С советской властью у меня разногласия эстетические - к 90-летию со дня рождения Андрея Синявского - Лев Анненский, Александра Лесковская, Татьяна Радкина - Книжное казино - 2015-09-27
27.09.2015
С советской властью у меня разногласия эстетические - к 90-летию со дня рождения Андрея Синявского - Лев Анненский, Александра Лесковская, Татьяна Радкина - Книжное казино - 2015-09-27
Скачать
К.Ларина
―
15 часов 13 минут. Начинаем программу «Книжное казино» Здесь в студии ведущие программы Ксения Ларина и Майя Пешкова. Маечка приветствую.
М.Пешкова
―
Это я, приветствую.
К.Ларина
―
У нас сегодня много людей. Сегодня мы вспоминаем Андрея Донатовича Синявского. Его день рождения, если я правильно помню, 8 октября. 90 лет в этом году отмечается со дня его рождения. И мы счастливые люди. Все присутствующие. Я не знаю, может быть не все? Мы застали его живым. И даже скажу вам больше, он был у нас в гостях в этой студии. У меня есть уникальная историческая фотография, которая для меня - одна из важнейших в моей жизни здесь на радио. Так что вот такое счастье. Здесь в нашей студии Лев Анненский – литературный критик, Лев Александрович, здравствуйте.
Л.Анненский
―
Добрый день.
К.Ларина
―
Здесь в нашей студии Татьяна Радкина – исследователь жизни и творчества Андрея Синявского, филолог, Татяна,здравствуйте.
Т.Радкина
―
Добрый день.
К.Ларина
―
И, конечноже, издательство, это издательство «АСТ», еще конкретнее редакция Елены Шубиной. Заместитель ее на этом посту - Александра Лесковская, Саша, приветствую вас.
А.Лесковская
―
Здравствуйте.
К.Ларина
―
Конечно же, мы сегодня вам предложим книжку Андрея Синявского, Абрама Терца «Спокойной ночи», мы о ней поподробнее сегодня поговорим. Что она в себя включает, нам расскажут наши гости. Кроме того, сегодня в розыгрыше книги Аллы Марченко «Есенин: путь и беспутье», Нина Берберова «Александр Блок и его время». Нина Берберова «Немного не в фокусе». Стихи 21-83 годов. Вот те книжки, которые у нас сегодня есть. Что вам нужно сделать для того, чтобы получить книгу: ответить на вопрос, который мы вам зададим чуть позже. Сначала на смс, и потом во второй части программы будет один вопрос телефонный, за ответ на который вы получаете все книги. Ну, и, естественно, как обычно, наш эфир начинается со списка самых популярных и самых востребованных книжным магазином книг. Это еженедельный рейтинг продаж, который мы получаем по результатам продаж в трех крупнейших магазинах Москвы. Это «Московский дом книги», магазин «Библио Глобус» и магазин «Москва». Ну,тут многие названия повторяются,но, как всегда, есть и новинки. Начнем мы с 10 места.Юрий Поляков «Любовь в эпоху перемен». Чуть выше Борис Акунини «Планета Вода. Приключения Эраста Фандорина в 20 веке». На 8 места Калинина «Сольфеджио. 1 класс рабочая тетрадь». Я впервые такое вижу, чтобы попала книжка такая в список художественной литературы. Мария Метлицкая«Женский день». Чуть выше еще один учебник уже по математике. Людмила Петерсон «Раз ступенька, два ступенька». Математика для детей 5-6 лет». Опять Акунин - Чхартишвили, книга называется «Другой путь», на 5 месте. На4 месте книга Логеркранца «Девушка, которая застряла в паутине». На 3 месте Татьяна Устинова с ее новой книжкой «Шекспир мне друг, но истина дороже». На 2 месте популярнейший детектив Пола Хокинс «Девушка в поезде». И на первом месте уверенно лидирует Виктор Пелевин «Смотритель. Книга первая. Орден желтого флага». Вот таков список самых популярных книг на сегодняшний день. Ну, а теперь мы переходим к нашему разговору. Давайте я вопрос задам нашим слушателям. Какого персонажа 16 века, критиковавшего царскую власть из-за границы, называют самым первым русским диссидентом? На смс +79859704545. Присылайте, пожалуйста, ваши ответы. Давайте мы начнем с издательства, Саш, к вам вопрос про эту книгу. Вот из чего она сделана?
