Работа фонда АдВита - Елена Грачева, Анна Косарева - Чувствительно - 2015-05-09
09.05.2015
Леся Рябцева
―
Это программа «Чувствительно». С вами Леся Рябцева. И у меня в гостях или, скорее сказать, что я в гостях в Питере, поэтому рассказываю о питерском благотворительном фонде «АдВита». И помогают мне с этим Елена Грачева, координатор программ фонда, и Анна Козырева директор по развитию благотворительного фонда «АдВита». Ну, собственно расскажите мне, как все началось, когда появилась «АдВита».
Елена Грачева
―
В 2002 году был зарегистрирован фонд, 1 апреля. Но его деятельность началась раньше, и связана она была с тем, что в Петербурге начали делать трансплантацию костного мозга, и потребовалось помощь больнице, которая делает трансплантации, и потребовалась помощь людям, которым нужно было искать родственного донора за рубежом. Потому, что в России на тот момент никакого регистра национального доноров костного мозга не существовало. И тогда это стоило 15 тысяч евро на одного человека. Поэтому вопрос стоял очень жестко. То есть есть 15 тысяч евро, человек может заплатить за поиск донора, значит, трансплантация будет проведена.
Л. Рябцева
―
Значит, он живет.
Е. Грачева
―
Ну, у него появляется шанс. Да. Если нет 15 тысяч евро, то, значит, кто будет платить за донора? И фонд «АдВита» был создан для того, чтобы оплачивать – вот сначала это была первоначальная задача – оплачивать поиск донора за рубежом для человека, который не может себе это позволить.
Л. Рябцева
―
Ну, это для питерских все равно…
Е. Грачева
―
Нет. Это федеральная клиника. Тогда это была кафедра трансплантации костного мозга в петербургском 1-м медицинском институте, тогда он еще не был университетом. И тогда уже это была федеральная клиника. То есть там трансплантировали не только петербуржцев, но и людей со всей страны, тем, кому это было показано. И это с самого начала была и детская, и взрослая трансплантация. То есть они никогда не ограничивались по возрасту. Это никогда не была эксклюзивно детская клиника. Ну, а потом со временем, конечно, когда трансплантация стала развиваться, стало понятно, что речь идет не только об оплате поиска донора костного мозга, что нужны лекарства, нужно клинику развивать, нужно платить за расходные материалы, за оборудование, за массу всяких вещей, которые нужны, чтобы клиника работала. А потом мы стали брать пациентов на более ранних стадиях, то есть когда они еще не дошли до трансплантации, а лечатся в других петербургских больницах, и им тоже нужны лекарства и какая-то другая помощь. И вот на данный момент мы помогаем 7 городским стационарам, из которых 3 федеральные. Конечно, роль в нашей деятельности клиники, научно-исследовательского института детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Раисы Горбачевой 1-го Санкт-Петербургского государственного медицинского университета имени Павлова, она исключительная. То есть это почти 90 процентов средств, которые собирает «АдВита», вот уходят туда. Но мы стараемся, конечно, по мере возможностей не бросать и других пациентов.
Л. Рябцева
―
Но на сайте написано, тем не менее, что Вы помогаете пациентам, которые лечатся именно в Питере.
Е. Грачева
―
Они лечатся…
Л. Рябцева
―
… со всей России приезжают…
Е. Грачева
―
Да. Из тех больниц, которые я описала, три федеральных клиники. Это, значит, что больные приезжают со всей страны. Как Вы-то оказались в фонде? Как Вы пришли?
Е. Грачева
―
Кто как. Я пришла совершенно случайно. Было объявление в «Живом журнале» о том, что ребенку нужны ботинки, потому что он приехал в больницу, это была зима, а сейчас лето, и бедная семья, и нужно как-то помочь. Я… Просто я купила ботинки и поехала в больницу. Я там познакомилась с мамой…
Л. Рябцева
―
Это давно было?
Е. Грачева
―
Это было 10 лет назад. И узнала о том, что существует такая проблема. И это была действительно очень небогатая семья. Мама работала буфетчицей в больнице города Сланцы. У нее было двое детей. Муж у нее сидел. Один ребенок был у сестры в Калуге, 2-й ребенок был на руках. И я себе представила технически, как вот эта женщина с 3-летним ребенком на руках ищет 15 тысяч евро, находясь с ним в стерильном боксе. Меня эта мысль своей несправедливостью просто потрясла, потому что я совершенно не понимала, как так может стоять вопрос, что есть 15 тысяч евро, а есть ребенок, хотя 15 тысяч нет у ребенка. И тогда я просто обзвонила всех своих учеников бывших, родителей, потому что я в школе работала уже на тот момент 20 с лишним лет, и мы собрали первые деньги просто вот по моим знакомым. В процессе я познакомилась уже с Павлом Гринбергом, который вот как раз и основатель фонда «АдВита» в 2002 году. И дальше уже я поняла, что мне сложно как-то забыть всю эту историю и надо продолжать. Вот. А он мне прислал, сейчас Анна расскажет, из… Петербурга…
Анна Козырева
―
Да, я пришла совсем по-другому. Я стояла на распутье. Мне было 50 лет. Я закончила работу в бизнесе, скажем так. Ушла. В общем, я ушла сама из-за смены команды. И дальше я поняла, что, пожалуй, бизнес мне ничего не может дать, и возникает вопрос, что я могу кому-то дать. Это вот все совпало с поисками, чего дальше, и, в общем, пришло какое-то внутреннее осознание, что пора уже отдавать.
Л. Рябцева
―
Давно это было?
А. Козырева
―
5 лет назад.
Л. Рябцева
―
То есть личной истории не было просто…
Е. Грачева
―
Нет. Ни у меня, ни у Ани. И на самом деле у многих фондовских ее не было. Это наоборот какая-то внутренняя потребность в том, что, ну, что ты можешь делать. Вот меня это как раз все время… Я вот такая с руками, с ногами, здоровый взрослый человек, а тут люди, которые беспомощны. И я же могу что-то сделать. Я должна пойти и сделать. И все. Это очень правильная такая для меня была история, потому что…
Л. Рябцева
―
Мотивация заодно.
Е. Грачева
―
Ну, давайте скажем слово «мотивация». Вот. Наверное, да.
Л. Рябцева
―
Сколько человек в фонде сейчас работает?
А. Козырева
―
По штату 32 человека.
Е. Грачева
―
Да, по штату 32.
Л. Рябцева
―
Это молодые, в возрасте, взрослые люди?
Е. Грачева
―
Самый диапазон от и до.
Л. Рябцева
―
Это включая волонтеров или…
Е. Грачева
―
Нет, нет. Волонтеров – 350.
Л. Рябцева
―
Ого! Это…
Е. Грачева
―
… там я думаю, что которые разовый их больше. Там до тысячи человек получает… Волонтер 50, да. Это постоянные.
Л. Рябцева
―
А что делают волонтеры?
Е. Грачева
―
Что только не делают.
Л. Рябцева
―
Например? Собирают деньги, рекламу?
Е. Грачева
―
Собирают деньги. Фонд проводит около 600 акций в год. То есть волонтеры с ящиками для пожертвований, с сувенирами фонда появляются во всех людных местах на всех городских мероприятиях и, так или иначе, собирают деньги в пользу фонда. Волонтеры посещают детей в больницах. Волонтеры… не только детей. Сейчас стали ходить к взрослым тоже.
А. Козырева
―
В этом гораздо большая потребность. Все-таки с детьми сейчас все более или менее.
