Михаил Шуфутинский - Какого черта - 2009-09-12
ЭЛИНА НИКОЛАЕВА: Он учился петь в Магадане. А в 90е стал самым продаваемым артистом. Сегодня он выглядит очень богато, плюс его окружают красивые дети, внуки, красивые дома, дорогие машины, женщины. Все, как и должно быть у гуру русского шансона. В студии программы Михаил Шуфутинский. Здравствуйте, Михаил Захарович.
МИХАИЛ ШУФУТИНСКИЙ: Здравствуйте. Спасибо за столь подробную, обширную, лестную информацию. Это не все точно, но иногда совпадает.
Э. НИКОЛАЕВА: Но слушать приятно. А это самое главное.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Отчасти, да. Спасибо.
Э. НИКОЛАЕВА: Михаил Захарович, а кто это такой, по-вашему, гуру?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Гуру – это не я, гуру – это Гребенщиков.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, это так все говорят.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Потому что его так и называли все время и сейчас называют. Понимаете, слово "Шансон" такое в том смысле, в каком его принято говорить. И на Вашей радиостанции тоже, и понимать. Совершенно не имеет ко мне никакого отношения. Меня присоединили. Получилось так, что, оказывается, шансон – это я и есть. Потому что я стал когда-то, много лет назад, находясь в эмиграции, петь именно те песни, которые там были в то врем востребованы. И вроде как потом здесь все это стало принято, интересно и нужно, и даже появилась радиостанция, которая эксплуатировала стили своих артистов в этом духе, в этом ключе. Вот поэтому так и получилось. На самом деле у меня в жизни есть. Если мы говорим о музыке, я могу рассказать. Я немножко по-другому отношусь к музыке вообще, и я с детства влюблен в звуки. И они всегда во мне рождали какие-то ассоциации, с самых первых моих сознательных лет жизни я слышал, как папа играл на гитаре, как папа играл на трубе. Как мама приходила со студентками из института медицинского домой. Мы жили в Салтыковке под Москвой. Там была старенькая дачка, которую дедушка нам дал, вот им дал, чтобы мы жили. И я слушал музыку. Я слушал звуки. Не только музыкальных инструментов, я слушал звуки дождя, я слушал звуки шагов по снегу хрустящему и прочее, прочее. Все это в моей жизни оставалось, в моей памяти. А позже, когда появились слова в моей жизни, то они как-то так слились вместе со звуками и рождали уже не просто какие-то ассоциации, а какой-то смысл этой музыки. Таким образом, я пришел в музыку. И научился я петь совсем не в Магадане, тем не менее, я вообще себя не считаю певцом. Я музыкант. Или точнее, человек, который любит музыку.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, спасибо. Очень трогательный был рассказ. Прямо окунули в свое детство, и нет только, наверное, в свое. Точно очень передали ощущения. Тем не менее, слово шансон же ведь говорят французского происхождения. И у них шансонье такие все нежные. Такое все больше за любовь, и такое без какого-то налета нашего тюремного, что называется. Вот какое бы нам слово подобрать, Михаил Захарович? У кого, как не у Вас это спросить? К этому жанру.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я объясню. Шансон подразумевает под собой все-таки какое-то смысловое исполнение не только музыкального содержания, но и смыслового содержания песни. И они не все нежные о любви, потому что ведь, например, Эдит Пиаф пела о разных вещах. Она пела, например, о любви проститутки и бармена, которые вечером шли на работу из дома. Он делал свое дело, а она свое. И потом они встречались. Они страшно любили друг друга. Но это была их работа. Об этом пела Эдит Пиаф, и Ив Монтан тоже пел о многом. И Джо Дассен пел тоже о разных вещах, не только о любви. И Боб Дилан в Америке поет о разных вещах. И это все можно сказать шансон. Т.е. та музыка, которая несет в себе какую-то смысловую нагрузку, не только для танцевальности, или просто такого иллюзорного какого-то прослушивания.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, как Вы сказали – за жизнь.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, что касается в нашей стране, если говорить об этом жанре, это не жанр даже. Это огромное дерево, на котором тюремная какая-то лирика, песни, ну, это маленькая веточка. Дело в том, что шансон – это отражение страны в тот или иной период существования этой страны. Так вот огромный период нашей страны связан с тюрьмами, с заключением, с содержанием людей в неволе. По справедливости, нет ли, по закону, не по закону, не важно. И естественно это у людей выражалось и выливалось в какие-то произведения, которые высказывали их ощущения в этой жизни. Поэтому у нас такая большая часть этой музыки связана с тюрьмой, с неволей, и вот ее почему-то назвали шансон тоже.
Э. НИКОЛАЕВА: В том числе. Ну, так Вы шансонье или нет?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Шансонье – это артист, который исполняет песни в жанре шансон. Наверное, да.
Э. НИКОЛАЕВА: Бардом ведь Вас не назовешь.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, я не бард ни в коем случае, потому что, во-первых, я не сочиняю песни для публичного исполнения. Если я это делаю, то для себя. И мне вообще песни сочинять трудно. Это отдельная профессия. Я могу сочинять музыку, я могу ее исправлять, пересматривать стихи и т.д. Но сочинительство – это не моя профессия. Поэтому я ни в коем случае не бард.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, разобрались. Итак, в студии нашей программы не бард, Михаил Шафутинский. И все-таки самый известный российский шансонье. А вопросы здесь задаю я, Элина Николаева. Постольку мы начало программы начали с богатства и красоты, и главное богатство, которого Вы добились, никак не мешает Вашей популярности в массах, Михаил Захарович. Мы заметили, что только артистам в нашей стране дозволено быть богатыми. Только про них народ никогда не скажет, у, богач, наворовал.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Вы понимаете, можно сказать так, что не всем очень богатым людям дозволено в нашей стране быть артистами.
