Николай Сванидзе, Валерий Борщев, Виктор Шендерович, Максим Шевченко - Грани недели - 2013-11-16

16.11.2013

Николай Сванидзе, Валерий Борщев, Виктор Шендерович, Максим Шевченко - Грани недели - 2013-11-16 Скачать

В.КАРА-МУРЗА: Здравствуйте, в эфире радиостанции "Эхо Москвы" еженедельная программа "Грани недели". В студии Владимир Кара-Мурза. Слушайте обзор важнейших событий прошедших 7 дней и анализируйте мнение экспертов и гостей нашей передачи. Итак, в сегодняшнем выпуске:

- после этапирования длиною в месяц Надежда Толоконникова нашлась в красноярской больнице;

- парламентарии Европы и Америки объединили усилия для повсеместного введения "акта Магнитского";

- чуть более полувека назад вышел в свет исторический номер журнала "Новый мир" с повестью Солженицына "Один день Ивана Денисовича";

- грозит ли России новый раунд "охоты на ведьм" под лозунгом борьбы с сепаратизмом?

Безвестное отсутствие Надежды Толоконниковой в течение без малого месяца этапирования в неизвестном направлении породило в российском обществе закономерные вопросы. Главный из них: каковы гарантии безопасности заключенного, если даже уполномоченный по правам человека не информирован о его местонахождении? Торжеством беззакония считает попрание прав "узницы совести" писатель Виктор Шендерович:

ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ: Когда мы спрашиваем, допустимо ли сокрытие информации, тут надо уточнить вопрос. Как выясняется, всё, что было сделано с Толоконниковой, сделано по закону. То, что этот закон не имеет никаких... Что это скотский закон, который принят именно для того, чтобы манипулировать, быть хозяевами жизни и здоровья человека и ни за что не отвечать, - да, это так. По закону ли было сделано? По закону. В этом смысле да, допустимо. Допустимо ли это с точки зрения прав человека, допустимо ли это в государстве, которое претендует на звание демократического? Разумеется, нет. История с Толоконниковой в очередной раз показала, на каком чудовищном феодальном уровне мы находимся.

В.КАРА-МУРЗА: Ошибкой считает нагнетание страстей вокруг политзаключенной журналист Максим Шевченко:

МАКСИМ ШЕВЧЕНКО: Наверное, это было неправильное решение. Правильно было бы не делать из Надежды Толоконниковой Щаранского. Конечно, правильно, чтобы к ней имели доступ журналисты, пока она сидит. Тем более она скоро выйдет. Зачем перед ее выходом, который уже не за горами, устраивать такие спектакли? Кому это выгодно?

В.КАРА-МУРЗА: Лишь в четверг родные осужденной участницы "Pussy Riot", этапированной, как выяснилось, из Мордовии в Красноярский край, смогли связаться с ней по телефону. Оказалось, что Толоконникова помещена в красноярскую туберкулезную больницу №1, где проходит плановый медосмотр. Больные туберкулезом содержатся здесь отдельно от других заключенных. Тревогу, овладевшую за эти дни неравнодушной частью общества, считает оправданной историк Николай Сванидзе:

НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ: Вообще плохо, когда о человеке в течение недель ничего неизвестно. Тем более это такое резонансное дело, резонансный заключенный. Толоконникова, пожалуй, сейчас соперничает по своей известности, по популярности с зэком по имени Михаил Борисович Ходорковский. И, конечно, общественность хочет знать, что с ней происходит.

В.КАРА-МУРЗА: Толоконникову, которая была увезена из мордовской колонии еще в конце октября, периодически обнаруживали то в Чувашии, то на Урале, то в Челябинске. Абсурдно звучит и мотивировка решения этапировать ее именно в Красноярский край. По логике тюремщиков, поскольку она является уроженкой края, постоянно зарегистрирована в Норильске, то и отбывание ею наказания в этом регионе будет способствовать ее ресоциализации. Бесчеловечными считает ведомственные инструкции, напоминающие времена ГУЛАГа, журналист Дмитрий Муратов:

ДМИТРИЙ МУРАТОВ: Это абсолютное безобразие. Есть дети, есть родители, есть нормы гуманизма, человеческого права, есть 10 заповедей, которые, по старой шутке, даже Госдума не может отменить в первом, втором и третьем чтениях. И еще должен быть железный регламент, охраняющий человека, которому избрали меру пресечения - содержание под стражей. Сколько о нем может быть неизвестно? Почему этого нельзя сделать? Ну кому мешало, что ребенок спит, да? Кому мешало об этом сказать? Что мешало, какие соображения безопасности? Ну, делайте это не публично, но скажите об этом адвокатам.

В.КАРА-МУРЗА: Сегодня гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко". Добрый вечер, Валерий Васильевич!

В.БОРЩЕВ: Добрый вечер.

В.КАРА-МУРЗА: Как, по-вашему, допустимо ли столь длительное сокрытие информации о заключенном, следующем по этапу, как это произошло с Надеждой Толоконниковой?

