Игорь Яковенко - Грани недели - 2014-05-10

В.КАРА-МУРЗА: Здравствуйте, в эфире радиостанции "Эхо Москвы" еженедельная программа "Грани недели", в студии Владимир Кара-Мурза. Слушайте обзор важнейших событий прошедших 7 дней и анализируйте мнения экспертов и гостей нашей передачи. Итак, в сегодняшнем выпуске:

- праздничные торжества в Москве и Севастополе послужили прославлению не столько ратных, сколько недавних политических побед;

- проблемы и беды соседней Украины цинично эксплуатируются пропагандистской машиной Кремля;

- 2 года назад на Болотной площади разыгрались драматические события, означавшие окончательный крах надежд на наступление "оттепели";

- бойцы идеологического фронта щедро вознаграждены за свое усердие.

Отшумевшие торжества в ознаменование Дня Победы и чествование подлинных героев оставили в заслуженной тени имена 300 действующих бойцов идеологического фронта – работников прокремлевской прессы, награжденных секретным указом президента за освещение событий на Украине. Впрочем, на войне как на войне, даже если речь идет о войне пропагандистской, считает журналист Андрей Фефелов:

- Если действительно идет информационная война со своими спецоперациями, подпольными активками, акциями, то, естественно, награда журналистов должна быть как награда разведчиков. Как, допустим, награждали конструкторов конструкторских бюро – тайно, не объявляя об этом в газетах, и вообще сами их фигуры были скрыты. Так что если что-то подобное и происходит, то, наверно, это нормально. Другое дело, что я не уверен, что действительно существует пропагандистская война, в которой тайно награждают какими-то особыми орденами из специальных сплавов драгоценных металлов, украшенных каменьями, наших российских журналистов. Интересно, кто это вообще.

В.КАРА-МУРЗА: Бойцами пропагандистской войны не считает коллег по цеху журналист Максим Шевченко:

- Я не считаю, что это пропагандистская война. Я считаю, что они так видят. Знаете, как художники: вот Матисс видит красных мальчиков, Петров-Водкин – красного коня, а эти журналисты так видят, поэтому лично я их поздравляю и считаю, что их видение мира заслуживало такой награды.

В.КАРА-МУРЗА: Награжденные сами знают цену полученных наград, уверен политолог Глеб Павловский:

- Как старый пропагандист могу сказать, что пропагандисту всегда нравится, когда его награждают, и вы не дождетесь чего-то другого. Но он всегда втайне догадывается, что эти награды не то же самое, что Пулитцеровская или Нобелевская премия. Он догадывается, что это все-таки боевые награды за тайную войну. У них есть свое достоинство для бойцов информационной войны, но, конечно, эти медали тускнеют с годами. Эти ордена выцветают значительно быстрее, чем боевые.

В.КАРА-МУРЗА: Сегодня гость нашей студии - Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России, бывший депутат Государственной Думы. Добрый вечер, Игорь Александрович!

И.ЯКОВЕНКО: Добрый вечер.

В.КАРА-МУРЗА: Чем, по-вашему, можно объяснить секретность награждения журналистов, отличившихся в пропагандистской войне?

И.ЯКОВЕНКО: Очень любопытная история. Дело в том, что, во-первых, это действительно секретный указ. №269, а его нет на сайте президента. Это, конечно, связано с тем, что, во-первых, журналист у нас сегодня является не творческой, а военной, секретной профессией. То есть по сути дела подобного рода секретные указы о награждении бывают, когда награждают диверсантов за какую-то спецоперацию или когда награждают разработчиков каких-то секретных вооружений. И вот секретный указ о награждении 300 журналистов – это, безусловно, означает перевод журналистики в другую категорию, что соответствует действительности. То есть это, безусловно, первая важная история.

