я верю в то, что вот на основании вот этого мы можем сделать станцию, которая будет играть вот эту музыку, и это будет коммерчески успешная станция, пожалуйста, дайте денег.

С. КОРЗУН: Т.е. альтернативное "Русское радио", такая была идея.

М. КОЗЫРЕВ: Да, ну, на самом деле, это же ты смотришь, кого атаковать, смотришь на лидера и ты понимаешь, что вот есть и уязвимое место, в которое можно ударить. А это уязвимое место, безусловно, в тот момент "Русское радио" не могло удовлетворить потребности всех людей в русскоязычной музыке. Для другой музыки оазиса никакого не было.

С. КОРЗУН: Ну, рикошетом это и меня ударило через моего сына, которому тогда было лет 19. Но ударило-то как раз радио "Ультра", которое он мне включал в машине, садясь в нее, просто насильно заставляя слушать, с одной стороны. А с другой стороны, то, что я сегодня обнаружил, Вы же принимали участие в звуковой дорожке фильма "Брат-2", это любимый фильм моего опять же старшего сына, поэтому это до меня донесло такой мощной волной и позволило омолодиться. И жалко, на самом деле, что радио "Ультра" закрыли. Потому что здесь, может быть, самое время вспомнить и Раису Ивановну Шабанову, и даже ее тексты цитировать, пытался какой-то найти. И вот чего-то нашел даже, между прочим. На каком-то харьковском сайте еще есть и лежат эти тексты. Ну, например, "Селин Дион ломанулась базарить, по-хорошему, и предложила ребятам 50 косарей грина за право использования имени, однако те ее гордо отшили, прогнав, что их вообще не прикалывает творчество сладкоголосой канадки". Пытался изобразить, но это, наверное, процентов на 10 того, что делают дикторы. Потому что, честно говоря, закалка дикторская была. Правда, на французском языке, ну, как бы и настоящие дикторы учили. Ну, 12 лет на Гостелерадио, на иновещании. На франкоязычном. Но учили то еще и дикторы те были, и в знакомых хороших ходили, еще и Левитана застали, и много кого там было, ходили по коридорам Пятницкой. Но это, кстати, так что вот этот прикол, сначала я не понял, не въехал просто, как говорят. Но я потом понял, что вот это Ваша фишка, придумана Вами? Или это креатив команды?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, это честно скажу, это удивительная история, которая восходит еще к временам, когда я вернулся из колледжа, где я первый раз попробовал радио в Екатеринбург родной. И мы с моим приятелем, Мишей Симаковым, который был солистом группы "Апрельский марш", вышли в эфир радио "Трэк" с программой радио "Голос совести". Слоган был "Победа ума над разумом". И вот тогда мы подумали, что юмор может строиться на сопоставлении абсолютно противоположных, несопоставимых вещей. И первый раз мы сделали это с американцем, который читал новости на ломанном русском языке, причем специально обученный человек писал ему с использованием блатных выражений. И в устах американца это очень комично слушалось. И вот через много лет я вспомнил этот прием и подумал, что если целевая культура современной молодежи, которая при этом еще все-таки не утратила какую-то генетическую память прошлого поколения и детства, то вложить молодежный слэнг в уста человека, в чьих устах это вообще наименее в принципе представимо, это было как раз вот надо было пригласить диктора Гостелерадио для того, чтобы озвучивать этот молодежный слэнг. И дальше я попросил пару приятелей, который знали весь штат работников еще классического Гостелерадио, дать мне какие-то телефоны людей, которые сейчас не работают. У меня получился внушительный список, там имен 30. И я начал просто сверху вниз звонить. Каждому звонил, представлялся, говорил, что вот у нас новая станция будет открыта, не могли бы вот попробоваться, но я должен заранее предупредить, что это будут особенные новости. Они говорили: "Что Вы имеете в виду? Особенные". Я говорил: «Ну, вот, "Мадонна только что настрочила триум киндер» и т.д.» Читал текст. Дальше люди отвечали: извините, это никогда в жизни. И вешали трубку. И я почти до конца списка дошел. И наткнулся на…

С. КОРЗУН: На букву "Ша".

М. КОЗЫРЕВ: Да, на Раису Ивановну. И дальше я это все читаю Раисе Ивановне. А она говорит: «Понятно, а когда можно придти?» Я говорю: «Раиса Ивановна, извините, Вы, может быть, не поняли, это все новости будут вот в таком виде». И вот юмор именно в том… Она помолчала и потом сказала: "Миша, Вы знаете, я в советские годы и не такую пургу мела". Все было решено тут же. Причем я был счастлив. Во-первых, она стилистически безукоризненно даже эти комбинации слов выправляла. Во-вторых, она начала править других ведущих, что было замечательно. В-третьих, у меня несколько человек специально для нее начали писать тексты. И планка качества только от этого поднялась. А потом самое главное, что, это невероятно, она начала переживать второй всплеск карьеры на радио. Т.е. все приятели ее внуков из соседних подъездов начали осаждать ее и брать автографы. Она стала героиней двора, потом героиней… Т.е. я был счастлив.

