Человеческое отношение к животным - Дарья Тараскина - Чувствительно - 2015-11-07
07.11.2015
И. Воробьева
―
17 часов и 5 минут в столице, всем здравствуйте, добрый день. Это программа «Чувствительно», и, как всегда, ее ведут Ирина Воробьева и Светлана Сорокина.
С. Сорокина
―
Здравствуйте.
И. Воробьева
―
У нас сегодня в гостях Дарья Тараскина – это президент приюта «БИМ». И тема программы: «Человеческое отношение к животным». Дарья, добрый день.
Д. Тараскина
―
Добрый день.
С. Сорокина
―
Первым делом минуточку вашего внимания, потому что мы хотим с Ириной поздравить нашего друга, нашу коллегу замечательную Машу Слоним с днем рождения.
И. Воробьева
―
С днем рождения!
Д. Тараскина
―
С днем рождения!
И. Воробьева
―
Очень любим мы ее. На самом деле отношение к животным вот то самое, то самое такое любимое, это, конечно, Маша прививает через свои аккаунты. Я все время читаю, потрясающе…
С. Сорокина
―
Через свою ферму. И вот у Маши хватает и внимания, и сил, и доброты, для того чтобы поддерживать, подбирать, лечить замечательную свою ораву и кошек, и собак, и кого только нет у нее на ферме. Маша, с днем рождения!
Д. Тараскина
―
Маша, спасибо вам отдельно от фонда «БИМ», спасибо вам за ваш фотоаппарат, который вы нам подарили, мы им пользуемся.
И. Воробьева
―
Вот так вот. Ну, действительно, человеческое отношение к животным – это такая тема, которая, в общем, всплывает постоянно, что называется. Фонд «БИМ» существует уже очень давно.
Д. Тараскина
―
Безумно. Столько не живут.
С. Сорокина
―
Двадцать пять, по-моему, лет?
Д. Тараскина
―
Нет, больше тридцати уже.
И. Воробьева: В 86
―
м году, если я правильно понимаю.
Д. Тараскина: В 86
―
м уже была регистрация, да, то есть уже фактическая деятельность.
С. Сорокина
―
То есть, еще в советское время начиналось. По-моему, первый раз такое…
И. Воробьева
―
Нет, у нас уже было…
Д. Тараскина
―
Единственный.
С. Сорокина
―
Очень давний, да.
И. Воробьева
―
Как получилось так, что был создан фонд? Кто его создавал? И как тогда это было, в 86-м году-то вообще?
С. Сорокина
―
В общем, наш любимый вопрос: как вы дошли до жизни такой?
Д. Тараскина
―
До такой жизни люди не доходят сознательно. Люди просто начинают с очень простой вещи – с внутреннего состояния, когда человек не может пройти мимо чужой беды. И в какой-то момент он просто останавливается и начинает помогать. И было много хороших людей в разное время: до революции, после революции, в советское время. В советское время было общество защиты животных. И как бы мы фактически брали эстафету, потому что мы все начинали вместе с теми людьми, которые в 50-е организовали вот такую помощь животным. Они даже арендовали, у них даже был такой небольшой приют в центре. Это был очень страшный момент, когда они арендовали помещение рядом с живодерней, то есть фактически на территории живодерни. Им приходилось очень сильно бороться за права животных, но достойнейшие люди были. И достоинство человека, то, что внутри человека, совершенно не зависит ни от строя, ни от времени, когда он там пребывает. И они умудрялись быть настолько чистыми, святыми в любое время, что они преподали в моей молодости мне очень хорошие уроки, которые очень не хочется растерять и хочется нести как, знаете, огонек, который передают.
С. Сорокина
―
То есть, вы начинали как волонтер, да?
Д. Тараскина
―
Тогда этого слова не было. По смыслу, нет, это по смыслу, когда ты… волонтер – человек, который ни за что не отвечает. Он сегодня захотел – помог, завтра не захотел – не помог.
С. Сорокина
―
Ну, разные волонтеры бывают.
И. Воробьева
―
Давайте не будем…
Д. Тараскина
―
Да, мы не будем разбираться.
И. Воробьева
―
Просто вы помогали.
Д. Тараскина
―
Да, захотелось помочь и как-то вот поддержать, руками помочь, еще чем-то – ну, чем можно было. Примерно так начинали.
И. Воробьева
―
Хорошо, а вы-то почему пришли помогать этому фонду или обществу? Почему?
С. Сорокина
―
Был какой-то момент или какая-то ситуация?..
Д. Тараскина
―
Знаете, культура старой России и старой Москвы была такова, что почти в каждой семье кто-то жил.
И. Воробьева
―
Животные.
Д. Тараскина
―
Конечно.
С. Сорокина
―
У нас всегда кошки были.
Д. Тараскина
―
Держали попугайчиков, держали кошек, собак. Это было нормой. То есть, не надо было учить людей, как себя вести с животным. Мы просто знали это под коркой, потому что мы это видели с детства. Вот с детства у нас жили кошки. И без всякого фанатизма, по одной, приучали потихонечку ребенка: давай твоя обязанность будет убирать горшок. Это все правильно очень, это ответственность воспитывает. То есть, это старая русская семья.Мы ходили с бабушкой в гости к ее приятелям в большую квартиру. У нас была отдельная квартира на Сретенке, а бабушкины друзья жили в коммуналке. И в коммуналке этой жила Анастасия Цветаева. И, наверное… мне просто недавно напомнила ее приятельница, у нее есть замечательные совершенно слова, у Насти Цветаевой, о том, что чем больше звереют люди, тем более человечными становятся животные. Я не помню этой фразы с детства, но я помню, что, видимо, та культура старой Москвы, которая была, она впитывается в кожу, под коркой, и ты волей-неволей ведешь себя соответственно, то есть не нарушая общечеловеческие какие-то нормы.
С. Сорокина
―
Коль скоро вспомнили советское время, я вот вспоминаю, у меня отец военнослужащий был, и мы несколько лет всей семьей жили в Мурманске. Я вообще из Петербурга, но отец служил в Мурманске. И одно из ярких воспоминаний моего детства – это стаи собак, которые бегали у нас по дворам, потому что очень многие приезжали в Мурманск, работали или служили, потом возвращались и своих животных бросали просто на улице. Это часто были собаки, самые разные: породистые, беспородные и так далее.
И. Воробьева
―
То есть, не забирали с собой.
С. Сорокина
―
Да, не забирали с собой.
Д. Тараскина
―
Не всегда могли, наверное – военные все-таки.
С. Сорокина
―
По-разному бывало, знала разные ситуации. Так вот, ездила служба, которая отстреливала этих собак.
Д. Тараскина
―
Она везде ездила.
С. Сорокина
―
Да. И причем среди бела дня, на глазах у детей вот просто отстреливали этих собак. Вот одно из ярких воспоминаний моего детства.
Д. Тараскина
―
Ничего не поменялось.
С. Сорокина
―
И потом, вы знаете… а мы этих собак прятали. Мы прятали их в подъездах, мы привязывали их, несчастных, чтобы они не выбегали. Я помню случай, когда кто-то из моих товарищей по двору просто бросился на собаку, закрывал своим телом. Душераздирающие были истории. Неужели до сих пор отстреливают?
