Скачайте приложение, чтобы слушать «Эхо»
Купить мерч «Эха»:

Сталин и писатели - Книжное казино - 2008-11-09

09.11.2008
Сталин и писатели - Книжное казино - 2008-11-09 Скачать

К. ЛАРИНА: 12:17. Начинаем наше традиционное воскресное «Книжное казино». Здесь Ксения Ларина, здесь Майя Пешкова. Майя, приветствую тебя.

М. ПЕШКОВА: Добрый день.

К. ЛАРИНА: И в гостях у нас сегодня Бенедикт Сарнов. Бенедикт Михайлович, добрый день.

Б. САРНОВ: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Будем представлять сегодня новую работу, скажу так, осторожно, называется она «Сталин и писатели». Это два тома или будет ещё?

Б. САРНОВ: Задуман третий. Уже пишется.

К. ЛАРИНА: Это действительно, «Сталин и писатели». Точенее не скажешь потому, что писатели самые разнообразные и самые любимые. Советские классики. А Сталин у них один и общий. Истории, которые опубликованы в этих книгах, они не только истории от Бенедикта Сарнова, но ещё и подтверждённые документально. Конечно, здесь поражает огромное количество писем, записок, документов, которые нашёл Бенедикт Сарнов для того, чтобы книга действительно производила впечатление на читателя.

Она производит впечатление. Я ещё не прочитала, но успела просмотреть. Майя вчера дала мне две книжки, я вчера вечером, посидев на кухне, полистала, и поняла, что это книга, которую можно читать с любого места. Сразу много аналогий приходит в голову с сегодняшним днем. Давайте немного поговорим о том, как она сочинялась.

Б. САРНОВ: Я должен сказать, что первая мысль, первые замысел этой книги блеснул мне очень давно, в 60-е годы, лет 40 тому назад. Тогда мне, и не только мне, а многим, попались на глаза ходившие тогда в Самиздате, а в основном пришедшие к нам из зарубежных изданий, письма душераздирающее письмо Булгакова Сталину, Замятина Сталину, начинавшееся словами: «К Вам обращается человек, приговорённый к высшей мере наказания», имея в виду то, что он был приговорён к молчанию, его не печатали в СССР.

Я тогда написал свою книгу «Случай Зощенко». Мне попались два письма от Зощенко к Сталину. Мне тогда пришла в голову мысль, как бы было замечательно собрать все эти письма писателей к Сталину, по возможности ответы Сталина на письма писателей и поэтов, если таковые есть. Какой бы это был интересный документальный том. Тогда это невозможно было осуществить по причине цензурного порядка. И я, проглотив слюну, отошёл от этой темы. А потом, после нашей т.н. перестройки, между прочим, я хочу объяснить, почему я говорю так называемой.

Перестройка – это был псевдоним. Наша страна – это особая страна. Мы живем псевдонимами. Вместо того, чтобы сказать «Эпоха кровавых преступлений власти против своего народа», мы говорим «Период культа личности». Перестройка была не только перестройка, это была настоящая революция. А потом уже и в постсоветский период. Эта тема стала возможной. Появилось много новых документов, они все были опубликованы. Тут уже у меня, поскольку они были опубликованы, и запал пропал. Вдруг в какой-то момент я подумал, а ведь можно же создать такую книгу, не только документальную, а чтобы за каждым документом вставал… я уже вошёл в эту тему, другими своими книгами… «Случай Эринбурга», «Случай Зощенко», «Случай Мандельштама».

Я подумал, что как бы было бы интересно, как говорил Тынянов, я начинаю там, где кончается документ. Продолжить, и каждый раз выдавать свой драматический сюжет, свою версию этих взаимоотношений сложившихся у того или иного писателя, художника, со Сталиным. Вот так и родилась эта книга. И я уже приступая к этой работе, понимал, что в один том я не уложусь. Я, конечно, не представлял себе, когда я углубился, я увидел, что получается совсем не то, что я задумал, потому, что я в первом томе, в предисловии, наметил 20 фигур, которые должны были войти в эту книгу.

А вышло так, что в первые два тома вошло только 10. В первый том 6 – Сталин и Горький, Маяковский, пастернак, Мандельштам, Демьян Бедный и Эренбург. А во второй том, который только что вышел, только 4, настолько объёмными оказались эти главы. Сталин и А.Н. Толстой, Зощенко, Булгаков и Ахматова. Вот краткий мой отчёт на Ваш вопрос.

