Юрий Мамин,Екатерина Ксеньева - Екатерина Ксеньева, Юрий Мамин - Какого черта - 2007-04-21

Э. НИКОЛАЕВА: Что за чертовщина происходит на питерских крышах и под ними? Эта тема уже давно занимает любимого режиссера нашего поколения Юрия Мамина, снявшего «Окно в Париж». И вот его новая комедия, своеобразное продолжение, фильм «Не думай про белых обезьян». У нас в студии Юрий Мамин и его дочь Екатерина Ксеньева, исполнительница главной роли в новой работе мастера, отца. Итак, господа, здравствуйте, добрый вечер.

Ю. МАМИН: Добрый вечер.

Е. КСЕНЬЕВА: Добрый вечер.

Э. НИКОЛАЕВА: Итак, вот дочь Ксеньева…

Ю. МАМИН: А я хотел сказать, что я по дороге сюда узнал страшную весть. Оказывается, Катя, я не твой отец. Теперь придется не пользоваться моей фамилией. У тебя и так другая. Иди дальше, теперь тебе открыты все пути.

Е. КСЕНЬЕВА: Ну, я, собственно, и так уже давно иду своей дорогой, слава Богу.

Ю. МАМИН: Да, от скромности ты действительно не заболеешь.

Э. НИКОЛАЕВА: Юрий Борисович, и все же, как я поняла, новый фильм это не продолжение «Окна в Париж»?

Ю. МАМИН: Нет, это продолжение только лишь моего творчества. По сюжету это совершенно никак не связано. Мало того, я вам скажу, эксперимент заключается в том, что это картина в стихах, то есть не то что бы я хочу сказать, что у меня не бывало картин в стихах, но мало того, что она в стихах, современный фильм…

Э. НИКОЛАЕВА: Это очень сложно.

Ю. МАМИН: Нет, тут сложность другая оказалась. У меня артисты не только произносят стихи, но и произносят их в темпе и в ритме как если бы они танцевали или пели бы по дирижера.

Е. КСЕНЬЕВА: Поэтому он меня и взял.

Э. НИКОЛАЕВА: Над дочерью можно измываться – все простит.

Ю. МАМИН: Ну, обычно известные ученые, они прежде всего ставили эксперименты над своими родными. Фрейд, например, и так далее. Это же известно вообще. Вот так и мы поступаем.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, правильно, Юрий Борисович, не надо называть это продолжением. Продолжение всегда хуже первого фильма, правильно?

Ю. МАМИН: Это правда. Это совсем другой сюжет, но правильно вы начали с петербургских крыш. Действительно, действие происходит, как и в «Окне в Париж», на крышах. Эта тема почему-то меня волнует, причем я сейчас стал задумываться, почему меня влекут крыши. Вы знаете, тут какая особенность – в Москве такого сейчас нет.

Э. НИКОЛАЕВА: В Москве нет таких крыш.

Ю. МАМИН: Москва разновысотный город. Вот центр питерский, где примерно одного роста дома, ну, разница в этаж, он создает такую определенную совершенно равнению на крышах, это совершенно другая часть мира. И вот когда ты находишься на крышах, ты понимаешь, что внизу проходили эпохи, войны, сменялись властители, шли революции. Здесь совершенно другой мир, здесь не все слышно было. Так, что-то доходило снизу. Иногда так выглянешь, увидишь, как мелкие там букашки и транспорт ползает. А на самом деле это совсем-совсем другой мир, где и город, и история как бы один на один.

Э. НИКОЛАЕВА: Сколько лет прошло уже после вашего «Окна»?

Ю. МАМИН: Много. Дело в том, что есть замысел снять «Окно в Париж-2». Пришло время, когда открывается вновь окно. Если помните, оно пульсирует, оно открывается время от времени.

Э. НИКОЛАЕВА: Мистический фильм такой.

Ю. МАМИН: Вот оно еще раз должно открыться. Но страна стала другой, и дети подросли, и надо ли им было возвращаться сюда – вопрос. И какая сейчас Франция, какой Париж, нужен ли он теперь такой, какой он есть? Тут очень много есть изменений.

Э. НИКОЛАЕВА: Посыл того фильма был, очевидно, таков – мы расстаемся со своим прошлым, смеясь. Ну и как, по-вашему, мы расстались?

Ю. МАМИН: Нет. С чем-то мы расстались, смеясь, с тем, что нужно было бы сохранить. А то, что приобрели – лучше бы не надо было бы.

Э. НИКОЛАЕВА: Теперь главный герой бизнесмен, кстати. Вы специально подбирали актера, похожего на Романа Абрамовича?

Ю. МАМИН: Да, это была такая цель, и нам повезло, мы нашли человека, мы своей цели добились.

Е. КСЕНЬЕВА: Кстати, очень талантливого актера.

Э. НИКОЛАЕВА: Но это питерский актер?

Ю. МАМИН: Нет, московский.

Е. КСЕНЬЕВА: Наш, наш.

Э. НИКОЛАЕВА: Катя говорит – «наш».

Ю. МАМИН: Я вам должен сказать, что не первый раз, артистов, которых я снимаю впервые, начинают потом снимать. Сухоруков, например, стал звездой. До этого я работал ассистентом и вторым режиссером у других режиссеров и находили мы, не я один, мой товарищ Арестов, привозили артистов, таких как Болтнев, Кузнецов. Тоже становились звездами. Вот сейчас не привозят. Сейчас большой недостаток, что огромная страна не охвачена интересом Москвы.

Э. НИКОЛАЕВА: Вот, посмотрите, вот тут кандидатура такая есть – я такая импульсивная, эмоциональная, все мечтаю сняться в кино.

Ю. МАМИН: Вот если бы вы жили где-то в Новосибирске, или в Свердловске, или в Чите, это действительно было бы благородное дело вас вытащить оттуда. А здесь – Господи, вас все знают, я думаю, что вам не проблема.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. Хорошо, выкрутились. По-вашему, что, Абрамович герой нашего времени или он пародия на героя? Почему именно его типаж был выбран для вашего фильма «Не думай про белых обезьян»?

Ю. МАМИН: Ну, я не рискнул бы так выступить против олигарха. Может быть, придется у него деньги просить на кино. Что вы.

Э. НИКОЛАЕВА: Это ваша постоянная забота, по-моему.

Ю. МАМИН: Да, это постоянная забота, я не буду плевать в колодец.

Э. НИКОЛАЕВА: Где вы нашли деньги на кино?