Д. Тараскина
―
До сих пор ничего не поменялось, только поменялись дети. Если в вашем возрасте вы, дети, спасали животных, и я помню совершенно трогательные кадры, они, кстати, непридуманные, раньше в старых фильмах мы можем увидеть, как какая-то дворовая собака провожает детей до школы, там ждет, возвращается…
С. Сорокина
―
У нас были свои любимцы…
Д. Тараскина
―
Да, дети с ними играли, и ни один из родителей не орал: не подходи к собаке, она грязная. Ни один.
С. Сорокина
―
Да, не было такого, правда.
Д. Тараскина
―
Мы бегали вместе, мы не боялись…
С. Сорокина
―
Кстати, у меня с тех пор нет какого-то вот страха перед собаками.
Д. Тараскина
―
Сейчас безумие совсем, сейчас продолжают не просто стрелять, травить животных просто на месте…
И. Воробьева
―
Ну, про догхантеров мы еще поговорим.
Д. Тараскина
―
Нет, это даже не догхантеры, это делает государство.
И. Воробьева
―
Вот по поводу государства. Вот когда отстреливали собак в Советском Союзе, это же какая-то норма была, это же какой-то закон?
Д. Тараскина
―
Нет, это были жалобы какие-то, как и сейчас.
С. Сорокина
―
Была какая-то законодательная база?
Д. Тараскина
―
А и сейчас есть.
С. Сорокина
―
Сейчас есть? Разрешают убивать животных прямо на улице?
Д. Тараскина
―
Понимаете, в чем дело? Неважно, как написано. Важно, как сделано.
С. Сорокина
―
Но сейчас же не разрешают убивать животных?
Д. Тараскина
―
Кто вам это сказал? А где запрещено? Это не написано нигде, что это запрещено.
И. Воробьева
―
А, то есть, не запрещено – значит…
Д. Тараскина
―
Не запрещено, этого не запрещено. У животных нет права на жизнь на сегодняшний день в нашей стране нигде.
С. Сорокина
―
Читала у вас в интервью, Даша, что вы любите животных, но не любите людей. Это было сгоряча сказано?
Д. Тараскина
―
Вы знаете, достаточно осознанно. Говорить о том, что я всех люблю, я могу только по отношению к растениям, к природе и к животным. А человек должен заслужить, чтобы я его любила. Безусловно, в моей жизни есть и друзья, и близкие люди, за которых я жизнь отдам, и так это оно и есть. Но общая масса людей вот абстрактная, знаете, абстрактная масса, когда ты не вычленяешь какое-то отдельное лицо и смотришь на животных, которых ты лечишь, и понимаешь, почему ты их лечишь, что с ними сделали, то это не поддерживает любовь к человечеству в принципе.
И. Воробьева
―
Есть такая расхожая фраза: чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю животных. Есть такая фраза расхожая, но она многим в те или иные периоды жизни подходит так или иначе.
С. Сорокина
―
Вспоминается, да.
Д. Тараскина
―
То есть, народ надо воспитывать хоть как-то. В моем детстве, помимо того, что родители не орали «не трогай собаку, она тебя покусает», вот сейчас все знания наших детей – это что собаки кусачие, ежики едят яблоки, а лисы все бешеные. Понимаете, вот на этом они останавливают свое развитие.
И. Воробьева
―
Вы меня простите, пожалуйста, может быть, оно и к лучшему…
Д. Тараскина
―
Что?
И. Воробьева
―
Я здесь в этом смысле выступлю за родителей, которые не подпускают детей к животным.
Д. Тараскина
―
Они не учат их жить.
И. Воробьева
―
Это другой вопрос. Но согласитесь, что собака на улице действительно может нанести вред ребенку, и что среди лис много бешеных лис, это абсолютная правда. Другой вопрос, что это не обучение детей жестокости к животным.
Д. Тараскина
―
Это начало, это первый этап. Когда ты боишься, это первый этап. Это учить равнодушие, учить «осторожно, опасность». Если вас приучили «осторожно, опасность», вы не будете туда лезть, да? Вы не будете думать о том, что это такое. Вы не станете размышлять, вы не станете учиться, у вас нету навыка никакого. И вы придете к тому, что вы будете просто мимо них проходить, как будто это не жестоко. Вас учат равнодушию, проходить мимо страданий.
С. Сорокина
―
Даш, а вот смотрю на ваши руки – они все исцарапаны. Это ваши питомцы?
Д. Тараскина
―
Это новый мой питомец, и мне приходится… сейчас последнее время, помимо домашних животных… насколько я помню русский язык, лингвистику, домашними видами животных называются только два – кошки и собаки. А все остальное называется дикими животными. Сейчас придумывают много новых слов: экзоты…
С. Сорокина
―
Этого много появилось.
Д. Тараскина
―
Это увлечение. То есть, видимо, зимних садов мало, теперь у нас есть частные зоопарки. Это не запрещено, это правда. И торговля дикими видами животных достигает таких масштабов в объеме страны, что мы, по-моему, стоим как страна на третьем месте по черной торговле животными, это очень доходная статья расходов.
С. Сорокина
―
А как вообще относитесь к?..
Д. Тараскина
―
Это дикое животное.
С. Сорокина
―
Это кто вас покусал так?
Д. Тараскина
―
Это пантера.
И. Воробьева
―
Пантера!
Д. Тараскина
―
Да.
С. Сорокина
―
Это тоже у вас живет?
Д. Тараскина
―
У нас живет около пятидесяти медведей, у нас живет около шестидесяти пяти лошадей, у нас живут львы, у нас живет тигр, у нас живут обезьяны.
С. Сорокина
―
Страусы, читала.
И. Воробьева
―
Где вы их взяли?
Д. Тараскина
―
Это то, что не нужно. То есть, к сожалению, ко мне прилипает то, что никому не нужно.
И. Воробьева
―
То есть, кто-то взял медведя, простите, и выбросил его на улицу?
С. Сорокина
―
Наверное, цирковые еще.
Д. Тараскина
―
Цирковых очень много. Есть система передвижных вот этих зверинцев, цирков-шапито. Есть не получилось. Потому что жизнь этих животных, она иногда дольше жизни человека. Если мы берем кошку или собаку, средняя продолжительность жизни которых 15 лет – ну, возьмем среднюю – то мы в состоянии обеспечить им нормальную жизнь в течение всей их жизни. Наша жизнь дольше, в среднем. Если вы берете попугая, то вы должны понимать, что, например, у меня в приюте есть попугай, доказанная жизнь которого сто лет.
С. Сорокина
―
Ничего себе!
И. Воробьева
―
Сто лет!
Д. Тараскина
―
Доказанная жизнь. То есть, это такая ответственность, когда люди заводят что-то, не зная, как с этим быть. То есть, если нет навыка котенка воспитать, то играть со львенком, в общем-то, уже бесполезно. Вы обратили внимание на мою руку – кстати, она одна, обратите внимание.
С. Сорокина
―
Да, вот одна почему-то искусана.