А.Лесковская
―
Эта книга состоит из двух частей, вернее, из трех. Их текста Андрея Донатовича романа «Спокойной ночи», из послесловия, которое публикуется впервые. В послесловие вошла глава из неопубликованной книги Марии Васильевны Розановой «Абрам да Марья». Глава называется «Опасные связи». И так случилось, что Дмитрий Быков, который записывал эти тесты, которые пока, к сожалению, не опубликованы, согласился написать предисловие к данной книге. И оно получилось, на мой взгляд, очень интересным именно в смысле того, что сейчас очень хотелось бы, чтобы эту книгу читали молодые читатели. И хотелось бы, чтобы они узнали о таком герое, поскольку это именно герой - Андрей Донатович Синявский. И узнали именно в форме достаточно современной, то есть очень хотелось бы, чтобыразвернули этого персонажа к современному молодому читателю. Мне кажется, что Дмитрий Быков очень хорошо это сделал.
К.Ларина
―
Таня, у меня к вам вопрос. Прочитанный вообще писатель для современного писателя?
Т.Радкина
―
Мне кажется, безусловно, не достаточно прочитанный, к сожалению. Причем, когда я занималась творчеством Синявского, у меня создалось впечатление, что на Западе он прочитан даже больше, чем у нас, в том числе молодежью. Во всяком случае вот кафедра славистики с Германии устраивала целые семинары с обсуждением произведений Синявского. И интерес был очень живой. У нас, к сожалению, пока, надеюсь, это скоро изменится, автор прочитан недостаточно, известен мало.
К.Ларина
―
А чем вы это объясняете? Что его личность диссидента и общественного деятеля, она победила в нем писателя в глазах поколений, может быть? Это я сама придумываю на ходу ответ на этот вопрос.
Т.Радкина
―
Ну, безусловно один из возможных ответов, да, конечно.Во-первых, его личность диссидента и, собственно, процесс надСинявский и Даниэлем, который более известен, чем его произведения. Во-вторых, очень сложная судьба его произведений, в том числе и в эмиграции. И первая публикации в 90 годах у нас, когда развернулась острая полемика, в которой тоже сами тексты немного были затеряны.И нужно новое их прочтение и, возможно, новое понимание, отвлекаясь от всех ярлыков, отнеудовольствия, разных других трактовок и прочтений автора. Возможно, связано с этим, как мне кажется.
К.Ларина
―
Это Татьяна Радкина – филолог, исследователь жизни и творчества Синявского. Но поскольку мы все-таки по радио, ане в телевизоре, я хочу просто обратить внимание наших слушателей, что Татьяна очень молодой человек, совсем молодой человек. И я не могу не спросить ее все-таки, почему вот такой выбор героя своей профессиональной жизни случился?
Т.Радкина
―
Ну, о Синявском, точнее об Абраме Терц, я впервые услышала на факультете журналистики. На курсе по истории критики литературной. И узнала именно применительно к скандалам вокруг «Прогулок с Пушкиным».То есть мой преподавательЕлена Юрьевна Скарлыгина очень увлеченно рассказывала нам о том, как же ругали осквернителя русской культуры и человека, который покусился на солнце русской поэзии. Сначала я узнала об этой полемике, потом мне стало интересно, что же за произведение вызвало ее. И вот так началась очень долгая практически история любви.
К.Ларина
―
Лев Александрович, ну, вы как раз узнали сначала Синявского - писателя.
Л.Анненский
―
Нет. Комсомольского деятеля..
К.Ларина
―
А, вот как. В университете?
Л.Анненский
―
Пожалуйста, могу рассказать. 1951 год, сентябрь. Я поступаю в Московский университет на филологический факультет. И выясняю, кто у нас там комсомольские вожди. Игорь Виноградов, например, будущий великий критик. В декабре этого же года меня вызывает факультетское бюро курсовоеи говорят: «Приготовься, поезжай за город в бригаде приводить в порядок избирательный участок. Там за Сталина должны голосовать. Вот все приведите в порядок. Парты расставьте, цветочки расставьте, елочки и прочее. Хорошо. И запомни. За вами будут наблюдать два аспиранта: Бабаян и Синявский». Ну, для меня все эти имена ничего не говорили. Вот товарищ Сталин и голосовать – это я понимал. Поехали. Двигаем парты. Меня больше интересует даже не товарищ Сталин, а замечательные девочки из отделения журналистики. Я перед ними выпендриваюсь. Я помню, ножичек кидал какой-то, чтобы не попасть в ногу, а попасть в пол. Вдруг мимо идет аспирант Бабаян и говорит: «Быстро брось эти глупости и идите переставьте там парты». Я говорю: «Щас, подождите, кончу вот с девочками и пойду». Тут