Памяти Павла Шеремета - Арина Шарапова, Станислав Кучер, Андрей Архангельский - Ищем выход... - 2016-07-20
О.Чиж
―
Здравствуйте. Обычно на этом месте программа «Ищем выход», меня зовут Оксана Чиж. Сегодня это будет программа, посвященная памяти Павла Шеремета. Журналист, который хорошо знаком зрителю, читателю, слушателю в России, в Белоруссии и на Украине. Сегодня утром в центре Киева взорвалась машина, за рулем которой находился Павел Шеремет. Думаю, что в ближайшее время мы будем узнавать подробности, связанные с версиями, с расследованиями. Сегодня же мы можем только вспомнить об этом человеке, рассказать, каким он был за пределами телекамер, пределами текстов, пределами радиоэфиров.Представляю сегодняшних гостей – журналист Станислав Кучер, журналист «Огонька» Андрей Архангельский и Арина Шарапова, журналист Первого канала. Как вы познакомились с ним? Давайте, Арина, начнем с вас.
А.Шарапова
―
Давайте. Я вспоминаю 1995 год, я в 1996 г. пришла в программу «Время», в 1995 я еще работала на «Вестях», но уже тогда мы как журналистский большой коллектив друг с другом начинали общаться, в разных пулах, я тогда работала корреспондентом и тогда познакомилась с Шереметом. Уже совсем близко мы сдружились в 1996, в силу того, что у нас тогда были авторские программы и естественно, корреспонденты приходили к нам, отдавали тексты, в том числе, аналитические, которые писал Паша. В общем, благодаря такой плотной работе, мы и подружились. Дружили мы очень здорово. Он веселый, солнечный, счастливый всегда, даже несмотря на то, что его ум всегда был погружен в очень глубокие размышления, и его желание справедливости было каким-то просто абсолютно патологическим еще в те годы. Он бы помоложе и внутренней в гармонии в нем не чувствовалось – все было максималистски сильно.
О.Чиж
―
Идеалист?
А.Шарапова
―
Абсолютно. Я бы даже сказала, такой революционный романтизм. Ссорились мы с ним чудовищно, но я помню, такие были эпизоды, когда он говорил: «Боже, женщина». Когда он понимал, что уже хватит, он очень дорожил нашими отношениями, он говорил: «Боже, женщина, ну, что я буду с тобой связываться? Оставайся при своем мнении». То есть, он это делал для того, чтобы не поссориться.И еще очень важно – он не предавал. Это, конечно, фантастически. Какие-то тайны, которые он знал – нас дружило несколько человек, он никогда не был ни сплетником, ни болтуном. Мощный парень, конечно, был. Солнечный. Солнечный зайчик.
О.Чиж
―
Андрей?
А.Архангельский
―
Мы познакомились относительно недавно, лет пять назад, когда Павел стал работать у нас редактором отдела «Общество», он вел еще программу на ОТР, и в этот период мы с ним познакомились. Знаете, я сегодня, конечно, в каком-то потрясенном состоянии, потому что это все невозможно представить, и ты уже начинаешь осмысливать, пытаться понять, для себя сформулировать этого человека. Знаете, сейчас я подумал – в России есть такое очень распространенное представление, что свобода и желание справедливости это связывают с юношеским максимализмом, связывают с возрастом. Это, на мой взгляд, неправильное представление о человеке, искаженное. Потому что, в общем, настоящий журналист отличается тем, что в нем этот максимализм не зависит от возраста. То есть, этот юношеский максимализм остается с человеком фактически до конца жизни.Это не проявляется как-то во внешнем, он был человек солидный, грузный, можно сказать, хотя и очень веселый. Но знаете, я сейчас вспоминаю, думаю, - он был легкий человек, он со всеми был знаком и все его любили. Но был в нем второй план, и этот второй план совершенно не был заметен. Дело в том, что этот человек когда-то на каком-то этапе жизни раннем, видимо, когда случилась эта история еще в 1997 г. в Белоруссии с его задержанием, на каком-то этапе этот человек для себя решил, что для него важно в жизни. И верность этому важному он сохранил. Это человек, которого невозможно было представить говорящим: да ладно, да мы устали от вашей свободы, да хватит, мы уже старенькие, чего мы будем ерепениться, все уже давно понятно. Вот такого он никогда не говорил. Этот человек был в высшем смысле идеалист, он был настоящий журналист, потому что это для него и было самое важное. И он никогда этим не бравировал. Это было глубоко внутри. Это был человек, абсолютно категорически верный свое профессии. Причем, абсолютно этим не кичащийся. Я это понял буквально сегодня.