Э. НИКОЛАЕВА: Быть Шуфутинскими.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да. Поэтому, ну, конечно, как говорят, денег много не бывает. Я не могу сказать, что я богат. Вообще моя философия жизни такая. Я считаю, что лучше жить богатым, чем умереть богатым. Поэтому я зарабатываю неплохие деньги. И я их трачу, как сумасшедший. На все, что нравится мне, на все, что нравится моим детям, моим внукам, моим близким, и получаю от этого большое удовольствие.
Э. НИКОЛАЕВА: Вот некоторые этапы Вашего творчества. "Сгорая, плачут свечи". Это та самая красивая Ваша песня?
М. ШУФУТИНСКИЙ: "Мы вдруг садимся за рояль, снимаем с клавиши вуаль. Это та самая пеня", да.
Э. НИКОЛАЕВА: Песня моего детства в пионерских лагерях почему-то была очень популярна.
М. ШУФУТИНСКИЙ: На самом деле ее написал бард ленинградский, который, к сожалению, ушел из жизни уже давно. Песня потрясающая. Она мене как-то еще очень в эмиграции она меня так тронула и захотелось об этом спеть.
ПЕСНЯ
Э. НИКОЛАЕВА: Амнистия, наколочка, шоу-группа "Атаман", да? Пеня "Кассир". "Зачем, кассир, нажал ты кнопку?" Скажите, Вы все это серьезно, Михаил Захарович? Или это такая игра, а приходя домой, вы играете для себя на рояле Шопена?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Это было, во-первых, очень давно то, о чем Вы говорили. А во-вторых, этому есть опереженные причины. Ну, во-первых, я ничего не стесняюсь в своей жизни. Я ничего не сделал плохого никому. И никаких не совершал подлостей. Я не участвовал в фашистках организациях. Я не развращался несовершеннолетних. Я ничего не делал того, что делают многие люди, к сожалению, до сих пор. А песни эти, во-первых, я попал в эмиграцию. В то время, когда мне нужно было безусловно зарабатывать деньги любым путем для того, чтобы содержать свою семью И раз уж у меня была такая способность нечто играть и петь, безусловно, я стал играть то, что там было наиболее востребовано. А кроме того это была в то время, как я Вам говорю, это было отражение страны. И приехав сюда в 90м году впервые, из Америки я приехал в Советский Союз тогда, певцом приехал выступать на стадионах. Собирал эти стадионы. Мы сделали за первый летний тур, мы сделали 75 концертов на стадионах. Я был потрясен, конечно. Ну, именно эти песни здесь как нигде в другом месте, как никогда в другое время были очень востребованы и нужны, и я как-то проникся духом вот тех 90-х. Я был в них, я чувствовал себя достаточно уверенно и пел такие песни. Конечно, я все это несерьезно. "Зачем, Кассир, нажал ты кнопку". Это же такая песня смешная, там много юмора. Но были песни и серьезные. Ну, те же самые "Сгорая, плачут свечи". Она философская, она навевает очень много. Каждому человеку свое. Даже ведь в пионерском лагере Вы это слышали.
Э. НИКОЛАЕВА: Тоже ведь чего-то навевало.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, конечно.
Э. НИКОЛАЕВА: Вы выпустили 22 альбома?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, номерных. Кроме сборников. Сборники я не считаю, их сотни.
Э. НИКОЛАЕВА: А что шансон такой легкий жанр, Михаил Захарович?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Почему?
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, много, большое количество.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я много работаю. Я нигде не повторяюсь. Ни в одном альбоме. И знаете, у меня есть к чему стремиться. Фрэнк Синатра выпустил 102 альбома за свою жизнь. Так что я еще могу многое сделать. Так как он я много не сделаю, конечно, у меня просто не хватит времени на это. Не считая сборника. Но я люблю, как я Вам говорил, звуки. Потом я полюбил стихи. А теперь я люблю, благодаря этому, музыку и песни. Поэтому песен появляется много. Они отражают какие-то мои ощущения, жизненные мои мировоззрения. И вот я их выношу на суд зрителя. Получили такое право сверху. И вот очень благодарен Богу за это. Многим нравится.
Э. НИКОЛАЕВА: Получается, мне тоже. Каждый месяц Вы даете…
М. ШУФУТИНСКИЙ: Не бойтесь этого, не бойтесь, Элина.
Э. НИКОЛАЕВА: Когда с юмором, это смешно. Когда в какой-то атмосфере, наверное, ну, а такие песни, как "Сгорая, плачут свечи", мне понравились уже давно.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Спасибо.
Э. НИКОЛАЕВА: Каждый месяц Вы даете от 5 до 10 концертов, плюс какие-то корпоративы, наверное. Это тяжелая в принципе работа?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Каждый месяц я даю от 8 до 12 концертов. В принципе в год набирается 140, вот так концертов. Это много. Я это делаю с удовольствием. И я не могу жаловаться, что, ах, как тяжело, вот так встать рано утром, поехать в аэропорт. Я живу в 70 км от Домодедово. И там час прождать, и потом лететь, и потом днем надо попытаться заснуть, вечером выйти, понравиться себе и понравиться людям. Порадовать их. Я не жалуюсь на это. Это часть моей жизни, и, наверное, самая главная часть моей жизни. Поэтому я делаю это с удовольствием. И я же понимаю, что если я куда-то еду, значит, я нужен там, я востребован. И мне это еще больше греет душу.