он мне говорит:«Под персональное дело захотел?» Я уже знал, что такое персональное дало. Я, конечно, заткнулся. Следом идет еще один аспирант. Глаза в разные стороны, такой носик, обаятельная внешность. Я думаю: и этот сейчас чего-нибудь скажет. А тот смотрит и делает так: «Ага-ага». Когда я потом через много лет уже вчитывался в Синявского, я все время это слышал, вот эту интонацию. Учился я у него этой интонации, в общем. Но дальше дело было такое. Ну, прошел, ничего не сказал, Бабаян тоже. Кончили мы прибывать к бюсту товарища Сталина цветочки. Я начинаю изучать филологию. На 4 курсе я прочитываю работы Синявского по «Жизни Клима Самгина»Горького. Мне нужно было для курсовой. И вдруг я соображаю, что вот это мне надо. Параллельно нам лекции начинает читать аспирант 3-его, по-моему, уже года, Синявский, читает «Начало века 20-ого». И если я что-то понял про символизм, акмеизм, футуризм из еголекций, я тоже понял: только он, больше никто, ни к какому Якименко я не остаюсь писать диссертацию и диплом. Мне нужен только Синявский. Узнаю в деканате его адрес.иду по адресу, второй этаж, звоню. Выходит Синявский. Я говорю: «Извините, Андрей Донатович,я сейчас вам скажу, почему я к вам пришел, и кто я». Он мне говорит: «Я вас помню». И вот эта реплика меня потрясла совершенно. Я говорю:«А можно я к вам в дипломники запишусь?» Он мне говорит: «Ну, я должен посмотреть вашу курсовую работу». А он писал диссертацию по «Жизни Клима Самгина», понятно. Я потею от волнения, даю ему скрученную вот так мою курсовую. Он говорит:«Зайдите через неделю». Проходит неделя, меня вот так трясет. Захожу. Звоню опять, второй этаж,он выходит. Я говорю: «Ну вот. Я вам давал работу, чтобы диплом у вас писать». Он так, чуть-чуть отводя глаза, говорит: «Работа, конечно, интересная…» Я все понял. И жду, когда он мне ее отдаст. Он продолжает.«Но мне не дают дипломников на будущий год». Я подумал: «Слава тебе, Господи». Беру у него эту работу и пулей вниз. Все. Проходит время. Мне надо защищать диплом уже,я уже готовлюсь. Нашли мне нового руководителя. И я у него дипломник уже, все, решено. Иду с факультета в аудиторный корпус. Вдруг меня кто-то окликивает. А рядом со мной идет мой однокашник. Смотрю, Синявский окликает меня и говорит: «Мне даютдипломника, я вас беру!». Немая сцена. Однокашник, который в курсе, говорит: «Хороша девица, да просватана». Я говорю: «Андрей Донатович, прошу вас быть на защите моего диплома оппонентом». Он говорит: «Хорошо, решено». Пропуская все это, потому что он был оппонентом, великолепно прошло все. Распределили меня я в аспирантуру, но эта защита была для меня праздником, помню. Ну, потом я, конечно, университет. И я потерялс ним связь. Хотя яего читаю все время и понимаю, что это уже за писатель такой. И учусь у него. Теперь, думаю, как дальше мне, не пойдешь же знакомиться, тем более, что мы с ним оказались понемножечку на разных концах литературного диаметра. Он среди левых, я среди не понятно кого. Ни в левые, ни в правые меня не берут, и так далее. И занимаюсь я тем, что я записываю Окуджаву, бардов, у меня потом книжка вышла про этих бардов. Ну и хорошо все так идет. Вдруг мне рассказывают, что Синявский тоже интересуется бардами. Потому что он читает лекции в ГИТИСе или во ВГИКе.
К.Ларина
―
Он в школе-студии МХАТ.
Л.Анненский
―
Совершенно верно. И там он этих самых анализирует поэтов. Я думаю, как оно тесно, как бы мне с ним все-таки на эту тему поговорить. Но не буду же я подходить:«Андрей Донатович, не помните ли меня?» Выяснил, что помнит уже. И вдруг как-тоя встречаю его на улице. Он останавливает меня и говорит: «Я слышал, что вызаниматесь бардами». Я говорю: «Да, я вот их слушаю, пишу, читаю». Он говорит: «Я тоже ими занимаюсь». Я говорю: «Я слышал, я вот жажду каким-то образом с вами обменяться нашими фондами». Что у меня записано, например, у меня записан Окуджава, а Высоцкий еще пока не записан. И так далее.
К.Ларина
―
Это какой год, простите?
Л.Анненский
―
Сейчас поймете. Он мне говорит: «Ну, созвонимся». А я уже в журнале «Знамя» работаю», нимало ни много. То есть мы на разных концах. Я говорю ему: «Я вам позвоню и мы сговоримся, как встретиться. У меня домашнего телефона нет, а у соседей ест. Я вам позвоню». Тогда он мнеговорит: «У меня тоже телефон что-то барахлит, я вам сам позвоню». Через несколько дней мне в редакции главный редактор говорит, чтоарестован Синявский.
К.Ларина: 65
―
ый, да?
