Владимир Познер - Сбитый фокус - 2014-12-23
23.12.2014
А. Венедиктов
―
20.07 в Москве. И наш «фокус» здесь. Владимир Познер. Здравствуйте, Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Здравствуйте, Алексей Алексеевич. Добрый вечер.
А. Венедиктов
―
Это прямой эфир. Алексей Венедиктов и Леся Рябцева.
Л. Рябцева
―
Владимир Владимирович, вы написали обращение, послание к своим зрителям. Опубликовали на своем сайте pozneronline.
В. Познер
―
Нет, ошибка. Я просто в своей программе «Познер» в конце всегда делаю такую прощалку. Это была прощалка этого года, которую потом взяли и повесили в разных местах.
Л. Рябцева
―
К кому эта обращалка-прощалка.
В. Познер
―
Моим слушателям. Зрителям.
Л. Рябцева
―
А вам не кажется, что это не только слушателям и зрителям. Нам показалось, когда мы готовились, что это послание, которое вы кстати можете посмотреть на сайте pozneronline и на сайте «Эхо Москвы», что оно было куда-то в космос.
В. Познер
―
Нет. Вы знаете, нет. Я очень конкретный человек. И не льщу себя надеждой, что мои обращения могут дальше тех, которые смотрят программу и читают сайт.
Л. Рябцева
―
В этом послании вы разделили личное и общее. И у меня вопрос в связи с этим появился. У вас есть личный пузырь, где все хорошо. И есть общий, где все не очень хорошо. И ваш пузырь общий оно не затрагивает.
В. Познер
―
Затрагивает мое настроение.
Л. Рябцева
―
И все? А состояние, семью, еще что-то.
В. Познер
―
Нет.
А. Венедиктов
―
В пузыре?
В. Познер
―
Когда я говорил об этом, я сказал, что они здоровы, что они успешны, что год для них был хороший. И к счастью все остальное, что происходит вокруг, на это не подействовало.
А. Венедиктов
―
А почему не подействовало?
В. Познер
―
Не знаю.
А. Венедиктов
―
Вы такой тефлоновый как Путин?
В. Познер
―
Да нет, конечно. На меня действует очень сильно психологически, я не в хорошем настроении и более того, в ожидании, скорее всего, пессимистическом, а не оптимистическом. Хотя я по своему духу все-таки оптимист, осторожный оптимист и опытный уже. Но, тем не менее, у меня какие-то плохие предчувствия.
А. Венедиктов
―
Но вы сидите внутри пузыря этого как образ. И смотрите…
В. Познер
―
Я не сижу внутри пузыря. Это неправильное выражение даже. Просто есть моя личная жизнь, мои близкие, те, кого я люблю, без которых я бы не хотел существовать на этом свете и я говорю, год для меня был хороший, потому что у них все хорошо. Лично у меня был очень непростой год, лично. По разным причинам, о которых я не стану даже говорить. Я преодолел определенные трудности, очень серьезные. А что касается всего остального, что происходило вокруг меня, то я не могу считать это признаком хорошего года, скорее всего наоборот. Я это переживаю.
А. Венедиктов
―
В этой связи, Владимир Владимирович, вопрос вот какой. Вы в своем обращении как мы это назвали…
В. Познер
―
Это вы зря совершенно.
А. Венедиктов
―
Хорошо, все равно обращение.
В. Познер
―
Прощалка.
А. Венедиктов
―
Тоже я хочу сказать, слушай, он попрощался только до середины января. А то сейчас народ поймет…
В. Познер
―
Не прощание, а прощалка.
А. Венедиктов
―
Не все так хорошо владеют русским языком.
В. Познер
―
Так назвала Ирина Евгеньевна.
А. Венедиктов
―
Тем не менее, вы обратили внимание на повышенную агрессию общества. Я все-таки хотел бы перезадать свой вопрос. А почему эта повышенная агрессия не коснулась вас и ваших близких? Вы сказали, что это мимо. То есть вы не стали более агрессивны, не внешне, а вот вы.
В. Познер
―
Я совершенно не стал более агрессивным.
А. Венедиктов
―
Ну напрасно.
В. Познер
―
Ну возможно. Я вообще не агрессивный человек.
А. Венедиктов
―
Ну и напрасно.
В. Познер
―
Но если меня задеть, то я отвечу.
А. Венедиктов
―
Хорошо.
В. Познер
―
Агрессивный человек это тот, который других цепляет. Я не цепляю.
А. Венедиктов
―
А вообще агрессия свойственна человеку, это ведь…
В. Познер
―
Да, конечно, некоторым людям абсолютно.
А. Венедиктов
―
Нет вообще человеку как человечество.
В. Познер
―
Я думаю, что да, так же как в той или иной степени жадность, трусость, геройство. Все это в каждом человеке есть, но вопрос в дозе.Я в школе все время дрался. Меня даже перевели через класс, потому что я всех бил. В класс, где уже меня били
А. Венедиктов
―
Так вот про вашу дозу.
В. Познер
―
Моя доза, я в школе когда учился, я все время дрался. Меня даже перевели через класс, не потому что я хорошо учился, а потому что я всех бил. Меня перевели в класс, где меня уже били.
А. Венедиктов
―
По-моему, он с гордостью об этом говорит.
В. Познер
―
Нет, я горько плакал, ходил к директрисе, говорил, что я больше не буду, она меня похлопала по головке и сказала: нет, тебе это будет полезно. Но я много дрался, может быть поэтому я успокоился. Я не агрессивный человек, правда. Если меня не задеть, если специально не ставить себе этой цели, то я очень спокойный человек. Другое дело, что не надо меня задевать.
А. Венедиктов
―
Но все-таки почему-то агрессия, вы сами пишите…
В. Познер
―
Это в обществе.
А. Венедиктов
―
Но вы часть общества.
В. Познер
―
Часть общества.