Е. Грачева
―
С детьми много кто работает, а со взрослыми почти не работает никто. Волонтеры выполняют массу работы, с которой сталкивается повседневный фонд, потому что, ну, например, нужно вскрывать ящики для пожертвований. Ну, их стоит больше 300 уже по городу. Никакие сотрудники фонда «АдВита», даже если они с утра до ночи будут заниматься вскрытием ящиков, это не могут сделать. Значит, это волонтер. То есть надо туда приехать, нужно туда приехать, пересчитать деньги, заполнить акт, поставить все печати, привезти деньги, сдать в банк и так далее. Это большая работа. Нужно… Работа, связанная с логистикой. Вот утром берет анализы у залихорадившего ребенка лаборатория, и выясняется, что какие-то анализы клиника сделать не может, и их лучше сделать в профильных лабораториях, например, там в НИИ детских инфекций или еще где-то. Значит, мама получает 8 пробирок на руки. Куда она поедет сама в 8 разных мест, если она с больным ребенком…
Л. Рябцева
―
… она должна быть с ребенком…
Е. Грачева
―
Конечно, она должна быть с ребенком. И бывают ситуации, когда одинокая семья, вот она с ребенком, даже в магазин ей не выйти. Да? Волонтеры убирают территории больницы. Мы проводим постоянно субботники в больницах, потому что никогда не хватает никаких штатов, санитарок и так далее, и тому подобное. Волонтеры помогают нам подписывать конверты, когда идет массовое поздравление жертвователей и так далее, и тому подобное. Они помогают нам анализировать какую-то информацию. Например, мы…
А. Козырева
―
Ну, да. По крупному там 6 направлений. Это значит деньги на акциях. Да? Это больничное волонтерство – это 2-е направление. Это помощь в офисе: вот это все статистика, бумажная работа. Это помощь в пространстве легко, легко. У нас есть пространство креативное, где продаются сувениры. Сувениры, их нужно собирать, их нужно упаковывать. Дальше это курьеры и автокурьеры. Вот то, что Лена сказала, это анализы с 1-й стороны, а с другой стороны партнеру отвезти сувениры. Это же тоже нужно. И что-то еще 6-е я хотела, помнила, но забыла. Ну, в общем, вот так они структурируются, и в принципе…
Л. Рябцева
―
Они как-то по направлениям изначально разделяются? Или…
Е. Грачева
―
Нет, нет. У нас нет крепостного права. Человек… когда человек приходит в фонд, как волонтер, с ним сначала… Он заполняет анкету предварительную, где, в общем, перечислены сферы деятельности. Но после этого он обязательно встречается с психологом, который ему рассказывает подробнее о деятельности фонда, и с другой стороны помогает волонтеру сориентироваться, чего бы ему больше хотелось. Потом уже волонтер, если он выбирает это направление, он идет на инструктажи по этому направлению.
Л. Рябцева
―
И уже работает…
Е. Грачева
―
Да. И у нас полно людей, которые там сегодня стоят на акции, завтра едут в больницу, послезавтра там везут ребенка на концерт, потому что это, кстати, тоже про автоволонтеров, у нас же большинству детей нельзя пользоваться общественным транспортом. Они довольно много перемещаются… У нас замечательные отношения с театрами Петербурга и с музеями. Мы их там возим везде. Это тоже нужно довезти, привезти, увезти ребенка.
А. Козырева
―
То есть если не будет волонтеров, не было бы работы в больнице с подопечными. У них бы не было досуга, занятий. Это… а это, в общем, тоже очень, если… Да, конечно.
Е. Грачева
―
Да, конечно.
А. Козырева
―
У нас не было бы авто и вот курьерской помощи.
Е. Грачева
―
Мы бы платили за все.
А. Козырева
―
Мы бы платили эти деньги.
Е. Грачева
―
Это сумасшедшие деньги.
А. Козырева
―
И еще один вопрос. Акции – это же не просто деньги. Во-первых, это уже большие деньги – 5 миллионов в год. И, во-вторых, это же продвижение фонда. Мы стоим на крупнейших площадках. Нас знают, нам доверяют. Соответственно когда решается вопрос кому, почему не нам. То есть это вот дорогого стоит. Фактически часть этой работы отдана волонтерам.
Л. Рябцева
―
Тем не менее, сейчас кризис на улице, на дворе и в стране, и везде, во всем мире, и наверняка это сказалось как-то на фонде.
А. Козырева
―
Сказалось. Но, безусловно, мы тоже поняли, что делать и перепрофилировались. Объясняю. Это сильнее всего сказалось на корпоративном сегменте. И при близких отношениях с жертвователями, они реально говорят, что, ну, если выживем, будем помогать. И действительно вплоть до того, что круг жертвователей… Все равно берем кредит, тогда и вам поможем. Ну, это… Конечно, есть падение. Мы сейчас делаем сильное перепрофилирование на частных жертвователей. Мы стали работать… Вот мы разворачиваем во всю активно, то есть система связи с частными жертвователями, способ коммуникации, вот какое должно быть это письмо, как часто, какое, что сообщать в этих письмах, обратную связь. И поставили для себя отслеживать вот это… эффективность этой работы тем, растут ли у нас частные пожертвования. Но мы абсолютно уверены, что будет так. Почему? Работу мы начали год назад, прошлой весной. Она обернулась резким взлетом, там 5-7 миллионов неожиданно. Взлет был в интернет-платежах как раз вот той аудитории, которой мы писали. Значит, дорога там есть. И многие идут этой дорогой сейчас фонды. Значит, нужно просто сделать ее таким образом, чтобы она привлекала большее количество людей.
Л. Рябцева
―
Получается, с миру по нитке, с человека по 100 рублей.
А. Козырева
―
Да, да.
Е. Грачева
―
Это единственный сейчас способ. То есть если ты не можешь найти 10 человек, которые дадут по миллиону в месяц, значит, ты должен найти 10 миллионов человек, которые дадут по рублю…
А. Козырева
―
А Вы знаете, даже это не получится.
Е. Грачева
―
… не было бы беды, да худо, да несчастье помогло. Почему? Потому, что по идее все равно нужно разворачиваться сюда было. Во всем мире 80 процентов денег частной благотворительности, а у нас 80 – корпоративных. Это ненормально. Это стояние на одной ноге.
Л. Рябцева
―
Значит, кризис помог в каком-то смысле…
Е. Грачева
―
Нет, «АдВита» всегда была… У нас никогда не было такого, понимаете, титульного спонсора или какого-то одного, 2-3-х источников дохода. Мы всегда, в общем, собирали с миру по нитке. Мы были такой, ну, как большинство фондов, выросших из волонтерской группы, мы были людьми, которые брали деньги там, где получалось. И, в общем, у нас всегда был большой сегмент физических лиц.
А. Козырева
―
Задача именно продвигаться на него…
Е. Грачева
―
Да. Конечно, мы специально…
А. Козырева
―
… но да, сейчас будем этим заниматься.
Л. Рябцева
―
Итак, кризис обсудили, людей обсудили. Вот смотрите, Вы говорите, что 350 волонтеров, они между собой как-то все курсируют по разным профилям. Но это все равно не максимум, который нужен для фонда. Вот Вам бы хотелось чего? Чего бы еще хотелось?
А. Козырева
―
Ой, у нас тут… Мы-то хотим в области государства в регулировании, если честно.
Л. Рябцева
―
А государство вообще помогает как-то фонду?
Е. Грачева
―
Нет, фонду нет.
А. Козырева
―
Как же оно будет помогать, когда фактически фонд выполняет задачу государства? Ну, как это? Получается, что этого не доделываешь.
Л. Рябцева
―
Ну, то есть какое-то министерство не доделывает свою работу.
Е. Грачева
―
Нет, это не в министерстве дело.
А. Козырева
―
Это не в министерстве, это вопрос даже… Да. Ну, вот смотрите, давайте моя любимая песня донора.
Л. Рябцева
―
Давайте.