В.БОРЩЕВ: Это очень важный вопрос. Мы давно его поднимали. Этап - это одна из острейших проблем пенитенциарной системы. Мало того, что наши вагонзаки не соответствуют международным стандартам: там 6 мест, а помещают 12 человек... То есть они не могут спать и разместиться на лавках. Этим занимался Европейский суд по правам человека, отмечали многие международные нормы, но по-прежнему наши вагонзаки не соответствуют нормам. И столь длительный этап (а он длится неделями, иногда месяц) - увы, это распространенная практика. Это недопустимо. Здесь надо менять законодательство вообще, чтобы не было таких длительных этапов. А тот факт, что человек, попавший на этап, оказывается в изоляции, о нем не могут получить информацию даже родственники, - это недопустимая противоречивая вещь. Ни в одной европейской стране такого быть не может. Но законодательство действительно позволяет ФСИН скрывать, не сообщать. Вот она прибудет на место по адресу своей колонии, и тогда через 10 дней они сообщат. Почему это? Зачем? Какие здесь принципы безопасности? Это недопустимо. Мы пытаемся, конечно, прослеживать путь Толоконниковой. Иногда по неформальным связям что-то получаем. Но все это несерьезно, недопустимо. Поэтому контроль за пенитенциарной системой, за таким важным моментом содержания заключенного как этап, нужен очень строгий. Увы, здесь контроля у нас практически нет, он почти не отлажен. Единственное, что нам удалось, - это поднять вопрос о самих вагонзаках, автозаках. Есть у нас такой в правозащитном содружестве Эрнест Мезак из Коми, он просто спец по этим вопросам. Но не более того. Проехать вместе по этапу с заключенным пока нам не удается.

В столь длительном этапе может случиться что угодно. Может быть конфликт с сокамерниками в купе, может человек заболеть, его могут и пытать, избивать. И при длительном сроке можно избить так профессионально, что и следы исчезнут, и он не сможет обратиться и потребовать освидетельствования. Это очень опасная ситуация, и здесь надо ставить вопрос об изменении законодательства. Конечно, здесь, может быть, надо обращаться в суд, но я думаю, что это гораздо радикальней - надо менять законодательство. Человек, идущий по этапу, не должен быть в изоляции. Ему должен быть обеспечен надлежащий общественный контроль, должна быть информация о состоянии его здоровья, о том, где и как он пребывает. И это ерунда, что это угрожает безопасности, что там могут как-то напасть, похитить, освободить (обычно на это ссылаются). Подобные вещи предотвращаются другими способами. Не тайной, не сокрытием. Есть достаточно механизмов, которые могут предотвратить такие эксцессы. На Западе же этого нету.

Мне кажется, что и Толоконникова, и Алехина могут рассчитывать на амнистию, поскольку у них преступление, не связанное с насильственными действиями и не является тяжким. Это входит в нынешний перечень статей, по которым может быть амнистия. Думаю, что по этим нормам, они, конечно, попадают. Но дело в том, что дальше-то идет индивидуальная характеристика каждого заключенного: в колонии пишут, как ведет себя тот или иной человек, какие к нему претензии, какие нарушения. И суд, в общем-то, может встать на сторону того начальника колонии, который считает, что этого заключенного освобождать не надо. Таких примеров великое множество. Поэтому эта опасность есть. Амнистия - да, дает возможность, а что будет на практике? Многое зависит от того, как поведет себя суд, какую дадут характеристику, какую позицию выберут правоохранительные органы.

В.КАРА-МУРЗА: Спасибо. Напомню, что сегодня гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко". Продолжаем наш выпуск.

В канун четвертой годовщины гибели Сергея Магнитского в Брюсселе прошло первое заседание межпарламентской группы под названием "Правосудие для Сергея Магнитского". Инициатором объединения парламентариев из разных стран, призванного бороться за введение "законов Магнитского", выступил член парламента Канады Ирвин Котлер - бывший генпрокурор и министр юстиции страны. Не верит в возможность принятия Европой "списка Магнитского" журналист Дмитрий Муратов:

ДМИТРИЙ МУРАТОВ: Исключено. Есть публичная дипломатия западных стран, в которую я абсолютно не верю, а есть realpolitik, которая процветает всюду пышным цветом в связи с энергоресурсами, финансовыми возможностями России. Мне кажется, что западные политики начали спокойно обманывать свои народы, говоря, что они за демократию, а на самом деле они за газ. Все они болельщики клуба "Шальке 04".

В.КАРА-МУРЗА: Члены группы считают, что опыт США в борьбе с безнаказанностью коррупционеров из России следует распространить и в других странах. К инициативе уже присоединились 20 членов национальных парламентов из 11 стран Европы, а также из США и Канады, и в первую очередь сенатор США Бенджамин Кардин - автор принятого Конгрессом "закона Магнитского". Сотрудничество с Западом по разоблачению фигурантов "списка Магнитского" вполне возможно, уверен историк Николай Сванидзе:

НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ: Оно теоретически не только возможно: оно необходимо. Но практически мы видим, что, скорее, имеет место сотрудничество по сокрытию фигурантов "списка Магнитского".