А. Венедиктов
―
Ну вот, почему у вас не повысилось чувство агрессии.
В. Познер
―
У меня не повысилось. Не у всех повысилось.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Общество в целом, я думаю, потому что я не люблю агрессию. Потому что моя работа как я ее понимаю, требует от меня взвешенности, слишком много моих коллег давно перестали уже быть коллегами в том смысле, что они свою профессию предали.
А. Венедиктов
―
Прям так предали.
В. Познер
―
Да. Они перешли на ту или другую сторону…
А. Венедиктов
―
Просто сменили профессию, может быть.
В. Познер
―
Она почему-то продолжает у них называться журналистикой.
А. Венедиктов
―
Мало ли чего кем называется.
В. Познер
―
Это правда. Я понимаю так, что у меня есть определенный долг. Я помню, кто-то из ваших сотрудников, даже я знаю, кто, но не стану называть, в эфире вашей радиостанции сказал: у журналиста нет никакого долга, он говорит, что хочет и пускай там люди разбираются. У меня несколько иное мнение. Я считаю, что есть долг и среди этого долга это максимально, насколько он способен объективно информировать, говорить правду, насколько он способен, потому что он может и заблуждаться. Но каждый знает, когда он врет. И каждый знает, когда он говорит полуправду. И полностью информировать, а не навязывать свое мнение.
А. Венедиктов
―
Но есть люди, которые информируют, а есть журналистская профессия, где люди высказывают свое мнение. Это комментаторы, мы им платим за то, чтобы они высказывали мнение свое. Может быть ошибочное. Но субъективное.
В. Познер
―
Это у вас называется…
А. Венедиктов
―
Колонка, реплика.
В. Познер
―
Нет, у вас даже есть программа.
Л. Рябцева
―
«Особое мнение».
В. Познер
―
Вот.
А. Венедиктов
―
У вас же тоже есть особое мнение.
В. Познер
―
У меня для вас его нет и, во-вторых, очень многие, которые занимаются этим, совсем не журналисты.
Л. Рябцева
―
А кто?
В. Познер
―
У вас есть писатели…
А. Венедиктов
―
Нет, человек имеет право свое мнение…
В. Познер
―
Абсолютно. Я его имею, но не когда я в эфире.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Таково мое представление, вот скажем, такие журналисты как Уолтер Кронкайт и Тэд Коппел, знаменитые, великие журналисты, люди не знали даже, за кого они голосуют. Настолько они придерживались этого правила. Это возможно англосаксонское правило, но оно мне дорого.
Л. Рябцева
―
Раз мы говорим о журналистах, не журналистах, давайте поговорим про пропаганду. Которую вы упомянули в своей обращалке-прощалке. Вам не кажется, что за последний год стало больше пропаганды.
В. Познер
―
Кажется - это хорошее слово.
Л. Рябцева
―
Я очень аккуратно.
В. Познер
―
Да, мне кажется.
Л. Рябцева
―
А зачем ее так много стало?
В. Познер
―
Это надо спрашивать тех, кто собственно этим занимается.
Л. Рябцева
―
Кого спрашивать?
В. Познер
―
Это указания определенные с одной стороны, как я понимаю, из Кремля, там есть люди, которые, так или иначе, дают указания. Что надо и чего не надо.
Л. Рябцева
―
И от них можно отказаться?
В. Познер
―
Я не знаю.
Пропаганда легла на умы людей, страдающих от своей неполноценности
А. Венедиктов
―
А вам давали указания?
В. Познер
―
Никогда.
А. Венедиктов
―
Ну вот.
В. Познер
―
Но я думаю, что руководителю Первого канала, который покупает мою программу, конечно дают указания. Несомненно. И не только ему. Понятное дело. Почему они, то есть с одной стороны это они, а с другой стороны это очень многие наши люди пытаются угадать, а что сказать, чтобы понравиться там наверху и бегут впереди паровоза. И я думаю, что эти две вещи, вместе соединенные в связи с Крымом, с Украиной, дают вот этот всплеск пропаганды, который мы видим на федеральных каналах.
Л. Рябцева
―
Она нужна?
В. Познер
―
Кому-то она нужна, наверное.
А. Венедиктов
―
Кому?
В. Познер
―
Я считаю, что она наносит страшный вред.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Потому что она искажает правду, она вбивает в мозги людям не соответствующие реальности. И они от этого будут страдать. Потому что, в конце концов, выяснится это. Ну кто-то умрет до этого и поэтому умрет счастливо, скажем так. Но многие все-таки будут жить и поймут, что им врали. Что они неправильно себя вели в этом смысле, что их обманывали. Это тяжелая вещь. И когда перестают верить вообще своим СМИ, совсем, когда перестают верить своей власти, то на что можно надеяться. Что может двигать страну, если подавляющее большинство людей говорит, да, это все вранье собачье и не буду я на это обращать внимания.Если всех бросить в воду, то кто-то научится плавать, а кое-кто утонет. Неизбежно. Но зато потом будут плавать все
Л. Рябцева
―
И вы думаете, у нас в стране тоже рано или поздно скажут?
В. Познер
―
Я не сомневаюсь даже в этом. Это уже было. Я жил в то время, когда вас не было даже в проекте очевидно. Когда 42 миллиона советских людей регулярно слушали «Голос Америки», «Дойче велле» на русском языке, Би-Би-Си на русском языке. А почему они слушали? Понятно, почему. А потом это все прекратили слушать. Во времена Горбачева, когда началась гласность, когда все стало доступно. Когда стало, можно сказать как «Эхо Москвы» скажем так, люди перестали, потому что они больше получали информации о собственной стране из своих источников, чем из каких-то иностранных. Это будет меняться. Если уже не меняется.
А. Венедиктов
―
Можно ли сказать, что сумма пропаганд ведет к объективности. Вот вы послушали пропаганду такую, потом сякую…
В. Познер
―
Нет, нельзя сказать.