Вторая очень важная история – это то, что такое количество - 300 журналистов - за эту спецоперацию информационного прикрытия захвата Крыма. Если сравнить с тем, что было в Грузии, то там за вторжение в Грузию наградили 11 журналистов. То есть пропорции сразу показывают, насколько это важно. И вообще объем и масштаб этой операции, награждение 300 журналистов свидетельствует о гигантском, возрастающем, я бы сказал, доминирующем назначении для путинского режима информационных войск. То есть это уже не просто какая-то пропаганда – это действительно информационные войска. Особенно, конечно, поражает орден Александра Невского, который получил телеведущий Владимир Соловьев. Это совершенно фантастическая история, потому что все-таки орден Александра Невского, в отличие от, скажем, ордена Дружбы, Почета... Это все тоже награды, но они не имеют такой длительной истории, такого бэкграунда, такого резонансного значения. А орден Александра Невского – это все-таки единственная награда в истории нашей страны, которая была и во времена царской России, и в советские времена, и в постсоветской России. И вот это очень любопытная история, потому что орден Александра Невского, если мы вспомним, кого награждали им в царской России... Вот Александр I наградил за Бородино генералов Раевского, Милорадовича, Дохтурова и Остермана-Толстого. По итогам Второй мировой войны был награжден целый ряд генералов и офицеров. В частности, орденом Александра Невского был награжден действительно героический авиаполк "Нормандия – Неман". А вот в наше время очень интересная вещь: в 2012 году был награжден Владимир Чуров, а недавно был награжден Владимир Соловьев. То есть по этим ступеням можно видеть, я бы сказал, деградацию российского государства. Раньше награждали за воинские, полководческие таланты и за воинскую доблесть, а сейчас – за подлость и ложь. Я уже не говорю о награждении штатных пропагандистов орденом Мужества. Я думаю, что очень многие дети, внуки героев войны, погибших и награжденных орденом Мужества (это орден рядовых, солдатский), просто сейчас проклинают Путина за то, что он так опозорил эту награду. Это действительно девальвация. То, что произошло – это вообще страшная вещь.

На самом деле отбор этих трехсот... Мы фамилии многих знаем. Список хотя и секретный, но сейчас время такое, что все секреты носят имя Полишинеля. Поэтому там отбор произошел такой, что у этих людей просто анатомическая особенность – у них нет совести, чести, им нечем испытывать стыд. Поэтому они воспринимают это нормально. Более того – для них эти ордена и медали имеют значение как признание их начальством. То есть начальство признало – это хорошо, а все остальное их совершенно не интересует. Это совершенно патологические люди, причем люди, которые отобраны в результате того, что сейчас называется информационной войной и пропагандой, хотя это уже совершенно новое явление, которое пока не изучено.

Этому явлению нет названия, потому что то, что сейчас происходит в информационной, медийной сфере – это совершенно новое явление. Ничего похожего не было ни в гитлеровской Германии, с которой так часто сравнивают в последнее время путинскую Россию, ни в сталинском Советском Союзе. Это совершенно новое явление, которое нужно изучать. Во-первых, роль, значение, потому что действительно мгновенное изменение общественного сознания под воздействием того, что по привычке называется пропагандой (и иногда информационной войной, хотя эта война не с противником, а, по сути, с каждым из нас). Действительно, когда ты видишь в социальных сетях, в своем близком окружении, что вчера еще абсолютно нормальный человек сегодня уже люто ненавидит и говорит о том, что на Украину надо сбросить атомную бомбу... Это не политик, не человек, который как-то интегрирован в это (у кого это профессия). Это нормальный, обычный человек с высшим образованием, иногда это милая женщина – мать детей. Вот лютая ненависть: всех этих бандеровцев надо уничтожить, надо всех их под каток и так далее. Это ужасно.

И что касается непосредственных активных участников этой информационной войны, то, безусловно, это первые ее жертвы, потому что устроить такое... Безусловно, никаких сомнений сейчас нет, что практически все жертвы на Украине с обеих сторон – они, конечно, на совести тех людей, которые эту информационную войну реализуют. Можно говорить о каких-то националистах с украинской стороны, они, конечно, есть; можно говорить о каких-то провокаторах со стороны самопровозглашенных республик, и они тоже есть; но, безусловно, главная вина на этих информационных войсках Путина, которые, по сути дела, спровоцировали эту войну своей оголтелой истерией.

На Нюрнбергском процессе на скамье подсудимых было два журналиста: это Юлиус Штрейхер – главный редактор газеты "Штурмовик" и Ганс Фриче – радиоведущий, один из администраторов гитлеровского радио. Штрейхер был повешен, причем это действительно был человек, рядом с которым стеснялись находиться главари Третьего Рейха. Второй, который работал на радио, был Нюрнбергом оправдан, но был посажен на 9 лет в связи с процессом денацификации. Я думаю, что ответственность наших пропагандистов, конечно, не будет столь жесткой и ужасной, потому что я очень надеюсь, что все-таки у нас не будет... Здесь ключевой вопрос, конечно, ввод войск. Я очень надеюсь, что этого не будет, тем более что Путин, кажется, понял, что этого делать не надо. Просто так это всё, безусловно, не рассосется, поэтому какая-то ответственность будет. Я очень надеюсь, что уровень ответственности наших пропагандистов ограничится люстрацией.