Д. Тараскина
―
Потому что еще какой-то навык у меня существует. Я пытаюсь с ней общаться, пытаюсь ее адаптировать, и у меня есть умения.
С. Сорокина
―
Взрослая?
Д. Тараскина
―
Нет, не очень. Такая молодая, скажем так. Но при этом у других людей этого нету. И когда первым животным заводят что-то сложное, потому что это модно, начинаются проблемы. Есть люди, не на которых кидаются, извините меня, бездомные собаки, по версии, как нам рассказывали в одном из шоу, там мальчик погиб… только этот мальчик был на помойке без штанов и без трусов, извините, да? Возьмем практику жизни. Собаки не снимают, собаки просто кусают, если что. А так берут… сколько погибло людей от животных в квартирах или у себя дома, потому что они взяли то, что им не по силам? От неумения, от незнания. Захотели пообщаться, захотели экзотику. Ведь нормы нету, никто не останавливает.
С. Сорокина
―
Заводят крокодилов, варанов, змей. У меня знакомые есть, которые завели варанов, еще кого-то, еще их и разводят.
Д. Тараскина
―
Змеи, пожалуйста. Сейчас есть вызовы МЧС: змея ползает по подъезду. Есть вызовы МЧС, извините, весь подъезд полон тараканами. Мне звонила одна девушка, она сказала, что у меня приют для тараканов. У нее вся стена была… как она не могла остановить разведение тараканов мадагаскарских? Размер, представляете, какой?
С. Сорокина
―
Они здоровенные.
И. Воробьева
―
К сожалению, к нам в редакцию как-то принесли – это ужасно!
Д. Тараскина
―
Понимаете, что она делает, да? Мозга нет – считай, калека.
С. Сорокина
―
Я в Петербурге однажды приехала, мы снимали сюжет, как женщина пожилая в доме собирала, как бы некий приют был в квартире, голубей. Вот зачем было в квартире голубей… Окна были затянуты сетками, и у нее какая-то была… не знаю, это не голубятня, это не назовешь. Вот какой-то вот просто…
Д. Тараскина
―
Они фантастические.
С. Сорокина
―
Я все понимаю, но как держать в квартире голубей? Им же летать надо.
Д. Тараскина
―
Я поняла. Вы знаете, с чем мы столкнулись, глядя на сегодняшнюю ситуацию? Я столкнулась с тем, что эти отношения людей, которые любят животных, и людей, которые не любят животных, должны контролироваться не ими самими, судом Линча или вечной враждой соседей, а должны решаться некими общими правилами государства. К сожалению, в этой теме государство у нас вообще отсутствует как таковое.
С. Сорокина
―
То есть, законодательство…
Д. Тараскина
―
Оно не контролирует эту деятельность никак, не разводит по сторонам противоборствующие стороны. И, в частности, например, вот вы заметили, что это не очень можно в квартире. Таких квартир с голубями я знаю в Москве только пять.
С. Сорокина
―
Да?
Д. Тараскина
―
Да. И у меня голуби в приюте тоже есть. И инфекционные заболевания голубей надо лечить. Потому что там вертячка – это самая простая история с голубями. То есть, приют у нас для всех, кому мы можем и кому могут позволить себе помочь мои врачи, потому что они знают что-то. Но, вот вы знаете, голубятен-то нету. Раньше все голуби жили на чердаках, чердаки разрешали использовать детям, которые там жили, там даже подростки этим занимались, погонять голубей на чердаке…
С. Сорокина
―
Гонять по крышам голубей.
Д. Тараскина
―
Да, да, и они там селились. И разрешено было делать голубятни. И когда мы уехали со Сретенки на Кутузовский, там во дворе стояла старая голубятня, и приходили гоняли. То есть, это некая живость Москвы, то есть здесь можно жить. А теперь законопаченные все продухи, кошек не пускают. Законопачены все маленькие проветривающие окошечки крыш, которые должны проветриваться, голуби сидят… можете представить себе несчастных птиц, где под ногами у них вот эта вот самая химическая отрава, которая разъедает наши подошвы зимой, а у них кожа на ногах, и они вот этой коже сидят в этой химической отраве ночью, потому что им негде гнездиться, у них места обитания полностью исчезли, город вымирает.
С. Сорокина
―
Зато крыс много стало.
Д. Тараскина
―
Да. Это показательно очень, потому что крысы, они очень показательный вид животного.
С. Сорокина
―
Они уже, по-моему, вне конкуренции. Кошек практически нет…
Д. Тараскина
―
Даже уже тараканов, обратите внимание, практически нету.
С. Сорокина
―
Да, а крыс полно.
Д. Тараскина
―
А крыс полно. Но нету голубей. Понимаете, была некая культура отношения к голубям. И когда вот этот первый Фестиваль молодежи и студентов, выпускали этих голубей, они потом летали, их подкармливали. Ну, я не знаю, наверное, в культуре нашего народа существует такая вещь, когда проговаривают, что когда ты кормишь птиц, ты думаешь о душах усопших. И, сидя на скамеечке, тот же Вицин, его облепляли эти голуби…
С. Сорокина
―
Кормил голубей в центре Москвы.
Д. Тараскина
―
И моя подруга до сих пор, она бывший редактор издательства «Известия», то есть это Тверская сегодняшняя, да? И она двадцать лет приходит в одно и то же место, и голуби ее узнают, на нее слетаются.
И. Воробьева
―
Слушайте, если говорить про государство, во-первых, вот нам напоминают, что существует статья за жестокое обращение с животными. Насколько часто она вообще применяется?
Д. Тараскина
―
Она неприменима в принципе.
С. Сорокина
―
Почему?
Д. Тараскина
―
Потому что она очень размыта, и очень трудно доказать жестокое отношение к животным, практически невозможно.
И. Воробьева
―
Помните, была же история, когда какой-то человек убил собаку в метро…
С. Сорокина
―
Как-то жестоко, да.
И. Воробьева
―
И даже памятник собаке установили. Вот там же применена была эта статья.
Д. Тараскина
―
Это другой человек был, их было двое. Памятник собаке в метро – это в переходе у метро девушка убила собаку. Но был молодой человек охранник, который убил на другой станции метро, избил собаку так, что она погибла в городском приюте. Но зоозащитники тогда постарались, и в одном случае вылилось отношение приличной массы людей тем, что все-таки был поставлен памятник, и это было движение души. Это прекрасные скульпторы, там прекрасное начинание. Долго пробивали, никто не разрешал, где поставить. Это море людей стремилось хотя бы помнить о том, что так нельзя. И, в результате, получилось хоть что-то. Хотя, может быть, сегодняшние не знают, что там, зачем там памятник. Он недалеко от места событий, кстати, там стоит. А в другом случае пытались собирать деньги на адвокатов, пытались судиться. В общем, в результате, просто потерял работу, перешел на другую.
И. Воробьева
―
Слушайте, а что касается вмешательства государства, нужно ли нам вводить некую регистрацию животных? Чтобы вот человек завел животное – и зарегистрировал.
Д. Тараскина
―
А вы про конкретику все больше.