Э. НИКОЛАЕВА: Можно ничего не делать.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, можно спокойно сидеть, никуда не уезжать.
Э. НИКОЛАЕВА: С кошками, собаками.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да.
Э. НИКОЛАЕВА: В особняке.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я знаю таких многих моих коллег, которые так и живут.
Э. НИКОЛАЕВА: Балдеют.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, мне это не интересно. Корпоративных достаточно много выступлений. Например, летом. Это не только корпоративные, это даже частные приглашения. Потому что летом люди последнее время едут на огороды, сажают картошку весной.
Э. НИКОЛАЕВА: Едят шашлыки.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Осенью собирают урожай и работают, особенно в Сибири, на Дальнем Востоке, на Урале. И поэтому концерты наши афишные, они происходят большей частью ранней весной. Потом поздней осенью, зимой и т.д. Их тоже много, я их люблю. Там можно самому самостоятельно выложиться и пропеть 2,5-3 часа, получив от этого удовольствие. Но их не так много. Корпоративных мероприятий больше. Они с точки зрения выгоды, конечно, более интересны, там больше платят, и там меньше поешь. Там 40-45… Как говорят, некоторые артисты 45 минут унижений и потом неделя беззаботной жизни.
Э. НИКОЛАЕВА: Кому неделя, а кому и год.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да. Но вот да, я выступаю много.
Э. НИКОЛАЕВА: Как Вы возбуждаете себя, чтобы казаться зрителю свежим и оригинальным?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Знаете, оно как-то само это возбуждение приходит, я когда стою за кулисами, я могу себя чувствовать глубоко несчастным человеком. У меня болит спина, я летел, я заснул в самолете, у меня шею ломит, там еще чего-то.
Э. НИКОЛАЕВА: Капризничать можно.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да. Я проехал 200 км. Как только я выхожу на сцену, какой-то микроб, который там витает, он просто в меня вселяется, и я уже вот это не работа, это удовольствие. Работа – все, что до концерта и после концерта. Репетиции – это работа. Постановка звука – это работа. Перелеты, переезды – это работа. Плохая гостиница, ужасные туалеты, нет горячей воды – это работа. И за это мне платят хорошие деньги. Поэтому я говорю, чем тяжелее работа, тем больше ты получаешь. А вот музыка, вот песни, вот глаза эти счастливые, которые здесь сидят, вот эти сердца, которые открыты ко мне, это для меня не работа, это для меня удовольствие.
Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. Когда я хотела спросить, что Вас греет в этой работе? Деньги, наркотик, сцена или что еще, я поняла, это микроб, микроб счастья.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да. Наркотики я не применяю.
Э. НИКОЛАЕВА: А Вы помните все выступления? Как, например, прошел конверт 20 апреля сего года в городе Одессе? В развлекательном центре "Сады победы".
М. ШУФУТИНСКИЙ: Был такой концерт. Я помню. "Сады победа" – неудобное место. Такая сцена круглая без кулис. Надо где-то в другой комнате переодеваться и балету, и музыкантам и мне. Впереди довольно короткое расстояние, пару столов ВИП. Это столы, это не концертный зал. Это такой клуб. Вокруг на большое расстояние продолжается... Это как бы верхний этаж какого-то супермаркета что ли. Вот так вот они сделали, народа было достаточно много. У меня недавно там был опять концерт. Совсем недавно. Разница в том, что первый раз меня пригласили на клубное выступление, которое обычно продолжается 50 минут. Я пропел там час, я помню. А вот недавно я выступал. Они продавали билеты на сольный концерт. Поэтому тут же я пел два часа. "Сады победы" – странное называние, вообще.
Э. НИКОЛАЕВА: Да. Ну ладно, какой-нибудь фейерверк победы.
М. ШУФУТИНСКИЙ: В Одессе хорошо принимают. Они всегда спрашивают, Вы же одессит, Вы же наши песни спели одесские. Мне не повезло, я родился в Москве.
Э. НИКОЛАЕВА: Хотя одессит. А что Вы им говорите? Да, я одессит.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, почему. Я как раз, я обожаю свой город, я горжусь им. Я его знаю еще по тем времена, когда…
Э. НИКОЛАЕВА: А где, в каком месте родились в Москве?
М. ШУФУТИНСКИЙ: На Шаболовке на Калужской площади. В доме 1, которого теперь нету. Октябрьская, дом 1, напротив, прямо памятника Ленину, который потом поставили. Я там родился, учился на Шаболовке в школе, там меня приняли в пионеры. В общем, все так.
Э. НИКОЛАЕВА: Пионером все-таки были.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я был пионером. Причем я вообще учился очень хорошо, до 5 класса я вообще был круглым отличником.
Э. НИКОЛАЕВА: А потом пошли по кривой дорожке?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Называется. А он все дозы увеличивал. Да, я хулиганил. Моя жизнь имела двойную такую, двойные стандарты. В школе я был аккуратным, прилежным, старался. А вот во дворе я у нас такой двор был коммунальный. Там мы хулиганили.