В.КАРА-МУРЗА: Группа "Правосудие для Сергея Магнитского" ставит своей задачей добиваться того, чтобы в странах Запада были приняты законы, подобные акту, принятому американскими законодателями. В принципиальность европейских политиков не верит писатель Виктор Шендерович:

ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ: Я довольно скептически, признаться, смотрю на перспективы воздействия. Когда мы говорим "Европа", надо понимать, что мы имеем в виду некоторого коллективного Жан-Жака Руссо с щепетильностью к правам человека, с тонкостью в этом вопросе. А это может оказаться коллективный Шрёдер. И коллективному Шрёдеру гораздо важнее договориться по бабкам и каким-то ключевым геополитическим вещам с Москвой, чем соблюдать права человека или заботиться об их соблюдении в России. Я думаю, что торжествует прагматика, и у меня довольно мало надежд на то, что Европа на что-то повлияет.

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что сегодня гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко".

Как вы считаете, Валерий Васильевич, способна ли Европа принять "список Магнитского" как средство давления на виновников попрания прав человека в России?

В.БОРЩЕВ: Прежде всего, здесь нужно заметить, что нарушение прав человека и вообще ситуация с правами человека - это не внутреннее дело страны, а дело международное, в том числе европейское. Россия подписала очень многие документы, как европейские, так и международные, она несет определенные обязательства. И международное сообщество вправе предъявлять претензии и требования к соблюдению прав человека. Права человека в данном случае нарушены.

Я занимался расследованием... Наша Общественная наблюдательная комиссия (я ее председатель и в первом созыве был, и во втором), мы сразу же на 3-ий день после смерти Магнитского были в "Бутырке". Мы опросили очень многих сотрудников тюрем, сокамерников, и у нас четко сложилось впечатление, что, несомненно, под воздействием следствия на него оказывалось мощное давление, создавались пыточные условия, ему не давали возможности необходимого лечения. Более того, как раз за неделю до плановой операции его вдруг переводят из "Матросской тишины" (где больница рядом) в "Бутырку", что вообще вызывает удивление. То есть намеренное создание жестких, тяжелых, пыточных условий. Именно пыточных. Я видел эти камеры, где сидел Магнитский. Сейчас они, кстати, разрушены. ФСИН признала, что эти камеры неприемлемы для содержания там заключенных, и сейчас вместо них одноместные камеры, карцеры. А этих камер нету, где сидел Магнитский, они действительно были чудовищными. И есть документы, которые подтверждают насильственные действия в отношении Магнитского. Тут больше всего говорят о "Бутырке", но погиб-то он в "Матросской тишине". Его же избивали (есть документы о том, что его избивали дубинкой, есть такой акт о применении резиновой палки) в "Матросской тишине". Остались гематомы, следы побоев. Есть фотографии.

Врач Гаусс, которая вдруг решила отдать его восьмерым охранникам... Когда мы с ней говорили и спрашивали, почему она это сделала, она ответила: "А вот он стал размахивать кушеткой в клетке". Мы сидим сейчас с вами напротив этой самой клетки. Во-первых, размахивать там невозможно: она полтора метра шириной. Во-вторых, поднять ни вы, ни я ее не сможем, а тем более больной Магнитский. В-третьих, все предметы в СИЗО закреплены: и кушетки, и столы, и стулья. Каким образом это могло быть? Вранье это! Откровенное вранье. Она вызвала "скорую помощь" и врачей-психиатров. Врачей-психиатров не пускали целый час. Их потом пустили, когда он уже умер, и они констатировали его смерть в боксе. А официально написали, что он умер в палате интенсивной терапии и что ему проводили реанимационные мероприятия. Ложь все это. Вся пикантность положения в том, что факт его гибели в боксе зафиксирован "скорой помощью". Врач "скорой помощи" тут же позвонил и сообщил о том, что установлен факт биологической смерти, и что он сидит на полу в боксе, рядом наручники и прочее. И всё.

Вначале была надежда, что это дело доведут до конца. Наша ОНК написала акт, послала его всем: и президенту, и генпрокурору, и директору ФСИН, и уполномоченному по правам человека, и министру юстиции. Молчание. Мы вывесили наш акт на сайт, кто-то его перевел на английский, и он стал достоянием международной общественности. Потом на встрече с замгенпрокурора я спросил: "Когда же вы дадите нам ответ?" Нам не отвечали, молчали. Такое глубокое молчание: ни да, ни нет. Он говорит: "Скоро вы получите ответ". И действительно. Нас пригласили в Следственный комитет, отчет нашей комиссии о расследовании приобщили к делу, следователь стала брать у нас показания, и возникла надежда, что дело доведут до конца. Более того, подключился Совет по правам человека при президенте. Мы готовили там доклад на основе отчета нашей ОНК. И когда мы там встречались с Бастрыкиным, я спросил его: "Что же вы привлекаете второстепенных лиц: Кратова, Литвинову?" Он говорит: "Ничего, это только начало". То есть все давало основания думать, что дело доведут до конца, потому что документы, факты были очень серьезными и давали полное основание доказать, что Магнитский умер в результате насильственных действий, пыток, которым он подвергался. Потом - раз! - меняют следователя. Приходит следователь Стрижов, который прекращает всякие контакты правозащитников с СКР, а через некоторое время объявляет, что нет никаких оснований возбуждать дело. Это настолько цинично, грубо, вызывающе, что, конечно же, европейское сообщество не может с этим смириться. Это плевок. "За кого вы нас держите?" - они могут сказать. Известны такие факты, и, конечно же, пошла такая реакция.

