Теоретик медиа - Андрей Мирошниченко - Изнанка - 2021-10-11
11.10.2021
А.Нарышкин
―
Всем добрый день, в эфире «Эха Москвы» программа «Изнанка», сегодня спецвыпуск «Изнанки». Меня зовут Алексей Нарышкин, будем говорить о судьбе медиа, о журналистике, о СМИ, как нам жить, есть ли ещё такая профессия, как журналистика. Андрей Мирошниченко, теоретик медиа и журналист, сегодня мой гость. Андрей, приветствую вас.
А.Мирошниченко
―
Добрый день.
А.Нарышкин
―
Широко рекомендовали коллеги ваши и интервью, и книгу, которая называется «Пост-журналистика и смерть газет»
А.Мирошниченко
―
Да, но она на английском языке.
А.Нарышкин
―
Увы. Прежде, чем вы объясните, что такое пост-журналистика, это, конечно, интересно, я всё-таки, немножко ознакомившись с вашими тезисами, хочу вас спросить: правильный ли мой вывод, что СМИ как четвёртая власть (так иногда называют средства массовой информации) давно уже не существует?
А.Мирошниченко
―
Вывод правильный, но чуть подрастянем. Четвёртой власти осталось 5 лет агонии и ещё 10 лет конвульсий.
А.Нарышкин
―
Поскольку вы в Канаде, это не секрет, анализируете ли вы, когда выносите такой жёсткий вердикт, западные медиа, европейские или российские? Или мы здесь все на одной волне находимся?
А.Мирошниченко: СМИ осталось 5 лет агонии и ещё 10 лет конвульсий
А.Мирошниченко
―
С небольшими нюансами абсолютно все идут в одном темпе. Вот социальные сети проникли по всему миру примерно одинаково, в конце 2000-х, в начале 2010-х. Скажем, если печатный станок проникал в страны мира в течение трёх веков, радио – десятилетие, социальные сети – проникли единовременно, поэтому они как бы уравняли темп эволюций. Политические режимы в разных странах реагируют по-разному, к примеру, материальной формой массовых коммуникаций, но процессы стронуты и набирают ход ввиду крушения старой журналистики одновременно во всех странах.
А.Нарышкин
―
Что, собственно, случилось с журналистикой, где тот момент, когда традиционная журналистика покатилась, провалилась, посыпалась?
А.Мирошниченко
―
Ключевое событие в 2014 году было, впервые за последние, по-моему, 120 лет, рекламные доходы упали ниже читательских доходов в медиа-индустрии. На самом деле, это в корне поменяло медиа-модель современной журналистики, изменились в том числе стандарты журналистики. Почему это произошло? Весь 20-й век журналистика финансировалась за счёт рекламы, 78% на свободных рынках, где была рыночная журналистика, а бизнес-модель строилась на рекламе. Реклама шла только в те СМИ, которые предлагали интересный контекст для рекламы – там, где была благопристойная высокооплачиваемая аудитория, как правило, городские жители, политически вовлечённая, но не очень активная, не маргиналы. Таким образом, рекламная бизнес-модель поспособствовала тому, что деньги переместились в высокооплачиваемые респектабельные издания, рабочая пресса умерла в середине 20-го века. Все те издания, которые жили на подписки и писали о проблемах – они умерли. Реклама, таким образом, приукрашала действительность, но, поскольку реклама коррумпировала журналистов, журналисты, чтобы защититься от рекламы, разработали стандарты объективности, освещения конфликта с двух сторон, тщательного добывания источников информации, защиты источников информации, в том числе в суде и так далее – это классические стандарты классической журналистики. Когда реклама перестала быть основным источником финансирования – это случилось ровно в 2014 году – и журналистика была вынуждена вернуться к добыванию финансирования от читателей, но новости продавать нельзя, потому что новости ушли в соцсети, поэтому нужно добывать от читателей эмоции, продавать эмоции, продавать валидацию – журналистика была вынуждена занимать какую-то сторону, валидировать информацию с точки зрения какой-то политической партии, что происходит в Америке и что происходит в России, когда валидируют информацию с точки зрения правящей партии, например. И это приводит к тому, что старые стандарты журналистики – объективность, освещение с двух сторон – не важны. И эти дискуссии реально происходят в американских университетах. Сейчас профессора журналистики говорят, что объективность – это расизм. Вы не можете освещать события с двух сторон. Какая может быть вторая сторона, когда вы освещаете восстание трампистов-фашистов? Какая может быть вторая сторона, когда вы освещаете metoo movement? Есть насильники и есть жертвы, какая