С. КОРЗУН: И в телепрограммах участвует и с большим удовольствием.

М. КОЗЫРЕВ: Ну, и, конечно, квинтэссенция этого всего была придумка, когда она должна была объявлять со сцены Мэрлина Мэнсона в "Олимпийском". И когда я их привел знакомится, т.е. Вы можете себе представить, как выглядел Мэнсон в этом белом, белесом гриме с этими зрачками кошки. И я привел ему Раису Ивановну. И она, значит, немножко робела. И он, так сказать. И объяснил эту фишку. И потом они явно вот просто врубились друг в друга. Потому что Мэнсон на удивление очень тонкий, четкий и абсолютно точно чувствующий человек, т.е. он явно понимал, о чем эта фишка, почему в стиле советских концертов смешно будет объявить его появление. Плюс к этому это было 23 февраля. И когда она вышла на сцену в таком красивом вечернем платье а-ля диктор советского с бордовой папкой и сказала: «Музыка Мэрлина Мэнсона, слова Мэрлна Мэнсона, "Оружие, Бог и правительство". Исполняет автор. Встречайте – Мэрлин Мэнсон!» Я так фигачил от счастья. И зал, конечно, к этому времени ревел от восторга. И потом она уходит, и я вижу, что первый задник за ней всплывает. Это какая-то картина мертвого ребенка в коме, уродца какого-то. И я так встаю, смотрю на нее и повторяя про себя: «Боже мой, Раиса Ивановна, только не оборачивайтесь, пожалуйста, просто идите ко мне, не смотрите, там все… смотрите на меня». Я ее быстро увел, и все нормально.

С. КОРЗУН: Миш, Вы человек совершенно импульсивный, абсолютно артистичный, что Вас в медицинский институт-то потянуло? Отец скрипач, мать – режиссер документальных фильмов, ну, может, конечно, и спокойная работа режиссер документальных фильмов, хотя, скорее всего и не особо. А тут вдруг в медицину. Я не встречал врача, кроме как в фильмах про сериалы из "Скорой помощи", который так импульсивно общался с больными. Чего вдруг?

М. КОЗЫРЕВ: Александр Розенбаум до сих пор поет.

С. КОРЗУН: Ну, те, кто вышел из врачей-то, да.

М. КОЗЫРЕВ: В общем, ответ по правде абсолютно очевиден. И в тот период ото всюду, изо всех гуманитарных вузов автоматически брали в армию. В армию категорически не хотелось идти.

С. КОРЗУН: Это времена, когда Вы в Екатеринбурге жили, откуда собственно и родом.

М. КОЗЫРЕВ: Да, да, да. Закончил школу. И, в общем, во-первых, изначально музыку закрыл папа, который сказал, что достаточно одного несчастного человека в семье. Все остальное, вот все творческие профессии, т.е. самовыражение в гуманитарном плане, оно автоматически как-то свелось на нет. Потому что понятно было, что туда нельзя идти, потому что тебя тут же бомбанут в вооруженные силы. В Москву шансов ехать не было, потому что как обычно в разных городах все питаются исключительно слухами, о том, что вот: знаете, Гришенька вот из этой школы, вот он приехал в МГУ, и он сдал все на 5. И потом его подвел к себе профессор и сказал: "У Вас нет шансов". И все. Какой смысл? Т.е. не реально. А дальше в общем медицина никогда не вызывала отрицательных эмоций. Просто, так как я человек одержимый обычно, загорающийся, а, кроме того, у меня был один из лучших друзей из семьи врачей. И мы с ним очень много об этом говорили. То я даже в 9 классе, когда начал об этом всерьез размышлять, тогда публиковалась повесть Николая Амосова в журнале "Наука и жизнь". И я даже написал ему письмо на многих страницах. За советом обратился, стоит ли идти в медицинский институт. Я, кстати, только недавно об этом вспомнил, никогда не рассказывал. И в общем, без шансов, написал просто письмо. Там вырвал листочки, запаковал в конверт, отправил без каких бы то ни было надежд. И мне пришел ответ. И ответ был написан на листке рукой Амосова следующая фраза: "Миша, Вы пойдите сначала в приемном покое поработайте. Николай Амосов". Вот так.

С. КОРЗУН: Пошли работать в приемный покой-то?

М. КОЗЫРЕВ: Я более того, я в морг пошел.

С. КОРЗУН: Сразу чтобы понять результаты некачественной работы к чему приводят.

М. КОЗЫРЕВ: Да, ну, и собственно, в медицинский институт поступил быстро, поскольку у меня была всегда золотая медаль, красный диплом и прочее, поскольку в семье было такое – четверка – это было фатальное бедствие, стихийное.