М. ПЕШКОВА: А у меня отчёт о презентации книги. Я хотела сначала сказать пресс-конференция. Это было на этой неделе в Доме Актёра. Зал был полный, действительно, выражение «яблоку негде упасть» - это было о презентации двух книг.

К. ЛАРИНА: Не надо про яблоко так говорить. Я уважаю очень.

М. ПЕШКОВА: Нужно сказать, что выступления были очень колоритными. Но более всего мне понравилось пение Аркадия Арканова, который напомнил, что в 1946 году он лично видел Сталина и даже помахал ему рукой. Он оказался на Красной площади, проехал мимо трибун на своем самокате, когда был парад физкультурников. Он спел песню «Сталин всегда живой», на свои стихи. Зал безумно активно реагировал.

К. ЛАРИНА: Это такое юмористическое сопровождение, да?

М. ПЕШКОВА: Да. Совершенно прекрасно выступил г-н Жук, и нужно сказать, что все выступающие были на высоте. Это не была серьёзная презентация. Я боялась, что это будет…

К. ЛАРИНА: Так странно! Майя рассказывает… Вадим Жук, Аркадий Арканов.. .и презентация книги «Сталин и писатели». Зловещая книжка получилась.

Б. САРНОВ: Я должен сказать, что там были и дивертисменты, там прекрасно выступил Игорь Иртеньев, Арканов замечательно… Кроме того, капелла во главе с Эдуардом Успенским исполнили песню «Товарищ Сталин, Вы большой учёный», «Гавань». Но было не только это. Были серьёзные выступления. Прекрасно речь произнёс Евгений Сидоров, очень хорошо говорил Марлен Кораллов, Геннадий Красухин, Марк Розовский. Были и серьёзные выступления тоже. Но Майя правильно говорит, что благодаря этому, это было не скучно, это было достаточно, хотя иногда и мрачно, но и достаточно весело.

Я хочу ещё с особым удовлетворением отметить, что они сделали баннер, плакат во всю стену, на котором кроме обложек моих книг, была фотография, на которой я сидел рядом со Сталиным.

К. ЛАРИНА: Про эту фотографию расскажете нам?

Б. САРНОВ: Вы знаете…

К. ЛАРИНА: Это монтаж?

М. ПЕШКОВА: Это псевдо-фотография.

Б. САРНОВ: Нет. Это фотография… Там и Сталин реальный, и я реальный. Но это монтаж. Не первый, как вы догадываетесь. Потому, что знаменитая фотография, где Сталин сидел рядом с Лениным тоже была фальшивка. Они все время просили меня приехать в издательство сфотографироваться, а я уклонялся, говорил, что у меня есть фотографии, я пришлю. Но закончилось тем, что я сказал: «Разве что только со Сталиным». Я сказал в порядке шутки. Но шутка реализовалась. Они взяли фотографию, где Сталин сидит с Горьким, а меня посадили в такой же позе, руки положил на колени, немножко повернитесь так… И в результате получилась очень выразительная и достоверная фотография, где я сижу рядом со Сталиным, вместо Горького.

Единственное огорчение, что Сталин там выглядит гораздо моложе, чем я. Мне это было неприятно.

К. ЛАРИНА: Но, все-таки, Вы же застали его, видели его живьем?

Б. САРНОВ: Нет, я видел его только в Мавзолее.

К. ЛАРИНА: Помните свои ощущения?

Б. САРНОВ: Помню, да. Очень хорошо помню. Понимаете, он очень был… Он же недолго там пролежал, на 22 съезде было решение его оттуда убрать. Особенно на фоне Ленина, который уже превратился в мумию, он лежал, как живой, даже я запомнил его руки, такие… рыжеватые волоски на этих живых руках… Вообще, впечатление было сильное.

К. ЛАРИНА: Кстати, про это сейчас в связи с разными праздниками, возникла тема выноса и захоронения тела Ленина. И кто-то из наших гостей, или моих коллег-ведущих, вспомнил о том моменте, когда после 20 съезда вынесли Сталина, после 1956 года его вынесли?

Б. САРНОВ: Решение вынести было уже на 22 съезде.

К. ЛАРИНА: Как это происходило? Это как выносили? Это был какой-то обряд? Или это сделали тихо, спокойно ночью?

