Новые романы: к выходу собрания сочинений - Александр Проханов - Книжное казино - 2011-01-30
К. ЛАРИНА - Ну что, начинаем «Книжное казино». В студии Ксения Ларина и Майя Пешкова. Майечка, привет.
М. ПЕШКОВА - Добрый день.
К. ЛАРИНА - Я открываю вопросы, которые пришли к эфиру. И там такая дискуссия завязалась у наших слушателей. Первая телеграмма. Пишет наш слушатель из Караганды, из Казахстана: «Нет, я понимаю «Особое мнение», а что Проханов в «Книжном казино» потерял? Так и до «Дифирамба» недалеко». А ему отвечает наш слушатель из Петербурга: «Красавец, а мозг за хлебушком пошёл? Где ж ему ещё быть? Он же писатель». Действительно, писатель Александр Андреевич Проханов у нас сегодня в студии. Здравствуйте, Александр Андреевич.
А. ПРОХАНОВ - Здравствуйте. Спасибо, что пригласили.
К. ЛАРИНА - Действительно, писатель, дорогие друзья. И всё-таки чтобы наша программа не превращалась в передачу «Особое мнение», поскольку всё, что касается вопросов текущего дня, текучки, актуальных событий, мнение Александра Андреевича Проханова вы можете слушать каждую среду на радиостанции «Эхо Москвы» в 7 часов вечера. А сегодня у нас в гостях именно писатель Александр Андреевич Проханов. И то, что он писатель, подтверждает сам факт сегодняшних призов. Это 15-томное собрание сочинений Александра Проханова. Мы не будем, конечно, каждому нашему слушателю дарить целиком все 15 томов, мы их так разобьём на части, поэтому дорогие друзья, мы решили всё-таки избавиться сегодня от викорин и попробовать, опять же, наладить такую обратную связь, чтобы вы задавали вопросы нашему гостю, но я, вот, на правах ведущей буду жёстко отсекать все вопросы, которые касаются политики. Потому что мне кажется, что было бы интересно самому Александру Андреевичу поговорить всё-таки о его литературной жизни, которая параллельно идёт его жизни политической и общественной. И я думаю, что среди наших слушателей немало поклонников литературного таланта нашего гостя. И наверняка вам есть, о чём его спросить. Поэтому готовьте ваши вопросы. Наш телефон, напомню, 3633659. СМС +79859704545. Можете присылать и сюда тоже свои вопросы. Ну, для начала давайте все выходные данные дадим про книжки. Это какое у нас издательство?
А. ПРОХАНОВ - Это издательство «Терра» и подразделение её «Книжный клуб», кажется так называется.
К. ЛАРИНА - Туда всё вошло, что вами написано?
А. ПРОХАНОВ - Нет, не всё. Я надеюсь, что за этим последует ещё малое собрание сочинений.
К. ЛАРИНА - Нет, серьёзно?
А. ПРОХАНОВ - Серьёзно.
К. ЛАРИНА - Сколько всего написано вообще? Много?
А. ПРОХАНОВ - Пусть потомки разбираются и рыскают по ящикам стола.
К. ЛАРИНА - Хорошо. Ну, в 15 томов… можно назвать просто какие-то главные произведения, которые вошли. Может быть, мы что-то перечислим из тех, ну, которые… «Господин Гексоген», «Последние солдаты империи», последние ваши вещи. А самые ранние какие вошли?
А. ПРОХАНОВ - Самые ранние не вошли.
К. ЛАРИНА - Не вошли? А…
А. ПРОХАНОВ - Вся практически вот эта советская моя эра – она осталась за пределами этого издания, потому что это и так невозможно… 15 томов – это такая эскадра, такое количество кораблей, что они не втиснутся ни в какой Скагеррак и не причалят ни к какому пирсу. Поэтому, вот, решили остановиться на этом. Это книги, которые описывают, на мой взгляд, такую актуальную историю последних десятилетий Советского Союза, катастрофы, связанные с его уничтожением, с восстанием 93 года, со взрывами домов в Москве. И потом, вот, в кошмарный для меня и для многих период, именуемый «90-ые годы», когда появилась новая элита, появились новые типажи, вернулся опять сюда Босх, поселился в Москве. И вот эти романы, эти 15 томов – это рассказ об актуальной истории, за которой я гнался, пытаясь её ухватить за хвост, а она всё время вырывалась.
К. ЛАРИНА - Вы один из немногих литераторов, писателей современных, который не боится брать живое, горячее дыхание сегодняшнего дня в качестве времени действия или какого-то образа. Как вам кажется, почему всё-таки современные писатели боятся говорить на актуальные темы? Боятся сегодняшнего дня. Именно в художественном произведении. Я не беру публицистику.
