Алексей Симонов - Без дураков - 2006-07-27

СЕРГЕЙ КОРЗУН: Всем добрый вечер. Представляю Вам моего сегодняшнего гостя. Это Алексей Кириллович Симонов. Добрый вечер, Алексей Кириллович.

АЛЕКСЕЙ СИМОНОВ: Добрый вечер.

С. КОРЗУН: Мы знаем друг друга довольно давно. Но и, наверное, поэтому программа "Без дураков" сегодня особенно сложна была для меня для подготовки. Потому что кажется, что переговорили уже обо всем, хотя, если так вспомнить, что по большей части в эфире то говорили, в общем, о защите гласности. Президентом Фонда защиты гласности Алексей Кириллович является последние… с 91-го года сколько?

А. СИМОНОВ: 15 лет.

С. КОРЗУН: 15 лет практически. Нет, был первый период, когда Егор Яковлев возглавлял или попечительский совет вроде как.

А. СИМОНОВ: До октября 91 года.

С. КОРЗУН: До октября 91 года. Ну, о Фонде защиты гласности мы поговорим. А Алексея Кирилловича я, наверное, могу представить то, что для меня было неожиданностью, хотя, в общем, глядя на него сразу можно было понять, что медалист школьный, серебряный, правда. Этого я не знал. За что Вы тригонометрию то так не любили, что четверка по ней.

А. СИМОНОВ: Я нет. У меня был замечательный математик Михаил Арсеньевич. Он в 8 классе, я, ну, как всякий пацан валял дурака, получал тройки. И Михаил Арсеньевич так как-то меня отозвал, сказал: "Симонов, имейте в виду (он был на Вы, он был абсолютный математик. Он был такой сухой, длинный, т.е. ну, весь просто, что называется, типичнейший математик, как циркуль. Он сказал) Математика в моем лице Вам еще отомстит". И когда в 10 классе экзамены были по всем предметам, кроме тригонометрии, а по тригонометрии у меня были две пятерки, две четверки. Он мог выбрать, что мне поставить пять или четыре. Он поставил мне четыре. Это была моя единственная четверка.

С. КОРЗУН: Ну, это не математика, а математик, наверное, отомстил.

А. СИМОНОВ: Да, нет, ну, в общем, я с ним согласен. Я на самом деле не знал математику на 5. Это было такое… Он завел меня в свое время. В 9 классе я уже стал возмущаться тем, что у многих задачи получались быстрее, элементарнее, проще и т.д. и т.п. В общем, я пахал.

С. КОРЗУН: Было желание всегда быть первым во всем?

А. СИМОНОВ: Тут даже было дело не в желании быть первым. А это скорее желание ну как бы сказать, самому себе не уступать.

С. КОРЗУН: Вроде собирались то во ВГИК идти. Ну, мы об истории экспедиции еще расскажем. Чисто гуманитарная профессия, ну, и хрен с ней, с математикой-то.

А. СИМОНОВ: Дело заключается в том, что и дальше все пошло по этой самой линии преодоления. Собирался во ВГИК, но понимал, что после 10 класса, ну, вот полное ощущение отсутствия жизненного опыта. И я решил опять, значит, на преодоление. Поехал в экспедицию на 2 года. Пробыл в общей сложности почти безвылазно полтора года непосредственно на точке. 240 км до ближайшего населенного пункта. 650 км до Якутска. Полюс холода. Аймякон. Все, как положено.

С. КОРЗУН: За длинным рублем погнался Алексей Кириллович. Надбавки. Я помню, там сумасшедшие цифры. Сейчас назову цифру – 30 000 рублей, если верна статистика. Правда, надо сказать, что это не 61-й, а 57-й год.

А. СИМОНОВ: Да, это 57-й год. Точно.

С. КОРЗУН: Так что это 3 000. Ну, вообще деньги по тем временам…

А. СИМОНОВ: Нет, ну, это безумные деньги. Я оплатил все материны долги. Они набрала денег. Нас приняли в кооператив. И надо было рассчитываться за кооператив. Весь паевой взнос первый я полностью покрыл этими деньгами и очень этим гордился. Я с тех пор ощущал себя, ну, во всяком случае, на равных со своими родителями, поскольку принял участие в оснащении себя жилищем более-менее приличным.

С. КОРЗУН: Алексей Симонов наш сегодняшний гость. Пока перескакиваем с темы на тему. Нащупываем что-то. Один из самых, наверное, популярных к Вам вопросов, почему Вы сын Константина Симонова по отчеству "Кириллович". И ответ: потому что настоящее имя отца Кирилл.

А. СИМОНОВ: Кирилл. Совершенно справедливо.

С. КОРЗУН: Ну, расскажите тогда тоже эту историю.

А. СИМОНОВ: Ну, где-то между 36-м, когда были напечатаны первые стихи и 39-м, когда он уже, что называется, укрепился в поэтической профессии, у отца был, очевидно, ну, с одной стороны, легкий кризис идентичности, потому что слово "Кирилл" он произнести не мог. "Р" он не выговаривал. И твердого "л" он не выговаривал.

С. КОРЗУН: Т.е. получалось…

А. СИМОНОВ: Поэтому это получалось "киил". И ожидая великого будущего, решил переквалифицироваться в Константины, получил по этому поводу от своей мамы Александры Леонидовны замечательную телеграмму.

С. КОРЗУН: От Вашей бабушки соответственно.

А. СИМОНОВ: Да, от моей бабки замечательную телеграмму. "Константина не желала, Константина не рожала, Константина не люблю и в семье не потерплю".

С. КОРЗУН: А назван он был в честь… Бабушка-то аристократкой была. Т.е. там княжеских кровей.