Б. САРНОВ: Нет. Это было ночью, никто этого не видел. Мне рассказывали, что там лежало не все тело, а только верхняя часть. И мне рассказывали, что как-то его довольно вульгарно опрокинули, он нелепо взмахнул руками, эта часть туловища Сталина ушла в могилу. Это было втихаря сделано.

К. ЛАРИНА: Это было объявлено советскому народу?

Б. САРНОВ: Да. Это было решение партии. Это было мотивировано, что в свете выяснившихся обстоятельств и т.д. Ведь там как произошло? На 20 съезде Хрущёв произнёс свой знаменитый закрытый доклад, потом, когда он попал за границу и был опубликован, долгое время этот доклад считали фальшивкой, потом признали, что такой доклад был. Потом был 21 съезд партии, который отчасти не то, чтобы реванш, но эту тему слегка опустил. А потом уже на 22 съезде партии, потому, что к этому моменту Хрущёв расправился с т.н. антипартийной группой, т.е. со своими соратниками, которые хотели его свергнуть, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шипилов.

И тут на волне новой схватки со сталинистами, всплыла эта тема, стала актуальной тема сталинских преступлений. На 20 съезде такие люди, как Суслов, клеймили Сталина. Все ораторы клеймили Сталина вслед за Хрущёвым. На волне этой кампании было принято решение 22 съездом партии выкинуть его из Мавзолея.

К. ЛАРИНА: Просто удивительно уникален этот короткий путь от всеобщего обожания до абсолютного проклятья. Я имею в виду не с точки зрения партийных лидеров, это отдельные игры, а вот тот самый народ, который готов был погибнуть ради него и при жизни, и во время его похорон, буквально через 3-4 года с лёгкостью перенёс это решение о том, чтобы этого святого человека вынесли из Мавзолея.

Б. САРНОВ: Вы знаете, тут много причин. Но я думаю, главная причина та, что народ, конечно, где-то в подсознании, в подкорке, хоть это и все эти разоблачения хрущёвские обрушились на многих, как снег на голову, но очень многие были к этому подготовлены. Эти же люди пережили коллективизацию, уничтожение крестьянства, пережили голодомор на Украине, пережили 1937 год. Так что почва была взрыхлена для того, чтобы эту информацию принять и понять.

Принять ее как истинную. Кроме того, это свидетельство того, что сейчас вот говорят, что он эффективный менеджер, что он создал могучую страну, могучее государство, принял Россию с сохой, а оставил с ракетами и ядерными боеголовками, спутниками.

Понимаете, как раз это то, о чем Вы сказали, свидетельствует о том, что он оставил страну… На другой день после его смерти стали разрушать памятники. Кроме того, он оставил страну, которая спустя какое-то время сама распалась, потому, что он оставил страну с нежизнеспособной экономикой, с экономикой, которая уже привела к необходимости закупать на Западе хлеб.

К. ЛАРИНА: Давайте остановимся, потому, что у нас сейчас Новости. Потом продолжим. За этим вопросом последует следующий.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА: Напомню, что сегодня у нас в гостях Бенедикт Сарнов. Мы представляем его работу «Сталин и писатели», вышли два тома, которые мы сегодня вам подарим. И на подходе третий том. Программу ведут, как обычно Майя Пешкова и Ксения Ларина. Давайте я прочту вопросы к нашим слушателям. Как-то мне жалко времени, давайте мы на смс будем отвечать. Итак, внимание, вопросы все читаем. Вы выбираете один и присылаете ответ на смс +7-985-970-45-45. Вопросы несложные. Нам главное – книжку отдать. Мы по два тома будем отдавать?

М. ПЕШКОВА: У нас есть два двухтомника, остальные однотомники. Во всех магазинах книга продаётся, наши слушатели, кому не достался том, смогут прикупить.

К. ЛАРИНА: У какого поэта есть стихотворение, начинающееся строкой «Быть знаменитым некрасиво»? Следующая фраза: «Дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих». «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения». «Пиво отпускается только членам профсоюза». Как называется произведения, из которого эти выражения вошли в нашу речь и кто автор этого произведения.

Следующий вопрос. Почему Остап Бендер, получив свой миллион, к которому так стремился, не испытал радости, а загрустил, затосковал и чуть было не отправил чемоданчик с миллионом председателю государственного банка. В чём дело?

Какому поэту принадлежат строки: «Что бы в мире без россий, без латвий, жить единым человечьим общежитием». Кто это написал?