О.Чиж
―
Станислав?
С.Кучер
―
О знакомстве? Знаете, мы не были с Павлом близкими друзьями, и при этом одновременно были. Вот такое интересное противоречие. То есть, мы были знакомы примерно с начала «нулевых» годов, общались несколько раз, но очень тесно. Первый раз я услышал о нем еще как о корреспонденте, когда он работал во «Времени», наверное, в 1996 г., а потом, разумеется, как и все – когда он перешел границу и попал у Лукашенко в тюрьму. И тогда была такая интересная история, когда Березовский и Гусинский, как два главных олигарха и медиа-магната собрали всех главных редакторов и медиа-менеджеров своих и ведущих аналитических программ, погрузили их в два самолета и привезли в Минск, резиденцию Лукашенко, в Беловежскую пущу. Я там тоже был, я тогда вел программу «Обозреватель» на ТВ-6 и в течение нескольких часов мы сидели, разговаривали с Лукашенко, убеждали его в необходимости отпустить Павла. Это была такая интрига, которую придумали эти самые олигархи. В итоге Павла отпустили. И. собственно, виртуальное знакомство состоялось тогда. Но что мне запомнилось, - что Лукашенко во время того разговора при всем при том говорил о Павле с каким-то очень сильным уважением. Хотя хочу напомнить, что в 1997 г. Павлу было 25 лет, это был молодой человек. Мы с ним ровесники, поэтому я довольно хорошо это помню.А знакомство наше уже развилось, когда лет 8 назад я сделал с ним большое интервью для своей программы на телеканале «Совершенно секретно», мы с ним разговаривали больше часа, разговаривали до эфира, после эфира. И как-то у нас очень классно сложилось это общение. И потом мы много уже раз общались, когда он работал в «Огоньке» и мы сидели вместе в Токмаковом переулке, потому что я был обозревателем «Коммерсант-ФМ», и его кресло, как мы шутили, находилось четко над моим. Я сидел на 1 этаже, он на втором и мы довольно часто общались, когда выходили подышать свежим воздухом во дворе. Потом он меня звал к себе в передачу «Правда» на Общественное телевидение России, там еще виделись. Собственно, после того, как он оттуда ушел, вернее, его ушли оттуда, я перестал туда приходить, потому что это стало совершенно неинтересно.
Знаете, что хочу сказать – очень правильные, на мой взгляд, были слова сказаны - не уверен насчет максимализма, но об идеализме, романтизме, - на мой взгляд, Павел помимо того, что он был очень ярким, большим, жизнерадостным человеком, очень позитивным, это был человек, который сохранил в себе любовь к жизни и практически не оставил места для злобы и ненависти. Несмотря на то, что он был выдавлен из всего российского публичного большого медиапространства, а до этого был лишен возможности работать в Белоруссии, я не слышал от него ни разу ни одного желчного высказывания о Белоруссии, белорусском народе, не дай бог. Который избрал Лукашенко. И потом, когда он работал на Украине, и мы с ним виделись около года назад, никогда я не слышал ни от него, ни от коллег каких-то ссылок на его презрительные высказывания о России.
Вот несмотря на то, что его отовсюду убрали, он не стал злым, что случилось со многими другими моими знакомыми и коллегами.
А.Шарапова
―
Точно.
С.Кучер
―
Когда сейчас Андрей говорил о нем как о журналисте – действительно, это журналист с большой буквы. Потому что он легко мог уйти в такую пламенную антирежимную, там «кровавый путинский режим» риторику. Он мог начать с презрением отзываться о народе, о стране, которая в результате сделала его чужим, лишила его работы. Этого не было. Он продолжал оставаться абсолютно глубоким, спокойным, беспристрастным журналистом, от которого, замечу, одинаково жестко доставалось и властям - я сейчас говорю и о белорусских властях, и о российских властях, и оппозиции.Если вы вспомните, и я советую всем перечитать его замечательный материал, его статью, наспанную после смерти его друга, моего друга Бориса Немцова – он там очень четкие, жесткие оценки. Знаете, наверное, поэтому среди многих таких радикальных либералов он пользовался репутацией осторожного человека.
О.Чиж
―
Не на баррикадах.
