Перехват - 2013-05-04
С.БУНТМАН – Добрый день! 17 часов, скоро 9 минут. Ирина Воробьева, Сергей Бунтман…
И.ВОРОБЬЕВА – Да, здравствуйте!
С.БУНТМАН – На этот раз я решил принять меры против того, что меня прошлый раз все бросили: и Дымарский и Рыжков – все. Я искал себе партнера, и вот, нашел себе отзывчивую Ирину Воробьеву. Это та самая Ирина Воробьева, про которую написали, что, когда она будет президентом, она сбежит с инаугурации, пойдет искать людей, потом вспомнит, всех найдет, кто пришел на инаугурацию. Ладно, тут у нас гораздо более серьезные дела, и мне кажется, достаточно печальные, свидетельствующие о нынешнем положении. Я вам напомню только, как надо… Вы, по какому вопросу тут, Владимир Банний? Это мне напоминает: «Девочка, ты по какому вопросу плачешь?» - помнишь, как член политбюро…
И.ВОРОБЬЕВА – Воробьева, вы по какому вопросу…?
С.БУНТМАН – Да, по какому вопросу плачешь, девочка?
И.ВОРОБЬЕВА – Я по многим вопросам, Владимир. Не знали?
С.БУНТМАН – Да, по многим вопросам. Если у вас есть вопросы и подачи для перехвата – телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45 и аккаунт vyzvon в вашем распоряжении. Ты была на суде.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, я в понедельник была в суде по избранию меры пресечения Алексею Гаскарову – еще одному из узников «Болотного дела». Сам по себе Алексей Гаскаров и арест Алексея Гаскарова для меня, как мне показалось, как и для многих людей, это был такой знаковый арест. И он уже – этот арест показывал, что…
С.БУНТМАН – Ну, почему он? Он далеко не первый…
И.ВОРОБЬЕВА – Вот, почему-то Гаскаров. Потому, что он был…
С.БУНТМАН – Мне, честно говоря, тоже так показалось, хотя я его, в отличие от многих из вас, я не знал, не знаю, еще не знакомы еще, но почему-то мне показалось…
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, потому что Алексей Гаскаров известный человек, известный антифашист, известный борец, защитник Химкинского леса. То есть, это фигура. Так или иначе фигура этого протеста. Человек, который выступал против радикализации протеста, избрался в Координационный совет оппозиции. И, такое ощущение, что Алексея Гаскарова арестовали только за имя, за то, что он борется. Я напомню, что Алексей Гаскаров был одним из обвиняемых по делу о разгроме химкинской администрации, и был в СИЗО и тоже тогда ему избрали меру пресечения – арест. Он был в СИЗО, после чего, адвокаты сделали все, чтобы Алексея освободили под подписку о невыезде, а затем суд оправдал и Гаскарова и Солопова, и таким образом Алексей Гаскарова был признан невиновным по этому делу. Вот, что меня поразило в заседании Басманного суда в понедельник, когда избирали меру пресечения. Во-первых, собралось много людей. Действительно, много людей пришли его поддержать. Там была его девушка, на которой, конечно, лица не было. Она сидела в этом зале, на ней просто не было лица, естественно, совершенно.
Там был следователь, прокурор, и они – вообще, что меня раздражает больше всего в российских судах, когда нет суда присяжных – они, совершенно не парятся. Просто – не парятся. Они вот, это: «бу-бу-бу» просто - я даже половину слов не слышала. И не парятся, потому что у них, у всего зала – у всех абсолютно есть ощущение, что решение принято. Это такая формальность – этот суд. Хотя, адвокаты сделали очень многое, чтобы доказать суду, что Алексей Гаскаров никуда сбегать не собирается. Его задержали в Жуковском, возле зоомагазина. Задержали и привезли сначала, как свидетеля - у него был статус – потом, как подозреваемого. Алексей Гаскаров не скрывался. Его можно было просто вызвать повесткой. И еще на «химкинском деле», когда его отпустили под подписку о невыезде – тем, что он никуда не уехал, не сбежал, ходил исправно на суд, и, в общем, ждал приговора – он доказал, что он никуда сбегать не собирался ни тогда, ни сейчас. Там присутствовал его коллега по работе. Алексей Гаскаров работает ведущим консультантом «Эксперт Системс». Был коллега по работе, который сказал, что он работает, он ведет несколько проектов, не надо его под стражу заключать; он здесь, он никуда не сбегает, мобильный телефон работает; все соседи видят его каждый день; участковые проверяют чуть ли не каждую неделю, что Гаскаров на месте. Все есть, все нормально. Нет – обязательно нужно было избрать меру пресечения – арест. Очень меня это все – нагнетание такое… теперь есть ощущение, что дальше уже будет совсем плохо.
С.БУНТМАН – Мне кажется, что Гаскарова долго-долго… не то, что выслеживали – его выслеживать нечего – но, долго ловили…
И.ВОРОБЬЕВА – Долго подбирались.
С.БУНТМАН – Вот, так вот. Делали такие телодвижения для того, чтобы Гаскарова взять. Где-то, как-то, за что-то. Это надо было, и решиться, и получить отмашку нужно было. И после «химкинского дела» осталось, я думаю, миллион сомнений у следственных всяких органов.
