Купить мерч «Эха»:

Перехват - 2011-06-25

25.06.2011
Перехват - 2011-06-25 Скачать

А.ВЕНЕДИКТОВ: Добрый день. В эфире Алексей Венедиктов, это программа «Перехват». Сегодня мы перехватываемся, в основном, с вами и даже можно сказать, что только с вами, потому что и Сергей Бунтман, и Матвей Ганапольский – они находятся в местах, столь отдаленных от студии, что даже послать их в неотдаленные места не представляется возможным. Ну, так получилось. Да и я, в общем, только с самолета (час тому назад самолет приземлился). Поэтому если чего не так, извиняйте.

У меня есть более 100 вопросов, которые пришли по интернету. Ну, там есть 2 десятка вопросов, которые заслуживают внимания и я, безусловно, на них отвечу. А пока +7 985 970-45-45, пока набрасывайте свои вопросы и темы на наш экран компьютера (я буду смотреть). Работает Сетевизор, естественно, и, соответственно, аккаунт @vyzvon, так что тоже можете набрасывать темы. Сейчас я себе открою вот эту историю, где вы набрасываете. И после чего, если останется время, безусловно, будем включать телефоны. Но это если останется время, потому что, действительно, тем много. Всю неделю я отсутствовал, и поэтому у меня тут, как бы, может быть, что-то перекошено в понимании информационной позиции. Но я уж позволю себе говорить о том, о чем я хочу, и отвечать на те вопросы, которые мне кажутся интересными.

Вот, соответственно, в начале недели вы знаете, что я был на авиасалоне в Ле Бурже и освещал поездку Путина, и затем, собственно, еще успел узнать о том, что 14 июля на Трафальгарской площади будут открывать памятник Гагарину, исполнится 50 лет, это был первый визит Гагарина в Великобританию Юрия Алексеевича Гагарина. И там, представляете, памятник на Трафальгарской площади. Вот, успел там тоже кое-чего сделать.

Как в Сетевизоре не видно меня? Так, а чего такое? В Сетевизоре должно быть видно. А почему меня не видно? Надо проверить – там, пусть референты проверят, пожалуйста, и меня передвинут куда-нибудь. Сейчас посмотрим, что здесь такое. Почему пустое место? А какой экран показывает? Не тот экран, наверное, показывает. Не знаю. Куда я пересяду, Толя? Я не знаю, куда пересесть.

Так вот, я буду пока говорить. Как французское телевидение показывало нашу авиакатастрофу я хочу сказать. Ну, понятно, какие-то кадры горящего самолета, а затем оно показывало интервью с людьми, которые помогали вытаскивать и первыми вытаскивали пострадавших от вот этой катастрофы. Именно с ними делалось интервью, то есть не с мародерами, грубо говоря, а с нормальными людьми, которые в шоке абсолютно рассказывали, что их первое движение было помочь вытащить, спасти и так далее. И когда говорят, что в России не те герои, там, Будановы и прочие... Нет. В России не Будановы – герои. В России герои вот эти Минины, которые вытаскивали незнакомых людей, рискуя собственной жизнью. Для меня это очень важный показатель, естественно, не французское телевидение, а то, что надо отдавать, прежде всего, отчет себе в том, что именно эти люди и есть Россия.

И, опять-таки, вот, может быть, это не очень связано, но мне представляется, что связано. Потому что когда мы говорим о ЕГЭ (сейчас скажу страшную вещь, да?), ну, понятно, плохо сделанное, там, может быть, что-то там технологически не предусмотрено  то-то и то-то. Слушайте, ну списывают-то кто? Ну, мошенничеством вместо одних другие занимаются кто? Это мы с вами, это наши граждане, обычные граждане. Это в известной степени мародерство.

И поэтому мне кажется, что этот феномен... Вот сейчас во Франции ровно на этой неделе тоже произошло подобное событие. Некие задания по математике накануне их ЕГЭ, так называемый БАК, насколько я понимаю, там 4 задания, а первое задание некое было выложено в интернете на очень популярном молодежном сайте. Сдавали математику 165 тысяч человек, было вычислено 11 заходов всего, вернее, не заходов, а скачиваний. 11 скачиваний. Накануне, в 21:18 появилось это задание. Что делает министерство? Оно аннулирует полностью это задание, 165 тысяч человек, не засчитывают это задание. Баллы за это задание перераспределяются на остальные, то есть те же самые баллы проходящие, чтобы количество баллов не уменьшалось. И дальше что происходит? Они находят людей, которые выложили эту историю. Они находят этих людей – это 2 брата, одному 25, другому 21, которые разместили совершенно, кстати, безвозмездно в отличие от известных нам с вами случаев, они разместили эти задания, написав, что «Мы уже свой БАК сдали несколько лет назад, скажите нам спасибо». Конечно, никакого «спасибо» им никто не сказал, потому что была угроза отмены всего экзамена по математике для всех. Но помимо всего прочего это ставит такой, серьезный вопрос над тем, что технические средства сейчас – они, конечно, пробивают дыру в любых экзаменах.