может быть вторая сторона? Надо освещать с правильной стороны! Поэтому бизнес-модель незаметно, мало кто об этом задумывается, приводит к тому, что стандарты журналистики отмирают, журналиста рынок заставляет высказывать мнение, примыкать к какому-то мнению. Есть, наверное, смысл сказать, что мы получаем информацию из ленты новостей. Первое, что мы делаем, когда просыпаемся утром – хватаем наш смартфон и смотрим, как мир отреагировал на наше существование, что люди лайкнули, что разместили. Все наши друзья имеют примерно такие же интересы, такие же взгляды, образование – и они поставляют нам информацию ради отклика, чтобы их кто-то лайкнул. И мы друг другу поставляем информацию наиболее релевантную нам и, в принципе, этого достаточно – нам не нужно ходить, включать телевизор, покупать газету (я не помню, когда я покупал газету). Мы получаем картину мира, повестку дня, из соцсетей. Но если существует информация, которая нас тревожит, беспокоит, нам хочется проверить, можем ли мы доверять ленте? Лента ещё не является авторитетным источником, потому что мы понимаем, что каждый может там разместить. Вот эти Telegram-каналы, мы не знаем, кто там за этими каналами. И даже когда мы знаем, это не является санкционированным источником информационного общества. Поэтому, когда мы получаем информацию, которая тревожная настолько, что нам хотелось бы её перепроверить, мы идём на сайты «Эха Москвы», «Коммерсанта», «Бизнес-фм», «Нью-Йорк Таймс» и проверяем, что они говорят про это. Действительно ли это так важно для всех, а не только для моих друзей? И вот эта функция валидации в пост-журналистике – пост-журналистика не поставляет новости, а валидирует новости. Всё, что мы узнали в телеграме, мы можем обсуждать, сплетничать – это такая оцифрованная версия сплетни. Но если это слишком тревожно, это станет фактом, когда будет валидировано традиционным средством массовой информации. Они перестраиваются на эту модель – валидация тревожных новостей. А что это значит для них? Они заинтересованы в тревожных новостях, то есть, должны искать тревожные новости. Они постепенно формируют повестку мира, которая состоит из тревожных новостей. На Западе очень вовремя был Трамп для этого. В России, наверное, очень вовремя для этого происходит такая возгонка патриотической тревожности, Россия в кольце врагов, кругом враги, надо бороться с врагами.
А.Мирошниченко: Пост-журналистика не поставляет новости, а валидирует новости
А.Нарышкин
―
А вот феномен политических ток-шоу, абсолютно одинаковых на первом, втором, третьем, четвёртом канале российского телевидения. Они же чётко понимают, на что придут люди.
А.Мирошниченко
―
Действительно, нет смысла сообщать новость. Никакое СМИ не может конкурировать с лентой новостей, потому что мы всегда в ленте новостей – в автобусе, троллейбусе, в любом месте. Поэтому журналистика от репортажной журналистики сдвигается в сторону журналистики мнений. Если вспомним Россию в 90-е годы, самый оплачиваемый журналист был криминальный репортёр. В 00-е и 2010-е годы самым оплачиваемым журналистом стал колумнист, самый авторитетный человек, который может сообщить мнение. Он не говорит, что случилось, он разъясняет, что это значит. Этот сдвиг – тектонический, он везде происходит. Мы перегружены новостями, битами информации, но нам нужно разобраться в этой информации, нам нужна навигация. Навигация осуществляется с помощью журналистики мнений. Вся журналистика и на Западе, и в России отклонилась от журналистики новостей и перешла в сторону журналистики мнений. Мы видим говорящие головы на CNN, видим орущие головы на ОРТ – и опять же, исходя из того, что происходит возгонка негатива, который ещё подогревается социальными сетями, в которых те же настройки, но по другим причинам – этот негатив должен быть всё более и более радикальным. Кто сильнее выкрикнет, тот сильнее заметен. Журналистика мутирует в эту сторону, на Западе эту пост-журналистику оплачивает общество – две партии, которые борются друг с другом и для них важны партийные фактические органы печати, которыми являются Fox News с одной стороны и CNN и New York Times с другой стороны, а в России эта пост-журналистика нужна не обществу, а государству. Там невидимая рука рынка создала такую бизнес-модель, здесь, видимо, рука государства подталкивает журналистику к тому, чтобы воспроизводить эти же самые форматы крика, валидации тревожной новости через крик.
