Книга Александра Минкина "Нежная душа" - Александр Минкин - Книжное казино - 2009-09-27
К. ЛАРИНА: Товарищи, нас как-то шарахнуло по голове такой новостью страшной. Мы здесь сидим в компании программы «Книжное казино». Майя Пешкова, Ксения Ларина и наш гость сегодняшний Александр Минкин. Здравствуйте, Саша.
А. МИНКИН: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: Пока мы готовились к передаче, пришла эта страшная новость про кончину Ивана Дыховичного, нашего большого друга. Он очень часто бывал на нашей радиостанции, мы его ужасно любили в самых различных программах. Человек был какого-то невероятного света, остроумия, жизнелюбия. И это, конечно, все не укладывается в голове. Подробности не сообщаются, но вы знаем, что он был тяжело болен последние два года, с трудом выходил из этого заболевания. Он успел снять свой фильм последний «Вдох, выдох», на который критика обрушилась со страшной силой. Но успел сделать какой-то невероятно веселый фильм. На этом все и кончилось. Мы как раз с Сашей вспоминали его молодость, его юность. Я его помню еще по Таганке, когда он сыграл Коровьева в «Мастере и Маргарите». На всю жизнь запомнила.
А. МИНКИН: А я его видел гораздо раньше. Он в 1963 году пришел в студия ЦДТ. Это теперь Академический молодежный театр. Там Эфрос тогда… Вот он там читал стихи. У студийцев были монтажи… Там был Межелайтис, Вознесенский…. «Сволочь? дымен, точно войлок». Он еще замечательно играл Епиходова у Эфроса в «Вишневом саде» на Таганке, в очередь с Джабраиловым. И они соревновались, кто вызовет более громкий смех зала, более мощный взрыв смеха. У Епиходова есть такое место, где он в конце уже сипло что-то говорит, и Лопахин спрашивает, что у него с голосом? «Воду пил, проглотил что-то», - сказал Джабраилов. А следующий спектакль играет Ваня Дыховичный. И на вопрос Высоцкого-Лопахина, что с голосом. Он молча поднимает табличку, на которой большими буквами написано: воду пил, проглотил что-то. Ванькин Епиходов уже ходил с плакатом, показывал, что он не может говорить вообще. То есть, он не пытался сипение увеличить или улучшить, а он просто решил по-другому.
М. ПЕШКОВА: Я вспоминаю момент, который связан с занавесом Театра на Таганке. Иван сидел в этой студии и рассказывал о занавесе, как о существе пыльного рода. Это было настолько ярко и живо, что уже потом, приходя на Таганку, первое что я делала, это смотрела на занавес и было страшное желание его потрогать.
А. МИНКИН: В «Гамлете».
М. ПЕШКОВА: Да.
А. МИНКИН: Это был вязаный из шерстяных веревок с руку толщиной. Где-то в Прибалтике связали. Жуткое впечатление. Он такой был весь сетчатый, он сметал со сцены то одного, то других. Он двигался, как время.
К. ЛАРИНА: Ваня, конечно, был невероятно креативным человеком, он столько успел сделать, и преступно мало все-таки сделал, потому что, мне кажется, он не реализовал себя в кино. А он чувствовал кино, ощущал его, прям на кончиках пальцев. И все его работы, их немного, но… Первый его фильм я помню, это «Черный монах». А потом была совершенно невероятная «Прорва». Это начало 90-х, по-моему, на первых Кинотаврах она была показана. Потом «Копейка» по Сорокину. Там, кстати, впервые он Высоцкого показал в виде уже персонажа, а не в виде исторической фигуры. Тоже отдельная история его дружба с Высоцким, которая осталась в памяти «Про друга закадычного Ваню Дыховичного». Светлая ему память, хотя как-то в голове не укладывается, что этого человека больше нет. Как-то мне казалось, что он еще поживет. Тем более, сейчас фестиваль открывается, который он затеял. Фестиваль «Завтра», это фестиваль артхаусного кино, который он придумал, который он практически «на коленке делал». И в этом году он откроется все равно. Он должен на этой неделе открыться уже без участия своего основателя и президента. Очень жалко. Но мы, тем не менее, приступаем к программе. А программа у нас, так или иначе, все равно будет возвращаться и в том числе и к Ване Дыховичному. Потому что сегодняшняя передача с участием Александра Минкина не посвящена политике, она посвящена театру.
А. МИНКИН: Слава Богу.
