"Что это было?" (книга воспоминаний, диалогов, интерпретаций, событий) - Генриетта Яновская, Кама Гинкас - Книжное казино - 2014-11-16
16.11.2014
"Что это было?" (книга воспоминаний, диалогов, интерпретаций, событий) - Генриетта Яновская, Кама Гинкас - Книжное казино - 2014-11-16
Скачать
К.Ларина
―
Ну что, вперед, 15 часов 11 минут. Начинаем программу «Книжное казино». У нас сегодня неожиданные совершенно гости. Обычно мы встречаемся с ними по отдельности. И в другой передаче. И вдруг, раз и вместе. И в такой программе в книжной. Здесь в нашей студии Кама Гинкас, здравствуйте.
К.Гинкас
―
Добрый день.
К.Ларина
―
И Генриетта Яновская, здравствуйте Генриетта Наумовна.
Г.Яновская
―
Здравствуйте.
К.Ларина
―
Ну, я думаю, что нет нужды представлять, рассказывать, что за люди. Но скажу, что это люди из московского Театра Юного Зрителя. Один из них – главный режиссер. Кстати, вот вопрос, кто?
Г. Яновская
―
Кстати, вот вопрос, кто.
К.Гинкас
―
Я сразу скажу, конечно, не я. Тут даже вопроса никакого нет. Мало того, я не служу в этом театре, а просто в связи с тем, что главный режиссер этого театра является моей родственницей, то она по блату дает мне ставить спектакли. Что я иногда и делаю. Свободный художник.
К.Ларина
―
Ну, как вы понимаете, дорогие друзья, сегодня у нас присутствуют, не как театральные деятели Кама Гинкас и Генриетта Яновская, а как писатели. Поскольку сегодня мы представляем книгу наших замечательных гостей. Называется «А что это было?». Да?
Г. Яновская
―
«Что это было?»
К.Ларина
―
«Что это было?» Это книга диалогов. Кама Гинкас и Генриетта Яновская, издательство «АРТ» (Артист. Режиссер. Театр). Майя Пешкова, я не представила, здесь конечно же в студии, Маечка, приветствую тебя.
И.Пешкова
―
Да, здравствуйте.
К.Ларира
―
Давай мы сразу тогда скажем, какие у нас еще книги есть сегодня в подарок нашим слушателями кроме книги Гинкаса и Яновской.
И.Пешкова
―
Это все книжки, которые увидели свет в издательстве Сергея Никулина, огромное спасибо, что он нам дал возможность их разыграть. «Мариинской балет: взгляд из Москвы». Такова книга Татьяны Кузнецовой. И совершенно восхитительная книга, от которой я, например, не могла оторваться Это Джон Уилсон «Истинный Шекспир». Таково название этой книга, не думайте, что это биография, не думайте, что это все о театре. Эта книга, которая читает легко, с размахом, об эпохе Шекспира. И, конечно, Бартошевич Алексей «Театральные хроники. Начала 21 века».
К.Ларина
―
Бартошевич – это литературовед наш.
М.Пешкова
―
Вот это то, что я читала с огромный интересом.
К.Ларина
―
Замечательные книжки, которые сегодня вы получите, дорогие друзья. Мы дали задание нашим гостям придумать вопросы. Но вопросы так прекрасны, что мы решили их оставить в качестве плана для нашей беседы. Вам мы их задавать не будем. Вам такое задание. Сегодня, вот сейчас, начиная с этой минуты, на смс +79859714545 вы можете присылать вопросы нашим гостям, которые я буду изредка так задавать, а потом мы в конце передачи назовем автора самых оригинальных вопросов. Им-то мы и вручим наши сегодняшние призы. Как вам такое задание, всех устраивает?
Г. Яновская
―
За оригинальность, да?
К.Ларина
―
За оригинальность, да.
Г. Яновская
―
Можно посмотреть.
К.Ларина
―
Да, так что присылайте ваши вопросы, напомню, здесь в студии Генриетта Яновская и Кама Гинкас. Ну, для начала давайте все-таки про книжку поговорим, как она рождалась. Кто был инициатором вообще книги и как она возникала. Сколько лет вообще она писалась?
К.Гинкас
―
Абсолютно сказочный возраст – 7 лет. Понимаете, обязательно в сказках 7 лет: то спят 7 лет, ждут.
Г. Яновская
―
В этой 100 лет спят.
К.Гинкас
―
Да, ну некоторые. Рассказывай. Ты хочешь, чтобы я? Значит, некоторое количество лет назад. Более, чем 7 лет назад, из какого-то, сейчас не припомню, издательства, пришло предложение сделать книгу. Ну, как-то для нас это было неожиданно и не ко времени. Мы сказали: « Да-да, конечно, почему бы нет, но-но-но, собственно», Год прошел, и мы забыли про то, что мы обещали. А потом вспомнили Но это издательство , по-моему, то ли исчезло, то ли… в общем, я не знаю. Идея нам понравилась и, так как мы все-таки не писатели, мы не пишем, ты пишешь, я нет.