Е. КСЕНЬЕВА: Ну, маленькое отступление – Юрий Борисович в хорошем положении находился. Дело в том, что вообще он вернулся в кинематографию благодаря жене и моей мамочке, с которой они живут очень долгое время, то есть с 60-х они вместе. Это большая редкость, удивительная любовь. И именно она сделала все для того, чтобы Мамин вернулся в кино. Она достала деньги на кинопроизводство и, честно говоря, и я. Поэтому Юрий Борисович в привилегированном положении. Он сидел в Питере, творил, собственно говоря, что ему еще остается?

Ю. МАМИН: Но Абрамовича все-таки держу на всякий случай в запасе. И вот такая маленькая лесть – я взял артиста, похожего на него, хорошо сыграет, значит, ему понравится, Роману, и он сам предложит мне – Юрий Борисович, что хотите снимать? Ну, я скажу – мне нужно денег гораздо меньше, чем вы оставили своей жене в качестве развода, мне хватит на несколько фильмов, на много, причем даже на все, на всю жизнь оставшуюся.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, к фильму проявили сумасшедший интерес отборщики Канна. В чем это выражалось? Мне рассказал мой друг, сценарист Дима Минченок…

Ю. МАМИН: Приехал Жиэль Шапрон, отборщик, а я его знаю по Франции, и он говорит – что, Юра, у тебя есть новая картина? Я говорю – есть. – Давай ее сюда.

Е. КСЕНЬЕВА: Я была в Индии, там разве что ленивый француз не посмотрел «Окно в Париж». Я специально проводила опрос. Там были какие-то олигархи, консалтинг какой-то, очень богатые и очень бедные французы, разных возрастов. Они все видели «Соля дрюс», это их, как они говорили, «гран комеди» – «великая комедия». И поэтому, естественно, что Юрий Мамин – Жорж Мамин, действительно, во Франции он человек очень уважаемый, так же, как в Америке, где по «Окну в Париж» защищают диссертации, и ведь «Сони Пикчерс» приглашала «Окно в Париж» на соискание премии «Оскар». Сидим-то с мэтром вообще-то.

Ю. МАМИН: Ну, видите какая штука. Дело в том, что метрическая система предполагает: сначала был санти-мэтр, потом деци-, сейчас уже мэтр. Что впереди – я уже даже не знаю, какая следующая единица.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, и этот самый отборщик, с кем вы так дружны…

Ю. МАМИН: Ну, я не успеваю. Дело в том, что вот эта задача, которая была поставлена мною, она очень эффектная – артисты работают фактически под разные ритмы под метроном, и когда это все получается, это очень эффектно, это как будто бы танец. И я даже когда монтирую кино, завороженно смотрю и думаю «попадет, не попадет» и так зритель должен смотреть. И все это происходит, и предметы кладутся, хлопаются двери… Ну, как мы слушаем рок-оперу или ансамбль. Вот это притягивает немножечко, люди вибрируют под ритм, вот этого я ожидал. Но тут получается такая штука. Мы сейчас делаем подкладку. Одно дело ритм, а другое дело, когда возникает музыка. И музыка, вот сейчас мы попробовали, сделали опыты с моим партнером Алексеем Заливаловым, и выяснилось, что музыка забивает этот ритм. Этого не должно быть. И я понял, что надо задержать просто картину, довести до ума. Тем более, я вам скажу, честно говоря, вообще фестиваль меня особенно не волнует. Я уже получил много наград за свои картины. Мне нужен фестиваль только в связи с выходом ее в прокат. Вот она получает какую-то престижную премию и тогда картина выходит в прокат, уже снабженная этим грантом, веночком этим, что нужно. И не надо вкладывать миллионы.

Е. КСЕНЬЕВА: Кстати, это не решает проблему проката.

Ю. МАМИН: Решает. Для меня решает, потому что я комедиограф, к тому же меня знают. Для нового человека, может быть, этого было бы маловато.

Э. НИКОЛАЕВА: Вот так, так что, Катюш, вы не очень тут умничайте.

Ю. МАМИН: Да, да. Ты сыграла хорошо – и спасибо. Твоя задача сыграть хорошо, а, может быть, и денежки достать еще тоже. Кстати, для меня и для себя. Ты доставала, потому что ты там играешь, это в твоих интересах.

Э. НИКОЛАЕВА: А вот знаете, Юрий Борисович, какие у нас сейчас сложные, непростые отношения с Западом? Пропаганда внушает, что Россию не любят патологически, что там только и ждут какой-нибудь негатив о нашей стране. Может быть, им поэтому так и нравятся ваши беспощадные фильмы?

Ю. МАМИН: Ну, надо сказать, если вспомнить «Окно в Париж», меня французы очень долго уговаривали убрать там несколько сюжетов французских. Им нравилось все, что происходит здесь, и как человек разбивает телефонную будку, чернуха, но зато, говорит, давайте уберем этот филармонический зал с голыми оркестрантами, не надо, зачем это. Я говорю – нет, вы в одни ворота не будете у меня стрелять. Я должен сказать, мы не так восхищаемся вашим Парижем, чтобы показать, что у вас идеальная жизнь. Нет, совсем не так. В каждом есть свои недостатки. Это тоже противно, как вам противно. Нет, тут равновесие всегда есть. Потом, я прекрасно понимаю, в чем наше преимущество – в нашей буче боевой, кипучей. Вот это и есть, несмотря на все безумства. Ну, какая-то жизнь более любопытная. Мурлындией нас не назовешь.

Э. НИКОЛАЕВА: Скучно, когда Мурлындия. Говорят, что у фильма «Не думай про белых обезьян» грустный финал. Почему? Ведь главный герой разбогател, Роман Абрамович – Вова Смородин?

Ю. МАМИН: А вы вообще согласны с древней мудрой поговоркой «не в деньгах счастье»?

Э. НИКОЛАЕВА: Нет. Абсолютно.

Ю. МАМИН: А я согласен. Я считаю, что богатый человек…

Э. НИКОЛАЕВА: А Катя согласна?

Е. КСЕНЬЕВА: Да я так вспоминаю… Сейчас немного схлынула эта эйфория по поводу папки, дочки, вообще все это достаточно относительно. Меня это ранит, лучше бы в эфире так не звучало – потому что не папка, а на самом деле мастер, не какой-то человек, а человек, от которого я на площадке абсолютно дистанцируюсь, он для меня режиссер.

Э. НИКОЛАЕВА: Насчет богатства что там, Катюш?

Е. КСЕНЬЕВА: Что касается богатства, конечно, я думаю, что Юрий Борисович блефует, потому что если бы мы не получили возможность от меценатов, это редкие люди в наше время, это своего рода Саввы Мамонтовы, Третьяковы, Морозовы, это очень богатые люди, которые дали возможность мастеру закончить картину.