С.Кучер
―
Говорили о нем пренебрежительно, типа: вот, он компромиссы ищет. А на самом деле это человек, который стремился не разъединять, а объединять. Что не мешало ему давать самые беспощадные, самые жесткие оценки людям во власти, когда они, на его взгляд, того заслуживали. И вот та самая статья памяти Немцова, о которой я говорю, там все это есть, там есть и оценки оппозиционеров, очень честные, я знаю конкретных людей, которые обижались на эти оценки. И там, конечно, есть очень жесткие оценки власти. То, что этот человек сумел сохранить себя в профессии, и опять же, не спиться, не уйти куда-то еще, когда со многими людьми это произошло, с одной стороны. С другой стороны он не продался, не прогнулся и не озлобился.
А.Шарапова
―
Ну, он не мог.
С.Кучер
―
Это да. И это нереально круто. Таких людей очень немного.
А.Архангельский
―
Кстати, хочу сказать о либерализме. У нас этим словом часто пользуются, как-то оно очень затерто, чем уникален был Павел? Во-первых, он сделал фильм про Гайдара и не один. Вообще-то у него было экономическое образование. Этот человек на самом деле в либерализме и в экономике капиталистической разбирался гораздо больше, чем 99% людей, которые этим словом бросаются.Он был в этом смысле абсолютным профи. Он в этом смысле был абсолютным знатоком либерализма, что вообще крайне редко встречается в наших пенатах. Он очень хорошо разбирался в законах капитализма, он был на редкость профессионально разбирающимся в капитализме человеком, что меня тоже, конечно, поражало. Потому что на каждом шагу встречаешь человека, знающего по тезисам, что нужно делать, как и куда, а этот человек говорил на экономическом языке. И при этом он был совершенно социально-ориентирован. Как сказать? Он был абсолютно трезвомыслящим человеком, но понимающим законы капитализма.
А.Шарапова
―
Вы абсолютно правы, потому что знания его были очень глубокими – я это очень хорошо помню по всем тем статьям, сюжетам которые он нам приносил в эфиры. Но знаете, его владение русским языком было фантастическим. Ведь он складывал предложения, ако Толстой. Это было блестяще.
О.Чиж
―
Я так понимаю, что он освоил и украинский.
А.Шарапова
―
Да. Для того, чтобы понять, что могло повлиять на то, что произошло сегодня, я открыла «Украинкою правду» - ну, я не умею читать на украинском, но пришлось почитать и понять, что это такое, действительно, он был очень корректен в выражениях, он старался держать такой политес. Хочу сказать, что раньше, когда был 1996 г., такой особой корректности у него не было.
С.Кучер
―
Люди растут и развиваются.
А.Шарапова
―
Да. Поэтому тот романтизм, о котором я говорила, стал теперь более гармоничным, соответствующим, наверное, реальности – все же и семья, бывшая но семья. Есть какие-то вещи, которые, наверное, даже самого великого журналиста ставят со временем на какие-то человеческие позиции. Но то, что он был убежден в своей правоте, знал, что он идет к своей, на мой взгляд, достаточно нереальной идее, - это правда.
О.Чиж
―
Станислав затронул тему отношений с людьми, - с одной стороны критикуют, что недостаточно радикален, с другой стороны за то, что слишком сдержан. Сегодня читала материал Екатерины Гордеевой на «Медузе» памяти Павла Шеремета и там она вспоминает, как он читал лекции для студентов и часто эти лекции заканчивал словами: «Настоящий журналист тот, который никому неудобен, кого никто не любит». И вот когда ты меняешь три страны, когда есть много поводов разочароваться, - как он относился к тому, что он может быть неудобен?
А.Архангельский
―
Может быть, я не совсем на то отвечу. Есть важная вещь – еще одна такая штуковина - у нас мало кто в России вообще разбирается в белорусских или в украинских делах, относятся к этому ,как правило, пренебрежительно, расхожее мнение, что они там такие же, как мы, только чуть другие. Уникальность Павла была в том, что он очень хорошо знал три страны – Белоруссию, Россию и Украину. И он был универсальным специалистом по постсоветскому пространству. Мне приходит в голову сравнить его только со Светланой Алексеевич, которая не украинская писательница, не белорусская и не русская - она постсоветский писатель. И Шеремет тоже обладал этим удивительным универсальным качеством – он был именно постсоветским журналистом постсоветского пространства. Потому что он всегда был комментатором по поводу белорусским, главным комментатором. И естественно, он разбирался в российской политике, политике 90-х, и в последние годы он стал специалистом и по Украине тоже. Универсальный совершенно дар, талант. В философии есть такое понятие - «открытость" – он был в этом смысле совершенно открыт для других культур. Для него не было проблемы поменять страну, потому что, в конечном итоге, он всех этих людей любил. Естественно, менял он место не по своей воле, по политическим причинам. Но все равно эта такая Достоевская всемирная открытость в нем была. Он просто любил людей. Он любил вообще жизнь, любил пространство. И он мог полюбить.