А. Венедиктов
―
Почему, Владимир Владимирович?
В. Познер
―
Потому что она пропаганда, понимаете.
А. Венедиктов
―
Нет. Я не понимаю. Прошу объяснить.
В. Познер
―
Это все равно что сказать, одна ложь плюс другая ложь дает истину.
А. Венедиктов
―
Наверное, так и есть.
В. Познер
―
Совсем так не считаю. Это не так. Ну и потом я очень люблю цитировать своего любимого, может быть, единственного, нет, не единственного, любимого политического деятеля Авраама Линкольна, который когда-то сказал замечательные слова, что можно дурачить часть народа много времени и можно дурачить много народа часть времени, но невозможно дурачить весь народ все время. И это факт. Это факт – это я добавил.
А. Венедиктов
―
Просто мы, когда с Лесей готовились к передаче, мы обсуждали и поспорили, я говорил о том, что среди пропагандистов случаются и их большинство абсолютно честных людей. В каком смысле -которые честно считают, что они творят добро.
Л. Рябцева
―
Они при этом верят в то, что пропагандируют.
А. Венедиктов
―
И считают, что это на пользу.
В. Познер
―
Я не уверен.
Л. Рябцева
―
То есть вы думаете, что это отдельная профессия. Человек дома хороший, а потом приходит на работу…
А. Венедиктов
―
И становится плохим.
В. Познер
―
Ну конечно. Это не то что плохие. Но человек понимает, что он работает, что он хочет получать эту зарплату, у него есть семья, он не полезет на баррикады, скажет, нет, я этого говорить не буду.
А. Венедиктов
―
Мы помним Таню Миткову во время вильнюсских событий, которая сказала: нет, я так говорить не буду. И была уволена.
В. Познер
―
Совершенно правильно. Но сейчас все в порядке. Но это были другие времена. Но я убежден, что многие люди, которые видны сегодня в нашей пропаганде, вообще ни во что не верят.
А. Венедиктов
―
Ну уж так, Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Верят, может быть, в любовь свою. Но я имею в виду… в политическом смысле.
Л. Рябцева
―
Может быть, возможно, такое количество пропаганды оно обусловлено спросом на эту пропаганду, люди хотят это слышать, им интересно.
В. Познер
―
Не исключено.
Л. Рябцева
―
Тогда получается, что спрос рождает предложение. Или все-таки предложение – спрос. Кто это начал?
А. Венедиктов
―
Кто первый.
Л. Рябцева
―
Кто первый.
А. Венедиктов
―
Кто первый сказал: э.
В. Познер
―
Я не берусь сказать, но думаю, что это все-таки сверху. Надо объяснять какие-то вещи, поступки. А дальше как ты объяснишь. Либо это пойдет на ура, как Крым, как клеймить бандерофашистов, и так далее. Либо это провалится. В данном случае это проходит.
Ощущаю себя 100% не русским. В значительной степени американцем, французом. Ни в какой степени евреем
Л. Рябцева
―
Хорошо объяснили Крым.
А. Венедиктов
―
Хорошо объяснили?
В. Познер
―
А как же.
А. Венедиктов
―
Скажите, пожалуйста, почему пропаганда нынешняя оказалась такой эффективной?
В. Познер
―
Я думаю, потому что она легла на умы людей, страдающих от своей неполноценности. От того, что их страну долгое время считали неважной, что на них можно не обращать внимания…
А. Венедиктов
―
Это разве не пропаганда? Действительно считали неважной.
В. Познер
―
На самом деле, конечно, вообще слушайте, ребята, вы проиграли холодную войну, ну и заткнитесь вообще, не лезьте куда не положено. Никакая не пропаганда, это нормальная реакция, сколько вы, 70 лет угрожали нам, ну вот теперь и вы получите сполна. Но есть страна и есть люди, которые чувствуют себя обиженными, их не уважают. А тут вдруг, мы вернулись, ребята, и вам придется с нами считаться. Да, может быть, вы нас не любите. Но раньше, когда мы чихали, весь мир простужался. И это нам дорого.
А. Венедиктов
―
То есть тогда Леся права, что это спрос родил это предложение. Постимперский синдром.
В. Познер
―
Это такой push-pull, да, конечно.
Л. Рябцева
―
Друг друга подтолкнули.
В. Познер
―
Тяни-толкай.
Л. Рябцева
―
Продолжая историю предложения/спроса, у меня появился вопрос. Совсем недавно господин Мединский создал новый термин…
А. Венедиктов
―
Не надо улыбаться, Владимир Владимирович. Это радио.
Л. Рябцева
―
Создал термин Рашка-говняшка. Мы кстати ждем господина министра в гости.
А. Венедиктов
―
Типа ваша Госдура, я просто напомню. Новая терминология.
Л. Рябцева
―
И собственно, перед тем как узнать его мнение, хотелось бы от вас узнать. Министр говорит Рашка-говняшка.
В. Познер
―
Но он извинился.
Л. Рябцева
―
Он извинился, несомненно. Но он такой или мы хотим, чтобы он был таким.
А. Венедиктов
―
Он отражение…
Л. Рябцева
―
Он отражение нашего населения.
В. Познер
―
Он такой. Он господин Мединский такой. Читайте его книжки, написанные до того, как он стал министром. Он такой. И мы друг друга не сильно любим.
А. Венедиктов
―
Это вы с ним?
В. Познер
―
Да.
Л. Рябцева
―
А население.
В. Познер
―
А населению вообще он никто. Кто Мединский? Некоторые Кутузова не знают, а не то что Мединского. Он никто для населения. Другое дело, что само выражение может некоторых как-то забавить. Но на самом деле нет, это абсолютно второстепенная фигура или третьестепенная с точки зрения рядового человека, живущего на просторах великой России.