Г. Яновская
―
Нет, нет, я не пишу. Рассказывай.
К.Гинкас
―
Ты что-то хочешь сказать? Тогда говори.
Г. Яновская
―
Нет, я хочу с полным ужасом, нет, ни за что, никогда, нет-нет. Хочу сказать, что, во-первых, еще в 90-ых пришел издатель Захаров, который требовал немедленно написать, Генриетта Наумовна, напишите, у вас там было то-то, то-то, то-то в жизни, напишите. Я с полным ужасом, нет, ни за что, никогда, нет не хочу Он говорит, давайте я вас аванс заплачу. И тогда вы напишете. Я говор, аванса мне вашего не надо. И я бежала от этого со страхом. Потому что я понимала, что такое выбрать слово. Ну, у каждого свои заковырки в каждой профессии. А так как я очень люблю слово, люблю литературу, то меня это приводило в состояние тихого ужаса. Знаю театральные критики, которые берут интервью, какие-нибудь журналисты, что ни Гинкаса ни мое интервью не выходит без того, чтобы человек прислал, и только после этого начинается работа, вычеркивается работа, вычеркиваются слова. Я сначала начинаю плакать, что вообще это надо все снять, потом он меня успокаивает, начинается правка и так далее. А потом вот возникло следующее предложение, чтобы вдвоем. Тут я не имела единственного права голоса и отказа. И на самом деле я боялась ужасно, а он человек более решительный и смелый. И вот тогда возникла мысль пригласить…
К.Гинкас
―
Так как мы все-таки не пишем, во всяком случае, так сказать, не позволяем себе публиковать то, что мы записываем, то мы решили все-таки это превратить в разговор.
К.Ларина
―
В диалог.
К.Гинкас
―
Да, и решили позвать Наташу Козьмину – замечательного критика, на мой взгляд, к тому времени чуть ли не единственного, который писал действительно критиеческие статьи, а не журналистские отчеты о спектаклях, что сегодня чрезвычайно распространено, и которая знала нас буквально с первого появления нашего в городе Москва.
Г. Яновская
―
До этого не знала.
К.Гинкас
―
До этого нас не знала. И мы начали встречаться с ней, она задавала вопросы самые разнообразные, абсолютно , так сказать, не последовательные. Не то, что вот биография, когда родились, что, а вот то, что ее интересовало. А вот эти все разговоры, одновременно сразу двоих, чтобы всегда было конфликтно. Поэтому быстренько-быстренько мы разделились. И периодически отвечала на вопросы Гета. Иногда отвечал на вопросы я. В это время, скажем, когда я отвечал на вопросы, то Гета готовила кофе или чай и, значит, предлагала. И наоборот. Конечно, все-таки периодически, мы сталкивались. Ну, не скажу, что ругались, но припирались, как всегда, И это действительно, беседы на самые разнообразные темы. Иногда просто даже дуракаваляние, анекдоты из жизни, случаи из жизни, просто из жизни. Случаи, которые возникают, когда ты ставишь спектакли, когда ты выпускаешь, когда в советское время ты их сдаешь, а это анекдоты очень интересные, очень парадоксальные. Как закрывали твои спектакли, и так далее и так далее. Как ты без работы ходишь десятилетия, а у тебя ребенок. Как надо как-то жить. Как режиссер Яновская, к тому же в Ленинграде, хоть и молодая, но уже достаточно известная, поставившая знаменитый спектакль «Варшавская мелодия», который конкурировал с Алисой Фрейндлих буквально за углом. Как она вяжет для того, чтобы семья была одета.
Г. Яновская
―
Вяжет на заказ.