Вот смотрите, дело же не только в ЕГЭ. Если раньше я был учителем, я давал детям делать рефераты, то сейчас это бессмысленно в школе. Они скачивают. Это раньше там многие выписывали, переписывали от руки, но это была какая-то работа из энциклопедий и, там, другие сочинения. Ну чего? Все было же. Сейчас просто добавились технические средства, и кнопка скачивания – эта кнопка одна. Нажимаешь кнопку – скачиваешь, распечатываешь и сдаешь. Даже рукой переписывать не надо. Поэтому, скажем, сейчас в школе рефераты и сочинения – это такая история плагиатная, что тоже ответа на это нет. Иными словами, у нас происходит революция в технологиях, и поэтому система контроля за теми знаниями, умениями и объемами, и так далее должно быть тоже современно. И если есть возможность закрыться от проникновения хакеров здесь, во Франции, в США, где все это давно, кстати. Этот БАК во Франции давным-давно, несколько десятков лет, если не сотню уже. Все работало.

Значит, вот, пришла такая история. Поэтому когда мы говорим о вот этом списывании... Ну, списывание – списывание, а, вот, когда за других сдаете... И у нас сдавали за других. Но в институте, правда. И были такие случаи. Они известны, хорошо описаны. Дело не в системе зачета знаний, не в системе. А дело в том, что это мошенничество. Это мошенничество и, там, вот эти лепетания о том, что «мой друг попросил пойти сдать за неизвестного человека...» Слушайте, ну прекратите. Да? Ну, мы с вами прекрасно понимаем, каким образом это происходит.

По-моему, завтра в «Родительском собрании» будет совершенно замечательная у Ксении Лариной история, почему дети списывают. Придут директора школ. Дети списывали часто, всегда. Сейчас – с помощью технических средств. Так, все, камера направлена на меня, мне пишут «Как вы исхудали». А вы бы побегали. Знаете, вот, там тяжело передвигаться, на самом деле. В Ле Бурже была выставка... Первый раз был, первый раз в жизни. Надеюсь еще раз побывать. Потому что, конечно, когда ты бегаешь в пуле, там, премьера, президента, не важно, министра, то там, конечно, с одной стороны, много видишь чего, потому что тебя ведут туда, куда других не водят (и это очень важно), но зато ты должен все время успевать вскочить в двигающийся автомобиль, чтобы потом из этих пробок вырываться и поспешать на следующую точку. Поэтому, конечно, похудел. Жрать не давали – некогда было. Поэтому... Это очень полезное занятие, как понимаете.

На самом деле, я там исполнил одну миссию. Если вы помните, во время Петербургского форума, когда у нас в эфире был первый вице-премьер Игорь Шувалов, я его тогда в прямом эфире (вы это, наверное, помните), спросил: «А, вот, можете ли себе представить, чтобы Владимир Путин произнес такую же либеральную речь как Дмитрий Анатольевич Медведев на форуме?» Была такая пауза, и Шувалов сказал: «А вы у них спросите». Вот я и спросил на пресс-конференции у Путина про это. Ну, ответ вы знаете сами.

Поэтому, на самом деле, благодаря этой поездке, мы получили, что к нам в гости придет опять Фредерик Миттеран, министр культуры Франции. Мы ожидаем здесь Алена Жюппе, министра иностранных дел Франции. Нам удалось, как бы, там, мне удалось договориться о возможности получения интервью.

Теперь давайте к вашим вопросам, теперь, когда все справились со всеми камерами. Елена из Москвы спрашивает: «Есть ли, на ваш взгляд, между попытками сделать нелегитимными решения ЕСПЧ по России грядущими решения Страсбурга по делу ЮКОСа?» Ну, конечно, есть. Там так называемый закон Торшина или проект закона Торшина. Конечно, все понятно, да? Впервые эту мысль высказал тогда председатель Конституционного суда Валерий Зорькин, что для нас решения Страсбургского суда не обязательны, если они вступают в противоречие. Теперь внесен вообще проект закона. Слушайте, а если Конституция говорит, что решения Страсбургского суда для нас не обязательны, зачем проект закона, да? Логики нет.

Но я должен сказать и господину Торшину, и господину Зорькину, что они опоздали. Потому что решения-то Страсбургского суда... Можно принять любые законы, что они для нас там не обязательны в какой-то степени, но дело в том, что закон обратной силы не имеет. А поскольку дело ЮКОСа уже находится в рассмотрении, вот, дело о 90 миллиардах долларов (вот это дело вы, наверное, имеете в виду) уже находится в рассмотрении, то есть процедура уже идет, поэтому этот закон не будет иметь никакой обратной силы, это раз. И во-вторых, в случае, если Россия откажется возмещать убытки по решению Страсбургского суда, то другие страны-члены Совета Европы числом 46 (с нами 47) могут, опираясь на решение Страсбургского суда, начать арестовывать имущество РФ, дабы РФ выполнила.

То есть, на самом деле, как это будет? Это будет следующим образом. Предположим, Страсбургский суд принимает решение о выплате менеджменту ЮКОСа вот этих больших компенсаций, Россия отказывается выплачивать, менеджмент ЮКОСа обращается в суды, опираясь на решения Страсбургского суда, в суды Совета Европы, 46, где находятся счета, деньги РФ, и суды, для которых это обязательно, будут арестовывать имущество, реализовывать его на рынке и выплачивать. Это будет вот так. Там с нюансами, конечно, но это будет вот так. И поверьте мне, я говорю, что я знаю.

Ну а такие попытки – они достаточно такие, знаете ли, неандертальские, я бы сказал, возвращают нас к тем временам. Ну давайте выходить из Совета Европы. Тоже поздно будет – процесс уже идет.