Ю. МАМИН: Да что, в этом счастье, что ли? Нет, это не счастье. Счастье совершенно в другом. Я был нищим с моей женой, мы бегали по ломбардам, мы были счастливы, потому что у нас была любовь и было здоровье. Когда человек нажил себе миллиарды, мы знаем таких несчастных, которые делают диализ бесконечно, у него и диабет, все что угодно, он только поддерживает жизнь, вкладывает гигантские деньги, чтобы поддержать свое здоровье, здоровье близких. Какое тут счастье?

Е. КСЕНЬЕВА: Ну, я знаю молодых, очень богатых и очень счастливых людей.

Ю. МАМИН: Катенька, не знаю я таких. Как ты их знаешь? Ты их видела…

Е. КСЕНЬЕВА: Мы, женщины, понимаем, почему говорим с вами в России, нищета для русской женщины это самое унизительное и страшное, что может быть.

Ю. МАМИН: Богатые все время разводятся. У них семейное счастье не получается.

Е. КСЕНЬЕВА: Бедные тоже разводятся.

Э. НИКОЛАЕВА: Только при этом одни бедные, другие богатые, а страсти кипят одинаково.

Е. КСЕНЬЕВА: У нас с Юрием Борисовичем абсолютно разная шкала оценки, разные взгляды на людей. Мы абсолютно чужды друг другу.

Ю. МАМИН: Я утверждаю, что счастье не в деньгах. Вот это мое глубокое убеждение.

Э. НИКОЛАЕВА: Имеете на это право. Итак, следующая рубрика нашей программы – блиц-опрос. Блиц-вопросы подразумевают короткие ответы. Я почему-то, Юрий Борисович, представляла вас очень каким-то тихим, спокойным, а вы такой прямо кипучий, из вас такая энергия. Я как-то раз вам звонила просто по телефону, когда пыталась взять какой-то комментарий, вы тогда болели. Но при этом вы меня не отшили, как некоторые могут сказать «да идите вы все, эти журналисты достали». Нет, все очень тихо, спокойно сказали. Думаю, сейчас придет дяденька в студию именитый весь, маститый.

Ю. МАМИН: Во-первых, меня воспитывали хорошо. «Так нельзя», говорили они.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну вот. Тем не менее про вас мало ведь все знают. Вопросы Юрию и Екатерине одновременно. Где и у кого учились?

Ю. МАМИН: У Макарьева, у Рязанова.

Е. КСЕНЬЕВА: Я училась у великолепного мастера, выпускника, кстати, московского Левертова, Юрия Томашевского, великолепный московский, питерский актер и режиссер. У него был театр «Приют комедиантам». Первый человек, который дал мне профессию базовую и дал мне главную роль.

Э. НИКОЛАЕВА: Я думала, скажет – вот у того, кто сидит рядом.

Ю. МАМИН: Нет, она не скажет.

Е. КСЕНЬЕВА: Я не считаю Юрия Борисовича своим учителем.

Ю. МАМИН: Слава Богу.

Э. НИКОЛАЕВА: Сколько лет в искусстве?

Ю. МАМИН: Как себя помню. Значит, вот… Ну, лет 10 отнять, остальное – да, потому что я занимался музыкой, я ведь хотел быть композитором и пианистом.

Э. НИКОЛАЕВА: Вы прекрасно играете на фортепиано.

Ю. МАМИН: Ну да, и сочиняю. Но так получилось, что не смог я стать виртуозом, были травмы какие-то, и перешел просто из музыкального училища Мусоргского на Моховой в соседнюю дверь, это театральный институт. На самом деле у меня мама была, бабушка Катина, она была театровед и вообще интересный человек, любительница театра, она меня приучила к театру, в частности, в БДТ ни одного спектакля не пропускал, и любовь была такая, привитая. Я поступил просто на режиссуру.

Э. НИКОЛАЕВА: А вы, Катюша?

Е. КСЕНЬЕВА: С театрального, я считаю, постижение профессии, это 94-й год и по сей день.

Э. НИКОЛАЕВА: Ваши лучшие работы, Юрий Борисович?

Ю. МАМИН: Наверное, все-таки «Праздник Нептуна». Потому что это как бы плотина прорвалась и все стало работать. Я почувствовал некую свободу. Кино это очень сложный процесс, потому что не один делаешь его, там есть коллектив, и ощущение того, что ты все-таки творишь, оно не всегда возникает, вот эта Феллиневская свобода. Вот оно у меня появилось после этой картинки.

Е. КСЕНЬЕВА: Спектакль «Санта-Крус». Театр, безусловно. Работа полноценная, главная драматическая роль и, собственно, с этого началось признание. Сам мэтр Юрий Борисович Мамин пришел на спектакль, до этого он, естественно, все очень сильно критиковал, как все вообще, но на этом спектакле он признал меня актрисой.

Э. НИКОЛАЕВА: Что для вас кино, господа?

Ю. МАМИН: Для меня это воплощение моих фантазий, что, собственно, наверное, и есть одна из главных целей в жизни.

Е. КСЕНЬЕВА: Для меня попытка сказать зрителям все не только о себе, но и о тех, кто находится внутри меня, в моей душе. В общем, любая моя роль посвящена только зрителям и из-за этого мы ругаемся с режиссерами и так далее. Доверяю только себе.

Э. НИКОЛАЕВА: Не боитесь обвинений в семейственности?

Ю. МАМИН: Ну, тогда надо всех обвинить. Скорее можно найти очень редкие варианты, когда нет семейственности, а так она вообще присутствует и у нас побеждает очень успешно во всей стране, в Москве.

Е. КСЕНЬЕВА: Я думаю, что это честнее – быть дочерью талантливого режиссера и самой при этом не подводить отца и не заставлять его краснеть, но, наоборот, гордиться, чем по дешевке, что называется. Почему народ должен считать, что любовница или жена больше стоит, чем дочь? Я считаю, что дочери гораздо более достойные, потому что отцы-то спуску не дадут, они очень критичны. Поэтому мы, дочери, гораздо более настрадавшиеся и более талантливые.

Ю. МАМИН: Ну, надо уточнение. В данном случае те роли, которые она играла, они на нее ложатся.

Е. КСЕНЬЕВА: Конечно. У Юрия Борисовича ведь такие штучки не пройдут – либо ты соответствуешь типажу, либо ты пошла вон.

Ю. МАМИН: Жена очень способная актриса, она сыграла у меня в «Фонтане», а потом в «Горько», а между этим просто не было для нее, ни в «Окне в Париж», ну, не было ролей.