Э. НИКОЛАЕВА: Как Вы думаете, Михаил Захарович, почему шансон резко делит людей на два лагеря? Одни только его и слушаю. Ну, избитый пример – таксисты и прочее. А другие при первых же звуках затыкают уши. Середины практически нет.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Не знаю. Это дело вкуса. Ну, понятно, что это музыка незатейливая зачастую. И если не придавать глубокого значения тому, куда она направлена, и о чем там поется, от многим легко ее слушать. Ее легко взять. Сделать звук гораздо тише, потом погромче в радиоприемнике. Ее легко поставить на всю и врубить на улице, чтобы привлекать в свою палатку людей, наверное, на рынке. Т.е. простая, незатейливая музыка, которая, наверное, нужна всем тем, кто ее слушает. Оказывается, что многие люди очень слушают. Многие считают это, как бы не очень высокий стиль. При этом слушают другие радиостанции, попсовые, например. Прочие. Считают, что это высокий стиль. Т.е. у каждого свои приоритеты и я не буду никого переубеждать, ничего говорить по этому поводу. Я могу спеть любую песню, я могу сыграть любую музыку, я могу продирижировать симфоническим оркестром, если хотите. Вот прямо сейчас сяду за рояль, напишу 10 песен для Вас по стихам, пожалуйста. Я этого не делаю, потому что не моя профессия главная.
Э. НИКОЛАЕВА: А главная профессия?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я музыкант. Я люблю звуки.
Э. НИКОЛАЕВА: Современная массовая культура все больше упрощается. Народ требует простоты и доходчивости. Если шоу. То типа "За стеклом". Если песня – то типа шансон. Что вижу, то отпою. Хорошо ли это? Вопрос у меня прозвучал, но Вы собственно на него ответили?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, там не то, что вижу, то пою. Что меня волнует, о чем я хочу сказать, о том я и пою. Что меня тронуло. Конечно, сначала нужно увидеть, чтоб меня это тронуло.
Э. НИКОЛАЕВА: Итак, Михаил Шуфутинский, самый известный российский шансонье. Во времена СССР у Вас были проблемы, например, с ТВ. Из-за слишком еврейского профиля, насколько я вычитала.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, как бы борода. Я руководил ансамблем очень известным "Лейся песня". Мы были звездами. Мы собирали стадионы такие, что нам люди с факелами. Зажигали из газеты факелы и рвались на стену. Выбивали стены, выбивали во дворцах спорта, двери выламывали.
Э. НИКОЛАЕВА: Хотя очень статическое достаточно происходило действо на сцене. "Лейся песня".
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, что Вы "Прощай от всех вокзалов поезда". Это мы спели. Это стало гимном. После нас Лев Валерьянович записал. Разные, разные песни. Даже "День победы" мы первые записали. Тухманов принес эту пеню. Потом, конечно, в нашем исполнении это было смешно и понятно, что Лева, мой друг, он настоящий был тогда кремлевский соловей. Он спел это здорово. Для всех форматов, и во всех тональностях, и для всех национальностей. И поэтому куда мы, пацаны, которые ничего ни про комсомол, ни про что. Мы с длинными волосами. Мы играли рок-н-ролл, мы играли джаз, нам это нравилось. Какая там родная, родная земля. Поэтому какое может быть телевидение. Я когда подал документы на выезд. Это был 80 какой-то, нет 78-77 год, я потом приходил в радиостанцию "Юность", и вот так на двери в редакции внутри редакции огромный был плакат, написанный красным от руки "Лейся песня" – не давать в эфир.
Э. НИКОЛАЕВА: Ничего себе.
М. ШУФУТИНСКИЙ: А телевидение тем более. Ну, вот один раз мы были на телевидении. Потому что с Анной Герман спели песню вместе. Конечно, она продавила и мы были на День советской армии на 23 февраля на телевидении. Но до и после этого никогда. Потому что как это с бородой? С бородой может быть только три человека – Маркс, Энгельс и Ленин. Шуфутинский будет с бородой сидеть в экране, чтобы все на него смотрели. О чем Вы говорите.
Э. НИКОЛАЕВА: Кто он такой. Как Вы думаете, сейчас антисемитизма в стране стало меньше?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Истинный семитизм, наверное, разного. Вот есть государственный, он всегда здесь был. И есть народный, который есть везде и всегда. Это как бы один из видов расизма. Так же как есть у многих людей, допустим, в России, они не приемлют негритянское, не любят афроамериканцев. Почему, не понятно. Потому что любят только самим себе подобных. Так же и антисемитизм – это такая вещь, искоренить ее невозможно. Это глубоко засело в корнях, и церковь этому потворствовала в свое время сильно очень. Поэтому я на эту тему не говорю. Знаете, ну, слово "еврей" в этой стране до моей эмиграции, оно всегда было пощечиной на моем лице. Я никогда... Я рос в московской семье. Поэтому здесь вообще об этом молчали. Никто сильно не говорил. Просто подсознательно было политикой этой страны. Политикой партии и правительства. Это было часть их созидательной работы огромной. Потом это как-то нивелировалось. Это как-то сейчас другое время совершенно.