А. ПРОХАНОВ - Мне кажется, что, вот, после 91-го года, когда разрушились каноны советской литературы. Эти каноны, в общем, были связаны с актуальными представлениями о мире, представлениями, которые даже навязывались. После этого литераторы отшатнулись от реальности и стало хорошим тоном в центре повествования ставить не исторические персонажи или не историю с её катастрофикой, а филолога, знатока языка, может быть, даже сам язык. Героем постмодернистской литературы стал язык, как ни странно. И вот такие писатели, как Сорокин, Быков и Пелевин, они демонстрировали вот эту пластику, игру языка. И такие карусели лингвистические.
К. ЛАРИНА - Ну вы уважительно относитесь к вышеперечисленным…
А. ПРОХАНОВ - Я вообще… я ко всем писателям уважительно, вне зависимости от направления. Я считаю, что художники, они дополняют друг друга и являются проекцией чего-то более высокого, чем земное творчества.
К. ЛАРИНА - А почему, как вам кажется, литература ушла на всё-таки такой периферийный какой-то план, перестала быть, скажем так, авангардом общественного сознания? Ведь неслучайно же возникли эти советские штампы про инженеров человеческих душ, да? Потому что литература всегда была каким-то таким поводырём в современном мире, в истории, а сейчас она эти функции свои утратила. Ну я уж не говорю про воспитательную. Про это совсем уж все забыли. Что случилось?
А. ПРОХАНОВ - Я полагаю, что… вот, я очень часто об этом думаю. Я думаю, что все периоды советской эпохи так или иначе связаны с книгами, с базовыми книгами. Советская эра начиналась с базовых книг – «Как закалялась сталь», «Оптимистическая трагедия», «Разгром», Маяковский, поэмы… эти книги ложились в основу идеологии, которое исповедывало государство. Государство было хозяином, хозяином литературы, даже хозяином писателей. И ему, государству, писатели были нужны не просто как творящие личности, а как такие демиурги, способные запускать очень крупные идеологии, созвучные задачам страны, задачам политического, может быть. руководства, государства, Сталина, например. Потом, по мере того как страна двигалась, иногда корчилась, иногда взлетала, она предлагала художникам удивительные миры, удивительные миры. И художники откликались на эти миры тоже книгами. Причём, одни книги эти миры воспевали, становились частью этих миров, а другие книги эти миры сокрушали. То есть вся так называемая советская, начиная, может быть, с довоенных времён, кончая Солженицыным – это была советская литература, потому что она имела смысл и она имела определения, дефиниции только в координатах советского строя, советской эры, советского догмата, советского норматива. Либо она этот норматив поддерживала, создавала, шлифовала, придавая ему образ метафоры, либо она этот норматив сокрушала. Недаром когда исчезла советская, то и антисоветские писатели куда-то тоже провалились. Они перестали быть заметны и значительны. Советская эра закрывалась книгами. Книги закрывали советскую эру. Была целая перестроечная плеяда книг, с помощью которого закрывались те ценности, которые когда-то открывались теми ранними книгами. Там, не знаю, «Печальный детектив» например, или, там, «Белая одежда» или «Пожар», или «Дети Арбата». Это были тоже нормативные книги. Эти книги патронировались кремлём, они патронировались властью. Власть с помощью этих книг, она расплавлялась сама с собой, она расправлялась…
К. ЛАРИНА - Вы имеете в виду перестроечное время, да?
А. ПРОХАНОВ - Перестроечное время. Она расправлялась, повторяю, с теми крупными идеологиями, которые были созданы, намыты, наработаны на протяжении 70 лет. Когда это произошло, когда рухнуло советское, когда рухнуло государственное советское отношение к литературе, пришла другая власть, власть, которая сказала – нам идеология не нужна. Идеология – это нечто постыдное, порочное, ненужное, первобытное. Долой идеологию. 90-ые годы шли под лозунгом «Долой идеологию», хотя была своя, конечно, идеология 90-х. И поэтому писателей отбросили как творцов идеологии, писатели перестали быть нужны Кремлю, писатели стали бременем. Нужны каналы телевизионные, нужны политтехнологи, а писатели, они оказались слишком старомодными и амортизированными, поэтому писатели были отброшены. Кроме того, в советское время существовали Союзы писателей. Это такие цеховые организации, с одной стороны, а с другой стороны это какие-то церкви такие, церкви, в которых собирались прихожане. И в этих церквях решались внутрицерковные проблемы, в этих церквях совершались коллективные молитвы, в этих церквях сжигали еретиков. Но всё равно писательские союзы – это были не профсоюзы, это были конечно…
М. ПЕШКОВА - Вы стояли у руля одного из таких союзов писательских.