А. СИМОНОВ: Бабушка то была княжеских кровей Аболенская. А мама ее была Шмидт-Шаховская. Так что там кровей намешана бездна. Но на самом деле там есть одна любопытная история, которую я, к сожалению, не раскопал, пока делал картину об отце. По времени не получилось. Но на самом деле, я продолжаю это копание. Дело в том, что родной отец по легенде пропал без вести во время гражданской войны. Ну, что известно наверняка, что (ПОМЕХИ) он был жив и был гражданином Польши. Все мои пока попытки через моих друзей поляков узнать о дальнейшей судьбе родного деда, они пока кончились ничем, но попытки продолжаются. И в общем, люди занимаются. И я пытаюсь чего-то понять, потому что на самом деле эта история могла бы мне многое объяснить в дальнейшем поведении отца, как это ни странно. Конечно, отец не имел случая, ну, отец 15-го года рождения, поэтому даже в 22-м ему было 7, поэтому вряд ли он что-нибудь… А, тем более, что с 18-го года он его действительно не видел. Но в 17-му году он получил генерал-майора. И дальше по моим подсчетам должен был при его, он был генерал-майор генерального штаба, т.е. академию генштаба закончил. И это свидетельство того, что, скорее всего, он был не последним из ребят, которые отражали атаки Тухачевского на Варшаву. Вот думаю, что что-то в этом духе там было.

С. КОРЗУН: Сложное такое сплетение получилось.

А. СИМОНОВ: А если это было, то дальше его существование, как таковое могло нанести отцу, как ты понимаешь, огромный ущерб. Огромный. Потому что по тем временам вообще дворянское происхождение, если взглянуть на биографии студентов литинститута, безумно интересно. Все дети из интеллигентных семей проходят опролетаривание. Вот отец после 8 класса пошел в ФЗУ. Там Ошанин, по-моему, сын учителя, Матусовский, Долматовский, сын адвоката, пошел в метрострой и т.д. Все, так или иначе, проходили такую, значит, пролетарскую закалку. Так что в этом смысле я шел по семейной линии, хотя не из соображений пролетарской закалки, а из соображений жизненного опыта, но в принципе дела это не меняет. Но, как ты понимаешь, то, что было не известно, или не очень понятно отцу, могло быть известно и абсолютно понятно соответствующим органам. Поэтому мне просто безумно интересна судьба его родного отца. Хотя для объяснения отцовской биографии она мне может дать довольно интересное…

С. КОРЗУН: Ну, в наших архивах ничего нет сейчас? Сейчас они же открыты.

А. СИМОНОВ: В наших архивах. Ну, во-первых, давай не будем преувеличивать насчет того, что наши архивы открыты.

С. КОРЗУН: Ну, того времени, уж гражданских-то, наверное…

А. СИМОНОВ: И того времени и тоже не стопроцентно открыты архивы. Но дело в том, что он видимо где-то действительно на рубеже 17-18 года ушел, как уходили десятки и сотни тысяч людей. Поэтому с этой точки зрения ничего дурного и страшного в этом нет. Но ситуация, когда есть живой отец в Польше, да еще и играющий в какие-то военные игры в этой Польше, это могло сыграть достаточно значительную роль в биографии. И тут еще одна интересная деталь. Значит, в первых автобиографиях отец описан более подробно, а потом постепенно жизнь его вытесняет. Потому что отец действительно безумно любил своего отчима. Причем, значит, люди, занимающиеся отцовской, с позволения сказать, ну, зарабатывающие на отцовской биографии, пишут иногда следующую залепуху: "Жена поменяла белого офицера на красного офицера". Дед был точно таким же царским офицером. Причем, если этот был генерал-майором, то тот был подполковников. А потом преподавал в пехотном училище. Действительно был военный. И ушел из армии главным образом по двум причинам. Т.е. он не ушел из армии. Он продолжал преподавать еще много лет военное дело. Был в трудовых резервах, вел военные кафедры и т.д. Но дед был, служил в Рязани, а потом в Саратове. В Саратове его арестовали в 31-м году. Он просидел несколько месяцев. За это время семью выгнали из дома из военного городка и у отца в автобиографии, ну, не в автобиографии, а в книжке "Глазами человека моего поколения" есть описание всех этих событий. И когда деда выпустили, а ему пытались продиктовать некие признательные показания по вредительству. Видимо, там по 10 часов держали в стойке и под светом и т.д. и т.п. Ну, еще тогда других методов воздействия, ну, во всяком случае, они не были столь популярны. Дед вышел чистый. Но когда он узнал, что сделали с его семьей, он начальнику училища все сказал. Все, что он по этому поводу думал. И уехал в Москву. Больше в действующей армии он не служил. Он перешел на кафедру военного дела в какой-то институт. А потом дальше был в трудовых резервах.

С. КОРЗУН: Алексей Симонов. Ну, репрессии, в общем, ни раз по Вашей семье проходили. Еще один… Ну, не один, многое кажется интересным. Вы, кстати говоря, вот деда, отчима, в смысле… ну, да, деда, бабку помните, общались с ними?

А. СИМОНОВ: Я вообще, счастливый человек. Когда я родился и до 22 лет у меня был полный комплект бабок и дедов. У меня были две бабки и два деда. И когда они стали помирать, первым как раз Александр Григорьевич, вот отцов отчим умер. То я сейчас посчитал, что всем им в среднем было за 80. Т.е. ты представляешь себе, что за мной стоит 320 лет живого человеческого опыта.

С. КОРЗУН: А с отцом насколько часто были контакты. Потому что Вы же сын от второго брака, который был собственно не таким длительным. Где-то я встречал, что где-то чуть ли не во время беременности уже расстались родители.