С. КОРЗУН: Чего, и пороли за это?

М. КОЗЫРЕВ: Никогда в жизни. Нет, просто, нет, никогда вообще. Один раз, по-моему, в возрасте 5 лет папа в сердцах меня шлепнул, а я обернулся к нему и сказал: «Больше никогда так не делай, слышишь». И никогда больше никто так не делал. Но просто папа всегда повторял, что, так как ты ребенок из еврейской семьи, то если ты будешь равным, пусть даже отличником, но равным, предпочтут не тебя. Поэтому ты должен быть на пол головы выше. И это было… Т.е. если была четверка, это просто было не то что, это был холод, изморозь во всей квартире. Т.е. папа ходил по квартире с выражением "Да чего с ним разговаривать вообще, да чего он, кто тут". И значит, поступил я с одного экзамена быстро, а потом, конечно, когда достигли второго курса, всех ломанули в армию. И два года от звонка до звонка я там прошагал.

С. КОРЗУН: А где? Интересный эпизод. Чего из этого осталось?

М. КОЗЫРЕВ: Осталось ощущение – да не приведи Господь никому вообще. Я служил в… Причем это был 86-й год, т.е. я мог оказаться и в Афганистане, и в Чернобыле. И причем одногруппник мой Коля Гиллер, он оказался как раз в Чернобыле. Т.е. он был в числе тех людей, тех солдат, которые выбегали на 30 секунд в это поле, расчищали и за эти 30 секунд должны были вернуться обратно. Он каждый день это делал. У него до сих пор карточка, которая позволяет ему бесплатно ездить на общественном транспорте, не смотря на то, что он давным-давно один из ключевых руководителей концерна "Калина", которой производятся все эти "Черные жемчуги" и т.д. Но у него есть эта карточка. И, конечно, не приведи Господь, слава Богу, что это… Потому что то, что он описывал, это было вообще. Я считаю, мне очень повезло, что я туда не попал. А я попал в Курганскую область, в город Шадринск, километров чего-то там 7 от ближайшего населенного пункта. Охранять огромные парки с техникой. При этом в военном билете у меня написано "вожатый служебных собак". А полк назывался танковым. Но ни собак, ни танков я не видел. Я видел только дембилей постоянно. И не видел женщин 2 года вообще. Т.е. там была… странное существо было, которое мыло кухню, периодически такое приходило, но женщиной ее назвать нельзя было. А так мы были в таких затерянных снегах, что вообще. Но это чудовищное место, в которое не надо попадать и ни к чему. И я абсолютно убежден, что любая армия нынче, основанная на таком принципе, она изначально в проигрыше. Потому что люди насильственно завербованные, никогда в жизни не смогут выполнят долг перед отечеством так, как люди, которые делают это профессионально и за деньги. И еще одна вещь, которую я с ужасом обнаружил, это то, что сама система там построена так и работает так, что самые темные, черные, отвратительные черты человеческого характера и души должны всплыть наверх. Для этого система работает. Ты обнаруживаешь в окружающих и в себе такие темные бездны, какие ты бы лучше не обнаруживал никогда. И…

С. КОРЗУН: Может, лучше обнаружить, чтобы отшатнуться? Ведь не всех же притягивает бездна.

М. КОЗЫРЕВ: Это как Женя Гришковец точно, точно сказал: Тебе стыдно вспоминать какие-то вещи, т.е. ты возвращаешься домой в надежде, что вот же он дом, ты так мечтал, сейчас ты выспишься, там 30 дней подряд ты будешь спать. И потом все уже… А дома нет, потому что тебя уже нет такого. Ты узнал о себе такое отвратительное, что ты уже другой. Это при том, что я изначально поклялся себе, что я не буду меняться, я буду таким же. И первый год, ты не сгибаешься, когда тебя гнут, а во второй год ты вдруг обнаруживаешь, что твои собратья, которые в тоже верили, что и ты, они превращаются в тех же монстров, в чудовищ вот в этих. Потому что система так выстроена, это специально построенная с ведома самых высших эшелонов власти система, которая обречена на то, чтобы облегчать работу любого офицерского состава, чтобы все происходило внутри. Это система порабощения, выстрадана веками и нерушима абсолютно. Поэтому все эти телеги, когда я читаю про очередного несчастного мальчика, которого убили, или который, короче, что-то отморозил, я все знаю про это. Там нельзя… Там можно встретить людей неглупых, может быть, даже людей там талантливых… там нельзя встретить одно человеческое качество, там нет порядочности. Потому что система выжигает порядочность.

С. КОРЗУН: Михаил Козырев, гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Еще одно мнение о Вас, человека, которого, ну, по голосу, наверное, узнаете. Я так думаю, что узнаете. Даже очень сильно предполагаю, надеюсь на это.