А. ПРОХАНОВ - Я стоял то ли я у руля стоял, то ли у мачты, то ли висел на мачте…
К. ЛАРИНА - Висел на рее.
А. ПРОХАНОВ - На рее, да, я не помню. Что-то было, что-то было. Вот, а теперь союзы распались, они исчезли. Вместо союзов остались чёрные дыры. И вместо этих церквей образовались крохотные маленькие секты, на которые разбилась сегодняшняя литература. А секты не слышно. Церковь, конфессию слышно. Она громкая, она воюет с другой. А эти секты, которые жмутся вокруг странных таких клубных премий, которые создаются или вокруг издательств, которые привлекают тех или иных писателей. Но мир литературы – он распался, он атомизировался.
К. ЛАРИНА - Может быть, поэтому больших писателей, вот, в советском смысле больших писателей сейчас нет современных. Потому что те, кого мы перечисляем…
А. ПРОХАНОВ - Я думаю, что есть большие писатели. Ну, один из них перед вами сидит, там…
К. ЛАРИНА - Нет. Я имею в виду из другого поколения.
А. ПРОХАНОВ - Что делает писателя большим? Вот, что делает дом… не только же архитектор, не только дизайн фасада, не только конструкция Корбюзье, создавшего дом-машину для жилья. Дом великим, великолепным делает эра, эпоха. Вот эти высотки сталинские, которые казались когда-то чудовищными – они сейчас стали драгоценными, потому что в них запечатлелась эра и эпоха. И писателя великим делает среда, великим делает очень часто империя, очень часто государство. И оно увеличивает реальный талант писателя. А если этот талант огромен, то этот талант в окружении империи становится бесконечно большим.
К. ЛАРИНА - Кстати, я так понимаю, что это относится не только к Российской Империи. Так можно, наверное, проследить и в мировой литературе, да?
А. ПРОХАНОВ - Я думаю, что сильное государство, которое привлекало писателей для… для своего усиления, для своего обеспечения, оно, это государство, делало литературу литературой, а художника большим художникам. У меня в жизни был опыт очень интересный. Ну, на «Эхо» я не делился им.
К. ЛАРИНА - Ну, давайте перенесём, а то у нас сейчас новости. Ладно?
А. ПРОХАНОВ - А, да.
К. ЛАРИНА - Всё. Давайте продолжим после новостей.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА - Продолжаем нашу программу. Напомню, что сегодня в нашей студии писатель Александр Проханов. Мы сегодня будем раздавать вам по несколько томов из 15-томного собрания сочинений нашего гостя, которое вышло в издательстве «Терра». Напомню нашим слушателям, что вам нужно будет подготовить вопросы, либо прислать их на СМС, либо позвонить по телефону. Через несколько минут мы уже начнём общение с вами, а пока я хочу предоставить слово Александру Андреевичу. Он нам хотел рассказать какую-то интересную историю до новостей, да?
А. ПРОХАНОВ - В моей жизни был такой эпизод. Я только что вернулся из Афганистана. Не было ещё моих афганских романов, а только очерки афганские. И вдруг я получаю приглашение от Шолохова приехать к нему… на его день рождения. Обычно каждый день рождения он отмечал торжественно. И на это рождение были нормативные гости, были нормативные наши, вот, камергеры от литературы, от политики. Вдруг приглашение мне лично от Шолохова, все были в недоумении. Я поехал туда. Это был для меня удивительно такой назидательный момент. Я увидел маленького, очень сухенького, такого почти серебряного человека, состарившегося, усохшего, который сидел среди какой-то клумбы роз, которые ему подарили на рождение. Весь вечер он держал рюмочку коньяка в своей руке. Хрупкое, такое серебристое запястье. А вокруг него бушевали секретари крайкомов, райкомов, командующие округов, директора каких-то атомных заводов, члены ЦК, налитые вином, гемоглобином могучие мужики. И они хотели только прикоснуться к этой рюмочке, чтобы сподобить… услышать звон вот этого маленького… малого бокала. Я понял, что такое государственный писатель. Что всё государство кружится вокруг него, как вокруг светила. И он больше, чем само государство, он больше, сильнее, могущественнее, чем вот эти генерал-полковники или генералы армии и начальники этих ракетных систем, способных разрушить всё человечество. Вот, я тогда понял, до какой степени может художник как бы усилиться в глазах общества и в глазах государства. Как талант или гений, помноженный на государственность, на имперсность, превращает художника в какую-то центростремительную силу для огромного количества людей.