А. Козырева
―
Значит, с одной стороны…
Л. Рябцева
―
Доноры костного мозга.
А. Козырева
―
Доноры костного мозга. Значит, создана клиника федеральная, которая на конвейере делает трансплантации. Сейчас уже можно говорить на конвейере, потому что в этом году… В том было всего трансплантаций 250, в этом – 500.
Л. Рябцева
―
В два раза.
А. Козырева
―
Да, в два раза. И при этом было неродственных 121 в том году, в этом году неродственных запланировано 200-250.
Л. Рябцева
―
А за счет чего увеличилось-то это количество? За счет технологий, которые улучшились? Или за счет бюджета?
Е. Грачева
―
Нет, за счет количества квот. Потому, что клиника всегда могла так работать, просто не хватало квот никогда. А сейчас клиника, наконец, получила вот эти самые 500 квот. Но…
А. Козырева
―
И все дивно, и все хорошо. Человек получает бумажку, что тебя государство будет лечить. Уезжаем в эту клинику, и тебе продолжат лечение. Тебе сделают трансплантацию костного мозга, предположим. Он приходит в клинику, ему говорят: «Да, мы Вас возьмем, и квота есть. Но мы Вам поможем только в случае, если Вы придете со своим трансплантатом». Вот грубо говоря. Я утрирую специально. Речь идет о том, что если Вам, например, нужно пересаживать почку, Вы зависите от 2-х причин: найдут или не найдут донора. От одной причины. И все. И тогда будут Вас лечить. Здесь два момента. Найдут, не найдут. Но первое: вы сначала найдите миллион – миллион двести. Вот тогда будут искать. И это не внесено ни в бюджет… И в стране нет национального регистра доноров.
Е. Грачева
―
Пока нет.
А. Козырева
―
Но есть…
Е. Грачева
―
Есть региональные…
А. Козырева
―
… региональные.
Е. Грачева
―
Региональные регистры.
А. Козырева
―
Региональные силами врачей-энтузиастов…
Е. Грачева
―
… Вам рассказывала про…
А. Козырева
―
… так они создают. Они молодцы! Они унифицируют стандарты. Они сделали обмен информацией. Сейчас по России до 3-х трансплантаций от российских доноров. Но национального регистра как не было, так и нет. Тогда получается, что государство человека в сущности, ну, скажем так, обманывает. Когда оно дает ему бумагу на государственное лечение, выделяет квоту, никто ему не говорит, что ты должен иметь еще миллион денег наличными на поиск донора. И вот здесь вот… Почему я говорю, что у меня вопросы сюда. Или дайте есть или ешьте сами. Первое, либо если нет национального регистра, пока нет, включите это в бюджет здравоохранения, тем более что, в общем, по неродственным речь идет… Где-то 500, ну, не больше 500 неродственных сейчас в России могут сделать в год. Ну, значит, на каждого по миллиону, грубо говоря. Речь идет о сумме 500 миллионов. Видит Бог, это не зашкальная сумма.
Л. Рябцева
―
В год?
А. Козырева
―
В год.
Е. Грачева
―
В год.
Л. Рябцева
―
Ну, да…
А. Козырева
―
Это незашкальная сумма. То есть пока включите вот так, чтобы у людей были равные права, например, по отношению к другим трансплантациям. А в это время создавайте национальный регистр. А сейчас получается, что тебе вроде дано, но съесть ты это не можешь, потому что между тобой и шансом на лечение стоит миллион. И вот у нас что? Посмотрите, в нашей статистике по годам вот последние 3 года была примерно одинаковая сумма сборов и сумма трат – где-то в районе 300 миллионов. И у нас стремительно нарастает позиция именно оплаты поиска донора.
Е. Грачева
―
Потому, что растет количество трансплантаций.
А. Козырева
―
И эти деньги нигде. Без толку писать в Министерство здравоохранения. У них нет строки в бюджете. Без толку обращаться к администрациям, например, региональным. Они тоже под законом. У них нет этой строки в бюджете. Значит, тогда вот здесь этот вопрос, он принципиален. Необходимо лоббировать включение этих затрат в бюджет Министерства здравоохранения до тех пор, пока не заработает национальный регистр доноров.
Л. Рябцева
―
И пока этого нет, эту функцию поиска доноров выполняет фонд «АдВита».
Е. Грачева
―
Не поиска доноров. Оплаты поиска.
Л. Рябцева
―
Оплаты поиска доноров. Да.
А. Козырева
―
Леся, давайте с другой стороны посмотрим. Так случилось, что здесь у нас в Питере федеральная клиника, работающая на всю Россию. И она федеральная и плюс это и дети, и взрослые. Значит, два момента: может ли Питер потянуть всю Россию? Нет, не может, даже в плане жертвования. И 2-е – может ли Питер потянуть и взрослых и детей? Вы прекрасно знаете, как собирается на детей, и как собирается на взрослых.
Л. Рябцева
―
Да, это прекрасная история, что в России только один фонд, который занимается взрослыми…
Е. Грачева
―
Ну, там побольше.
А. Козырева
―
… процент – да.
Л. Рябцева
―
А все остальное – это дети, животные, растения.
Е. Грачева
―
А у нас взрослых уже сейчас в несколько раз… Да.
А. Козырева
―
У нас подавляющие сейчас взрослые.
Е. Грачева
―
Больше, чем детей. И это дорого, потому что помимо трансплантатов, еще и лекарство на каждого из пациентов, которое по весу считается. Да? И если там какой-нибудь «Атгам» на ребенка, там два флакона нужно, то на взрослого мужчину нужно 30. А он стоит денег. Понимаете? И мы можем вылетить в сумму там под миллион – полтора еще просто по лекарствам. И нам, конечно, нужно что-то с этим делать, потому что мы…
А. Козырева
―
Понимаете, это задача не региональная. Она федеральная. И до уровня Министерства здравоохранения признать, что если в стране делаются неродственные трансплантации, а они делаются, и квоты на них даются на потоке, то то, что пересаживают, поиск того, что пересаживают нужно оплачивать государством. Это естественно. У нас еще есть один такой же милый вопрос, который нас волнует. Частью лечения при пересадке костного мозга является пребывание в пансионате, в дневном стационаре. То есть человек с больничного койко-места выписан и тут же на территории переведен в некий пансионат, где он ежедневно ходит в больницу. И так делается со всеми после дня… в стадии после трансплантации.
Е. Грачева
―
Нет, гораздо раньше выписывают.
А. Козырева
―
Ну, да.
Е. Грачева
―
Выписывают обычно на 4-ю неделю.
А. Козырева
―
Таким образом, что мы имеем? Мы имеем, что частью лечебного процесса является пребывание здесь рядом с клиникой, лучше на территории, в стационаре, в пансионате. Такой пансионат есть в центре Димы Рогачева в Москве. Он есть и работает. Такие пансионаты есть во всех мировых клиниках, занимающиеся тем же самым. Но при Горбачевке такого пансионата нет.
Л. Рябцева
―
А куда же отправляют?
А. Козырева
―
Вот! Они направляются на те замечательные 20 квартир, которые 7, 8 уже лет снимает наш фонд. Мы снимаем порядка 20 квартир. В них какие условия? Они должны быть чистые, так что понимаете. Они должны быть на Петроградке рядом с клиникой, потому что пешком. Да?
Л. Рябцева
―
… человек может пешком, да.
А. Козырева
―
Или в экстренном случае доставить. Они должны быть многоквартирные, чтобы нам можно было их потянуть. И вот такой красоты у нас вот гуляет…
Е. Грачева
―
Многокомнатные.
А. Козырева
―
Многокомнатные. От 20 до 22-х квартир. То есть это почти миллион в месяц еще оплата этих квартир. Не будет этих квартир иногородним людям…
Е. Грачева
―
Они будут уезжать.