К.Гинкас
―
И вяжет на заказ. Как она собирала, до сих пор любит, но уже в последнее время не собирает, грибы, и готовит на зиму. И как приглашает наших артистов, которых мы привезли из Красноярская и которые были, так сказать, ну, полубездомные. И как кормим их. И так далее. Как в те времена редко приезжали иностранцы и редко приходили к нам в гости. И мы их даже кормили. И даже встречая одного из главных режиссеров Ленинграда, который хорошо относился к нам, но не давал работы при этом, который спрашивал: «А на что вы живете?». Вот это все я рассказывал, на что мы жили. И я не говорил: «А может ты дашь спектакль поставить, и ты поймешь, на что мы тоже можем жить?» В общем, это самые разнообразные, из разных периодов. Кстати, надо сказать, если сказать на самом деле, спектакль и жизнь наших последних, там, я не знаю, 15, даже, наверное, 20 лет, там почти не затронута. Там только начало ТЮЗа. Так возникали вопросы. И мы зависели от этих вопросов. Вопросы всегда были живые, интересные. Нам было интересно отвечать на эти вопросы. Но, так сказать, заканчивая вот эту вот всю вступительную речь, скажу, что, естественно, Наташа, когда могла, встречалась. Часто мы не могли встречаться. Встречались то дома, то в театре, то на даче, то вообще где-то не известно. И, так сказать, вдруг происходила такая скорее болтовня, чем что-либо. И вот, если хотите, жанр этой книги – это такая довольно свободная болтовня, ну, в том числе и серьезная. Но должен просто я закончить, сказать, что так случилось, что книга еще не была закончена, и еще не были даже расшифрованы все интервью, как умерла Наташа скоропостижно абсолютно, в одночасье почти.. И кроме того, что мы потеряли соавтора и потеряли друга, можно сказать, и потеряли внимательного критика, который следил не только за тем, что делаем мы, но и вообще. Потрясающе ориентировалась в мировом контексте. И когда она писала о нас, или не о нас, то ты всегда понимал контекст мировой, естественно, российский, мировой. Так что пришлось в результате как-то придумывать самим, заканчивать, задавать друг другу вопросы. Я учился давить на кнопку диктофона, что зафиксировано, кстати, в тексте. Я спрашиваю: «Гета, а как тут давить?» Она долго учит меня. Потому что она техник, а я нет. И в результате мы записываем самые разнообразные, в том числе какие-то сны. Они, мне кажется, содержательные. А теперь ты добавь и скажи, что я все был не прав.
К.Ларина
―
Удивительно, что я могу сказать еще, что добавить, если вы не против. То, что вы говорите, что вы не пишете, но потрясающе рассказчики. Каждый раз, когда я или мы с Ирой приходим к вам в театр и потом видимся там в антракте или после спектакля у вас в кабинете, невероятное количество каких-то историй мы потом оттуда выносим. Которых мы раньше никогда не слышали. И каждый раз мы говорим одно и то же. «Пишите книгу», - мы все время говорим. «Почему Вы не пишете книгу?» Но они молчали. Не говорили, что книжка-то уже почти вот-вот готова.
Г. Яновская
―
Просто дело все в том, опять же, то, что Кама говорит, я вынуждена добавить. В связи с тем, что Наташа, ну, что-то знала о нашей жизни, что-то не знала. И поэтому вопросы она задавала из того, что ей приходило в голову. И потому я вдруг замечала, ну, я понимала, что все впереди. Что огромные очень важные моменты просто не затронуты. Просто их ну, как бы и нет. Или где-то одним словом проскакивают.
К.Гинкас
―
Самое интересное…
Г. Яновская
―
А теперь ты мне дай договорить.
К.Гинкас
―
Хорошо. Самое интересное, что как раз так получилось, что вообще про ТЮЗ там очень –очень мало.
Г. Яновская
―
Ну при чем тут про ТЮЗ? Дай мне договорить то, что я хочу. Про ТЮЗ- про ТЮЗ.
К.Гинкас
―
Договаривай.
Г. Яновская
―
Да нет, вот люди в Москве могут пойти в ТЮЗ. А там была большая жизнь. Мы же не ТЮЗ рекламировать эту книжку написали, немножко про жизнь. Немного, очень немного. И вдруг ты обнаруживаешь, что ближайшие друзья просто отсутствуют в этой книге. Просто. Но я хотела договорить другое, а ты меня перебил. А, вот, что я хотела. В результате, когда стало понятно, что это вопросы, ответы, стало понятно. И он на этом очень настаивал, и он нашел эту форму, изобрел. Чтобы это не превратилось в писание книги. Чтоб это и были просто разговоры. Это были большие конфликты. Они разговаривали с Наташей на эту тему. Она мне говорит: он хочет так-то и так-то. Я вообще говорю, я ни читать не хочу… потому что если я прочту хоть одну расшифровку, я снова заплачу. Что и было. Потом переписывались расшифровки. Даже не в этом дело. Ты речево формулируешь то, что надо. Но письмо – штука другая. И когда ты читаешь свою расшифровку, ты понимаешь, как исчезли ритмы, как исчезло то, другое. И поэтому с этой расшифровкой надо потом работать. И писать ее.
К.Гинкас
―
Самое главное – это интонация разговорная.
К.Ларина
―
Ну она здесь есть, интонация. В вашей книжке, она сохранена.
Г. Яновская
―
Мы этим и занимались все время.
К.Гинкас
―
Чтобы сохранить интонацию разговорную и ситуационную. Извини.
Г.Яновская
―
Там был еще один пласт, в это книжке. Потом стало понятно, что, наверное, не стоит, они ее утяжелят. Так как мы болтаем на разные темы и захватываем вдруг спектакли где-то внутри, то Наташа считала необходимым и возможным, она вставляли статьи в конце каждой главы о спектаклях об этих, о нас. Или вдруг внутри разговора, когда мы, шутя, трепались по поводу какого-то спектакля или чего-то, она вдруг это ставила себя в серьезные рамки контекста режиссерских величин, например. Вот это все о том, когда вот стали смотреть, стало понятным, что нужно убрать. Потому что книжка наша, а мы тут вдруг выдрючиваемся и пользуемся какими-то статьями, которые нас хвалят или возносят или еще что-то. Поэтому это уже потом пошла следующая работа с книгой, которую вот мы и пишем. Что это разговоры с Наташей Козьминой и без нее.