К. ЛАРИНА - Это когда талант, это хорошо. Мы с вами говорим про советскую литературу, да, мы же называем имена, которые, действительно, настоящие мощные таланты, да? А, вот, сколько дряни-то было при этом. Массовыми, огромными, миллионными тиражами выходили имена какие-то, которыми нас пичкали, которые никто не читал. Сколько на это тратилось.
А. ПРОХАНОВ - Любая культура наполнена дрянью. И литературная культура, и музыкальная культура, и техническая культура. Огромное количество спама есть везде и сегодня.
К. ЛАРИНА - Сегодня тем более.
А. ПРОХАНОВ - Рафинированная, там, не знаю, поэзия серебряного века, если покопаться, там такое количество вокруг вилось имитаторов и пошляков. Но я бы не относился к этому презрительно, потому что литература сама по себе – это огромное такое полярное явление. Это среда, это эфир, в котором вращаются тела. И вот эта художественная такая средняя незапоминающаяся литература второго ряда, третьего даже, четвертого – она необходима для существования вот этих литературных галактик или систем. Как только эта среда исчезает, вымывается, сами по себе эти отдельно взятые планеты – они перестают звучать, звенеть и голосить. Потому что литература и культура – это ещё ненаписанная книга. Это книга, которая должна пройти через критику, она должна пройти через общественное сознание, она должна сложным образом вернуться к художнику. И следующее произведение должно так или иначе учесть этот рефлекс, она должна, эта книга, соперничать с другими, соседними книгами, создавая вот это поле. Но само это соперничество возможно, если есть таинственная среда, именуемая литературной средой.
К. ЛАРИНА - Вот, смотрите, я просто записала специально за Александром Андреевичем, за ним всегда надо записывать, желательно. Чем отличается писатель от журналиста? Вот, я бы сказала – красномордые мужики, да? Проханов говорит – налитые вином и гемоглобином, да? Посмотрите, какая краснота.
М. ПЕШКОВА - Метафора.
К. ЛАРИНА - Метафора. Ну, сразу ты понимаешь, что это утка такая красномордая. Вот здорово. Да, Май, твой вопрос, а потом слушатели.
М. ПЕШКОВА - Одна из галактик, кто дал вам путёвку в жизнь, наверное, самый главный это был Юрий Трифонов. Как это случилось?
К. ЛАРИНА - Кстати, тоже не назовёшь его советским писателем. Он и не антисоветский, и не советский. Это писатель.
А. ПРОХАНОВ - Нет.
К. ЛАРИНА - Советский?
А. ПРОХАНОВ - Он абсолютно советский писатель.
К. ЛАРИНА - Удивительный, удивительный писатель.
А. ПРОХАНОВ - На нем стоит тавро советского писателя. Во-первых, он номенклатурный человек по своему генезису. Это человек, который жил вот в этом сером дворце напротив Кремля в доме на набережной. Там он жил, там у него были детские книжки, детская литература… он был сыном революционера, из плеяды революционеров. Он перенёс трагедию потери отца в результате катаклизмов советских. Это сделало его ещё больше советским. То есть советское отпечаталось на нём трагически. Потом он получил после этого сталинскую премию, по существу, на костях отца, что превратило его вообще в социалистический советский персонаж. Взять, ну, как бы премию от палача своего родители. Потом он… конечно же он жил в абсолютно советской среде и влиял на всё советское общество. И все его книги, все его книги, включая вот этих… эти такие, вот, как бы, ну, полудиссидентские книги… Они формировали советскую эру, они формировали целые пласты советских укладов интеллектуальных. А то, что, вот, он мне дал предисловие, это тоже странно, потому что мы с ним абсолютно разные люди, абсолютно. И потом, когда я стал печатать свои романы, мы с ним очень разошлись, он выбрал себе другого ученика – Владимира Маканина, не меня, потому что мои такие государственные авангардные вещи ему претили. Но прочитал несколько моих рассказов в журнале «Литературная России», в газете, они показались ему очень интересными. Он позвонил, мне сам предложил встретиться, принести ему рукописи. И был курьёз. Я ещё не был членом союза и вход мне в эту молельню… был закрыт. И я сказал, что я не могу туда проникнуть и могу только топтаться на пороге. Вас-то я узнаю, а вы меня как? Тогда вы, говорит, держите какой-нибудь узнаваемый предмет. А я в эту пору очень увлекался фольклором, поездкой по деревням и привёз из одной нижегородской деревни большое деревянное раскрашенное яйцо, нарядное, петушиное какое-то.