В.КАРА-МУРЗА: Спасибо. Напомню, что сегодня у нас в гостях – Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России. Продолжаем наш выпуск. На минувшей неделе президент России подписал закон о запрете реабилитации нацизма. Он вводит уголовную ответственность за отрицание фактов, установленных в Нюрнберге, и запрещает распространение ложных сведений о деятельности СССР и его союзников в годы Второй мировой войны. Абсурдность закона, навязывающего единомыслие, отмечает Сергей Алексашенко:

- Мне кажется, что закон, с точки зрения здравого смысла, абсолютно смешной, потому что он говорит: "Вы знаете, давайте все думать одинаково", хотя, как известно, на вкус и цвет товарищей нет. С другой стороны, этот закон страшен своей абсурдностью, потому что под тот закон, который мы видим сейчас, каждого второго смело можно подтягивать и привлекать к ответственности. Это такой избирательный закон: хотим – привлечем, хотим – не привлечем.

В.КАРА-МУРЗА: Никакой закон не способен поставить под контроль дискуссию о белых пятнах Второй мировой войны, считает писатель Виктор Ерофеев:

- Я не думаю, что этот закон повлияет на дискуссию. Другое дело, что просто власть пытается оградиться от тех интерпретаций истории, которые ей неприятны. То есть власть, если почувствует, что дискуссия касается непосредственно ее задач или интересов, то будет бить по дискуссии. А если нет, то она будет продолжаться нормально.

В.КАРА-МУРЗА: Не склонен принимать новый закон всерьез политолог Глеб Павловский:

- Эта идея – полная чепуха. Прежде всего, потому что это обезьянничание. Это просто непродуманная калька с европейских законов. Причем законов, продиктованных избыточной политкорректностью, которые в самой Европе далеко не всеми принимаются, оспариваются, а многими учеными и исследователями просто игнорируются. Но никому в голову не придет применять их против ученых и исследователей. А у нас, я думаю, этот закон будет применен в первую очередь именно в отношении ученых и исследователей, поэтому это вредная глупость, которая не будет иметь долгосрочных последствий.

В.КАРА-МУРЗА: Закон не способен изменить ситуацию, убежден журналист Андрей Фефелов:

- Память поколений вообще ничего не изменит, поскольку от отца к сыну почти что на генетическом уровне передается некое знание, информация. Случайно сказанные слова, реплики, взгляды или бережно заложенная фотография Сталина в каком-то из столиков (фотография, которую еще дед хранил) – это все нельзя убить, это все присутствует. Так же и Сталин, которого вешали водители-дальнобойщики на лобовые стекла машин. Но когда началась перестройка, они перестали вешать Сталина и стали вешать голых баб. Это вот как СМИ влияет на дискуссию о прошлом. Так что законы, мне кажется, не являются чем-то таким сверхдейственным. Они бессмысленны.

В.КАРА-МУРЗА: Вредоносность закона очевидна историку Николаю Сванидзе:

- Он может заткнуть рот многим людям, которые хотят заниматься историей и говорить про нее правду. Он может очень здорово ударить по российской исторической науке. А в принципе остановить поиск истины и реально идущую к людям информацию он не может.

В.КАРА-МУРЗА: Закон может навредить интересам общества, опасается журналист Максим Шевченко:

- Может, потому что распоряжаться этим законом будут люди некомпетентные. Я не думаю, что следователи прокуратуры или Следственного комитета, которые будут возбуждать дела, если вас заподозрят в какой-то реабилитации нацизма, вообще знают, что такое нацизм. Конечно, они будут отдавать ваши цитаты в соответствующие экспертные институты, которые будут получать достаточно большие гранты для оплаты этой экспертизы. Это на самом деле выработалась еще одна система по обналичиванию достаточно больших бюджетов. Потому что каждый такого рода идеологический закон, как закон о борьбе с экстремизмом, он ведь не сам по себе закон, он ведь предусматривает огромные суммы денег, которые выделяются на экспертизу, на вылавливание экстремистов. Вот теперь будут вылавливать реабилитаторов нацизма.

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что сегодня гость нашей студии – Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России. Игорь Александрович, может ли закон об оправдании нацизма вообще искоренить дискуссию вокруг событий Второй мировой войны?