Следующий вопрос. Один русский поэт сказал, что ему не хочется «задрав штаны, бежать за комсомолом». Он же сказал о себе «Отдав всю душу Октябрю и Маю. Но только лиры милой не отдам». Назовите этого поэта.

Из какого произведения какого русского писателя вошли в нашу речь выражения «Рукописи не горят», «Осетрина второй свежести», «Подумаешь, бином Ньютона!»

Присылайте ваши ответы на номер смс +7-985-970-45-45.

Итак, пока мы говорим «Сталин и народ». От Сталина и писателей перешли к теме «Сталин и народ». Безусловно, мы все время думаем о том, что сегодня происходит. Получается, что тогда, в начале 60-х годов народ был более подготовлен к тому, чтобы вынести свой вердикт сталинской эпохе, чем сегодня?

Б. САРНОВ: Конечно, так бывает всегда. Те люди, кто пережил сталинскую эпоху, ощутили ее бремя, ее тяжесть, кровавые рубцы на теле, очень многие из них, не те, кто были следователями, вертухаями, хотя и они тоже. Эта мельница молола всех. Что касается выросших новых и молодых людей, они несут на себе, как у Шварца в пьесе «Дракон». «Я оставляю гнилые, дырявые души, мёртвые души», люди, которые новые, молодые, родившиеся после смерти Сталина, вроде этой писательницы Арбатовой, которая приняла участие в гнусной передаче, это, конечно, тоже продукт сталинизма. Это и есть те искалеченные сталинизмом души.

А поскольку они на себе это не испытали, ведь они, когда думают о Сталине, когда некоторые молодчики из лимоновской команды кричали «Сталин, Берия, ГУЛАГ», они же не думали, что они станут жертвами этого ГУЛАГа и бериевских лагерей. Они полагали, что это другие будут. Это же вот такая странная психология. Кроме того, надо сказать о том, что в постгитлеровской Германии, потерпевшей сокрушительное поражение в войне новые немецкие власти пытались на протяжении всех последующих лет втемяшивать, объяснять людям, что такое гитлеризм, и какой трагедией кровавой это обернулось для немецкого народа.

А у нас совсем недавно президент тогдашний вдруг объявил, что мы не должны стыдиться своей истории. Нам не надо стыдиться своей истории. Понимаете? Пока мы не будем стыдиться своей истории, пока мы не будем стараться выжечь, понять, осознать и эту сталинщину каленым железом выжечь из наших душ… Этому должна способствовать наша пресса, печать, интеллигенция. Конечно, то, что некоторые готовы признать его героем России, это свидетельствует о том, что страна больна, что она не вылечилась.

Нам остаётся только надеяться, что эта болезнь не смертельна, что она излечима, пусть не сразу, не скоро, но мы выплывем из этого кровавого кошмара, и выйдем на дорогу цивилизованного бытия исторического. А главное – откажемся от исторического беспамятства.

К. ЛАРИНА: Безусловно, когда читаешь Вашу книгу или вообще, когда касаешься этой темы – Сталин и интеллигенция, конечно, это тоже проецируется на сегодняшнюю ситуацию. И мне кажется, что эта Ваша работа ценна тем, что она чётко показывает ставку. Масштаб страданий. Потому, что в этой книжке очень точно показано, что такое потеря лица, как это происходит. Что такое искорёженная душа не просто человека, крестьянина или колхозника, а человека мыслящего, который для другого был предназначен природой, и задуман по-другому был. А ему приходится приспосабливаться к этом условиям. И что с человеком происходит в этот момент.

Сегодня ставки другие. Но многие из интеллигенции ведут себя… с лёгкостью себя сдают. Вопрос у меня к Вам, Вам есть, с чем сравнивать. Вы здесь уж собаку съели, копаясь в этих взаимоотношениях, и пытаясь понять, что происходило между властью и художником. Почему с такой лёгкостью сдаётся душа?

Б. САРНОВ: Это поразительно. Ведь в случае… Там сталинский режим держался на двух китах – энтузиазме и страхе. Причём, если энтузиазм в первые годы революции был в какой-то мере искренним, то впоследствии этот энтузиазм стал сублимацией страха. И речь шла о жизни и смерти. Когда Пастернак отказался подписать письмо с проклятьем Тухачевскому, когда он выгнал человека, который пришёл к нему с требованием подписать, на следующий день его имя появилось в газетах, никто его не спросил. Но он понимал, что он рискует жизнью.