Л.Анненский
―
65 год. Все, наше свидание откладывается на непонятное время. И уже потом много лет спустя, когда я подписал письмо в его защиту, это все нормальная история человека, который себя чувствует диссидентом, но самдиссидентом быть не хочет, потому что другим занимается. Ну, в общем, тем не менее, когда он впервые стал появляться в Москве уже в качестве кинокритика для начала по фильмам, вот тут мы с ним, наконец, встретились. Будете смеяться, где. По-моему, Куняевустроил какую-то встречу в эфире, но тогда это еще не было так вот. Я говорю «Не пойду я к тебе». А я с ним хорошо, я с ним учился вместе. Я понимаю, кто за ним стоит. Тогда он говорит: «Позвали Синявского, и он согласился». Я говорю: «Тогда я пойду». Ядействительно пошел туда, куда он сказал. Это была встреча такая.Идет Андрей Донатович, приехавший в Москву. Идет Марья Васильевна, с которой я, наконец, познакомился. Он смотрит на меня, улыбается и говорит: «Вы знаете, почему я согласился прийти в это мерзкое место? Куняев сказал, что выбудете». На этом я завершаю мой рассказ.
К.Ларина
―
Спасибо. Япросто хотела до новостей назватьнаших победителей, которые правильно ответили на вопрос. Мы задавали вам вопрос, просили назвать вас первого русского диссидента, как его называли. Это князь Курбский. Наши слушатели: Вадим, первые три цифры 004, Галина 526, Михаил 165, Любовь 558, Софья 790. Поздравляю, вы у нас первые победители. Следующий вопрос зададим уже в следующей части нашей программы.НОВОСТИ
К.Ларина
―
Возвращаемся в программу «Книжпое казино». Напомню, здесь в студии у нас сегодня издательство «АСТ». Заместитель заведующего редакции Елены Шубиной Александра Лесковская, здесь же в студии литературный критик, писатель Лев Анненский и исследователь жизни и творчества Синявского, филолог Татьяна Радкина. Я хотела задать еще один вопрос, связанный с жизньюСинявского и Розановой, по поводу журнала «Синтаксис». Вообще, как он рождался, поскольку к тому времени, когда он появился, это был какой, 78-ой год, да? Ведь до этого существовало уже издательство, которое работало с русскоязычными авторами, да? «Континент» был, «Инкопресс» был. Вот какой смысл вкладывалсяименно в это издательство новое, «Синтаксис», русскоязычное?
Л.Анненский
―
Ну, все, что выходило из-под пера Синявского, вызывало у мен априори огромный интерес, потому что он никогда ни с кем не соглашался. То есть он мог соглашаться, но не потому, что он хотел быть согласным с кем- то персонально. Просто он рассуждал об этих вещах иначе, чем было принято.Диалоги с Пушкиным были не такие, как принято с Пушкиным. Но мне было интересно именно то, что с ним происходило, тем более, что, где он этописал? Как раз вот там, куда он отправился, арест. Поэтому, когда вышел «Синтаксис» мне было достаточно, что это Синявский. Я хватал и читал. Вообще, я его читал все, что мог достать в ту пору.
К.Ларина
―
А где тогда доставали?
Л.Анненский
―
Вообще, где я все это читал: Мне ничего этого не преподавали. Я вам скажу, как это все у меня началось. Сижу в журнале «Знамя» и читаю Щупнера что ли, был какой-то западный журналист, который об этих наших философах-идеалистах написал статью, где они чуть ли не с маленькой буквы. Но там была информация, и я ее читаю. Входит Алешковский, тогда еще не эмигрант, а автор таких вот занимательных,вроде Василия Васильевича, как это называется... Его эта повесть матюгами написанная, ну, не важно. Он входит, привет-привет, а я с ним был еще с университета немножко знаком. «Чего это ты читаешь?» Я говорю, мол, вот что читаю. Про Бердяева. Атам чего-то еще. «Не это надо читать, а самого Бердяева». Вынимает «Судьбу России» Бердяева и говорит: «На». Ну давай. Дал и чрез два дня пришел за книжкой. Она у меня вся уже законспектирована была. Вот так распространялось это все. Из рук в руки. И никак иначе. Ничего купить было нельзя. С рук купить было тогда еще нельзя, потом стало можно с рук. А потом и вообще стало можно. А тогда вот так. И, конечно, это читать дают тебе н один день. Ничего. За один день все, что надо вытаскиваешь. Вот так я Синявского читал из рук в руки.
К.Ларина
―
Ну так про «Синтаксис». Тань, скажите.
Т.Радкина
―
Мнекажется, что «Синтаксис» - это попытка именно найти свою трибуну для разговора на литературные темы.
К.Ларина
―
То есть для себя, для того, чтобы публиковаться самому.