С.Кучер
―
Знаете, есть такое выражение: сделать из лимона апельсин. Вот что действительно Паша умел, он умел превращать, он рассматривал проблемы как вызовы, он рассматривал кризис как возможность. И мы об этом как раз говорили. Я сейчас позвонил нашему редактору на «Совершенно секретно», попросил их найти ту запись, - надеюсь, что они найдут тот разговор, который у нас был 6-8 лет назад. Потому что мы как раз об этом тогда говорили – о том, насколько ему сложно менять страны. С одной стороны, такие родные страны, с другой стороны все равно они разные. Я спрашивал это все равно, что поменять, как я поменял Орел на Москву, или Ленинград на Москву? И он говорил, что с одной стороны, да. А с другой стороны, конечно, когда он уезжал из Белоруссии, ему было трудно. Но с другой стороны, он рассматривал приезд в Москву как новые возможности, возможность работать на более серьезную аудиторию.Когда он был вынужден уйти из большого федерального эфира, а уход из федерального эфира ведущие, мужчины, женщины, на самом деле переживают очень тяжело. Для большого количества людей это достаточно серьезная ломка, это как наркотик, и попробовав этот наркотик, очень многие люди потом не могут соскочить.
А.Шарапова
―
Он это переживал очень.
С.Кучер
―
У них начинаются такие вещи, как депрессия, алкоголизм – все на свете. Да, он сильно переживал, но он сумел найти себя в другой сфере журналистики. И в этом смысле он по миру журналистики путешествовал, просто осваивая все новые и новые пространства. Обратите внимание: он был сначала репортером, он был редактором газеты в Минске, потом стал репортером на Общенациональном первом канале государства, потом он стал ведущим на этом же канале. Потом он ушел в печатную журналистику, работал в «Огоньке», великолепно писал, и стал писать еще лучше, потому что люди совершенствуются, оттачивают слово именно когда пишут. Одновременно он начал делать комментарии на «Коммерсант ФМ», потом перешел на Общественное телевидение.Я мало знаю про его работу на Украине, он снял несколько очень классных документальных фильмов - и про Немцова, про Гайдара. То есть, он действительно большой молодец. Знаете, кто-то смотрит и видит выход, а он всегда видел вход. Он каждую новую дверь рассматривал как вход в новую вселенную, где он мог себя реализовать, Открыть и сделать что-то новое. Это очень классное человеческое качество. Мы говорили про идеализм, романтизм, это действительно та штука, которая свойственна – ну, кто-то говорит, молодежи. Не знаю. Одни люди становятся, когда взрослеют, более упертыми, придерживаются более жестких догм, становятся более жесткими. Меньшее количество людей становятся более открытыми. И как раз более восприимчивыми к самым разным цветам. Паша один из тех замечательных людей, кто воспринимал мир шире, мне кажется и богаче с каждым годом жизни.
О.Чиж
―
Сделаем небольшую паузу и вернемся затем в эфир. Напомню, в студии журналист Станислав Кучер, журналист «Огонька» Андрей Архангельский и Арина Шарапова, журналист Первого канала.НОВОСТИ
О.Чиж
―
Продолжаем программу памяти Павла Шеремета. В программе журналист Станислав Кучер, журналист «Огонька» Андрей Архангельский и Арина Шарапова, журналист Первого канала.
А.Шарапова
―
Я внимательно сейчас слушала Стаса, и знаете, вспомнила: Павел был невероятно упрямым человеком. Его упрямство как по Высоцкому: «если я решил, я это сделаю обязательно, и ко всяким шуткам я отношусь очень отрицательно». Рядом всегда были друзья, которые его пытались сдерживать в его такой супер-активности. Друзья понимали, к чему это может привести. И знаете, из любви уже родственной мы говорили: Паша, подожди, у тебя семья, дети, успокойся. Давай, ты сядешь, поговоришь с нами, выплеснешь все, что у тебя внутри. Паша слушал нас, но дальше вставал и говорил: нет, ребята, буду делать так, как считаю нужным. Это моя жизнь, это моя точка зрения. И за это его и любили, может быть, потому что он был упрямым, но при этом никому не мешал своим упрямством.