А. Козырева
―
У них не будет лечения.
Е. Грачева
―
У нас была такая… Вот мы когда начинали, у нас не было, конечно, еще никаких ресурсов на то, чтобы оплачивать жилье. И когда мы потом поняли, что вот как только пациент уезжает и может оставаться в Петербурге, уезжает, условно говоря, в деревню Верхние Яльчики Мордовской ССР…
А. Козырева
―
Ну, и все. Да.
Е. Грачева
―
… где нет на лаборатории, в которой могут отследить состояние больного, нет ни специалистов. Иногда даже гематологов нет. И мы получаем обратно людей с не отслеженными рецидивами, с обострением реакции трансплантата против хозяина. То есть просто… Человек не долечен. А жить ему в Питере невозможно, потому что у них нет денег снимать жилье. И сейчас вот как раз мы сталкиваемся с тем, что у нас семьи, которые приезжают на лечение, вот с каждым месяцем все больше и больше количество бедных семей. То есть семьи, которые живут, извините, с огорода, потерявшие там работу и так далее. Тогда уже речь идет не то, что там жилье оплатить, о том, что на хлеб им вообще каких-нибудь денег дать, потому что они приезжают вообще без ничего. А жить здесь нужно несколько месяцев, а некоторые и по году живут и по два. Поэтому, конечно, это тоже… Пансионата у нас нет. Никто его строить не собирается.
А. Козырева
―
Мы ставили этот вопрос перед городом. Ставили. Три года ставили. Ну, немножко город нам помог. Я надеюсь, что все-таки это заработает. Нам выделили некое помещение на 15 комнат. Сейчас мы в процессе его оформления документального. Отремонтируем, хотя бы поселим… Это далеко. Это не рядом с клиникой. Но это для тех, кто приезжает на контрольное обследование.
Л. Рябцева
―
Хоть что-то же. Да.
А. Козырева
―
Хоть какое-то жилье. Да? Это у нас есть. Но вообще вопрос решить принципиально может только строительство пансионата. Этот вопрос мы поднимали и неоднократно. И большую компанию вот на «Сотке», на телевидение, на «Сотке» вот осенью проводили, что нужно строительство пансионата. Вроде сейчас что-то как-то сдвинулось, ну, я вот слышала, что какой-то идет… Но окончательного решения о том, что…
Е. Грачева
―
… даже проекта нет.
А. Козырева
―
Вот сейчас сдвигается в отношении проекта. Вроде что-то говорят.
Е. Грачева
―
Ну, дай Бог! Это все равно не быстро.
Л. Рябцева
―
Что про деятельность фонда? Вы сказали, что у Вас есть сбор средств на поиск донора, и есть вот эти квартиры, которые Вы снимаете. Мини-пансионат фонда «АдВита». Что еще?
А. Козырева
―
А самое большое – это лекарства, конечно. Это статья, она упала в прошлом году. Вообще-то она 75 процентов составляла, а сейчас вот 55…
Е. Грачева
―
Но это лекарства. Да.
А. Козырева
―
… составляющих расходов.
Л. Рябцева
―
Почему она упала?
А. Козырева
―
Потому, что стал расти поиск донора.
Л. Рябцева
―
А! Понятно.
А. Козырева
―
Понимаете?
Л. Рябцева
―
И сразу поползли…
Е. Грачева
―
Да, соотношение между расходами.
А. Козырева
―
А так вообще что как бы? Это мы тоже без конца разъясняем. Лекарств по квоте хватает на идеальное лечение болезни.
Е. Грачева
―
Да не всегда.
А. Козырева
―
Ну, вот если. Если гипотетически все совершенно идеально, вот провели трансплантацию, никаких осложнений, никаких сопутствующих заболеваний. Человек… Вот прошло какое-то время. Он вылечился и никаких последствий. В этом случае квота, скорее всего, закроет потребность. Но я так вот говорю по-крупному. Но жизнь не такова. Все это сложное лечение. Оно сопровождается осложнениями. Оно сопровождается сопутствующими заболеваниями. Это все требует лекарств. А эти лекарства уже – квота на них не предусмотрена. Таким образом вот эта дельта между реальностью и теорией закрывается в затратах нашим фондом. И опять та же самая песня. И сейчас, я бы сказала, что у нас сейчас процентов 85 – это взрослые. Это взрослые.
Л. Рябцева
―
А раньше были дети в основном?
Е. Грачева
―
Да нет, это никогда не были дети… не только дети. Ну, просто пока было 6 палат, вот с чего мы начинали, конечно, преимущество было у детей всегда. Потому, что если у тебя всего там 6 коек или 12 коек на тот момент было, понятно, что детей ты пропустишь в 1-ю очередь. Как только коек стало 70, тогда же и появился Рогочевский центр, то есть который стал, в общем, поддерживать именно трансплантацию у детей РТКБ…
А. Козырева
―
Потом пошел туда основной…
Е. Грачева
―
… то они приняли основной удар по детям. А соответственно поскольку у Горбачевского центра нет ограничения по возрасту… У взрослых-то больше вообще вариантов нет. Если ребенок может получить трансплантацию костного мозга не родственную в 3-х клиниках, то у взрослых пока только одна. И это Горбачевский центр. Это последняя надежда для многих людей.
Л. Рябцева
―
Как к Вам приходят подопечные и…
Е. Грачева
―
Врачи присылают.
Л. Рябцева
―
То есть у Вас есть договоренности с клиниками?
Е. Грачева
―
Договоренности? Что Вы имеете в виду? Ну, просто если пациент приезжает, и ему нужны лекарства или нужно жилье, или еще нужно что-то, ему дают наш телефон и показывают рукой, куда идти.
Л. Рябцева
―
Вы с клиниками – это официальное сотрудничество или это просто…
Е. Грачева
―
Конечно, у нас договор.
Л. Рябцева
―
Очень многие фонды в Москве точно также делают. Ну, или дети-сироты…
Е. Грачева
―
Заявки там на лекарства мы получаем от врачей.
А. Козырева
―
Конечно, мы же не можем назначать лечение.
Е. Грачева
―
И даже человек приходит, у него заключение, что его берут на лечение в эту клинику и что ему показано то-то и то-то. И мы видим там: оплата поиска донора. Он говорит: «У меня нет денег». Значит, это опять наша задача. И лекарства. Если это запрос на лекарства, то это от врачей заявка, заверенная официально, что вот требуется такое лекарство.
Л. Рябцева
―
Деятельность фонда распространяется, информационная я имею в виду, на всю Россию? На федеральном уровне?
А. Козырева
―
Стараемся, знаете, чем идти? Во-первых, в регионах, чтобы вот так по серьезному выйти на регионы, нужно находиться в Москве. Вы понимаете, что вот Россия берется из Москвы. Когда мы пытались вот так напрямую входить в регионы, нам первое – даже вообще не верили, что государство что-то не оплачивает, а, во-вторых, говорили: «У нас тут столько беды у себя внутри. Почему мы должны куда-то вот отправлять эти деньги?» Мы это каким образом преодолеваем? Первое: мы плотно работаем, во-первых, с работодателями и группой поддержки подопечного. То есть если он с этого города, то можно связаться с телевидением тамошним, с газетой. И поддержите земляка выглядит совсем не так, как поддержите… пришлите денег в какой-то… фонд.
Е. Грачева
―
Да.