Е. КСЕНЬЕВА: Я хочу сказать, что это очень крутой мужчина в том плане, что он круто обходится с актерами. Для него только типаж существует и никаких поблажек. Он знает, что в жизни я такая же сумасшедшая, взрывная и непримиримая, как и Дашенька, поэтому он мне дал эту роль.

Ю. МАМИН: В идеале, понимаете, роль немножко пишешь на актера, которого выбираешь. По крайней мере если не пишется буквально сначала, то редактируется под артиста, это очень существенно.

Э. НИКОЛАЕВА: Это правильно. Где вы живете в Питере?

Ю. МАМИН: В центре. Исторический центр. Улица Гороховая, которая связывает между собой, это один из трех лучей, выходящих на Адмиралтейство. С одной стороны Адмиралтейство, с другой ТЮЗ. Начинается Гороховая, 2 это бывшая ЧК, Дзержинский, где во дворе расстреливали, заканчивается она домом, где жил Распутин, а посерединке жили герои Достоевского, напротив меня дом, где зарезали Настасью Филипповну, в моем доме, вероятно, жил Обломов, может быть, даже в моей квартире. Я родился в ней и вот живем до сих пор в ней. А Катя стала москвичкой.

Е. КСЕНЬЕВА: Да, с большим удовольствием. Здесь моя любовь. И я очень люблю Москву. Это город, где мечты воплощаются в противовес Питеру, где можно промечтать всю жизнь, а жизнь пройдет.

Э. НИКОЛАЕВА: Но зато мечтать в красивых условиях. В красивых, романтичных, питерских условиях. Ну что, материальный достаток. Вы очень материально достаточные люди?

Ю. МАМИН: Не сказал бы. Наоборот, все время то густо, то пусто.

Э. НИКОЛАЕВА: С протянутой рукой.

Ю. МАМИН: Бывает очень часто, что с протянутой рукой. Нам не привыкать. Очень часто бывает. Ну, нет такого, чтобы поесть было нечего. Раньше бывали такие вещи. Но когда не хватает денег на кино, тратится все, закладывается квартира, ну все.

Э. НИКОЛАЕВА: Что, такое тоже было?

Ю. МАМИН: И сейчас есть. У нас заложена квартира.

Э. НИКОЛАЕВА: Да вы что? Вот эта самая на Гороховой?

Ю. МАМИН: Нет, не на Гороховой. Московская. Московская, там и участок, в общем, все заложили, что могли.

Е. КСЕНЬЕВА: Ну, это нормально. Для Голливуда эти вещи нормальны абсолютно. Когда я посмотрела, сейчас идет замечательная серия про голливудские вот эти все подвиги продюсерские, и Спилберг, все работают так, как надо работать, то есть самоотверженно, с полной отдачей, ничего себе не хапая. Так должен работать настоящий продюсер, а не торгаш.

Ю. МАМИН: Ну, тут бояться особенно не приходится. В данном случае ты идешь… Если оглядываясь смотреть на проект, который ты хочешь сделать, туда тебе и дорога. Ты должен защищать его, должна быть уверенность. И вообще, режиссер это победительная профессия, обязательная. Тут рядом с группой бежать…

Е. КСЕНЬЕВА: Ну, еще, вы понимаете, что Людмила Александровна знала, в кого она вкладывает деньги – в великого мастера…

Э. НИКОЛАЕВА: Это вы про маму говорите?

Е. КСЕНЬЕВА: Да, она знала, куда деньги вкладывать, поэтому я думаю, что все будет хорошо.

Э. НИКОЛАЕВА: Короче, в новом фильме – подойдем уже ближе к телу – герой Вова Смородин, неуловимо похожий на Романа Абрамовича, попадает с питерской крыши, приемчик тот же, Юрий Борисович, уже не в Париж, а в буддистскую Азию. А откуда здесь берется смех? Какие темы вы обыгрываете? Там какая-то притча, да еще в стихах.

Ю. МАМИН: Да, он в своих снах. Дело в том, что этот человек обнаруживает, что, вообще говоря, его жизнь придумана уже. Он не хозяин своей жизни, ничего не решает, она уже записана. Он функционирует. У него все расписано. И есть авторы, их играют Юрский и Басилашвили. Они обсуждают, может ли он вообще немножко поспорить с сюжетом или он закончит так, как они придумали сюжет. Вот они спорят друг с другом по этому поводу, а ему хочется быть самостоятельным. В этом есть как раз философия экзистенциализма – пересесть с того стульчика, который тебе предназначили государство и вообще судьба. Он хочет сесть на другой. Тут вопрос – удастся ли ему? У него был шанс, потому что он столкнулся с людьми совершенно другого мироощущения, тех, для кого деньги не главное. Как бы Катя со мной ни спорила, именно герои, с которыми он сталкивается, вот это те люди, которые живут интересами прекрасного, искусства, творчества – в этом есть смысл жизни, а нигде. А он – только в деньгах.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, понятно, вот в чем идея режиссера. И поэтому он проиграл.

Ю. МАМИН: Да. «Счастья не было и нет, хоть в этом больше нет сомнений…», как сказал Блок. Действительно, а счастья нет, несмотря на то, что мечты вроде бы воплотились.

Э. НИКОЛАЕВА: Да, тут подумаешь еще. Екатерина играет роль косоглазой журналистки…

Ю. МАМИН: Это в другой картине. Это в «Русских страшилках».

Э. НИКОЛАЕВА: А я думаю – Боже мой, откуда здесь журналистка-то еще взялась? Это от нелюбви к журналистам, что ли?

Е. КСЕНЬЕВА: Наоборот, от большой любви.

Ю. МАМИН: Нет, мы очень любим нашу героиню.

Е. КСЕНЬЕВА: Как раз ее образ я лепила с моей подруги замечательной, журналистки питерской. У нее со зрением проблемы как раз, поэтому я этой ролью и хотела привлечь внимание мужчин. Что называется, настоящие-то девушки, те, которые лучше, я не знаю насколько, они, конечно, не красивы, как модели, но по сути они-то и есть женщины самоотверженные, те самые российские женщины, которые, собственно, и есть самое наше.

Э. НИКОЛАЕВА: Но это из другого фильма, Катюш?

Е. КСЕНЬЕВА: Это «Русские страшилки».

Э. НИКОЛАЕВА: Отлично. Вас дочка-то вообще слушается на съемочной площадке?