И.ЯКОВЕНКО: Безусловно, этот закон Яровой направлен на искоренение дискуссии, на то, чтобы и в исторической науке, и в преподавании, и в общественном мнении укоренилась и доминировала абсолютно сталинская версия Второй мировой войны. Вот 10 сталинских ударов, и ничего другого нам знать не надо. Это такая, я бы сказал, генштабовская, генеральская точка зрения, потому что Вторая мировая и Великая Отечественная войны – это явления настолько многослойные, что говорить даже о каком-то серьезном историческом, академическом знании довольно сложно, потому что изучен, так сказать, только верхний взгляд – взгляд штабов. Очень мало известно о ситуации в тылу (я имею в виду именно научные знания), о партизанском движении, о ситуации в плену. Мало известно даже то, что происходило реально в окопах. Есть огромное количество воспоминаний, есть лейтенантская и солдатская проза, но настоящего серьезного взгляда на такое громадное кошмарное явление как Вторая мировая война пока все-таки нет.

И этот запрет (то, что произошло) – это, конечно, преступление. Я имею в виду этот закон. Вот его иначе назвать нельзя. Что он делает? Во-первых, табуирует вообще всякое историческое исследование Второй мировой войны, потому что любое исследование попадает под действие этого закона. Что запрещено? Давайте просто по пунктам. Запрещено какое-либо осуждение и критика действий СССР во Вторую мировую войну. Это сразу убивает вообще любую попытку исследования. Это значит, что нельзя никому говорить про то, как вело себя советское командование под Ржевом, под Москвой и вообще до этого. Запрещено фактически что-то говорить о пакте Молотова-Риббентропа. Катынь – всякий разговор о ней является запретом. Я недавно слушал диалог по этому поводу с участием одного из авторов этого закона – историка Иоффе. Ему задали вопрос: "А как же Катынь? Она же не попала под Нюрнбергский трибунал". Он сказал: "Да, не попала, поэтому действия СССР по Катыни не осуждены, следовательно, называть это военным преступлением нельзя". Это такое словоблудие. Если, условно говоря, не было никакого исторического международного суда, например, над Чингисханом, значит, все разговоры о том, что он там творил в свое время – убивал, сжигал и уничтожал, невозможны. Это полный абсурд, это смешение правового сознания с историческим. Это совершенно разные все-таки вещи.

Есть очень важное положение в этом законе – запрет на всякие неуважительные сведения о Днях воинской славы. Причем здесь идет разговор не о Днях воинской славы, связанных в ВОВ, а обо всех. Например, действительно есть очень странный праздник – 23 февраля. В этот день ничего сверхъестественно героического ни советская, ни русская армия не совершили. Вот всякий исторический разговор, что же происходило в эти дни, табуируется, потому что это будет воспринято как неуважительное отношение. То же самое 4 ноября. Вот этот загадочный праздник, который мы празднуем 4 ноября, хотя известно, что в этот день, скажем, поляки были еще в Кремле, и в этот день никакого освобождения, никакого героического события не произошло. Я не историк и не буду дальше продолжать. Тем не менее, мы прекрасно понимаем, что история каждого народа, в том числе и история России – это сложный, многовекторный процесс. Таким образом, законом ограничивать, насаживать государственную, единственно верную точку зрения – это, конечно, преступление. Давайте мы и дальше будем говорить такими примитивными словами о периоде Куликовского поля, например (это сражение 1380 года). То есть, по сути, это введение нового краткого курса истории ВКП(б) как едино верного учения. Потому что все, что написано в этом законе, это, конечно, преступно. Это оскорбление святынь и праздников.

Вот сейчас, например, георгиевская ленточка... Очевидно (потому что это не какая-то далекая история), что георгиевская ленточка не была символом победы, и вообще в годы Второй мировой и Великой Отечественной войны это был символ власовской армии. Сейчас это сделали символом советской Красной армии для того, чтобы каким-то образом отодвинуть коммунистов от великой победы (тоже из политических, конъюнктурных соображений). Сейчас разговор о том, что георгиевская ленточка не является символом 9 мая, может быть воспринят как святотатство. По этому закону человека можно просто посадить за это в тюрьму. Я думаю, что само принятие этого закона является оскорблением и преступлением против истории России, истории нашего народа, которую нужно изучать, усваивать и, если есть возможность, извлекать уроки, да и вообще размышлять. История – это предмет для размышлений, а не предмет для установления святынь.

В.КАРА-МУРЗА: Спасибо. Напомню, что сегодня гость нашей студии – Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России, бывший депутат Государственной Думы. В эфире программа "Грани недели", в студии Владимир Кара-Мурза. Продолжим наш выпуск через несколько минут.