А. Козырева
―
Это вот первое. То есть… И второе: мы стараемся там тоже находить благотворительные организации тамошние и вместе с ними вести людей. вот таким образом мы стараемся поднимать регионы. То есть смотрите какая ситуация? Вот почему сложно с иногородними взрослыми пациентами? Здесь уговорить жертвователя помогать этим людям сложно, потому что они говорят: «Нашим самим не хватает». Здесь знают нас, но говорят, почему мы должны… Там знают этих подопечных, но не знают нас. У нас свои есть благотворительные фонды. Поэтому выход в регионы возможен только через группу влияния в этом регионе. То есть либо тамошние фонды, либо тамошние СМИ, либо тамошние работодатели. И это работает тогда.
Л. Рябцева
―
А с какими фондами тамошними Вы сотрудничаете?
Е. Грачева
―
Ну, Лесечка, это огромное количество народа. Это по сути дело… Фонд «Подари жизнь» в свое время совершил очень большую работу, он собрал все местные, ну, большинство местных фондов, которые есть. Там в рассылке региональной около 300 организаций. И поэтому с этим довольно просто. То есть мы… Вот если есть регион, то мы там найдем. Другое дело, что это будет скорее всего детский фонд.
А. Козырева
―
Детский фонд. Взрослые…
Е. Грачева
―
Скорее всего детский фонд. Другое дело, что даже этот детский фонд может, ну, выступить нашим…
А. Козырева
―
Развернуть компанию, инициатором…
Е. Грачева
―
Выступить нашим гарантом. То есть они могут сказать, что да, мы отправляем им детей, да, это фонд, который работает, да, действительно мы их знаем, можем за них поручиться, и как-то в своем регионе нам помочь.
Л. Рябцева
―
Чем можно помочь? Вот волонтерить и деньги перечислять. Чем еще?
Е. Грачева
―
Кровь сдавать.
А. Козырева
―
Костный мозг.
Е. Грачева
―
Костный мозг.
Л. Рябцева
―
Как это происходит? Могли бы Вы мне рассказать?
Е. Грачева
―
Донорство костного мозга?
Л. Рябцева
―
Да.
А. Козырева
―
Не страшно.
Е. Грачева
―
Не страшно. А смотрите…
А. Козырева
―
Любой…
Е. Грачева
―
Нет. Вот тот регистр, который создает сейчас Российской фонд помощи клинике Горбачевой, – это очень простая история. Вы просто звоните или пишите по тем контактам, которые указаны у них или у нас, и сдаете 10-15 миллилитров крови из вены. Ну, как обычная…
Л. Рябцева
―
А костный мозг?
Е. Грачева
―
Подождите.
Л. Рябцева
―
Хорошо.
Е. Грачева
―
Значит, и эта кровь типируется вот как раз на средства Российского фонда помощи и заносится в базу данных, то есть именно Ваш генотип как…
А. Козырева
―
То есть генетический анализ по-простому.
Е. Грачева
―
Генетический анализ. Да. А дальше если вдруг Вы кому-то попадете, с кем-то совпадете, ну, понятно, что все это время… Регистр – это прежде всего организация. То есть это не только хранение информации, это еще постоянная поддержка связи с самими потенциальными донорами, потому что они могут там переехать, передумать, забеременеть, заболеть. Это постоянная поддержка базы данных в актуальном состоянии. Значит, вот регистр Вас находит, говорит, вот Вы кому-то подошли. Дальше донора обследуют, если он по-прежнему согласен. И существует два способа забора костного мозга. Решение принимает всегда сам донор. То есть можно забирать хирургическим способом. Это получасовая операция. Это забор из-под воздушной кости тонкой иглой… В качестве осложнения – синяки, которые держатся две недели примерно. И все. И есть забор методом Афереза. То есть так как доноры сдают тромбоциты, например, когда из… в обе вены вставляется, значит, катетер, и там идет кровь через сепаратор. Сепарируются те клетки, которые нужны. Все остальное возвращается в вену. Он занимает… ну, это занимает несколько часов. Но опять-таки там ничего… Ну, это как кровь сдать. Это как будто сдается кровь. То есть никто не выпиливает никаких позвоночников.
А. Козырева
―
Костный мозг – это жидкая субстанция. Это…
Е. Грачева
―
Да. Не надо путать костный мозг со спинным, с головным. Да.
А. Козырева
―
В нашем буклете просветительством мы даже сделали такой вот… ну, там в юмористическом стиле, что люди думают, что вот это вот. Значит, стоит врач над пациентом и так спину ему перепиливает. И у него такой клык, у врача, конечно. А на самом деле человек возлежит на ложе, у него из 2-х рук забирают кровь. Это сплошные мифы здесь.
Л. Рябцева
―
А много таких мифов еще?
А. Козырева
―
Много.
Е. Грачева
―
Много.
Л. Рябцева
―
Например?
А. Козырева
―
Много. Ну…
Е. Грачева
―
Ну, Господи, что рак заразен, что, так сказать, рак посылается за грехи. Чего только нам не удается… приходится слышать.
А. Козырева
―
Что донорство костного мозга…
Е. Грачева
―
Опасно…
А. Козырева
―
… опасно для донора.
Е. Грачева
―
Да, да. Ну, в общем, всякая ерунда. На самом деле, понимаете, пересадка костного мозга в мире – это довольно уже почтенная…
А. Козырева
―
Конвейерная.
Е. Грачева
―
Она, это абсолютно рутинная история. 20 миллионов потенциальных доноров костного мозга содержатся в мировом регистре.
А. Козырева
―
Больше уже. Они тут говорили…
Е. Грачева
―
Ну, уже больше. Да. То есть это значит, что там, не знаю, во всем мире там 25 миллионов человек не боится, а наш российский человек по-прежнему еще живет, видимо, в прошлом веке и боится.
А. Козырева
―
В Германии каждый шестой – донор костного мозга.
Л. Рябцева
―
А в России есть статистика?
А. Козырева
―
А в России 30 тысяч доноров.
Л. Рябцева
―
30 тысяч и 20 миллионов.
Е. Грачева
―
Да.
Л. Рябцева
―
Это же нечто просто.
Е. Грачева
―
Да, да.
Л. Рябцева
―
Нужно же просто срочно бежать и сдавать…
А. Козырева
―
И есть еще один аспект. Есть… Ну, во-первых, как бы платятся деньги за поиск донора. Кстати, донор денег не получает. Это просто высокотехнологичный поиск. Поэтому это самое… Тратим деньги, тратим время. А есть еще чудесные вещи. Этносы, народности, живущие на замкнутых территориях, которые никогда никуда не мигрировали, не имеют доноров костного мозга в мировой базе. Ну, так сложилась история, что они жили своей маленькой народностью, ну, там никуда. Это северные народы. Это там глубинные народы в центре России. Им не найти. Поэтому спасение утопающих – дело рук самих утопающих. В принципе это сродни донорству крови. Если мы сами себе не поможем… Здесь ни деньги, ни… Человек должен помочь человеку. И государство что должно делать? Оно должно расставить пункты приема. Так? Оно должно оплатить вот этот аппарат, который делает этот анализ.
Е. Грачева
―
Секвенатор.
А. Козырева
―
Секвенатор. И расходники. И создать единую информационную базу, чтоб все это туда заливалось. А дальше должны прийти люди. Вот что…
Е. Грачева
―
… деньги в рекламу, продвижение этой истории, чтобы люди пришли.
А. Козырева
―
Чтобы люди пришли. Вот все, что… Что такое национальный регистр? Это именно это. Это расставить…
Е. Грачева
―
… с детского сада есть социальное занятие для деток, и в школах есть курсы специальные, которые рассказывают, что такое донорство крови, что такое донорство костного мозга.
Л. Рябцева
―
Ну, не везде же проходят.
Е. Грачева
―
В Германии везде.