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, и обида, естественно.Как же! Обида – отбили!»
С.БУНТМАН – Ну, естественно, за это не взяли, тут отбили – здесь не отобьетесь. Потому что дан приказ, в общем, достаточно ужесточать. Ужесточать определения, ужесточать формулировки. И, роль, конечно, показаний Лебедева здесь - невероятна, я думаю. И поздновато, как-то, Удальцов ответил, говоря, что он не выдал, а оклеветал, да?
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, да. Такая реакция…
С.БУНТМАН – Это какая-то поздноватая реакция. И получается так: множество народу согласилось с тем, что… какой основой эффект? Что беспорядки были…
И.ВОРОБЬЕВА – Что их готовили.
С.БУНТМАН – Что их готовили. И готовили следующие беспорядки.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, интервью Лебедева, конечно, очень такое было мощное.
С.БУНТМАН – Интервью взято правильно, абсолютно, было. Показало очень и очень многое.
И.ВОРОБЬЕВА – Кстати, я обращаю внимание на то, что в деле Гаскарова впервые присутствуют секретные свидетели. Имен свидетелей мы не знаем. Это люди, один из которых, вообще, сидел в машине и видел якобы, как все это произошло, как он ударил, руководил какими-то молодыми людьми. Потерпевший по делу не опознал Гаскарова, он просто сказал, что меня кто-то тащил, кто-то бил. Я напомню, что Алексей Гаскаров был сам избит 6 мая на Болотной площади, и уголовное дело по избиению Гаскарова не было заведено, было отказано в возбуждении уголовного дела.
С.БУНТМАН – Как вам объясняли, почему секретные свидетели?
И.ВОРОБЬЕВА – Потому что это сотрудники – если я не ошибаюсь – как это называется? – отдел по наблюдению или как-то так; и вот, в целях, чтобы не дай бог чего – они секретные. При этом Гаскаров, когда выступал, он говорит: «Слушайте, зачем меня под арест. Я не могу воздействовать на свидетелей, я даже имен их не знаю. Они у вас секретные. Зачем это нужно?» И вот, наличие этих секретных свидетелей – кстати, до суда некоторые подозревали, что один из свидетелей против Гаскарова – это Лебедев, как раз, но не подтвердилось. Не подтвердилось, и выяснилось, что два свидетеля – это сотрудники полиции, сотрудники одного из отделов – скажем так. Интервью с Лебедевым очень интересное. Да, многие прочитали. Оно было такое…. Я не знаю. Все по-разному относятся. Кто-то говорит, что не очень верит его словам. Кто-то говорит, что очень верит…
С.БУНТМАН – Что значит «верит – не верит»? Здравствуйте, по-моему, не в «вере-неверии» его словам - в том, кто он на самом деле. Он представляет себя, как разочаровавшийся во всем, не желающий лезть на рожон человек.
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, да он объясняет, что вариантов-то не было, «я не хочу быть героем».
С.БУНТМАН – Да, «не хочу быть героем», «здесь я отойду», «что мне? Что попросили – то и сделал». Когда сделал, что сделал? Чудесный вопрос: «Вас пытали?» Это очень правильный вопрос. Я понимаю, что никто из нас не может отвечать за себя в подобных обстоятельствах и так далее. Но, извините, мы должны, если мы не можем знать, как мы поведем себя в подобных обстоятельствах, и лучше и не отчаиваться и не хорохориться заранее. Но, потом надо осознать другое: в зависимости от того, как мы себя поведем в подобных обстоятельствах – такое нам определение и можно будет дать.
И.ВОРОБЬЕВА – С другой стороны, когда начинают осуждать тех, кто уехал, кто дает показания – мы же не можем…., мы в другой ситуации находимся. Мы не являемся обвиняемыми, нас не обыскивают, нас не давят; мы в другом положении находимся, нежели те, кому пришлось уехать, попросить политического убежища или в чем-то сознаться. Поэтому, я довольно аккуратно отношусь к словам, которые сыплются в адрес Лебедева, и тех, кто уехал и так далее.
С.БУНТМАН – А, какие у тебя слова тем, кто уехал? Уехали – это правильно…
И.ВОРОБЬЕВА – Мне тоже кажется, что правильно.
С.БУНТМАН – Если ты считаешь, что тебя преследуют, что невозможно для тебя не сломаться, что ты, действительно, не хочешь быть героем.
И.ВОРОБЬЕВА – Но, и предателем ты быть тоже не хочешь. Потому что ты знаешь, что, если тебя арестуют – ты можешь кому-то навредить. Мы же знаем, прекрасно, что некоторых людей арестовывают только для того, чтобы они дали показания на других обвиняемых. Просто это люди – заложники. Их просто берут для того, чтобы они дали показания, чтобы арестовать – не знаю – Удальцова и других людей.
С.БУНТМАН – Насчет героев. Это очень быстро…. Это очень серьезный и плохой сигнал, который посылает…. Если интервью…, вот, такое отношение к самому себе - действительно, часть сделки, которую совершил Лебедев, заключил с властями, со следствием и так далее – то это очень и очень…. А, чего такого-то? Это сигнал, это воспроизведение образа участников протестов, какое приятно властям. Власти очень любят говорить: «А, кто эти такие? Это праздные, совершенно люди, которых, ткни – и они развалятся». С одной стороны, они радикализируют протесты, тем, что хватают, сажают.Но, смотрите: есть очень много людей, молодых достаточно, зрелых, которые по совершенно другим делам: по делу «ЮКОСа» - хотя бы только, чтобы сказать – которые, именно, не сдавали никого. И они, совершенно, не хотели быть героями. Это та же самая Бахмина.