И когда Зинаида Николаевна, его жена, кинулась ему в ноги и сказала, что должен родиться ребёнок, он сказал: «Мне не нужно, чтобы жил ребёнок, который предал самого себя». Речь шла буквально о жизни и смерти. Анна Андреевна Ахматова, которая написала стихи, вымучила эти стихи Сталину. Сын сидел в лагере, она думала, как бы его спасти, любой ценой. Сейчас, вроде, этим людям ничего не угрожает. В крайнем случае не поощрят.

К. ЛАРИНА: Не вручат какую-нибудь цацку.

Б. САРНОВ: Или речь идёт о деньгах. И вот они оказываются… они расплавились при комнатной температуре, как однажды сказал мой старший коллега.

К. ЛАРИНА: Очень точно.

Б. САРНОВ: Это, конечно, связано ещё и с тем, о чём я говорил раньше. Это те самые оставленные Сталиным в наследство нам гнилые души, мёртвые души, дырявые души.

К. ЛАРИНА: Теперь давайте мы на другую сторону баррикад перейдём. Возвращаясь к фигуре Сталина и вообще к лидерам-идеологам тогдашнего времени. При том, что они держали в страхе страну, и умных, и глупых, и сильных, и слабых, они хорошо разбирались и в искусстве, и в литературе. Все эти легенды, это не легенды о том, как Сталин ходил на спектакли, он же всё это читал. Как я понимаю, все эти люди, которые у Вас зафиксированы, это не просто фамилии, это не то, что ему на стол кладут доклады. Он их всех читал. Это действительно так?

Б. САРНОВ: Сталин был человеком читающим. Он много читал. Что он понимал в прочитанном – вопрос другой. Я этого тоже касаюсь. Но дело в том, что Сталин был прагматик, он был политик, это хорошо показывает Симонов К.М. в своих записках о Сталине, которые он надиктовал перед смертью и при жизни Симонова эти записки свет не увидели. Он был, как один из функционеров литературных, возглавляющих Союз Писателей, редактор «Нового мира», «Литературной газеты», он встречался со Сталиным, когда решался вопрос о присуждении Сталинской премии.

Эти вопросы решались при участии самого Сталина. Сталин все книги, которые были выдвинуты на премию, читал, высказывал свое мнение, иногда неожиданное для членов комитета. Вдруг он решил дать премию Некрасову за его книгу «Окопы Сталинграда». Спросил однажды Фадеева об «Буре» Эренбурга, почему представлен на вторую премию? Фадеев сказал, что критика была, критиковали Эренбурга за то, что у него русские изображены хуже, чем французы, за то, что советский человек влюблён во французскую девушку. А он сказал: «По-моему, она хорошая девушка. Почему не влюбиться советскому человеку?»

И вскоре после этого, как пишет Эренбург, принял закон о том, чтобы запретить браки с иностранцами. «Варшавская мелодия» - одна из замечательных наших пьес. До сих пор живёт спектакль, недавно мы видели его в приехавшем из Петербурга театре. Конечно, он много читал. И для него, что очень важно, для нынешних властей это уже совсем не так. Для него литература и искусство – это была важная часть народно-хозяйственных общественно-политических проблем. На каждом съезде партии, даже на последнем при жизни Сталина, на 19 съезде, где доклад делал Маленков, а не он, был раздел, посвященный литературе и искусству.

Именно там Маленков сказал об атипическом, о том, что нам нужны ещё Гоголи дрянные. Это было объявлено вкладом в марксистско-ленинскую эстетику. Это было важное государственное дело, то, что Маяковский написал «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо. С чугуном чтоб и с выделкой стали о работе стихов от Политбюро чтобы делал доклады Сталин» Это всё случилось буквально. Это была часть насущных государственных проблем для Сталина. Конечно, художественная сторона, художественная ценность произведения его волновала меньше всего. Даже и не очень он в этом разбирался. Во всяком случае, у него были свои, чисто прагматические задачи.

Он дал премию государственную тогда слабому роману Степанова «Порт Артур», потому, что это было политически актуально.

К. ЛАРИНА: С другой стороны он очень чувствовал опасность от конкретного произведения.