А. СИМОНОВ: Ну, не совсем так. Если быть точным, то женился он на матери в конце 38-го года, а ушел от нее в начале 40-го. Ну, в общем, где-то полтора года они были вместе, за это время успели родить меня.

С. КОРЗУН: Знаю, что к более зрелому возрасту, там к 16, к 17 отец уже Вас воспринимал, как друга. И Вы это отмечали. А до этого принимал он какое-то участие в судьбе?

А. СИМОНОВ: Значит, отец был человек, в общем, он человек долга был, сердечностью большой в молодости не отличался. Был естественно больше занят собой, своими проблемами, чувствами и главным образом, работой. Очень много работал даже тогда. Есть очень смешное письмо. Письмо 29-го года тетке в Питер. Пишет 14-летний, или 15-летний Костя Симонов. Ну, вернее, Кирюша Симонов, пишет по поводу того, как он занят. Почему он ей не писал. Он перечисляет примерно 12 общественных нагрузок, которые он несет в школе. Ну, т.е. я не просто себя узнал, я понял, откуда у меня такой общественный темперамент.

С. КОРЗУН: А литературный, или около литературный талант это от матери, от Евгении Самойловны. Она же руководила журналом…

А. СИМОНОВ: Она не руководила журналом. Она возглавляла в журнале отдел поэзии. Ее взяли в журнал "Москва" в 56-м году. В 57-м году вышел первый номер. Редактором был Николай Отаров. А членом редколлегии по поэзии он пригласил Владимира Александровича Луговского, замечательного поэта. И дядя Володя, я так и говорю, потому что я его так и называл, он вскоре умер. Но он оговорил условие, что он придет в редколлегию, только если мать будет возглавлять отдел поэзии. И мать взяли в отдел поэзии, и она заведовала отделом поэзии. Потом Луговский умер, потом сняли Отарова. И тут выяснилась одна пикантная подробность. Что Отаров, взяв ее на работу, поскольку она была еврейского рода и звания, то официально она не занимала должность "заведующая отделом поэзии". И числилась сотрудником отдела прозы. И когда пришел второй редактор, это был Поповкин. Это тот самый Поповкин, который потом напечатал "Мастер и Маргариту", он соответственно распределил обязанности в соответствии со штатным расписанием. И мать на некоторое время оказалась сотрудником отдела прозы, в не заведующей отделом поэзии. Мать кончила так же, как и отец, литинститут. Он только двумя годами раньше, она двумя годами позже. Хотя мать была на год его старше, но дальше естественно, что поскольку война, то литературной работой мать не занималась.

С. КОРЗУН: На что же Вы жили то?

А. СИМОНОВ: А сейчас рассказываю. Это замечательная история. Евгения Самойловна пошла работать. Она вообще до того, как поступить в литинститут, она еще закончила бухгалтерский техникум. И с этим образованием она пошла в наркомтяжпром и закончила она начальником отдела наркомтяжпрома по снабжению прокатом и цветными металлами.

С. КОРЗУН: Нормально. Так цветными металлами… По Маяковскому чисто: "Единого слова изводишь ради…"

А. СИМОНОВ: Да, если еще представить, что в матери еще было ровно 1.50 роста.

С. КОРЗУН: Ой.

А. СИМОНОВ: То, ну, это была совершенно фантастическая женщина. Большая часть того, что я есть, это у меня от матери. И литературная, я не знаю, когда-то, когда я уходил из литературы в кино, я ведь сделал финт ушами надолго. Думал, что поехал в экспедицию, и потом буду поступать во ВГИК. А приехал, поругался на консультации во ВГИКе с человеком, который вел эту консультацию. До сих пор помню, кто это был. Это был хороший художник и плохой режиссер Каплуновский. Он вел консультацию. И он такую заляпуху на консультации изложил, что у меня волосы встали дыбом. Я фразу до сих пор помню. Она мне встала в 10 лет жизни, между прочим, эта фраза. Он сказал… Он говорил о тонкостях режиссерского ремесла. И нельзя одинаково ставить Тургенева и Чехова, Шекспира и Бабаевского, хотя каждый из них по-своему хорош. Фраза, которая запомнилась навсегда, потому что я встал и сказал: Вы этому собираетесь нас учить? И ушел.

С. КОРЗУН: Ладно, 10 лет жизни. Там же еще и Индонезия, и индонезийский язык.

А. СИМОНОВ: Правильно. Так вот, значит, поэтому вместо ВГИКА я пошел в институт восточных языков. 5 лет учился в институте восточных языков. Потом на год ездил в Индонезию. Потом, вернувшись, три года отрабатывал, как молодой специалист, в самом замечательном месте, одно из самых лучших мест тогда в Москве – в издательстве "Художественной литературы" сначала младшим редактором, потом редактором, а закончил старшим редактором. Т.е. я за 3 года совершил невероятный рывок в своей тогдашней профессии. И только в 67 году я сказал себе, или сегодня или никогда.

С. КОРЗУН: Про Индонезию расскажите, что осталось. По-индонезийски помните что-нибудь?

А. СИМОНОВ: Конечно. (Говорит по-индонезийски). Это "И ждет высокое небо, полное звезд".

С. КОРЗУН: А, здрасте как будет по-индонезийски.

А. СИМОНОВ: Саламат малум. Доброй ночи, это как в сегодняшнее время. Нет, какие-то вещи то я помню, естественно, но по-индонезийски говорить то не могу. Уже нет. Я в 98 году через 35 лет попал снова в Индонезию. На 12 дней. Там только что скинули Сухарта, который с 65 года возглавлял страну. И страна была на рывке. И масса была проблем с журналистикой. И меня позвали консультировать все проблемы журналистики – законы, самоорганизация, журналистские организации, а заодно уже и кино и еще чего.