И.ВОРОБЬЕВА – Алексанян.
С.БУНТМАН – Алексанян.
И.ВОРОБЬЕВА – Больной, абсолютно, Алексанян, который стоял в этой клетке…
С.БУНТМАН – Можно сказать: «А, чего я хочу умирать, как Алексанян, что ли?
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, согласитесь, что человек имеет право сказать: «Я хочу умирать, как Алексанян!» За кого? Ради других людей умирать? Согласитесь, что человек имеет право такое сказать.
С.БУНТМАН – Мы имеем полное право дать ему оценку при этом.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, да.
С.БУНТМАН – Значит, здесь только выбор между двумя вариантами: он сдал или оклеветал? Сдал или оклеветал?
И.ВОРОБЬЕВА – Но мы не можем…, мы этого не узнаем до тех пор, пока не начнется какое-то судебное разбирательство, где показания Лебедева будут представлены в качестве одного из доказательств. То есть, не то, что сказал Лебедев в интервью, а то, что есть в уголовном деле и то, что будет использовано. И вот, только тогда мы узнаем, что он сказал. Также, кстати, меня поразило, что люди, которые по «Болотному делу» заключают сделку, получают 2 с половиной года – это много.
С.БУНТМАН – Да. Мы говорили об этом, и когда был вынесен приговор – 2 с половиной года. Здесь по всем параметрам история Лебедева ужасна. То, что он оказывается провокатором, оказывается доносчиком. Куда ни кинь – так получается: мы ничего не знаем…. Там, Воробьева, я, кто-нибудь еще в каких-нибудь обстоятельствах могут оказаться кем угодно. Потому что, я не знаю, какие меры будут приниматься, какие меры воздействия будут приниматься. Можем все оказаться, но после этого отказываться от названия, которое тебе полагается – мне кажется…. Вы знаете, Пиночет был диктатором, но никогда не отказывался от того, что он диктатор, что он будет…. Как добрый католик, он считал, что за это он попадет в ад.
И.ВОРОБЬЕВА – Это честно.
С.БУНТМАН – И он всегда считал, что совесть его не чиста в этом отношении. Но, он должен был пойти на это. И он знал, кто он такой. Здесь – извините – если ты сломался, то ты сломался.
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, да. И, ты человек, который сломался.
С.БУНТМАН – Это очень удобно: «Ребята, а чего мне быть…, я вообще, не про это… Я там по пьяни, мы там встречались с Таргамадзе. Ну, там выпили здесь, выпили там…» - «А камера ваша?» - «Нет, не наша». - «Известно, что ваша, на самом деле. Известно, из чьей сумки это было». - «Не-не-не… я просто так…» Это знаете: «Я – дог, - Я бульдог, - А я просто – пописать пришел» - понимаете? Как на собачьей площадке. Вот так, каждый представляет себе: «Я просто шел здесь, я проходил мимо».
Будто ничего этого не известно. Ни по истории различных движений оппозиционных. Вот, Войнович один выскочил и правильно сказал, как из-за простой акции плюс идиотизма властей получается, бог знает, что. Как говорят про Казанский собор – это чудесно в «Дилетанте» опубликовано. Спасибо Владимиру Николаевичу – вы все понимаете. Плюс к тому, что можно уже теперь говорить, что «беспорядки». Ну, как же! Сам Лебедев сказал, сам кот в сапогах сказал. Как вы говорите – «нет никакого Маркиза Карабаса? Сам кот в сапогах об этом говорит!» Второе: что «два с половиной года – это мало». Вот, тебе замечательно!
И.ВОРОБЬЕВА – Да, я уже после этих двух с половиной лет, людям, которые заключают сделки со следствием, просто даже боюсь представить, какие сроки готовят для тех, кто на сделку со следствием не пошел, не пойдет, будет до конца стоять. И, что называется, не давать показаний. Мы знаем, как давят. Это отличное сравнение с Василием Алексаняном. Просто, я очень хорошо помню, как Василий Алексанян стоял в зале суда, в клетке, было дико душно в зале суда. Он стоял в теплой куртке, в шерстяных носках и шапке и говорил судье: «Судья, я вас почти не вижу. У меня почти отказало зрения, но я вас прошу: я очень больной человек, отпустите меня». И его заставляли давать показания. И он много раз говорил об этом, что его заставляют, его вынуждают. Но он не дал показания. В результате – я вам напомню – Василий Алексанян со смертельными заболеваниями был все-таки переведен в больницу, а потом скончался - вот, такая судьба.
С.БУНТМАН – Еще, последнее самое, что показали Лебедевым. Показали: вот, какая шкала ценностей. И эти «хомячки», «зайчики плюшевые» будут так же реагировать на все. «Вот, смотрите, с кем вы имеете дело».