В эфире программа "Грани недели" в студии Владимир Кара-Мурза, продолжаем наш выпуск. 2 года назад центр Москвы стал ареной драматических событий, давших начало "Болотному делу". Участники "Марша миллионов", разрешенного властями, прошли организованным шествием по Большой Якиманке. На подходе к Болотной площади напротив кинотеатра "Ударник" у них возник конфликт с полицией. Выяснилось, что нарушена ранее согласованная и утвержденная схема проведения митинга. В ответ демонстранты устроили на мосту перед полицейским оцеплением сидячую забастовку, дальнейшие события означали конец мирной белоленточной революции, длившейся с декабря предыдущего года. Ситуацию двухлетней давности анализирует политолог Глеб Павловский:

- 2 года назад существовало, я думаю, 2 взаимных встречных недоразумения: движение, которое считало себя сильным, и недоразумение власти, которая тоже считала его сильным. Встреча этих двух недоразумений, двух мифов привела к избыточному применению силы (глупому просто) 6 мая в защиту, как выяснилось, совершенно невозможного и не существовавшего у демонстрации намерения прорыва к Кремлю. И привело к просто человеческим трагедиям тех, кто оказался в тюрьме, а власть закупорило в идеях двухлетней давности и, собственно говоря, сегодня эта стагнация каких-то долей головного мозга у власти очень заметна и реально мешает ей проводить политику.

В.КАРА-МУРЗА: А тогда, в канун намеченной на 7 мая очередной инаугурации президента Путина, толпа прорвала оцепление, начались столкновения с полицией и задержания участников акции. Все арестованные впоследствии стали фигурантами "Болотного дела", символизирующего боязнь обитателей Кремля любых, даже мирных форм протеста. Этот страх Кремля отнюдь не случаен, убежден журналист Андрей Фефелов:

- Почему Кремль испугался белоленточного движения? Да потому что это была угроза существующему строю, режиму, потому что это была модель "оранжевой революции" в России, которая проходила по своим законам, это была модель "арабской весны", только в России "русская весна" наступила по другому поводу, как вы знаете, - это присоединение Крыма. Тем не менее, все технологии, которые использовались и в арабских странах, и в том числе в странах СНГ во время "оранжевых революций" (там, в Грузии), они были включены на полную мощь во время так называемого "Болотного движения". И режим не столь и прочен был на тот момент, он мог действительно рухнуть, он мог действительно превратиться в какую-то такую груду обломков, поэтому испуг определенный был.

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что гость нашей студии – Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналиста России. Игорь Александрович, исполнилось 2 года событиям на Болотной. Как, по-вашему, почему Кремль так боялся белоленточного движения?

И.ЯКОВЕНКО: Безусловно, события на Болотной и события на Сахарова – это очень серьезная травма, это огромный испуг Кремля. Потому что люди видели, что идут вот эти "оранжевые революции", сначала там 2004 год Киев, потом Киргизия, "арабская весна", Грузия – всё это было. Авторитарные режимы рушились, менялись, происходили какие-то народные движения. И в ментальности, в той картине мира, которая существовала в Кремле, у обитателей Кремля – это... Там же очень простая картина мира: если человек что-то делает, то либо ему заплатили, либо его заставили. Вот других вариантов, других мотивов с точки зрения нашей власти… Так в высшей школе КГБ учили. Других мотивов не бывает. Либо деньги, либо страх, других источников поведения человека нет. Поэтому пытались искать вот эту логику. Значит, либо подкупил Вашингтон, либо люди кого-то испугались и выполняют чужую волю. Сам человек, с точки зрения Кремля (обитателей Кремля), ничего делать не умеет, не может и вообще является бессловесной скотиной. Поэтому когда люди вдруг неожиданно в конце ноября – начале декабря 2011 года собрались, стали что-то говорить и не испугались милиции, которая предложила им разойтись, это была паника. Это был ужас, потому что они привыкли, что собираются там 100-200 человек максимум, а тут пришли тысячи и десятки тысяч. Это была паника, это был безумный страх. Потом когда удалось все это подавить, разогнать, волна стихла, рассосалась, то, как у каждого сильно испугавшегося человека такого рода, возникло желание отомстить и испугать так, чтобы больше никогда ничего, как говорит Путин: "Отрезать, чтобы больше никогда ничего не выросло".

Значит, это месть за собственный страх. Это желание запугать, безусловно. Это в какой-то степени желание взять заложников.