К. ЛАРИНА - А, ну так поэтому Данилкин назвал свой роман про вас – «Человек с яйцом».
А. ПРОХАНОВ - История такова была. Я держал яйцо застенчиво. Трифонов на это яйцо пришёл, увидел меня и предисловие, которое он написал к моей первой книжке-сборнику, так и называлось – «Человек с яйцом». Я взмолился, говорю – Юрий Валентинович, умоляю вас снять это название. Представляете, я сквозь всю литературу пойду под этим прозвищем – Человек с яйцом. Я это рассказал Данилкину, и он воспользовался.
К. ЛАРИНА - Вы, наверное, вообще, были душой компании?
А. ПРОХАНОВ - Я?
К. ЛАРИНА - Да.
А. ПРОХАНОВ - Нет. Я был нелюдимым человеком.
К. ЛАРИНА - Уж очень остроумный, лёгкий, да?
А. ПРОХАНОВ - Нет. Я был путешественником…
К. ЛАРИНА - Обаятельный. Женщины, наверное, любили вас.
А. ПРОХАНОВ - Женщины?
К. ЛАРИНА - Да.
А. ПРОХАНОВ - Нет. Это было уже позже.
К. ЛАРИНА - Молодец, Александр Андреевич. Ну что, берите наушники. Давайте мы попробуем поговорить с народом, поскольку нам ещё книжки надо разыграть. Я думаю, какие-то темы, которые я планировала с вами обсудить, они возникнут в вопросах наших слушателей. Пожалуйста, 3633659. Ваши вопросы Александру Проханову. Только единственное, прошу вас всё-таки не превращать передачу в «Особое мнение», ещё раз очень вас прошу. Давайте обойдёмся без сиюминутных каких-то обсуждений политологических, а больше будем говорить о вечном. Мне кажется, это куда интереснее, во всяком случае в этой передаче. Алло, здравствуйте, алло, алло, алло.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло.
К. ЛАРИНА - Да-да.
СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте.
К. ЛАРИНА - Здрасти.
СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте.
К. ЛАРИНА - Здрасти.
СЛУШАТЕЛЬ - Александр Андреевич…
А. ПРОХАНОВ - Да.
СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте. Простите, что позволяю себе задать вам вопрос, не прочитав ни одной вашей книги.
К. ЛАРИНА - У вас всё впереди.
СЛУШАТЕЛЬ - Да. Просто уважаю ваши взгляды…
К. ЛАРИНА - Давайте уже вопрос задавать.
СЛУШАТЕЛЬ - А вопрос вот в чём. Вы человек верующий. Часто ли эта тема звучит в ваших произведениях?
К. ЛАРИНА - Понятно. Ваше имя. Как зовут вас?
СЛУШАТЕЛЬ - Лариса Борисовна Блохина.
К. ЛАРИНА - Спасибо. А откуда вы звоните?
СЛУШАТЕЛЬ - Из Челябинска.
К. ЛАРИНА - Челябинска. Поняли всё.
А. ПРОХАНОВ - Да, я человек верующий. Эта тема довольно часто звучит в моих произведениях. И, может быть, я рискнул бы назвать свои книги православными, если бы не, вот, раблезианский характер многих моих работ последнего времени, где я допускал себе, конечно, нарушение стилистики и дизайна, которым расписывают современные или старые церкви. Но вопрос, конечно, веры, русского чуда, божественного предопределения, самой странности, загадочности появления человека в этом мире. Его таинственное предощущение бессмертия, оно присутствует в моих работах и в моём миросознании.
К. ЛАРИНА - Это в семье было? Вообще, эта тема была в семье, религия?
А. ПРОХАНОВ - Во-первых, это было в народе.
К. ЛАРИНА - Мне интересно про семью, потому что я прочитала, что у вас оказывается дед – руководитель Всероссийского союза евангельских христиан.
А. ПРОХАНОВ - В семье это присутствовало. И, конечно, когда вспоминаю свою любимую бабушку, драгоценную бабушку, я всегда помню её… когда она облачалась в ночную белую рубашку и ложилась в постель под лампой, под ночник, у неё в руках было крохотное маленькое евангелие с золотым обрезом, которое сейчас на моей полке я открываю… она меня научила читать «Отче наш». Мама была менее религиозной, но к концу жизни она тоже крестилась. Вообще, я думаю, что это моя формула, что в России душа христианка, а народ – сталинист.
К. ЛАРИНА - Так, пошли дальше. Следующий звонок. Пожалуйста, алло, здравствуйте, алло, алло.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло, здравствуйте.