А.Нарышкин
―
Напомню слушателям, у нас в эфире Андрей Мирошниченко, теоретик медиа, и это спецвыпуск программы «Изнанка». Насколько справедлива ваша оценка такого привычного утра россиян? Вы уверены, что в нашей глубинке такой в хорошем смысле пролетарий – вы уверены, что он начинает утро со смартфоном с того, чтобы пройтись по Telegram-каналам, узнать, что там в ленте в Facebook, как дела у товарищей и у мира?
А.Мирошниченко
―
Так называемая цифровая отсталость имеет место, безусловно, также демографический фактор сказывается. Но смотрите, в 2013 году Нигерия стала первой страной в мире, где потребление интернета переключилось с десктопов на смартфоны, то есть, на мобильный интернет. Чем страна более развивающаяся, скажем более деликатно, тем быстрее она переключается на мобильный интернет. Может быть плохая канализация, дороги и всё, но мобильный интернет – это классно. Второе, не будем забывать, что в социальных сетях работают умнейшие люди современности, самые высокооплачиваемые инженеры человеческого поведения, и они делают всё, чтобы вас туда затянуть – игрочки, лайки, телефоны, фото со свадьбы друзей и так далее. Очевидно, что старшее поколение переходит в Одноклассники, не переходит в Telegram. Одноклассники – сеть 45+, деликатно говоря. Тикток – сеть 16+, ВК – 25+. Каждая ниша социальных сетей захватывает свою аудиторию. Там может быть менее политизированная информация, но там будут фотографии со свадьбы племянника и так далее. И между всего этого контента будут группы в поддержку – группы в поддержку Путина, «Мы родились в СССР» - есть там такие. У этой среды есть одна черта: среда даёт возможность социализации человеку. Такую возможность, которой у нас не было в офлайне. Для того, чтобы заслужить признание 50 человек, человеку в офлайне нужно было прожить 40 лет, выйти на пенсию, стать ветераном труда, заслуженным работником и так далее. В интернете можно заслужить признание 15 миллионов в 15 секунд нечаянно. Это, правда, вряд ли обрадует, если это случится с человеком – скорее всего, что-то плохое произойдёт – в принципе, интернет фасилитирует, помогает этой социализации мгновенно.
А.Нарышкин
―
Феномен тиктока, когда видео абсолютно случайно может попасть тебе в ленту, ты ставишь лайк, человек, может быть, даже не планируя, не рассчитывая, становится на короткое время героем в социальных сетях.
А.Мирошниченко: Никакое СМИ не может конкурировать с лентой новостей, потому что мы всегда в ленте новостей
А.Мирошниченко
―
Что цифровые медиа принесли в нашу жизнь – наркотическую зависимость от френдленты. Маленькое вознаграждение за маленькое усилие. Социальные сети предлагают нам интересную малую механизацию – лайки не то, репост не то, напиши комментарий такой-то. Для нас усилие – клик, тап на экране – маленькое усилие даёт маленькое вознаграждение, ты чувствуешь себя включённым в общество, это социализация. Это высшая ценность в иерархии ценностей Маслоу. Ты чувствуешь себя востребованным другими за счёт того, что ты кликнул. Но поскольку оно маленькое, оно не даёт нам удовлетворения, оно набирает массив за счёт потока. Мы должны быть постоянно в этом потоке, с утра до вечера. Мы постоянно проводим в социальных сетях, это порождает наркозависимость. Цифровые эмигранты – мы пришли в сеть. Наше сознание возникло до сети, мы помним другие виды досуга. Те, кто digital-native – подростки, которые уже в сети, они же не знают другого способа социализации. Для них это вознаграждение за малое усилие, клик, - это всё, что они знают. Это полностью меняет мораль общества. Люди неспособны больше к длительному усилию чтения, длительной концентрации на долгих проектах. В эту же зависимость попадают люди старшего поколения. Вы говорите, население глубинки не читает Telegram. Население в глубинке всё равно попадает в ВК, Одноклассники, социальные сети, они там лайкают, потому что инженеры душ человеческих – не писатели, это теперь в Силиконовой долине дизайнеры социальных детей. Они заставляют лайкать, размещать фотографии цветочков, рыбалки, котиков, свадьбы племянников и так далее. Для стариков, людей старшего возраста это очень полезно, потому что мозг получает постоянную тренировку принятия решений. Исследования показали, что чтение текста активизирует центры переработки визуальной информации, а чтение ньюсфида социальных сетей активизирует центры принятия решений. Нам надо постоянно принимать решения – кликать, не кликать
А.Нарышкин
―
Как интересно. Это такая различных дегенеративных заболеваний.