И они пытаются не только оправдать тех, кто его избивал, но и этих воров. Я был в Лондоне на заседании Королевского суда, где следователь Карпов подал заявление, чтобы его реабилитировали и вычеркнули из "списка Магнитского". Он нанял дорогущего адвоката. Откуда у него деньги, у этого майора? Это сумасшедшие деньги. Значит, кто-то за него платит. Суд принял решение: он отказал ему.

Но они боятся того, что они попадают в этот список, боятся, что в международном сообществе числятся персонами нон грата, и поэтому такая истерия. Но, к сожалению, они отыгрываются на наших детях. Вот эта реакция на "закон Магнитского" - "закон Димы Яковлева" ("закон подлецов"), он действительно страшный. Они тогда говорили: "Мы сами можем усыновить". Прошло время, там 33 ребенка должны были быть усыновлены. Уже были родители, которые готовы были их забрать. Только 1 ребенок из этих 33 усыновлен. Только один! Остальные, которые могли бы быть уже при родителях (а это больные дети все), получать лечение и остались бы живы-здоровы, они теперь находятся в тяжелейшем состоянии. То есть власть отыгрывается на наших детях. И это говорит о том, что они крайне нервно реагируют, они неспокойны. "Акт Магнитского" называли антироссийским законом. Ничего подобного! Это пророссийский закон. Вот преследование этих людей, которые растлевают нашу страну, нашу правовую систему, общество, которые разлагают государственную систему - если наша система не может их привлечь к ответственности, то хорошо, что на них указывают европейцы. Пусть они укажут: "Вот, эти люди совершили грубейшее нарушение прав человека". Я верю, что со временем эти люди у нас сядут на скамью подсудимых. Это моя мечта и надежда, что правосудие совершится здесь, в России. Но если пока оно не совершается, эта реакция европейского сообщества полезна российскому обществу. Она полезна российскому государству, судебной системе, потому что и судьи, и прокуроры, в сущности, понимают, что произошло. Мне приходилось говорить со многими, и многие понимают, что, да, совершено преступление. Поэтому я думаю, что эта межпарламентская группа окажет серьезное влияние на то, что к правам человека у нас в России будут относиться гораздо серьезнее.

В.КАРА-МУРЗА: Спасибо. Напомню, что сегодня гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко". В эфире программа "Грани недели", в студии Владимир Кара-Мурза. Продолжим наш выпуск через несколько минут.

В эфире программа "Грани недели", в студии Владимир Кара-Мурза. Продолжаем наш выпуск. 51 год назад в ноябрьском номере журнала "Новый мир" вышла в свет повесть Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича". Задуманный в экибастузской шарашке рассказ, первоначально названный по порядковому номеру главного героя - "Щ-854", совершил переворот в отечественной литературе. Высоко ценит творчество Солженицына журналист Дмитрий Муратов:

ДМИТРИЙ МУРАТОВ: В заголовке его автобиографической, несколько эгоистичной книге "Бодался теленок с дубом" и есть смысл того, что было сделано ГУЛАГом и "Одним днем Ивана Денисовича". Теленок забодал этот дуб. Он сумел раскрыть главную государственную тайну: тайну государства, которое сжигает в своих интересах, как говорил Виктор Астафьев, собственный народ. Если вы вспомните, с чего начинается... Я не ожидал этого вопроса, но я прекрасно помню эту первую фразу из "Одного дня Ивана Денисовича". Он постучал по термометру, который не дотягивал до 40 градусов (а это был герой Советского Союза, который залез на столб). Еще, когда мы говорим про "Один день Ивана Денисовича", надо говорить не только про Солженицына. Нужно вспомнить и в ноженьки поклониться Александру Трифоновичу Твардовскому, который, можно сказать, ценой своей литературной судьбы во многом, своей карьеры, сокращения своей жизни сумел в этом с серо-голубой обложкой "Новом мире" напечатать "Один день Ивана Денисовича". Надо вспомнить о Твардовском.

В.КАРА-МУРЗА: Весть о публикации лагерной повести облетела весь мир. Через месяц Александр Солженицын был принят в члены Союза писателей СССР. Общий тираж "Одного дня", перепечатанного "Роман-газетой" и вышедшего отдельной книгой, превысил миллион экземпляров. Появление повести в печати в одночасье переменило страну, уверен писатель Виктор Шендерович:

ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ: Солженицын - один из немногих случаев, когда явление литературного произведения поменяло общественную жизнь. По крайней мере, стало очевидным символом этих перемен. В каком-то смысле его публикация, которую пробивали, проталкивали, готовили политически - это было абсолютно политическое и длительное действие (не одномоментное). А его публикация означала, что страна стала немножко другой. Страна, где опубликован "Один день" - это была уже немного другая страна. В этом смысле дело не в появлении Солженицына в литературной жизни, как вы спрашиваете. Это уже действительно было выше литературы. Это было сразу появление в общественной жизни.