К.Ларина
―
Здесь еще потрясающий совершено фотоархив в этой книге. Я так поняла, что это все из вашего дома, все семейное. И я не знаю, я таких фотографий не видела.
Г.Яновская
―
Это маленькая часть.
К.Ларина
―
Потрясающе.
Г.Яновская
―
Так жалко, что многое не вошло.
К.Ларина
―
Вот они, кстати, тоже добавляют, очень доверительную интонацию делают этой книжке. Конечно, просто молодцы. Книга, как говорится, для широкого круга читателей. То есть это совсем не для тех, кто, допустим, хорошо разбирается, там, в театре, или что-то. Это абсолютно человеческая история, человеческий рассказ. Я хотела спросить у Кама Мироновича, а вошла в эту книга история вот про вашу спасительницу, про которую нам рассказывали?
К.Гинкас
―
Очень мало. Очень мало. Есть такая небольшая главка на эту тему. Скорее, так сказать, я там пробегаю эту тему. Она была, конечно, большой в жизни, и важной.
К.Ларина
―
Тема гетто, чтобы наши слушатели понимали, про что мы говорим.
К.Гинкас
―
Про спасение из гетто.
Г.Яновская
―
А там много спасителей.
К.Гинкас
―
Так вот, я прошу прощения. Да. Ну, потом стало понятно, что это останавливает книгу, что не надо напирать на это. Честно говоря, уже давно как-то расхотелось уже рассказывать про это, потому что первым делом, человек, который спрашивает о чем-нибудь в твоей жизни, обязательно спрашивает про это.
Г.Яновская
―
Потому что это невероятно.
К.Гинкас
―
Это так. Что я существую на свете – это действительно невероятно. Об этом там тоже есть ответ. Спрашивают, так сказать, счастлив ли я. Я говорю, что я не могу быть не доволен жизнью, потому что я должен был быть расстрелян же, там, в 6-7 недель, я мог утонуть, но не утонул. Я попадал под лошадь, но остался жив. Я попадал под машину и остался жив. Мне, так сказать, всегда мечтал быть режиссером или артистом сначала, значит, и не мог никак поступить и заниматься. А потом попал вдруг к Товстовногому, и, занимаясь по сегодняшний день, занимаюсь тем, что я люблю, причем в театре, который я люблю, и которым руководит замечательный режиссер, моя жена - Генриетта Наумовна Яновская. Хорошая ситуация. Вот. Поэтому, естественно, как я могу быть не доволен жизнью.
К.Ларина
―
Это Кама Гинкас и Генриетта Яновская, мы сегодня говорим о книге, которая вышла в издательстве «АРТ» (Артист Режиссер. Театр). Книга называется «Что это было?» Вот про эту книгу мы говорим с нашими гостям. Я вы в это время присылаете вопросы. После новостей я обращусь уже к вашим вопросам, и дальше уже с вашей помощью, дорогие друзья, обращаюсь я к нашей аудитории, мы будем строить наш разговор с гостями.НОВОСТИ
К.Ларина
―
Возвращаемся в программу, 15-часов 35 минут, я тут занимаюсь очень тяжелым делом. Выбираю вопросы, которые буду задавать нашим гостям. Напомню, здесь в студии Кама Гинкас, Генриетта Яновская. Мы сегодня представляем книгу «Что это было?», которую мы вам подарим обязательно, дорогие друзья. Если вас выберут А вас выбирать будут наши гости. Ну, давайте, я начинаю.
Г.Яновская
―
Начинайте.
К.Ларина
―
Кама Миронович, вы больше работаете с русской классикой, драматургией эпохи модерна. А как вы относитесь к ново драме? И современной литературе», - спрашивает Юра.
К.Гинкас
―
Тоже мне, оригинальный вопрос.
К.Ларина
―
Ну, я готова к таким комментариям, поэтому не пугайтесь, дорогие друзья.
К.Гинкас
―
Да, я отношусь со вниманием и с настороженностью, как человек дугой эпохи. И воспитанный на совсем другой драматургии. Я приучил своих студентов не только читать новую драматургию, как мне казалось, так, которая стоит того. Но и заставил их поставить у себя на курсе, некоторые спектакли потом вышли вообще в мир. Ездили и во Францию, ездили и в Германию, и шли в каких-то театрах. Так что, так сказать, отношение уважительное, с интересном. Ну, и с некоторым испугом. Потому что, понимаете. Всегда все новое путается с шарлатанством. Понимаете, очень легко. Особенно, когда что-то совсем не понятно, очень легко прикинуться, что так оно и должно быть. Боюсь, что все- таки иногда это случается и с новой драмой.К.ЛАРИНА: «В свое время вы поставили Гамлета в красноярском ТЮЗе. В этом спектакле Гамлет распадом личности и убийствами платил за познание жизни. А чем вам пришлось за это заплатить?», - спрашивает Андрей. За познание жизни. Или за спектакль Гамлет.