А. Венедиктов
―
Тогда я с вашего позволения переделаю вопрос Леси. Они такие? Они власть такая.
В. Познер
―
Не вся.
А. Венедиктов
―
А как это не вся. А как вы ее режете?
В. Познер
―
Мы же говорим о конкретном человеке. И о том, что он сказал так, как он сказал. И вот вы меня спросили: он такой. Так вот ведь власть это конкретные люди. Есть там очень приличные люди, которым в голову не придет такое говорить.
Л. Рябцева
―
Мы заслуживаем именно таких.
А. Венедиктов
―
Таких министров…
В. Познер
―
Заслуживаем.
А. Венедиктов
―
Чем?
В. Познер
―
Тем, что не протестуем.
Л. Рябцева
―
А как нужно протестовать?
В. Познер
―
Как нужно – каждый сам решает. Я же не собираюсь кого-то поучать. Но конечно, тут не надо передергивать в смысле - народ заслуживает. Но все-таки мы очень как бы сказать, очень безразличны. Мы можем ругать, конечно, дома, вот такой гад или что-то такое, это правительство или эта дума, но мы на самом деле не даем им знать об этом. И может быть, что вполне может быть, что подавляющее большинство населения относится если не со знаком минус, то со знаком никаким.
А. Венедиктов
―
Владимир Владимирович, вы сказали безразлично. Но мы знаем, и вы сами нам рассказывали, что существуют страны, где люди не знают и это очень хорошо, фамилию министра энергетики, сельского хозяйства. Безразличны. Или нет? Или мы такие же.
В. Познер
―
Насчет министров. Тут надо быть очень осторожным. Что за страны, понимаете. Скажем, в Америке знают сенаторов, их сто человек и их знают и очевидно в каждом штате…
А. Венедиктов
―
Своих.
В. Познер
―
Потому что мой сенатор. Я его знаю. Палата представителей там 465 что ли человек, тоже знают. В своем округе. Так что это не то. А вот членов правительства меньше знают. Потому что эти люди функционеры. Они выполняют указания, в конце концов, которые принимаются и палатой представителей, и сенатом.
А. Венедиктов
―
Как у нас безразличны.
В. Познер
―
Ну какой-то функционер и пока он не сделал что-то такое, что меня задевает лично, чего мне его знать. Я его даже не выбираю. Ну, его назначает премьер-министр. Или президент. Ну так и хорошо.
А. Венедиктов
―
Владимир Владимирович, мы говорим о безразличии людей к представителям власти.
В. Познер
―
К власти. Той власти в том виде, в каком она существует. И что она делает. Так вот вы меня спрашиваете: мы заслуживаем ту власть, которую мы имеем. Я говорю: да. Вы говорите: почему? Я говорю: потому что мы не протестуем против нее, значит, она нас устраивает. Значит, мы ее заслуживаем. Потому что, что значит, если она нас не устраивает и мы что.
А. Венедиктов
―
Леся, тебя кто из власти устраивает?
Л. Рябцева
―
Не знаю.
В. Познер
―
Это же не конкретные люди опять-таки.
Л. Рябцева
―
У журналиста нет своего мнения.
В. Познер
―
Уберите вот этого и назначьте вот этого. Нет же. Я говорю об общей структуре власти. Ну например, вертикаль. Меня не устраивает.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Потому что я считаю, что это плохо.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Потому что все решения замыкаются на одном человеке.
А. Венедиктов
―
А если он хороший.
В. Познер
―
Это неважно. Даже если он очень хороший и очень умный, один человек не может управлять страной. Сколько-нибудь успешно, сколько-нибудь долго. Я также не считаю, что отмена выборов губернаторов или мэров это хорошо. По-моему, это плохо. Мне могут сказать, но ведь народ еще не готов. Он будет выбирать черт знает кого и это правда. Но ведь точно также если всех бросить в воду, то кто-то научится плавать. Кое-кто утонет. Неизбежно. Но зато будут потом плавать все.
А. Венедиктов
―
Зато, Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Зато. А так кто решит, кто этот мудрый человек, который скажет: ага, а вот теперь они готовы выбирать. Да никогда.
А. Венедиктов
―
Никогда?
В. Познер
―
Никогда. Если такая точка зрения. Потому что на самом деле вот у вас тоже есть один из ваших любимых журналистов…
Л. Рябцева
―
Я смотрю, вы слушаете «Эхо».
В. Познер
―
Который говорит, что вообще люди, которые не работают или не платят налоги или у них не те мозги, не должны иметь право голосовать.Я не чувствую себя стариком. Не чувствую, да и все. На меня девушки смотрят время от времени
А. Венедиктов
―
Цитата. Юлия Латынина.
В. Познер
―
Большой демократ. Большо-о-й демократ конечно. Я так не считаю. Право выбирать…
А. Венедиктов
―
Вы же знаете, что именно налогоплательщики, история создания США было, что налоги и представительство.
В. Познер
―
Неправда. Первые налоги в США начались в 1913 году. Только в связи с Первой мировой войной. До этого в Америке вообще не платили налогов.
А. Венедиктов
―
Ну ладно, это как назвать, Владимир Владимирович.
В. Познер
―
Нет.
А. Венедиктов
―
Мы сделаем передачу…
В. Познер
―
Подоходный налог существует в Америке с 13-го года прошлого века.
А. Венедиктов
―
Были другие налоги.
В. Познер
―
Это же другое совсем. Мы говорим о всеобщем налоге. Который если я не плачу, я не имею права голосовать. Да глупости это все. А если у меня нет доходов, тогда что я не гражданин.
А. Венедиктов
―
Вы тогда живете на мои налоги.
В. Познер
―
Это неважно, на что я живу.
А. Венедиктов
―
Как?