К. ЛАРИНА: Я тут пыталась напомнить нашим слушателям, что Александр Минкин впервые так себя заявил мощно, как журналист, именно как театральный журналист. И как раз в конце 80-х годов, в начале 90-х каждая его статься, посвященная премьере, каждое интервью, каждый его портрет какого-нибудь театрального деятеля, это всегда было событие. Эти статьи перепечатывались, цитировались. И я помню, как все завлиты говорили: «Боже мой, сегодня на спектакле Минкин!!» Страх и ужас внушал.
А. МИНКИН: Ничего подобного.
Говорят вместе.
К. ЛАРИНА: Подожди, сейчас дам тебе слово. А еще я помню, какой Саша замечательный зритель, восторженный. От человека такой максималист по своим ощущениям.
М. ПЕШКОВА: 3 тысячи спектаклей посмотреть…
Говорят вместе.
К. ЛАРИНА: Да, Швыдкой больше видел, да. Но я помню, когда был спектакль, когда открылся театр «Школа современной пьесы», и произошел спектакль «А чСЛУШАТЕЛЬ: й-то ты во фраке?», Минкин просто, как фурия носился по всему городу. И где он только не побывал, куда он только не заглядывал, он кричал, чтобы срочно всем смотреть. Срочно смотреть этот спектакль! Это просто было что-то невероятное. Вот он такой влюбчивый человек. Но при этом, если ему что-то не понравится, то все, мало не покажется. Это мое такое предисловие к книжке, которую мы сегодня представляем, книжка называется «Нежная душа».
А. МИНКИН: А я пока жив, я готов поправлять мемуаристов. Что касается интервью. Их, мне кажется, вообще не было за одним исключением. Я брал интервью у Любимова, когда ему еще не вернули гражданство, но он получил разрешение вернуться из эмиграции. Лишенный гражданства, и ставил «Маленькие трагедии» на Таганке. Вот это, пожалуй, единственный раз, когда я брал интервью. Интервью брать не интересно.
К. ЛАРИНА: Кстати, в этой книге это интервью и публикуется.
А. МИНКИН: Да. Оно там есть, потому что оно содержательное. Причем, оно разрушает все правила интервью. Там с начала и до конца, я как попугай, задаю один и тот же вопрос – стоило возвращаться? И он каждый раз отвечает по-другому. Конечно, я еще что-то там еще говорил, но я у себя все повычеркал, потому что из его ответов все понятно. Но обычно интервью интервьюер не нужен, потому что важно, что говорит этот интервьюируемый. Только уж, если у тебя очень содержательный вопрос, он должен остаться. Либо же, когда ты задал вопрос, а человек ушел от ответа. Тогда вот тебе этот вопрос в печати. Но в данном случае наоборот, я все свои вопросы повыбросил, и оставил только – а стоило возвращаться? И он очень смешно отвечал каждый раз по-разному. Как он у Берия плясал в ансамбле, и как чего-то, и как чего-то. Люди прочтут, увидят. Пока не забыл, я должен сделать объявление. На 117 странице, у кого эта книжка есть или у кого она будет, пожалуйста, на 117 странице внизу есть сноска, куда вкралась к моему ужасу смысловая ошибка, не грамматическая. Такая, которую посторонний корректор отследить не может. Там написано, что это было в страшное время, когда напечатать Эрдмана самоубийцу уже можно, а сказать об авторе правду еще нельзя. Не страшное это было время, странное. Вот это «ш», это на самом деле «н». Потому что если кто-то будет читать и прочтет, что Минкин написал, что 1987 год, это гласность, что это страшное время, он подумает, что я дурак набитый.
К. ЛАРИНА: Или, что тебя назначили главным редактором газеты «Завтра».
А. МИНКИН: Или что я Полозков какой-нибудь там. То есть вот попытка защитить самую ужасную цензуру.
К. ЛАРИНА: Но вот начал Саша, и это очень важный момент, поскольку в этой книге немало сносок и комментариев самого автора. В этой книге собраны статьи с конца 80-х годов, самая первая, по-моему, 1987 годом датируется.
А. МИНКИН: А то и раньше.
К. ЛАРИНА: То есть, здесь очень интересно проследить то, что произошло с нашим обществом. Мне всегда казалось, что публицистика это жанр одного дня, в крайнем случае, одного года. Но когда я эту книжку читала, а я ее прочитала послушно, от начала и до конца, я вдруг поняла, насколько сегодня то же самое, странное… Не страшное пока еще. Но странное время. Вот отталкиваясь от этой сноски… Потому что, вроде бы все можно, но уже кое-что нельзя. И очень многие вещи очень похожи. Одна из моих любимых статей в этой книге, говорю уже так, как фанат Минкина, это статья под названием «Аллюзия». По сути, в этой статье как раз и сконцентрирован главный смысл того странного времени, которое таким же странным образом сегодня потихонечку стало повторяться. Заканчивается эта статься репликой «прощай, аллюзия…» Да?