Ю. МАМИН: Ну, ругаемся иногда. Вообще ругаюсь только с ней. Артисты боятся режиссера. Но надо сказать, сколько бы она здесь ни говорила, что на площадке это мэтр, мастер и так далее, все-таки родственно… Я говорю, не позволил бы никто, кроме тебя…

Е. КСЕНЬЕВА: Здесь немножко другое. Здесь опять-таки возникает какой-то пафосный междусобойчик, на самом деле этого быть не должно, и этого и нет. Это очень нормально, когда актриса и режиссер собачатся, ругаются. В театре, как вы знаете, однажды Высоцкий в Любимова запустил рапирой, чуть его не убил. В театре, когда я репетировала с Томашевским, он на меня ругался матом, я отстаивала свою роль. А тут получается такой странный подхалимаж со стороны съемочной группы по отношению к мастеру, то есть получается, что дочка – стерва и она орет на мастера. На самом деле это должно быть и именно в силу того, что я дочь – ну, так получилось, это приобретает какой-то нездоровый оттенок. Это абсолютно нормальное состояние творческое. Если бы актриса не ругалась с режиссером, роль бы не получилась никогда – ни у Нееловой, ни у…

Ю. МАМИН: Надо сказать, Неелова – да. Я был ассистентом у Авербаха на «Фантазиях Фарятьева», очень сильно она ругалась с режиссером, бесконечно, часами.

Э. НИКОЛАЕВА: Когда ж она играла?

Ю. МАМИН: А, знаете, как – вот один день не снимают до 12-ти, другой день не снимают, на третий день нашли как снимать, а время кончилось, на четвертый сняли.

Е. КСЕНЬЕВА: Это очень понятно. Трепет актрисы, актера. Мы же отвечаем перед зрителем. Что касается Юрия Борисовича, он какие-то вещи… ну, они до меня не доходят, у него другой организм, он мужчина, он мне непонятен. Поэтому если я чего-то не понимаю, я начинаю беситься, естественно, от волнения, только от ответственности перед зрителем, перед собой.

Э. НИКОЛАЕВА: Вы же объясняете актерам, как нужно, как вы видите ту или иную сцену?

Ю. МАМИН: Обязательно. Мало того, показываю.

Э. НИКОЛАЕВА: Это лучше всего, когда показывают.

Е. КСЕНЬЕВА: Для меня это очень плохо.

Э. НИКОЛАЕВА: А мне нравится, когда показывают.

Е. КСЕНЬЕВА: Вот мужчинам нравится, когда Юрий Борисович показывает.

Ю. МАМИН: Мужчинам, пожалуйста, показываю – все, говорит, все ясно. А Катя – нет, у нее другой организм, она по-другому работает. Но я должен сказать, что вообще все стервозные актрисы, так их называют, они устраивают скандалы только, действительно, в связи с волнением, только. Эта самая большая стерва после того, как у нее получилось, добрейшее существо. И режиссеры такие же. Я работал под режиссерами такими, что лучше сразу убить.

Е. КСЕНЬЕВА: Знаете, я так поняла, что лучше пусть меня считают стервой, но я не буду краснеть перед зрителем.

Э. НИКОЛАЕВА: Понятно. Ну, конечно, надо же как-то выплеснуть свою неуверенность. Лучше запустить рапирой в кого-нибудь.

Ю. МАМИН: Да. Это метод такой, метод.

Э. НИКОЛАЕВА: Итак, почему вы когда-то назвали свой жанр критическими памфлетами? Вот «Праздник Нептуна», к примеру, критический памфлет у вас?

Ю. МАМИН: А кто сказал так?

Э. НИКОЛАЕВА: А вот как-то где-то что-то у нас порой вычитала.

Ю. МАМИН: Это дело критиков, они обзовут как угодно еще. Нет, это не памфлет. Памфлет это все-таки, во-первых, литературное произведение в большей степени, во-вторых, носящее какой-то чисто обличительный смысл. Здесь же все-таки создается определенный мир новый. Вот если говорить о Салтыкове-Щедрине, это, скорее, может относиться к такому жанру. Здесь как бы создается новый мир и смешная ситуация, комическая. Знаете, редко бывает, комическая ситуация – люди купаются в проруби, чтобы не ударить в грязь лицом из-за того, что кто-то там чего-то наврал. Открылось окно в Париж – и вся Россия готова туда выбежать. Вот как бы такой ход позволяет сделать портрет общества.

Э. НИКОЛАЕВА: Катюш, когда отец сделал «Окно в Париж», сколько вам было лет? Вы смеялись над этим фильмом?

Е. КСЕНЬЕВА: Это было после школы. Ну, для меня этот фильм не столько откровенен, как «Праздник Нептуна», когда я была школьницей, я была на празднике Нептуна, и я поняла, что этот фильм конкретно, он гениальный, потому что это настолько пронзительный фильм о России, о патриотизме, о русской деревне. Это надо знать своего отца, чтобы понять, как он любит русскую деревню, как он чувствует, что это его боль. Это безумно поэтический, талантливый, на одном дыхании фильм, как и «Фонтан». «Окно в Париж» мне нравится гораздо меньше, чем эти два фильма. Поэтому для меня это не было ни потрясением, ни… хотя это хит, я знаю, что это хит всех времен. И мне это приятно.

Э. НИКОЛАЕВА: Расскажите про эту французскую актрису. Мне интересно, она была очень забавной, когда вы ее снимали?

Ю. МАМИН: Я могу рассказать один очень забавный случай. Приехала французская актриса и первый съемочный день мы снимали в милиции. Помните, когда попадает туда француженка, побитая милиционерами, вся испачканная, в грязи, переодетая, обворованная и сидит с проститутками где-то там в загоне за решеткой и туда приходит во фраке наш Чижов, который говорит, что это Эдит Пиаф и ее вытаскивает. Значит, снимали мы в отделении милиции. Приехала французская актриса и она с самого начала была раздражена очень. Вероятно, она-то, действительно, стервозность была, проявлялась, тоже она волновалась очень. Что-то ей не нравилось, она капризничала и так далее. А до того, как начались съемки, я узнал, где туалет. Туалет был вверху, на верхнем этаже. Спуск не работал. Бачок не спускал ничего. Горшок был полный, причем каким-то одним человеком было это сделано, это было что-то такое слоновое. Ну, я ушел, удивившись – бывает же такое. Теперь, значит, спрашивают – актриса хочет перед тем, как сняться, пройти в туалет. Я говорю – проводите ее наверх, на второй этаж. Да, говорю, сейчас что-то будет. Она до этого скандалила, была такая нервная, дерганая, все ей не нравилось, Россия, тут все неудобно, нехорошо. Поднимаются наверх и спускается побледневшая, очень-очень спокойная, тихая и говорит «я готова к съемке». Она сразу окунулась, она совершенно, эта гламурная… потом я в Париже ее снимал, едем в магазин, она говорит «я знаю, там есть великолепная футболочка, надо купить». Бешеные деньги, серенькая футболочка, я потом такую видел за 100 франков. Она покупает за несколько тысяч франков. Она проезжает по тротуарам, ей свистит ажан, подбегает, она улыбается, он говорит «О!» и пропускает. Это не наши милиционеры. И эта звезда так спокойно проезжает. И, собственно говоря, сейчас она из инициаторов снятия «Окна в Париж-2». Ну, может быть, она там не так снимается часто, но для нее будет интересная работа, я так полагаю.