К. ЛАРИНА - Да, здрасти.
СЛУШАТЕЛЬ - Александр Андреевич, вот, ваши книги, ну, последние, которые лет 15 печатаются, ну, в основном как будто их пишут в наше время. Вы идёте как бы по нашей истории… вы согласны со мной?
К. ЛАРИНА - Это вопрос?
СЛУШАТЕЛЬ - Да.
К. ЛАРИНА - Вас зовут?
СЛУШАТЕЛЬ - Анвер.
К. ЛАРИНА - Анвер, а вы что-нибудь читали?
СЛУШАТЕЛЬ - Да, читал.
К. ЛАРИНА - Что?
СЛУШАТЕЛЬ - Ну, «Господин Гексоген»…
К. ЛАРИНА - Как вам литература Проханова?
СЛУШАТЕЛЬ - Ну, не совсем согласен, не со всеми книгами.
К. ЛАРИНА - Но читаете? Вам интересно.
СЛУШАТЕЛЬ - Да, читаю, да.
К. ЛАРИНА - Спасибо.
СЛУШАТЕЛЬ - Пожалуйста.
К. ЛАРИНА - Ну, мы немножко про это уже говорили по поводу истории, которая присутствует во всех романах.
А. ПРОХАНОВ - Да, просто была такая задача… кстати, русская литература, классическая русская литература, она прекрасна писала природу, например, она замечательно могла писать душу, психологию человеческую, она была абсолютно беспомощна в описании техники, потому что в то время не было техники, а когда техника появилась, когда появилась машина, она очень часто, машина, вот, просто машина с колёсами… отождествлялась с машиной государства, и писать художник не хотел или боялся про машину… а я этим занимался, я писал. И сама натура, то есть, вот, государство в динамике, казалась мне восхитительной натурой. И что такое история? Это динамика государства. Я гнался за этой летящей машиной, которая по пути своего полёта теряла свои колёса, запчасти, обламывались крылья. И я ставил задачу успеть перепрыгнуть из одного котла истории в другой. И теперь тоже стараюсь.
К. ЛАРИНА - А как вы читали, если читали, вот, в юности, в школьные годы, познакомились с литературой, запрещённой в советское время?
А. ПРОХАНОВ - У меня особых проблем и не было, потому что в книжном шкафе, доставшемся мне по наследству, большом книжном шкафе, например, стояли подшивки «Весов», «Аполлона».
К. ЛАРИНА - Это дореволюционная… я имею в виду Платонова, Булгакова…
А. ПРОХАНОВ - Платонова и Булгакова, конечно, я не мог читать в школьные годы, естественно, и когда пришёл Платонов с первыми своими небольшими работами и произвёл такой бунт, это взрыв, я был подвержен тоже такому обаянию, и мне было страшно, что я стал неоплатоником. И избавлялся, выжигал из себя Платонова.
К. ЛАРИНА - То есть язык этот захватил вас, да?
А. ПРОХАНОВ - Он многих захватил. Там же было два кумира в советской культуре… это Хемингуэй. И все молодые писатели начинали писать, как он. «- Да, - сказал он. – Нет, - сказала она. – Нет, - сказал он. – Да, - сказала она». И как Платонов. И некоторые очень интересные художники, как и, скажем, покойный Радя Погодин, он так и не смог избавиться от этой платоновщины. Но потом, когда пришла… Инко Пресс появилась… я мог читать литературу.
К. ЛАРИНА - Угу. Давайте следующий звонок. Пожалуйста. Алло, здравствуйте, алло, алло, алло, алло.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло.
К. ЛАРИНА - Да, да, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ - Можно задавать вопрос?
К. ЛАРИНА - Да, конечно, только представьтесь, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте. Меня Павел зовут.
К. ЛАРИНА - Да, Павел.
СЛУШАТЕЛЬ - Александр Андреевич, здравствуйте.
А. ПРОХАНОВ - Здрасти.
СЛУШАТЕЛЬ - Я бы хотел спросить вас – кто являлись вашими главными вдохновителями на протяжении вашей творческой карьеры. Может быть, у вас есть какая-то муза?
К. ЛАРИНА - Спасибо, Павел, за вопрос. Простите ради бога, а сколько вам лет?
СЛУШАТЕЛЬ - 22.
К. ЛАРИНА - Читали Проханова?
СЛУШАТЕЛЬ - Нет. К сожалению, нет. Но очень хочу.
К. ЛАРИНА - Хотите? Хорошо, получите. Спасибо вам. Ну что же. Про музу.