А. МИНКИН: Да.
К. ЛАРИНА: А она отвечает «до скорой встречи».
А. МИНКИН: И усмехается. Аллюзия, это если кто помнит, это такая штука, которой пользовались советские писатели и режиссеры. Когда ты говоришь, скажем, про Ричарда III, а все понимают, что это ты о Сталине говоришь. Или говоришь про какого-нибудь сумасшедшего английского Эдуарда VIII, а все понимают, что это, наверное, Брежнев, раз такой маразм на сцене.
К. ЛАРИНА: Процитировать можно, Саша? «Поэт пишет в стол, у театра аллюзия, театр поневоле нуждается в аллюзии. Ибо спектакль, в отличие от прочих искусств, на полку не положишь. Театр искусство самое откровенное по своей природе, публичен. И театр не намекает на современность, а говорит о ней в самой резкой форме, как только позволяет его уязвимая природа, зависимое положение и неумолимые обстоятельства. Чиновники от культуры всегда требовали «мяхше», требовали «осветлить», «приподнять», «утеплить». Большинство уступало».
А. МИНКИН: Знаешь, почему «мяхше»? Это такое произношение было у главного редактора «театральной жизни» тогдашней. И это ему привет от меня индивидуальный.
К. ЛАРИНА: И еще чуть-чуть буквально. «По склонности принимать желаемое за действительное, нам кажется, что все это ушло в прошлое. Но спросите театры, и они огорчат вас. Все по-прежнему. Власть на местах не желает расставаться с ролью цензоров. Что-то запрещают, что-то настоятельно рекомендуют». Это было написано в 1988 году.
А. МИНКИН: Двадцать лет назад. Во многом мы вернулись, а во многом никуда не уходили. Но все-таки я хотел бы вас попросить, дамы уважаемые, это книжка в основном, не публицистическая. Это исследование «Вишневого сада» Чехова, это «Моцарт и Сальери» Пушкина»…
К. ЛАРИНА: Лукавит, лукавит…
М. ПЕШКОВА: Не, не, не…
К. ЛАРИНА: Сплошные аллюзии…
А. МИНКИН: Да, ну ладно.
К. ЛАРИНА: Особенно, когда ты подчеркиваешь, что вымарывалось цензорами. Очень этот важный момент, когда ты говоришь, что…
А. МИНКИН: Затесалось в книгу, случайно затесалось. А на самом деле, она про русскую литературу, про русский театр. Я считаю, что это один из вариантов возможного учебника. Я сегодня слышал вашу радиопередачу «Родительское собрание». Как же я жалел, что я не в «Родительском собрании», а вот здесь в книжных историях. Потому что то, что сейчас делается в школе, и то, что вы сегодня обсуждали, вот это введение уроков религии… Я вас слушал и думал, что я бы сказал следующее: «Государство уважаемое, ты хочешь охранить души детские, да? И ты должно еще по закону охранять их жизнь и здоровье. Вот нашу жизнь и здоровье по закону охраняет милиция. Вот я боюсь, что примерно так же, как милиция охраняет нашу жизнь и здоровье, вот так же, примерно на этом же уровне охранять души детей вот эти вот люди». Что касается этого, тут еще важно, что кто бы ни был по своим убеждениям математик, если он приходит к детям и объясняет им 2х2, таблицу умножения, то наплевать, что у него там в голове, какие идеи. Но когда он будет душу расковыривать, вот тогда очень важно, что у него в голове и в душе. Это совсем другое. И Чехов, о котором в книге много написано, он всю жизнь страдал оттого, что отец, палкой загоняя его молиться, именно палкой, буквально из-под палки заставляя молиться, внушил ему такое отвращение к религии, которое он до смерти не преодолел.
Новости.
К. ЛАРИНА: Возвращаясь к печальной новости сегодняшнего дня, я хочу сама себя поправить, так немножечко перепутала от чувств, что называется по поводу фильма последнего Ивана Дыховичного. Фильм «Европа-Азия», комедия которую он снял в перерывах между поездками в больницу. А «Вдох, выдох» это его предыдущая работа, это такая драма отношений семейных, бергманский такой вариант. Продолжаем программу. Для того, чтобы получить книгу «Нежная душа», слушатели могут задать вопрос автору Александру Минкину. Я думаю, что как бы Александр Викторович не говорил, что это книга о театре, это все равно публицистика, потому что она вся состоит, действительно, из аллюзий. Здесь «мостики» перекинуты от каждого твоего художественного впечатления. Они все равно уходят своими корнями в общество, внутрь. Что я тебе объясняю… Ты пишешь так. От тебя это неотделимо.