Так. Следующий вопрос. Мне задают вопрос про то, что Нино Бурджанадзе говорила в эфире, касаясь журналистов, в том числе Матвея Ганапольского и так далее. Ну, первое, может быть, главное, объединяя все вопросы по этому поводу. Ну, мы же прекрасно с вами понимаем, что политики – это одна работа, журналист – это другая работа. И политики часто обижаются на журналистов, обвиняют их в небеспристрастности, намекают на то, что они там манипулируются или подкупаются их политическими противниками. Не первый и не второй, и не третий, и не четвертый это случай в истории журналистики как мировой, так и российской, так и «Эхо Москвы». Да, Нино Бурджанадзе, видимо, не разделяет точку зрения Матвея Ганапольского, а Матвей Ганапольский, видимо, не разделяет точку зрения Нино Бурджанадзе. Ну и что?

Я рассчитываю, что летом мы сделаем такой же десант в Грузии не как в 2008 году, а как на Украину недавно. Я уже запросил несколько интервью, в частности, безусловно, у президента Саакашвили, безусловно, у патриарха Ильи Второго, безусловно, у Эдуарда Шеварднадзе, безусловно, у Нино Бурджанадзе. Я повторяю: безусловно. Это, вот, 4 таких точки. Мне еще написали: «Давайте возьмем интервью у Кикабидзе». Хочу взять интервью у замминистра внутренних дел – это такая молодая девушка, 29-летняя, которая там у них отвечает и за имидж, и за реформы. У министра образования, у Кахи Бендукидзе. То есть такой, вот как на Украину я ездил с командой, вот так я хочу поехать в Грузию.

И, безусловно, если у Нино есть какая-то информация по поводу нечестной работы журналистов «Эха Москвы», она должна идти либо в суд, либо к главному редактору. Это касается всех остальных таким же самым образом. А что касается неудовольствия, ну, было бы удивительно, если бы политики выражали нам удовольствие. Я вам напомню, что 3 года тому назад во время российско-грузинской войны именно Саакашвили выключил «Эхо Москвы» из эфира Грузии, из кабельных сетей, считая, что «Эхо Москвы» не объективно освещает и чего-то такое. Не знаю, чего он там считал – не важно. Ничего, восстановились.

У них другая работа. Понимаете? И я понимаю, это другая работа. Ну хорошо, а у нас другая работа. Это касается всех интересных конфликтов, которые беспрестанно... Сейчас они стали более публичны, потому что интернет более публичен. А у нас эти конфликты были беспрестанно. А чего? Известный конфликт того же Матвея с армянскими журналистами во время поездки Матвея в Армению. Известный конфликт Сергея Бунтмана с азербайджанскими журналистами во время поездки Сергея Бунтмана в Азербайджан, имеется в виду Нагорный Карабах. Да? А чего тут нового для нас? Ничего нового нет.

Единственное, что я хочу сказать, что, вот, тут недавно опять возбудился один товарищ в Азербайджане, он является председателем совета чего-то там, ну, типа союза журналистов. И он написал в своей статье о том, что вот, это специальная провокация, потому что Бунтман на четверть карабахский армянин.

Я вспомнил, где это я слышал. А вы знаете, что было такое ведомство в гитлеровской Германии по чистоте крови, которое определяло, где человек может работать, а где не может работать. Может, этому коллеге в союзе журналистов Азербайджана создать такое подведомство по чистоте крови? Такое, расовое ведомство. Я там удивляюсь, насколько нацистские взгляды подобные у этого господина позволяют ему возглавлять союз журналистов Азербайджана, или как там это называется. Это просто. Там можно спорить, правильно он, не правильно. Значит, вот, по чистоте крови.

«Вот, Бунтман не может быть объективным, потому что он...» А вы, азербайджанские журналисты, можете быть объективными по вопросу Нагорного Карабаха? Конечно, нет. Если бы вы были объективны, вы были бы идиоты. Конечно, нет. Поэтому все можно. Можно спорить, встречаться на конференциях, ругаться. Но нацистские высказывания абсолютно недопустимы. По чистоте крови. Вот, управление по расовой чистоте – вот пусть этот господин там и возглавит в этом Азербайджане замечательном, в который скоро, я надеюсь, поеду туда. И не я один.

Вот. Поэтому я просто хотел бы обратить внимание, и отвечаю сразу программисту из Мельбурна, что просто сейчас ведутся переговоры. Вы знаете, вот хочется сразу: ты едешь на 3 дня, хочется сразу делать несколько интервью, несколько встреч. Если интервью не получается, но в любом случае поговорить. Потому что работа журналиста для меня в том числе заключается в том, чтобы понимать процессы. Потому что люди говорят не под микрофон, чтобы аккумулировать разные взгляды разных политических сил в Грузии. Поэтому, конечно, мы подстраиваемся под то, что будет в графике у президента, у Нино Бурджанадзе, у патриарха, у Эдуарда Шеварднадзе. И вокруг этого еще, безусловно, постараемся сделать массу всяких информаций, интервью для вас. Потому что, собственно говоря, интервью, ведь, для вас. Для меня – это поговорить, там, за чачей посидеть. А интервью-то – для вас.