Э. НИКОЛАЕВА: Она повторно окунется…

Ю. МАМИН: Да.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну что же, а как французы отнеслись к тому фильму?

Ю. МАМИН: Ну вот Катя рассказала же, что только ленивый не посмотрел. Тавернье приехал, один из старших, я в составе делегации, мы должны принимать, как всегда, еще кто-то режиссеры. Пошли в «Демьянову уху». Они далеко там сидят за столом, общий разговор, мне всегда это скучно. Выпиваем сидим, едим уху и тут ему говорят – тут Мамин. «Мамин? Где он? Покажите мне!». Бежит, пожимает мне руку, говорит «я картину не смотрел, но мне дочь прожужжала уши, она мне каждый день уже в течение месяца рассказывает сюжет, каждый день за завтраком, я уже знаю наизусть».

Э. НИКОЛАЕВА: А теперь просветите меня, темную, непросвещенную, что это за господин был у нас?

Ю. МАМИН: Тавернье – ну, это классик французского кино. У него много исторических фильмов, таких настроенческих. В общем, он такой классик, как у нас Бондарчук, вот так.

Э. НИКОЛАЕВА: Теперь у вас вместо французов буддистские монахи.

Ю. МАМИН: Ну да. Это восточная притча. Буддийского разлива. Молодой юноша решил открыть себе третий глаз, то есть стать ясновидящим. Третий глаз – это как бы присутствующий такой орган у каждого человека, судя по всему, во лбу, а не в другом месте, который позволяет ему проникнуть в будущее, прошлое. Стать ясновидцем, короче говоря. И они становятся, в общем, такими оракулами. И он хочет открыть этот третий глаз, приходит к мудрецу. Мудрец говорит: «Нет ничего проще. Не думай про белых обезьян». – «А я и не думал». – «Вот и не думай». Он пошел спать в келью, говорит: «Что вы со мной сделали? Я всю ночь не спал, я только о них думал, их становилось все больше и больше». – «Вот теперь попробуй, чтобы о них не думать, тогда, может быть, поумнеешь, иди». Вот начинается эта притча. А, кстати, вопрос о белых обезьянах – это такая навязчивость, от которой человек не может освободиться.

Э. НИКОЛАЕВА: Именно от белых обезьян?

Ю. МАМИН: Ну, это как образ.

Э. НИКОЛАЕВА: А от синего троллейбуса?

Ю. МАМИН: Вы знаете, я вам скажу «не думайте про белых обезьян», вы начнете думать, и сейчас вот думаете про них и не сможете избавиться сейчас. Вот попробуйте о них не думать.

Э. НИКОЛАЕВА: Когда ваш фильм выходит в прокат?

Ю. МАМИН: Я думаю, осенью. Ну, летом мертвый сезон, даже если фильм будет закончен.

Э. НИКОЛАЕВА: Полгода буду думать про белых обезьян.

Ю. МАМИН: Уверен абсолютно. А потом, как поумнеете..

Э. НИКОЛАЕВА: Вот как поумнею, как фильм увижу, и перестану. Ну, я уже поняла, что там про богатых, про то, что не в деньгах счастье, мы об этом уже говорили…

Ю. МАМИН: Как вы скучно говорите об этом. Можно подумать, что каждый день видит такие фильмы и они уже просто оскомину набили – про богатых, про не в деньгах счастье не хочу, а я хочу про богатых. Нет, это и сюжет оригинален и я полагаю, что для сегодняшнего дня тема очень важна, потому что страна, в которой деньги являются мерилом всех ценностей, а Россия сейчас стала именно такой, она немножко противоречит себе самой и тому, чем она, собственно говоря, была ценна для всего мира.

Э. НИКОЛАЕВА: В общем, смысл фильма в том, что пора нашим нуворишам о душе подумать.

Ю. МАМИН: Пора вообще подумать о том, чтобы возвратить какие-то духовные ценности вообще.

Э. НИКОЛАЕВА: Юрий Борисович, вам не кажется, что богатые люди это своего рода мутанты, что у них другие мозги и на ваши произведения искусства им плевать, если только эти произведения не являются средством вложения капитала?

Ю. МАМИН: Ну, может быть и так, но не все. Есть люди, которые вложили деньги из любви к моему творчеству. Но для этого нужно быть как минимум все-таки моим ровесником. Это люди, которые взрослели со мной, которые понимали, которые воспринимали мои картины как движение по изменению положения внутри страны, потому что мои картины отражали, они же сатирическо-социальные. «Праздник Нептуна» - первые картины перестройки, «Фонтан» – это тоже портрет постперестроечного времени. И это все было понятно, они с этим жили, они это ценят. Что касается вообще богатых, их так немного, что они не могут составить, вообще говоря, мою аудиторию, я не могу рассчитывать на них. Мне важно найти ту аудиторию, причем мне не нужно, чтобы было очень много, больше всего в мире насекомых, а я все-таки хотел бы обратиться к млекопитающим. Мне вполне хватило бы вот этой группы людей, которые, как помнится, в старые времена после фильма оставались, по два часа со мной беседовали, задавали умные вопросы и мы все вместе немножко поднимались на одну ступеньку для того, чтобы общество все вместе было еще более гражданским. Была такая надежда, что оно станет гражданским.

Э. НИКОЛАЕВА: Стало?

Ю. МАМИН: Нет, не подтвердилось. Но надежда остается, она умирает последней, как известно.

Э. НИКОЛАЕВА: Снимая «Окно…»… - опять я с этим «Окном в Париж» - вы были более свободны? А теперь?

Ю. МАМИН: Ну, что значит свободный. Свободный человек почти никогда не бывает. В творчестве – знаете, несвободен всегда бываешь, действительно, от недостатка финансовых возможностей воплотить свои идеи. Вот несвободен ты, и все. И начинаешь придумывать, и завидовать тем голливудским режиссерам, которые могут себе позволить и создать институт какой-то вокруг себя. Там же изобретаются, они предлагают, ты отбираешь и так далее. А когда мы собираемся и здесь на пальцах что-то такое изобретаем как сделать то, что уже давным-давно известно, а мы колесо изобретаем. Но самое главное ведь в творчестве даже не деньги и не вложения. Мы это видим, что многомиллионные фильмы далеко не всегда бывают творческими удачами. Главное – идея, новый подход, свежесть мысли. Вот ее как раз не хватает, мне кажется, американскому кино в большой степени. А мы вообще сдались под американское кино. Наши работают на сдачу.