С. КОРЗУН: И вино, и домино.

А. СИМОНОВ: В общем, 12 дней я пахал, как папа Карло. Но делал я одну и ту же вещь, поскольку я встречался с огромным количеством людей, то первые 10 фраз, т.е. первые две минуты я говорил по-индонезийски. но говорил только сам. А потом говорил: ну, теперь извините меня, я буду переходить на английский, потому что я, к сожалению, по-индонезийски все-таки не так хорошо помню. Вот такая была история. Так что да.

С. КОРЗУН: Алексей Симонов. Однажды говорили о том, может быть, даже не однажды, что по американской традиции каждые семь лет надо менять в чем-то свою судьбу. А вот в президентах Фонда защиты гласности уже два срока откатали. Чего так?

А. СИМОНОВ: Ну, я сменил однажды судьбу. Я был председателем правления. А через 7 лет стал президентом.

С. КОРЗУН: А что изменилось при этом?

А. СИМОНОВ: Ну, в моей работе ничего не изменилось, но должность, по крайней мере, изменилась. Да, это, наверное, не считая кино, в котором я проработал все-таки 21 год это втрое по длительности мое занятие в жизни. Да, 15 лет. Это жуткое дело. Потому что не понятно, что это за дело.

С. КОРЗУН: Есть что защищать?

А. СИМОНОВ: Не понятно, что это за дело.

С. КОРЗУН: Т.е. сначала хотел представить, как защитника природы, черепах, которая ползет потихонечку…

А. СИМОНОВ: Защитник природы у меня старший сын. Ему, между прочим, 38. Он после… Кончив 4 курса биофака, уехал в американскую аспирантуру. Кончил американскую аспирантуру. Потом работал в разных природоохранных организациях. Значит, а сейчас 3 года уже в Китае. И поэтому он, в общем, наверное, уникальный специалист, потому что он знает природоохранную систему трех ведущих стран мира. Вот он сейчас поступил в китайскую докторантуру. Будет писать диссертацию на китайском языке.

С. КОРЗУН: Новое направление для возможной эмиграции…

А. СИМОНОВ: Да, как сказать. Не знаю. Вот он сейчас приехал. В настоящий момент находится где-то между Адлером и Сочи, но приедет сюда 30-го и будет здесь еще 10 дней до отлета в Китай.

С. КОРЗУН: Алексей Кириллович Симонов. Вернемся к защите гласности. К этой теме. Напомню, что это программа "Без дураков" на радио "Эхо Москвы". Много людей работало, прошло, скажем так, через Ваш фонд. но и Вы лично, по-моему, являетесь учредителем, как там ОАО, или что-то под названием "Интерньюс". Да? Принимали участие.

А. СИМОНОВ: Да, я учредитель этой организации. Член, как это называется, совета учредителей. Да, дело заключается в том, что есть много в Москве организаций, частичным учредителем или частичным попечителем которых я являюсь. Но дело заключается в том, что это, в общем, отнимает время, но хочется быть грибницей. Чтобы что-то прорастало. И надо сказать, что первые там 10 лет удавалось это делать. И было очень много организаций созданных, действенных, дельных. Сейчас их стало меньше.

С. КОРЗУН: Ну, сейчас пока об "Интерньюс". Манана Осламазян.

МАНАНА ОСЛАМАЗЯН: Я не могу думать о Симонове только как о руководителе Фонда защиты гласности, потому что для меня он просто чрезвычайно близкий, может быть, один из самых важных людей в жизни. Я пришла к нему взрослым человеком, но очень многое во мне сформировано под влиянием Алексея Кирилловича, вообще его личности, его представлением о добре и зле и т.д. Поэтому, в общем, для меня Алексей Кириллович это учитель, это друг. И я этим горжусь. Это один из самых справедливых людей на земле, самых честных и способных услышать много самых разных точек зрения и принять их, попытаться понять и каким-то образом взвесить и попытаться найти что-то, что могло являться каким-то компромиссом. И еще Алексей Кириллович один из самых красноречивых людей на свете. Он замечательно пишет и замечательно рассказывает. А как поет…

А. СИМОНОВ: Предупреждать надо. Я же чуть не заплакал.

С. КОРЗУН: Ладно, хорошие слова. Можно пока скупую мужскую слезу утереть. И чтобы она такая расслабленная не падала, другой вопрос. Ведь не только Манана Осламазян работала. Но работал и в частности и Олег Панфилов. Чего Вы поругались?

А. СИМОНОВ: Дело заключается в том, что Олег – человек, претендующий быть автономным. В Фонде это невозможно. Нельзя придумать автономную организацию внутри другой организации. Он стоял на этом на смерть, он ссорился с другими людьми, утверждая главенство своего вот этого мониторинговского сектора или подразделения. Один раз я пошел у него на поводу, уволил людей, с которыми он поссорился. Второй раз, когда он устроил такую же штуку, я сказал, что нам пора расстаться. Мы расстались.

С. КОРЗУН: Вы вообще жесткий по-деловому человек?

А. СИМОНОВ: Я то? Нет. Я жесткий по нравственным вещам. Это жесткий. Я признаю то, что Мананка сказала, я действительно в состоянии выслушать и понять многие точки зрения. Но это не значит, что они повлияют на мою. Просто, знаешь, вот это вот. Я чужых мнений не разделяю, я имею свое.

С. КОРЗУН: А как Вы стали правозащитником? Ну, Сергей Адамович Ковалев понятно, на своей шкуре. Многие другие, кстати, на своей шкуре. У Вас, в общем-то, относительно благополучная судьба. Ну, по меркам времени, в общем-то.

А. СИМОНОВ: Конечно.