В. Познер
―
В Швейцарии, например, да, есть такая социальная ответственность, непонятно, почему я не работаю. Могут быть разные причины. Необязательно потому что я без денег. Но я же все равно гражданин страны. Или вы мне говорите, нет, ты тогда же не гражданин. А кто я тогда? А никто. Ну спасибо большое.
А. Венедиктов
―
Владимир Познер в программе «Сбитый фокус». Мы видели много вопросов, которые вам пришли. У нас осталась одна минута до новостей, поэтому я задам очень короткий вопрос.
В. Познер
―
Я коротко отвечу.
А. Венедиктов
―
Да я знаю. Вы в отпуск куда?
В. Познер
―
Сначала в Нью-Йорк к моему другу Филу Донахью, а потом…
А. Венедиктов
―
Он еще функционирует? Я имею в виду работает?
В. Познер
―
Нет. И потом на остров…
А. Венедиктов
―
Зачем?
В. Познер
―
…который называется Мюстик.
А. Венедиктов
―
Зачем вам на остров?
В. Познер
―
Играть в теннис.
А. Венедиктов
―
А что только на острове можно играть в теннис?
В. Познер
―
Вот на этом острове замечательный теннисный клуб.
А. Венедиктов
―
Просто Познер пользуется тем, что многие не знают французского языка. Слово «мюстик» означает насекомое.
В. Познер
―
Нет, означает комар.
А. Венедиктов
―
Ну насекомое. Комар. Там много комаров?
В. Познер
―
Вы знаете, их извели.
А. Венедиктов
―
А остров остался. Вот такой «Сбитый фокус» у нас к Владимиру Познеру. Мы вернемся с Лесей Рябцевой сразу после новостей.НОВОСТИ
А. Венедиктов
―
20.35 в Москве. Алексей Венедиктов, как было сказано ранее, Леся Рябцева, как было сказано ранее. Владимир Познер, как не было сказано ранее. В программе «Сбитый фокус». Леся.
Л. Рябцева
―
Владимир Владимирович, вы чувствуете себя стариком?
В. Познер
―
Нет. А почему вы спрашиваете? Я произвожу такое впечатление?
Л. Рябцева
―
Потому что вы прадедушкой стали. Вам 80 лет. Вы могли бы быть моим прадедушкой.
В. Познер
―
Неужели вашим прадедушкой? Значит, очень рано должна была бы родить моя внучка. Ну в общем, нет.
Л. Рябцева
―
Почему?
В. Познер
―
Что почему?
Л. Рябцева
―
Ну, может, я хочу своей бабушке совет дать.
В. Познер
―
Почему я не чувствую себя стариком? Ну, я не могу вам, не чувствую, да и все. Потом на меня девушки смотрят время от времени. Я в теннис играю три раза в неделю.
А. Венедиктов
―
На острове Мюстик.
В. Познер
―
Я на фитнес хожу два раза в неделю. Я работаю довольно активно, как вы знаете. Ну мне обычно не дают 80 лет. 90 иногда, но 80 никогда. Поэтому я нет, не чувствую, что тут поделаешь.
Л. Рябцева
―
Вечно молодой.
А. Венедиктов
―
Вечно молодой – сказала Леся.
В. Познер
―
Да.
А. Венедиктов
―
В этой связи вам как вечно молодому, вечно зеленому можно сказать, вот 20-й век это ваш век, 21-й век это все-таки меньшая часть вашей жизни. Вопрос – какой опыт из 20 века вам сейчас мешает.
В. Познер
―
Очень хороший вопрос. Потому что я не могу на него сразу ответить.
А. Венедиктов
―
Мы пока водички попьем. Ваше здоровье.
В. Познер
―
Попейте, попейте. Да и ваше. Что же опыт 20-го века мне мешает. Наверное, все-таки опыт политической преданности.
А. Венедиктов
―
Не понял.
В. Познер
―
Вот в 20 веке, на мой взгляд, то, где ты стоял политически, имело колоссальное значение. Для моего отца имело огромное значение. Это изменило мою жизнь, его решение вернуться в Советский Союз, совершенно изменило, он меня воспитал таким образом, что нужно обязательно быть на чьей-то стороне в политике. Что это необходимо. Вот это мне очень помешало в жизни.
А. Венедиктов
―
А сейчас это вам мешает?
В. Познер
―
Сейчас нет. Я избавился.
А. Венедиктов
―
А что сейчас вам мешает из этого опыта.
В. Познер
―
Из того – ничего. Я избавился.
А. Венедиктов
―
От всего, что мешает, вы избавились. А как легко избавляться от того, что вам мешает?
В. Познер
―
Очень тяжело. Очень тяжело.
А. Венедиктов
―
Может, не стоит?
В. Познер
―
Ну, это уж кто как. Все равно как, конечно, сравнение очень относительное, но бросить курить. У некоторых это получается легко, другие мучаются страшно, и может быть им и не надо бросать. Потому что это такое усилие, которое все равно вредит здоровью. Мне было трудно, но я себя чувствую намного легче, я себя чувствую гораздо более свободным, чем тогда. Я перестал вообще бояться.
А. Венедиктов
―
Это мы поговорим о боязни еще. Но вопрос тогда другой. Я поверну свой вопрос. А что вы забрали из 20-го века с собой сюда.
В. Познер
―
Опыта?
А. Венедиктов
―
Да. Опыта в широком смысле. Не профессионального опыта, а опыта жизни.
В. Познер
―
Что я забрал с собой. Я ничего не забрал. Слушайте, человек рождается. Он растет, формируется его характер, какие-то черты. Он с чем-то сталкивается. И это становится частью его «я» и это не то что он забирает, просто в нем есть. Потом он находит в себе какие-то вещи, которые ему противны, и он пытается, скажем, он часто лгал, он пытается это преодолеть. Он не умел говорить «нет», он пытается это преодолеть. Это такая вещь, понимаете. Есть вещи, которые я взял с собой из 20 века, как это то, с чем я столкнулся. Например, с абсолютно твердым мнением, что абсолютно всегда надо пробовать. Когда тебе жизнь что-то предлагает, не надо отказываться, надо пробовать. И если тебе это не удастся, это неважно, другие, увидев, что ты пробовал, тогда это сделают.