Т.Радкина
―
Ну, не только самому. В том числе и своих единомышленников. Но Синявский же очень часто и словами Терца, и собственными повторял, что для него важна литературная деятельность, эстетический процесс. И, как мне кажется, попав в эмиграцию, он тоже попал в публикации в каких-то изданиях, которые придерживаются каких-то определенных очень...
Л.Анненский
―
Простите, и расхождения с советской властью у него были чисто стилистические.
Т.Радкина
―
И не только с советской властью. Получается, что в эмиграции тоже был тот же журнал «Континент», который в первом номере опубликовал «Литературный процесс в России» Терца, после чего был очередной скандал из-за того, что Синявского объявил ненавистником родины. И это тоже стилистическиерасхождения, в том числе с людьми, которые были уже против советской власти. И для того, чтоб иметь право говорить от собственного лица и уходить именно от таких политических дискуссий, как мне кажется, он создает журнал, который называется «Синтаксис», где в названии сказано, что это будет журнал именно об искусстве чистом, свободном, как его называл сам Синявский, и независимом, да, которое служит всему, но от всего стремится освобождаться.
М.Пешкова
―
Не будем забывать,что Марья Васильевна была искусствоведом. Так она себя позиционировала. И именно печатали «Синтаксис» у них в подвале.. Стояла печатная машинка в доме, который они приобрели. И, как утверждала Марья Васильевна в разговоре со мной, этот дом принадлежал ФернануЛеже. Так что, как видите, типография издательство, все было в одном месте. И все принадлежало им.
К.Ларина
―
Жизнь в эмиграции, она тоже была разной, насколько я понимаю. И там было много и трагичного, и смешного. Но всегда меня поражала вот эта вот… Может быть это только у русских эмигрантов, черт его знает. Без конца находить себе какие-то проблемы в общении, внутри. Там обязательно сразуже, как только появляется больше трех русских эмигрантов, срезу возникают отношения.
Л.Анненский
―
Они не могли договориться межу собой.
К.Ларина
―
Да почему? В чем дело-то?
Л.Анненский
―
Характер такой у русских.
К.Ларина
―
Это только у русских. Вот нет такого монолита, нету.
Л.Анненской
―
Может быть только у русских это становится темой преимущественной. Отзывчивость и безграничность. Как они могли договориться между собой, это «Синтаксис» и «Континент». У них были воттакусенькие расхождения, они раздувались мгновенно до полной….
М.Пешкова
―
Максимов и Синявский, это же общеизвестно, что языка общего у них не было, да и быть не могло. Теперь-то мы ясно понимаем.
К.Ларина
―
Ну, это тоже стилистические разногласия или все-таки идеологические?
Л.Анненский
―
Как с Шукшиным.
А.Лесковская
―
С Солженицыным однозначно были идеологические отношения. Но истилистические тоже.
М.Пешкова
―
У меня вопрос, можно я задам Александре? Если я правильно понимаю, то это первая книга. Но ведь у вас еще книги Синявского?
А.Лесковская
―
Да. Планируются. Но я не могу пока сказать, в какой последовательности они будут выходить.
М.Пешкова
―
То есть можно ли говорить, что собрание сочинений Синявского выходит именно в редакции Елены Шубиной?
А.Лесковская
―
Мы очень хотели бы.
К.Ларина
―
Ну, давайте мы все-таки про писателя поговорим Синявского, поскольку у нас все-таки как минимум 2 критика. Лев Александрович, все-таки именно писатель Синявской и писатель Абрам Терц – это разные вообще люди, да?
Л.Анненский
―
Нет. Они соединились. Сначала, конечно, были разные, я думал, что Абрам Терц – это сплошная политика, а Синявский – это как раз литература Но когда я стал читать и того, и другого, я почувствовал, что это одно и то же. Полная независимость абсолютная суждений.Во-первых.Во-вторых, что у Синявского меня всегда потрясало? Он понимал, что противоречие русской культуры, русской литературы и русской традициине от того, что кто-то с кем-то не договорился, а от характера народа, от характера истории, а история вообще о Бога. Ее не заменишь. Поэтому у меня всегда было к этой всей теме отношение такое, не лишенное некоторого сарказма. Но такое, в меру, потому что он был абсолютно русский человек внутри этого всего. И когда я его читал, я именно это вычитывал. И фактуру, и оценки. Достаточно того, как он о Маяковском высказался. И я абсолютно бывал с ним согласен по всем конкретным поводам.И кроме того, смотрел у него вот это вот ощущение истории России, где ничто ни с чем не может быть согласно, и в этом вся сила и прелесть. И это надо не то, что терпеть, это надо любить и понимать. Это наша история. Вот так я относился ко всем его текстам, ко всем. И публицистическим, и когда вот я прочел то, из-за чего его посадили, я тоже это почувствовал. Вот мое отношение кнему. Я не делаю разницы между художественными жанрами у него, публицистикой и чистой литературной критикой. Для меня это все единый процесс творческий с полной непримиримостью к нашим глупостям.