С. КОРЗУН: Чего это вдруг? Знаем мы эту историю. Союз кинематографистов, гласность, защита, все там надо, вот журналистику надо поддерживать. Вот внутреннее было в Вас какое-то убеждение или желание. Внутреннее было какое-то в Вас убеждение или желание защищать.

А. СИМОНОВ: Внутренний был посыл очень важный. Ведь Фонд создался на фоне чудовищного вранья. Это были события в Риге и в Вильнюсе, 91-й год, февраль. На фоне этого знаменитого питерского… Уже фамилию начинаю забывать.

С. КОРЗУН: Невзорова.

А. СИМОНОВ: Невзоров. Спасибо большое. Вот Невзорова, который поехал, значит, за правдой и привез название нового общественного движения под названием "Наши". Все это чудовищное вранье. Очень хотелось помочь людям говорить правду. Вот это был посыл. Меня даже не насторожило, что в принципе журналисты не рвались быть защищаемы фондом и тогда. Потому что в принципе фонд был сформирован для… Я не думал, что это станет делом жизни. Нет. Фонд был сформирован для того, чтобы у журналистов, которые потеряют работу из-за желания говорить правду, было время пересидеть. Вот их поддерживать на это время. Помогать им деньгами, помогать им с устройством на работу и т.д. Вот для чего он был создан.

С. КОРЗУН: А чего Вы то пошли? Были же удачные картины. И "Отряд", который Вы помните и считаете лучшей картиной.

А. СИМОНОВ: Конечно, помню.

С. КОРЗУН: Наверное, и другие картины были же. Что, просто денег не было на другие картины и надо было себя чем-то занять. Или это действительно было внутреннее ощущение, что надо коллегам помогать.

А. СИМОНОВ: Нет, Сереж. Значит, ситуация была вот какая. В кино был кризис.

С. КОРЗУН: Был. И очень мощный.

А. СИМОНОВ: И вопрос даже не в творческом кризисе. А кино перелопачивалось на новый лад. Мне ужасно не нравилось, как это с ним происходит. "Мосфильм" разбился на отдельные объединения, которые мы же, секретариат союза, вроде как выбирал людей, которые будут эти объединения возглавлять. И уже становилось ясно, что это люди избранные, но не сменяемые. И уже становилась такая жестковатая система, в которой начальник становился хозяином. И следующий запуск уже зависел даже не от государства, которое все-таки при всех своих недостатках все-таки относительно анонимно хотя бы. А зависело от личностей, с которыми надо было налаживать отношения. Я был председателем контрольно-правовой комиссии Союза кинематографистов. Сейчас смешно об этом говорить, у меня были очень добрые, но очень непростые отношения со всеми этими людьми, потому что именно они были в частности под постоянным подозрением общественного мнения, а я был выразителем этого общественного мнения, потому что контрольно-правовая комиссия, она была для этого в частности и создана. Не только деньги считать.

С. КОРЗУН: Понятно, почему ушли. Не совсем понятно, мой вопрос, почему пришли.

А. СИМОНОВ: Дело заключается в том, что я понятия не имел, куда я иду.

С. КОРЗУН: Куда втягиваетесь.

А. СИМОНОВ: Ну, конечно, Сережа. Ну, что ты, ну, ты смешные вопросы задаешь. Просто было желание вот создать такую подушку, что ли, подложить под упавших. Ничего больше. При этом собрали 300 000 рублей. В 91-м году это…

С. КОРЗУН: Это богатая пресса советская.

А. СИМОНОВ: Не только пресса. Были, более-менее, богатые союзы были. Я до сих пор не могу Леве Гущину, тогдашнему редактору "Огонька" простить, что он публично на пресс-конференции заявил, что они тоже вносят 300 000, и, в конце концов, не дал не копейки. Значит, но основная то масса людей принесла деньги и перевела деньги. И возникла огромная сумма денег, с которой надо было что-то делать. И начали что-то делать. Первое, что мы сделали, мы поехали в Ригу. И отвезли деньги, помогли семье Андриса Слапинша и Гвидо Звайгзне. В это время убили Ивана Фомина в Калуге. Значит, поехали в Калугу, помогли. Вот через это… А потом возникла проблема, оказывается, уже на теоретическом уровне. Т.е. занимаясь помощью журналистам, начинал влезать в их шкуру и понимать, что, в общем, это не самое простое дело. Ведь я в 93-м году, было безумно мне смешно. Я сейчас расскажу одну историю. Она связана с тобой же.

С. КОРЗУН: Так, интересно.

А. СИМОНОВ: Значит, октябрь 93-го. Гайдар выступает по радио. Я понимаю, что это бред, а с другой стороны не могу не пойти. Вот это ощущение, что идти нельзя, но надо. И я выхожу во двор. И там стоит компания во главе с Сашей Абдуловым. И все в такой растерянности. Ну, поехали? Поехали. Сели на чью-то из них машину. По-моему, на Сашкину. Или, может быть,… Поехали, оставили машину около Ленкома. И пошли к Моссовету.

С. КОРЗУН: Защищать.

А. СИМОНОВ: Потом увидели, что у Моссовета бестолковщина полная. Потом пошли к Васильевскому спуску. Потом я сказал "давай пойдем на "Эхо..."" А если ты помнишь, там было две уже баррикады, перекрывали Никольскую. Мы подошли к баррикадам. И естественно Сашка Абдулов грудью вперед, бравый. Ему сказали "куда?". Потом посмотрели: а, он с Симоновым. Это был единственный… (Смех). Это был там мой пик популярности. Значит, это можно. И пропустили нас. Никогда со мной больше такого не было. Я до сих пор это помню.