Э. НИКОЛАЕВА: Кальку.

Ю. МАМИН: Да, кальку для бедных, что называется. Вот это вот обидно, тем более что у нас абсолютно самобытная культура.

Э. НИКОЛАЕВА: А кто писал стихи для «Не думай про белых обезьян»?

Ю. МАМИН: Вячеслав Лейкин – тот, который был автором сценария «Бакенбарды».

Э. НИКОЛАЕВА: А поймут ли это зрители?

Ю. МАМИН: Поймут ли они, что он автор «Бакенбардов»?

Э. НИКОЛАЕВА: Нет, поймут ли, что в стихах фильм? Юрий Борисович, вы что это меня уже подкалываете?

Ю. МАМИН: Нет, а я не понимаю, как можно не понять, если человек говорит в рифму? «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?» Гладко я сказал, гладко? А это стихи.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, я еще пока понимаю.

Ю. МАМИН: Ну, я надеюсь. Ну, не все, конечно, зрители будут так умны, как вы, но кое-кто все-таки поймет.

Э. НИКОЛАЕВА: Катя, прочитайте, пожалуйста, какой-нибудь типичный текст слов из фильма. Кстати, какая у вас там роль все-таки, если вы не косоглазая журналистка?

Е. КСЕНЬЕВА: Наконец-таки я от вас добилась этого вопроса – какая у меня роль. Роль Дашеньки. Для нее я специально посещала клиники для душевнобольных. Я была просто потрясена. Условия ужасающие на самом деле. Я надеялась там увидеть что-то вроде «Пролетая над гнездом кукушки». Ничего подобного нет, они там как мухи в консервной банке. Они там спят, у них там нет воздуха. Одна девушка говорила главврачу, с которым я сидела – ну, выпустите, пожалуйста, дайте мне подышать хотя бы немножко свежим воздухом, я так хочу подышать. Нет, говорит, деточка, иди. А там ходят какие-то сонные старухи. Это ад, это ад.

Э. НИКОЛАЕВА: Сумасшедший дом!

Е. КСЕНЬЕВА: Нет, это не смешно, это ад. Вообще Юрий Борисович снимает ведь опосредованно комедию. Это не значит, что Мамин комедиограф, значит, ах, ух. Нет, это очень глубокий режиссер и фильм-то, в общем, отчаянный, пронзительный. И роль моя отчаянная и пронзительная. Поэтому особо смеяться – я не знаю. Там, конечно, будут очень смешные вещи, но фильм-то трагикомедия. Это как всякий фильм у Мамина. Поэтому он не в смысле комедиограф, чтобы посмешить, а в смысле комедиограф, чтобы заставить людей задуматься и, может быть, даже заплакать, может быть, где-то не засмеяться. Это не глотная комедия, как все комедии великого Мамина. Слава Богу, что он не ставит задачу просто смешить зрителей.

Э. НИКОЛАЕВА: У нас рубрика, господа. Называется «Культура-мультура». О состоянии отечественного юмора. Вы не считаете, что для некоторых юмористов пора ввести запрет на профессию?

Ю. МАМИН: Да.

Е. КСЕНЬЕВА: Еще как.

Ю. МАМИН: Знаете, я вам должен сказать, что юмор у нас в основном превратился в зубоскальство. Можно пощекотать кого-то, кто боится щекотки, он засмеется. Это не значит, что человек остроумно это сделал. Вот так примерно. Я должен вам сказать, что симпатичны мне даже «Комеди-клабы», но я не могу сказать, что это какой-то особый юмор. Я увидел в магазине, скажем, уже выпускаются диски, там уже 46-й идет диск «Лучшие приколы «Комеди-клаба». Вы знаете, не наберется и на одну страничку, а там 46 этих самых часов уже. Не бывает такого. Тем более что мне это очень напоминает библиотечку самодеятельности в наше застойное время в помощь, где диалоги, шутки какие-то, конферанс – такого рода. А молодежь смеется.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну, говорят, Юрий Борисович, это как гипноз. Смешно – смейтесь.

Ю. МАМИН: Вот я им завидую. Знаете, как иногда я завидую зрителю, которому понравилось кино, с которого я сбежал: «Ну, ты выиграл, значит. Потратил деньги, тебе понравилось». Я не могу разделить эти вещи. И тут – смеются, им доставляет удовольствие. Я смотрю – скучаю.

Э. НИКОЛАЕВА: Насколько большой вред приносят эти люди?

Е. КСЕНЬЕВА: Они насаждают безвкусицу, пошлость, они не воспитывают вкус.

Ю. МАМИН: Ну, если они не приносят вреда, то они пользы не приносят.

Е. КСЕНЬЕВА: Ну вот в Англии же есть Монти Питон…

Ю. МАМИН: Давно уже нет.

Е. КСЕНЬЕВА: Ну, было же.

Ю. МАМИН: Ну, Фриерс уже ушел, серьезный режиссер. Жванецкий был у нас, был Театр миниатюр…

Э. НИКОЛАЕВА: Жванецкий у нас и сейчас есть.

Ю. МАМИН: Сейчас есть. Карцева и Ильченко нет. Дело в том, что это все-таки был театр Жванецкого. Вообще говоря, одного автора слушать тяжеловато, а когда это разыграно, тогда это становится зрелищем, это интересно, это цитируется.

Е. КСЕНЬЕВА: А у нас же Хазанов еще есть.

Э. НИКОЛАЕВА: Да, Юрий Борисович, по такому принципу вы могли бы сами сниматься во всех своих фильмах.

Ю. МАМИН: Мог бы, но я должен сказать, в отличие от многих моих и коллег, и вообще кинематографистов, и вообще моих сограждан, я не завидую артистам, я завидую режиссерам. И всегда хотел стать режиссером.

Э. НИКОЛАЕВА: Вас же не видно, вы же за кадром.

Ю. МАМИН: Да, это верно, но актеры знают, что я хозяин этого дела. Я-то вижу всегда, вот артист играет хорошо – я хвалю режиссера, отчасти артиста. Плохо играет – я ругаю режиссера, не надо было брать этого артиста и не надо было брать этот дубль, надо было еще раз снять. Режиссер всегда отвечает за все. Зритель этого не понимает, но не важно, зато мы понимаем.

Э. НИКОЛАЕВА: Самые ужасные шутки, которые вы слышали, продолжая нашу тему «Культуры-мультуры»?

Е. КСЕНЬЕВА: Это не для эфира.

