25-летие "Эха" - Сергей Бунтман, Сергей Корзун, Ольга Журавлева - Эходром - 2015-04-19
19.04.2015
Д. Борисов: 23
―
05 в российской столице, вы слушаете радио Эхо Москвы, меня зовут Дмитрий Борисов. Александр Плющев тоже здесь. Привет!
А. Плющев
―
Добрый вечер.
Д. Борисов
―
Заканчивается неделя, как всегда, в последний час начинается «Эходром». Вот в ближайшие минут 50 сколько-то мы его здесь проведем и не одни.
А. Плющев
―
Да, ты знаешь, на самом деле сегодня «Эходром» вернулся в первую свою реинкарнацию, мне кажется, в этом смысле, потому что опять, о чем мы бы ни говорили, мы все равно сбиваемся на Эхо Москвы, так или иначе. Тем более, что, ну, учитывая, что в рамках нашей программы идет «Краем уха» Леси Рябцевой, которая обычно, так или иначе...
Д. Борисов
―
И все 8 миллионов человек слушают нас в этот момент.
А. Плющев
―
Да. И поэтому одной этой рубрикой она уже напоминает свою предыдущую стадию, ступень, а тут опять мы вернулись к тому, с чего начинали, то есть, об Эхе Москвы. 25-летие Эха – сегодня тема нашей программы. И в студии присутствуют те, кто к этому 25-летию имеет самое непосредственное отношение: Сергей Корзун, первый главный редактор Эха Москвы, добрый вечер.
С. Корзун
―
Здрасьте. Хорошо, что не на «Калашников» сбиваетесь, а на Эхо все-таки.(смех)
А. Плющев
―
Да. И также здесь Ольга Журавлева и Сергей Бунтман. Добрый вечер.
О. Журавлева
―
Добрый вечер.
С. Бунтман
―
Здравствуйте.
А. Плющев
―
А инициатором выступил Сергей Александрович, Сергей Бунтман, который, я так понимаю, сейчас фактически запустил еще один проект на Эхе Москвы.
С. Бунтман
―
Ну, да. Такой проект к 25-летию небольшой, еженедельная небольшая передачка, которая называется «Отголоски». И мы поняли, что масса всякого примечательного эфира, который целиком не стоит давать. Я, правда, даю периодически в программе «Вот так», мне дарят, между прочим, нам дарят...
О. Журавлева
―
Наши эфиры?
С. Бунтман
―
Да. Потому что человек, например, записывал эфир, вот он 20 августа 91 первого года. Он берет магнитофон тогдашний, берет и записывает там то, что происходит в эфире. И получается, весь вечер после того, как нас включили, помнишь, 20-го снова включили? Часа в 2 этак, и до часу ночи мы работали. И вот там человек - 2 с половиной часа подарили. Это Юрий Метелкин, все собирает на старом радио, и, кстати, мы будем еще передачи с ним делать вместе. Все никак не созвонимся. И говорит: а возьмите эту программу, вам, небось, еще нужнее, чем мне. Он оттуда вырезает какие-то вещи. Но я подумал, что у нас масса всего есть такого, что можно кусочком показать, рассказать историю, а остальное будет в архиве и на сайте будет просто. Кто хочет послушать целиком эфир – ради бога, на сайте в архиве пускай слушают. Вот такая идея.
А. Плющев
―
А, кстати, само по себе то, что нам дарят наш эфир, не зря Ольга Журавлева поинтересовалась, оно может вызвать вопросы. У нас-то, я думаю, Ольга, мне кажется, выступила от имени слушателей сейчас, спросив. Мне кажется, у нас, тем более, Ольга долгое время работала программистом на этой радиостанции...
Д. Борисов
―
И знает архивы вдоль и поперек.
А. Плющев
―
Да, абсолютно. Поэтому вряд ли она бы в здравом уме и твердой памяти стала бы так вне эфира задавать этот вопрос. То есть, у нас до какого-то времени архивов нет.
О. Журавлева
―
Архивов не было. Не было эфир-контроля и не было архива.
С. Бунтман
―
Ты знаешь, были вот эти – Сережа, помнишь?..
С. Корзун
―
Были отдельные записи, которые нам тоже передавали, контрольные записи первого эфира, которые мы постыдно потеряли, контрольная была запись. При переезде сюда, по-моему...
О. Журавлева
―
Я прошу прощения, если вспомнить переезд...
С. Бунтман
―
Как настоящий капитан ты говоришь. Я шел, мы сели на мель, я снялся...(смех)
С. Бунтман
―
... нормально – мы потеряли.
О. Журавлева
―
Лично я при переезде потеряла только свитер. Так что, пленок никаких не теряла.