Так, вот у меня про Торшина спрашивают из Раменского. Ну, я сказал, конечно, можно провести там «Народ против», «Клинч». Конечно, мы это сделаем, по этому закону, имеется в виду. Киев тоже не может успокоиться: «Алексей Алексеевич, в программе «Своими глазами», посвященной Украине, вы высказали поддержку Ольге Бычковой, которую оскорбил отказ Тягнибока говорить в эфире по-русски. Скажите, почему вы отказываете человеку в праве говорить на том языке, на котором говорить более удобно?» Ничего, соответственно, мы не отказываем. Ольгу это не оскорбило. Эти переговоры с господином Тягнибоком вел я, и он объяснил, по-моему, вполне нормально, что ему удобно говорить на украинском. Ну, пожалуйста. Так, пожалуйста. Мы записали интервью и дали в эфире это интервью. Вот, какое у вас, Гельмут, продавец из Киева, искаженное сознание. Наоборот! Более того, господин Тягнибок объяснил, почему он будет говорить по-украински – потому что он думает на этом языке, ему удобнее это. Ну, на здоровье. Мы же так и сделали. Более того, мы его интервью дали на украинском языке. А на сайте был перевод, который сделал Матвей Ганапольский. Вы чего-то не поняли. Это все равно, что меня бы оскорбило, что Хиллари Клинтон дает интервью не на русском, а на английском. Ну, ерунда какая-то. Конечно, никого не оскорбило.

Для слушателей... Мы говорим всегда нашим гостям. Вот, скажем, посол США Байерли. Конечно, ему удобнее говорить по-английски. Я говорю: «Но, понимаете, вот для слушателей очень важно, чтобы они слышали на родном языке». Переводчик – он всегда что-то, самый лучший переводчик всегда что-то либо спрямляет, либо... Вот, профессия переводчик-синхронист. Поговорите. Давайте Журавлеву попросим сделать программу про переводчика, который синхронист, который ведет переводы. Это же очень тяжелая история. И в какой-то момент господин посол согласился говорить по-русски. Но это тоже обедняет его историю. Потому что у него-то его внутренний английский гораздо богаче. Понимаете? То есть здесь куда ни кинь, всюду клин. Ну, захотели – дали, не захотели – не дали.

«Что делать на выборах, - пишет рабочий из Волгограда, - если мне не нравятся все кандидаты?» Вы знаете, ну, во-первых, вы сами будете принимать решение, что вам делать на выборах, но я могу вам сказать, что, скажем, как многие мне мои друзья и коллеги объясняют в странах, скажем так, устойчивой демократии, говорят: «В первом туре мы отдаем предпочтения, а во втором мы убираем». То есть если в первом туре мы голосуем за тех, кто вам ближе, кто интереснее, то во втором туре мы голосуем за менее вредного, мы удаляем более вредного – так бы я перевел.

Поэтому, на самом деле, понимаете, исключительных-то героев-политиков в этом смысле нет. Политика – вообще, дело такое, не самое приятное потом получать от людей. Ну, масса же была история, как политика перерождала людей, которые, казалось бы, шли с самыми искренними намерениями. А затем наступает время компромиссов «Это подождет, это нельзя, здесь мы должны уступить», ну и так далее. Поэтому, на самом деле, мне кажется, что когда вы получите бюллетень... Вообще, политик что значит «нравится»? Вы же не в семью его зовете. Вот тот политик, которому вы из всех предложенных более доверяете или, наоборот, вот как там призывали сегодня на митинге голосовать против конкретного политика или конкретно партии, уменьшить его процент. И это тоже возможная история. Я думаю, что к выборам надо относиться серьезно, к выборам надо относиться с пониманием той цели, которую вы, каждый конкретный избиратель хотите добиться, понимая, что, вот, список кандидатов или список партий – вот, он такой, сегодня он такой. Вот, их там 7 партий или 8 партий, вот их там 5 кандидатов в президенты – вот из них.

Конечно, если была бы глава «Против всех», это протестная история, можно было бы и так голосовать. Но такой главы нет. Конечно, можно перечеркнуть бюллетень, если вам не нравится. То есть, есть всяко возможные способы для того, чтобы выразить свою точку зрения от не прийти на выборы до прийти на выборы и съесть бюллетень, ну и так далее. Это дело абсолютно индивидуальное.

И последний вопрос перед новостями. Мне пишет программист из Москвы: «Два раза в «Ведомостях» проскакивала информация, что неприкасаемый Степанов подал иск на «Эхо Москвы», но я не слышал ни слова об этом на «Эхе». Правда это или нет?» Значит, мы ничего не получали. Вы помните, что господин Степанов был у нас, написал нам в блоге и, насколько я помню, был у нас в эфире. Ничего про это не знаю. Вот, когда мне из суда приходит бумажка или, там, из прокуратуры, или еще откуда-то, то тогда я могу вам ответить: «Пока ничего у меня такого нет». В Москве почти 17:30, новости, затем вернемся в студию.

НОВОСТИ

А.ВЕНЕДИКТОВ: Программа «Перехват», сегодня Алексей Венедиктов в программе «Перехват». Илья мне пишет, напоминает: «Расовый отдел СС». Да. Это он следил, действительно. Это, действительно, СС, это входило в СС. Ну и там руководителя повесили в Нюрнберге, как вы помните. Ну и туда им и дорога.