С. КОРЗУН: Абдулов с тех пор с Вами не ходил больше никуда.

А. СИМОНОВ: И мы пришли тогда на "Эхо…". И я помню, что мы по очереди в эфире. В эфир выходил я, по-моему, то ли следом за Явлинским, то ли непосредственно перед ним. Вот это ночь с 3 на 4 октября, по-моему.

С. КОРЗУН: Да, кажется. Сейчас уже числа не помню. Но должен сказать, что 93-й год для меня в какой-то степени переломный. Если до того я еще иногда заменял там Андрея Черкизова в качестве комментатора, то в 93-м поставил на этом точку. Потому что были вещи, которые я…

А. СИМОНОВ: Принять не мог.

С. КОРЗУН: Принять не мог. Да, я понимал, что политический комментатор – это человек, который от части формирует мнение. А я слишком многого не понял. Вот так казалось, что понимаю, понимаю, учусь, учусь, а тут, как раз, и не понял. И на этом как раз последний мой политический комментарий в эфире "Эхо Москвы" был в 93 году. С тех пор работаю в журналистике в чистом виде, задаю вопросы и прошу дать на них ответы. Сегодня мой гость Алексей Кириллович Симонов, президент Фонда защиты гласности.

А. СИМОНОВ: И очень хочет этот президент Фонда защиты гласности рассказать тебе одну историю. Ты помнишь такую фамилию Миша Житько?

С. КОРЗУН: Да, помню. Режиссер, с которым в студенческом театре чуть позже того замечательно совершенно работали.

А. СИМОНОВ: А ты знаешь, что он умер?

С. КОРЗУН: Нет.

А. СИМОНОВ: Вот ты не знаешь. Несколько месяцев назад Миша скончался. А Люба, его жена, она работает моим секретарем. Когда ты мне звонишь, то отвечает тебе Люба Житько.

С. КОРЗУН: Ух! Красивая история.

А. СИМОНОВ: И когда по ее рассказу ты целовался целую ночь с ее подругой, то Люба рассказывала мне это не далее, как сегодня, узнав, что я иду к тебе на передачу. Она сказала, что расскажи ему, что Миша, к сожалению, нету Мишки.

С. КОРЗУН: У меня почему-то вот стихи. Может быть, ты, кстати, помнишь? У нас как-то так получилось интересно, да.

А. СИМОНОВ: У Вас был спектакль из военных стихов.

С. КОРЗУН: "Ну, зачем ты, солнце красное, все ходишь, не прощаешься. Ох, зачем с войны безрадостной сын не возвращаешься?" (Поет). Что-то такое было. Музыку там Миша подбирал очень хорошо. Где-то, может, даже сам писал. Но вот стихи эти, совершенно нигде никаких воспоминаний и концов не осталось. Иногда вот в голове с тех самых пор вот это крутится. Вот эта великая сила искусства.

А. СИМОНОВ: Вообще, стихи это страшная зараза. Стихи… Во мне живет огромное количество стихов. И я несколько лет тому назад, с помощью той же самой Мананы сделал 17 серий "Поэтических позвонков" для канала "Культура". По 15 минут. Значит, разные поэты. И разные стихи. И вот я вспоминал этих поэтов, рассказывал немножко о них. И в основном читал стихи. Причем читал все это наизусть, естественно. Количество стихов, вошедших в меня до 25 лет, ну, просто кажется сегодня невероятным. Но дело в том, что они оттуда не уходят и занимают все пространство. Все, что я потом пытался запомнить, давалось мне с диким трудом. И это было уже насилием над памятью.

С. КОРЗУН: Хард диск переполнен, я всегда себе говорю.

А. СИМОНОВ: Совершенно точно. А вот стихи, которые я 4летним карапузом, стоя на табуретке, поставленный туда бабкой, частил, до сих пор помню. "Бьемся мы здорово, рубим отчаянно. Внуки Суворова, дети Чапаева".

С. КОРЗУН: Алексей Симонов. Ладно, хватит расслабляться. Тут вспомнили юношеские воспоминания. Спровоцировал меня Алексей Кириллович на такую тоже скупую мужскую слезу. Пустил. К современности. Гласность защищать, значит, защищать гласность. Во-первых, есть вопрос у нас на сайт, который пришел. Но прежде я бы хотел… о политике поговорим? О Путине?

А. СИМОНОВ: Давай.

С. КОРЗУН: О предшественниках, о приемниках и прочее. Вам посчастливилось или понесчастилось быть свидетелем на этом саммите как раз свидетелем, участником дискуссии.

А. СИМОНОВ: Я был в первый день саммита, когда Путина не было. И второй день, когда он приехал, меня там не было. Я разуверился в возможности добиться чего-то через прямую связь с верховным гланокомандующим.

С. КОРЗУН: Ну, Вы вообще общались с ним, как президент Фонда защиты гласности?

А. СИМОНОВ: Ну, я дважды был у него в составе комиссии по правам человекам, которую возглавляла Элла Александровна Панфилова. И до того, как она преобразовалась в совет. После этого я туда больше не ходил. Но дважды я там был. Первый раз это была трехчасовая встреча, произведшая на меня очень сильное тогда впечатление.

С. КОРЗУН: Какое, положительное?

А. СИМОНОВ: Но не давшая никакого выхода и эффекта. Второй раз там была совершенно фантастическая история. Он собрал всех силовиков и сказал: вот Вы хотели с ними поговорить, вот поговорите. И значит, там были Устинов, Чайка, там был министр обороны, там был министр внутренних дел, там был министр ФСБ и еще были за одно председатели верховного, арбитражного и, по-моему, конституционного судов. И мы как бы высказывали свои претензии, а они отчитывались о проделанной работе. Очень было забавное зрелище. Я понимаю, что Путин получал от этого большое удовольствие. Я лично от этого удовольствия не получил.