А. ПРОХАНОВ - Про музу. Если, вот, не знаю, муза в бриллиантовом колье и с открытой грудью, вот такой одной музы не было. Да. Но музой для меня всегда была моя родная страна, её неповторимость, её могущество, её кошмар, её восхитительная и невыносимая история. И я как её часть, как её песчинка, как малое такое семечко, которое сорвалось с одуванчика и несётся вот в этих потоках ветра исторического, это меня вдохновляло и вдохновляет по сей день.
К. ЛАРИНА - А когда вы вообще начали узнавать пространство советское, вообще, это ощущение, как вы говорите, большой страны, оно когда у вас возникло?
А. ПРОХАНОВ - Я странным образом попал в «Литературную газету» спецкорреспондентом, меня пригласили почти, вот, с улицы. Им понравился мой один очерк, напечатанный в «Литературной России». Меня пригласили. И, конечно, я сразу оседлал огромные самолёты и огромные возможности газеты, которая меня… посылали куда… на туркменские каналы, а через неделю в Заполярье, а потом я мог смотреть, как строятся новые заводы, а потом наблюдать, как в Вятке делают игрушки глиняные. И потом это всё переместилось в военную техносферу. Газета помогала мне освоить так называемую атомную триаду советскую, когда я уходил в автономные плавания на атомных лодках, летал над Полюсом, ездил на самоходных установках. И это дало мне ощущение страны. А потом, когда открылся мир, причём, не Париж, не Лондон, не Мадрид, не Прага, а Афганистан, Никарагуа, Кампучия, вот эти поездки, открылся мир, но поскольку этот мир тоже был связан с моей Красной Империей, там воевала моя страна, это тоже было расширение моих представлений о Родине.
К. ЛАРИНА - На самом деле сейчас таки хочу задать вопрос личный, потому что мне очень интересно, я уже сказала перед передачей, что ничего не смогла найти про личную жизнь, но, вот, Майя напомнила, сколько у вас детей. А чем дети занимаются ваши?
А. ПРОХАНОВ - Сколько у меня кого?
К. ЛАРИНА - Детей. Что делают?
А. ПРОХАНОВ - У меня трое детей, Ксения, трое детей, представляете? Это тогда писателю иметь трое детей… это был вызов всему писательскому сообществу. У меня дочка старшая моя, которая родила мне двух внуков, потом пошёл сын за ней, который тоже родил мне несколько внуков, двух. И младший сын, который тоже достаточно плодовитый. И таким образом у меня трое детей, и все они рядом. Двое сыновей работают в моей газете «Завтра» со мной.
К. ЛАРИНА - Пишут?
А. ПРОХАНОВ - Один пишет, другой фотографирует и рисует. Дочка – дизайнер, она занималась и занимается дизайном занавесей, туалетов. И таким образом я чувствую себя таким, вот, старым пнём, на котором много молодых веток.
К. ЛАРИНА - А совпадают точки зрения на жизнь?
А. ПРОХАНОВ - Совпадают.
К. ЛАРИНА - Да? Не спорите?
А. ПРОХАНОВ - Не спорим. То есть все попытки спора пресекаются.
К. ЛАРИНА - Понятно. Так, ну давайте ещё звонок, а то мы мало успели поговорить с народом. Пожалуйста, алло, здравствуйте, алло.
СЛУШАТЕЛЬ - Алло.
К. ЛАРИНА - Да, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ - Здравствуйте.
К. ЛАРИНА - Да.
СЛУШАТЕЛЬ - Станислав меня зовут.
К. ЛАРИНА - Да, Станислав.
СЛУШАТЕЛЬ - Вот, в своё время очень проникновенно говорили о Савве Ямщикове. Вы не собираетесь, вот, сделать его, может быть, героем какого-нибудь… ну, не героем, а написать об этом человеке?
К. ЛАРИНА - Спасибо вам большое. Да.
А. ПРОХАНОВ - Да, Савва был моим другом, моей юностью псковской. Там мы с ним подружились и познакомились. А Псков для меня такая духовная мерка, куда я всё время езжу, и так или иначе все мои работы, написанные о Пскове, романы в основном, они окрашены, вот, тем обожанием, наивностью, верой, которую тогда исповедовал и Савва. Поэтому просто Савва как Савва вряд ли появится в моих книгах, но Савва как часть того восхитительного, молодого, ренессансного мироощущения, которое объединяло моих друзей, которые все сейчас уже покойники, Савва там присутствует.
К. ЛАРИНА - Вы вообще хороший друг, Александр Андреевич, как вы думаете?
А. ПРОХАНОВ - Ну как собака, да. Как собака я хороший друг.