ЕВГЕНИЙ АБОВ: Прежде всего, это человек абсолютно талантливый, бесконечно талантливый. И за все, за что он берется, он делает талантливо. В личной жизни он совершенно непримирим к тем, кого считает человеком, предавшим какие-то их личные отношения. По-моему, это ему в жизни все время мешало, много раз мешало, и в работе мешало, и в его личных отношениях мешало, но ничего с ним здесь сделать невозможно. Он абсолютно предан своим родителям и памяти о своих родителях. Он бесконечно любит мать. Он одержимый человек. Трудно ему.

С. КОРЗУН: Надо было видеть. Это один из крупных деятелей не только отечественного печатного бизнеса, но и международного, Евгений Абов. Двоюродный брат, да?

М. КОЗЫРЕВ: Женюша, это нечестно.

С. КОРЗУН: Почему же это нечестно?

М. КОЗЫРЕВ: Потому что я вчера ему звонил и спрашивал про программу. Я не знаю, это записано до того, как я с ним разговаривал или позже.

С. КОРЗУН: Нет, позже, позже. Но в любом случае, мы бы (ГОВОРЯТ ВМЕСТЕ) не выдали. В чем трудный человек, если даже двоюродный брат говорит? Конфликтный внутри? Вот здесь как бы о Ваших качествах.

М. КОЗЫРЕВ: Ну, во-первых, я думаю, что, к сожалению, долгие годы жить со мной невозможно. Потому что, ну, просто я…

С. КОРЗУН: Т.е. кто не выдерживает? Женщины, жены, дети, родители, сотрудники, никто не выдерживает?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, родители, тьфу, тьфу, тьфу. Нет, Форест, мой мастиф выдерживает уже 12 лет.

С. КОРЗУН: Бедный, как я ему сочувствую, после того, что было заявлено.

М. КОЗЫРЕВ: Просто я даже сначала говорю всегда, что у меня работа на первом месте всегда. Это не значит, что что-нибудь другое на втором, но работа всегда на первом. Вот, во-первых, во-вторых, я, к сожалению, не научился и это, наверное, вот то, что Женя говорил, беда моя, прощать и отпускать.

С. КОРЗУН: Вот у Вас было два громких ухода. Один из них с радио "Максимум" и второй вот из "Ультрапродакшнс" с "Нашего радио" от всех этих инициатив. Оба болезненны?

М. КОЗЫРЕВ: Да, конечно.

С. КОРЗУН: Каждый по-своему? Частицу себя оставили? Вы же сами говорите, что на "Нашем радио" стало тесно вот в тех условиях, которые предложили заново вернуться к собственно работе на радио и заняться радио, а всякими там не фестивалями, не продюсированием музыки и т.д. "Максимум" тоже конфликтная история?

М. КОЗЫРЕВ: Ну, в этом отношении с "Нашим радио" история значительно более там порядочная и цивилизованная, чем там тогда. Потому что тогда было совсем невероятно вообще.

С. КОРЗУН: Дела минувших дней. Это 98-й год. Июль, по-моему, если не ошибаюсь.

М. КОЗЫРЕВ: Да.

С. КОРЗУН: Я долго думал, связано ли это с тем кризисом монетарным, который произошел. Или это август был. Кризис. Немножко до него.

М. КОЗЫРЕВ: Я, конечно, это такая штука, что я до сих пор, я все время думаю, что я по идее должен быть очень благодарен судьбе, что так развивались события. Потому что я как раз перешел на новый этап, получил гораздо больше ответственности, больше интересных проектов и т.д. И больше денег. Я по идее должен благодарить судьбу. Но вот я врагу не пожелаю так расставаться, потому, что, конечно, это, по-моему, у меня ощущение какой-то человеческой несправедливости. Оно до сих пор сохранилось.

С. КОРЗУН: Да, вот психологи говорят, что если тебя уволили с работы, надо этому радоваться. Потому что работал бы и работал, горизонтов других не увидел бы. Можете себе представить, что работаете на одном месте, вот на радио, как бы оно не называлось, какое-то другое место, в течение там, не знаю, 15-20-25 лет?