Б. САРНОВ: Да. Но кроме того, особенно на ранней стадии его политического формирования, как вождя народов, в 1924 году, когда он читал свои лекции в Свердловском университете об основах ленинизма, каждый год выходило новое издание вопросов ленинизма, куда входил его труд. И в последней главе ссылка на ранний рассказ Эренбурга, на «Голый год» Пильняка. Зачем это ему понадобилось? Почему вдруг ему понадобилось, говоря о ленинском стиле в работе, сослаться на буржуазного писателя Эренбурга, и на сомнительного с идеологической точки зрения, писателя Пильняка?

А потому, что он хотел показать, что он тоже не лыком шит. Троцкий тогда печатал свои статьи о литературе в «Правде», которые вошли в его книги, эта книга уже в наше время была переиздана тиражом в 100 тыс. экз. Что он тоже не лыком шит, не думайте, что у нас только Троцкий, Луначарский понимают в литературе и искусстве. Я тоже кое-что почитываю время от времени. Вот такие ещё задачи были внутреннего порядка.

К. ЛАРИНА: А он сам, как публицист, насколько талантлив, как Вам кажется, был? Он же сам писал многие речи? Речи сам писал?

Б. САРНОВ: Конечно, ему готовили. Но он, безусловно, вносил элемент своего стиля. У него был свой стиль, достаточно выразительный. Это был стиль, усвоенный ещё в семинарии, стиль катехизисов: вопрос, ответ, шесть условий товарища Сталина, пять пунктов. Но при этом это было ещё… Он всякий раз оснащал свои доклады и речи ссылками на художественную литературу, некоторые зарубежные критики нашей Конституции говорят то-то и то-то. Хочется вспомнить нашего великого писателя Гоголя, которого он, кстати, я помню, слышал этот его доклад о проекте Конституции, он обмолвился и сказал «Великий русский писатель Гегель».

Но дал цитату. Дворовая девка Палашка, ей кучер говорит: «Эх ты, черноногая. Не знаешь, где право, где лево. Так не следует ли нам напомнить господам из такого-то журнала, что они тоже не знают, где право, где лево». В другом случае сослался на Щедрина. И вообще, любил щегольнуть цитатой. Однажды он сказал: «Немецкий писатель Генрих Гейне… И вдруг вспомнил, что Гейне сказал шутку, что такой-то, которого я не читал, похож на такого-то, которого я тоже не читал». Так что щегольнуть какой-то народной пословицей, а иногда цитатой из классика, это он любил.

К. ЛАРИНА: Возвращаясь к Вашей работе, все-таки, откуда у него была любовь к такой изощрённой пытке, интимное общение с писателями. Если пишут, то отвечать. Или вдруг неожиданно позвонить, и такие случаи бывали. Что это такое? Чем он руководствовался? Я так понимаю что это психологический расчёт. Ведь кто-то его этому научил, или это достигается какими-то упражнениями?

Б. САРНОВ: Хоть он и обанкротился, как я уже говорил, хоть режим его не был так мощен и силён, как он этого хотел и как это ему представлялось, но он же был человеком, обладавшим государственным мышлением. Знаменитый его звонок Булгакову. Ведь это же он позвонил Булгакову на другой день после похорон Маяковского. Как вы понимаете, самоубийство Маяковского было неприятным фактом для него. Кстати говоря, к самоубийству он относился, как к факту предательства. Он не простил своей жене самоубийство. Он рассматривал это как выстрел в спину. И вдруг он получает в это время, всплывает это трагическое, душераздирающее письмо Булгакова, из которого видно, что человек тоже близок к самоубийству, поэтому он ему позвонил.

К. ЛАРИНА: Удержать.

Б. САРНОВ: Даже что-то пообещать, посулить, сказать, что всё будет неплохо, что всё сложится хорошо. Или, например, история с Пастернаком. Конечно, Пастернак его купил, написав своё индивидуальное письмо, присоединившись к людям, выразившим Сталину соболезнование по поводу смерти Аллилуевой. Пастернак написал: «Присоединяю свой голос к голосу товарищей. Сегодня всю ночь думал о Сталине. Как художник впервые». Он даже как-то посулил, что там зреет какая-то песня о Сталине, которую от него ожидали. Он вошёл с ним в какие-то отношения.