О.Чиж
―
Это как?
А.Шарапова
―
А вот так. Он был достаточно тактичен. Знаете, упрямство может обидеть, ранить – это не его случай. А еще я вспомнила такую историю: мы поехали большой телевизионной командой в Екатеринбург на ТЭФИ. И Паша был с нами. Мы чудесно приводили время – хохотали, веселились, - с ним действительно очень тепло, уютно, замечательно, весело. Он радовал нас всех, а тогда были проблемы у Ройзмана и Ройзман пришел тогда к нам, в нашу телевизионную тусовку, говорит: ребята, приходите ко мне, - там был какой-то музей, куда он хотел привлечь наше внимание. Ройзман такой обаятельный. А я человек вне политики. Работаю в достаточно развлекательном вещании, правда, все равно политический оттенок остался, но по большому счету я живу вне политики. Ион подходит ко мне, говорит: знаешь, я тебя очень прошу, ты к нему не ходи. Я не хочу, чтобы у тебя были какие-то проблемы и неприятности. Сиди и пей чай. Вот я запомнила это на всю жизнь. Это была какая-то удивительная история. То есть, он реально, понимая, что где-то что-то не так, он останавливал. Он был другом.
О.Чиж
―
Андрей вспомнил, как он относился к границам, фактически у него не было момента привыкания, глобального ощущения людей, которые переезжают в другое место, другой мир. А понимание того, где дом, сохранялось? Он считал Белоруссию родиной?
А.Архангельский
―
Вот это очень редкий случай. Конечно, мы с ним это обсуждали, говорили об этом. Я все-таки считаю, что дома у него фактически не было, но в то же время этим домом он считал три страны. Вот как удивительно. У нас есть люди, профессионально произносящие всякие патриотические монологи про дружбу народов, а Павел был подлинным, истинным воплощением дружбы народов. И был в каком-то смысле лучшим результатом советской политики интернационализма. Все лучшее, что она какой-то части людей дала, все это было в нем. Он абсолютно не принимал никаких разговоров, ему были антипатичны любые разговоры про национальность. Он этого просто не терпел. Он был абсолютным интернационалистом, что в нем тоже потрясало.И это странное в нем было такое чувство - мне кажется, может, я ошибаюсь, но для него родиной стало это общее пространство. Но вероятно, в то же время он не мог назвать родиной в подлинном смысле ни одну из этих стран.
С.Кучер
―
Тут я абсолютно согласен. Это очень созвучно тому, о чем мы говорили. Знаете, он считал, что границы нужны пограничникам и ограниченным людям, и больше никому – это что касается границ. А дальше – да, действительно он воспринимал себя – я бы не сказал «человеком мира».
А.Архангельский
―
Маленького мира.
С.Кучер
―
Но, безусловно, он воспринимал себя человеком славянского мира.
О.Чиж
―
Мира с общим прошлым.
С.Кучер
―
Сейчас очень много говорят о «русском мире», а он был настоящим русским человеком настоящего того самого «русского мира». Понимаете, это уже сейчас 20-летние украинцы воспринимаются только как граждане Украины. А мы, родившиеся в Советском Союзе в 60-70, даже в начале 80-х годов, все равно воспринимали себя – мы никогда не воспринимали себя как граждане одного непосредственного государства. Гражданами Советского Союза. Моя родина - СССР, моя страна – СССР, а дальше ты можешь быть из Сибири, вот что ты из Сибири или из Белоруссии - по большому счету это было одно и то же. Что ты из Белоруссии, что с Украины - откуда угодно. Ты потом приехал в большую Москву и покорил эту планету под названием СССР, или новая Россия. Поэтому, конечно, здесь вопрос про дом, родину, - такого восприятия мира у него не было.
А.Шарапова
―
У него был дом там, где была его семья. Сначала его семья жила в Белоруссии, откуда он по обстоятельствам уехал. Дальше, в Москве, здесь у него очень хорошая семья, крепкая, чудесная была. А потом так получилось, что у него образовался союз - уж простите, что я так говорю, но в этом тоже есть определенный смысл. Знаете, мужчины так устроены, что вы играете не только в политику. Тут есть еще и какие-то другие истории связанные с семьей, с отношениями
О.Чиж
―
Но они остаются личным пространством.
С.Кучер
―
Кстати, я уверен, что сейчас в Украине сидят ребята, которые с ним работали….
А.Шарапова
―
И плачут.