С. Корзун
―
Что случилось с архивом? Потерялся.
С. Бунтман
―
Почему у нас девяткой называется в простонародье одна из студий, потому что мы были в доме 7 на Никольской улице, а рядом находился дом 9.
О. Журавлева
―
Что логично.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
В Москве не всегда, кстати, да.
О. Журавлева
―
Но это центр, центрее некуда.
С. Бунтман
―
Неэвклидова улица Лобачевского, где все на одной стороне – и четные, и нечетные. Ну, так вот, в 9-й мы все пытались оборудовать студию, там, новое помещение. Это представляло собой какое-то дикое совершенно такое...
О. Журавлева
―
Это бывший магазин был.
С. Бунтман
―
Да. И будущий магазин. А между этими магазинами, там было какое-то совершенно, знаете, как в заброшенной церкви, так вот пахнет там: мышки, земля, там, все это...
О. Журавлева
―
Собачки.
А. Плющев
―
... балки валялись...
С. Бунтман
―
Жила собака Себастьян Перейро.
О. Журавлева
―
Да, она щенков принесла.
С. Бунтман
―
Да, Себастьян Перейро оказался женщиной.
О. Журавлева
―
Это, между прочим, Василий Антипов назвал ее Себастьяном Перейрой.
С. Бунтман
―
Там было два перла. Это с нашей аппаратурой, когда идут, переносят гигантский такой STM, на ногах такой.
О. Журавлева
―
Для тех, кто не знает, что такое STM – это магнитофон.
С. Бунтман
―
Катушечный венгерский магнитофон.
С. Корзун
―
Бобышечный, не надо, он даже не катушечный.
С. Бунтман
―
Бобышечный с блинами, бобышками. Вот они его вдвоем несут с кем-то, Игнатов, и я говорю: ребята, вы куда? А я в это время вхожу в здание. Я говорю: ребята, вы куда? Игнатов гениально ответил: на репортаж.(смех)
С. Бунтман
―
А второе – где у вас архив? А там в девятке в углу лежала такая вот куча обрезков пленки, когда монтировали вручную, ножницами или бритвой.
С. Корзун
―
Скотчем заклеивали, не все склейки были, они были идеальные по звуку, но были часть кривые, по второму разу использовать...
С. Бунтман
―
... обрезки...
С. Корзун
―
... точно только руками, ни в какие салазки, в полозья не ставить...
С. Бунтман
―
... стоит Наташа Хобихожина, совершенно невозмутимая, она еще, была привычка с улицы Качалова, которая делала только маникюрными ножницами. И это было, это невероятно просто. Как в хорошей парикмахерской это выглядело. Дррр – и прическа, а здесь дррр – и передача. Вот без всякого мусора. Так вот, показывает в угол на эту кучу пленки: вот наш архив. Как видите, все в идеальном порядке. Ну, вот многое не сохранилось.
О. Журавлева
―
Если учесть, что часть передач, даже записанных, она хранилась изначально, вы себе представляете, как: коробочка, в которой внутри лежит бобышечка, и на бобышечке соответственно пленочка. Но коробочка использовалась приблизительно 500 раз, пленочка, соответственно, тоже...
С. Бунтман
―
... Дима в детстве играл бобышками.
О. Журавлева
―
Все в детстве играли бобышками, прямо скажем. А сначала открывали пиво этими бобышками.
С. Бунтман
―
Это идеально для открывания пива.
А. Плющев
―
Абсолютно.
О. Журавлева
―
Я еще 15 лет назад предлагала сделать сувенирные бобышки, если не 20.
А. Плющев
―
А сейчас, поди, сколько бы денег это стоило.
О. Журавлева
―
... она же магнитик, кстати, на холодильник. Вообще гениально.
С. Корзун
―
Для совсем молодых: бобышка это некая такая сердцевинка определенной формы, на которую без всякой опоры, не как вот на катушках традиционных уже к тому времени...
А. Плющев
―
У катушки держится с краев.
С. Корзун
―
Да, наматывалась просто плотно пленка.
А. Плющев
―
И все, больше ничего.
О. Журавлева
―
Поэтому – берется бобышка, берется 50 минут, наматывается хорошо плотненько, а потом одно неверное движение – и вся передача у тебя валяется в ногах – и все.
С. Бунтман
―
Сколько таких передач валялось...
О. Журавлева
―
Это к вопросу об архиве. То есть, часть погибла...
А. Плющев
―
Я вот открываю иногда шкаф в службе информации, там на полке Климова стоит – я боюсь тронуть просто, даже посмотреть – потому что там написано, что прежде чем тронуть, подумай, хочешь ли ты лишиться рук или что-то еще в этом духе. И написано это уже лет 20, как минимум.