И когда речь стала о том, что Пастернак не вписывается в советскую нашу жизнь и надо с ним как-то поступить, не пора ли с ним уже покончить, он сказал: «Не будем трогать этого небожителя», сказал про Лилю Брик, которая была должна войти в список репрессированных, как жена Примакова, которого расстреляли. «Не будем трогать жену Маяковского». Эренбургу Абакумов представил список подлежащих аресту членов еврейского антифашистского комитета, после каждого было поставлено «ар» - арестовать, а против фамилии Эренбурга какая-то закорючка в виде вопросительного знака.

К. ЛАРИНА: Но какая-то логика была?

Б. САРНОВ: Конечно, была логика. Он понимал, что придет время Эренбурга, еще успеем, но он мне еще пригодится.

К. ЛАРИНА: То есть, там какая-то стратегия была всегда.

Б. САРНОВ: Безусловно. Он же политик. Эта кампания борьбы за мир. Кто мог ещё ее напомнить, завоевать на нашу сторону и привлечь такие фигуры, как Пикассо, Кюри. Уже не было другого человека, кроме Эренбурга. Конечно, он ему еще был нужен.

К. ЛАРИНА: Как и Симонов, да?

Б. САРНОВ: Симонов – конечно. Он влюблялся в каких-то людей. Например, Марк Галай вспоминает, что он был буквально влюблён в Чкалова. Он ему очень импонировал. Кроме того, он хотел быть русским царём, а не просто царём. И поэтому Чкалов, с его волжским лицом, он же когда Берия однажды сменил всю охрану Сталину на даче, на грузин, он ужасно разозлился и сказал: «А ты что, полагаешь, что русский народ меньше любит товарища Сталина, чем грузины?» И распорядился вернуть прежнюю охрану. Так что и это всё играло роль.

Я не исключаю, что Симонов ему импонировал, что он искренне ему нравился. Но, конечно, в случае с Горьким был чистый расчет. Такую матёрую фигуру, последнего великого русского писателя переманить на свою сторону… Он о Ленине написал очерк, о нём написал. И он очень был недоволен, когда Горький этого не сделал.

К. ЛАРИНА: Ой…

Б. САРНОВ: Именно.

К. ЛАРИНА: Хочется почитать. Действительно, ещё раз понимаешь масштаб этого человека, как ни говори… Или этого злодея, исчадья ада… Нельзя его так просто нарисовать и всё. Что-то в этом есть мистическое, я уверена.

Б. САРНОВ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Иначе бы не осталось столько…

Б. САРНОВ: Нет, я не знаю, есть ли что-то мистическое…

К. ЛАРИНА: Но посеял же, Вы же сами сказали!

Б. САРНОВ: Да, конечно. А Вы думаете, что наша страна, как не печально это признавать, она же до сих пор не избыла ещё, не полностью, то, что натворил за годы своего царствования Иван Грозный.

К. ЛАРИНА: Да. Кстати, я здесь прочитала про Ивана Грозного, Вы здесь приводите документ.

Б. САРНОВ: Ведь опричнина, как некая структура, которая возвышалась над государственной тайной, своя личная власть над государственной властью, ведь Сталин полностью это всё использовал. Члены Политбюро трепетали перед Поскрёбышевым, потому, что он осуществлял личную власть Сталина. Или какой-нибудь генерал Власик, пока он их обоих тоже не арестовал.

К. ЛАРИНА: У нас время, к сожалению, истекло. Поэтому всё, что мы не договорили, вы дочитаете, дорогие друзья. Книга Бенедикта Сарнова, два тома вышло, «Сталин и писатели». Первый – чёрного цвета, второй – белого цвета, издательство ЭКСМО. Третий том когда выйдет?

Б. САРНОВ: Я сказать не могу, потому, что я его ещё не написал, он в работе. Я написал, сейчас закончил одну большую главу «Сталин и Шолохов». И приступил ко второй – «Сталин и Пермяк».

К. ЛАРИНА: Но Вы опубликуете где-нибудь «Сталин и Шолохов»?

Б. САРНОВ: Я не уверен, потому, что она огромная.

К. ЛАРИНА: Каждая история – это сюжет исторически отдельный.

М. ПЕШКОВА: Девятнадцать книг Бенедикта Михайловича выпустило издательство ЭКСМО за последние годы. Их можно купить. И вы не пожалеете, прочитав не только исследования, но и мемуары писателя.

К. ЛАРИНА: Спасибо Вам большое за замечательный разговор. Спасибо.

Б. САРНОВ: Спасибо Вам.


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025