Да, и, кстати, сейчас в Твиттере спорю с Алексеем Навальным на эту тему. Эта акция «Один день – одно имя», которая проводилась. Я просто залезла на сайт и начала внимательно слушать, чего там…, видеозапись, меня поразило, что про узников Болотной говорят в прошедшем времени: «я знала этого человека», «он был таким-то и таким-то». Может, я ошибаюсь – мне очень сильно режет слух, потому что такое ощущение, что с людьми попрощались уже. Они же живы, они здесь, они борются. Может, я не права, но в прошедшем времени о тех, кто сейчас сидит, говорить не стоит, как мне кажется.
С.БУНТМАН – Это правильно.
И.ВОРОБЬЕВА – В любом случае акция очень хорошая. Я постоянно захожу на сайт, смотрю, что делают. По крайней мере, люди знают, кто сидит. Не просто 20 человек, а кто конкретно, что это за люди, за что они сидят, и почему они сидят; по каким обвинениям, и что происходит. Так, что это хорошая очень акция, мне очень нравится.
С.БУНТМАН – «Пиночет знал, а Путин не знает?», спрашивает Владимир Мосин. Замечательно! Пиночет был глубоко верующий человек, при этом военный. Военной выручки, военной косточки, с пониманием о чести. Путин не военный, и человек глубоко неверующий. Вы можете на меня наброситься и сказать: «откуда вы знаете? Что вы знаете?», «крестик в бане…» и так далее… и «озарение пришло». Я могу надеяться, что он верующий человек, но я думаю, что в возмездие какое-то и в царствие небесное или наоборот, не небесное мне не кажется, что Владимир Владимирович верит. Для него, мне кажется, вера и церковь – это совсем другое. Когда нужно было – он не верил. Стало нужно другое – как бы, поверил. Нет у меня никаких признаков, говорить о нем, как о глубоко верующем христианине.
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, не похоже просто на то, что…. То, что происходит в стране не похоже на то, что ей правит человек, глубоко верующий, который во-многом исходит из заповедей, из любови к ближнему, из всепрощения и так далее. В общем, можно много перечислять; и эти события, которые происходят, совершенно, даже близко не подталкивают к такой мысли. А, все эти стояния во время службы – ну, бывает! Что я могу сказать? Мне страшно жалко тех людей, которые там стоят, и мы смотрим на них по телевизору, потому что на их лицах не написано никакого просветления в этот момент, просто никакого. Ну вот, они стоят там все это время.
Лена из Москвы пишет, что сделку со следствием заключил и Лузянин и получил 4 с половиной года. Все правильно, я об этом и говорю, что люди, которые заключают сделки со следствием, получают большие сроки. И, пугает это, в том смысле, что те, кто не будет заключать сделку со следствием – я даже боюсь себе представить, что с этими людьми могут сделать.
С.БУНТМАН – То есть, Лена, 2 с половиной года Лебедева – это даже не как срок, а как поощрение, как бы поощрили. Вот, так…
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, что же. Сейчас у нас будет небольшая пауза, мы прервемся на новости. В эфире "Эхо Москвы", после этого продолжим программу «Перехват». Напомню телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45, и аккаунт vyzvon, если вы пишите нам из Твиттера. У нас есть еще несколько тем для программы.
НОВОСТИ.
С.БУНТМАН – Последнее здесь замечание: Кирилл из Москвы очень толково пишет – телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45 – пишет он следующее: «О сроке Лебедева. Как вариант: крайне логично давать его и со сделкой, срок внушительный. Как будто преступление с «вертяшки». Потом просто с «ахами и охами» дарить по «сообщникам», - пишет Кирилл, - и потом можно уже скостить этого Лебедева на УДО. Получилась бы сделка со следствием «по понятиям». Судя по всему, так и получится. Из интервью это следует.
И.ВОРОБЬЕВА – По понятиям.
С.БУНТМАН – Да. Поздравим Олю Бычкову с днем рождения.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, что вы! Прекрасно!
С.БУНТМАН – В преддверии разных митингов и после митингов Сашу Рыбкина поздравим. У него сегодня 55.
И.ВОРОБЬЕВА – Прекрасно!
С.БУНТМАН – Поздравим наших дорогих коллег, друзей и знакомых. Много, у кого сегодня день рождения.
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, естественно, с 4-м мая, конечно.
С.БУНТМАН – С чем я всех и поздравляю. Чудовищная история, история просто омерзительная – мурманская история с ветеранами.
И.ВОРОБЬЕВА – Да.
С.БУНТМАН – Она просто омерзительная, понимаете, да? Здесь я понимаю, извиниться и вышибить в зад коленкой – извините меня – тех, кто устраивал это. Но, мне кажется, что здесь есть одна очень опасная тенденция, это как выражение тенденции. Сколько, наоборот - поздравлений приходило умершим людям?
И.ВОРОБЬЕВА – О! Это каждый год. Это ужасно.