Вот хороший вопрос от Якова пришел, как раз через твиттер, через @vyzvon. Пользуются люди активно, и я читаю, конечно. «Существует ли журналистская этика для каждой страны? Или журналистская этика одна для всех стран?» Вы знаете, Яков, с моей точки зрения, конечно, не существует ни для каждой страны, ни для всех стран. Журналистская этика кодифицируется, записывается или создается в каждой отдельной редакции. Потому что если мы возьмем, там, скажем, 2 газеты, одна газета – народная газета, а другая газета так называемая качественная пресса. Скажем, можно ли помещать, этично ли помещать... У вас в одной и в другой газете есть фотография, там, умирающего великого артиста, да? Можно ли помещать его фотографию или нет? В одной газете примут одно решение, в другой – другое. Вот вам вся этика.

Вы знаете, чтобы не касаться российских историй, я вспоминаю историю, когда журнал «Пари Матч» поместил фотографию только что умершего президента Миттерана. На кровати, вот, где он лежал, вот, кто-то из друзей Миттерана, потому что туда только друзья ходили, сфотографировал его и, видимо, то ли отдал, то ли продал в журнал. И я знаю, что в «Пари Матч» какие шли очень бурные дискуссии, этично ли помещать эту фотографию на обложку. У меня она есть, есть этот номер. В общем, они тогда сочли этичным. Наверняка, какие-то другие издания сочли это не этичным.

Этично ли рассказывать о внебрачных детях президента, там, Миттерана того же? Одни газеты считают, что этично, другие, что не этично, и так далее. Это внутренний кодекс редакции.

Ведь, что такое этика? Этика – это самоограничение, ну, в упрощенном смысле, конечно. Это просто самоограничение профессиональное. И поэтому у нас есть 3 круга ограничений. Есть Конституция и законы РФ – она другая, чем в Штатах, во Франции, в Зимбабве и, значит, это один круг, разные круги. Есть правила, которые выработаны на радиостанции – это второй круг ограничений для журналистов. И есть, собственно, ваши собственные взгляды, что можно, что нельзя. И это тоже ограничение. То есть как мама воспитала, как принято говорить. Поэтому понятно, что этические категории – они там различны.

Помните, история, связанная, опять-таки, с 11 сентября или взрывами в лондонском метро. Там, этично ли показывать жертвы? И, вот, в США не показывали людей, выпрыгивающих из окон небоскребов, а, скажем, в Испании, когда был взрыв на вокзале Аточи (я уже про это рассказывал), показывали убитых, разорванные тела, в том числе и детей. Другая этика.

Поэтому, отвечая, Яков, на ваш вопрос, думаю, что ответ отрицательный, и стремиться к этому невозможно, потому что разная аудитория требует разного. И вопрос этики – это вопрос того, что мы голосуем или вы, вернее голосуете своим рублем, своей кнопкой. Если вы не смотрите то, что вам кажется оскорбляет ваши этические чувства, значит, уменьшается доход редакции, падает рейтинг редакции. Если вы смотрите это, значит, повышается доход редакции. Ну и так далее. То есть, на самом деле, вопрос этики регулирует общество, а не журналисты, которые придумывают какие-то правила.

Так. Парнас у меня спрашивают. А что про Парнас? Слушайте, ну, вот, давайте уж, там, в этом не будем лукавить. Ну, я говорил лидерам Парнаса, что их не зарегистрируют. В ту секунду, когда стало мне известно, что Алексею Леонидовичу Кудрину предложено возглавить «Правое дело» и стало понятно, что «Правое дело» - это такой проект, который там должен ориентироваться на ту же аудиторию, скажем, что и Парнас, мне стало понятно (это еще Кудрину тогда – еще Прохорова не было в помине), мне стало понятно и всем стало понятно, что, ну, там, за неправильный переход улицы, там опять признают подпись самого живого человека не его. Он будет говорить, что это его, будут говорить «Нет, это не ваша подпись», как было когда-то. Ну, так и есть, ну я посмотрел, ну, мы разместили на сайте решение Министерства юстиции. Ну, это, простите меня, ну, не серьезно. Ну, не серьезно.

Совершенно очевидно политическое решение, которое состоит из 2-х, на мой взгляд (это мое особое мнение в данном случае, это чтобы никто не придрался, как вы догадываетесь), из 2-х позиций. Позиция первая. Лично лидеры Парнаса являются во многом предателями нынешних властей предержащих, в частности, Владимира Путина. Потому что я вам напомню, наверное, что, скажем, господин Касьянов 3 года был премьер-министром именно Владимира Путина, а Владимир Рыжков был первым замом по «Нашему дому – Россия», где Владимир Путин возглавлял (то есть они были соратниками) питерское отделение, они вместе там вели партию, во всяком случае, в Питере («Наш дом – Россия» имеется в виду). И Немцов был соратником. Понимаете? Ну, наверное, Милов слишком был для этого еще мал тогда, И с точки зрения, скажем, Владимира Путина и нашей власти, это люди, перебежавшие, изменившие системе, предавшие систему. «Вот, все у вас было хорошо – чего вам еще надо было? Чего вы лезете?» Понимаете, да? И поэтому с этой стороны, со стороны, там, Путина никаких шансов, на мой взгляд, на регистрацию быть не могло. А со стороны Медведева – понятно, что Медведев стал делать ставку на рост голосов «Правого дела». Ну, вот, тут опять к гадалке не ходи. Поэтому тоже появление конкурента на этом поле для Медведева это уменьшение голосов, поданных за «Правое дело», там, хоть на 3, хоть на 5 – не важно. Поэтому мне представляется, что эта история весьма печальна. С другой стороны, правда, я не даю совета политикам (повторяю: у них своя работа, у меня своя работа), но мне кажется, что очень важно в судебной и прочей процедуре доводить это до конца. Вот, мне так кажется.