Говорят вместе.
А. МИНКИН: … что происходит с Моцартом…
М. ПЕШКОВА: Но это же не литературоведение…
А. МИНКИН: Что происходит с Моцартом в «Моцарте и Сальери»?
К. ЛАРИНА: Это исследование человеческих отношений.
А. МИНКИН: Я до смерти боюсь, что сейчас вот все поверят, что это публицистика. Ничего подобного.
К. ЛАРИНА: Не верьте, не верьте. Это публицистика.
М. ПЕШКОВА: И вы разбираетесь в тайнах «Вишневого сада»… Это к юбилею Чехова, или как?
К. ЛАРИНА: «Вишневый сад», здесь вообще диссертация, я так понимаю.
А. МИНКИН: Нет, это написано все всяких дат, извините ради Бога. Я ничего к датам не делал.
К. ЛАРИНА: А я помню, как это родилось. Мы смотрели спектакль Някрошюса «Вишневый сад». И вдруг в антракте подходит Минкин и говорит, что понял, совершил открытие…
А. МИНКИН: Мемуаристы врут, как нанятые. А я еще жив. Значит, в 2002 году мне пришло в голову, что в «Вишневом саде» происходит вот, оказывается, что… Мне так понравилось то, что я придумал, что написать это надо замечательно. И я три года все это потихонечку писал. И вот оно уже все выстроилось, и вдруг сообщают, что Някрошюс будет показывать «Вишневый сад» своей компанией в театральном центре на Страстном. Что спектакль идет 6 часов. И мной овладел дикий страх. А я здесь даже в эфире хвастался, вот я что-то придумал невероятное, но пока не напишу, не скажу. И мной овладел страх, что Някрошюс додумался именно вот до этого. И сейчас, если я напечатаю все скажут, конечно, был на репетициях и все увидел, пытается выдать за свое. И я с ужасом пошел, вот там ты меня видела. Потому что я пришел на «Вишневый сад» Някрошюса с ужасом ожидая, что он уже тоже это придумал. Но после первого акта я был уже совершенно счастлив.
К. ЛАРИНА: Окрыленный… Все такие мрачные ходили после первого акта, забитые «камнями и палками», да? Вдруг окрыленный совершенно Минкин, весь светится от счастья!
А. МИНКИН: Я еще не знал, что у него там закончится, но уже по ходу спектакля было ясно, совсем в другую сторону. Рассказывать не буду, слишком много времени это займет, история «Вишневого сада». Ваше обидное замечание, что будто бы я написал это к дате какой-то… Это просто…
К. ЛАРИНА: Это исследование огромное.
М. ПЕШКОВА: Я прошу обратно свои слова.
А. МИНКИН: Ура. И я их возвращаю.
М. ПЕШКОВА: Спасибо, сударь.
К. ЛАРИНА: Давайте мы послушаем звонки, чтобы нам книжки разыграть. У нас 8 книг, мы должны их отдать, дорогие товарищи.
А. МИНКИН: Лучше мне их отдайте. У меня знаете, сколько… Проблема у меня была в пятницу.
К. ЛАРИНА: Издательство АСТ.
А. МИНКИН: В пятницу минувшую в 6 часов вечера была презентация этой книги в магазине Баблио-глобус. Я опоздал на 5 минут. Меня на пороге магазина встретил растерянный сотрудник с микрофоном в руке. Дал мне в руки этот микрофон и сказал: «Александр Викторович, скажите им что-нибудь». Что случилось? Книги кончились за 15 минут до вашего приезда. И толпа вот эта, человек 150 было… Их трудно посчитать, может и 200. Магазин же это не театр. Вот люди вошли в зал и можно видеть, сколько мест они заполнили. А там приходят, уходят. Стояла толпа, которая была, конечно, разгневана. Они приехали на презентацию книги, рассчитывая ее купить. А они кончились. И магазин Библио-глобус говорил им, что, пожалуйста, не огорчайтесь, оставьте нам свои координаты, мы вам сообщим, когда поступит, все такое. Поэтому, если у вас сейчас останутся книги не разыгранными, оставьте мне, пожалуйста.