И. Воробьева
―
Да, потому что мне кажется, что если люди будут отвечать хотя бы рублем, условно говоря, за то, что бросили животное, это хоть как-то, наверное, остановит…
Д. Тараскина
―
Стратегия наказания.
С. Сорокина
―
Ну, или учета. Или, может быть, брать какой-то налог, для того чтобы, может быть…
Д. Тараскина
―
Вы меня поражаете! Вы, девушки, меня поражаете. Вы начинаете рассмотрение проблемы с момента наказания.
И. Воробьева
―
С момента регуляции.
С. Сорокина
―
С учета.
Д. Тараскина
―
Я бы начинала этот вопрос с того, что права у тех людей, которые владеют животными, есть. Они везде все обязаны. Они обязаны платить налог, они обязаны делать прививки, они обязаны убирать за своей собакой или за своей кошкой. Если вы живете в доме, у вас живет кошка, собирая ее песок из туалета, вы не в мусоропровод его кидаете, потому что вас дворник обругал, а вы выходите с ним и сами на помойку его несете. А где права у людей, которые содержат животных?
С. Сорокина
―
А что, все перечисленное не надо делать, по-вашему?
Д. Тараскина
―
Нет, нужно делать, нужно цивилизованно жить.
С. Сорокина
―
Конечно.
Д. Тараскина
―
Но я-то стою на защите тех людей, у которых есть животные, которые права ни на что не имеют.
С. Сорокина
―
А на что они не имеют права?
Д. Тараскина
―
Например, если вы вышли на улицу с вашей собакой, вас не защищает никакой закон. Если побьет кто-нибудь вашу собаку, в лучшем случае вы можете вступиться за нее сами.
С. Сорокина
―
Да.
Д. Тараскина
―
И, в результате, оказаться в отделении милиции, где особенно вас рассматривать не будут. Будут рассмотреть, покусала ли ваша собака человека или нет.
С. Сорокина
―
Ну, в наморднике можно выходить.
Д. Тараскина
―
Можно. Но я говорю, что, первое, у животных нету права на жизнь. Привожу пример очень простой. Советское время. У вас собака служебная. Ваша обязанность… у монеты есть две стороны всегда. Есть обязанности, есть права вот какие-то. Ты обязан был со служебной собакой пройти два класса школы: общий курс послушания и защитно-караульную службу. Почему? Собака была военнообязанной. Ты обязан был в случае военных действий отдать свою собаку на службу государству. Это одна сторона медали. Другая сторона медали. Если у тебя была такая собака, и ты соблюдал все эти правила, ты имел право на пять метров жилой площади в своей квартире. Не общей, а жилой.
С. Сорокина
―
Может, и сейчас есть такие правила?
Д. Тараскина
―
Нет, у них были… Более того, ты имел право прийти на площадку в своем микрорайоне, где с ней занимались, и тебе государство дало эту площадку. Следующее. Ты имел право прийти в ветклинику бесплатно.
С. Сорокина
―
Вот это важно.
Д. Тараскина
―
Вся ветеринария по всему Советскому Союзу была бесплатной.
С. Сорокина
―
Вот это важно. Сейчас таких денег стоит, что просто…
Д. Тараскина
―
Когда мне показывают пример Канады, вот если у вас пожилая собака, это учитывается, что обычно в старости люди и животные больше болеют, и ты налог платишь, одну сотую часть налога, потому что у тебя старая собака. Чтобы ты не выкидывал, а чтобы у тебя хватило денежек ее полечить. А в советское время построили типовые проекты ветклиник, в каждом районе была своя ветклиника, ты имел право приходить бесплатно всегда. То есть, любая пенсионерка, получает ли она пенсию, не получает, имела право содержать свое животное достойным образом.
И. Воробьева
―
Это очень важно по поводу ветеринарных клиник и по поводу…
Д. Тараскина
―
Это зарабатывание денег.
И. Воробьева
―
Просто у меня не так давно умерла моя собака, и я столкнулась с интересными историями. Ну, моя предыдущая собака, первая, умерла, когда я была маленькая, а сейчас я просто как взрослый человек с этим столкнулась. Столкнулась я с тем, что, да, мы вызвали специального человека, который приехал, чтобы вот осмотреть, забрать, все. И дальше началась такая история. А где хоронить собаку? А что с ней делать? Ну, вот умерло животное – ты же не можешь его выкинуть. Это же член семьи твоей. А дальше начинается история про деньги. Потому что ты можешь заплатить вот столько, и твое животное кремируют вместе со всеми. Можешь заплатить вот столько – его отдельно. Вот столько стоит в этот… А дальше ты… хорошо, вот мы, значит, решили…
Д. Тараскина
―
Вы договорили, да?
И. Воробьева
―
Нет, сейчас, секундочку. Мы решили: вот кремация, да, отдельная, все. А дальше я приезжаю в эту клинику и забираю урну с пеплом. И что я должна с этим пеплом делать? Вот куда мне деваться с этим? Потому что это же член моей семьи, я же не могу ничего…
С. Сорокина
―
Чуть в продолжение. Я из Царского села из-под Петербурга, и у нас там в царские времена было такое кладбище животных просто на краю парка, где хоронили… там много было лошадей, у нас даже был слоновий питомник, там даже крупных животных хоронили, собак. Ну, любимым собакам императорским вообще памятники ставили.
Д. Тараскина
―
Да, на территории своего имения, это правда.
С. Сорокина
―
И было целое кладбище для животных. Но сейчас что-то я не знаю, у нас есть такие?
И. Воробьева
―
Сейчас что с этим делать?Д. Тараскина
―
В продолжение того, что было до революции, то есть действительно императорская семья на территории своих усадеб в том числе, не только общее пользование, на территории своих усадеб ставила даже памятники своим животным. В советское время почти все московские дворы – это кладбища домашних животных.
С. Сорокина
―
Что, прямо во дворах закапывали, да?
Д. Тараскина
―
Конечно. Причем хоронили, сажали, и какие-то кусты сирени, что-то еще напоминало о том, что тут… То есть, ты приезжаешь к нему. Кто-то хоронил в лесу. То есть, это все было. Сейчас, когда вам сказали, что это столько-то денег стоит, это столько-то, я очень внимательно… вы все правильно рассказали, но могу вам сказать, что все, что вам сказали, не гарантирует исполнения того, что вам сказали.
С. Сорокина
―
Конечно.
Д. Тараскина
―
Поэтому за последние года три, у меня есть знакомые, они из Черноголовки, он года два заморачивался – зоозащитник – тем, что вызывал съемочные группы разных каналов на места свалок трупов животных вдоль подмосковных дорог.
С. Сорокина
―
Ужас какой!
Д. Тараскина
―
Это съемки есть. То есть, вам не гарантируют, что это пепел вашей собаки. Вам не гарантируют, что вообще с ней поступили достойно, взяв с вас деньги. Кладбище одно, якобы, говорят, но им никто не пользуется…
С. Сорокина
―
Мы сейчас прерваться должны.