С. КОРЗУН: Путин - это тот человек, который нужен был России в 2000м году? Вы за Путина голосовали, кстати, интимный вопрос можно?

А. СИМОНОВ: Нет, я никогда не голосовал за Путина. Думаю, что нет. Я думаю, что… Затруднюсь сказать. Если бы в 2004 году, вот как он пришел в 2000-м году, в 2004-м ушел, то, может быть, я бы как-то более высоко оценил его вклад в российскую историю. Потому что по-моему последние три года, или 2,5 года он активно разрушает даже то немногое хорошее, что ему далось сделать в первый срок.

С. КОРЗУН: Тем не менее, уровень поддержки остается достаточно высоким. Неужели все это связано только с высокими ценами на нефть и с теми средствами, которые имеет государство.

А. СИМОНОВ: Ну, как говорится, я за народ не отвечаю.

С. КОРЗУН: А попробую я защитить Владимира Владимировича вот равно удаленность олигархов заявленная, она же хотя бы частично, но реализована. Т.е. одни удалены просто в сторону туда мест, как раньше говорили, не столь отдаленных, другие удалены там, кто на Чукотку, кто в Лондон, но удаленность, в общем-то, есть. И надо сказать, что если олигархи крутили во многом страной то сейчас…

А. СИМОНОВ: То страна крутит олигархами, превратив, тех, которых она не отправила в кремлевские кошельки, а тех, которые не хотели превратиться в кремлевские кошельки, отправив некоторых в Читу, а некоторых в Израиль.

С. КОРЗУН: Т.е. Вы считаете, что здесь нет позитивного ничего в этом процессе?

А. СИМОНОВ: Да, нет. Я вообще считаю, что достоинство власти в умении вести диалог с обществом. Вот в повседневной жизни Путин блистательно ведет диалог. Мне очень, как бы сказать, ну, я не могу сказать, что мне это импонирует. Потому что он, как выясняется, не любит прямых возражений. Он как бы ведет диалог, но в виде такого монолога. Когда с ним спорят, но не возражают. Значит, но видимо с олигархами у него не получилось, или он сознательно на это пошел. Но я не вижу, чтобы он их сильно удалил. Тем более что есть довольно значительное количество олигархов среди вполне приближенных к нему людей и в его думе, и в его правительстве. И такое количество людей, что "Форбс" отдыхает.

С. КОРЗУН: Следующий вопрос Чечня, больной для Путина. С этим вопросом он пришел. И вроде как, смотрите, в последнее время, тьфу, тьфу, тьфу, по всем, по голове, по чему, крупных террористических актов совершено не было. Известные руководители, полевые командиры чеченские, значит, вроде как, в конце концов, рука Кремля достала их. И дело к замирению идет, вроде как.

А. СИМОНОВ: Вот не знаю, идет ли. Я не занимаюсь. Т.е. я интересуюсь Чечней. Но все-таки не занимаюсь ею. Я верю своим коллегам, которые ею занимаются. Это люди мужественные. И многократно проверенные. У них другая точка зрения. Они считают, что проблема пока запихивается во внутрь. И, как и каким образом, она даст взрывную волну, пока сказать однозначно нельзя. Но подозреваю, что даст. И это мнение людей, которые этим занимаются ежедневно.

С. КОРЗУН: Третье. Смотрите, значит, как раз за эти 6 лет, что Путин находится у власти, Россия, в общем-то, достаточно полноправным членом вошла в Большую восьмерку. И Владимир Владимирович ведет диалог, как раз это мостик к тому, что Вы наблюдали с президентами ведущих индустриальных держав. И держит гордо голову. И там газовые всякие атаки. Не путать с военными всякими газовыми атаками. И, в общем-то, не плохо.

А. СИМОНОВ: Да, ведь и замечательно. Вопрос только, до какой степени эти люди, так или иначе, получающие наш газ и нефть, отдают себе отчет, до какой степени натянутая ситуация с правами человека, которые, как говорит Владимир Владимирович, каждый любит защищать права человека в чужой стране. А в своей о них говорить не любит. Вот он, между прочим, такой, как и все остальные. Он готов защищать права человека в Америке, и мягко говоря, не очень готов это делать в России.

С. КОРЗУН: Есть что защищать? Надо защищать?

А. СИМОНОВ: Ну, а как же? А как же? А куда делись? Что меньше бедных стало? Стало больше богатых, это я согласен. Что стало меньше бедных?

С. КОРЗУН: А чего на улицы как-то не выходят в защиту своих прав, в общем? Правда, отдельные случаи есть. Южное Бутово, понятно.

А. СИМОНОВ: Не знаю. Не спрашивал. И не хотел бы, чтобы люди вышли на улицы, во всяком случае в том варианте 17-го года, очень бы не хотел, чтобы это произошло. Потому что это страшный шок и для страны, и для культуры, и для всего.

С. КОРЗУН: Кстати говоря, ладно. Закончим с этим допросом. Смотрю, напрягается уже Алексей Кириллович.

А. СИМОНОВ: Да, не люблю я про политику. Сережа, ну сколько можно? Не люблю я на самом деле…

С. КОРЗУН: А про Украину? Что-нибудь с Украиной связывает? Не жалко, что вот этот опыт оранжевой революции, который казался, ну, пусть украинцы хоть доделают то, чего мы вроде как не доделали тогда, в это время. Не жалко, что это, в общем, бесславно как-то проходит?