А. Венедиктов
―
Я соединю твой вопрос про возраст Владимира Владимировича, наконец-то хоть рядом с кем-то я чувствую себя мальчишкой. Мне это очень приятно.
В. Познер
―
Ну еще бы, конечно.
А. Венедиктов
―
Еще как. В чем вы старомодны, как вы считаете?
В. Познер
―
Я думаю, что я старомоден в одежде, мне кажется.
А. Венедиктов
―
Я по существу.
В. Познер
―
Что вы имеете в виду?
А. Венедиктов
―
По жизни.
В. Познер
―
А что такое старомодность по жизни тогда объясните.
А. Венедиктов
―
То, что тогда было модным, а сейчас немодно.
В. Познер
―
Так это все больше одежда.
А. Венедиктов
―
Так, какие на вас башмаки.
В. Познер
―
У меня кроссовки.
А. Венедиктов
―
Это он старомоден в одежде. Пришел в кроссовках.
В. Познер
―
Я не гоняюсь за модой. Мне неважно, какие борта должны быть, такие, сякие. Я наверное, старомоден в том, что люблю писать рукой. А не на компьютере. Мне больше нравится выводить буквы. Я не могу на смартфоне писать «пжлст» вместо «пожалуйста», я ставлю запятые. Я не могу их не ставить.
А. Венедиктов
―
Как это вы ставите запятые?
В. Познер
―
Я не могу их не ставить.Горбачев допустил глупость, когда отдалил от себя либералов и назначил Янаева, Крючкова… Он считал, что это его ребята
А. Венедиктов
―
Зачем вы ставите запятые?
В. Познер
―
Затем, потому что я люблю язык. Для меня язык это красота. Понимаете.
А. Венедиктов
―
У вас слишком много красот. В смысле много языков и поэтому…
В. Познер
―
Это, наверное, старомодность какая-то. Наверное.
Л. Рябцева
―
А есть ли какой-то период российской истории, который вы прожили…
В. Познер
―
Который я прожил?
Л. Рябцева
―
Да, который вам очень нравится, и вам было намного комфортнее в нем, нежели сейчас.
В. Познер
―
Конечно.
Л. Рябцева
―
Какой?
А. Венедиктов
―
Брежнев.
В. Познер
―
Я бы сказал первые годы перестройки и гласности.
А. Венедиктов
―
Опа, как интересно. Почему?
В. Познер
―
А потому что была свобода колоссальная в воздухе. Воздух был свободным и была колоссальная надежда, что наконец-то эта великая страна, я говорю без иронии, наконец-то она станет такой, о которой можно сказать с гордостью: а вот я оттуда. Вот такое было невероятное гораздо больше, чем в ельцинское время.
А. Венедиктов
―
То есть для вас надежда важнее…
В. Познер
―
Чем?
А. Венедиктов
―
Даже несостоявшаяся, чем обычная бытовая банальная свободная жизнь.
В. Познер
―
Нет, она не важнее. Просто надежда это колоссально важная вещь, она дает тебе силы. А когда у тебя нет надежды, то вообще невозможно жить. У меня всегда есть какая-то надежда, но я тогда просто помню, как это было. Как вообще не мог оторваться от телевизора, от радио, от некоторых газет и журналов. Это просто был такой кайф, если есть кайф политический, да, конечно, это для меня было самое лучшее время.
А. Венедиктов
―
При этом вы были уже состоявшимся, успешным, сформировавшимся.
В. Познер
―
Нет, не успешным.
А. Венедиктов
―
Известным, хорошо.
В. Познер
―
Вы знаете, я стал известным в этой славной стране в 1986 году. Мне было уже тогда 52 года. Ну вот.
А. Венедиктов
―
Не мальчик.
В. Познер
―
Не мальчик, но очень поздно. Другие в это время уже начинают думать о пенсии.
А. Венедиктов
―
А вы до сих пор о ней не думаете.
В. Познер
―
Я не думаю, но просто я говорю о том, что меня очень поздно пустили. Меня держали. Я был известен в Америке. Но я был невыездным. А здесь я был, абсолютно никто меня не знал. Так что это был конечно у меня прорыв, то, что я мог появиться как публичная фигура, как журналист.
А. Венедиктов
―
В этой связи все-таки какое ваше по прошествии 25 лет, 20 лет, 30 лет уже отношение к Михаилу Сергеевичу.
В. Познер
―
У меня к нему, наверное, правильно сказать, что это слабость определенная. Я его люблю.
А. Венедиктов
―
Это вот эмоция.
В. Познер
―
Я ему бесконечно благодарен за мою личную судьбу. Потому что именно благодаря Горбачеву я стал ездить, для меня не ездить это был ад кромешный. Что я не мог в свою родную Францию, не мог в свою любимую Америку, где я вырос, и при нем это все стало возможно. Я мог уже читать то, что я хочу, смотреть фильмы, которые я хочу. Говорить, что я хочу без того, чтобы оглядываться через плечо, что меня схватят. Это все он. Другое дело, что у меня к нему есть серьезнейшие претензии, я все равно не понимаю, как он мог уехать на Форос, понимая, что еще не подписан договор.
А. Венедиктов
―
Он всем говорит, что это была ошибка.
В. Познер
―
Я ему говорю в ответ на это, что это не работает. Этот ответ.
А. Венедиктов
―
Не верите.
В. Познер
―
Не верю.
А. Венедиктов
―
То есть он вас обманывает и все обманывает.