И. Воробьева
―
Да, мы сейчас прервемся на короткую паузу в программе «Чувствительно». Мы говорим о человеческом отношении к животным, у нас в гостях президент приюта «БИМ» Дарья Тараскина. Продолжим буквально через несколько минут.НОВОСТИ
И. Воробьева
―
17 часов 35 минут в столице, продолжается программа «Чувствительно». Мы говорим о человеческом отношении к животным, для этого у нас в гостях в студии президент приюта «БИМ» Дарья Тараскина.
Д. Тараскина
―
Фонда «БИМ».
И. Воробьева
―
Фонда «БИМ».
С. Сорокина
―
А вообще название «БИМ» - это все-таки как расшифровывается?
Д. Тараскина
―
Троепольский, «Белый Бим Черное ухо».
С. Сорокина
―
Все-таки оттуда. Я слышала какие-то там расшифровки…
Д. Тараскина
―
Это люди, которые используют название наше и придумывают себе какие-то расшифровки.
С. Сорокина
―
А так белый Бим…
Д. Тараскина
―
Да, а Бим, он и есть Бим. Это культура народа.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, вот мы как раз перед эфиром говорили о том, что у вас было раньше пять приютов…
Д. Тараскина
―
Да.
С. Сорокина
―
… а теперь в Отрадном закрылся приют, и осталось четыре приюта. Эти четыре приюта у вас существуют в разных местах.
Д. Тараскина
―
Да, где получилось.
С. Сорокина
―
Где вы нашли землю…
Д. Тараскина
―
Или где был брошен приют, то есть когда мы пришли с помощью уже к фактически существующему приюту.
С. Сорокина
―
А когда появился ваш первый приют, когда начиналась ваша, собственно говоря, деятельность?
Д. Тараскина
―
Это был 85 – 86-й год. Это не дома животные подобранные, а это когда… вот как раз я рассказывала про тех старых партизан, как они любили себя называть, и я пришла к ним за помощью. Была аренда в очень интересном месте. В Купавне уже тогда существовала единственная на весь Советский Союз школа собак-поводырей, когда для слепых людей учат собак. Туда брали уже взрослых собак, обучали где-то полгода. Говоря нынешним языком, естественно, стоимость собаки увеличивалась в разы. И общество слепых ставило в очередь за собаками. И вот мы там снимали, арендовали часть двора для своего приюта. И так было больше трех лет. Вот так это начиналось.
И. Воробьева
―
А люди, которые у вас в фонде и у вас в приютах – это в основном профессионалы, или есть у вас там те же самые?..
С. Сорокина
―
Люди на зарплате? Как это?
Д. Тараскина
―
Знаете, про профессионализм. Вот мои наблюдения и мое неуважение к слабости нынешнего общества заключается в том, что у нас во многих областях нет профессионалов. Начнем с этого. Более того, профессионализм почему-то не уважается, уважается умение собирать деньги. Поэтому последнее время, если вы не заметили, профессиональных врачей очень трудно найти, да?
С. Сорокина
―
Ветеринаров.
Д. Тараскина
―
Ветеринаров практически невозможно, не говоря уже о кинологах. Потому что те профессионалы, которые существовали, и мне есть с чем сравнить… если вы обращаете внимание на возраст десятилетний, мне есть с чем сравнивать. То качество и профессионализм, они ушли в никуда, вот просто в никуда. Он нарабатывается, как любой... Если человек занимается одним и тем же видом деятельности – например, сажает растения – то, в конце концов, он самообучается и он набирается опыта. Иногда может его передать, если следующее поколение хочет. Вот сейчас поколение, которое не хочет перенимать опыт в разных областях, поэтому профессионалов очень мало. Те люди, которые со мной работают долго, я за них руками и ногами держусь. И если со мной долго работают врачи, то я нахожусь перед дилеммой, что за ними идет охота, потому что бизнес…
С. Сорокина
―
И готовы платить больше.
Д. Тараскина
―
Естественно, я же благотворительность, я не могу так же поддерживать, как зарплата главврача в какой-то клинике. За ним будет идти охота, потому что шесть лет работы в приюте.
И. Воробьева
―
Со всеми животными.
Д. Тараскина
―
Да. Это перебарывает любое образование.
С. Сорокина
―
Скажите, Даш, а на какие средства существует ваш?..
Д. Тараскина
―
Частные, только, всю жизнь.
С. Сорокина
―
Частные – это в первую очередь ваши?
Д. Тараскина
―
В том числе.
С. Сорокина
―
А кто еще жертвует деньги?
Д. Тараскина
―
Мои знакомые.
С. Сорокина
―
То есть, это все равно такая небольшая компания людей, которая готова…
Д. Тараскина
―
Небольшая компания, что редко для нашей страны, небедных людей…
С. Сорокина
―
Которые готовы помогать.
Д. Тараскина
―
… которые не просто готовы, которые помогают десятилетиями. И об этом не кричат на каждом перекрестке, понимаете, о том, что они благодетели, спасатели. Это особенно ценно.
С. Сорокина
―
То есть, никакого широкого сбора денег вы не осуществляете.
Д. Тараскина
―
У нас есть…
С. Сорокина
―
Сайт есть.
Д. Тараскина
―
Сайт есть, там есть номер счета. Практика показывает, что, к сожалению, собираемость настолько небольшая, что она окупает… спасибо огромное людям мы говорим, которые что-то дали, то есть не украли, не убили, а помогли. Но они могут помочь только тем, что у них есть. Знаете, чем беднее человек, тем он более открыт чужой беде. То есть, сытый голодного не разумеет. Поэтому особенно ценна эта помощь, ты им благодарен за то, что он последними ста рублями поделился.
С. Сорокина
―
Ну да.
И. Воробьева
―
А вот у вас на сайте есть перечень, список, и даже есть логотипы тех компаний, которые помогают. Все-таки компании тоже помогают. Например, я вижу…
С. Сорокина
―
Так это, наверное, тоже компании друзей, да?
И. Воробьева
―
Нет, я вижу здесь логотип Royal Canin, Purina…
Д. Тараскина
―
Нет, Royal Canin никакого отношения не имеет, Purina – тоже. Я не знаю, кто там это расположил, честно, потому что я в интернете не сильно соображаю. Я могу сказать большое спасибо фирме Lush…
И. Воробьева
―
Здесь есть, да.
Д. Тараскина
―
… потому что уже не первый год эта фирма раз в квартал… Первое: они нам очень приятны и близки, потому что они не тестируют свою косметику на животных.
И. Воробьева
―
Вот хотелось как раз, да, отметить.
Д. Тараскина
―
За это им огромное спасибо. Они одни из первых, кто привез нам это отношение к косметике в нашу страну. Потом, я знаю, у них всего два таких благотворительных проекта – это Байкал, там они помогают людям, и мы. И иногда они помогают еще организации «Вита» на какие-то акции. То есть, это люди, которые неброско, не на камеру…
С. Сорокина
―
Но помогают.
Д. Тараскина
―
… ведут свою тихонько работу. Им огромное спасибо. Это единственная фирма…
С. Сорокина
―
Скажите, а сколько еды, не знаю, в тоннах, требуется, например, в месяц на ваши четыре питомника?
Д. Тараскина
―
Еда бывает разная. Питомник и приют – это слова разные и смыслы разные.