Причем то, что все это действительно абсолютно политическая, спровоцированная история, то, что никакой вины, которая вменяется каждому из участников этого процесса (узникам Болотной), не существует на самом деле – это совершенно очевидно. То, что там происходит, – это, конечно, совершенно запредельные вещи. Это издевательство над правосудием. Вплоть до того, что сами потерпевшие, вот эти вот здоровенные двухметровые, стокилограммовые спецназовцы, которые в своей броне, как в танке, находятся и обвиняют какую-то женщину, девушку, что она его повредила каким-то образом. Кто-то там показывает палец, вывихнутый на тренировке, и утверждает, что этот палец, который был в перчатке, значит, вывихнули в результате удара, в результате броска куска асфальта, хотя совершенно очевидно, что подобная травма таким образом нанесена быть не может. Стоит хрупкая маленькая девочка и здоровенный спецназовец, который ее узнать не может и говорит, что она его побила. Понимаете, это совершенно запредельные вещи.

Людей, которых вообще в этот момент на Болотной не находилось, сейчас обвиняют в том, что они там устраивали массовые беспорядки. Я был в это время на Болотной и могу сказать, что, безусловно, там были провокаторы, но ни один из этих провокаторов не оказался за решеткой. Мог оказаться там любой, вот из тех нескольких тысяч, которые оказались в этот момент на Болотной, мог оказаться за решеткой любой. Выхватили первых попавшихся, и они оказались жертвами.

То, что это была провокация властей, тоже совершенно очевидно. Власть устроила крошечный ручеек для многотысячной толпы. Естественно, в этой ситуации не могло не произойти давки. Просто не могло физически, когда многотысячная толпа, многотысячная колонна вдруг оказалась вынуждена идти вот в эту узкую горловину. Это невозможная совершенно вещь. Я в свое время несколько лет работал в метро и хорошо знаю, что такое регулирование пассажиропотоков. Я хорошо знаю (у нас были занятия по гражданской обороне в метро), как можно неумелым регулированием пассажиропотока обеспечить массовую гибель людей. Достаточно в одном месте широко открыть двери, обеспечить пассажиропоток большой, мощный, а в другом перекрыть несколько входов или несколько выходов. И все. В узком месте, в горловине будут трупы, люди подавят друг друга. Даже если они этого не хотят. И ровно это устроили на Болотной. Это была абсолютно рукотворная история. Это была стопроцентно провокация властей.

В.КАРА-МУРЗА: Спасибо, напомню, что сегодня наш гость – Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России. Продолжаем наш выпуск.

Лицемерие кремлевских пропагандистов и политтехнологов лишний раз проявилось на прошедшей неделе, когда в ответ на трехдневный траур, объявленный в Одессе, федеральное телевидение не удосужилось даже скорректировать свою сетку вещания. В результате рядом со сводками с места трагедии в эфире соседствовали развлекательные и даже юмористические шоу. Объективность отношения к деликатной теме пытается сохранить политолог Глеб Павловский:

- Мне как одесситу трудно в этом вопросе судить российское телевидение. Я думаю, что в рамках той стратегии, той концепции, которой придерживается сейчас государственное телевидение (защита русского населения и юго-востока Украины), оно было обязано объявить траур в этом случае, потому что это невероятное, небывалое событие, и оно заслуживает в любом случае памяти реально невинных жертв.

В.КАРА-МУРЗА: Близорукостью телевизионного руководства объясняет проявленную бестактность журналист Максим Шевченко:

- Важный вопрос, я думаю, что да, можно было бы объявить траур. Ситуация достаточно серьезная. Это было бы очень важным политическим шагом и важной политической позицией. И то, что этого не сделали, значит, что все начальники очевидно в отпусках, все отдыхают, принимать решения некому. Другого объяснения у меня просто нет.

В.КАРА-МУРЗА: Российское телевидение откровенно деградирует, уверен журналист Андрей Фефелов:

- Что касается вообще атмосферы, которая царит на российском телевидении, то здесь можно сказать следующее: эти острые, идеологические и политические программы, которые сейчас доминируют, они вступают в очень острые противоречия с таким вот развлекательно-сериальномыльным, скользким, совершенно бессмысленным, лишенным своего внутреннего наполнения, такого духовного сегмента телевидением. И это противоречие нарастает. Получается разрыв сознания. Это очень плохо влияет на граждан. Если в одной части сетки кто-то призывает к духовному возрождению, а через 2 часа вылезают два эстрадных кретина в страшных нарядах и начинают, высунув языки, себя по ляжкам ударяя, что-то такое напевать или, подпрыгивая, кричать, то, конечно, хочется встать и куда-то уйти, уехать, запереться в дальней сибирской деревне, в избе – сидеть там и никуда не выходить.