В. Познер
―
Он всех обманывает. Он мне сам сказал, что есть вещи, которые я никогда никому не скажу. Ну вот, потом я считаю, что конечно же, он допустил страшную глупость, когда он либералов всех от себя отдалил и назначил Янаева, Крючкова и всю эту… Он считал, что это его ребята. Он знает, как ими управлять. И погубил себя и в определенной степени, на мой взгляд, отбросил страну.
А. Венедиктов
―
Но если еще рано подводить итог, слава богу, Михаил Сергеевич жив, тем не менее, если провести промежуточный итог, помните: globalement positif или globalement negatif.
В. Познер
―
Globalement positif.
А. Венедиктов
―
То вы теперь уже не с 15% населения, а с двумя процентами населения. А почему так его не любят…
В. Познер
―
Я себя чувствую чрезвычайно комфортно.
А. Венедиктов
―
Я понимаю. А почему, как вы думаете, Михаил Сергеевич, если встать на вашу позицию, недооценен российским населением. И не только российским, а бывшим населением Советского Союза.
В. Познер
―
Вот это, наверное, хотя я не знаю, как в балтийских…
А. Венедиктов
―
Вильнюс, Рига помним тоже.
В. Познер
―
Еще как.
А. Венедиктов
―
Так вот почему…
В. Познер
―
Я думаю, что у этого населения, просто это население плохо понимает, что он на самом деле сделал и считает его ответственным за развал Советского Союза. А вот Советский Союз для них дорог.
А. Венедиктов
―
Я думаю, что и вашего любимого Авраама Линкольна не все любили, о чем свидетельствует его судьба.
В. Познер
―
В Америке? Ну то, что его убили это ладно. Кеннеди тоже убили.
А. Венедиктов
―
Часть радовалась.
В. Познер
―
И часть радовалась. Но, конечно же, он остается самым популярным президентом в США. Номер один по всем опросам.
А. Венедиктов
―
Через 150 лет что будет с Михаилом Сергеевичем…
В. Познер
―
Да, послушайте, на этой гражданской войне американцы потеряли больше людей, чем в Первую мировую или Вторую мировую войну. Представляете, 650 тысяч американцев погибло тогда в 1861-65 годы, когда убивали не тем оружием, но во Второй мировой 450 тысяч. То есть это удар был страшенный по Америке и конечно, многие его не любили.
А. Венедиктов
―
Владимир Познер у Леси Рябцевой и Алексея Венедиктова. Мы вернемся в студию через две минуты, и это будет заключительная часть и вопросы.РЕКЛАМА
А. Венедиктов
―
20.49 в Москве. Владимир Познер у нас в гостях с Лесей Рябцевой.
Л. Рябцева
―
Снова я открываю эту часть. Чего вы боитесь?
В. Познер
―
Болезни, смерти моих близких.
Л. Рябцева
―
То есть семья.
В. Познер
―
Близких мне людей.
Л. Рябцева
―
Я поняла. То есть у вас свой пузырь вот этот.
В. Познер
―
Не пузырь, почему пузырь. Это самое дорогое мне.
А. Венедиктов
―
Но в пузыре?
В. Познер
―
Как хотите. В общем, этого я больше всего боюсь. Еще я боюсь сойти с ума…
А. Венедиктов
―
Но вы же тогда про это не узнаете, чего бояться.
В. Познер
―
В том-то и дело, что я боюсь, что буду понимать.
А. Венедиктов
―
Тогда вы будете не до конца сумасшедший.
В. Познер
―
Еще я боюсь слепоты.
Л. Рябцева
―
Почему?
В. Познер
―
Я не представляю себе, что я ничего не вижу.
Л. Рябцева
―
Придете на радио. Простите.
А. Венедиктов
―
Добрая девочка.
В. Познер
―
Ваше остроумие, конечно, достойно внимания. Ну, хорошо, что вы женщина.
Л. Рябцева
―
Слава богу. Мне повезло.
В. Познер
―
Насчет агрессии этой.
А. Венедиктов
―
Я уже приготовился. Хорошо. Владимир Владимирович, вы себя ощущаете, это вопрос ощущения, ощущаете русским американцем, французом, евреем, я не про гражданство…
В. Познер
―
Сто процентов не русским. В значительной степени американцем, в значительной степени французом. Ни в какой степени евреем.
Л. Рябцева
―
Просто вы сейчас все это сказали, Венедиктов думает, что у вас из-за этого шизофрения. Вы боялись сумасшествия. А он думает, что поскольку у вас так много разных частей вас…
В. Познер
―
Он так думает? Это его проблемы, пускай думает.
А. Венедиктов
―
Нет, это ваши проблемы.
В. Познер
―
Нет, это вы думаете. А я-то не думаю, поэтому это его проблемы.
А. Венедиктов
―
Вы странно сказали, вы говорите о том, что для вас красота и большое значение имеет язык и русский язык это точно не ваш рабочий язык. Это в том числе язык, на котором вы говорите как на родном.
В. Познер
―
Конечно, разумеется.
А. Венедиктов
―
Почему вы не чувствуете себя русским. Я не говорю российским гражданином. Я говорю: русским.
В. Познер
―
Я вам скажу. Зависит, как понимать, что такое чувствовать себя кем-то.
А. Венедиктов
―
Объясните.
В. Познер
―
Вот например, музыка. Особенно народная музыка. Я когда слушаю американскую народную музыку, я могу заплакать. Она меня просто задевает. Русская – нет, она красивая, мне нравится, но нет.
А. Венедиктов
―
Простое объяснение.
В. Познер
―
Да, такие вещи. Характер, есть для меня такое понятие – русский характер, который выражается и кстати очень похож на ирландцев. Это взлеты настроения и полная депрессия. И это любовь выпить, чтобы расслабиться, это подраться, это поразительный литературный дар. Поразительный совершенно, это талантливость и звероватость. Это все вместе взятое является частью русского характера. У меня вообще этого нет.