С.Кучер
―
Ксения Туркова, тот же Евгений Киселев, - да там масса людей, которые сейчас там. И которым есть намного больше сказать о Павле, чем нам. Поскольку последние пять лет он жил там, очень тесно общался, радовал людей своим общением, своим присутствием. И действительно это так.
А.Шарапова
―
А мы совсем не знаем его сейчас.
А.Архангельский
―
Несмотря на все сложности, он был счастлив. Он был счастлив и в личной жизни тоже, и счастлив от того, что у него появилось новое пространство, - естественно, свободы слова там больше. Поэтом он как журналист просто ловил от этого кайф.
О.Чиж
―
А вы помните, как ему далось решение о переезде на Украину? Наверное, это все равно непросто.
А.Архангельский
―
Странным образом, как ни некорректно об этом говорить, но так получилось, что его принципиальное решение о свободе журналистской, для него это был вопрос не праздный. Для него очень важно было пространство, где он может высказываться. Просто на каком-то этапе журналисту становится нечем дышать, - по этой причине. И поразительная вещь: это совпало с его личной жизнью. И это был какой-то знак, что ли, сигнал. Эти две вещи совпали. Это получилось не по одной причине и не по другой причине. Представьте себе – это совпало.
О.Чиж
―
Так повернулась жизнь.
А.Архангельский
―
Да, это было такое совпадение. Я сейчас вспоминаю о каких-то личных вещах – он всегда спешил. Это чудовищная вещь: ты при жизни никогда не обращаешь на это внимание, а сейчас вспомнил: он всегда спешил. Это просто невозможно. И он все успел. Он был очень скорым, быстрым на решение.
О.Чиж
―
Он быстро принимал решения?
А.Шарапова
―
Нет. Если что-то происходило вокруг него, он осмысливал. Я это очень хорошо помню. Во всяком случае, статьи он писал быстро, но думал перед ними какое-то время. Я еще вспомнила – мы застряли в Екатеринбурге в лифте. Нас было несколько человек, люди веселые, телевизионщики, радийщики, люди одного поля ягоды – люди веселые в экстремальных ситуациях. И я помню, он так нас веселил, что те полчаса, которые мы просидели в этой роскошной гостинице в лифе. Они были счастливыми. Я помню, что он нам очень много анекдотов рассказывал, хохотали мы невероятно благодаря ему. Он был вот такой.
А.Архангельский
―
У нас маленькое кафе в «Коммерсанте», условно говоря, заходят туда сотни людей за день иногда. Но вот заходит Шеремет, и все вокруг просто преображается. То есть, во всем кафе он становится главным объектом внимания, все его знают, все обращают внимание, все понимают, что вот он зашел. От него исходит не то, что сияние, а какие-то радиоволны исходят, и уже все вокруг оборачиваются к этому большому хорошему, теплому человеку. Потому что перед этим обаянием невозможно устоять. Он шутит с продавщицами, успевает бросить какую-то шутку на один стол, на другой. Он прошел, кого-то задел, что-то сказал - это невероятно.
А.Шарапова
―
Люди в него влюблялись.
А.Архангельский
―
Да, невероятное количество доброй положительной энергии.
О.Чиж
―
Такой темп жизни на самом деле.
А.Архангельский
―
Он абсолютный энергетик. Кто знает. Мы не знаем, каков он был в личной жизни, может быть, как это часто бывает, может быть, он и не таков был. Но он еще и умел держать себя в руках, он всегда был счастлив, всегда был очень доброжелателен. С ним всегда, в его присутствии, было очень легко. Это какое-то уникальное человеческое соединение, редкое соединение человечности и профессионализма.
А.Шарапова
―
Честно говоря, я даже не понимаю, что его нет. Вот честно – так не может быть.
О.Чиж
―
Мы уже говорили об истории с белорусской границей. Вы говорите, что он умел не разочаровываться, двигаться дальше и не озлобляться. Но неужели в этой истории было такое овзможно? Он – совершенно молодой человек, вроде бы делаешь свою работу, делаешь хорошо и за это ты проводишь несколько месяцев под стражей. Это его никак не изменило?
А.Шарапова
―
Это его вдохновляло.
С.Кучер
―
Мне кажется, конечно, безусловно. Более того, когда он делал то, что он делал, он прекрасно понимал, на что идет, знал возможные последствия. Конечно, когда ты оказываешься в тюрьме, наверное, это не слишком приятно. И потом, когда я его спрашивал об этом, он сказал: знаешь, в какой-то момент я испугался. Я понимал, что меня отпустят.