Э. НИКОЛАЕВА: С какими из ныне действующих артистов певцов Вы знакомы. Что называется всю жизнь. Кому Вы обязаны? И кто обязан Вам?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, я не буду говорить о том, кто обязан мне. Потому что если кто-то и обязан, то эти люди сами знают. И не очень скромно, неправильно говорить. Кому я обязан. Вы знаете, большей часть это те люди, которых или нет в живых, или с которыми я не был знаком. Я им обязан. Сначала скажу о тех, кто мне близко знаком, и с я кем я рядом прошел по жизни в одно время. Это Кобзон, например, это Слава Добрынин, с которым мы очень много вместе делали музыки. И я много песен его аранжировал для разных людей, для своего коллектива, для "Лейся песня" и после того, как я оказался уже в России после эмиграции, я спел много его песен. Это Лева Лещенко, которого я люблю, уважаю много-много лет. Это разные композиторы. Это Игорь Зубков, это Костя Арсеньев, это Карен Кавалерян. Кого еще много. Я всех знаю много лет. И я хорошо знаю Сашу Малинина и Сашу Серова. Я близко работал и сотрудничал и знаком с Игорем Крутым. Практически нет такого человека, с которым бы я не был знаком, и мы вместе особенно в то время, кода я был все-таки еще больше в эстрадном жанре, я очень много общался с ними со всеми. Мы отработали огромное количество всяких сборных концертов. Где мы все вместе сначала выступали, потом гуляли вместе. Что касается людей, которые в моей жизни мне многое сделали, это сложно говорить. Это, например, если говорить, о музыки – это Сергей Рахманинов. Это Моцарт, это Вивальди. Это Георгий Свиридов. Это Шостакович, Прокофьев, То Танеев. Иоанн Домаскин. Это музыка, которую я тоже впитал с молоком матери с детства. И я ее люблю, знаю и с ней умру, буду жить долго до этого. А если говорить о пении, то самое неизгладимое впечатление на меня, когда-то в жизни случайно попалась пластиночка, пел Валентин Никулин, актер. Он пел песни Высоцкого. Это сорокопятка, он пел 4 песни. Я вдруг услышал, каким голосом он спел "Обнаженные нервы земли". И это меня так потрясло. Что я понял, это один из тех способов себя выражать тоже. Не просто играть, не просто что-то писать, а еще и спеть можно. Вот этот человек в моей жизни совершил огромный совершенно переворот.
Э. НИКОЛАЕВА: Спеть так с болью, с надрывом.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, спеть так, как ты это чувствуешь, чтоб тебе поверили. Потому что можно петь с болью, надрывом делано, специально. И это никому не нужно. И не будет востребовано никогда.
Э. НИКОЛАЕВА: Сами про себя Вы говорите, что плохо размножаетесь в неволе. Что никогда и нигде не состояли и не участвовали. А разве может быть артист Вашего масштаба, сам по себе вне каких-то кланов, группировок, ну, про преступные сообщества я не говорю. Гоструктур. Что-то одно надо выбрать.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Представляете, я совершенно ни к кому не принадлежу. Принадлежу сам себе. Я даже как-то к шоу-бизнесу не отношусь. Вы обратили внимание, сколько происходило и происходит гламурных вечеринок, которые потом вот этими маленькими фотографиями в газетах, в журналах, меня там нигде нету. Я существую сам по себе. Меня даже они не зовут. А если зовут, я не всегда хожу. Вернее, всегда не хожу. И они обо мне забывают и не помнят. Я себя чувствую самодостаточно. Я окружил себя теми людьми в музыке, в жизни, которые мне лицеприятны, душеприятны. Которых я уважаю, и они уважают меня. И нам легко существовать, принадлежать к группировкам смешно. Я вообще к этому не отношусь никаким образом. Ни к национальным меньшинствам, ни к сексуальным меньшинствам, вообще ни к чему. Поэтому я сам по себе вот так. В неволе размножаюсь плохо.
Э. НИКОЛАЕВА: Никогда ни под кого не подстраивались, если что-то пробиться куда-то.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я понимаю, что нужно уметь себя вести правильно с теми людьми, с которыми надо уметь себя вести себя правильно. Я понимаю, что нужно войдя куда-то, что если ты сделал шаг, то нужно уже за этот шаг отвечать. Но специально что-то делать, спрогибаться под кого-то, ну, не знаю. Ну, это должно тогда стоить огромнейших денег.
Э. НИКОЛАЕВА: Очень дорого. Чтобы Шуфутинский…
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да. Это очень дорого.
Э. НИКОЛАЕВА: А вот было, чтобы где-то себя нагнули в душе, переступили через какие-то свои?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Чаще всего это происходило, безусловно, в моей жизни и происходит иногда, но в отношении близких мне людей. Я могу поступиться своими принципами в общении со своими сыновьями. Ну, так, чтобы я перед карьерой какой-то пошел, перед кем-то стал на колени, и сказал: слушай, я сделаю все, что ты хочешь, только дай мне дорогу вверх. Я никогда не рвался никуда вверх. Я музыкант из русского ресторана в Нью-Йорке, вот кто я. И поэтому я чувствую себя совершенно комфортабельно в любой атмосфере. И в ресторане, и в Кремлевском дворце съездов. И везде, и совершенно я остаюсь самим собой, и я очень этому обстоятельству рад.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, что же. Михаил Шуфутинский, музыкант из какого ресторана?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Из эмигрантского ресторана.
Э. НИКОЛАЕВА: В студии нашей программы. Михаил Захарович, ознакомившись с Вашим личным сайтом, мне показалось, что самое главное удовольствие для Вас в жизни, это собрать на отдыхе вместе всю семью, разбросанную по миру. В июле отдыхали острове Теркс и Кайкос. Это где ж такое вообще?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Это самый последний остров Богамской гряды. Он там на Карибах далеко-далеко находится.