Л. Рябцева
―
А! Но в России…
Е. Грачева
―
Нет, в России пока ничего нет. На самом деле мы разработали сейчас вот урок по донорству крови и урок по донорству костного мозга, который мы хотим предлагать учителям биологии, потому что представление действительно дремучее, как будто мы в средневековье находимся. Но если мы не выберемся из предрассудков, мы своим же согражданам помочь не сможем. Да?
А. Козырева
―
… никто не может помочь.
Е. Грачева
―
Никакое государство… Оно может купить секвенаторы и устроить лабораторию, но оно не может привести людей.
Л. Рябцева
―
А фонд «АдВита» может? Что-то информационно делаете помимо урока?
А. Козырева
―
Ну, во-первых, Росфонд делает вот глобально. Вот он проводит такие большие акции. Мы на самом деле работаем плотно в городе. Мы расставили в отделениях переливания крови наш такой буклетик. Он очень такой своеобразный, милый. Дальше мы работаем с региональными фондами на местах, которые там проводит акции, а сюда присылают пробирки. Это и родственники подопечных, и тамошние региональные фонды. Мы тут очень плотно работаем с Росфондом. Они, кстати, будут оплачивать во многих городах типирование, то есть не типирование – забор крови и пересылку сюда. И мы тоже, наверное, этим ресурсом сможем пользоваться. Но просветительства не хватает на уровне государства, конечно.
Е. Грачева
―
Конечно.
А. Козырева
―
Первое – это, что это надо. Дело это хорошее, а, во-вторых, нужное, потому что тебя может коснуться. Да? И, в-третьих, вот как сейчас любят на волне патриотизма, что поднимать нужно нашу страну. Вот это поднимает нашу страну. Вы хотите передовую медицину, ну, так давайте пошевелитесь хоть немного.
Е. Грачева
―
Да, у нас не были…
А. Козырева
―
… 20 миллионов…
Е. Грачева
―
Передовая медицина с неба не упадет. Она…
А. Козырева
―
И в каком-то смысле это часть государства…
Е. Грачева
―
Ее не марсиане делают. Ее делают граждане. Пока граждане не поймут, что это, ну, никто не сделает…
А. Козырева
―
И что это их касается лично, и может коснуться в любой момент…
Е. Грачева
―
Тем более что трансплантация костного мозга – это невероятно бурно развивающаяся отрасль, потому что там еще 10-15 лет назад трансплантировали в основном лейкозы, сейчас список диагнозов, при которых проводится трансплантация, – это уже несколько десятков. Там и солидная опухоль, и анемия злокачественная, и различные генетические заболевания, которые дают эффект при трансплантации, я не знаю, вплоть до буллезного эпидермолиза. И это бурно развивающаяся сфера, которая действительно… Ну, поразительные какие-то истории. Ведь когда говорят о трансплантации костного мозга нужно понимать одну простую вещь: это всегда последняя линия терапии. То есть это значит, что пациента уже перелечили всеми возможными способами. Он ни на что не ответил. И кроме трансплантации костного мозга у него не осталось больше ничего.
Л. Рябцева
―
То есть слово «шанс на жизнь» - это впрямую?
Е. Грачева
―
Да. И у нас вообще масса диагнозов, для которых это вообще 1-я линия терапии. Другой не существует. Как миелодиспластический синдром или там лейкоз М-7. Вот. То есть это значит, что альтернативы нет. Вот понимаете, мы про очень многие методы лечения говорим, что нужно так, нужно так. Если дело дошло до трансплантации костного мозга, значит, все, вариантов нет. Значит, если мы этого не сделаем. Значит, человек 100-процентно умрет. Поэтому, Вы знаете, у нас-то особенно… нам-то отступать некуда. Нам нужно, чтобы клиника работала.
Л. Рябцева
―
Таким много центров? Может быть, Вы знаете по России, где можно стать донором костного мозга? То, что сдать кровь, это еще понятно. Это более популярное…
Е. Грачева
―
Смотрите, центры, регистры доноров костного мозга всегда существуют там, где можно провести эту трансплантацию. Вернее как? Это везде так, где есть какие-то пока энтузиасты, которые этим занимаются. Да? И вот для того, чтобы это не энтузиасты делали, нужна государственная программа, чтобы при крупных клиниках, при которых есть гематология, то есть есть нормальные… уже существуют нормальные лаборатории, которые нужно просто дооборудовать, обучить специалистов… У нас много хороших гематологических центров по России. Но это государственная программа. Это невозможно за счет энтузиазма делать.
А. Козырева
―
А сейчас просто сдать кровь там по определенным инструкциям, ну, это самое… И переслать ее нам, найти способ, как переслать.
Е. Грачева
―
Нам или Российскому фонду…
А. Козырева
―
Или Российскому фонду.
Е. Грачева
―
В любом случае они попадут в регистр…
А. Козырева
―
Они все равно…
Е. Грачева
―
… Горбачевской клиники. Да. Дальше она, мы ее уже протипируем, и в базу он попадет. И с ним свяжутся, когда он кому-то попадет. У нас уже есть внутренняя география. У нас уже есть 1-я трансплантация от российских доноров. И там самые разные…
А. Козырева
―
Совпадение резко увеличивается. Вот…
Л. Рябцева
―
Попадание. Да?
А. Козырева
―
Попадание. Да. Ну, потому, что это же все-таки…
Е. Грачева
―
Набор генотипов, да, очень… Ну, например, там татаро-монголы не дошли до Европы, и там этого генотипа нет.
Л. Рябцева
―
Ну, логично, что в России проще найти…
А. Козырева
―
Да, и дешевле и быстрее. Ну, со всех сторон так надо делать.
Л. Рябцева
―
Какие есть у фонда проекты? Вот например, пространство «Легко-легко». Да? А что еще? Ну, и собственно про пространство тоже расскажите.
Е. Грачева
―
Ну, специальных проектов фонда, их довольно много. И в какой-то момент мы там чуть не по проекту в месяц выпускали, потому что это тоже на самом деле способ работать с физическими жертвователями, с конкретными людьми, потому что за каждым специальным проектом стоит какая-то аудитория, которая по-другому бы не пришла. Значит, сейчас из основных таких проектов я бы назвала «Благотворительный сувенир», который и связан как раз с пространством «Помогать легко» и с интернет-магазином «Помогать легко». Это, значит, благотворительный мультипликационный бренд «Летающие звери». Это несколько более маленьких, юных проектов вроде благотворительного университета, легкой почты, проекта с клубом «Зенит» «Давай, давай!», ну, и так далее. То есть некоторое количество специальных проектов уже есть. Вот про что конкретно Вам рассказать?
Л. Рябцева
―
Про сувенирку вообще.
Е. Грачева
―
Про сувенирку. Значит…
Л. Рябцева
―
Браслеты, игрушки и зачем они.