М. КОЗЫРЕВ: Я не берусь загадывать. Мне кажется, что одно я хорошо могу представить, достаточно явственно, это то, что я могу, я могу быть порядочным по отношению к людям, которые работают со мной, чтобы расставаться с ними по-человечески. У меня долгие годы несколько ключевых людей, с которыми я работал. А ты неизбежно переживаешь самые разные ситуации, они приходили ко мне то в состоянии депрессии, то с какими-то другими предложениями. И я всегда, если этот человек действительно для меня он ценен, сажал его и говорил: «Значит, так, смотри, во-первых, я тебя предупреждаю, что сейчас мы сделаем все, чтобы ты остался. И когда придем в тупик, только тогда я тебя отпущу. Так что, давай, начнем вот с этого». При этом, когда ко мне приходил Миша Решитов, говорил о том, что его приглашают спортивным комментатором на канал НТВ, у меня язык не поворачивался сказать ему: «Стоп, оставайся только на радио "Максимум"». Я ему говорил: «Миша, я тебя понимаю, дай тебе Бог удачи. Давай только расстанемся по-человечески через столько-то и т.д.». Я думаю, что есть всегда момент человеческой порядочности, которую не закрепит ни один контракт и договор, перед которой ни один контракт и договор не может иметь приоритета. Я всегда говорю о том, что я всегда заключал ключевые вещи путем рукопожатия мужского и обязательств друг перед другом, проговоренных глаза в глаза. После этого юристы садились за любые договоры. И эти договоры для меня всегда были на втором месте. Поэтому, конечно, какие-то тяжелые конфликтные ситуации расставаний по отношению ко мне, я до сих пор забыть не могу.

С. КОРЗУН: Но время лечит в этом смысле или нет? Или Вас нет? (ГОВОРЯТ ВМЕСТЕ).

М. КОЗЫРЕВ: Вы знаете, мне мама многие годы рассказывала один и тот же пример. Что когда у Анны Андреевны Ахматовой ночью забрали в воронке сына, то она, у нее опечатали квартиру, и она была без дома зимой в Москве. И она пошла со своей домработницей к нескольким самым близким людям, чтобы найти у них пристанище. И ей никто не открыл дверь в эту ночь. Она стучала. Некоторые люди вообще не открывали, а некоторые на цепочке приоткрывали и говорили: «Анна Андреевна, ну, будь мы прокляты, мы не можем. У нас дети, извините нас, пожалуйста». И никто не открыл ей двери. В результате они уехали за город, неделю они жили в холодном доме, пытаясь разжечь камин сучьями какими-то, еле выжили от голода. И потом много лет спустя, один из людей, увидел на ее творческом вечере уже после войны, как она за кулисами разговаривала с одним из тех людей, который не открыл ей дверь. И после этого этот человек подошел к ней и спросил: «Анна Андреевна, как Вы можете просто даже пожать руку этого человека? Он же не открыл Вам дверь в самую трагическую минуту Вашей жизни». И Анна Андреевна Ахматова ответила: «Вы знаете, в ту пору порядочность была сродни подвигу, а подвига ни от кого требовать нельзя».

С. КОРЗУН: А переворачивая ситуацию? Поворачивая ее?

М. КОЗЫРЕВ: Это, конечно, невероятная мудрость и какая-то космическая способность к прощению, она, наверное, приходит либо с годами, либо просто…

С. КОРЗУН: Просто не обладаете…

М. КОЗЫРЕВ: Я не могу научиться ей никак вообще. Вот никак. Я позавчера буквально, я случайно столкнулся лицом к лицу с давним другом, с музыкантом, с которым мы были очень близки, и я влюблен в него до сих пор, в его творчество, в его песни. И для меня чудовищным, невероятным совершенно откровением было, когда я спросил его, может ли он участвовать в концертах, связанных с моей книжкой, и долго до него дозванивался, в результате прозвонился через месяц, он не брал трубку, потом он взял и сказал: «Ты знаешь, Миша, я не хочу ни в чем участвовать». Я сказал: «А, ну, ладно, давай, пока». И это был весь разговор, все. Это после того, как там 10 лет, когда не было момента, когда он был в Москве и не заходил ко мне в гости. И я с ним столкнулся. И я не смог… Я руку смог пожать, и это все, на что меня хватило. Я даже не знал… Мне было так жутко в этот момент. Я даже не знал, я хотел ему сказать: как? Что случилось с тобой? Как? Объясни мне? Ведь я же, по крайней мере, заслуживаю объяснения, что происходит. Я видел, что он не хочет отвечать на этот вопрос. И не хочет, чтобы я его задал. Поэтому мы прошли мимо друг друга.

С. КОРЗУН: Насколько уменьшилась записная книжка, телефонная книжка после ухода с "Нашего радио"? В 2 раза, в 3, в 5? Ну, я имею в виду те люди, понятно, что не сама книжка, а те люди, с которыми контакты поддерживаете.

М. КОЗЫРЕВ: Существенно. Но и обидно то, что ты никогда к этому не бываешь готов. Ты не бываешь готов, что вдруг рядом с тобой остаются люди, от которых ты этого не ожидал, и они вдруг неожиданно оказываются какими-то удивительными… Им безразлично. Потому что они общались с тобой не как с должностью. А люди, на которых ты рассчитывал, они вдруг исчезают.

С. КОРЗУН: А откуда настоящие друзья? Вот это как бы друзья или хорошие знакомые? А друзья есть настоящие? Они с детства?