С.БУНТМАН – Потому что, мы не похоронили мертвых, во-первых – тех, кто погиб, действительно, во время войны. Мы еще не похоронили. И вот, разговор на прошлой неделе был именно об этом. Я за всевозможные действия, начинания, но, когда это каждый раз начинание…. Понимаете, в чем дело. У нас своеобразная страна. У всех на свете нервные окончания – а у нас нервные начинания. А нервные окончания не действуют, почему-то. И это все приходит перед 9-мая, что-нибудь такое придумывают. И вот, эта похоронная история – предложение похоронить…
И.ВОРОБЬЕВА – За счет государства…
С.БУНТМАН - …за счет государство. Это замечательно, особенно, напомнить в праздник людям, которые, я думаю, действительно думают о смерти. Некоторым из них просто невыносимо жить сейчас, и не потому, что они плохо живут, а просто они очень пожилые – бывает и так. Но, это подчеркивать каждый раз – это все равно, что на дне рождения сказать: «Ты знаешь мама (папа), я все для тебя сделаю, и похороню тебя шикарно, знаешь…» Это смешно и страшно, когда в фильме «Не горюй»: «Тебе какой гроб? Красный или черный?» - «Можно я черный возьму?» - «Нет, за чужой счет…»
И.ВОРОБЬЕВА – Я, кстати, отмечу, что директор этого филиала - ЗАО «Военно-мемориальная компания» – несмотря на реакцию общества, несмотря на реакцию мурманской власти, которая сказала, что автор потерял совесть, стыд и разум - все равно говорит:«Ну, слушайте, это информация о ритуальных услугах. Ну, и что из этого? У нас в стране похорон, что ли нет? У нас только ветераны умирают? Ну, смешно, я же не сказал в письме, что я жду вас. Я написал, какие льготы есть». То есть, человек даже не понимает, что творит. Просто, не понимает. Это очень страшно. Каждый раз, когда 9-го мая приходят эти поздравления умершим – это позорище. Это настоящее позорище.
С.БУНТМАН – Ну, а что? «Мы же хотели, как лучше. Мало ли…. Это же не мы виноваты, что он до сих в домовой книге остался. Скорее всего, это в нашей базе данных…»
И.ВОРОБЬЕВА – Мне кажется, что есть вещи, которые нельзя так делать спустя рукава и кривыми руками. Нельзя это делать кривыми руками, кривыми мозгами. Это надо беречь, потому что людей осталось, действительно, таких мало. Это нужно ценить, а не так потом «Ну, ладно, ну что вы. Бывает – ошиблись. Ну что – никто не ошибался?» Нет, все ошибаются, но вы же подумайте, что вы делаете своими кривыми руками. У меня есть подруга Настя. Она занимается тем, что ездит к старикам, ездит к ветеранам. И вот, меня поражает то, что она, как и те люди, которые с ней это делают, понимают очень важную вещь: что они не могут обеспечить достойную жизнь этим старикам, но зато они могут к ним приехать и с ними поговорить, и послушать их, и обнять их, и привести им открытку.Но открытку не такую дежурную, как это делается в массовом порядке, а от себя лично. И, я конечно, на самом деле, слежу за ними. У меня нет времени на то, что они делают, чтобы присоединиться, но это вызывает огромное уважение, потому что ребята молодые все, и они понимают, что для ветеранов, стариков очень важно, чтобы к ним приехали, чтобы с ними поговорили, чтобы их ценили. Это, конечно, действительно, большое дело. И, я очень горжусь, тем, что ребята делают. Они молодцы.
С.БУНТМАН – Ну, да. «О ветеранах вспоминают только 9-го мая и это позорище». Да, вспоминают, и ими клянутся и из этого сделана огромная…. Здесь очень задержалось у нас…, возродилось и задержалось такое празднование 9-го мая, празднование, как … не то, что… Мне все говорят, что, когда вы говорите «в сталинском духе» - вы не правы, потому что при Сталине не отмечался день Победы. Но представление о победе – они абсолютно такие, как «десять ударов» и так далее. Это некая просто помпезная чушь получается. Я понимаю традиции, и прошлый раз меня просто пинали-пинали… Я - за парад, и парад на какой-нибудь национальный праздник в тех странах, где есть армия. Парад – это славно. Кто как может – тот так его и организует. Ничего, даже от репетиции мы не помрем, ничего страшного. Я повторяю свою просьбу. Кто-то там – А! Вася Уткин выдавал в других случаях, премию назначал за сообщение о том-то и о том-то – история с Павлюченко – я могу, конечно, назначить премию, как старый князь Болконский, который тому, кто напишет историю суворовских войн – держал банковский билет. Дайте мне – мне, действительно будет ценно – дайте мне: какая скорая помощь не попала из-за репетиции парада. Какая роженица пострадала, именно, из-за парада. Кто опоздал, зная о том, что будет, на ключевую встречу своей жизни не по своей дурости, а потому, что здесь объективно нельзя было никак пройти. Ты опоздала?
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, просто, я тоже за парад. У меня семья военных, 9-е мая – это, действительно, праздник в моей семье, по-настоящему.
С.БУНТМАН – Есть дедушке памятник, скоро будет улица.
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, посмотрим, как получится. Я знаю, что, например, есть улица…. Вот, кстати, я сейчас воспользуюсь эфиром. Пожалуйста, мне очень нужно, если нас слушают, помогите мне, пожалуйста, люди, которые живут во Владикавказе. Если вам не трудно – я вот, вчера в Твиттере просила – не помогли. Во Владикавказе есть улица, названная именем моего дедушки. Я вас попрошу: съездите, сфотографируйте, пожалуйста, эту табличку. Мне очень важно. Я собиралась ехать, не смогла поехать. Мне, правда, очень нужно, очень важно. Если вы это сделаете, я буду вам очень благодарна.