О.Чиж
―
Вопрос – когда.
С.Кучер
―
Во-первых, - когда, во-вторых, что может произойти в процессе. Но затем сказал: я не очень долго боялся на самом деле. Потом, когда он вернулся и стал работать, он просто - вспоминаю тот эфир «Совершенно секретно» - если он чего-то боялся, чего-то опасался… Арина правильно сказала про личную жизнь – мы не знаем, какой он был в личной жизни, здесь нет его ближайших друзей, которые с ним много проводили времени в абсолютно откровенных разговорах. Мы его коллеги, которые были с ним знакомы, работали, пересекалпсь, так или иначе. Но что могу сказать – наверняка он не хотел и опасался невостребованности, и если чего и боялся, то того, что вообще его отовсюду выдавят, что он не сможет работать в профессии. И для него работать в профессии значило работать именно в общественно-политической журналистике.Он мне говорил – он тогда сказал – Стас, вот тебя тоже ушли, но ты стал заниматься путешествиями, йогой, какими-то совершенно другими, тоже журналистскими, но, тем не менее, совершенно другими проектами и мог совершенно спокойно расстаться с общественно-политической тематикой, и как бы особенно не скучал. Потому что я много лет вообще этим не занимался. Он говорил – я бы не смог. Ни на неделю, ни на месяц, ни тем более на полгода-год. И то, что ему удалось, что он из одного проекта сразу в другой проект, и опять это было связано именно с общественно-политической журналистикой, то есть, с информированием своего народа, коим для него был весь народ, кто мог его слушать, смотреть или читать в этот момент - о том, что действительно важно, что может отразиться на здоровье, благополучии и настроении его читателей, зрителей и слушателей. Для него это было принципиально важно, и он сумел это все сделать.
А.Архангельский
―
И еще скажу одну вещь. Он был замечательным «соединителем», соединителем между тремя этими странами, между которыми сложные отношения. Он был бы идеальным, условно говоря, переговорщиком, примирителем.
А.Шарапова
―
Я думаю, он им и был.
А.Архангельский
―
Да.
А.Шарапова
―
И тем, и тем.
А.Архангельский
―
Он в 2014 г. фактически был нашим собственным корреспондентом в Украине. И это в каком-то смысле было чрезвычайно важно. Мы помним, как говорили про Украину у нас после 2015 года, какое количество людей отточило свой ужасный дар на поисках отрицательных эпитетов. И вот в этот момент, то, что в этот момент нашим собственным корреспондентом «Огонька» был Шеремет, благодаря ему, мы сумели сохранить и тон корректный, - критический, но корректный, и уважительный по отношению к Украине. Он был потрясающим посредником и по человеческим, и по профессиональным качествам.
С.Кучер
―
Знаете, Аркадий Бабченко написал очень хороший текст в «Фейсбуке», обращаясь, в том числе, к его убийцам. Конечно, мы не знаем сейчас, что это за люди, кто это. Но вот вопрос – что они действительно собирались достичь, чего они могли достичь? Они что, убили в ком-то тягу к свободе слова? Кроме, наверное, раздражения возмущения, добиться ничего не удалось. Потому что именно этого человека нужно было беречь, чтобы такие журналисты были и дальше в этом заинтересованы, прошу прощения, любые диктаторы. А.АРХАНГЕЛЬСКИЙ: Точно.
С.Кучер
―
Потому что он умел находить компромиссы, умел разговаривать со всеми, не оскорбляя никого. Да, он умел быть предельно жестким в формулировках, но без хамства, без оскорблений. Он не задевал какие-то личные струны, на что можно смертельно обидеться. И в этом смысле наоборот. Его работа где бы то ни было, была крайне нужна и востребована. Поэтому это чудовищная, невероятная глупость. Просто глупость. Помимо того, что это чудовищное и невероятное преступление, это еще и несусветная глупость со стороны тех людей, которые это сделали. Потому что я не могу найти ни единого плюса ни для кого, кто мог это сделать.
А.Шарапова
―
Сегодня, в три часа дня была информация о том, что напали на журналистку «Форбса». Знаете, такой день в глупостях. Странный день.
О.Чиж
―
Хочется верить, что мы узнаем о том, кто эти люди. Потому что…
С.Кучер
―
Думаю, что это как раз тот случай, когда узнаем обязательно.
А.Шарапова
―
Не думаю, что узнаем.
С.Кучер
―
А я уверен.