В.КАРА-МУРЗА: "Один день Ивана Денисовича" выдвинули на соискание Ленинской премии по литературе за 1964 год. Обсуждение повести вызывало непримиримую конфронтацию между сталинистами и сторонниками "оттепели". Прологом к возрождению отечественной словесности считает публикацию повести журналист Максим Шевченко:

МАКСИМ ШЕВЧЕНКО: "Один день Ивана Денисовича" - благодаря нему, реализм вернулся в русскую литературу после многих лет такого, знаете, там "Далеко от Москвы", "Золотая звезда", "Белая береза" и так далее. Это было возрождение русской литературы, это имело главное значение.

В.КАРА-МУРЗА: За полгода до свержения Хрущева при голосовании в комитете по Ленинским премиям кандидатура Солженицына была провалена. Всемирное значение подвига будущего нобелевского лауреата отмечает историк Николай Сванидзе:

НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕСолженицын был огромной фигурой, очень масштабной. Фактически он перестроил весь мир в своем отношении к Советскому Союзу и его истории. Он открыл глаза миру на ГУЛАГ. Нам он в меньшей степени открыл глаза, потому что, его когда начали читать, уже и так все знали. И до сих пор его мало читают в нашей стране. А для интеллигенции, когда он появился с "Одним днем Ивана Денисовича" и другими рассказами в "Новом мире", это был, конечно, шок. Шок вызвала даже не та информация, которая могла быть взята из его произведений, - она была известна. А шок был от того, что это опубликовали. Вот это была фантастика.

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко". Валерий Васильевич, 51 год назад был опубликован "Один день Ивана Денисовича". Как, по-вашему, какую роль сыграло появление Александра Солженицына в литературной жизни?

В.БОРЩЕВ: Я очень хорошо помню этот день. Я тогда был студентом, учился в МГУ на факультете журналистики. Как сейчас помню: в 16-ую аудиторию вошел профессор Архипов Владимир Александрович (он у нас преподавал историю русской литературы) и сказал: "Прошу всех встать. У нас родился великий писатель". И мы, студенты, все встали. Мы тогда еще не читали. Он только пришел и сообщил нам, что опубликован "Один день Ивана Денисовича". Архипов не был единомышленником Солженицына. Более того: он был октябристом. Тогда было противостояние между журналами "Новый мир" и "Октябрь", и он был сторонником последнего. Но всякий, тогда прочитавший, действительно увидел: это высочайшая литература, это настоящая русская литература, и у нас родился классик.

Влияние было огромнейшее, потому что дохнуло такой реальностью, такой жизнью, другой жизнью. Мы-то, честно говоря, были уже отчасти подготовлены к восприятию этого рассказа, потому что возвращались люди из лагерей, мы с ними разговаривали, они нам рассказывали про лагеря, у нас уже появлялась какая-то информация. И все мы ждали и надеялись, что будет, в общем-то, Нюрнбергский процесс. Обязательно.

И этот рассказ - "Один день Ивана Денисовича" - действительно показал ту жизнь, тот произвол, то унижение и уничтожение народа, которым, в общем-то, занималась сталинская система. И это было сделано на высочайшем художественном уровне. Какие там характеры! И очень здорово. Ведь почему Твардовский взял этот рассказ к себе домой, когда Анна Соломоновна Берзер сказала: "Вот лагерь глазами мужика". И Твардовский как бывший крестьянин взял и сначала, как обычно, как редактор стал лежа в постели читать рукопись, но с первых страниц встал, надел чистую рубашку, костюм, сел за стол и за всю ночь дважды перечитал эту повесть. То есть это было торжественно. Потом он добился того, чтобы Хрущеву его референт Лебедев прочитал этот рассказ. Хрущеву понравилось. Хрущев его вынес на президиум ЦК КПСС. Те ошалело молчали. Они были не готовы: ни да, ни нет. Он говорит: "Что же вы молчите?" Они молчали. И он уже на пленуме жаловался: "Вот, я на президиум вынес, а они молчали". И Хрущев тогда говорил, что у нас уже есть 3 тома о преступлениях Сталина. И вот мы надеялись, что эти 3 тома будут опубликованы, и совершится Нюрнбергский процесс. Я считаю, что это величайшая трагедия нашей страны, что не состоялся этот процесс - суд над сталинизмом. Его ждали все. И мы готовы были все: и те, кто сидел, и те, кто сажал. Тогда же были массовые самоубийства. Сотрудники КГБ, тюремщики стрелялись, Александр Фадеев застрелился - тот самый. Поскольку он был руководителем Союза писателей и посылал в лагеря своих собратьев по перу, они возвращались, и он не мог это пережить. Он застрелился.