К. ЛАРИНА: Не останутся. Обещаем, клянемся. Наш телефон 363-36-59, мы принимаем ваши вопросы к автору книги «Нежная душа» Александру Минкину. Алло, здравствуйте…
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Не добрый сегодня день, к сожалению. Уходят хорошие люди, хорошие режиссеры, люди моего поколения. Очень жаль. Тем не менее, у меня вопрос к Александру Минкину. Как вы относитесь к так называемой, новой драме?
А. МИНКИН: Не специалист, совсем ничего не могу о ней сказать. Из «новой» драмы, вы будете смеяться, мне больше всего нравится пьеса Петрушевской.
К. ЛАРИНА: Кстати, в свое время она как раз и была представителем той самой «новой» драмы. Просто мы тогда это по-другому называли.
А. МИНКИН: Вот «Три девушки в голубом», «Чинзано», «Девочки, к вам пришел ваш мальчик», «Лестничная клетка» – это вот супер-супер.
К. ЛАРИНА: И Нина Садур была представителем «новой» драмы.
А. МИНКИН: Нина Садур уже была не так хороша, как Петрушевская. То есть, я назвал Петрушевскую, как вершину этого дела. Но я, конечно, понимаю, что есть еще хорошие драматурги. Их много. Знаете, как в «Театральном романе». Зачем вы написали пьесу?
К. ЛАРИНА: Что уже пьес не осталось? Следующий звонок.
СЛУШАТЕЛЬ: Скажите, пожалуйста, вы хотели бы работать с таким режиссером, как Фоменко? В качестве режиссера…
А. МИНКИН: В любом качестве я бы мечтал. Я вообще испытываю к Петру Наумовичу Фоменко такое преклонение перед его талантом… Потому что я видел колоссальное количество… К сожалению, у него не колоссальное количество спектаклей. Но я много их видел. Сейчас уже восьмой год идет шедевр «Война и мир. Начало романа». Конечно, уже не так идет, как лет 6-7 назад, тем более он переехал на большую сцену, это никогда бесследно не проходит. Но я у него когда-то давным-давно видел «Смерть Тарелкина» с Эйбоженко. выходишь из театра, ждешь, что всю публику прямо со ступенек загонят в автозаки и отвезут в надлежащее место. Потому что, кто видел вот этот спектакль, он уже антисоветчик. Вот разрушение канонов, а пьеса-то жуткая. Сухово-Кобылин, кстати говоря, я знаю, что сейчас в Москве идет в трех, по-моему, местах «Смерть Тарелкина». Если придет такой человек наивный, ничего никогда не читавший, он подумает, это, наверное, про Ходорковского.
К. ЛАРИНА: Тоже видишь… А ты говоришь, не публицистика. Везде сплошная публицистика.
А. МИНКИН: Недаром ее запрещала императорская цензура. Вот люди должны ходить в театр Фоменко и наслаждаться пока такая возможность есть. Еще он поставил шедевр «Борис Годунов». Из тех, что я видел, никому больше эта пьеса… Это в ГИТИСе было, это был спектакль высочайшего класса. Никогда в жизни я больше не видал такой удачной гениальной постановки «Бориса Годунова».
К. ЛАРИНА: Вы в школе хорошо учились.
А. МИНКИН: Средне. Ну и что? Я вам скажу, что по русскому языку у меня «тройка» была, в связи с тем, что пишу я грамотно, но я никогда не мог объяснить, почему «-оньк», почему «-еньк»…
К. ЛАРИНА: Правила. Я тоже.
А. МИНКИН: И русский язык, он такой вообще без правил. Там все нарушается. Там такие шокирующие вещи с этим языком происходят, я боюсь об этом говорить. Это нужно устроить ночную передачу.
К. ЛАРИНА: Но школьные сочинения писал с удовольствием?
А. МИНКИН: Два балла я получал большей частью я за школьные сочинения, потому что взгляды мои были несоответствующие. Школу я не любил. Все! Давайте больше не будем об этом грустном. И дневник мой исчеркан учителями.
К. ЛАРИНА: Анастасия. Я хотела бы спросить вас, как вы относитесь к творчеству Римаса Туминаса, к самой последней его работе «Дядя Ваня»?
А. МИНКИН: Еще не видел, скоро пойду, уже записался на прием в театр.
СЛУШАТЕЛЬ: Тогда о других спектаклях скажите, пожалуйста.