А.Шарапова
―
Я абсолютно уверена, что это будут не те люди, которые реально.
С.Кучер
―
Во-первых, это все-таки произошло в Киеве.
А.Шарапова
―
Нет, исключено.
С.Кучер
―
Где хватает сейчас СМИ, конкурирующих друг другом.
О.Чиж
―
И людей, которые заинтересованы найти.
С.Кучер
―
Там есть разные независимые СМИ.
А.Шарапова
―
Они нам будут предлагать разные кандидатуры и фамилии.
С.Кучер
―
думаю, будет нормальное расследование.
А.Шарапова
―
Нет, не верю. Картинка будет внешняя, а реальность будет иной.
А.Архангельский
―
После убийства Немцова он в каком-то смысле сделал последнее, что ли облегчил судьбу оппозиции, дал им возможность выйти. И сегодня с ним прощается киев, в память о нем выходят киевляне, в память о нем выходят украинские журналисты. И это тоже в каком-то смысле настолько символический жест – это к разговору о том, что неважно, какой ты человек.
А.Шарапова
―
Братство народов.
А.Архангельский
―
Я бы сказал, принципиальность и честность человека, верность его универсальным принципам. Например, принципам свободы. И в этот момент принадлежность становится не так важна, а важно, что человек был верен принципам свободы и журналистики.
О.Чиж
―
Он еще старался свои знания и убеждения передать другим людям. Меня удивляет, что он ходил какое-то время на какие-то лекции, образовательные программы.
А.Шарапова
―
Он же бурлил.
О.Чиж
―
И хотя он уже состоявшийся человек, для него это было важно.
С.Кучер
―
Совершенно феерическая энергия. И то, что он ушел на взлете, опять же, не каждому такое дано. Как бы сейчас это пафосно ни звучало, мне все равно, как это будет воспринято, я абсолютно уверен, что еще школу журналистики какую-нибудь, как минимум, назовут его именем и улицы или что-то еще. И это произойдет и в Киеве, и в Минске и однажды в Москве. Вот сто процентов.
О.Чиж
―
Наши слушатели делятся впечатлениями о его эфирах, воспоминаниями о его фильмах. Юля: «Его утренний эфир на радио «Вести» украинском, одно из самых лучших утренних шоу. Такой заряд бодрости с утра я получила не из-за новостей, а из-за него». «Кроме того, на его эфирах на ОТР, - пишет Елена, - даже самые оголтелые крикуны вели себя очень прилично. Никто никого не перебивал, в драку не кидались, и всегда с удовольствием смотрела его эфиры. После его ухода канал не смотрю. Скорблю вместе со всеми». Илья говорит про ОТР, что повод его включать был именно Павел Шеремет и его внутренняя харизма. То, что крикуны успокаивались – это тоже какая-то магия, воздействие человека?
А.Шарапова
―
А он был сильнее их всех. Понимаете, у него энергетика была такая мощная. Правильно мы здесь упомянули – он, когда куда-то входил, сразу концентрировал на себе внимание. То есть, это был такой реальный лидер коммуникации. То есть, умение абсолютно замкнуть на себе всех и его слушали с открытым ртом. Во-первых, его трудно было перебить, - вот так он был устроен, он говорил большими, интересными предложениями, в которые трудно было даже вклиниться. Он всегда должен был договорить до конца. И, во-вторых, конечно…
С.Кучер
―
Кстати, он уникально вел ток-шоу. Но при этом, когда он пришел на ОТР, я помню, когда он только пришел, он меня позвал, попросил: я шоу никогда не вел, поэтому ты уж сам не забивай других. И когда он начал вести программу, это действительно как огромный такой добрый удав, который при этом начинал спокойно, медленно говорить, - если надо, он мог говорить и быстро, но он начинал говорить спокойно, ровно. И в какой-то момент крикуны все ловили именно этот настрой.
А.Архангельский
―
Знаете, он действительно был другого поколения, хотя у нас советское поколение, но это другое поколение журналистики, действительно, мастер коммуникации, это тоже одна из его гениальных черт.
О.Чиж
―
Будем помнить этого человека. Светлая ему память. Надеюсь, что все-таки в ближайшие обозримые дни мы хоть что-то узнаем о том, кто это сделал и будет какое-то наказание для этих людей. Спасибо вам. И это была программа памяти журналиста Павла Шеремета. В студии были журналист Станислав Кучер, журналист «Огонька» Андрей Архангельский и Арина Шарапова, журналист Первого канала.