А.Мирошниченко
―
Профилактика Альцгеймера. Представьте себе старого человека, который мудрый, он всё знает, он всё видит. У него малая мобильность, он мало выходит из дома. У него кнопка включения света, всё известно, всё знакомо – не надо никакого усилия, мозг угасает. И вдруг он попадает в интернет, где всё интересно, каждые 5 секунд надо принимать микрорешения: кликать, не кликать. Нравится – не нравится, подружиться – не подружиться с бывшей коллегой, с племянницей бывшей коллеги. Поток микрорешений очень мотивирует мозг, он очень полезен для людей старшего поколения и чрезвычайно вреден для людей младшего поколения. Именно сейчас слушания о Facebook происходят – если вы смотрели, там доказывают, что алгоритмы Facebook разрушают психику молодых людей. Да, это происходит.
А.Нарышкин
―
Куда мы катимся!
А.Мирошниченко
―
Facebook обвиняют в умысле деградации. Нет никакого политического умысла. Политический умысел может рождаться внутри этой системы. Система заточена на то, чтобы как можно дольше вас удержать. На то, чтобы как можно больше получить вашего внимания и ваших кликов, не внимания, а кликов – потому что своими кликами вы обнажаете ваши предпочтения, которые потом упаковываются и продаются рекламодателям. Кликни на это, поиграй в игру, выбери, кто ты – демократ или консерватор, выбери, что тебе нравится в «Игре престолов», за кого ты в «Игре престолов». Покажи, кто ты такой – люди привыкают кликать, кликать, кликать… Можно к этому относиться как к деградации. Конечно, по сравнению с предыдущей культурой, которая была основана на печатной грамотности, культура, основанная на цифровой устной речи – другая. Интернет отупляет человека, но делает более умной цивилизацию. Вот популяция становится умней, человечество, безусловно, развивается. Человечество невообразимо развивается благодаря интернету, но конкретные люди могут воспринимать это как отупление – и порой это действительно отупление.
А.Нарышкин
―
Вы в самом начале отмерили какой-то очень небольшой срок для СМИ – 5+10 лет.
А.Мирошниченко
―
Да, независимо от формации СМИ осталось ещё 5 лет агонии и 10 лет конвульсий, то есть, последние СМИ будут существовать примерно до середины 30-х годов. Останутся СМИ как винтажный элемент. Все курят сигареты, но некоторые курят сигары.
А.Нарышкин
―
Пластинки кто-то слушает.
А.Мирошниченко
―
Да. Некоторые корпорации, я был этому сам свидетель, когда сам ещё работал в СМИ, например, покупали журнал «Крокодил» и делали годовой отчёт банка в формате журнала «Крокодил». Прикольно. Но СМИ как индустрия перестанет существовать, это факт. Это фактор, который запущен социальными сетями. Бизнес рекламный ушёл в социальные сети и бизнес подписной ушёл в социальные сети. Но ещё живо поколение, которое верит, что СМИ влияет на формирование политической повестки – и в России, и на Западе, поэтому общество поддерживает СМИ. Это уже не покупка новостей, это благотворительная поддержка партийного органа. В России это власть верит, что СМИ формирует поддержку населения. Поэтому районные газеты будут жить плохо, но долго, потому что район будет поддерживать местную газету – у него нет другого способа формировать районную повестку, он бессилен в интернете. А в газете может что-то продиктовать. Так или иначе, то поколение, в котором живёт миф про СМИ – поколение, которое родилось до 80-го года. Это поколение примерно уйдёт с командных высот в экономике и семье к середине 30-х годов. Они перестанут определять бюджет, подписывать рекламу и так далее. И в этот момент просто демографически исчезнет база для СМИ как индустрии. Надо понимать, что медиа-индустрия утрачивает свою основу из-за интернета, но медиа как навык будет востребован как никогда из-за интернета. Каждый становится медиа, и умение быть медиа становится чрезвычайно востребованным и важным, как для досуга, так и для профессиональной деятельности, для бизнеса, для успеха в карьере. В этот самый момент, когда мы с вами говорим, десятки тысяч в мире придумывают подпись к фотографии, придумывание подписи к фотографии является профессиональной работой бильд-редактора, которой 30 лет назад занимались тысяча человек во всём мире. Сейчас десятки тысяч в эту секунду занимаются этой самой работой, они учатся этому. Те из них, кто делает это хорошо, поощряются кликами, лайками. Соответственно, люди учатся быть медиа. Мы с вами, Алексей, умеем быть медиа, в этом наше преимущество. Мы умеем, а люди ещё учатся. Надо понимать, что этот навык будет востребован чрезвычайно, умение написать заголовок, сформировать текст, сделать мультимедийную зарисовку, поставить фотографию, понимание, как распространить медиа, какую платформу использовать – это всё медийные навыки, которые раньше были навыками редактора.