С. Сорокина
―
У вас это называется…
Д. Тараскина
―
У нас приюты.
С. Сорокина
―
На ваши четыре приюта сколько еды надо?
Д. Тараскина
―
В общей сложности, если считать едой только еду для домашних животных, для собак и кошек, или для лошадей тоже?
И. Воробьева
―
Можно разделить.
С. Сорокина
―
Давайте разделим: для тех, для других.
Д. Тараскина
―
Ну, основная масса – это примерно 15 тонн для одних и больше 20 тонн для других.
И. Воробьева
―
Это в?..
Д. Тараскина
―
В месяц.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, а сколько же у вас животных?
Д. Тараскина
―
Больше трех тысяч.
С. Сорокина
―
Всех.
Д. Тараскина
―
Разных абсолютно, всех.
И. Воробьева
―
А есть люди, которые берут животных из ваших приютов к себе домой? Существует ли такая практика?
Д. Тараскина
―
Да, существует, и это практика тоже очень сложная, правово никак не регулируемая. Потому что очень трудно считать себя и психологом тоже, особенно если ты не имеешь этой корочки, и попытаться разобраться за двадцать минут в человеке, он для чего хочет это животное. И когда мы устроили, опыт нам подсказал, за годы мы наработали некий опыт этапного пристройства. То есть, сначала человек знакомится. Не бегом, не скорей-скорей, не с выставки, чтобы завтра выкинуть. Потому что простой пример. Я недавно видела чужую выставку просто лично, и бабушка с внуком берет котенка у девочки из городского приюта и проговаривает, девочке не слышно, она проговаривает, что внуку родители не разрешают иметь животное, но она договорилась с папой… потому что иначе она внука не может увести с этой выставки, у него истерика начинается. И она договорилась с папой, что они сейчас возьмут этого котенка, вечером он придет домой с котенком, а с утра они типа отправят его к бабушке. Но бабушке он не нужен. То есть, это внимательно надо слушать. Когда ты их убираешь с улиц, чтобы они не были бездомными… потому что я не фанат отдельно взятой какой-то линии, да? Стерилизовал – выпустил, например. В чистом виде это не работает. То есть, любая проблема, она комплексная. И если сейчас общество не готово и улицы не готовы принимать такое количество животных, их не надо выпускать обратно на улицу, чтобы они не стали обратно бездомными. И поэтому выбирать людей нашим животным, которые к нам уже попали, приходится очень долго, тяжело и сложно.
С. Сорокина
―
А скажите, Даш, а вы стерилизуете всех животных, которые к вам попадают?
Д. Тараскина
―
Обязательно. Только не сразу. Сначала карантин, смотрим, подлечиваем…
С. Сорокина
―
Потом стерилизуете. А скажите, пожалуйста, и все ветеринарные услуги осуществляют именно ваши ветеринары?
Д. Тараскина
―
Да, у нас целая служба. У нас на территории одного из приютов создана больница. Это уникальное явление…
С. Сорокина
―
Своя.
Д. Тараскина
―
Больница – это дежурство 24 часа в сутки ветеринаров.
С. Сорокина
―
А окрестные приходят со своими животными к вам?
Д. Тараскина
―
Пытаются. И все эти годы я пыталась помогать, и это бесплатно было. Просто они уже сели на шею. Я говорю: ребята, ну, надо поаккуратнее. Это ваше животное, и вы можете его сами пролечить – почему за мой-то счет? Если это бездомная брошенная…
С. Сорокина
―
Тогда понятно.
Д. Тараскина
―
Тогда понятно, тогда вообще без вопросов. А если свое таскают, ну, это как-то уже становится, знаете, не очень правильно.
И. Воробьева
―
Хорошо, я хочу попросить, вдруг есть какой-то универсальный подход. Я вижу бездомное животное на улице – вот что я должна сделать как нормальный человек, для того чтобы ему помочь? Я не могу взять его к себе домой, ну, не могу. Что я должна сделать?
Д. Тараскина
―
Можно я вам расскажу про универсальный подход? И главное, что его придумала не я. Это молитва. И я могу ее процитировать по-русски. Дай Бог мне силы сделать то, что я могу сделать. Дай бог мне силы, разум…
С. Сорокина
―
Терпение.
Д. Тараскина
―
… терпение, чтобы пройти мимо. И разум, для того чтобы отличить одно от другого.
С. Сорокина
―
Да-да, есть такое.
Д. Тараскина
―
И это вот в этом случае. Если вы сами помочь не можете, то не надо кидаться к бомжу, отнимать у него собаку, если вы не знаете, что вы будете с ней делать через двадцать минут. Может быть, проще, не осуждая, подать ему. Я не за то, чтобы были бомжи, чтобы были брошенные люди, брошенные животные. Я против этого. Но если ты не можешь – не навреди. Есть такой термин, не навреди.
И. Воробьева
―
Вот я как раз и спрашиваю…
Д. Тараскина
―
А нет готовых рецептов.
С. Сорокина
―
И универсального нет.
Д. Тараскина
―
Нету рецептов, нету.
С. Сорокина
―
А есть городские приюты?
Д. Тараскина
―
Я их называю резервации.
С. Сорокина
―
Чем нехороши?
Д. Тараскина
―
Представьте себе, что прокуратура в 13-м году проверяла один из приютов и нашла недостачу пятьдесят тысяч собак за год. Недостача – это значит, их нет в живых.
С. Сорокина
―
То есть, они формально…
Д. Тараскина
―
Смертность щенков и котят стопроцентная. Клетки на улице, кормление в данный момент, потому что деньги, соответственно… извините, у нас стопроцентная коррупция, и я думаю, что в этой области тоже ни для кого не секрет…
С. Сорокина
―
Просроченными кормами?
Д. Тараскина
―
Да нет, хуже – прессованными опилками. Как вы думаете, могут они выжить на морозе в клетке без движения?
С. Сорокина
―
Скажите, это что, прямо повальная ситуация в государственных приютах, или есть?.. Все же от людей зависит или?..
Д. Тараскина
―
Это абсолютно повально. То есть, в любой стране мира почему-то, даже в самых богатых странах… Ну, возьмем, например, Америку. Богаче страны мы не знаем на сегодняшний день. Там почему-то считается ненужным тратить государственные деньги на эту проблему. Что делает там государство? И этому надо поучиться, потому что это было у нас и в советское время тоже. Государство устраивает правила игры, как можно, как нужно. Государство поддерживает благотворительность, но государство само тратит на бездомное животное только три дня содержания. Если животное найдено полицейским на улице, первое, полицейский – полицейские, специальные службы не создаются – обязан подобрать это животное. Если в течение трех суток не нашли хозяина, оно усыпляется. Это Америка, самая богатая страна мира. У нас начинают рассказывать сказки про то, что мы содержим пожизненно, мы содержим полгода. Питер меня потряс еще десять лет тому назад. Тратил деньги на то, что животные… программа стерилизации выглядела в Питере следующим образом. Мне приходилось туда ездить и пытаться обратить внимание на это. Частное лицо, гражданин ездил на автобусе, подбирал бездомных животных. Делал им операцию полосную прямо в этом автобусе и тут же выкладывал на обочину. И так тратились городские деньги Питера.