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что сегодня наш гость – Игорь Яковенко, в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России. Как, по-вашему, Игорь Александрович, следовало ли российскому телевидению отменить развлекательные программы в дни траура в Одессе?

И.ЯКОВЕНКО: Я думаю, что, безусловно, был смысл это сделать. Можно было скорректировать эти программы, которые идут на Украину, и эти технические возможности были. Но в любом случае, я думаю, что вообще эта спекуляция, очередной танец на костях со стороны российских средств массовой информации, многих российских политиков и общественных деятелей – это совершенно непристойная вещь. Погибли люди, это трагедия, это безусловная трагедия. Отдельный разговор, как погибли, кто стрелял, кто из-за спин одесских милиционеров, которые помогали пророссийской колонне, стрелял. Каким образом произошла дальнейшая трагедия, как вели себя сторонники украинского единства в этой ситуации, это надо отдельно изучать. Я, откровенно говоря, не верю в то, что в нынешней ситуации нынешняя власть на Украине в состоянии провести объективное независимое расследование. Потому что она участник войны, и у меня нет... Тем более я прекрасно понимаю, в каком состоянии находятся сейчас органы внутренних дел, вообще правоохранительные органы на Украине, здесь их можно сравнить: просто трухлявый пень, который источен самыми многочисленными язвами. Значит, надежды на справедливое расследование нет. Но то, что это трагедия, - это очевидно, и то, что украинские власти объявили траур, - это абсолютно нормальная, естественная человеческая реакция. То, что там кандидаты в президенты приехали, Порошенко сдавал кровь, - это абсолютно нормальная, естественная реакция; и то, что наши пропагандисты кричат о том, что это все ради пиара… Но можно про любое нормальное человеческое действие сказать, что это для пиара. Это, безусловно, глупость полная. Значит, то, что российские телеканалы не отменили в эти страшные траурные дни какие-то развлекательные передачи, - это ошибка. Я бы не стал здесь особенно драматизировать, но это безусловная ошибка. Это в какой-то степени просто демонстрация того, что одесская трагедия для российского руководства и связанного с ним руководства телеканалов является предметом спекуляции, а не предметом искреннего переживания. Потому что если бы люди действительно это восприняли как своё, они бы, конечно, скорректировали каким-то образом свою программную политику.

Вот то, что происходит сегодня со средствами массовой информации и с теми людьми, которые работают на пропагандистских каналах, а других у нас фактически в России не осталось. Это очень серьезная личностная деформация людей. Этот процесс нужно изучать, вот надо просто всматриваться в то, что происходит, потому что путинская эпоха кончится. Рано или поздно она кончится, и надо понять, что делать, чтобы не допустить вот такого перерождения людей. Происходит своего рода коконизация, то есть превращение человека в ментальный кокон, когда для него абсолютно недоступны аргументы, факты, какие-то мнения, которые не входят в пропагандистскую парадигму. Меня поразило недавнее выступление (на "Эхе" как раз) в дискуссии по поводу информационной войны Владимира Сунгоркина, который... Вот он утверждает, что в Луганской и Донецкой областях большинство русских. Ему возражают: "Нет, это не так. Просто по статистике не так, украинцев там больше". Он говорит "Вы врете". "Почему вру?" "А потому что это была украинизация". Ну, простите, вся Россия – это результат русификации. Если так считать и начать ковыряться, то, извините, у нас у каждого (буквально у каждого человека в России) можно найти какие-то иные крови, не славянские, не русские. И вообще, кто такой русский – непонятно. Но человек не доступен для этого. Вот классический вариант – это вот орденоносец Сунгоркин. Это вариант вот такого ментального кокона, куда не поступает другая информация, которая противоречит вот этому информпакету, взрывпакету, который он из себя представляет. То есть человек превращается в такой информвзрывпакет. Вот ничего большего он в себе не несет. Никаких других лишних элементов - мыслей, чувств - у него уже нет. Это очень серьезная история, и я думаю, что сегодня одна из самых главных задач – это попытка создания каких-то средств массовой информации, которые свободны вот от этих последствий, от этого угара информационной войны.