К.Гинкас
―
Ой, я даже не знаю,…
Г.Яновская
―
Я сразу задумалась, распадом личности…
К.Ларина
―
Это мини рецензия.
К.Гинкас
―
Нет, ну на самом деле замечательная рецензия, потрясающая рецензия.
Г.Яновская
―
Точно. Это, наверное, человек, который видел спектакль.
К.Гинкас
―
Может быть, не знаю.
Г.Яновская
―
Мы так не формулировали.
К.Гинкас
―
Да, нет, на самом деле это действительно так. Что касается до меня, да ничем я не платил. Я просто...
Г.Яновская
―
Ну чем приходилось платить? Безработицей, безденежьем, бездомностью. Но что ты говоришь, что ничем?
К.Гинкас
―
Конфликтами с властями, конфликтами с руководством театра, и так далее.
Г.Яновская
―
Постоянными мыслями, почему я - мужчина, не могу кормить семью. А чем тебе приходилось платить, когда ты говорил: «Все, надо кончать эти мечты о режиссуре, я поеду учителем работать». Ну ты понимаешь, нельзя говорить – ничем не надо платить. Поэтому молодым людям часто кажется, что за это не надо платить. От этого надо только получать. За это надо платить действительно, извините.
К.Гинкас
―
Хочу только сказать. Я сегодня я благодарен всем тем препятствиям, которые были в моей жизни, потому что во первых, это моя жизнь, а во-вторых, они выковали меня таким, какой я есть. И я ставлю спектакли так, как хочу. И независимо от этого, как кто к этому относится.
К.Ларира
―
Спрашивают и у Камы Гинкаса и у Генриетты Яновской, Ирина: «Какие спектакли не смогли поставить и по каким причинам? И о чем сожалеете больше всего из непоставленных?»
Г.Яновская
―
Ну, я могу сказать, что я очень сожалею о «Сне в летнюю ночь». Который я 2 или 3 раза заявляла, что я его буду делать. Даже в этом году заявляла. А когда я его начала делать, я до сих пор люблю тот замысел, который у меня был. Я до сих пор люблю это и понимаю, что там с замыслом было, как мне кажется, в порядке. Очень трудно шли репетиции, мне казалось, что не получается. Потом у Кама Мироновича случился инфаркт, а нет, это было, когда второй раз я попыталась. Так как я главный режиссер, и там не успевалось… а должен был делать в театре Фокин, и я обязана была, сроки были определены, я обязана уступить артистов.
К.Гинкас
―
А потому что не успевали.
Г.Яновская
―
Нет, не только потому, что… потому что я обязана уступить артистов, потому что мы так договорились. Я приостановила работу. Потом мне казалось, что по сравнению с тем, что я думаю, там все не то. И когда одно обстоятельство мешающее, второе мешающее, и я так уступила и съехала. А через, у нас есть человек-фотограф Кей Рональдс, который приезжает из Англии постоянно и в Москву, и в разные места, где мы гастролируем по миру, и снимает наши спектакли. У нас в театре в основном его фотографии висят. Он сидел на репетициях когда-то, я этого не помнила. И вдруг года через 3 он просто прислал кипу фотографий с репетиций. Вот тут у меня возникла жуткая боль, потому что по фотографиям я увидела, что оно получалось. Я увидела актерские лица, глаза, я увидела их между собой. И я поняла, что получалось. А это мой проклятый «нет, тут не совсем так», а в этом году, когда я опять заявила, в театре опять произошел сбой, сбой. И поэтому я вместо «Сна в летнюю ночь» выпустила «Кошкин дом». Я должна была опять идти на прорыв.
К.Гинкас
―
Ну, тут надо все-таки сказать, она как-то скромно. Я ужасно огорчился, что это не происходило первый раз и второй раз. Потому что замысел действительно был потрясающий. Речь шла о том, что любовь, спектакль абсолютно о любви, самой разнообразной. Противоречивой. Которая может быть и преступлением. Которая может быть и извращением. Которая может быть и изменой, и так далее и так далее. И причем это, конечно, в комедийном виде. Но одновременно это абсолютно трагично. Что-то ведет нас - людей. Не мы сами, а что-то. Там было потрясающее… там есть Боги, которые должны были в конце как бы появиться, как большие Боги, которые смотрят с сожалением и с грустью на тех маленьких человечков.
Г.Яновская
―
Ну не рассказывай, моя тема. Все, давайте дальше.
К.Ларина
―
Ну хорошо.