М. КОЗЫРЕВ: Вы знаете, тут я думаю, что я должен самого себя винить в том плане, что я не могу причислить себя к людям, которые ценят, берегут и годами лелеют долгосрочные, дружеские отношения еще со школы, которые предусматривают хотя бы постоянные, регулярные звонки и периодические пьянки. Вот в этом я не очень хорош. Я просто веду такой лихорадочный образ жизни, что я периодически….

С. КОРЗУН: Нет, человек, которому можно позвонить там, не знаю, не в 2 часа ночи, а в 5 утра и сказать: слушай…

М. КОЗЫРЕВ: Вот, слава Богу, тут есть несколько человек, у меня их не может быть много, их буквально 3-4, которые вроде бы, годы идут и все нормально. Не предам, не покину.

С. КОРЗУН: Михаил Козырев. Человек без вредных привычек? Не курите?

М. КОЗЫРЕВ: Нет.

С. КОРЗУН: Совсем и никогда?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, в армии как раз это был принцип. Нельзя, нельзя было, потому что даже когда объявляют перекур, а ты работаешь, если ты не куришь. Надо было…

С. КОРЗУН: Бросили что ли?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, я не курил никогда.

С. КОРЗУН: Кроме периода армии…

М. КОЗЫРЕВ: Нет, я даже там не курил.

С. КОРЗУН: А, даже там?!

М. КОЗЫРЕВ: У меня был принцип – не курить. Потому что: а вот Вы меня не заставите курить, вот даже так вот. Вот даже так не заставите. Вот в чем был принцип. Нет, потом я иногда курю сигару. Но у меня очень сильно развит кашетильный рефлекс. Поэтому ни сигареты, которые я попробовал, ни многочисленные попытки моих друзей самых разных странных предложить мне траву никогда не увенчались успехом, потому что как только я делаю первую затяжку, меня охватывает такой приступ кашля, что я больше ничего не могу несколько минут произнести даже.

С. КОРЗУН: С алкоголем то же самое?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, с алкоголем с удовольствием дружу, с определенными видами и в умеренных дозах.

С. КОРЗУН: С какими, кстати? Бывает, людей, ну скажем, мужчин делят на поклонников виски и коньяка, два почти непримиримых лагеря. Хотя, в общем, иногда и примиряются. Вы ни к одному из этих?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, я долгие годы предпочитал, скорее, виски, а последние пару лет наслаждаюсь разными видами коньяков. Но вот тут одна вещь важная. Я, поскольку я контрол фрик, я, самая моя главная паранойя, это когда тебе утром расскажут, что ты творил накануне вечером. Т.е. для меня самый жуткий страх это впасть в состояние, когда ты не отвечаешь за самого себя.

С. КОРЗУН: Т.е. было по молодости?

М. КОЗЫРЕВ: Нет, это было считанные разы. Я все их очень болезненно помню.

С. КОРЗУН: По крупицам восстанавливал, по рассказам знакомых.

М. КОЗЫРЕВ: Нет, просто каждый раз, если уж это происходит до такого состояния, то это становится тут же притчей во языцах. И почему-то это все вырастает в какую-то комичную, жуткую историю, чудовищную, которая мне запоминается надолго. Поэтому я стараюсь до этого не доводить. И, в общем, всегда стараюсь, безусловно, контролировать, что я делаю. И это притом, что у меня, например, есть ряд друзей, которых я совершенно четко три стадии. У них сначала выключается дикция, потом у них выключаются ноги и последним выключается мозг, и они начинают нести вообще полный бред. Это просто постыдийные такие. И прямо так смешно наблюдать, что всегда так же происходит. И еще удивительная вещь, которая случается с людьми выпивающими, это то, что ведь в них просыпаются какие-то либо ангелы, либо демоны. Т.е. меня, и, причем, это невозможно предсказать. Вот есть два твоих друга, одинаковых, любимых и хороших. Один выпьет и становится непереносим. Ублюдок вдруг откуда-то возникает. А другой становится такой хороший, такой славный и смешной, такой милый. И удивительная вещь, это невозможно предсказать и предугадать даже.

С. КОРЗУН: Михаил Козырев. А чего Вы за книгу вдруг взялись? Это же не итоги, я надеюсь, жизненные подводите. Вам 40 лет еще нет.

М. КОЗЫРЕВ: Тоже надеешься…

С. КОРЗУН: Чего, более достойных проектов не нашлось? Потому что вроде до этого как бы делали, делали, там все, тут раз и книга.