С. Сорокина
―
Полосную в каком смысле?
Д. Тараскина
―
Стерилизация – это полосная операция. И вот сразу со свежими швами аккуратненько так на обочину. И ничего делать не надо. Не надо выделять место, не надо стараться, не надо трудиться. Поэтому…
С. Сорокина
―
Постойте, а я хотела уточнить…
Д. Тараскина
―
… благотворительные частные организации, общественные организации, которые имеет право проверять государство. В нашем государстве, как и в любом другом, есть рычаги. Санэпидстанция, государственная ветеринария, полиция, они могут сами себя проверить? Нет. Но частника они проверить могут. Так создайте условия для возникновения помощи тем людям, которым не все равно.
С. Сорокина
―
Которые занимаются сами. А как вы относитесь к американскому опыту, который меня лично ужаснул?
Д. Тараскина
―
Никак, я же против усыпления животных, я считаю, что у них есть право на жизнь. Я вам привела это не как пример правильности, а как пример того, что деньги у нас выписываются на решение проблемы не для того, чтобы решить проблему, а для того, чтобы иметь повод эти деньги отмыть. Я единственная, кто это будет говорить, потому что я в этих деньгах никогда не участвовала.
И. Воробьева
―
Слушайте, а какие-то примеры наоборот, вот правильного отношения к бездомным…
Д. Тараскина
―
Частные приюты, везде во всем мире, во всем мире их плоно.
С. Сорокина
―
А кто еще в Москве, кроме вас, занимается, какие еще организации, которые занимаются животными?
Д. Тараскина
―
В Москве частных приютов больше нет. Есть два-три места, называются они общественные, то есть там группа волонтеров содержит…
С. Сорокина
―
Я слышала про небольшие такие приюты.
Д. Тараскина
―
Да. И в основном народ перешел на такую складчину. Это называется передержка или гостиница. То есть, вскладчину скидываются, есть какая-то номинальная стоимость, эти деньги собирают в интернете. И вот как-то на эти деньги что-то арендуется, где-то содержится. В основном пока что такая механика пошла.
С. Сорокина
―
Слушайте, вот я услышала про то, что у вас огромное количество животных так называемых диких, которые… и медведи, и пантера, и кого только нет. Страус, по-моему, у вас есть.
Д. Тараскина
―
Да.
С. Сорокина
―
Возникла мысль: может, вам какой-нибудь зверинец организовать? Как раз чтобы дети туда приходили, смотрели на животных.
Д. Тараскина
―
Я против использования животных в корыстных целях.
С. Сорокина
―
Ну, почему? Это как раз то самое приучение к животным. Дети приходят, смотрят.
Д. Тараскина
―
Нет, приучение к животным только дома, если ты сам с ним погулял, сам за ним убрал.
С. Сорокина
―
Мне кажется, что зоопарк тоже играет хорошую роль.
Д. Тараскина
―
Зоопарки играют отрицательную совершенно роль.
С. Сорокина
―
Почему?
Д. Тараскина
―
Потому что приличные зоозащитники выступают всегда против зоопарков, контактных зоопарков. Я называю себя приличным зоозащитником. Потому что объясните мне, пожалуйста, для чего животное конкретное – это его жизнь, она ценна – должно сидеть, как преступник, в клетке пожизненно?
С. Сорокина
―
Постойте, а у вас где они сидят?
Д. Тараскина
―
У меня вынужденно, я их специально не заводила, я их специально не покупала, у меня не было такой задачи. Я им не дала помереть.
С. Сорокина
―
Ну так коли они все равно уже в клетках, может быть, тогда пустить людей?
Д. Тараскина
―
А для чего? Для того чтобы люди привыкли, что животные в клетке – это нормальная картинка? Это не нормальная картинка.
И. Воробьева
―
Хорошо, зоопарки – плохо, контактные зоопарки…
Д. Тараскина
―
Это чудовищно! Представьте кенгуренка маленького дикого, которого трогают за день сто человек, проходя мимо. Поставьте туда своего ребенка…
С. Сорокина
―
Нет, не обязательно трогать.
Д. Тараскина
―
А они его трогают, более того, кормят, остановиться не могут. Я видела в нашем московском зоопарке, я жалела сотрудников московского зоопарка: девочки, как вы сможете? Сидит медведь, у него уже тройной живот, он не может встать, а люди стоят: давай еще мороженое ему кинем! Ну, это же абсолютный нонсенс.
С. Сорокина
―
… запрещено, и следят за тем, чтобы…
Д. Тараскина
―
Пытались запрещать, это не получается.
И. Воробьева
―
Запрещено, за этим следят…
Д. Тараскина
―
Посмотрите в вольере…
С. Сорокина
―
Нет, мы ходили с ребенком часто. Нет, не кормят.
И. Воробьева
―
Вот зоопарки – плохо, контактные зоопарки – плохо. Как детям показывать животных?
Д. Тараскина
―
Сейчас интернет есть.
С. Сорокина
―
Ну, а если хочется живого посмотреть?
Д. Тараскина
―
Живого? Домашнего заводите.
И. Воробьева
―
Панду?
Д. Тараскина
―
Нет, домашние животных – это кошка и собака.
С. Сорокина
―
А диких животных? Далеко не у всех есть возможность поехать в какой-нибудь сафари-парк.
Д. Тараскина
―
Не надо ехать, надо посмотреть в интернете. Там прекрасные фильмы сняты, Wildlife, потрясающие, качественные. Там виднее, чем то, что вы подошли к зоопарку, а оно там не вышло из своей норы, вот вы стоите перед пустой территорией.
С. Сорокина
―
Хорошо, скажите, пожалуйста, а вы…
Д. Тараскина
―
Понимаете, я выступаю не то, как удобнее людям. Вот вы сейчас обе говорите с позиции, что нужно людям. А я вам говорю, что нужно животным. Животному не нужно терять свою волю, выступая в цирке, они не хотят…
С. Сорокина
―
Понятно, цирк – тоже плохо.
Д. Тараскина
―
Животным не нужно сидеть в клетке, потому что они преступления не совершали. К животным нужно нежно относиться. Понимаете, вот сакуру срывать не надо, надо сидеть рядом с сакурой и любоваться.
С. Сорокина
―
Скажите, пожалуйста, а вы не обучаете собак тех же, для того чтобы они могли быть поводырями?
Д. Тараскина
―
Нет, это очень тяжелая работа, я снимаю шляпу перед теми людьми, которые ее делают. У меня, к сожалению, нет финансовой возможности иметь такое количество профессионалов, которые могли бы этим заниматься.
С. Сорокина
―
Потому что такое огромное количество животных у вас – кажется, можно…
Д. Тараскина
―
Их использовать? Опять (неразб.) использовать животных?
С. Сорокина
―
А вы не считаете, что это гуманно, дать обученную собаку для слепого человека?
Д. Тараскина
―
Нет, это гуманно.
С. Сорокина
―
И они друг друга находят в конечном итоге, оба не одиноки.
Д. Тараскина
―
Это гуманно.
С. Сорокина
―
Ну, так а что же плохого?..