Я говорю, что, действительно, это для меня праздник. Но, каждый раз – поскольку я работаю, как и вы на Арбате, и каждый год мы встреваем в эти истории, когда ты ладно – уехать не можешь на машине, все перекрыто, но даже Арбат перейти не можешь. Все перекрыто, ты мечешься, потому что такое ощущение, что тебе на другую сторону реки, а паром не работает, и тебе говорят: «Ну, никак. Даже вплавь – тут крокодилы водятся». Ты стоишь, как дурак и понимаешь, что можно было ночью это сделать…. То есть, организация парада – она…
С.БУНТМАН – Да, это можно сделать гораздо рациональнее.
И.ВОРОБЬЕВА – Вот, Шойгу в этом году одну из репетиций перенес в Московскую область – все просто зааплодировали, потому что необязательно какие-то вещи проводить в центре города. Тем более, вечером. Но, каждый год мы об этом говорим. Мне, совершенно, не интересует, какие деньги уходят на этот парад, потому что это надо. У меня дедушка пока жив был, он каждое 9-е мая – мы утром вставали и всей семьей садились за стол и смотрели этот парад. Дедушка был всегда очень рад смотреть этот парад. Ему это нужно было. Исходя из того, что это нужно было моему дедушке, значит, это, действительно, надо. Но, здесь так же, как кривые руки у людей, которые присылают поздравления; так же, мне кажется, можно по-другому подойти к организации этих репетиций. Вот и все. И каждый год мы об этом говорим, потому что это, действительно вызывает коллапс в городе по-настоящему.
С.БУНТМАН – Не коллапс…
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, а как это назвать? 10 баллов пробка. 10 баллов! Половина Москвы перекрыто. Все это: Садовая, Новый Арбат, все эти переулочки и улочки. И, когда открывают уже потом – например, открыли Новый Арбат, техника уже вся ушла, уже прошло время, и ты видишь: вроде открыли, едешь, а там на какой-то из боковых улиц говорят: «Нет, мы еще не открыли, нам еще не поступили команда» Ты стоишь, как дурак, и понимаешь: ну, и что? И как? Ну, в общем, не знаю – мне кажется, что можно как-то немножко поумнее поступать.
С.БУНТМАН – Это несомненно, но в принципе, так может быть. Но, если есть такая традиция, не нужно говорить, когда она прерывалась, когда она не прерывалась. «Люблю воинственную живость» - ничего со мной не поделаешь, люблю. Люблю я это дело и считаю, что это правильно и хорошо. Другое дело, как организовать. Я помню один из самых чудовищных Дней Победы, когда были перекрыты куча переулков, стояли эти грузовики, никого не пускали… - это юбилейный был, да.
И.ВОРОБЬЕВА – В 2005-м наверняка.
С.БУНТМАН – 5-й, 10-й – какой-то такой…
И.ВОРОБЬЕВА – Когда, именно, 9-го мая вся Москва была перекрыта, да.
С.БУНТМАН – 9-го мая все до такого идиотизма довели, и, когда не было свободной встречи оставшихся ветеранов, и подойти нельзя было, и провозили на картонных машинах – пятый год, по-моему.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, когда на Красной площади были лидеры государств, а больше там особенно никого и не предполагалось.
С.БУНТМАН – Так: «Перейдите к Суркову. Каково так объявить о победе Путина в Лондоне. Да, оппозиция побеждена, но ненадолго, а вот инвестиции не пойдут в Российскую Федерацию даже при президенте Навальном». Ну, что – речь Суркова в Лондоне. Ну, что? Добрая русская традиция: о своих «терках» говорить в Лондоне. Вот, приезжать в Лондон и говорить…
И.ВОРОБЬЕВА – Хорошая площадка!
С.БУНТМАН – Да. Хорошее, замечательное место, неплохое, очень хорошее место. Ну, и что?
И.ВОРОБЬЕВА – Мне, кстати, интересно, по поводу Суркова – мы обсуждали с Тихоном Дзядко в четверг в «Развороте» одну из его фраз – скажем так – одно из его высказываний. Вот, почему такое сильное впечатление произвела, именно, речь Суркова?
С.БУНТМАН – А, я не знаю. Кто-то вам сказал это, или вы сами дошли до того, почему сильное впечатление? Я не знаю.
И.ВОРОБЬЕВА – Да. Я правда не понимаю. Ну, о‘Кей - сказал бы это не Сурков, а кто-нибудь другой – да это, вообще бы, мимо прошло.
С.БУНТМАН – А, Сурков сейчас сам какой-нибудь другой, понимаешь? Сурков сам сейчас не Сурков, а кто-то другой уже давно. Сурков сейчас называется Володин.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, то есть, это что? Мне всегда очень нравились в сети такие конспирологические истории и все эти люди, которые толкователи каких-нибудь слов и жестов, когда из одной фразы, брошенной одним чиновником другому чиновнику, или президентом каким-нибудь чиновникам – выстраивается целая теория. Возможно, это правильно, возможно это очень монументальная штука, но мне всегда было крайне смешно на это смотреть, потому что они из какой-то тональности, из одного какого-то слова делали такой вывод, и как будто уже принято решение и так далее. С другой стороны, конечно, страшно раздражает и всегда раздражало то, что для того, чтобы понять по-настоящему в нашей стране, нужно быть со всеми этими людьми знакомым. То есть, никакой открытости нет, мы на самом деле, ничего не знаем о том, что произошло и о том, что происходит. Кто в Кремле, правительстве и Госдуме, с кем дружит, кто с кем не дружит, и кто против кого дружит – я даже так скажу.