Д. Борисов
―
Пришло время оцифровать...
А. Плющев
―
Да, я поэтому боюсь трогать.
С. Бунтман
―
... как проклятие египетских пирамид – кто тронет пленку 90-го года.
О. Журавлева
―
Да-да. А вы помните, как уже здесь шла оцифровка, это же было замечательно, когда днем во второй студии внеэфирной выделялось время именно на оцифровку архивов. Входишь туда, Наташа Хобихожина, у нее там блин большой стоит, он записывается уже, так сказать, на цифру, и рядом стоит совочек и веничек. Потому что пленка осыпается, непосредственно после головки магнитный слой отходит. И это последнее воспроизведение вообще. Она раздваивается от головки, и вот эту вот магнитную фигню надо просто уже смести веником.
С. Бунтман
―
Но, как вы понимаете, не вся пленка была Basf или Agfa. Но, понимаете, Шосткинский завод Свема...
С. Корзун
―
Тип 6.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
9, 10 это было прогрессивно.
С. Бунтман
―
Хотя все мне клянутся, что Свема – это вообще, это трофейное, это еще немецкое хорошего качества.
О. Журавлева
―
Но когда она была хорошего качества, мы, может, просто не застали.
Д. Борисов
―
Сейчас все хвалят цифровые технологии, а лет через 50 тоже что-нибудь будет сыпаться, и все будут рассказывать, как...
О. Журавлева
―
Между прочим, на одной из цифровых технологий мы потеряли тоже огромное количество записей всевозможных, в том числе, интервью принесенных, там, свежих и бодрых, когда мы увлекались мини-дисками, например.
С. Бунтман
―
Это такая боковая ветвь, как неандертальцы, тупиковая – никуда не ведет просто. А еще, а вы помните, опто...
О. Журавлева
―
Оптические диски.
А. Плющев
―
Некоторое время были.
Д. Борисов
―
Нет, но мини-диски были лучше.
О. Журавлева
―
Дима, знаешь, по-разному.
А. Плющев
―
Технология развивается, безусловно.
Д. Борисов
―
Минидисковые плееры до сих пор стоят, кстати...
О. Журавлева
―
А потому и стоят, потому что часть архивных материалов еще...
С. Бунтман
―
И мне надо будет перекинуть, у меня дома что-то есть еще.
О. Журавлева
―
В общем, да, про архив вспомнили. Кстати говоря, у нас первый архивариус, по-моему, была Лена Волкова.
С. Бунтман
―
Лена Волкова, да.
Д. Борисов
―
А с какого года есть архив полноценный?
О. Журавлева
―
Вот полноценный – я даже не знаю.
С. Бунтман
―
У нас архив точно неполноценный вообще. Потому что...(смех)
С. Бунтман
―
Ребята, какой архив полноценный? У нас есть какие-то погонные километры, какие-то терабайты звука есть, которые, многие из них до сих пор, там написано, например – у нас политархив вот некоторый, там, приведенный путем некоторых там кровавых расправ, казней, там, еще детей в заложники – сделали все-таки политический архив, наиболее важные записи есть. А основные – там столько всего! Вот, например, хочется мне найти разговор с Хасмаматом тогда, с этим террористом, когда мы сидели, Ганапольский, Сергей Марков и я. И захотел поговорить в прямом эфире...
А. Плющев
―
Это Норд-Ост.
Д. Борисов
―
Это то, что потом убирали и с сайта, и...
С. Бунтман
―
Там все это и убирали, и скандал был. Лучше бы они посоветовали, что сказать и чего попросить. Избежать этого было нельзя, я до сих пор уверен. Я хочу найти, но для этого надо прослушать – у нас там есть, ну, слава богу, по дням, а не по месяцам, звук.
О. Журавлева
―
Надо сутки слушать.
С. Бунтман
―
Но там можно как-то восстановить, что когда было. Я помню, что это было днем, что это был не первый день заложников. Можно каким-то образом это восстановить. Так что, или какого-нибудь наоборот солнцепоклонника хочу найти. Но это на Никольской еще было.
О. Журавлева
―
Удивительные чудеса были...
С. Корзун
―
Новых нарожает земля русская...
О. Журавлева
―
О, да!
С. Бунтман
―
Нет, такого нет. Таких теперь не делают. Кандидат в мэры. Сейчас я просто скажу, что это было. Кандидат в мэры приходит, такой дяденька, а я не знаю, что он солнцепоклонник...
А. Плющев
―
Это не Виктор Черепков?
С. Бунтман
―
Нет. Виктор Черепков – это отдельная история.
А. Плющев
―
Просто там тоже какая-то связь с космосом была.