Л. Рябцева
―
Но вы же любите выпить тоже. Не для того чтобы расслабиться?
В. Познер
―
Я не люблю напиваться. Совсем. Если я пью вино, так каждый глоток для меня это радость. Я выбираю, мне важно, какой год. Я в этом, как вас ни удивит, разбираюсь.
Л. Рябцева
―
Я была у вас в ресторане…
В. Познер
―
Даже когда водку дают, я спрашиваю, а какого года. Смущая, конечно…
А. Венедиктов
―
Владимир Владимирович, ваш президент Обама или Путин?
В. Познер
―
С точки зрения гражданства и тот и другой.
А. Венедиктов
―
С точки зрения гражданства и тот и другой, и даже трудно поверить - Олланд. А вот который является…
В. Познер
―
Никакой.
А. Венедиктов
―
Вы семь лет назад, шесть лет назад, выступая в нашей студии, я не знаю, как вы голосовали как американский гражданин, я не спрашиваю, вы как-то очень с большим воодушевлением говорили о явлении Обамы.
В. Познер
―
Правда.
А. Венедиктов
―
Скажите, пожалуйста, вы им довольны?
В. Познер
―
Нет.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Разочаровал.
А. Венедиктов
―
Чем, это же интересно.
В. Познер
―
Нерешительностью.
А. Венедиктов
―
А вам нужен Рейган решительный президент.
В. Познер
―
Нет, я имею в виду не внешнеполитические вещи. Ведь он поначалу призывал республиканцев и демократов работать вместе. Давайте, ребята, вместе будем решать проблемы. И очень убедительно это говорил. Через очень короткое время стало понятно, что республиканцы показывают ему третий палец руки. Причем так хором.
А. Венедиктов
―
Обеих рук.
В. Познер
―
И если они могли бы еще и ногами. Я думал, что теперь он скажет, ах вот так, ну тогда получайте. Нет. Он проявил удивительную слабость. Ни то, ни се. И что он сделал за все это время. Медицинские некоторые вопросы народного здравоохранения. Ну хорошо. Нобелевская премия. Меня вывела из себя. Ну будь человеком, скажи, спасибо большое, я польщен, я вам возвращаю, и в конце моего четырехлетия или восьмилетия, если вы сочтете, тогда да. Нет, взял.
Л. Рябцева
―
Не постеснялся.
В. Познер
―
Это просто невозможно.
А. Венедиктов
―
То есть вы сразу в 2008-09 году… Как вы думаете, чем-то они похожи, президент Путин и президент Обама? Вы наблюдатель, вы спокойно со стороны можете наблюдать. Вы гражданин обеих стран.
В. Познер
―
По-моему, нет.
А. Венедиктов
―
А Путин слишком решительный. Обама слишком нерешительный.
В. Познер
―
Нет, нет. Путин это совсем другое. У Путина определенные взгляды, как я понимаю, они не демократичные, как я это понимаю. Хотя он часто говорит о демократии. И я не согласен с этими взглядами. И все. Обама это совсем другое. Обама, конечно, демократ, безусловно. Подавляющее большинство американцев, так или иначе, имеют демократический взгляд. И он, конечно, имеет его, я очень обрадовался, что черного президента выбрали. Для Америки это был колоссальный шаг. Но вот как президент он меня разочаровал. Хотя был бы Маккейн или второй, который потом проиграл ему в 2008 году, забыл его фамилию, неважно. Было бы гораздо хуже. Так что все равно лучше этот, но он меня лично разочаровал. Я думаю, что он это не очень переживает. Но это так.
А. Венедиктов
―
А правильно я понимаю, что если бы Владимир Владимирович Путин был американским гражданином, он бы был в рядах республиканской партии где-нибудь справа.
В. Познер
―
Я полагаю, что да. И подавляющее большинство наших граждан, которые эмигрировали в Америку, подавляющее большинство справа и поддерживает республиканцев.
А. Венедиктов
―
Почему?
В. Познер
―
Да, я думаю, реакция на то, что они были в Советском Союзе и все, что сколько-нибудь напоминает им что-то социалистическое, в частности какое-то социальное обеспечение, что-то там бесплатно давать бедным, это все у них абсолютно не проходит и, кроме того, они расисты. Но они расисты, как и большинство русских.
Л. Рябцева
―
Вы смотрели пресс-конференцию Путина?
В. Познер
―
А как же не смотрел.
Л. Рябцева
―
Что никогда у него не спрашивают?
В. Познер
―
Вы знаете, в этой пресс-конференции меня удивило несколько вещей. И пожалуй, больше всего то, что было дано слово Ксении Собчак и этой женщине из Газеты.ру.
А. Венедиктов
―
Галимова.
В. Познер
―
Да, я точно знаю, я в этом абсолютно уверен, что предварительно об этом должны были договориться. Песков бы никогда не дал слово Собчак, не договорившись об этом с Путиным. А они понимали, что она задаст неприятные вопросы, так же как и Галимова. И, тем не менее, им дали эту возможность. И не только им. И меня это удивило, признаться. Я не знаю, надо ли это толковать как-то или это посмотрите, какие мы демократические. Или это было что-то другое. Но это меня удивило.
А. Венедиктов
―
Но все-таки повторю вопрос: какой вопрос никогда не задавали Путину с вашей точки зрения?
В. Познер
―
Мне кажется, что никогда ему не задавали прямых вопросов по тому, что происходит с демократией в России. Напрямую.
А. Венедиктов
―
Вот так: что происходит с демократией в России.
В. Познер
―
Да. Ваши действия привели к тому, что демократия в России по сути дела умерла. Вот что такое происходит.
А. Венедиктов
―
Владимир Познер задал свой вопрос Владимиру Путину в программе «Сбитый фокус» у Леси Рябцевой и Алексея Венедиктова. Спасибо, Владимир Владимирович.