К.Ларина
―
Татьяна, а вы что скажете?
Т.Радченко
―
Да, я бы тоже сказала, что, конечно, между литературной критикой и художественными текстами Синявского я неделаю разницы. Но сам он называл, например, Терца в частности своим овеществленным стилем. И я бы сделала не такое разделение: Терц –писатель, Синявский- критик, а Синявский- аналитик, а Терц воплощает представления Синявского о писателе. Именно в своей парадоксальности, в том, что отстаивает разные точки зрения порой, какие-то нюансы а рамках одного текста, не позволяя читателю согласиться с собой, с кем-о еще. И догматично принять какую-то точку зрения. В том, что Терц всегда метафизический преступник, провокатор. Что в текстах Синявского отсутствует, но в понимании его доля творчества необходима.
Л.Анненский
―
Но это же модель для Синявского.
Т.Радченко
―
Маска.
Л.Анненский
―
Модель и маска. Но прежде всего модель замечательная.
А.Лесковская
―
Вот в предисловии к книге как раз слово «преступник» звучит в отношении Синявского и обыгрывается именно с этой точки зрения. То есть писатель - всегда преступник, просто потому, что искусство преступно. В своей основе оно должно преступать границы. И Синявский в этом следует самой сути искусства любого.
М.Пешкова
―
Вот мнебы хотелось спросить о предисловии к большому синему тому в библиотеке поэта Пастернака. Это предисловие написал Синявский. Не стало ли это причиной того, что этот том не возможно долгие годы было купить?
Л.Анненский
―
По разным причинам. Сначала потому, что Синявского не хотели, а потом потому что расхватывали. Я помню, кода я впервые читал это,это не было как-то антисоветское разоблачение, ничего этого не было. Просто уникальный анализ текста. Вот этому я у него и учился. Уникальный. И там, где он говорил, что он восхищен этим, и там где он давал почувствовать, что он это не приемлет. Пастернак, вот в это я вникал у него, потому что я тоже у себя искал это самое, а находил у Синявского. В том числе и в этом большом томе, который потом был, конечно, использован тем же Димой Быковым в книжке его о Пастернаке. Ну и так далее. Так что то, что вот именно Быков написал предисловие, - это замечательно.Один из лучших критиков сейчас Дмитрий Быков.
К.Ларина
―
Друзья мои. Давайте мы зададим еще один вопрос нашим слушателям, чтобыони ответили по телефону прямого эфира. А вопрос касается уже самого процесса Синявского и Даниэля . Письмо в их защиту, которое подписали многие люди, в том числе, присутствующие.
Л.Анненский
―
Одно из них я подписал.
К.Ларина
―
Да. Так вот, как называлось, осталось в истории под каким названием письмо,которое подписали несколько десятков человек? Как оно называется?Пожалуйста, на телефон +74953633659. Если вы правильно назовете, как его называют внутри сообщества, уже в истории оно осталось именно под таким названием, это письмо в защиту Синявского и Даниеля, то вы получаете все книжки, которые мы сегодня разыгрываем. Это книга Абрама Терца и Андрея Синявского «Спокойной ночи». Это две книги Нины Берберовой. Одна книга посвящена Александру Блоку,а другая – это поэтический сборник ее. И книга Аллы Марченко «Есенин. Путь и беспутье». Об этих книгах сейчас мы попросим Сашу сказать несколько слов, а пока вы ответите на вопрос.Але, здравствуйте. Говорите, пожалуйста.
Слушатель
―
Але. Здравствуйте. Меня зовут Наталья. Письма шестидесяти трех.
К.Ларина
―
Да, совершенно верно. Наталья, вы звоните из Петербурга? Ну что ж, поздравляю вас, вы наш победитель, вы все книжки выигрываете, ждите посылочку из Москвы. Или кто-то заберет из ваших знакомых здесь книжки,а то на почте разные бывают. Там решите. Спасибо вам за звонок. Итак, давайте мы про книжки скажем. Саш, скажите несколько слов про другие книги.
А.Лесковская
―
Я начну с двух томиков Берберовой, которые вышли у нас. Один том - «Александр Блок и его врем».Это переиздание. Второй – стихотворный сборник, который является первым изданием стихов Нины Берберовой в России. То есть до этого он публиковался всего единожды, и переиздавался в Нью-Йорке. И этот сборник, в общем-то, является уникальным в плане того, что Нина Берберова всегда фактически писала стихи, но она публиковала их какими-то отдельными. Одно стихотворение, два стихотворения в различных журналах, пока на жила в Европе, когда она уже переехала в Америку. И этот сборник стал, который она издала уже ближе к концу жизни, он стал таким итогом определенных замет, сделанных для себя. Ну, то есть мы специально акцентировали в аннотации о том, что это сборник. То есть если «Курсив мой» – это автобиография сквозь эпоху, то это больше о себе, о своих чувствах, эмоциях. И иногда просто поразительных.