Е. Грачева
―
Смотрите, как это все начиналось? Вы потом это все порежете, оставите то, что нужно. Да? Значит, примерно в 2008 году стало понятно, что вот благотворительность, продвижение благотворительности развивается так, как нам не нравится. Тогда основной способ рекламы благотворительного фонда было большое лицо ребенка с глазами, наполненными слезами, которое смотрит тебе в душу. И от жертвователя… Ну, это такая манипуляция, эмоциональный террор – это то, что ты должен был пострадать, и в результате этого, так сказать, душевной травмы, эмоциональной дать каких-то денег. Мне казалось, что это как-то совершенно несправедливо по отношению к жертвователю и более того это несправедливо по отношению к ребенку и его семье, потому что никакая семья не хочет, чтобы фотографией ее ребенка было обклеено там, не знаю, что-нибудь. Поэтому нам хотелось как-то менять эту атмосферу. Нам хотелось, чтобы благотворительность ассоциировалась не с каким-то таким внутренним, душевным сломом, понимаете, и трагедией, эмоциональным террором, а с… Вообще-то это должно быть приятно, должно приносить удовольствие, должно приносить положительные эмоции. И наши подопечные вовсе не, значит, несчастные, убогие люди, которые нуждаются в нашем снисходительном внимании, а вполне прекрасные самостоятельные люди, которые вообще, надо сказать, могут вас еще и удивить. И к этому моменту мы уже несколько лет занимались в больницах с детьми и рисовали, и придумывали там всякие праздники. И 1-й такой проект – это были открытки по рисункам детей. В 2008 годы была рождественская ярмарка, которую проводила галерея Третьякова, и мы там впервые попробовали презентовать вот открытки по рисункам детей. Мы сделали такой набор, они… Значит, галерея Третьякова сделала нам дизайн, мы еще ничего этого не умели делать. И, значит, мы встали с ящиком, с нашим стендом вот на этой ярмарке и напротив входа стоял наш волонтер Сережа Драгомирецкий, тогда еще студент медицинского колледжа, сейчас уже доктор, который махал руками, значит, в сторону нашего стенда и говорил: «10 рублей и Вы добрый человек. 10 рублей и Вы добрый человек». И через пару часов так говорила вся ярмарка. То есть вот все… огромное количество, не знаю, там несколько сотен, наверное, было участников, которые все уже и сами сбегали к нашему стенду и, значит, разобрали все открыточки, уже всем своим покупателям говорили: «Вот идите туда. 10 рублей и Вы добрый человек». Мы тогда набрали, ну, таких хороших денег, наслушались отзывов, потому что мы в 1-й раз, мы… понимаете, мы предъявили жертвователям наших детей как очень интересных людей. Вот посмотрите, какие они. Да? А с другой стороны дали детям возможность поблагодарить своих жертвователей, потому что они же их никогда тоже не видят. Вот. И это какой-то получился проект, которые соединял жертвователей и ребенка, причем на таком эмоциональном фоне, который вот мне очень был близок. То есть это была радость, это было удовольствие. Это была легкость какая-то, потому что, ну, естественно продавать мы ничего не могли, но мы могли подарить в обмен за пожертвование. Конечно, нам кидали не 10 рублей, нам кидали гораздо больше. И мы просто раздавали эти открытки, предлагали их выбрать. И тогда стало понятно, что это вообще работает. И соответственно вот постепенно, поскольку у нас сейчас на несколько тысяч изображений в базе данных, потому что, ну, дети рисуют, их не остановить. И там есть несколько серий, есть откровенные такие хиты продаж. Там, например… Понимаете, ведь ребенок видит то, что взрослые не видят. У нас есть совершенно уникальные какие-то истории, вот как история открытки-изображения белой ночи Саши Жукова. Он попал под нашу опеку, когда он лег с опухолью головного мозга. Он лежал с бабушкой. Когда я стала узнавать, почему он с бабушкой лежит, выяснилось, что его мама тоже очень больна, а папы там не было. И у мамы тоже была онкология. И маму мы не спали, а ребенка спасли. Он, так сказать, прекрасно выглядит и учится, и вырос, и хорошо с ним все. Но в тот момент, когда он все время ждал маму, он нарисовал эту открытку, которая называлась «Белые ночи». Там петербургские крыши, кошка сидит и луна желтая. И все. И в этой открытке было… Конечно же, ему там было 6 лет. Он не читал Достоевского «Белые ночи». Но вот это ощущение одиночества, ожидания, которое пронизывает вот эту сумеречную петербургскую ночь, он выразил совершенно поразительным образом. От нее током бьет, от этой открытки. И мы когда начали тиражировать этот рисунок, мы поняли, что, например, все наши друзья, к которым кто-то приезжает, им нужен какой-то петербургский сувенир, они приходят к нам и покупают вот эту открыточку. Да? Или чашку, или футболку. Мы же можем наносить на что угодно. И за каждым таким рисунком у нас история человеческая. Да? Мы всех знаем этих детей, мы знаем историю этого изображения. Оказалось, что это действительно что-то чего нет… Ну, понимаете, в Петербурге ведь с сувенирами-то сложно как в любом большом городе. Есть либо очень дешевые китайские сувениры, на которых есть как бы вот общий этот налет штамповки дешевой, китайской. И есть эксклюзивные произведения там мастеров, картины и так далее, и тому подобное. Мы заняли вот такую дешево среднюю нишу. Да? И это настоящие петербургские сувениры. Это дети, которые лечатся у нас. Это петербургские пейзажи и так далее. Ну, там масса других изображений, не только петербургских…
А. Козырева
―
… про коммерческую тогда составляющую добавлю. Вот сначала это был сувенир. Сувенир, эмоции, это самое… Этот круг – это примерно то же самое, как, например, обращаться с детским лицом к… Все равно это расходилось среди тех, кто увлечен. Так? Дальше встал вопрос, а как же сделать это коммерчески оправданным, выгодным. Получается следующее: мы дальше пошли на рынок в нишу товара, качеством такого же как другой товар, но с этой благотворительной составляющей. То есть если ты можем купить футболку вот такую китайскую или вот с рисунком нашего ребенка. Да? Мы старались…
Е. Грачева
―
… прибыль пойдет на лечение…
А. Козырева
―
Мы старались цены сделать знаковые. Тут, конечно, есть вопрос, потому что массовое китайское производство, оно же стоит. На чем мы держимся? Что? На партнерах. Мы стараемся снизить себестоимость за счет того, что мы имеем скидки от партнеров. Таким образом, мы выводим на рынок товар, который может быть и сувениром, и подарком. Вот это вот ключевое слово, потому что сувенир, здесь все-таки есть немножко такое, ну, пожалеть… А подарок – это вещь нужная всегда. Ну, например, там футболка или термос-кружка просто реально нужна. Но этот товар имеет то преимущество по отношению к аналогичному товару, что в нем есть вот это добро: этот там детский рисунок, и деньги с этого пойдут за вычетом расхода производства на доброе дело.
Л. Рябцева
―
Ценное, полезное и доброе.
А. Козырева
―
Да. И таким образом у нас сейчас там 5 основных направлений работы вот в этом пространстве «Легко-легко». Это розничная продажа, но туда приходят в основном, кто знает нас, или кто приходит на наши там платные мероприятия. Как правило, они за мероприятие делают пожертвования и не уходят с пустыми руками. Так продвигается розница. Есть оптовая торговля. То есть есть партнеры, которые взяли на реализацию наш товар, и ежемесячно нам от проданного перечисляют, ну, там например, Дом книги, например, Гостиный двор. Серьезные партнеры. Они вот устойчиво у нас есть. Есть…
Е. Грачева
―
Почта…
А. Козырева
―
«Почта России». Да. Есть история интернет-магазина. То есть этот же товар через интернет, значит, мы не связаны географией тогда. И в интернете мы проводим аукционы, ну, чтобы вот поднять интерес и все это. Есть очень правильная история, она сезонная, но она всегда денежная – благотворительные сувениры. Это вот как раз разговор с бизнесом в категориях товар и товар. Вы тратите огромные деньги корпоративные на эти самые… уже от ежедневников опухли, от календарей одичали, уже не знаете, чего вы хотите. Мы вам даем каталог товаров, по большему счету мы близки к тому каталогу товаров, который любой там работник бизнеса рассматривает перед Новым годом или там в июне, если они планируют раньше, и говорим: «Мы можем тоже самое, но с детской составляющей». Таким образом вы получите… Вы бы все равно сюда это тратили. Но зачем вам вот этот логотип, от него уже опухли. Давайте мы для ваших партнеров сделаем ваш логотип, наш логотип и детская картинка. И это будет вам стоить, может, ну, чуть дороже. Но зато вы всем партнерам скажите, что вот таким образом вот на этом проекте…
Е. Грачева
―
Мы вам расскажем, как мы деньги ваши потратили, на кого пошли.