А.Нарышкин
―
То есть мы с вами ещё поборемся. Я-то просто себя динозавром чёртовым чувствую.
А.Мирошниченко: Вся журналистика отклонилась от журналистики новостей и перешла в сторону журналистики мнений
А.Мирошниченко
―
Поборемся. У нас-то ещё есть преимущество старого времени, потому что мы были этому обучены и имеем этот навык. Но новая среда поставляет такое огромное количество талантов, которые имеют это от природы. Ольга Бузова – природный медиа-феномен, она не училась, как распространять информацию о себе, у неё нет профессии, верхом на которой она въехала бы в популярность как, может быть, звезда спорта или политики или звезда из кино. Она чистое медиа, но это талант, который превышает профессиональные навыки.
А.Нарышкин
―
Вы с одной стороны опять же сказали, что мы через 15 лет СМИ уже не увидим, при этом вы чуть выше говорили, что ценится по-прежнему журналистика мнений. Человек, который выступает с неким мнением, он востребован. Или он тоже куда-то уйдёт.
А.Мирошниченко
―
Смотрите, останется востребованной функция валидации. Переходим к обществу, которое в плане формирования авторитета было пирамидой. Наверху фараон, от него спускается всё. Наверху знание, текст, книга, Библия, Коран. Наверху знание, высший авторитет. От этого общества пирамидального мы переходим к обществу облачному, где знание, авторитет, лидеры – клубятся и не построены иерархически. Это новое общество потребует новых форматов валидации. Думаю, будут формироваться новые такие клубки гравитации, облака авторитетов, как это есть сейчас. Уже, например, когда мы хотим что-то узнать, проверить, валидировать какую-то тревожную новость, мы уже можем пойти не в СМИ, а, например, к Навальному (если бы он не сидел), к известному экономисту. Это новый формат валидации – не через институцию, признак пирамидального общества, а через какую-то гравитацию облачного общества. Это блогеры, политики, Бузова, Навальный…
А.Нарышкин
―
Послушаем новости и рекламу, скоро вернёмся.НОВОСТИ
А.Нарышкин
―
Это программа «Изнанка», спецвыпуск, говорим сегодня о судьбе медиа, средствах массовой информации во всём мире, и наш гость – теоретик медиа Андрей Мирошниченко. Правильно ли я понял, что в обозримой перспективе то же «Эхо Москвы» и «Коммерсант» и зарубежные СМИ, которые мы вспоминали – уйдут, какие бы времена ни были в России, но каждый журналист по отдельности ещё может сориентироваться и стать самостоятельным валидатором.
А.Мирошниченко
―
Да, вымирает индустрия – вымирают СМИ как институт, поставляющий новости и формирующий повестку через новости, но конкретные проекты могут сохраниться. Думаю, «Эхо Москвы» переходит в качестве валидатора. Думаю, «Эхо Москвы» не поставляет сейчас новости. Никто не включает радио - ах, узнать, что в мире, потому что люди, когда включают радио – они уже знают, что происходит. Радио потребляется в автомобилях, в основном, в пробке – так называемое вынужденное потребление, которое прекратится сразу в течение двух лет, когда самоуправляемые автомобиля выйдут на дороги. Как только уши, глаза и руки человека освободятся от управления автомобилем, он тут же бросит радио и схватится за смартфон. Радио умрёт за 2-3 года в этот момент. Но определённые бренды, если переключатся на валидацию, они сохранятся в новой структуре. «Эхо Москвы» может сохраниться как валидатор для определённой аудитории, так что ещё поборемся
А.Нарышкин
―
Передам Венедиктову – бальзам на душу нам всем. Профессия журналиста – насколько она востребована, если говорить о получении профессиональных навыков, диплома?