К.Ларина
―
Красиво очень сделана книжка, очень оригинально.
А.Лесковская
―
Об этом хотелось бы отдельно сказать. Оформлял Андрей Бондаренко, как и книгу «Александр Блок и его время». Но в этой книге Андрей придумал особенную концепцию. Вот эта строчка, которая вынесена в название подзаголовка, «Немного не в фокусе», ее вынес изначально Дмитрий Быков в своем предисловии. И Андрей развернул ее в концепцию жизни Нины Николаевны, которая неслась по ней с невероятной скоростью, успевая все, что только можно успеть, участвовать в самых различных событиях, в разных странах побывать.И это жизнь, увиденная из окна поезда, немного не в фокусе, вотэти расфокусированные картинки, общие планы городов, каике-то точки, крупные события, известные, не известные, это все чередуется, когда ты листаешь книгу и между этим расположены стихи, которые, в общем, соотносятся по теме и по месту пребывания с местом написания, создается именно вот это впечатление вот этойудивительной жизни, которая, конечно, прошла очень славно.
К.Ларина
―
Так, и Марченко
А.Лесковская
―
Это еще одно переиздание, опять-такик дню рождения поэта. Книга, которая вызвала очень много толков и противоречивых отзывов, поскольку она не является классической биографией. То есть, если биография, которую написала Нина Берберова, достаточно строга в изложении фактов, то в этой книге все-таки есть элемент нрзбр биографии, и за счет этого она рассчитана на большой круг читателей. И даже те спорные вопросы, которые она ставит, они интересны своей спорностью.
К.Ларина
―
Вы читали, Лев Александрович, что скажете?
Л.Анненский
―
Про Марченко? Вы знаете, я много чего могу сказать, мы все из одного курса. Мы учились вместе 5 лет. И первая рецензия отрицательная на меня был написанна Аллой Марченко. Ну, она же так писала… Книжка называлась «Ядро ореха», а статья называлась «А орешки не простые». Ну, вот, так что я ее читаю с огромным увлечением. И очень часто спорю с ней. Я о ней писал. Что касается ее книжек об Анне Ахматовой и о Есенине, она очень хорошо раскрывает противоречивость всякого творческого начала в наше время. Она включается в это противоречие. И у Есенина полно противоречий. И у Ахматовой тоже, но она была немножко осторожнее, чемЕсенин. Все этоя у Марченко беру и читаю. И очень рад, что это переиздается. Беспутья особого там нет, конечно, но путь драматичен. И конец пути так и не ясен.
К.Ларина
―
То есть все-таки вопрос открытый, да?
Л.Анненский
―
Я этот вопрос задал Соловьеву, который сейчас занимается останками.
К.Ларина
―
Владимир Николаевич Соловьев, исследователь.
Л.Анненский
―
Да, лет 10 или 15 лет назад, когда он еще был просто работник прокуратуры. Я как журналист с ним немножко общался тогда. Я еще, помню, шутил, что Соловьев идет в след Соколову, а Соколов был первым исследователем. Я спросил его про Есенина естественно, мол, что, действительно повесился? Я говорю, что там же прямые вот эти вот трубы, на прямой трубе же не повесишься. Он мне ответил: «На одной из труб есть вот такой вот изгиб». Японял, что он мне не скажет правды. Я не буду вам сейчас это все рассказывать. Там потом еще были свидетельства, хотя это безумно интересно. Если позволите одну фразу – пожалуйста. Какой-то старый КГБшник, которому уже 90 лет исполнилось, лет 10 назад уже, видимо, перед кончиной своей написал воспоминания, где сказал, мол, хотите верьте, хотите нет. Но тайна смерти Есенина такая. Там еще будет участвовать крупный КГБшник того времени, который тоже погиб, не буду его называть. Но смысл такой: Есенину предлагали сотрудничество втогдашнем ГПО. Он отказывался. Опять предлагали, опять отказывался. И он уже был, так сказать, на прицеливаниях. Поехал он в Питер. Та самая последняя поездка его в Питер, где он остановился в гостинице «Интернациональ». И они его подловили на вокзале. И опять предложили ему. Тогда (рассказывает это старик), Есенин вынул пистолет и хотел стрелять. Они успели выстрелить в него, откуда у него здесь вот тот след-то был. И они уже его бездыханного повезли в гостиницу.
К.Ларина
―
То есть они его убили. Повесили мертвым
Л.Анненский
―
Да, он не хотел вербоваться туда. Ну, и так это все и закончилось. Они инсценировали это самоубийство. Все разбросали. А на фотографиях видно же, что у него какой-то след тут. Это след пули.