К. ЛАРИНА - Вы способны на длительные отношения? Вы рассказали по Ямщикова. Значит, это лица юности, да?
А. ПРОХАНОВ - Я не думаю, что я был хорошим другом, но просто у меня были хорошие друзья, они были лучше меня, они были всегда старшими, они пускали меня в свои кружки, и эти кружки формировали моё мировоззрение. Был кружок реставраторов, вот, архитекторов в Пскове, который показал мне величие, красоту культуры русской. Это был кружок таких язычников-художников, который научил меня многим представлениям о модернизме современном. Мой друг крестил меня в 72 году, священник он был. Ещё один друг, тоже его нет, он был архитектором-футурологом, он мне показал мощь и красоту цивилизации.
М. ПЕШКОВА - Это у них вы учились живописи? Я знаю, что вы очень хорошо рисуете.
А. ПРОХАНОВ - Нет. Живописи я учился, наверное, у трав, цветов и прочих птиц.
К. ЛАРИНА - А действительно, всерьёз пишете картины?
А. ПРОХАНОВ - Когда мне писать картины? Просто в моей жизни был период, когда издали мою первую книжку… издали ужасно любимую книгу, проиллюстрировали её чудовищно. У меня возникло желание самому её проиллюстрировать. Я уже видя её на полке свою первую книгу, стал рисовать. И наплодил довольно много очень интересных рисунков. Когда я смотрю на них, я думаю, что это значит, что я всё-таки не такое уж чудовище. Много наивного, чистого, такого детского, лубочного.
К. ЛАРИНА - Значит, вопрос, который повторяется часто, поскольку безусловно хочется как-то освоить литературу Александра Андреевича Проханова тем, кто ещё за неё не брался. Вот, наш слушатель спрашивает, что бы вы посоветовали, с чего начать, для того чтобы понять, что из себя представляет писатель Проханов. Если человек вообще ничего не читал.
А. ПРОХАНОВ - Я бы посоветовал вам прочитать роман «Идущие в ночи» о Второй чеченской войне, я очень люблю этот роман, батальный роман, эту войну осмыслил достаточно грозно этот роман, я бы посоветовал прочитать, если он не читал, роман «Виртуоз», я бы посоветовал вам прочитать «Виртуоз», в котором описано тоже странным образом сегодняшний такой дуализм власти современной, современные политические технологии, и такая создана метафора русского настоящего и русского грядущего.
К. ЛАРИНА - То есть у нас получается что? Для вас всё равно, вот, политика, политическое пространство – оно является источником вдохновения. Это уникальный совершенно случай.
А. ПРОХАНОВ - Потому что в политическом пространстве действуют во-первых люди, более того, люди действуют очень интенсивно, чрезвычайно интенсивно. В политическом пространстве происходят войны, смерти, перевороты, революции, и человеческая судьба – она может быть одновременно и камерной, но помещённая на площади, где стреляют ельцинские танки, эта судьба становится трагической, почти античной. Вот почему политика и политический фон привлекателен для ряда художников, в том числе и для меня.
К. ЛАРИНА - А вы можете же ошибиться. В этом есть риск. Чем отличается всё-таки литература от публицистики, если мы говорим о каких-то вещах сегодняшних, сиюминутных. Можно оценить это так. Сейчас, а через многие-многие годы уже на это смотришь по-иному. А всё уже написано.
А. ПРОХАНОВ - Во-первых, я никогда не боялся ошибиться. Более того, у меня есть теория ошибки писательской. Я думаю, славен тот писатель, который ошибается, потому что ошибка подстерегает писателя там, где он пытается штурмовать неведомое, ещё не описанное. Вот там он может ошибиться. Если он работает в поле, которое уже освоено, если эти поля уже вспаханы, засеяны, то его работы безошибочны. Они могут быть удивительно рафинированные, они безошибочные. А ошибка возникает у писателя тогда, когда он в неведомом, и вот эта сиюминутность – она является неведомой, она не застыла, она не превратилась в слиток, она ещё не стала хрестоматийной. И поэтому описывать эту сиюминутность, конечно, очень рискованно.
К. ЛАРИНА - И что сейчас описываете? Что там у вас…
А. ПРОХАНОВ - Сиюминутность, сиюминутность.
К. ЛАРИНА - Ну что ж. Большое спасибо. Александр Проханов сегодня у нас в гостях в программе «Книжное казино». Продолжим наше общение уже в рамках программы «Особое мнение», будем говорить там уж точно о сиюминутности. Спасибо, Александр Андреевич.
А. ПРОХАНОВ - Спасибо.