Д. Тараскина
―
Этим занимаются, эта школа не распалась, она так и есть в Купавне.
С. Сорокина
―
Но, мне кажется, их не хватает, этих собак, поэтому можно было бы тоже, может быть, учить.
Д. Тараскина
―
Я не знаю про них в том смысле, насколько им не хватает. Им не хватает рук и финансирования, это точно.
С. Сорокина
―
Скажите, чего вам не хватает.
Д. Тараскина
―
То же самое.
С. Сорокина
―
Тоже финансирования. Что бы вы хотели…
Д. Тараскина
―
Правил игры мне хватает.
И. Воробьева
―
Я как раз хотела спросить. Вот мы проговорили далеко не про все проблемы…
С. Сорокина
―
Да, время пробежало.
И. Воробьева
―
Но давайте поговорим о том, вот что нужно сделать, что должно сделать государство, что должно сделать общество, чтобы эту ситуацию всю изменить к лучшему?
Д. Тараскина
―
Государство пытается принять закон о защите животных пятнадцать лет последние. Потому что перед этим была проведена достаточно серьезная работа в 98-м или 99-м году, тот текст прошел уже три чтения аж депутатских. Он не был принят в 2000 году. И с тех пор, пока люди пытаются использовать животных, зарабатывать на них деньги и так далее, закон о праве животных на жизнь не проходит. Пытаются рассматриваться такие подлоги на тему: как людей охранять от животных, как использовать животных. Просто напиши ты одно предложение, хартию: животное имеет право на жизнь. А дальше уже потихоньку жизнь тебя подвигнет. Общественное какое-то движение создай, создай палату, и жизнь тебя подвигнет на то, что в каждом регионе есть свои детали… Например, в Подмосковье нет диких медведей, а в Хабаровске они есть. И в каждом регионе будет…
И. Воробьева
―
У нас тоже выходят медведи, есть случаи.
Д. Тараскина
―
Не навреди, как можно больше не навреди, а помоги. И тогда это все состоится. Главное, желание, главное, политическая воля.
С. Сорокина
―
Представляете, все охотхозяйства накроются тогда, все охотники останутся…
Д. Тараскина
―
Притравочные станции – что это такое?
И. Воробьева
―
Отвратительные истории в подмосковных лесах, где вот эти вот вышки, и внизу вот эти вот…
Д. Тараскина
―
Прикормленные животные…
С. Сорокина
―
Я вообще охотников не люблю.
Д. Тараскина
―
… разведенные, извините, искусственным путем…
И. Воробьева
―
Слушайте, а вот как это все происходит? Они говорят: вы знаете, тут вообще у нас очень много кабанов, и если мы перестанем их отстреливать или кормить, они нападут на ближайшую деревню. А зачем вы это сделали? А зачем вам эта вышка? А мы тут сидим сверху, мы в безопасности…
Д. Тараскина
―
Ребят, вы биологов спросите, чтобы они сняли ДНК с этих кабанов, посмотрели, где их развели и жили ли они вообще в этом лесу до этого.
С. Сорокина
―
Тоже, да, вопрос большой.
Д. Тараскина
―
Давайте разберемся вот в этом, это серьезнейший вопрос. Когда утки в этих бетонных ваннах, которые по всей Москве в виде якобы прудов, вода промерзает на раз. А куда им деваться? А они не знают, потому что они разведены в искусственных условиях инкубатора и куплены городом Москвой, чтобы сделать вид, что у нас жизнь есть.
И. Воробьева
―
Ежегодно спасателей вызывают на то, чтобы достать лебедя или утку в промерзшем пруду, ежегодно.
Д. Тараскина
―
Да.
И. Воробьева
―
Мне просто приходит эта рассылка.
Д. Тараскина
―
То есть, я не соврала, да? И нам приходит, и в МЧС звонят. Для чего это делается?
И. Воробьева
―
Кстати, достают в основном добровольные спасатели.
Д. Тараскина
―
Конечно, конечно.
С. Сорокина
―
А МЧС как-то помогает?
Д. Тараскина
―
Нет, МЧС использует ситуацию. У нас по всей стране, начиная с Москвы, нету скорой помощи животным, люди этого не знают, поэтому люди в основном звонят в МЧС, а МЧС дает частные номера телефонов. Мой, моей подруги. Это вот максимум, на что они способны. При этом, вы знаете, мне так было обидно, вот я хочу эту обиду высказать прямо вот в эфир, потому что я безумно вам благодарна, что у вас действительно эфир живой. Когда мы спросили в МЧС спустя три года бесплатной работы… это суббота, ночь, с воскресенья, это спасение лосей с частного участка – это уникальнейшие работы проведены были вот нашими сотрудниками. Я говорю: а мы не могли бы написать благодарность? Не надо денег. Раньше были грамоты, награждения. Нам сказали: нет.
С. Сорокина
―
Даже «спасибо» не ждите.
Д. Тараскина
―
Министерство природопользования Москвы, у них была дикая проблема, дилемма. Было решение суда об изъятии медведя, который жил в грузовой машине в московском дворе, в Газели. Это был уже не первый медведь, потому что они задыхаются в этом жилете летом, а проветрить невозможно, московский двор. Решение суда, в результате, было использовано фондом «БИМ», медведь до сих пор у меня живет. Он привезен мной, он содержится за мой счет, живет у меня. А спустя год его проживания у меня я спросила: ребята, а вы не хотели бы написать грамоту? Мне сказали: нет.
С. Сорокина
―
Так трудно написать грамоту!
И. Воробьева
―
Это, кстати, удивительная история.
Д. Тараскина
―
Их много таких. Неумение быть благодарными.
И. Воробьева
―
Я тоже имела опыт вызывания МЧС на застрявшую собаку, и мне сказали: ну, в общем, запишите…
Д. Тараскина
―
Невостребованный опыт, опять же.
И. Воробьева
―
Абсолютно, да. Хотя вот за добровольных спасателей могу сказать. Вот есть «СпасРезерв», например, такая организация, у них в зачетах даже, я проходила эту практику обучения, достать кошку с дерева. Они этим занимаются, они учатся это делать.
Д. Тараскина
―
Добровольцы. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Ребята-добровольцы, им не все равно, они по зову сердца пришли. Вот если сердце колышется, ты сделаешь, как лучше. А если оно у тебя не колышется, ты по обязанности сидишь, у тебя ничего хорошего в этой сфере, потому что она живая очень, не выйдет.
С. Сорокина
―
У нас к концу уже подходит время наше в эфире. Я просто хотела сказать, что наш разговор с президентом фонда «БИМ» о животных как-то не столько про фонд, сколько вообще про животных в городе и вообще про жизнь. И я поняла, вот для себя просто поняла, что у нас действительно большое отставание в законодательстве, которого просто не хватает. Государство, на мой взгляд, тоже должно как-то создать условия для того, чтобы люди заинтересованные занимались этим, и не мешать им. И, собственно говоря, тогда как-то все и сложится.
И. Воробьева
―
Спасибо большое, это была программа «Чувствительно». Дарья Тараскина, президент фонда «БИМ». Счастливо!
Д. Тараскина
―
Спасибо.