А. МИНКИН: Знаете, какая штука, вам кажется, дорогие слушатели, что можно вот так раз, и в одной фразе выразить… Но если в одной фразе, то хорошо. Но пытаться на бегу, на скаку в две-три фразы сложить оценку большой работы, мне кажется, что это неправильно. Вот я вам скажу, на этой неделе, которая вот заканчивается, в мире появился шедевр. Александр Градский в минувшую среду дал послушать «Мастера и Маргариту». Она не существует, как видео. Она существует только в виде звука. Это настоящий фантастический шедевр. Я мог бы пять часов рассказывать про этот спектакль, про эту оперу, которая идет три с «хвостиком», по-моему. Там столько всего! Хотите, я вам спою? Там помимо того, что Градский поет сам и Воланда и Мастера блистательно, блистательно… И музыка его. С реминисценциями из Верди, и с частушек, и с советских песен. Это именно реминисценция. Не копии. Это грандиозное впечатление. И там еще есть хор Краснознаменного ансамбля песни и пляски армии. И этот грандиозный мужской настоящий хор… Он там, во-первых, римская гвардия…
К. ЛАРИНА: А «Славное море, священный Байкал» поют?
А. МИНКИН: Послушайте… Но еще этот хор им. Александрова поет там потрясающую песню. Дело в том, что сцены «Мастера и Маргариты» то в Ершалаиме, то в Москве. Там это высокая история, а здесь это фельетонная история. Издевательская, варьете такое. И вот там этот грандиозный мужской хор фантастической силы поет «Кипучая, могучая, никем непобедимая, московская «Особая» ты самая любимая». Это получилось о водке.
К. ЛАРИНА: А какова судьба дальнейшая, неизвестно? Раз уж ты про это вспомнил.
А. МИНКИН: Будет продаваться. Градский чрезвычайно боится, что это все украдут и выложат в Интернете, потому что он работал 30 лет, сочиняя это все. Потом долго записывал по частям в студии разных исполнителей. Потому что там и Табаков, и Кобзон там первосвященник Каиафа. Табаков там председатель акустической комиссии, который настаивает, чтобы было разоблачение. Там много всего. Там Алексей Петренко гениальный. Я уже сто раз рассказывал всем.
К. ЛАРИНА: А стихи там, чьи в песне?
А. МИНКИН: Либретто Градского. Иногда, очень часто это просто буквальный текст, который, к изумлению… Я первый слушатель, потому что, все слышали в минувшую среду. А я слышал это 7 сентября. Он только вот получил в руки пробный диск с фабрики, где делаются диски. Вот первый раз он взял в руки готовую смонтированную вещь. И мы вдвоем это слушали. И впечатление было абсолютно грандиозное. И я стал у него выпрашивать немножко для сайта «МК». Он говорит, что ни за что не дам, секунда, все украдут, все равно все украдут. До премьеры он не давал. Но если все равно украдут… Он говорит, что те, кто украдут и будут из Интернета воровать это все, у них звук будет в разы хуже, чем он продает диски правильного качества. Издано это невероятно потрясающе красиво. Это книга, которая в плотном картонном футляре. Ее оттуда вытряхиваешь, на обложке золотой треугольник с монограммой W, воландовской и брильянты. Портсигар такой. Там полное либретто и 4 диска вот этой оперы.
К. ЛАРИНА: Прекрасно. Я уже слышала отзывы об этом прослушивании от Юли Латыниной.
А. МИНКИН: Чудеса.
К. ЛАРИНА: Я просто хочу добавить, к создателям этого произведения… Я знаю, что там Александр использовал еще тексты Павла Грушко, поскольку у него есть стихотворное переложение.
А. МИНКИН: Когда-то Грушко, 30 лет назад… Там, по-моему, даже в либретто сноска есть, что он был автором идеи.
К. ЛАРИНА: Хотел делать рок-оперу.
А. МИНКИН: Тем не менее, сделал ее Градский. Молодец. Фантастически. Пока еще не забыл, кто захочет попасть на презентацию вот этой книги, о которой мы сейчас говорили, «Нежная душа», презентация будет в Театральном центре на Страстном. 19 октября.
К. ЛАРИНА: Пушкинский день.
А. МИНКИН: Годовщина лицея. Вход без билетов, в 19 часов начало. Я всех проведу. Это понедельник. Там людей будет ждать сюрприз хороший.
К. ЛАРИНА: Давайте еще пару звонков, успеем принять. Алло…
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Владимир. Петербург. Я помню статью Александра Минкина в «Новой газете» о «Моцарте и Сальери». И я в этой связи вспоминаю статьи Ахматовой о Пушкине. У меня вопрос о том, все-таки это такое интуитивное литературоведение, не совсем научное.
К. ЛАРИНА: Конечно.