С.БУНТМАН – Да, самое интересное это было. «Это самое чистое у нас, вообще, «Сколково»-то, самое чистое и прозрачное. А, если Следственный комитет в каких-то «дримзах» там пребывает своих, то при всем уважении…», - мне очень понравилось: «при всем уважении».
И.ВОРОБЬЕВА – Это сигналы. Таки сигналы – всегда очень мне было смешно. Хотя, понятно, совершенно, что дан сигнал с трибуны лондонской – Сурков защитил «Сколково» и при всем уважении, может быть, Следственный комитет одумается.
С.БУНТМАН – Сергей из Кронштадта: «Конечно, у нас работа такая: выстраивать какие-то версии по обрывкам. А, из чего же?» Понимаете, в чем дело. Мы перешли – так как открытая политика у нас давно кончилась – мы перешли, старые вынули замшелые методики времен кремленологии и советологии. Кто в какой шляпе стоит, и кто от кого слева или справа на мавзолее…
И.ВОРОБЬЕВА – Вот-вот – расстановка.
С.БУНТМАН – Да, на мавзолее. «Речь Суркова знаменательно только наглостью и самодовольством". Сергей, ну, что – человек, уверенный в себе поехал, рассказал. Причем, это он не Лондону рассказывал, а нам с вами рассказывал, естественно: «Путин победил оппозицию…». Да, Путин победил оппозицию. Это очень смешно, говорить об этом в Лондоне. Если бы его в Лондоне слушали, именно, в Лондоне, именно, британцы слушали. То у британцев «победить оппозицию» - это значит, победить ее на выборах. А, здесь, пародии на выборы…
И.ВОРОБЬЕВА – Ну, а битва-то была? Там, где можно было бы сказать, кто победитель, а кто проигравший?
С.БУНТМАН – 6-го мая, перед инаугурацией победил оппозицию, да?
И.ВОРОБЬЕВА – Очень странно. Телефон для sms в эфир: +7 (985) 970 45 45. Пишут про минуту молчания – мы возвращаясь к, видимо, параду, Анна пишет: «Не стало настоящей минуты молчания – ее урезали» Я так понимаю, что всегда минута молчания – это не минута. Это просто так называется. Даже везде, в эфирах, еще где-то – это всегда какое-то количество секунд.
С.БУНТМАН – Все равно, там отбивает 60 секунд.
И.ВОРОБЬЕВА – Не знаю, мне казалось всегда, что это меньше, что это такое, символическое называние: «минута молчания».
С.БУНТМАН – По телевидению минута была – минута всегда.
И.ВОРОБЬЕВА – Да?
С.БУНТМАН – И, мы объясняли всегда, что мы не можем дать в чистом виде «минуту молчания», мы всегда ее закрываем либо музыкой, потому что мы не можем молчать минуту. Радио не может молчать минуту. Даже не может молчать 15 секунд. А минута молчания – для того, чтобы эта минута без болтовни, минута даже без самых умных разговоров, для того, чтобы сосредоточится. Я не знаю…
И.ВОРОБЬЕВА – Значит, пишут про Победу еще наши слушатели, про кремленологию…
С.БУНТМАН – Да-да! «Путин и Медведев не высунулись на 1 мая! А, в прошлом году высовывались!» Владимир, вот, сейчас бы они высунулись на 1 мая - и что? Все бы говорили: «А, чего они высунулись?» Они, что не сделают…. Меня гораздо больше интересует культурологическое высовывание сейчас – мы резко перехватываем, – которое длиться у нас и материализуется у нас с прошлой недели, даже с прямой линии – это громоподобное восстановление музея Современного западного искусства. Это – бред! И не потому, что это придумал…. Вот, если бы это придумал – вот, для вас специально говорю – Леша Навальный или там, Гарик Каспаров (придумайте, кому вы в жизни больше симпатизируете), и, если даже не вопросах веры, даже папа римский бы придумал - я бы сказал, что здесь что-то не то.
И.ВОРОБЬЕВА – Почему, бред?
С.БУНТМАН – Понимаешь, сейчас сформировались коллекции. Сейчас это запихнуть в одну коллекцию постоянную? И что это будет? На какое время? Знаешь, как с реставрацией: «на какое время, мы реставрируем?» Вот, эта коллекцию мы на какое время? На переданные до войны, во время войны, в 20-е году, в 30-е. Как она сама формировалась?
И.ВОРОБЬЕВА – Что соберут – то и соберут.