Всякий, кто выламывался из системы, попадал в лагерь. Потом мое поколение, все, кто тогда прочитали "Один день Ивана Денисовича", для нас вопрос отношения к Сталину и этому периоду был ключевой. Я потом работал в "Комсомольской правде", и у нас там делились на сталинистов и антисталинистов, и это было принципиальное деление. И в этом, конечно, огромную роль сыграл Александр Исаевич Солженицын и его "Один день Ивана Денисовича". Поэтому это не просто явление художественной литературы, это не просто появление классика, а это воспитание, наше очищение сознания, понимание истины, освобождение от этой идеологии, потому что рассказ дает тот самый иммунитет от идеологии. Он освобождает. А мы ведь были испорчены идеологией, очень. Мы все кончили советскую школу, прошли через комсомол, и, естественно, головы у нас были затуманены. Вот благодаря Александру Исаевичу, "Одному дню Ивана Денисовича" пошло это освобождение. И оно вылилось во многие наши дела. Так что я считаю, нашему поколению повезло, что оно, в общем-то, воспитывалось на таких книгах, как "Один день Ивана Денисовича".

Потом, когда я познакомился с Александром Исаевичем, мы с ним говорили о разном. Я тоже жил в Ростове (школу кончал). У нас с ним было много разговоров. Он говорил, что ему идея "Красного колеса" пришла на Пушкинской улице. Я говорю: "О! А у нас там рядом была редакция НРЗБ. Я на Пушкинской улице писал статьи". И, конечно, когда был "Один день Ивана Денисовича", я ему рассказал реакцию нашего курса, о том, что у нас проходило. Он, честно говоря, относился несколько критично к молодежи, когда вернулся из лагеря. У него была некоторая настороженность, что лохи мы еще. И в этом смысле он, конечно, был прав. Но я ему рассказал, какое шло у нас освобождение, как повлиял этот рассказ, и он, будучи человеком суровым, так улыбнулся. Ему было это настолько приятно. Хотя это же первый его рассказ, как он называл "проба пера". Но влияние было огромнейшим. Я ему же еще говорил, какое влияние оказала его "Жить не по лжи", его сборник "Из-под глыб". Он действительно нас воспитал, и я ему очень многим обязан. Ему и Андрею Дмитровичу Сахарову - вот эти два человека, которые, в общем-то, практически сформировали меня и моих друзей, мое поколение.

И Александр Исаевич все равно был как-то всегда... Если мы были включены в общественную жизнь, я помню, когда он пришел в Госдуму выступать, он сел рядом со мною. И перед выступлением я стал ему рассказывать про Думу, где, кто сидит, какие партии, а он говорит: "Меня это не волнует: партии, фракции, все это". Я говорю: "Александр Исаевич, совершенно напрасно. Вы увидите по реакции". Так оно и было, как там коммунисты, ЛДПР вопили. А были и другие: наша фракция "Яблоко", ДВР, которые смотрели на него восхищенно. Но у него такого деления не было. Но рассказ "Один день Ивана Денисовича" действительно был, что называется, общенациональный. Он повлиял на весь наш курс, на всю нашу молодежную среду, независимо от того, кто каких придерживался политических взглядов. Это было нравственное очищение. Да, я ему об этом говорил, и он, в общем-то, был очень рад этому.

Внесенный в Госдуму законопроект об уголовной ответственности за пропаганду сепаратизма на минувшей неделе получил идеологическое подкрепление в виде очередной телеподелки четвертого канала под грозным заголовком "Кто хочет разделить Россию?" В ней шельмовались оппозиционеры, якобы готовые оптом и в розницу уступать территории сопредельным державам. Произвольная трактовка понятия "сепаратизм" возмущает журналиста Дмитрия Муратова:

ДМИТРИЙ МУРАТОВ: Я думаю, Ленин точно бы сел, заявив о праве нации на самоопределение. Так же, как и авторы предыдущей советской Конституции, так же, как и Борис Николаевич Ельцин, когда-то сказавший: "Берите суверенитета столько, сколько сможете унести". И я хочу сказать, что я не могу более серьезно относиться к этому штемпелю, который делает законы по абсолютно любому поводу. Хотя надо понимать, что регулируются такие вещи самим обществом. Это саморегулирующаяся норма. Это люди должны ограничивать в каких-то вещах друг друга. А признаки экстремизма сейчас можно найти, в чем угодно. У нас уже все начали говорить не "попадает", а "подпадает", пользуясь этим прокурорским лексиконом. У нас уже все мы под что-то "подпадаем".

В.КАРА-МУРЗА: "Территориальная целостность и неприкосновенность РФ требует защиты, - утверждают инициаторы закона. - Один из способов такой защиты — изменение и принятие новых статей в Уголовном кодексе". Избирательного применения закона ожидает историк Николай Сванидзе:

НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ: В основном, если это будет принято, это будет закон, направленный против националистов в русских городах. Потому что, скажем, на Кавказе в массовом порядке никто не призывает к сепаратизму. Призывают к сепаратизму только люди, сидящие в лесу, а их и так есть, за что судить и без этого закона. А так ни элиты, ни простые граждане вовсе не хотят ни в Дагестане, ни в Чечне, ни в других кавказских республиках отделяться от России. Совсем не хотят. Они себя чувствуют частью России. Поэтому это будет направлено в основном против радикальных националистов. Насколько это будет действовать? Не знаю, не думаю. Я вообще считаю, что ужесточением наказаний можно избавить страну от тех или иных настроений.