Я хочу обратить ваше внимание вот на что. Тут еще есть один вопрос, который связан с тем. Вот, очень долго в Москве не разрешали антиправительственные, антипутинские митинги. От чего выросла «Стратегия-31»? Она выросла от того, что эти митинги не разрешали. Она не на Триумфальной площади выросла. Она выросла от того, что в Москве невозможно было провести митинг, согласованный с властями, с антипутинскими или антиправительственными лозунгами. Долгое время. И я считаю, что Стратегия-31 и Лимонов победили, потому что в Москве можно сейчас проводить эти митинги. Мы это слышали сегодня, мы это слышали недавно совсем, там, «Путин, уйди в отставку» - мы всё это слышали. И это, с одной стороны, безусловно, огромная заслуга Стратегии-31, если анализировать эту историю. А с другой стороны, хочу вам сказать, что это заслуга и Общественного совета при ГУВД столицы, в который я входил.

У меня тут спрашивают: «Как действует совет?» Совет приостановлен, потому что реформа полиции, будет реформирован совет. Сейчас нужно будет сливать 2 совета, там, в министерстве и при ГУВД, поэтому сейчас совет не работает. Но, вот, я считаю, что одна из главных заслуг совета заключалась в том, что, благодаря деятельности совета, наблюдению, выявлению нарушений и так далее, мы смогли добиться того (в том числе и мы), что митинги с разной направленностью, в том числе антиправительственные, то есть связанные со свободой, не нарушающие законов, проходили в Москве. Для меня это важно. Вот такая история.

Поэтому, возвращаясь к Парнасу, надо, конечно, на мой бы взгляд, на мой вкус (ну, я же не член партии), на мой вкус, конечно, нужно, если там есть конкретные нарушения, даже если там нашли одного человека, который умер, или он умер между тем, как подписал и подали документы, ну, это же все понятно, как это, да? Да, передать документы и заодно идти в суд, параллельно. В такой суд, в сякой суд, в Конституционный суд, в Страсбургский суд. Не стесняться идти, не бояться идти. Ну, это моя точка зрения.

Эта история – она отвратительна своим лицемерием. Потому что, вот, за неправильный переход улицы сажать на 15 лет нельзя. Что мы имеем? Мы имеем ровно это. Неправильный переход улицы, не вызвавший негативных последствий, - 15 лет без права переписки. Вот такой подход мне представляется совершенно, ну, неправовым. Ну, к сожалению, у нас есть масса людей, которые используют неправовые подходы, как бы, опираясь на эти истории. Мне кажется, что это правильно, чтобы подавать. Ну, дальше это решение, которое будет принимать руководство этой политической партии.

Вот. Давайте посмотрим, что у нас здесь. «Когда Прохоров придет?» Я думаю, что на следующей неделе. Но как вы помните, мы говорили с Прохоровым, когда он был в эфире, что после съезда он к нам придет. Напомню, по-моему, он завтра у Владимира Познера – давайте посмотрите или потом в интернете посмотрите, чтобы сформировать там свою точку зрения не только по репортажам журналистов, не только по газетным отчетам или радиокомментариям, а, вот, сами. Вот, сядет Прохоров, напротив него там сядет Познер, если я правильно помню. Во всяком случае, когда я уезжал (я сейчас проверить не могу – может быть, кто-нибудь сейчас проверит), когда я уезжал, Познер объявил о том, что у него будет Прохоров 26-го, поэтому давайте туда. А, думаю, что на неделе он к нам придет, и мы на большом эфире поговорим с ним о том, что он говорил, и вы сможете задать вопросы.

Это по Прохорову. Так, по вещанию. Антонов пишет мне: «А какое дело Медведеву до голосов «Правого дела», если он не пойдет в президенты?» Знаете, по этой логике какое вам дело до того, какое дело Медведеву до голосов «Правого дела», если он и так не пойдет в президенты?

Так, что еще? «Смысл существовании партии «Правое дело». Ну, что значит «смысл»? Смысл существования партии – это борьба за власть. Любая партия, извините, к гадалке не ходи, она выражает интересы определенного сектора общественного мнения и предлагает программу, которая направлена на интересы вот этих людей, которые ее поддерживают. Что касается «Правого дела», то это реанимация. Помните там СПС, «Правое дело»? Безусловно, надо признать и ничего тут тайного нет, безусловно, без помощи и согласия Кремля и Белого дома, «Правое дело» не смогло бы действовать – оно было бы лишено просто, вот, как Парнасу не дали регистрации, оно было бы лишено регистрации. Вот и все. Так мне кажется.

Так. Эрик пишет: «Почему власть панически боится честных выборов?» Ну, может быть, потому что она знает реальные результаты опросов? Может быть, потому что честные выборы – это же не только голосование? Честные выборы – это в данном случае, вот, если по честности, лидер, лидеры партий. Там, Путин против Касьянова на телевидении, и мы сидим, смотрим. Или там Жириновский против Зюганова, или Жириновский против Путина как лидера партии, Зюганов против Путина. То есть каждый против всех, да? Это политические партии. И, вот, мы смотрим, говорим «Мама родная, чего ж мы раньше-то этого не понимали?» Вот история.