С.БУНТМАН – Давайте дальше. Давайте раздадим по частным коллекциям. Права была замечательная, знойная Мелина Меркури, когда они была министром культуры Греции, что «отдайте нам все фризы Парфенона». Давайте отдадим. Давайте Луксорский обелиск отдадим. Друзья мои, это сейчас в полном доступе. Уже сформировались коллекции. Давайте превратим Пушкинский музей в «не Пушкинский» музей. Давайте все отберем в него и будет музей слепков имени Цветаева сейчас. Вот, давайте: «Просветительский музей слепков» - он так задуман. Проходит жизнь, очень тяжелая. У нас все картины целы. Я в данном случае, абсолютно, согласен с Пиотровским, который говорит, что другое дело: варварски разделены серии картин. Картины парные, картины, которые три – продолжение одного сюжета. Их надо собирать. Причем, это событие, когда собирают воедино. Удобнее, чтобы, где больше – туда и передаем, например. Так, опять же, немцы передали в Кальмар скульптуры из НЕРАЗБ. алтаря. Чтобы было там, где больше, где настоящее место. Сформировавшееся настоящее место.
И.ВОРОБЬЕВА – Я смотрю, начинания и предложения президента, которые прозвучали на прямой линии общения с народом, как-то не очень находят поддержку. Например, фильм про Яшина, когда вдова сказала, что «вот, я умру, и потом снимайте». Коллизия! Поручение-то уже дано. Что же делать? Кстати говоря, меня очень поразило в общении с народом, когда поднялся извечный вопрос о переводе часов; и там выступал, то ли директор колхоза, и он говорит: «Мы не перешли на ваше время, у нас скот, у нас коровы…»
С.БУНТМАН – «А, вы помните, что Ленин умер?»
И.ВОРОБЬЕВА – Да, - вот, этот ответ! А, вы в своем колхозе, вообще, помните, что Ленин умер? Какая-то, вообще.... Извините, это просто какое-то хамство! Я понимаю, что это, наверное, задумано было, как шутка, но прозвучало очень странно. Я даже как-то подавилась, совершенно не ожидая услышать от президента, несмотря на все ранее сказанные слова из серии «Мочить в сортире». Ну, то есть, присутствует какой-то жаргон, но вот, это было очень странно. Это была очень какая-то странная шутка.
С.БУНТМАН – Ян шарманку заводит: «Сколько можно плакаться. А, были бы чистые выборы – победили ли?» Да – победили бы левые. И…?
И.ВОРОБЬЕВА – И, что? Зато – честно.
С.БУНТМАН – Победили бы левые, и знал бы, что большинство россиян проголосовало за левых, предположим. Может, большинство россиян за "Единую Россию" и за Путина проголосовало? Может, быть, но я этого не знаю. Они же сами себе наступают на одно место, а то и на два, понимаете.
И.ВОРОБЬЕВА – Главное, что все эти рассуждения о том, что выборы, например, глав регионов не нужны, потому что они себе там навыбирают бандитов, сплошной криминал и так далее – не разберутся. О’Кей! Пусть выберут, помучаются. Им будет стыдно, но хотя бы будут чувствовать себя гражданами этой страны. Сейчас меня еще за фразу «этой страны» начнут ругать.
С.БУНТМАН – Нормально. Я не смотрел «Легенду №17.
И.ВОРОБЬЕВА – Я тоже не смотрела.
С.БУНТМАН – Посмотрел мой сын – вполне экспертный человек.
И.ВОРОБЬЕВА – Что сказал?
С.БУНТМАН – Сказал, что это ничего вполне.
И.ВОРОБЬЕВА – Надо посмотреть. Ну, если Женя рекомендует, то надо посмотреть.
С.БУНТМАН – Вполне ничего. Но он этого не видел в НЕРАЗБ. Там очень хорошая обстановка – вот, что хорошо с этим фильмом. Там очень хорошая обстановка. Ходят дедушки с внуками, отцы с детьми, чтобы посмотреть на хоккей 72-го года. Правда есть НЕРАЗБ. – не у нас, правда, сохранился, у нас же не сохранилось ничего, простите, от серии. Серию собирали по всему миру: в Канаде, даже абсолютно не хоккейных странах сохранились записи. А, у нас нет хоккейной серии с голосом Озерова – чего вы хотите? Ребята, мы можем любую легенду снять сейчас.
И.ВОРОБЬЕВА – Вот, мне пишет Катя, которая живет в Владикавказе и обещает мне помочь.
С.БУНТМАН – Ну, Катя, помогите!
И.ВОРОБЬЕВА – Спасибо огромное, Катя. Мне очень приятно и мне это правда, очень сильно нужно.
С.БУНТМАН - Пожалуйста, щелкните, и Ире пришлите до 9-го мая, пожалуйста.
И.ВОРОБЬЕВА – Да, пишет, что она мне завтра на Твиттер напишет. Больше спасибо. Мне это очень важно. Я совершенно, дурочка, потому что я только в этом году выяснила, что там есть эта улица. Мне очень хочется узнать это и увидеть.
Спасибо большое!
С.БУНТМАН – Всем спасибо!
И.ВОРОБЬЕВА – Спасибо, Сергей Александрович, что позвали. Я всегда с удовольствием.
С.БУНТМАН – Поздравляю всех, кто завтра отмечает – с наступающей Пасхой. Не могу сказать это, как полагается, потому что это еще не наступило. Буду иметь возможность сказать это детям, по-настоящему верующим, которые отмечают Пасху, пусть даже и традиционную, именно, завтра это будут делать. Всем всего доброго, до свидания!
И.ВОРОБЬЕВА – Счастливо!