СЛУШАТЕЛЬ: Как считает Александр, все-таки оно более приближено к человеку? Интуитивное, по сравнению с научным. И вопрос по поводу «Бориса Годунова». Когда Александр сказал, что единственный «Борис Годунов» это Фоменко (я, к сожалению, его не смотрел). Но на меня в свое время большое впечатление произвел «Борис Годунов» Донеллана. Что он о нем думает?
А. МИНКИН: Да, некоторые даже любят черешню обмакнутую в шоколад. Я пробовал один раз. Это мне совершенно не понравилось.
К. ЛАРИНА: Это такой антрепризный вариант, к сожалению.
А. МИНКИН: Да. Теперь, что касается «Моцарта и Сальери». Во-первых, спасибо за такой звонок. Действительно, по-моему, в 1997 году был опубликован «Моцарт и Сальери», которого я придумал в 1980, 17 лет носил его с собой. И на мой взгляд, это, может, лучшее место в этой книге.
К. ЛАРИНА: Интуитивного литературоведения.
А. МИНКИН: А что касается интуитивного литературоведения. Безусловно, все эти а ля Брюсов, подсчеты слогов и ударений, безударных и мужских… До сих пор не знаю. Сейчас бы мне сказали, что дадут миллион долларов, если отличу…
К. ЛАРИНА: Ямб от хорея.
А. МИНКИН: Амфибрахий от анапеста. Я не знаю. Ну, клянусь! Я бы мог случайно угадать. Конечно, я пытался бы угадать, но это был бы чистый случай. Я не знаю, как их отличить.
К. ЛАРИНА: Саша, а что говорят пушкинисты?
А. МИНКИН: Даже не интересно, что говорят. Я когда написал «Моцарта и Сальери» своего, там есть один момент…
К. ЛАРИНА: Послушайте, как звучит! «Когда я написал «Моцарта и Сальери» своего…»
А. МИНКИН: Да, лавры Пушкина не лают покоя. Это ясно и ежу. Дело в том, что история, например, про то, как Любимов, и Шнитке, и Боровский, и Рождественский Геннадий должны были ставить оперу «Пиковая дама» в Париже в Гранд-опера…
К. ЛАРИНА: Тоже здесь про это есть в этой книге.
А. МИНКИН: Я назвал свою статью в «Огоньке», безусловно, «Пиковая дама». Я просто предвкушал, как люди откроют «Огонек» и увидят – Александр Минкин, «Пиковая дама». Но не прошел этот номер в «городе желтого дьявола», Коротич на меня разозлился. И моя фамилия слетела сверху, попала в самый низ с безобразным словом «подготовил». «Материал подготовил Александр Минкин».
К. ЛАРИНА: Интуитивное литературоведение, я вам скажу, что это такое. Можно я скажу, Саша? Вот по тому, что я читаю в этих статьях Александра, когда он разбирает художественные литературные произведения. Для меня это, как для человека театрального, это абсолютно театральный разбор, абсолютно актерский разбор. Это то, чем должны заниматься режиссер с актерами во время, так называемого, застольного периода. Тут-то и рождаются характеры, тут-то и рождается логика поступков или их алогичность. Вот то, чем никто не занимается сегодня в театре.
А. МИНКИН: У меня было, где поучиться. Спасибо, что ты это сказала. Дело в том, что когда я работал во вредном цеху ВНИИ «Синтез белка», я нарочно там работал в ночную смену, а днем я торчал на репетициях у Эфроса. Например, «Отелло», я смотрел вот просто с начала до конца весь ре-пе-ти-ци-он-ный период. Я теперь могу «Отелло» с любого места до сих пор. Вот при моей ужасной памяти, я «Отелло» знаю наизусть. И тоже самое - «Ромео и Джульетту». На репетициях происходили фантастические вещи. Как Эфрос уговаривал своих актеров сделать так, как он хочет. Иногда просто вот с болью в голосе. Пожалуйста, сделай, как я прошу. Меня шокировало, что гений… А он был, безусловно, гений театральный. Он уговаривал актеров иногда, некоторых, которые бунтовали по разным поводам. И там, конечно, всякие штуки приключались. Вот один из моих любимых эпизодов. Когда Отелло уже задушил Дездемону, он ее задушил на полу. Это просто низкопоставленный матрас на сцене, без ножек он. Он ее там задушил. И это Николай Волков. А Дездемона это Ольга Яковлева. И Николай Волков, задушив ее, должен по мизансцене руки так под нее подсунуть и поднять. Встать вместе с ней, держа ее на руках. И вот он корячится, корячится… Господи, прости, покойный Николай Волков. И никак. И вдруг голос задушенной Дездемоны: «Коля, сойди с волос, я сама встану».
К. ЛАРИНА: Давайте еще один звонок.
СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Александр Викторович, когда вы сделаете книжку по вашим письмам?
А. МИНКИН: Книжка вышла. «Письма президенту». Сначала довольно тонкая, потом вышла толстая. Продана вся до единого экземпляра. Нигде не ищите, сейчас ее нет. Но скоро она выйдет в обновленном утолщенном виде. Старое чего-нибудь повыброшу, новое чего-нибудь повставлю. И я думаю, что все-таки там тандем у меня должен появиться… У меня некоторые письма так и начинаются…
К. ЛАРИНА: Дорогие президенты.
А. МИНКИН: «Дорогие», там не ищите. Не дорогие, не уважаемые, не ищите. Начинается прямо по делу – господа президенты. Потому что, когда я начал только письма президенту, один из упреков в редакции был, что слишком длинно. Ну, ладно. А начинались они действительно, уважаемый Владимир Владимирович… И как ни странно, верстка в газете получалась так, что это две строчки. В одну не умещается. И когда я «уважаемый» сократил, то он стал умещаться в одну строку. Это все-таки что-то, правда же? Так что это техническая деталь. Это никакой не замысел, ничего. Это К. ЛАРИНА: предупреждаю всех.
К. ЛАРИНА: И последний звонок совсем уже.
СЛУШАТЕЛЬ: Есть ли у вас домашние животные? И играете ли вы на музыкальных инструментах?
А. МИНКИН: Я играю на нервах власти. У меня есть собака. И я не любитель личных вопросов. Я не эстрадная звезда. Про книжку бы спросили, про «Нежную душу».
К. ЛАРИНА: Ну «Нежную душу», я думаю, прочтут. Уже смели отовсюду. В театральном центре на Страстном, я думаю, что тоже будет… Театральный центр на Страстном тебе этого не простит.
А. МИНКИН: Театральный центра на Страстном, 19 октября. А вы разыграли книжки?
К. ЛАРИНА: Люди, которые звонили, они получили эти книжки. Мы записываем их телефоны и они получают книжки.
А. МИНКИН: А… Вот так вот. Тогда я бы тоже о собачке спросил, если … Я бы сам…
К. ЛАРИНА: Сколько мы разыграли книжек?
М. ПЕШКОВА: Семь.
К. ЛАРИНА: О, одна для тебя. Расскажи, пожалуйста, про сегодняшний театр. Насколько он сегодня является театром свободным и говорящим о современности?
А. МИНКИН: Все зависит от людей. Если они талантливы, у них получаются шедевры. И в Москве идет несколько спектаклей, которые можно смотреть, и смотреть, и смотреть.
К. ЛАРИНА: Например?
А. МИНКИН: Я вчера смотрел в театре «Около…», «Старый забытый». Если кто не видел, то в театре, который полностью называется «Около дома Станиславского», это Погребничко… Это «Старый, забытый» идет один час, одну минуту. Наслаждение получаешь такое, что ай-я—яй. Еще там идет шедевр, на мой взгляд, это называется «Нужна драматическая актриса», это «Лес» Островского. Потрясающий спектакль, о котором я уже два года или три пытаюсь написать. У меня просто не получается. Не могу поднять. Вот как штангист вокруг штанги ходит, ерзает, ерзает и никак. Вот никак. Слишком там много ума и таланта.
К. ЛАРИНА: Я надеюсь, что ты еще посмотришь «Дядю Ваню» Туминаса. Мне интересно, что ты скажешь. Мне кажется, тебе понравится спектакль. А из больших театров?
А. МИНКИН: А они же провалились все.
К. ЛАРИНА: Ничего нет интересного?
А. МИНКИН: В оперном театре не так уж давно я видел «Любовный напиток»…
К. ЛАРИНА: Я имею в виду репертуарных больших… «Около дома Станиславского» это маленький театр. А большие театры наши, которые вот топовые.
А. МИНКИН: Вспомню, скажу. Сейчас не могу. Внезапно нет.
К. ЛАРИНА: Мы говорили до передачи, не будем повторяться. Саша, время наше истекло…
А. МИНКИН: А если кому новости не нужны, мы можем вместо новостей…
К. ЛАРИНА: Новости нужны. Уж чего-чего, а новости нужны. Итак, книга о театре Александра Минкина «Нежная душа», Москва, издательство АСТ. Пожалуйста, книгу эту прочтите. И наверняка многие вещи вам захочется продлить, что называется. О многом поговорить. Александр не последний раз в нашей студии. Обязательно еще продолжим разговор. Спасибо, Саша.
А. МИНКИН: Спасибо.