А.Мирошниченко
―
Вопрос интересный, часто приходится выступать перед студентами в России и на Западе. В России были всплески интереса к журналистике, связанные с перестройкой, когда какие-то волнения были показаны по телевизору. Революция будет напечатана в газете. Журналистика всегда будет присутствовать. На Западе всплеск постуления в журналистику был во время Уотергейта и во время Трампа. Смотрите, что происходит. СМИ как индустрия отмирает, как я уже говорил, но медиа как навык сохраняется. Сохраняется возможность медиа-бизнеса как сбор и продажа внимания. Это так называемые инфлюенсеры, прежде всего они появились в Instagram. Они собирают внимание контентом и могут продавать это внимание рекламодателю или продавать этой аудитории что-то ещё. Журналистика продавала новости и рекламу. Те медиа-деятели будущего будут продавать что-то ещё. Возможно, будут продавать рекламу. Но не будут продавать новости. Если вы знаете, как продавать что-то ещё – вы будете работать в медиа. Что можно продавать –своё коррумпированное мнение, вино, билеты на самолёты, турпоездки, партийную принадлежность, сумки… Важно, что у любого человека, обучающегося журналистике либо профессионально на факультете, либо в индустрии, есть медиа-навык. Медиа-навык будет востребован всегда- мы все становимся медиа. Умение собрать аудиторию и на эту аудиторию что-то преподнести, что-то продать – это медийный навык, он будет востребован всегда. Что мне дало СМИ – умение компоновать свой стиль. Когда я верстал газету или журнал, я знал, куда поставить блок с картинкой, блок с текстом, умел собрать информацию. Умение компоновать смысл пригодится на любой работе. Если вы идёте в журналистику и понимаете, что, возможно, вы не пойдёте работать в СМИ и, возможно, вам не гарантировано место, возможно, вам придётся какое-то инновационное принимать решение, как монетизировать свой талант, - тогда, конечно, идите на журналистику. Она даёт способность, которая является единственной мета-профессией в интернете – умение компоновать смыслы на разных форматах и мультиформатные смыслы. Конечно, это очень интересно и всегда будет востребовано – в маркетинге, в политике, в любой медиа-активности, в том, чтобы стать блогером, инфлюенсером и так далее. Если вы не видите, как это делать, если вы считаете, что надо идти в редакцию прокуренную, с печатной машинкой – то нет, не идите на факультет журналистики.
А.Мирошниченко: Что цифровые медиа принесли в нашу жизнь – наркотическую зависимость от френдленты
А.Нарышкин
―
Сколько ещё будет цениться журналист, который обладает такой компетенцией?
А.Мирошниченко
―
Я сейчас скажу сложную вещь, которую вы наверняка потом вырежете. В зависимости от того, какие медиа были базовыми в поставке информации для общества и человека, менялась вот эта карусель, эти качели между информацией и мнениями. Когда появились первые журналисты, венецианские газеты для моряков, 16-й век – там были новости о торговле, о войнах и так далее – люди платили за новости. Новость была ценностью. Потом этих новостей стало так много, что нужна была уже навигация, разбираться – новости-мнения. Как только появляется новый формат – новости становятся ценностью. Когда этого формата становится много – становится много и новостей, необходимо разбираться и в навигации. Когда CNN появилось в 90-е годы, впервые появилось 24-часовое телевидение. Они в прямом эфире показывали бомбардировки Багдада, люди впервые увидели взлетающие ракеты и взрывы. 24 часа в сутки, чистые новости – вообще никакого голоса. Все бросились делать это, все стали делать это, новостей стало слишком много. FOX появился на 5 лет позже и он понимал уже, что он не может это делать – он стал делать мнения. Все бросились делать мнения. Появился интернет – все стали делать новости. Появился кооператив Факт, который просто гнал ленту по факсу, чистые новости. Новостей стало много, стали нужны мнения, появился «Коммерсант», появились «Ведомости» и так далее. Вот эти качели вечные. Какое следующее большое медиа? Какая будет следующая большая штука, которая нам снова поставит новости, которых мы никогда не получали? Скорее всего, это будут не коммуникации, это будет связано с нашим сенсориумом, с переживанием каких-то ощущений. Виртуальная реальность как-то пытается к этому идти, но это слишком громоздко, слишком как бы заместительно. Скорее всего, это какие-то когнитивные девайсы, подключение интернета к телу. Когда мы получим первый опыт наведения ощущений в нашем теле, тогда то, что будет считаться новостями тогда, но в виде ощущений, переживаний – станет снова востребованными