В.КАРА-МУРЗА: Законопроект предусматривает уголовную ответственность за пропаганду сепаратизма в виде лишения свободы от трех до шести лет, а за организацию и публичные призывы - до 20 лет тюрьмы. Не допускает произвольных трактовок понятия "сепаратизм" журналист Максим Шевченко:

МАКСИМ ШЕВЧЕНКО: Призыв к сепаратизму - это призыв к отделению какой-то части РФ от остальной России. Не знаю, как это можно трактовать там. Словосочетание "Да пошли вы все, оставьте меня в покое, я хочу жить в своей квартире, как в суверенном государстве", вряд ли можно интерпретировать как призыв к терроризму. Хотя пути Следственного комитета тоже неисповедимы.

В.КАРА-МУРЗА: Благодатной почвой для сепаратизма считает российскую действительность писатель Виктор Шендерович:

ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ: Призывы к сепаратизму - это плохо. И, наверно, государство как-то должно стараться оберегать общественное поле, особенно нервное в периоды кризисов от таких популистских и опасных призывов, ведущих к распаду страны. Но для этого сама страна, сама Российская Федерация должна встречным образом обеспечивать единое и чистое применение закона на территории, чтобы выбить почву из-под сепаратизма. Потому что сепаратизм не возникает на ровном месте. Я что-то не слышал об отделении штата Мэн или штата Алабама, или даже штата Техас. Как-то нет. Как-то либеральная Калифорния с консервативным Техасом прекрасно существуют, и никто из них не выходит из состава США. Нет призывов к сепаратизму, потому что нет оснований для этого, потому что есть взвешенная нормальная федеральная политика государственная. Поскольку у нас этим не пахнет, поскольку у нас нету легитимной федеральной власти, поскольку у нас по понятиям, как в банде, в братве делятся наши с вами налоги, то, разумеется, тема сепаратизма начинает носить совершенно не теоретический характер. Предотвратить это только уголовными мерами, наказывая, давая по 20 лет тюрьмы за призыв - это глуповатая попытка с дурными средствами. Бороться с сепаратизмом надо, но каким-то совершенно другим способом. Но другой способ предполагает для начала борьбу с коррупцией и с нелегитимной властью. На это нелегитимная власть пойти не может.

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что сегодня гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко". Валерий Васильевич, насколько опасна произвольная трактовка понятия "сепаратизм", за которую предусмотрено 20 лет тюрьмы?

В.БОРЩЕВ: Я хотел бы обратить наших слушателей и все наше общество к истории. Была у нас такая статья, когда за сепаратизм, за буржуазный национализм (это называлось по-разному) заполняли людьми наши лагеря. И трактовка обвинения здесь столь произвольна, столь эфемерна. Обвинить человека в сепаратизме так легко. Вы знаете, вообще-то полстраны можно обвинить в сепаратизме, когда они говорят, что "вот нечего нам кормить Москву". У нас говорят: "Хватит кормить Кавказ", а сколько людей не любят москвичей? Сколько людей в провинции не любят Москву, поскольку она богатая и так далее? При желании это тоже можно назвать сепаратизмом. Я знаю, что в Сибири говорят (слышал такое желание людей), что "а вот мы без вас жили бы лучше", на Урале. Чем дальше от центра, все это легко обозвать сепаратизмом. Хотя на самом деле таковым все это не является. Никакой это не сепаратизм.

Понятный энтузиазм в рядах российских чиновников вызвал на минувшей неделе обновленный перечень лиц, получивших санкцию Управделами президента на обслуживание в VIP-залах крупнейших аэропортах страны. Проходить паспортный и таможенный контроль через спецзалы смогут теперь не только политики и дипломаты, но даже функционеры госкорпораций вплоть до начальника управления. Времена номенклатурных привилегий напомнили новые инструкции журналисту Николаю Сванидзе:

НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ: Я считаю, что расширение пользования VIP-залами - это дань совершенно архаичному периоду существования Советского Союза. Это тяжелая номенклатурная бюрократическая система. В мире этого нет. В мире есть VIP-залы, но они платные. Пожалуйста, плати - получишь дополнительные привилегии. А здесь это все даром для огромного количества, целой тучи госчиновников, для помощников депутатов. Депутаты сами не помнят, сколько у них помощников. И каждому помощнику можно бесплатно пользоваться VIP-залом. Это какая была бы экономия для страны! Для чего это делается? Чтобы отделить их от народа? Чтобы они не видели людей, а люди не видели их? Не знаю.

В.КАРА-МУРЗА: В обновленный перечень граждан, обслуживаемых в залах официальных лиц и делегаций, отныне входят и члены семей высокопоставленных бюрократов. Многолетняя привычка к роскоши лишь разжигает неутоленные аппетиты, считает писатель Виктор Шендерович:

ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ: Сначала VIP-зал воспринимается как благодеяние, потом как норма, а потом, когда у тебя его отнимают, ты чувствуешь себя глубоко оскорбленным и не можешь даже себе представить, что можно без VIP-зала. Обратной дороги в этом смысле нет, или она очень трудна. Поэтому дело не в чиновниках, а в обществе, которое должно контролировать немереные аппетиты любого чиновника. Просто в Норвегии и Канаде это удается, а в России нет. Ну и в Узбекистане нет.