Э. НИКОЛАЕВА: Лететь то туда.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я из Лос-Анджелеса летел 5 часов, 4 часа до Атланты, потом еще 2, 5 часа вот туда с пересадкой. Чудесное местечко, 6 000 человек коренное население этой страны. Это отдельное государство. 24 000 там живет и работает в отелях и на отдыхе.
Э. НИКОЛАЕВА: Хорошо жить в таком государстве.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да. Пляж в пяти лучших пляжах в мире. Это мой младший сын. Он живет в Вашингтоне. Он нашел это для своей семьи со мной вместе, чтобы мы сделали такой реюньон, соединились. И я получил такое потрясающее удовольствие. И вот эти 8 или 9 дней.
Э. НИКОЛАЕВА: Мало, Михаил Захарович.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Мало, мало.
Э. НИКОЛАЕВА: Лететь столько, обычно на 2 недели как минимум в такую даль.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, в Америке так не отдыхают. Сын – человек несвободный, он работает, имеет обязательства, контракты. Поэтому он не мог больше. Но потом они поехали к бабушке в Лос-Анджелес. Я поехал в Москву. А они поехали в Лос-Анджелес. Пробыли там. Очень хорошо. Потом приехал старший мой сын со своей семьей, который живут в Москве. Он привез двух сыновей, и дочку девочку Анечку, мою принцессу, которая самый главный человек в моей жизни. И потом они там тоже хорошо провели время. Теперь он вернулся, а они там остались. Так что все у бабушки сейчас.
Э. НИКОЛАЕВА: Хорошо, когда дружная семья. Можно сказать, что Вы живете на два дома, в Подмосковье и в Штатах, Михаил Захарович?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, нельзя так сказать, я в Штатах не живу. Я бываю две недели в январе. Две недели в июле. Я живу в Москве.
Э. НИКОЛАЕВА: И в Переделкино теперь.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, это в районе Переделкино, это 9 км от окружной по Минскому шоссе. В том районе.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, все знают, что у Вас дом там 800 кв метров. А зачем Вам одному такой огромный дом в Переделкино?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну это, во-первых, не так много. А во-вторых, я не один. Ко мне постоянно приезжают внуки. Иногда у меня целое лето живет внучка с няней, сын со своей женой с Анжелой. И детьми приезжает, и из Америки прилетал Антон со своей семье 2 раза, и в прошлом году весной, и в августе они еще раз приехали. Им так понравилось. Ну, им Россия потрясающе понравилась. Это особый случай. Они понимали, у моего сына младшего жена американка. И дети чисто американские. И они там по-русски знают: дедушка, бабушка, кошка, собака. Все.
Э. НИКОЛАЕВА: Да Вы что?
М. ШУФУТИНСКИЙ: конечно. Они же живут в Америке. Им начать учить язык русский, китайский начать и то легче.
Э. НИКОЛАЕВА: Папа по-русски с ними не разговаривает?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Это сложно. Он сам с 5 лет в Америке живет. Как же он может по-русски с ними разговаривать. Но он говорит по-русски и неплохо. Даже писать умеет. Так вот они когда Раша – это так далеко. Они понимают, что медведи там не ходят по улицам. Но все-таки это Раша. И вдруг они прилетели. И дедушка 12-метровый лимузин подгоняет. И они приезжают, а там Беверли хилс хаус. Дом такой. И все, у них Кремль, и лучшие рестораны, и цирк, и в Питер они поехали. Самое большое потрясение для них – это поезд. Они в поезде никогда не ездили. И вдруг они видят Красная стрела и стоит человек в папахе, и в шинели. Они не могут до сих пор забыть этого. Так что им очень нравится. Поэтому мне нужен большой дом. И много людей, которые мне помогают в жизни. У меня есть и разная рабочая сила, у меня есть и охрана, безусловно, и помощники, и два водителя. Ну, у нас много всего.
Э. НИКОЛАЕВА: И дом большой нужен поэтому. Ну, сами-то Вы, наверное, яблони не сажаете?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, конечно. У меня нет сада. К моему участку примыкает лес смешанный. А у меня на участке есть елочки. Есть садовник, который какие-то кусты посадил, деревья. Поляна красивая, зеленая травка, где можно босиком походить.
Э. НИКОЛАЕВА: Что Вы и делаете?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Редко.
Э. НИКОЛАЕВА: Не выходите?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Мало. Мне так самому обидно и жалко, потому что…
Э. НИКОЛАЕВА: За окном такая красотища, солнышко светит.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, а я должен что-то играть, или в компьютере сидеть, что-то там делать. Не могу пожаловаться, такая моя жизнь. Но она меня устраивает.
Э. НИКОЛАЕВА: Вы не курите?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я не курю уже 3 года.
Э. НИКОЛАЕВА: Бросили? А был заядлый курильщик.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, я курил всю жизнь, бросал несколько раз. Однажды не курил 9 лет, потом опять начал. Вот я перед тем, как опять приехать в Москву из Америки, я не курил 9 лет. Я здесь закурил. Здесь курили все тогда вообще. Т.е. это был специальный фасон. Курить надо было везде, всегда, постоянно, поэтому я начал. Сейчас я уже 3 года не курю, плюс 15. Ну, потихонечку сейчас пытаюсь опять начать избавляться от этого. Удается. Медленно.
Э. НИКОЛАЕВА: А спорт?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я плаваю. У меня бассейн дома. У меня тренер есть. Приходит, я плаваю. Каждую свободную минуту. Люблю воду.