новостями. Потом, кстати, таких ощущений и переживаний снова станет слишком много, понадобится навигация в тех ощущениях, переживаниях, которые будут подключены к нашему телу. Мы, кстати, можем ещё это застать. Силиконовая долина – такая умная, миллионы денег, инженеры душ человеческих работают над тем, чтобы захватить ваше внимание. Посмотрите инновационные разработки Маска, он объявил, что вкладывается в когнитивные интерфейсы. Да, они разрабатывают переводчики, которые сделают универсальный язык. Он вкладывается в когнитивные интерфейсы Курсвиль, которые разрабатывают загрузку сознания в интернет. Следующее большое медиа будет связано с тем, чтобы подключить вас к сети не через смартфон, а через какое-то чувственное устройство. Виртуальная реальность – ну близко, часы близко, очки близко. Если объединить виртуальную реальность, часы, очки – это будет новый девайс, который, скорее всего, будет подключен как-то сначала к нервным окончаниям, потом к нервным началам, то есть, к мозгу. Когда рекламодатель финансировал журналистику, была так называемая стеклянная стена между отделом рекламы и редакционной службой. Были правила журналистики, которые защищали их от влияния. Редактор мог сказать: мы авторитетное издание, нам больше верят, поэтому реклама у нас дороже. Независимость была фактором экономическим, фактором бизнес-модели. Редакции продавали новости читателю по подписке, читатель был распределённым, он платил копейку, и сам повлиять не мог, и редактор определял повестку. Сейчас, когда бизнес-модель связана с тем, чтобы продавать фактически за донации читателю, тому, кто поддерживает определённую точку зрения – нельзя отгородиться от тех, кто разделяет твою точку зрения. Если ты продаёшь читателю мнение, то нельзя отгородиться от этого читателя. Конечно, возникает такая форма зависимости, форма журналистики, которую я называю пост-журналистикой, в которой объективность не то что невозможна – это недостаток. Невозможно быть объективным в пост-журналистике, потому что ты продаёшь валидацию новости через мнение – ты должен апеллировать к мнению аудитории, которая тебя поддерживает, платит тебе так или иначе. Поэтому в журналистике объективность невозможна, происходит пересмотр стандартов.
А.Нарышкин
―
Правильно ли я вас понял, если СМИ по-прежнему существует по модели сбора пожертвований – это хуже, чем если бы была оформлена подписка?
А.Мирошниченко
―
Это не хуже, это другое. Те СМИ, которые работают через сбор пожертвований, модель членства – когда люди фактически дают деньги на благое дело, неважно, как это они делают – они поддерживают информационный орган этого благого дела. Надо понимать, что это хорошо, но повестка дня, которая формируется таким СМИ – будет искажённой, потому что такое СМИ будет писать только о том, что интересует эту аудиторию, фокусированная повестка. Редакция будет заинтересована в продолжении этого финансирования. Немногие понимают, что гранты, пожертвования искажают картину мира точно так же, как её искажала реклама, как её искажают какие-то закулисные инвестиции – просто это другой формат искажения, от него тоже надо защищаться определёнными стандартами. Если журналистика хочет быть объективной – как можно защититься от пожертвований? Пожертвования просто прекратятся. Защитился – и перестало.
А.Нарышкин
―
Я планировал этот вопрос, но из ваших слов сделал вывод: вы как будто косвенно сейчас поддерживаете власти в их логике по присвоению статуса иностранного агента. Если ты получаешь зарубежный грант европейский, американский – то ты как бы должен удовлетворить интересы твоего жалователя, и государство, наше российское правительство рассуждает: «Ага, если они получают деньги оттуда, они антироссийскую риторику продвигают».
А.Мирошниченко
―
Первое – я не поддерживаю никакие статусы, их осуждаю, и поддерживаю людей, которые от них пострадали, но экосистема, деньги определяют формирование повестки. Экосистема заставляет так или иначе, скрыто или открыто, формировать повестку определённым образом. Надо ли это криминализировать – это другой вопрос. Это не является практикой на Западе. Пусть это определяют читатели. Как говорят, транспарентность – это новая объективность. Если ты транспарентен, если ты показываешь, что происходит, как формируется твоя точка зрения, то это новая объективность с твоей аудиторией. Этого достаточно. В тех экономиках, где общественная риторика формируется невидимой рукой рынка, этого достаточно. В тех экономиках, где повестка формируется рукой государства – конечно, возникают некоторые действия со стороны авторитета властей.