В.КАРА-МУРЗА: Большое вам спасибо за участие в нашей сегодняшней программе. Напомню, гостем нашей студии был Игорь Яковенко – в недавнем прошлом генеральный секретарь Союза журналистов России, бывший депутат Государственной думы Российской Федерации.

Омбудсмен Элла Памфилова начала проверку инцидента с запретом на въезд в Россию депутата Верховной рады Украины Мустафы Джемилева. Напомним, что этот лидер крымских татар провел в советских лагерях и ссылках долгих 15 лет за протесты против несправедливой депортации соотечественников, обвиненных в пособничестве фашистам. Преследование национального лидера крымских татар осуждает писатель Виктор Ерофеев:

- Это очень большая ошибка. Надо сказать, что татарский народ в Крыму – это сплоченный народ. С одной стороны, очень свободолюбивый, а с другой – иерархичный, то есть он любит своих лидеров и уважает старших. Как только конфликт будет связан с борьбой России против лидера татарского народа, весь татарский народ развернется и пойдет от России в самые разные стороны и в некоторые страшные стороны.

В.КАРА-МУРЗА: Сталинскую национальную политику ставит в пример современникам журналист Андрей Фефелов:

- Если речь идет о Сталине, то это совершенно другой вопрос, потому что Мустафа Джемилев – это фигура другой эпохи, и он не связан с теми выборами пути, которые, собственно, осуществлял крымско-татарский народ в 40-е годы. Хотя многие проводят какую-то параллель, вроде как в Киеве сейчас фашисты, вроде бы тогда-то уже Гитлер пытался как-то заигрывать с крымскими татарами и иногда очень даже успешно. И татары отчасти сотрудничали с Третьим Рейхом. Но эти сравнения носят чисто формальный характер, потому что ситуация совершенно другая, абсолютно другая. И та деликатная проблема, которая существует в отношении крымских татар как народа, который действительно определенным образом пострадал во время советской власти, она является точкой приложения разного рода манипуляций. Это было и это будет. То есть очень важно, чтобы эти манипуляции, которые, соответственно, повторяю, неизбежны в данной политической ситуации, не переросли в сферу горячего внутреннего конфликта. Если этот конфликт удастся разжечь нашим контрагентам, нашим геополитическим противникам, то, конечно же, будет много головной боли самого разного толка. Как головную боль мы имеет сейчас, допустим, на Кавказе в лице ваххабитского подполья и так далее. Но это тоже не фатально, но очень неприятно, очень больно, очень страшно. Но я думаю, что крымские татары, судя по всему… Вот я был в Крыму, удалось мне вскользь, конечно, пообщаться с двумя деятелями – они не настроены на подобную конфронтацию. Они настроены на торговлю, на встраивание в Россию – более спокойную и стабильную, чем нынешняя Украина, поскольку то, что сейчас происходит на Украине, конечно, не вдохновляет крымских татар на активное противостояние с Москвой, если угодно. Если говорить более глобально, Мустафа Джемилев как раз, собственно, в таком контрключе находится. Он пытается нет-нет, но все-таки вставить палки в колеса, все-таки некие спицы засунуть. Это, конечно, вызывает противостояние, и оно постоянно будет нарастать, чем больше будет упорство подобных сил превратить крымско-татарскую область, этот анклав, в зону горячего конфликта, в зону репрессий, в зону подавления, зону страдания. Этого никто не хочет.

В.КАРА-МУРЗА: Неделю назад Джемилев должен был прибыть в Симферополь авиарейсом из Москвы. Прилетевшего в Москву из Киева лидера крымских татар не пропустили даже через паспортный контроль. Депутат вынужден был вернуться в Киев. Перед этим Джемилеву вручили акт о запрете на въезд в его родной Крым сроком на 5 лет. Ошибочной считает избранную тактику политолог Глеб Павловский:

- Поведение Кремля в отношении... Я не знаю, Кремля ли или крымских властей, здесь нужна дополнительная ясность в отношении Джемилева. Это действительно политическая ошибка – та самая, которая хуже преступления, потому что она создает массу будущих проблем (и уже начала создавать их), из которых нет хорошего выхода. Прежде всего, идет превращение Джемилева как лидера, я бы сказал, на пенсии (в каком-то смысле уже символического лидера) в реального политика заново, но уже политика на российской территории.

В.КАРА-МУРЗА: Это все о главных новостях уходящих 7 дней, вы слушали программу "Грани недели" на волнах радиостанции "Эхо Москвы". В студии работал Владимир Кара-Мурза. Всего вам доброго.