А. Козырева
―
Да, подсчеты…
Е. Грачева
―
… это обязательно. И когда все сотрудники, получившие такую историю, говорят, что видят, что это конкретное вложение в какого-то конкретного человека или наоборот решение какой-то проблемы…
А. Козырева
―
То есть это социальное продвижение компаний, потому что вот деньги, вот они так потрачены. У вас хороший товар, ничуть не хуже, чем был, и у вас доброе дело, и вот кому вы помогли. Вот это работает. Ну, и 5-е направление – это платные мероприятия, которые…
Е. Грачева
―
… официально не платные мероприятия. Там просто стоит ящик…
А. Козырева
―
За пожертвования.
Л. Рябцева
―
… концерты?
Е. Грачева
―
Это все. Это лекции. Это концерты, семинары. Это все, что угодно. Это простая ситуация. Смотрите, это старый… это был цех, разрушенной фабрики, которая просто разрушилась. Там был образован лофт, и мы его просто из руин там выдирая рельсы из пола, и, значит, проводя трубы для туалета, ну, просто сделали из него рабочее помещение.
Л. Рябцева
―
Вы работаете только в фонде же? Правильно?
Е. Грачева
―
Нет, я еще в школе работаю. Я работаю в гимназии.
Л. Рябцева
―
Как Вы успеваете просто?
Е. Грачева
―
Ну, как успеваю…
А. Козырева: Я
―
то в фонде работаю.
Е. Грачева
―
Да, Анечка в фонде работает с утра до ночи.
А. Козырева
―
Ну, вот у нас эти две площадки. Поэтому, понимаете, вот сказать, что это уж очень легкое направление, сказать, что тут рентабельность вот… Нет. Скажу, что в прошлом году, я могу ответственно сказать, что мы были рентабельны вот по сумме года. Сейчас уже, например, появился хороший серьезный партнер. Наши товары берут… брали 4 заправки «Лукойла» в акциях «Больше, чем покупка». К концу этого года, дай Бог, будет 70 на реализацию.
Л. Рябцева
―
Серьезно.
А. Козырева
―
Да? Еще сейчас там пытаемся, я пока не боюсь сглазить, выйти на серьезных партнеров. Но оно, конечно, очень все время тонкое. Почему? Потому, что, конечно, затраты на производство, на массовую партию в Китае, они всегда будут…
Л. Рябцева
―
Дешевле.
А. Козырева
―
… дешевле. И здесь приходится продвигать товар с определенной цены, но с пониманием того, что это то же самое, но с добром. Фактически продажа добра.
Е. Грачева
―
Ну, оптовики у нас, конечно, идут по другому проекту. Это проект «Летающие звери», который весь построен на продаже лицензии на персонажи, и там вот как раз уже мы не производим ничего. Мы только продаем лицензию на изображение. И вот вопрос о Китае вот сейчас как раз один из контрактов с Китаем подписываем, если все будет хорошо, то это будет упаковка с нашими звериками, и мы будем получать… с каждой продажи. Так что, ну, так сказать… Вы понимаете, что такое кризис? Это значит, что тебе нужно просто начать придумывать в три раза быстрее или…
А. Козырева
―
И даже до кризиса восприятие жертвователями, тому, кто помогает себе сам, помогают лучше. Вот когда ты не стоишь без конца с протянутой рукой, а говоришь: мы вот это затеяли и вот это…
Е. Грачева
―
Да. У нас такая есть идея и такая, и такая.
А. Козырева
―
А мы всегда… Вообще люди примыкают к успеху. И как бы тяжело, кризис, не кризис очень хорошо здесь показывает, что мы делаем. Мы не останавливаемся, мы достигаем. В этом смысле я вот поэтому не жду таких вот безумных падений. Те, кто предан, они и так будут преданы, по возможности сократят, но останутся. Надо приобрести больше частников и надо больше таких проектов, которые привлекают внимание.
Л. Рябцева
―
Что за 13 лет существования фонда кардинально поменялось? Уже есть какое-то главное достижение?
Е. Грачева
―
Ну, работа стала системной. Это самое главное, что произошло, потому что, ну, я помню, я же вообще ничего не понимала, как собираются деньги, и я ничего не понимала в онкологии, как она лечится. Я не понимала, как это все устроено. Мне просто хотелось что-то делать. И это была такая стихийная немножко история, которая развивалась там в разных направлениях. Понятно, что она там во многом зависела от каких-то случайных вещей, от личных связей и так далее. Конечно, огромную помощь нам оказало вот волонтерское сообщество, которое на тот момент уже существовало. Вот еще не было фонда «Подари жизнь», но уже была волонтерская группа «Доноры детям», которые мне помогла, ну, совершенно потрясающими советами и контактами, связями и так далее. Вот. Но, конечно, появилась системная работа, появилась аналитика, появилось какое-то понимание того, что нужна стратегия, нужно… ну, нестандартный и стандартный, что всякий инструмент хорош, ну, так сказать, для своего случая, для своей аудитории. И наша задача и стандартные методы использовать и что-то новенькое придумывать, чтобы не затеряться в общем потоке фондов, и систематизировать расходы. Это тоже очень важная была история, потому что, ну, вот благодаря таким серьезным переговорам удалось все-таки сбить цены на товары… на лекарства, например. Мы их покупаем по спеццене, потому что проведена большая работа. И это все… это просто, вот я еще раз повторю, мне кажется, что главное, что произошло, – это работа стала системной.
Л. Рябцева
―
И самый последний, и самый главный вопрос: почему фонд называется «АдВита»?
Е. Грачева
―
Так назывались первые… Смотрите, когда стало понятно, что 1-й медицинский институт будет развивать это направление, большую очень помощь оказывали города-побратимы и международные ассоциации, в том числе ассоциация «Гематологи мира детям». И первые акции по привлечению потенциальных доноров костного мозга назывались «Ad vita», потому что это было универсальное – «ради жизни». «Ad vita» - это было универсальное название таких акций в разных странах. И нам было нужно название, которое было понятно на всех языках. Вот. И поэтому вот она тогда возникла. Это как раз… Сначала так назывались акции по привлечению доноров костного мозга. А потом уже когда был зарегистрирован фонд. Он уже был так назван.
Л. Рябцева
―
Стало именем нарицательным собственно.
Е. Грачева
―
Да. Хорошо. Это приятно слышать.
А. Козырева
―
Хотя мы, конечно, в переводе. Мы пишем «Ad vita» по-латински и в скобочках ставим «ради жизни».
Е. Грачева
―
Ради жизни.
А. Козырева
―
Для 1-го знакомства это…
Е. Грачева
―
Да. Но, честно сказать, в Петербурге настолько все привыкли, что даже не рефлексируют, почему у вас латинское название. Но это важно, потому что фонд возник как плод усилий врачебного сообщества. Это очень важно. А медики, для них латынь – это и есть международный язык общения.
Л. Рябцева
―
Родной язык, да?
Е. Грачева
―
Да. И поэтому вот то, что действительно там университетская клиника Гамбурга… Там кто только не участвовал в создании… в начале вот этих трансплантаций. Поэтому да, это врачи, это их братство, я бы сказала, повлияло на выбор названия фонда.
Л. Рябцева
―
Супер!
А. Козырева
―
Спросите меня еще, о чем я мечтаю. О включении статьи оплаты доноров костного мозга в 16-м году в бюджет здравоохранения. Я знаю, какие расходы. Я знаю про московскую реформу. Речь идет о 500 миллионах на всю страну. Это небольшие деньги.
Л. Рябцева
―
Это была программа «Чувствительно». Спасибо Вам огромное.