В.КАРА-МУРЗА: Разбазариванием госсредств считает раздачу привилегий журналист Максим Шевченко:

МАКСИМ ШЕВЧЕНКО: Если чиновников бесплатно обслуживают в VIP-залах, то это просто безобразие, потому что вообще в VIP-залах должны обслуживать по соглашению или с Госдумой, или с профильным министерством, и потом должны присылать счета. Как это может быть бесплатно?

В.КАРА-МУРЗА: Список VIP-персон дополнили уполномоченный и члены Советов при президенте, их помощники, а также сопровождающие церковных иерархов. В этот же перечень, помимо президента Российской академии наук добавлены президенты отраслевых академий, не говоря уже о верхушке Генпрокуратуры и Следственного комитета. Вкус к шикарной жизни давно почувствовали российские народные избранники и чиновники, напоминает журналист Дмитрий Муратов:

ДМИТРИЙ МУРАТОВ: Дело в том, что у наших чиновников, депутатства и госслужбы - это побочный, не самый интересный актив. Это купленный такой иммунитет. Поэтому они за VIP-залы всегда платили. А теперь то же самое, но... Для них это мелочь, но приятно. Там где-то тысяч 12-15 обслуживание стоит в одну сторону в VIP-зале, а теперь можно сэкономить. Они уже, конечно, давным-давно живут, под собою не чуя страны. И как писал в книжке "Машинка и велик" Владислав Юрьевич Сурков под псевдонимом Дубовицкий: "Я родину люблю, поэтому воровать мне можно".

В.КАРА-МУРЗА: Напомню, что сегодня гость нашей студии Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко". Валерий Васильевич, в понедельник выборы нового состава Общественной наблюдательной комиссии. Какова расстановка сил перед голосованием?

В.БОРЩЕВ: Поскольку я еще в 90-е годы занимался этим законом об общественном контроле и соблюдении прав человека в местах принудительного содержания, я тогда был депутатом, мы создали хорошую рабочую группу. Там были видные правозащитники: Валера Абрамкин, Андрей Бабушкин, Сергей Анатольевич Пашин (юрист). Очень мощная компания. Мы подготовили закон, его тогда Дума в 1999 году приняла конституционным большинством. Но правительство было против, и потом мы добивались его принятия. Слава богу, закон приняли - в 2008 году подписали. И вот в 2009 году создались ОНК, которые формируются таким образом: общественная организация, имеющая в своем уставе запись "защита прав человека", может делегировать двух кандидатов. Этих кандидатов, по моему закону, должен был утверждать уполномоченный по правам человека. Но перед принятием поменяли и вставили, что Общественная палата. Они должны утверждать, и дальше собирается комиссия. До нынешнего года было 20 человек, теперь 40. И вот эта комиссия создана.

Вначале власть не поняла, что это такое. Но когда мы занялись Магнитским (наша ОНК Москвы), они растерялись, потому что мы все делали по закону. Мы имели полномочия ходить, проверять, беседовать, проводить расследование. Это было законно. И они не знали, как на это реагировать. Они не знали, как на это отвечать. И они не могли простить нам Магнитского. Потому следующий этап, который тоже вызвал бурю - это дело Развозжаева. Мы были в "Лефортово", нас 5 часов не пускали в камеру. Мы сказали: "Хорошо. Мы сидим, ждем, мы готовы здесь ночевать. Но рано или поздно, когда будет возможность, мы хотели бы побеседовать". В итоге нас допустили, мы побеседовали с Развозжаевым и сообщили о его жалобах и претензиях к правоохранительным органам, которые он предъявлял.

Но теперь они решили, если тогда им не удалось устроить переворот, то здесь его устроить. И из 40 человек, которых предложил Владимир Петрович Лукин, оставили только 17, в том числе убрали и бывших членов ОНК, которые раньше были, в том числе и известных правозащитников из Московской хельсинской группы, Центра содействия реформе правосудия (Абрамкина) и так далее. То есть опытнейшие люди, которые давным-давно этим занимаются. Их не включили. А включили этих 23 человека, которые, в общем-то, с правозащитниками мало имели дело. Но самое страшное и поразительное в том, что Общественная палата при формировании комиссии полностью проигнорировала позицию уполномоченного по правам человека. Вот это нонсенс. Потому что в нынешнем законе отчеты о своей деятельности комиссия посылает не в Общественную палату, а уполномоченному по правам человека. То есть он тоже участвует в наблюдении за деятельностью ОНК, он тоже ответственен за их деятельность. Его мнение крайне важно. И вдруг Общественная палата, ничтоже сумняшеся, берет и игнорирует его представления: из 40 человек только 17. Поэтому, мне кажется, что это спецоперация. Поэтому для нас эти выборы (не только для нас - членов комиссии; я думаю, что они важны и для москвичей, и для россиян) - это будет крайне важное и принципиальное заседание.

В.КАРА-МУРЗА: Большое вам спасибо за участие в нашей сегодняшней передаче. Напомню, что сегодня гостем нашей студии был Валерий Борщев - лидер правозащитной фракции партии "Яблоко".

Это все о главных новостях уходящих 7 дней. Вы слушали программу "Грани недели" на волнах радиостанции "Эхо Москвы", в студии работал Владимир Кара-Мурза. Всего вам доброго.