Г.Яновская
―
А ты не ответил на то, что…
К.Ларина
―
Про то, что не поставленные ваши спектакли.
К.Гинкас
―
Сейчас не важно
К.Ларина
―
Не хотите. Прежде всего спасибо за «Леди Макбет нашего уезда», - пишет наш слушатель Юра. «Вы открыли для меня Лизу Боярскую. А вопрос такой. Насколько молодое поколение актеров отличается от тех, с кем вы начинали работать?» От поколения, скажем, вашего, наверное, так.
Г.Яновская
―
Ну, вы знаете, от поколения нашего… для них вся жизнь, а суть жизни: единственная возможность жить – это была репетиция, и это был спектакль. Кроме того, я должна сказать, что мы все-таки начинали в Ленинграде, довольно много работали в провинции. Ну, не довольно много, вот в Красноярске мы работали. И когда в Москве, первое, вот Кама мне рассказал, когда он приехал во МХАТ. Он сказал, что артисты, когда смотрят в распределение. То есть нет второго состава, они расстраиваются. Что абсолютно противоположно ленинградским артистам было. И я понимаю, что количество соблазнов, возможностей, близость к власти, к телевидению, к кино, вот сейчас провинциальные артисты отличаются от московских. Потому что они туда кладут жизнь, отдают. Не те 3 часа времени, которое они могут выкроить межу съемками, а жизнь. И меня немножко пугает одно, что при этом способе жизни, когда не жизнь отдается главное сюда, мы можем превратиться, извините, в любимые всеми западные театры, когда артист не является тем, кто понимает, что он с этой ролью живет и может быть с ней будет умирать. А является исполнителем. Блестящим, технически развитым, с блестящими техническими возможностями, с разработанным телом, голосоведением, владением вербальным театром, когда он интонациями тебе что-то будет передавать. Но то великий русский, я настаиваю, великий театр, когда у тебя идут мурашки от одного слова, сказанного на сцене. Я боюсь… Он может… ну он не умрет, может , никогда, но ему будет очень тяжело выживать. Ну все, я не буду говорить.
К.Гинкас
―
Ему и сейчас нелегко выживать.
К.Ларина
―
Ну, добавите про книгу?
Г.Яновская
―
Нет
К.Ларина
―
Нет? Не хотим? «На нас катком накатывает совок», - пишет нам Анна и Петербурга. «Посоветуйте, как воспитать свободного человека, но не в ущерб его биографии?»
К.Гинкас
―
Ууу…
Г.Яновская
―
Никак.
К.Гинкас
―
Никак, обязательно в ущерб.
Г.Яновская
―
Причем я хочу сказать одну вещь. Это было потрясающе, и я это вспомню. Моя замечательная любимая подруга, которая рано умерла, Алла Балтер, вот мы сидели с ней Ленинграде на кухне. В кроватке спал мой сын, там в комнате. А Максим, которого принесли, так как он младше, поперек кроватки. Тоже положили и сидели разговаривали. Алла говорила: «Я не понимаю, вот он будет расти, я не понимаю, что делать, как его воспитывать? Потому что, чтобы как вы, сидеть на кухне и не работать годами или как-то научиться приспосабливаться? Я не знаю, как быть, как ты думаешь? Я говорю: «Алла, для меня нет вопросов». Вот я очень хорошо помну это.
К.Ларина
―
Хороший Максим, кстати, получился.
К.Гинкас
―
Должен сказать вот что. Когда-то, в те наши безработные годы, почти десятилетие, и безденежье, даже были секунды, когда мы думали: ну все-таки другие коллеги же как-то существуют. Может пробовать? Ничего из этого не вышло. И тут, естественно, вспомнились всякие исторические вещи, которые говорили нам, что так только и может быть. И вспомнилась фраза, которую в то время сказал Вайдер по поводу талантливого, очень талантливого режиссера Чухрая. Только за то, что в «Чистом небе» - очень хорошем фильме в конце он показал оттепель и показал в руке звездочку золотую. И он сказал: «Оттуда не возвращаются». Страшная фраза. И самое главное, что оказалась пророческой.. Чухрай – замечательный, искренний, честный человек. И талантливый. Ничего после этого не мог делать, понимаете? Оттуда не возвращаются. Я вам скажу, записанные тоже в книжке моменты, так сказать, комические. Я до того боялся заразится тем, так сказать, как надо жить, что, когда приходит в управление культуру, куда иногда меня приглашали, чтобы закрыть мой спектакль, что я брал носовой платок на руку и открывал дверь туда, чтобы только не заразиться. Ну, вот такие парадоксальные, такие абсурдные, так сказать, вещи, но это вот так. Потому что это вообще заразно.
Г.Яновская
―
При том, что наш учитель Георгий Александрович Товстоногов воспитывал нас иначе. Не в этом смысле. А он говорил: «Режиссура включает в себя дипломатию». Но правда это он про взаимоотношения с актерами.