М. КОЗЫРЕВ: Я сейчас всхлипну и скажу: да, ничего не нашлось. Нет, это же, как раз, снова сломать стенку, выбраться в новое пространство. Это вещь, которая, во-первых, интересная и совершенно новая. Я сейчас могу сказать, что я уже умудрен в книгоиздательском бизнесе. Я уже, например, многое знаю. Я знаю такие слова, которые еще полгода назад не знал, вообще не ведал. Я был в типографии, и я подписывал гранки и выкладку и нарезки какие-то и всякая, всякая такая всячина. Я прямо видел, как это происходит. Но вообще, я долгие годы жил с ощущением того, и причем это частое возникало ощущение, что вот, остановись мгновенье. Вот я так хочу, чтоб вот это вот у меня никогда не забылось. Вот эта картинка, как там, я не знаю, ипподром в Раменском, Шевчук, закат солнца. И он поет: "Это все, что останется после меня". И вот реально 100000 людей с поднятыми огнями. И это то, к чему я имел непосредственное отношение. И сколько усилий. И вот оно, вот.

С. КОРЗУН: Это можно остановить в книге?

М. КОЗЫРЕВ: Я стараюсь.

С. КОРЗУН: Или просто фиксация. Просто зафиксировать для себя.

М. КОЗЫРЕВ: Это результат, а то, что привело к этому. Диалоги, трагедии, разговоры, разочарования, восторги, все, что было за кулисами, вот это вот зафиксировать, у меня даже периодически был порыв начать вести дневник. Но больше, чем на 2 дня меня никогда не хватало вообще. И я никогда до этого не доходят руки. А память такая штука, которая, у меня такое ощущение, что чем больше живешь, тем оперативный объем становится все меньше, меньше и меньше. И причем reset не сделаешь, все данные потеряешь.

С. КОРЗУН: Upgrade не удается.

М. КОЗЫРЕВ: И upgrade тоже не удается. И у меня в какой-то момент, у меня был какой-то такой шокирующий образ в голове. Когда я первые какие-то радиопрограммы, если так можно назвать, ну, просто первый раз на магнитофон я записался давно, в 80-м году, когда в один и тот же год умер Джо Дассен, умер Владимир Семенович Высоцкий и убили Джона Леннона еще в декабре. А это три музыканта, которые постоянно звучали в нашем доме. И я чего-то каким-то образом нарезал из газет. Я помню, что, по-моему, в газете "Известия" была большая статья Мэлора Стуруа о том, как буржуазное общество уничтожает творцов по поводу Джона Леннона при том, что он все время клеймил их, как основополагающее, буржуазное, отвратительное влияние. А тут вдруг буржуазное общество их тоже уничтожило. Но у меня вот в ту пору детали настолько не волновали. Я это все нарезал, чего-то написал, собрал несколько песен и записал три бобины. И потерял их. И 20 лет не знал, где они. И в какой-то момент мама в Екатеринбурге разгребала антресоли и их нашла. И прислала мне. И сейчас же можно все перегнать на цифры. Это все до того, как после цифр придут какие-нибудь клетки или иголки или нитки…

С. КОРЗУН: Молекулы, да, да.

М. КОЗЫРЕВ: Сейчас с цифры все можно перегнать на нитки. Я не знаю на что. Но сейчас пока можно перегнать на цифру. И мы поставили. Я с дрожащими руками водрузил эту бабину на катушечный магнитофон. Мы все скоммунитировали. Поставил на play. Она завелась. И вот в тот момент, когда она проходила через звуковоспроизведение, она тут же осыпалась. И оставалась только прозрачная пленка, которая наматывалась. А весь магнитный слой оставался пеплом на этом магнитофоне.

С. КОРЗУН: Тип-2 или тип-6, наверное, или тип 6 на лавсановой основе.

М. КОЗЫРЕВ: Там еще же была 9-я, 19-я скорость. И 3-я, какая была…

С. КОРЗУН: 38.

М. КОЗЫРЕВ: Да. 38. Вот у меня это было на 9-й. У меня был такой здоровенный этот. Вот и это ощущение, что все, что все, что было, осыпается пеплом, остается только прозрачная пленка, оно меня так шибануло. Что я думаю, блин, ну, надо это все-таки довести до конца. Все-таки это надо написать. Причем меньше всего хотелось написать книгу "Моя роль в искусстве". Хотелось, просто довелось встретиться с таким калибром людей, и я, как мы с Вами, я общался с ними, вот хочу об этом рассказать, вот мое собственное только ощущение.

С. КОРЗУН: А с Бродским когда? Когда в Америке жили?

М. КОЗЫРЕВ: Да.

С. КОРЗУН: Стажировались по журналистской или по медицинской линии? Это еще самая первая…

М. КОЗЫРЕВ: Нет. Я приехал, пытался сдавать нэшнл бордс, такой экзамен на подтверждение диплома. И получилось так, что в городке, где я жил увидел объявление о том, что на кафедре иностранных языков в колледже требуется ассистент на кафедру русских языков. И я пошел, прошел экзамен и собеседование, получил работу. А вместе с этой работой получил возможность учиться там. При том, что я уже закончил медицинский. И я просто стал, а колледж был медиа ориентированным. И так как колледж был богатым, они могли позволить себе потрясающих лекторов. Т.е. там Киссенджер на политологии. Или Уотсон и Крик по биологии. И вот Бродский приехал с лекцией. Это было специальное событие. Причем это такой конгломерат нескольких университетских заведений был. И вот такого калибра лекторы, был открытый вход для всех студентов всех факультетов и всех…

С. КОРЗУН: На английском читал?