Ю. МАМИН: Я должен сказать, что их хочется сразу забыть. Ну, во-первых, ужасно – это шутки с бородой. Сейчас, я должен сказать, идет по третьему, по четвертому разу то, что я слышал в 60-е года. Такие вот шуточки идут.

Е. КСЕНЬЕВА: И, конечно, «Комеди-Клаб» это воплощение пошлости.

Э. НИКОЛАЕВА: А уже Юрий Борисович про это сказал.

Е. КСЕНЬЕВА: А сказал, да?

Э. НИКОЛАЕВА: Завуалировано.

Ю. МАМИН: Ну, я не сказал так, в лоб.

Е. КСЕНЬЕВА: Я слушала по радио то, от чего ржал весь компьютерный клуб. Я говорю – подождите, мальчики, а что это за пошлость? Они говорят: «Это «Комеди-Клаб». И тут же выключили. Там просто откровенный такой стеб на тему женской сексуальности, причем разбирается женщина по частям, ее части тела.

Э. НИКОЛАЕВА: И все должны смеяться, особенно женщины.

Е. КСЕНЬЕВА: Стеб, да, над какими-то частями женского тела. Ну, я не знаю, это может делать либо сумасшедший, либо человек абсолютно определенной ориентации, который уже ненавидит просто нас, либо человек, которому не везет с женщинами.

Ю. МАМИН: Ну, шутки ниже пояса, что называется.

Э. НИКОЛАЕВА: Ну что, можно ли назвать Россию страной черного юмора?

Ю. МАМИН: Юмора не хватает. Надо сказать, что он как-то не допущен. То, что делают и пытаются делать черные комедии, они несмешные, они очень натужные, к сожалению. Натужные, неприятные, оставляют неприятный осадок. Вообще говоря, смех это лечебное свойство, даже если он критический. Человек смеется даже до слез – он вылечивается. Мне говорили, что благодаря вам я поправилась, смотрела ваш фильм и смеялась от души до слез.

Е. КСЕНЬЕВА: Вообще, когда я оглядываюсь на жизнь моих родителей – всякая была жизнь, их жизнь была очень трудна – но я думаю, и мамочка мне все время говорила, что их спасало все время в трудные минуты, они очень много смеются. И не потому что они какие-то светлые идиоты, наоборот, они очень красивые и умные люди, очень красивые и умные, но они настолько чувствуют вот этот смех, что это их молодит. Вот, посмотрите, им уже 120 лет, а выглядят на 40.

Ю. МАМИН: А выглядит на 110. При этом я должен сказать, что в мире нашем раскинуто, особенно в нашей стране, огромное количество смешных вещей. Очень много смешного. Но не все это видят. Ведь моя задача, как комедиографа, показать это, чтобы зритель вместе со мной рассмеялся, потому что зритель ходит зашоренный, не видит, что он живет в цветном мире.

Э. НИКОЛАЕВА: Тема, которая у вас в загашнике – ну, прямо так вы мне и сказали?

Ю. МАМИН: Почему? «Окно в Париж-2» – об этом я уже сказал.

Э. НИКОЛАЕВА: «Окно в Париж-3»?

Ю. МАМИН: Нет. Еще вторая тема, инициатором которой очень активно выступает моя дочь, она хочет, чтобы я снял фильм музыкальный.

Е. КСЕНЬЕВА: Ну что значит – очень активно выступает дочь? Опять-таки, у нас нет активной дочери. Я не дочь и не активная дочь, поверьте мне. Я взрослая женщина, у меня уже своя жизнь. На самом деле была пронзительная ситуация в «Обезьянами», были настолько вымотанные и мать, и отец. Ну, нет денег, и останавливается кинопроизводство. Бледный, приезжает отец, просто живой труп. Я увидела его лицо, мне стало так больно, и я сказала себе – последний раз он снимает с нашей съемочной группой, с нашими операторами. Этот человек должен, своим талантом он заслужил возможность снимать с голливудскими ребятами, и он сделает это. Проект «Рок-мэн» я посвящаю… мне там делать, как актрисе, нечего. Это про еврейское местечко, еврейских музыкантов с одной стороны и черных музыкантов с другой стороны. Это пронзительная история…

Э. НИКОЛАЕВА: Есть уже договоренность?

Е. КСЕНЬЕВА: Да, есть договоренность и с американской стороной. Этот проект выстрадан мною, это проект, направленный против национализма, за то, что музыка способна объединить столь разные нации – Америку и нас, и джаз в данном случае.

Ю. МАМИН: Это про джаз. Катя не сказала самое главное, что это джазовое.

Е. КСЕНЬЕВА: Да, это джаз. И Юрий Борисович же снял блистательную передачу под названием «Утесов», просто это искрометная была настолько передача, что Валентин Гафт подошел к нему и сказал: «Юра, что ты сделал с Утесовым? Это блестяще».

Э. НИКОЛАЕВА: Катя, пока вы говорили про Голливуд, Юрий Борисович так потупил голову и очи долу, и я сразу почему-то вдруг представила, что это не Юрий Мамин сидит, а целый Спилберг просто. Стали похожи, Юрий Борисович.

Ю. МАМИН: Да, три четверти Спилберга примерно, да.

Э. НИКОЛАЕВА: Ваши отношения с ТВ? У вас есть какие-нибудь отношения?

Ю. МАМИН: Последнее, что я сделал, это сериал «Русские страшилки». Считаю, что вообще новый по форме. Но был показан в половине первого ночи дважды. Несмотря на это, школьники смотрели. Вы знаете, дело в том, что надо вообще иногда рисковать тем, кто делает.

Е. КСЕНЬЕВА: Опять-таки, мне надо было съездить в Индию, чтобы понять, сколько поклонников у «Русских страшилок».

Э. НИКОЛАЕВА: Что вы думаете про отечественный прокат?

Ю. МАМИН: Он монопольный.

Э. НИКОЛАЕВА: Но вы нашли пути?

Ю. МАМИН: Пока нет, но ищем.

Э. НИКОЛАЕВА: Почему у нас снимается так мало комедий?

Ю. МАМИН: Не до юмора. Люди ищут деньги и пытаются заработать деньги, а вообще юмор это свойство человека свободного от забот таких.

Э. НИКОЛАЕВА: Да. Спасибо за ваши ответы, за ваши фильмы и роли. Будем смеяться, пока мы живы, в том числе благодаря вам. Какого черта, смейтесь, пока еще не все потеряно. А когда все потеряно, смейтесь еще больше. Всем пока. В эфире были я, Элина Николаева и…

Ю. МАМИН: Юрий Мамин…

Е. КСЕНЬЕВА: И Екатерина Ксеньева.