А. СИМОНОВ: Да ведь дело заключается в том, что украинцы такие же жертвы советского режима, как и мы. И, к сожалению, количество большевиков среди населения значительно превышает количество коммунистов среди этого населения. Знаешь мое определение? Я очень точно это определил. Вообще коммунизм это скорее шкура. А большевизм это скорее кости. Вот если в новую шкуру можно влезть, то новые кости за жизнь не наживешь. А смысл большевизма заключается в одной простой вещи. Есть две точки зрения – моя и неправильная.

С. КОРЗУН: Алексей Симонов – наш сегодняшний гость, автор одного из афоризмов, вошедших совершенно полноправно на сайте афоризм точка ру, сделаем маленькую рекламу, но это как бы самый большой, наверное, сайт, собирающий разные высказывания разных людей, вот там… Смотрели, нет, что есть там?

А. СИМОНОВ: Нет. Не видел.

С. КОРЗУН: Единственный подписанный "Алексей Симонов". "У меня есть вредные привычки, и я к ним привык". Вот это посчитали афоризмом. Отсюда, пожалуйста, чуть-чуть поподробнее, но какая самая любимая вредная привычка?

А. СИМОНОВ: Самая любимая вредная привычка это та самая, которой мы с тобой займемся, как только закончится эта передача. Потому что мы выйдем, и первым делом закурим.

С. КОРЗУН: С остальными как?

А. СИМОНОВ: Ну, с остальными вредными привычками, приходится время от времени ими пренебрегать. Потому что вот неделю назад сделал операцию на глаза, и скажем, привычка ходить в баню в ближайший месяц мне недоступна.

С. КОРЗУН: А так каждую неделю, каждый день? В каком режиме? Или каждый Новый год мы с друзьями 31-го…

А. СИМОНОВ: Нет, ну, просто я это очень люблю. Это такая привычка, я бы сказал, для меня баня – это часть барства, а не часть мытья.

С. КОРЗУН: А баня какая? Сейчас же столько разных видов. Можно выбирать от турецкой…

А. СИМОНОВ: Значит, самые замечательные бани, я был в Китае. Было 9 мая 2005 года. Я лежал на массажном столе. И смотрел в телевизор, как Путин распределяет гостей по трибунам. Как он их, кого, где ставят, кого, куда смотрят. Это все было по-китайски. Поэтому ничего, кроме картинки по сути дела я видеть не мог. И мне в это время, значит, массировали пятки. Сережа, это счастье. У меня было двойное счастье. Во-первых, я пренебрегал политикой в полной мере. А с другой стороны, я все-таки при сем присутствовал.

С. КОРЗУН: Самое большое счастье, самая большая радость в жизни?

А. СИМОНОВ: Самая большая радость? Самая большая радость, когда удается кому-то всерьез помочь. Сегодня у меня очень хороший день. Позвонила журналистка из Кызыла и сказала, что то, о чем она меня в своем время просила, в чем сильно ей помочь, удалось сделать. И теперь ее девочка будет учиться в Москве. Вот удалось. Вот она звонила мне, меня благодарить. И я счастлив. Это тихое счастье Фрэнсиса Маккомбера. Оно недолгое, как написано у Хэмингуэя. Но, тем не менее, такие вещи дают ощущение счастья. А с другой стороны, сегодня же звонила Оля Титова, по поводу которой в "Белгородской правде" написали "замечательную" статью, в которой процитировали обвинительное заключение из ее дела 5летней давности, по которому она полностью оправдана. А они вставили эту цитату просто в статью, демонстрирующую какая она скверная женщина. Ну, т.е. уже идет полный беспредел. Но, тем не менее, есть люди, которые продолжают стоять на своем. Не смотря ни на обвинения, ни на попытки удушения и т.д. и т.п. И даже иногда удается добиться для них справедливости. Та же самая Оля Титова оправдана президиумом Верховного суда по всем 5 обвинениям, которые были по отношению к ней вынесены. Но это случай почти уникальный.

С. КОРЗУН: Если бы была вторая жизнь, что бы обязательно из первой взяли в нее?

А. СИМОНОВ: Обязательно бы занимался кино. Очень хорошее дело. Обязательно бы занимался. Может быть, не всю жизнь. Но обязательно бы занимался. Очень поздно поехал. Я ездить то стал в 80… Ну, один раз съездил в Индонезию. Значит, на год в 63-64-м. После чего меня 18 лет вообще не выпускали из страны. А начал я ездить уже с кино, с 85го года. Меня кинокомитет посылал. Или на фестивали ездил. А сейчас я езжу только по приглашениям. И получилось, что я поздно поехал. Более того, обидно, что я езжу один. Ну, так получилось. Так сложилась наша жизнь. Что жена со мной почти не ездит. Может быть, осенью этой поедет со мной в Израиль. Она никогда там не была. Может быть, поедет, потому что она хочет поехать в Иерусалим. У меня жена очень верующая, православная. И очень хочет там побывать в тамошнем монастыре. В общем, уже даже созванивалась. В общем, короче говоря, скорее всего, поедет. Не с кем делиться. Поэтому, я бы, если начал ездить раньше, я бы нашел более удобную форму. Потому что вообще, на самом деле, очень интересно смотреть мир. Причем интересно не по нему ходить. А интересно, когда он ходит мимо тебя. Вот это замечательное совершенно ощущение. Ты садишься где-нибудь на перекрестке в каком-нибудь в кафе. И мир этой страны ходит мимо тебя. И ты начинаешь улавливать в нем закономерности.

С. КОРЗУН: Вы бы видели эту улыбку, пожалуй, в первый раз за всю программу. Не состоявшийся великий путешественник, но состоявшийся человек Алексей Симонов был гостем сегодняшней программы "Без дураков". Спасибо, Алексей. Счастливо.

А. СИМОНОВ: Всего доброго. Спасибо большое.