К.Ларина
―
А тогда вопрос у меня к вам, раз уж мы про КГБшников заговорили, и к Тане, наверное, этот вопрос, поскольку она изучала жизнь и творчество нашего сегодняшнего героя Андрея Синявского. Откуда взялись эти подозрения в том, что он сотрудничал с КГБ, и насколько они вообще имели под собой основания?
Л.Анненский
―
Обычные русские подозрения, которые приобретают характер безумия. Допустим, даже если его заставили что-то про кого-то написать. Да я еще 3 раза взвешу, что это его заставили и что он действительно…. Ни в коем случае.
Т.Радченко
―
Ну, там был некий сфабрикованный документ, который фигурировал в прессе и вызвал вообще какую-то безумную волну.
К.Ларина
―
Что якобы он там чего-то подписал. Или донос его какой-то.
Л.Анненский
―
Могли заставить подписать, все могли заставить. Для меня он все-таки автор великих текстов, а не то, что там где-то. Конечно, цеплялись к нему, ко всем цеплялись. Когда я поступил в университет? В 51-ом. Ну, цеплялись. Конечно, и до этого к нему цеплялись.
Т.Радченко
―
Ну, были даже в полемике разговоры о том, что его специально заслали в эмиграцию, чтобы оклеветать Солженицына. Чего только не было.
Л.Анненский
―
Вот поэтому нужно, знаете, как спокойно относиться к этой чуши всей.
К.Ларина
―
Итак. Резюмируем. Значит, Синявский у нас еще в издательстве появится, как мы уже сказали. Следующий когда у нас выход планируется?
А.Лесковская
―
Вы знаете, пока не определено произведение, поэтому я не могу вам дату сказать конкретную. Но будет.
К.Ларина
―
Татьяна, у вас что есть? В вашем портфеле творческом. У вас есть книжка про Синявского?
Т.Радченко
―
У меня есть книжка про Синявского «Никому не задолжав» Вышла в издательстве «Совпадение» уже довольно давно.
К.Ларина
―
И найти ее не возможно, наверное.
Т.Радченко
―
Наверное, это непросто, она вышла небольшим тиражом.
К.Ларина
―
Ну, это что, это литературоведческая история?
Т.Радченко
―
Да. И я там в основном пишу о критике и нрзбр Синявского разных периодов: и советского, и эмигрантского, привлекая именно критические отзывы и полемику на нее.
К.Ларина
―
Ну, вы все, простились со своим героем? Или еще дальше продолжаете внутреннюю совместную жизнь?
Т.Радченко
―
Ну, видимо, после сегодняшнего эфира надо будет подумать еще.
К.Ларина
―
Лев Александрович. Ну,и к вам тоже вопрос, у вас-то что впереди? В ближайшее время, наверняка, выходит что-нибудь?
Л.Анненский
―
Выходит несколько книжек. Однаих них составлена из моих заметочек. Вот в «Юности» печатается в каждом номере пара. «Заметка нетеатрала», почему не театрала? Чтобы не думали, что я буду оценивать спектакль, я по поводу спектакля пишу, что я думаю о жизни. И «Заметки не историка» тоже,где, кстати, про Синявского там это у меня все есть. Вот это все я собрал вместе. И всеэто сейчас выходит отдельным томом в ИЖЛТ, называется «Мимолетное». Ну и еще вышла книжка «Очищение прошлым». Там все, что яо прозе писал.
К.Ларина
―
Это тоже литературная критика. Да?
Л.Анненский
―
Ну, она какая критика, это исследование того... Все, что я о прозе писал,там собрано. «Очищение прошлым»,там и Горький, и Платонов у меня там, и Шукшин у меня там, и Трифонов. Там все, чтоя собрал, потому что я отобрал, я слишком вообще много, чего оценивал иписал. Вот такая книжка. Ну, и я вам уже сказал, что я задал себе вопрос, почему все великие поэты были несчастными в любви? Я взял кроме Маяковского, тут я не мог себя пересилить, не хотелось этим заниматься. Как это, то ли с любовью, то или без любви. Нет, но Есенин абсолютно, ну, я не знаю.. все вот, Блок и Белый, между ними любовь и все несчастные. Эти романы я собрал, исследовал. Книжка называется «Эвтерпа в лапах Гименея». Она вышла там же в ИЖЛТ, я по другим местам не ходил.
К.Ларина
―
Будем искать.
Л.Анненский
―
Ну,чего искать, в ИЖЛТ кто придет, им дадут.
К.Ларина
―
Спасибо большое, мы должны заканчивать уже наш эфир.Спасибо всем участникам разговора. И всегда ждем вас в гости.