К.Гинкас
―
С другой стороны он говорил: «Дело режиссера – уметь удержать удар».
Г.Яновская
―
Да, держать удар.
К.Гинкас
―
Держать удар.РЕКЛАМА
К.Ларина
―
Продолжаем наш разговор. Здесь вопросы продолжают поступать на нашу смс ленту. Огромное спасибо нашим слушателям за активность и за то. Что вы так правильно воспринимаете эту возможность поговорить с Гинкасом и Яновской. Ну вот, продолжение предыдущей темы. Борис спрашивает: «В брежневскую эпоху более или менее независимые и мыслящие люди постепенно перетекали либо в подполье либо в эмиграцию. А как вам видится судьба этой категории россиян сегодня?»
Г.Яновская
―
… Хороший ответ.
К.Гинкас
―
Вы знаете, я думаю, что та как мы сами находимся в этой стране в данный момент и с этим проблемами, ответить на это абсолютно не возможно. Жизнь покажет. Ничего сказать, я думаю, дельного не возможно. Мне кажется, по-прежнему делать то, что ты делаешь, а там будь что будет.
К.Ларина
―
Вы как?
Г.Яновская
―
Я не хочу ничего добавлять.
К.Ларина
―
Тяжело, тяжело. Насколько повлияла на вас дружба с Иосифом Бродским еще тогда в стране, вы виделись потом в Америке?» - спрашивает Михаил.
Г.Яновская
―
Простите, пожалуйста, я всегда боюсь слов, как дружба. Вот был близким другом Иосифа Ромас Катились. Который тоже наш друг, и с которым Ромас познакомился в Ленинграде. Наше знакомство и приятельствование с Бродским не было дружбой, когда мы ночами сидели и беседовали о жизни. Оно было взаимоотношениями людей, которые, ну, он приходил ко мне на день рождения. Он мог прийти ко мне в 8 утра, когда мы спали, мы люди другого режима, и начать читать стихи, потому что он их ночью написал. А у нас ленинградский двор, колодец и его крик раздавался по всему этому дому, по всем этажам. Он мог прочитать и быстро уйти, а мы еще спросоня это слушали. Мы не встречались в Америке, мы встретились однажды в Финляндии, я не знаю, это описано в книге или нет, я не помню.
К.Гинкас
―
Это описано.
Г.Яновская
―
Ну, мы встречались с ним, когда я работала продавщицей в магазине, а он грузчиком в академии художеств. И мы столкнулись, когда меня отправили на выездную торговлю с книгами. Я говорю: «Ты что тут делаешь?» Он говорит:: «Работаю, а ты что? А ты кто?». Я говорю: «А я продавщица. А ты кто?» Он: «А я грузчик». Тогда разгружай мои книжки», - сказала я. Ну вот такие встречи.
К.Гинкас
―
Это было определенное время, когда все самое интересное и самое хорошее кучковалось, что называется, не известно где. Иногда в подвалах, иногда в «Сайгоне». Иногда, значит, продавали книжки или таскали. И все друг друга как бы знали. Но это не значит, что были какие-то…
Г.Яновская
―
Не дружили.
К.Гинкас
―
Это другое. Все-таки, это были индивидуальности. В частности, такая индивидуальность, которая не входила в очень такую тесную дружбу. Вот может быть действительно наш друг, вот наш недавно умерший друг Ромас Катилис, действительно был его близким другом.
Г.Яновская
―
И как мы знаем, ну ладно, не важно, что знаем. А важно одна вещь. Которая безумно дорога нам. Кама встретил его на улице в тот день, когда он шел из Большого дома с получением разрешения на выезд. Ну, его заставили уезжать, я не будут рассказывать, что он этого не хотел. И вот он шел с этой бумагой разрешения на выезд, уезжать. И они с Камой зашли к нему, это было там рядом с Пестеля. Зашли к нему и он подарил такое маленькое издание «Разговора с небожителем». С надписью числа и года. Вот это 18 апреля – это и есть то самое число, которое… И тогда. Меня не было, был Кама, он мне рассказывал, я уже повторю тогда его рассказ, его папа сидел молча за столом, мама ходила по комнате взад и вперед. И папа говорил: «Какие мытарства, какие мытарства». А мама говорила: «Какие мытарства? У него здесь мытарства». И показывала на грудь и на голову. Вот это…
К.Гинкас
―
Ну если про него немножко, не про взаимоотношения, такое якобы воздействие. Конечно, никакого прямого воздействия все-таки не было. Это все-таки были мы отдельно, и все-таки жили в разных областях. Но. Потихоньку мы обнаружили, что он чувствует и мыслит о жизни и о мире так, как мы. Только мы не умеем это выразить в слове. И поэтому некоторые его тексты – это сформулированные наши открытия и наши, так сказать, тексты, если бы мы могли сформулировать. В частности, мы всю жизнь живем под одним девизом, взятым у него. Но это родилось у нас самих, только им сформулировано. Процитируй.