Э. НИКОЛАЕВА: Здорово. Кстати, по поводу дома, Вы в курсе, что для таких домовладельцев, как Вы, будут введены повышенные налоги на недвижимость, активно обсуждается эта тема. Я только понять не могу. Человек построил дом на деньги, с которых он уже заплатил налоги государству. Почему он еще должен еще платить за то ,что это еще стоит, я не понимаю, что за налог. Я понимаю, на землю налог.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Я к налогам отношусь с большим уважением. И я считаю, что это нормально.
Э. НИКОЛАЕВА: В Америке с ними все борются.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, борются не с налогами. А с тем, чтобы их не уплатить. И это неподсудно. За это тебя не накажут. Вот если не уплатишь, тебя поймают, тогда накажут. Но я Вам хочу сказать, что вот в Америке есть такое слово "прапорти тэкс", т.е. это налог на недвижимость. Он существует. Составляет он 1,025% от стоимости твоего дома в первоначальной стоимости, когда ты его купил или построил. Т.е. допустим, если я свой дом построил на земле, и все это вместе мне обошлось в 500 000 долларов, и я это продекларировал, вот я и плачу вот эти деньги 2 раза в год платеж 1,025% от стоимости. Как будет у нас? У нас все преувеличено.
Э. НИКОЛАЕВА: Очень все усложнено причем.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, сразу экзальтированно. Все, богатые, с них нужно все взять. Бедные, с них нужно тоже все взять.
Э. НИКОЛАЕВА: Да, а как посчитаешь, если бедные могут тоже на Рублевке жить. А скажут: земля на Рублевке стоит дорого, плати деньги. Это что к каждому подходить. Петру Ивановичу столько-то. Василию Егоровичу столько-то. Ну, ерунда какая.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, налог существует на самом деле.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, зачем? Заплатили деньги то.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Он давно существует. Люди платят налоги, они и должны так платить. Если бы его вводили по новой, впервые и до этого не было, тогда они должны были бы квалифицировано оценить каждую собственность.
Э. НИКОЛАЕВА: Каждую недвижимость. Представляете, какая огромная работа.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Человек, живущий на Рублевке... Когда-то я много лет назад я был у своего товарища. Он жил в Жуковке. Тогда там ничего не было. Был один маленький рыночек, прямо на площади. Это много лет назад. И он говорит, слушай, здесь продается 60 соток рядом со мной целый кусок земли. 64 000 долларов. Я говорю, ты с ума сошел. Я в деревне здесь непонятно где буду покупать, 64 000 долларов потратить. Это был, может, 91 год. Вообще деньги были очень большие и сейчас большие тоже. Тогда были особенно. Я говорю, ты что, вообще, ненормальный что ли. Сейчас, наверное, 6 миллионов стоит. Так вот люди, или они родились на Рублевке, конечно, ну, как это он получает пенсию, я не знаю, 9 000 рублей, какой налог с него брать. А они его будут вынуждать продать, освободить. Мы Вам квартирку дадим в многоквартирном домике. Ну, наверное, есть, если происходит, видимо, кому-то очень выгодно.
Э. НИКОЛАЕВА: Кто-то как всегда на этом греет руки.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, я пока могу платить. Ну, не смогу, продам.
Э. НИКОЛАЕВА: Жалко. Что еще кроме высоких налогов Вас, может быть, в какой-то степени они Вас бесят, поэтому я так присовокупила, бесят в жизни, кроме высоких налогов.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Вы знаете, я слушаю Вашу радиостанцию постоянно. И я слышу последние 2 дня очень много разговоров. Везде по всем станциям, особенно по Вашей. Всякие интервью, всякие мнения выслушивают по поводу предложения сделать прогрессивный налог. Скажу Вам, что если правильно это делать, ничего страшного в этом нет. Конечно, не хочется платить, но вот, например, как в Америке это происходит. Человек, зарабатывающий свыше 100 000 долларов в год, его налог равняется 39%. Но если он 10 миллионов в год зарабатывает, это тоже 39%. Казалось бы, какая несправедливость. 100 000 и 10 миллионов. Но Вы понимаете, 39% с 10 миллионов долларов – это 3,9 миллиона долларов. Это большие деньги. Поэтому это нормально. И если здесь это вводят, то это тоже нормально. Не потому, что человек богатый, а потому что вот такой закон. Вот до этой суммы такие проценты, свыше этой суммы такие проценты. И если государство это делает, значит, опять же кому-то это надо, потому что эти деньги необходимы вот опять же на то, чтобы содержать тех людей, которые не могут вообще платить налоги. Я знаю людей, у которых нет денег. Я знаю бабушку, которая живет в деревне, где я живу. Вот здесь. И у нее там 4 козочки, или 5. Козлята. Она их пасет. Она молоко продает. Она приносит, мы ей даем деньги. И я ей всегда подбрасываю еще .И она счастлива, рада, и ну как с нее можно брать какой-то налог вообще. Я считаю, что страна ей должна платить. Вот в чем вся проблема. У нас не хотят дать людям. У нас хотят все забрать все, что можно. Ну, не могу в это вмешиваться, поскольку не имею права.
Э. НИКОЛАЕВА: И досадно, что все проблемы свои собственные государство решает опять-таки естественно налоговые, денежные за счет народа же, собирая с него же эти деньги.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Кто-то красиво сказал. Игорь Бунич, я не помню кто. Он сказал: мы живем в стране, которая находится в состоянии 500-летней войны власти и народа. И это состояние перманентное. Поэтому ну что мы можем сказать. Мы можем только принять это или не принять.