Честные выборы – это, прежде всего, честная предвыборная кампания и допуск разных политических сил к вам. Вот какая история, вот что такое честные выборы в том числе, на мой взгляд. И так далее.

Ну, Олег говорит «Я не хочу голосовать». Ну, не голосуйте. Так. «Парнас – промышленная зона под Санкт-Петербургом. Живу рядом. Дима». Живите, Дима, живите.

Вот опять вопрос «А вы за кого голосовать будете?» А я всегда делаю таким образом: вот, когда список сформирован, я принимаю свое решение. Когда я понимаю сознательно, что я сделаю в избирательной кабинке, тогда я иду на выборы. Когда я не понимаю, я не иду на выборы. Давайте мы просто подождем вот этого самого списка, посмотрим. Посмотрим на тройки, да? Вот мне тут человек пишет «Никогда не думал, что буду голосовать за КПРФ». У меня, на самом деле, некоторые молодые журналисты наши... У нас же там нет членов партий, как вы знаете, по уставу (абсолютно антиконституционная вещь). Так вот, они говорят, что «господи, за кого голосовать? Неужели, за КПРФ?» - «Почему за КПРФ?» - «А, вот, за КПРФ». Потому что в глазах многих КПРФ выглядит единственной системной оппозиционной силой. Ну, вот, лозунг «Давайте не дадим лишнего голоса Партии жуликов и воров», как многие публицисты называют теперь с легкой руки Алексея Навального «Единую Россию», - тоже лозунг кампании. А что такое «Справедливая Россия» будет в этот раз? Посмотрим. Но мы должны понимать, что Дума у нас по-прежнему не место для дискуссий. И решения в Думе которые принимаются, принимаются в кабинете Владислава Юрьевича Суркова. Ну, важные решения, да? И там этот замечательный блог студента, который был на практике в Государственной Думе, фантастически любопытный блог. Он написал о том, что «вы думаете, решения в стране принимает Путин или Медведев? Да нет, - пишет он, - решения в стране принимает толстая тетенька в красном, которая ходит и указывает, как голосовать». Такое, знаете, публицистическое наблюдение. Найдите – я это тоже повешу на сайте. Найду этот блог, повешу на сайте его копию. Но «Новая газета», по-моему, опубликовала его.  А на самом деле, тетенька в красном – она, видимо, получает понятно какие указания.

Поэтому, слушайте, ну, детьми давайте не будем, У детей всегда такое, знаете, розовое впечатление о мире, вот, все вокруг любят, все вокруг хорошо и каждый шаг в плюс. А мы не дети с вами. Поэтому, мне кажется, это интересно.

Вот, Константин Смит пишет: «Почему вам нравятся банальные вопросы?» А что вы называете «банальными вопросами», Константин? Задайте не банальный вопрос, если вы знаете такой. А почему вам нравится задавать банальные вопросы?

Артур пишет: «Что вы думаете о встрече в Казани?» Послушайте, если вы имеете в виду нагорно-карабахские переговоры, ну, это же понятно. Действительно, замороженный конфликт. Это гражданская война была. И эта гражданская война закончилась для одной стороны пока победой, для другой – пока поражением. Ни те, ни другие не смирились. Ни те, ни другие. Значит, предложить некий ход, который бы позволил и тем, и другим даже не то, что лицо сохранить, а по существу решить проблему, таких ходов нет. Очень много говорят о том, что, вот, есть 2 разные территории – есть Нагорный Карабах, это территория одна, это сепаратистская территория, и есть район Азербайджана, захваченный и оккупированный. Собственно, резолюции Совета безопасности и указывают на разницу этих вещей: там оккупированы, а здесь сепаратистская территория. И этот же вопрос тянет за собой вопрос беженцев, вопрос людей, которые там уже живут довольно долго, вопрос могил. Вот, я вам могу сказать, что, смотрите, одна из главных проблем, в частности, абхазская проблема – это вопрос беженцев. Сейчас я перейду обратно к Карабаху. В Абхазии принят закон, что там люди, которые квартирами 20 лет не пользовались, потеряли право собственности на нее. Ну, неправильно. А что делать с кладбищами предков, которые там остались? Это, знаете, такая история, она очень тяжелая. Поэтому вот так вот решить на встречах 3-х президентов или, там, 4-х или 5-ти... Нет. Это такая мелкая история. Сначала решили выделить вопрос о районах – не работает, потому что вопрос коридора. Давайте оставим коридор. А когда беженцы? А там уже все разрушено и все заросло. А тогда компенсации. И так далее. А тогда вот Россия сейчас подписала с Арменией, как вы помните, договор, который позволяет российским войскам, находящимся на базе в Армении, защищать территориальную целостность Армении. Значит, какая реакция должна быть Азербайджана? Ну, понятно: ну, какой-нибудь такой оборонный, наверное, союз с Турцией. Удивляюсь, что до сих пор этого нет.

То есть это очень сложный вопрос, он долголетний, он не решится при жизни нынешних поколений так же, как долголетний вопрос Приднестровья, так же, как долголетний вопрос Абхазии и Осетии. Ничего там не решено. Силовым, как видно, ничего не решается. И примеры Тайваня, который остров, – это совершенно не примеры. Не работает.