Г.Яновская
―
А какую? Вот эту вот? Человек, вот это?
К.Гинкас
―
Ну говори.
Г.Яновская
―
«Там, на кресте, не возоплю: «Почто меня оставил?!» Не превращу себя в благую весть! Поскольку боль – не нарушенье правил: страданье есть способность тел, и человек есть испытатель боли. Но то ли свой ему неведом, то ли ее предел».
Это наше поколение. У нас с ним в днях рождения 2 недели разницы. Только его вот уже нету.
К.Гинкас
―
Хорошо, дальше?
Г.Яновская
―
Дальше вопросы.
К.Ларина
―
Вы когда-нибудь чувствовали себя в большинстве?
К.Гинкас
―
Никогда.
Г.Яновская
―
Нет. Ну почему? Когда на митингах мы были. Когда на похоронах Сахарова. Мне казалось, что нас большинство.
К.Гинкас
―
Ну, это казалось.
Г.Яновская
―
Я не раздумывала, я не считала. Конечно, мы в большинстве.
К.Ларина
―
А сейчас?
Г.Яновская
―
В том, которое нам интересно, в большинстве. В том. Которое нам интересно.
К.Ларина
―
Еще хотите?
К.Гинкас
―
Нету?
К.Ларина
―
Пожалуйста. Главные люди в вашей жизни. Ну. Наверное, многих можно назвать.
Г.Яновская
―
Ну, вы знаете, недавно мы встречались со зрителями в театре и там тоже задавались разные вопросы. И мы задали зрителям вопрос. «Какие режиссеры, 3 великих режиссера 20 века, оказали на вас влияние?» Так вот главные имена в профессии – это Товстоногов, это Эфрос и это Брук. Вот в профессии вот эти 3 имени. А главные люди – это наши внуки в количестве 10, наш сын в количестве 1. И наши друзья. Я сформулировала, Кама?
К.Гинкас
―
Молодец.
К.Ларина
―
Ну я хотела, чтобы вы назвали еще людей, которые возникают в этой книжке, там же есть конкретные имена. Там есть Костя Григорьев, там же потрясающие есть…
Г.Яновская
―
Так в том-то и дело. Там есть в конце страница, как это называется, послесловие. Она не просто спасибо, она извините. Когда ближайшие друзья, люди, с которыми мы много лет идем по жизни, которые нам дороги, которые нам, ну, Кабарзин, который член нашей семьи, вот просто, Смирновы - наши замечательные друзья, Маша Седых, о них в этой книге. Вот так случилось. И мы говорим, ребята, родные…
К.Гинкас
―
Извините.
К.Ларина
―
Ну есть, естественно, традиционный вопрос, не слишком оригинальный, про любимых учеников. Ну, я думаю, что любимых, наверное, трудно назвать, да?
Г.Яновская
―
Нельзя называть.
К.Гинкас
―
Наших любимых учеников?
К.Ларина
―
Да, да.
К.Ганкас
―
Дело в том, что так буквально…
К.Ларина
―
Ну, дело в том, я понимаю, о чем люди спрашивают, я имею в виду артисты, которых вы воспитали, конечно. Таких можно целую армию назвать.
К.Гинкас
―
Да, можно целую армию назвать. И даже про некоторых с гордостью
Г.Яновская
―
Даже вот не надо.
К.Ларина
―
Не будем. Ну ладно. Ну короче, я не могу все уже спрашивать, уже огромное количество вопросов. Мы можем сейчас выбрать или потом выберем? Давайте сейчас. Я поняла, что про Гамлета вопрос вам понравился, да?
Г.Яновская
―
Да, очень интересный. Про то, как человека вырастить человеком и попытаться ужиться в мире. Выжить В мире.
К.Ларина
―
Так, что еще? Про Бродского не хотите?
Г.Яновская
―
Ну, приятно то, что удалось прочесть определение того, что есть человек.
К.Гинкас
―
И приятно, что человек знает, что мы имели к нему какое-то отношение.
Г.Яновская
―
Ну, дружба – это… я не люблю, когда начинают говорить о дружбе с уже ушедшими великими.
К.Ларина
―
Я тогда принимаю такое решение, как хозяин этого эфира, который заканчивается. Вот все вопросы, которые я задала, авторы всех этих вопросов получают в подарок книжки.
Г.Яновская
―
Вот люди старались, старались, придумывали.
К.Ларина
―
Спасибо вам большое. Здоровья, удачи, рады бесконечно всегда вас видеть. И здесь и у вас дома.
К.Гинкас
―
Вам пора идти на нашу премьеру, потому что все вы видели, а это еще вы не успели.
К.Ларина
―
Да, обязательно. Спасибо вам большое.
Г.Яновская
―
Будьте все здоровы.
К.Ларина
―
Спасибо.