А.Мирошниченко: Радио умрёт за 2-3 года. «Эхо Москвы» может сохраниться как валидатор для определённой аудитории
А.Нарышкин
―
Вы вспоминали, что Алексей Навальный делал на свободе то, что делает его команда сейчас – расследования, материалы по коррупции. Является ли это журналистикой нового типа?
А.Мирошниченко
―
Это пост-журналистика совершенно очевидно, это блестящий пример, когда новый игрок перенимает медиа-навыки на таком профессиональном уровне, до которого 99% профессиональных игроков не дотягивает по профессиональным основаниям и политическим основаниям. Это человек стал медиа – Бузова и Навальный, два полюса.
А.Нарышкин
―
Навальный, давайте проговорим, отличается от традиционных медиа языком, словами, которыми он это преподносит, ну и отношением к доказательствам. Можно чуть-чуть менее спокойно относиться к фактуре.
А.Мирошниченко
―
Если медиа – способность собирать аудиторию контентом и на этой аудитории достигать каких-то других целей, монетизировать её как-то – то Навальный – это медиа. СМИ – тоже медиа. Навальный делает это под определённую задачу – построить прекрасную Россию будущего или просто проникнуть во власть и возглавить страну – неважно, какая задача, он делает это медиа-средствами, в высочайшей степени профессионально. Перехватить медиа-навыки и продавать на этих медиа-навыках что-то другое. Классические медиа в эпоху капитализма продавали новости, потом рекламу, они сформировали этот навык, умение, профессию – собирать внимание публики и потом это внимание использовать. Этот навык доступен всем, некоторые люди в нём особенно талантливы, особенно смелы. Вот другие учатся у старой журналистики, перенимают навыки, что, кстати, разумный тоже ход – какие жанры бывают, как писать заголовки и так далее. Но вот мы живём в эпоху пост-журналистики. Пост-журналистика – необязательно плохо. Прошлое – необязательно хорошо, будущее необязательно плохо. Мы живём в эту эпоху, наблюдаем эту перемену.
А.Нарышкин
―
Завершая наш разговор – значит ли, что у каких-то пропагандистов, неважно со знаком + или -, за власть или против – шансов завоевать доверие аудитории гораздо больше, чем у традиционных журналистов, которые носятся с объективностью, призывают не спешить, проверить факты и так далее?
А.Мирошниченко
―
Да, безусловно. Объективность останется нишевым продуктом, всегда будет цениться экспертиза, просто она перестанет иметь индустриальное значение. Когда людям потребуется экспертиза – они обратятся к экспертам, но массовая импульсивная покупка контента не будет связана с экспертизой. Она происходит у нас в смартфоне. Куда мы кликнули – то мы выбрали, и это не экспертиза. Конечно, новая среда – раньше были средства массовой информации, сейчас среда массовой информации. Среда благоволит к тому, кто может превозмочь шум. Средства превозмочь шум – это не экспертиза, это что-то другое. Экспертиза останется нишевым продуктом. Возрастает же иммунитет – чем больше орут на ОРТ или на передаче «Соловьиные трели», тем больше люди плюются. Но иммунитет не устраняет существование этого ора, он снижает проницаемость организма от того, что с этим криком приходит. Это поведение экосистемы – каждый новый элемент его изменяет, появляется иммунитет, появляются новые болезни. Это чрезвычайно интересно наблюдать, но это чрезвычайно, конечно, фрустрирует людей. Была программа «Время», было понятно, что она врёт – но факт того, что она одна и понятно, как она врёт, давало какую-то картину мира. Теперь мы имеем 50 тысяч программ «время», они все разные и все орут. Конечно, это фрустрирует людей – как разобраться? Это сложно. Для нас это сложно, а для 15-16-летних это нормально, кстати говоря. Они уже как рыба в воде в этой ситуации. Мы входим в новую экосистему, основанную на цифровых медиа. Всё будет по-другому.
А.Нарышкин
―
Спасибо огромное, Андрей Мирошниченко, теоретик медиа, был героем программы «Изнанка»