М. КОЗЫРЕВ: Да. Причем удивительная вещь. Это было… Я сидел сбоку. Т.е. профиль его видел. Было не то, что сельдей в бочке, а вот можно было реально там пальцем провести по любой стене и стекал пот, потому что были реально в сотенную аудиторию 1000 людей набилась. Он читал на невероятно богатом английском языке, но при этом с диким акцентом. Т.е.: зе поинт ин истерн юэрэп воз нот джаст э селебрейшн оф лайф, бат э трибьюн импоузин зе модест модс оф зе сэсаити. Вот такого. И при этом зэкал чудовищно. Т.е. самый классический. И при этом была гробовая тишина. И он совершенно упивался ощущением этого. На самом деле, он питался, это некоторые когда артисты наблюдаешь, что вот чем больше они питаются из зала, тем больше они обратно выдают. Т.е. он, конечно, от него исходила аура человека абсолютно уверенного в собственном небесном величии. А потом после лекции был ужин закрытый для там 8 или 10 человек, на который был приглашен. И я еще несколько часов был с ним за одни столом, за этим ужином. И у меня, к сожалению, осталось такое очень тягостное впечатление от этого. Потому что, ну как бы, если суммировать фразой одной, мы все были ему безразличны в принципе, вообще. О чем бы ни говорили, просто ему было наплевать.

С. КОРЗУН: Михаил Козырев, гость программы без дураков. Коротко упомянем о том, что книга, кстати, выходит, да, в ближайшее время. Вышла уже? Она называется очень просто. Если Дмитрий Рогозин первую главу назвал "Моя борьба", то Михаил Козырев назвал…

М. КОЗЫРЕВ: Да, но не первый назвал "Моя борьба".

С. КОРЗУН: Не первый назвал, да. То Михаил Козырев книжку назвал "Мой рок-н-ролл".

М. КОЗЫРЕВ: Ну, вот она существует сейчас в 4-х экземплярах, выведенных из-под принтера. Один в руках у Вас, другой в руках у меня. А выйдет она к концу ноября. Причем их будет три. И при этом мы собираемся отметить ее выход концертами двумя.

С. КОРЗУН: Поддержка в Москве. Петь будете? Уже рэп в эфире эхомосковском пели.

М. КОЗЫРЕВ: Нет, петь будут "Агата Кристи" и "Мумми троль". Вот, но вообще я хотел, но меня категорически отговорили от этого, чтобы прямо написать на афише, но я хотел сделать литературно музыкальные вечера. Мне сказали: не дай Бог. Потому что это не канает. Никто билеты не купит. А на самом деле, я хочу сделать так, чтобы артисты не только пели, но еще и разговаривали. Т.е. я с ними буду, мы будем рассказывать о каких-то вещах, событиях, куда будут приходить какие-то гости, которые будут рассказывать какие-то свои истории самые разные. В общем, у меня одна цель, чтобы люди ушли с ощущением того, что, ой, никогда такого я больше не увижу. Вот такая штука.

С. КОРЗУН: Михаил Козырев. Ну, и последний, наверное, вопрос. Вы все-таки в несколько приемов стажировались и жили в Соединенных Штатах. И родственники, наверное, там есть. Вот может что-то здесь произойти для того, чтобы Вам захотелось жить и работать там?

М. КОЗЫРЕВ: Ну, это, знаете, Сергей, вопрос не в бровь, а в глаз, к сожалению. Родственников там нет.

С. КОРЗУН: Мысли уже появляются.

М. КОЗЫРЕВ: Родственники были в Израиле. Но я могу сказать так. Что была поворотная ночь, когда я решил приехать сюда. Это когда моя профессор, когда я ей ночью позвонил и сказал, что мне здесь предложили работу, она мне, американка сказала, оставайся там. Потому что единственное, чему меня научила жизнь, это быть в нужное время в нужном месте. В тот момент, единственный момент через 10 лет, когда посадили Ходорковского, я вдруг решил, что, я, может быть, ошибся.

С. КОРЗУН: Михаил Козырев, гость программы "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Михаил, спасибо Вам огромное. Слушателей благодарю за то, что они прислали.

М. КОЗЫРЕВ: Вам спасибо за приглашение.

С. КОРЗУН: А Вам спасибо за ответы на те вопросы, которые интересовали в первую очередь ведущего. Но ведущий – выразитель интересов наших слушателей.

М. КОЗЫРЕВ: Спасибо большое.

С. КОРЗУН: Удачи в Ваших проектах и всего доброго.

М. КОЗЫРЕВ: Спасибо.