Э. НИКОЛАЕВА: У Вас нет никакого бизнеса кроме постоянных выступлений. Вы, Михаил Захарович, не боитесь на старости лет остаться без средств к существованию. Или вложили, какие-нибудь золотые слиточки скупаете? У меня подружка сейчас стала золотые слитки покупать. Живет в Австрии, у них сейчас очень модно. Не в банки несут деньги, не меняют ни евро, ни доллары. Какая-то открылась у них при банке каком-то и эти настоящее чистое золото.
М. ШУФУТИНСКИЙ: А чего с ним делать?
Э. НИКОЛАЕВА: Не знаю, потом продать можно. Это типа как валюта, которая ее не надо конвертировать, ничего. Просто золото. Оно в унциях, оно и в Африке…
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, не знаю, во-первых, я не думаю, что…
Э. НИКОЛАЕВА: На хлеб менять.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Не думаю, люди говорят, на черный день. Да, мы не знаем, может он сегодня настал уже черный день. Надо их тратить тогда. Нет, во-первых, я буду всегда петь. И хоть что-то, но мне за это заплатят. Правда?
Э. НИКОЛАЕВА: Хоть на еду то.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Во-вторых, я не могу. Вот копить, чтобы когда-то наступит момент. Он никогда не наступит. Эти деньги будут использованы кем-то другим, но не мной. Я хочу их использовать сам, потратить. В-третьих, у нас есть бизнес. У нас есть с сыном студия. Мой сын занимается в кино профессионально. Он продюсер звука для кино. Он работал со многими голливудскими звездами в свое время. Он очень сильный в этом деле специалист. И у нас есть студия, где мы озвучиваем фильмы и записываем звук для фильмов, и отечественных, и иностранных, и зарубежных. Делаем любую работу, связанную с дубляжом, связанную с монтажом, прочее. Это очень большая компания, у нас работает много программистов. Много звукорежиссеров. Поэтому это тоже бизнес. Он приносит небольшие деньги. Как один мой знакомый говорит: деньги маленькие, но хорошие.
Э. НИКОЛАЕВА: Лучше, наверное, чем бензозаправка, или мойка.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Знаете, я в Америке прожил достаточно долго, и поэтому я знаю, бизнес, если ты хочешь, чтобы он был достаточно успешным, ты должен в нем быть обязательно. И должен им заниматься. Понимать, что зачем, почему, откуда. Как у тебя могут украсть, и где ты можешь заработать. Я не могу, у меня нет времени. Я занимаюсь музыкой, поэтому быть в бизнесе каком-то другом у меня нет никакой возможности. Ну, совершенно.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, что же, Вы чувствует в себе еще творческий потенциал. Не устала ли душа петь, не фальшивит ли голос.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, нет, ничего не фальшивит. Я сейчас готовлюсь выпустить альбом в начале ноября новый. Там масса чудесных песен совершенно. И у меня будут концерты. У меня будет МХАТ 20 ноября. Нет, я не устал совершенно. Я постоянно работаю. Сейчас из студии я еду в Тверь. Да сводить, делать микс. Там есть человек, который работает в студии. И вот такого у меня в Москве нет, поэтому я езжу к нему.
Э. НИКОЛАЕВА: А что это особо какой-то профессиональный человек?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Да, его восприятие музыки его уши, его ощущение акустической записи, оно соответствует моему. А это очень важно, чтобы получился правильный продукт.
Э. НИКОЛАЕВА: Смотрите, некоторые ездят в Англии… Некоторые в Америки.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Нет, это бессмысленно. Это глупо. Я уже был в Америке, много чего сделал. Здесь ты живешь, ты должен это все так, как чувствуют люди, которые вокруг тебя рядом с тобой. Тогда у тебя получается. У меня так. Может быть, другие… Я в Финляндию не поеду записывать и в Англию не поеду сводить. Мне это не нужно. Я и не пою по-английски, хотя мог бы. Но мне ни к чему совершенно.
Э. НИКОЛАЕВА: А пробовали?
М. ШУФУТИНСКИЙ: Ну, когда я работал в ресторане, в эмиграции, до тех пор, как у меня появились свои альбомы, там, конечно, я должен был петь любые песни для любых. Очень много людей поют хорошо в Америке по-английски, но никто из них не поет по-русски так, как я. Поэтому мне полный смысл петь по-русски.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, что же на зоне никто не просил меня спеть "Мурку" или "Таганку", сказал в одном из интервью наш гость.
М. ШУФУТИНСКИЙ: Имелось в виду не на зоне, где я отбывал заключение, а где мне пару в жизни пришлось выступать. Никто не просил. Они вообще ничего не просили. Они были довольны. Я пел какие-то песни. Жалко мне было этих людей. Больно на них смотреть. Я понимаю, что кто-то из них действительно совершил кровавые преступления, но они, как-то сидя в зале, на этих сидениях, и глядя на сцену, они все равны абсолютно. Там нет авторитетов. И иногда самый такой человек, который, казалось бы, должен быть авторитетом, его тоже слеза прошибает, поэтому больно смотреть мне на это. Я не выступаю в лагерях.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, а поскольку мы не на зоне, давайте вдарим напоследок по "Таганке".
М. ШУФУТИНСКИЙ: Слава Богу, мы не зоне.
Э. НИКОЛАЕВА: Всем пока. Может, еще и услышимся. В эфире были я - Элина Николаева и…
М. ШУФУТИНСКИЙ: Михаил Шуфутинский. Низкий Вам поклон.
ПЕСНЯ