Поэтому я думаю, что встреча-то полезная. Еще раз, еще раз и еще раз разговаривать, выкладывать аргументы на стол по территориальным спорам, по конфликту. Но я считаю, я неоднократно разговаривал там с людьми, которые этим занимаются вполне теоретически, не с министрами (с министрами тоже разными), но с экспертами, которые реально над этим работают. Они говорят: «Леша, пока вопрос беженцев не будет в центре угла, в центре всего (а у политиков в центре всего вопрос земли, а не беженцев, чтобы вы понимали, вопрос границ), вот это все обречено на неудачу. Вот это все, все-все-все обречено на неудачу», - так считают специалисты. «Мы, - говорят, - мы пишем, мы министрам отдаем все, мы президентам все отдаем». Это не только российские, чтобы вы понимали. А потом с тяжелым вздохом там посол по особым поручениям одной европейской страны мне рассказывает: «Ну что? Ну, принесли мы им план, ну, положили. Вот мы там сидели эксперты, российские, американские и я, сидели. Написали. Дорожной карты до сих пор практически нет. Практически ее нет».

Вот, Сергей Лавров в интервью «Эху» впервые сказал «Вернуться к границам 1967 года в Палестине, поделить Иерусалим». Невозможно – никто не примет: ни палестинцы не примут, ни израильтяне не примут. Это такая, знаете ли, запросная позиция хорошая, но она тупиковая. А что предложить? А не знаю. Время лечит, но время иногда калечит.

Поэтому, Артур, отвечая на ваш вопрос по поводу встречи в Казани, я не большой оптимист по этому поводу. Для меня каждый там даже мелкий шаг – это большая удача. Кстати, по поводу Казани хочу вам сразу сказать, что договорились мы с президентом Татарстана господином Миннихановым, что тоже приеду летом. Вот, как в Башкирию ездил, тоже такой, как они говорят, большой чёс. Тоже и с ним, и с Шаймиевым, и с мэром Казани. Кстати, тоже делали интервью, но уже будем делать такие, большие, чтобы страну посмотреть с разных точек зрения, людей, конечно же, принимающих решения. И для этого мы договариваемся о том, чтобы они давали интервью вам. Еще раз повторяю: не нам, а вам. Мы можем просто там попить кумысу и ничего не выдавать. Но нам кажется важным (на «Эхе»), что, вот, едешь на Украину – несколько человек с разными взглядами. Едешь в Грузию – несколько человек с разными взглядами. Едешь в Башкирию – несколько человек с разными взглядами. Едешь в Татарстан... И так далее. Мне кажется, что вот это правильно.

Так, что у нас тут дальше? +7 985 970-45-45. «Какая сетка вещания на лето?» Ну, обычная сетка вещания. Некоторые люди уезжают, и там, где невозможно передачи заменить, мы ставим повторы. А так, будем сидеть, вести нормальные истории с вами.

Ну, тут пишут мне отдельно, Зульфия пишет: «Правое дело» - это партия Кремля или им можно верить? Прохоров не похож на марионетку. Может, он искренен?» Зульфия, давайте так: в политике искренних людей не бывает. В политике искренних людей убивают. Может быть, Прохоров и искренен, но вопрос веры... Вера, на мой взгляд, не нуждается в доказательствах. Вы хотите ему верить? Наверное, на экране я ему верю. Ну и голосуйте за него. Понимаете?

Эта история, на самом деле, очень непростая (ваш политический выбор). Идеальных партий и лидеров не бывает. Если вам кажется, что этот человек, этот лидер вам ближе, чем остальные 6-7, которые выставились, ну, вперед. А если вы брезгуете, ну, назад. Понимаете? Поэтому мне представляется, что ваш выбор должен быть только вашим. Поверьте, проверьте, как вы думаете. Не знаю, как это получится. Знаете, очень много людей про это думают.

Яков спрашивает: «Может, я чего-то недопонимаю, но думал, что война между Азербайджаном и Арменией – какая же это гражданская война?» Ну смотрите. Времени мало, но вы просто историю Карабаха посмотрите. До распада Советского Союза жители Нагорного Карабаха – это граждане Азербайджана, да? Это граждане Азербайджана, и все – советские граждане. Поэтому это была война между советскими гражданами и между гражданами Азербайджана, которая затем... Гражданами не в юридическом смысле слова (я не помню, было ли гражданство в Советском Союзе у советских республик отдельных), но это война гражданская, это война соседей против соседей. Понимаете? Когда я говорю «гражданская война», это война соседей, вот которые жили на одной улице, их дети ходили в одну школу, а потом они взяли в руки оружие. В этом смысле и чеченский сепаратизм – это гражданская война. Или элементы гражданской войны. С моей точки зрения. Это история очень тяжелая, на самом деле.

Ну вот, начали вопрос про беженцев: «Вопрос беженцев – это вопрос беженцев 2-3 года, а позже – это уже вопрос политики». Ну, это общие слова, Олег. Это вопрос беженцев, это вопрос конкретных людей, лишившихся своей родины или той территории, которую они считали своей родиной, и могил своих предков. Если вы это можете забыть, вы – счастливый человек, Многие, к счастью, таким счастьем не обладают.

Это был Алексей Венедиктов. Через 10 минут мы с вами встретимся, поговорим про маркиза Лафайета (наконец-то, Наталья Ивановна Басовская после перерыва придет в нашу студию).


Напишите нам
echo@echofm.online
Купить мерч «Эха»:

Боитесь пропустить интересное? Подпишитесь на рассылку «Эха»

Это еженедельный дайджест ключевых материалов сайта

© Radio Echo GmbH, 2025