С. Бунтман
―
У всех есть связь с космосом. У меня был Иисус Христос в эфире. У меня была Мария Дэви Христос.
О. Журавлева
―
Кстати, которая сейчас снова с нами.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
Сагалаев был, Охлобыстин был.
С. Бунтман
―
Все, да.
С. Корзун
―
Каждый сейчас будет вспоминать.
С. Бунтман
―
Я ему говорю: какая ваша программа, с чем вы идете к москвичам – знаешь, все эти пошлости, которые надо говорить.
А. Плющев
―
Ну, да.
С. Бунтман
―
Он говорит: это все хорошо. Но сейчас я спою вам гимн солнцу. И единственное, что я успел сделать – я за пультом сидел – я рванул на себя все микшеры, потому что он – у него грудная клетка хороша – и он какую-то такую вот халабуду запел невероятную языческую. Я успел, потому что все зашкалило. Вот. И хочется найти это.
А. Плющев
―
А как вы все это храните в голове? Надо сказать, тут я столкнулся с такой проблемой, что я... ну, наши коллеги, вы знаете, Инесса Землер и Алексей Дурново, они делают эту программу «Синхронный шаг».
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Плющев
―
Строем – шагом марш...
О. Журавлева
―
Да-да-да, вальсируют.
А. Плющев
―
... говорит каждую неделю Бунтман.
С. Бунтман
―
Да, да.
А. Плющев
―
Вот, и они говорят: а вспомни что-нибудь – ой, я же для них записать должен был... вот, запишу сейчас.
Д. Борисов
―
А ты не помнишь, что в каком году было?
А. Плющев
―
Вспомни, что для тебя был 2006 год. Я думаю... 2006 год...
О. Журавлева
―
Потому что дневники надо вести, Саша.
А. Плющев
―
Вот, я смотрю иногда LiveJournal, знаешь, удобно.
О. Журавлева
―
Да. Там надо все архивировать, все держать при себе. Потому что накроется твой LiveJournal...
С. Бунтман
―
Ручечкой в книжечке.
О. Журавлева
―
Тоже хорошо.
С. Бунтман
―
Так лучше всего.
А. Плющев
―
Вы серьезно? Вы все втроем ведете дневники?
С. Бунтман
―
У меня масса записей...
О. Журавлева
―
У меня много всяких записных книжек, вот как раз до электронной эпохи, скажем так.
С. Корзун
―
Нет, радио в этом смысле самое преходящее из всех медиа.
О. Журавлева
―
Конечно.
С. Корзун
―
Я думаю, что есть смысл хранить какие-то отдельные вещи, голоса, интонации...
С. Бунтман
―
Но когда совершенно неизвестно, в каком из наших мусорных ящиков найдется самая главная улика. Потому что когда вдруг идет по улице человек, совершенно не рассчитывает, как в 44-м году был, я это показывал, это материал французский, идет он, приветствует генерала Де Голля. А на того покушение. Понимаешь? Он идет за интервью просто. И делает репортаж из Нотр-Дам, когда все, уже победа, 44 год, понимаешь, август. Все – победа. А тут начинается. Во-первых, мы ничего не знаем, когда что сделается. Во-вторых, это становится таким потрясающим документом.Я, например, жалею дико, мы совершенно не осознаем: была вдова Даниила Андреева, который «Роза Мира» и так далее. Даниила Андреева была вдова. Вечером поздно. И она вдруг: я вам стихотворение одно прочту Даниила Андреева. И вдруг она: поздно вечером, там, черное окно на Никольской, знаешь, и она читает стихотворение Даниила Андреева, как тело Ленина увозили из мавзолея во время войны. Я совершенно, я так от Фредди Крюгера с ума не сходил. Я обнаружился залезшим вот так вот под стол буквально. Ты представляешь, какие вещи? Сейчас, когда я все больше с этим работаю, я тебе скажу, что, Серега, преходящее-то преходящее, но увидеть, услышать здорово.
О. Журавлева
―
Но, тем не менее, документ.
С. Бунтман
―
Да. Чтобы было – есть не просит, нормально.
С. Корзун
―
Я не против.
О. Журавлева
―
У меня из документов хранились всякие еще до программистской эпохи моей и программистской тоже, хранились всякие бумажки: приказы по редакции о жевательной резинке; там, я не знаю, о том, что всем срочно словари, лежащие в соответствующих комнатах, вернуть в эти комнаты; список словарей, с какой комнате...
С. Бунтман
―
И где это теперь?
А. Плющев
―
Хотелось бы узнать, где словари?
Д. Борисов
―
Где это все?
О. Журавлева
―
Например, энциклопедия музыкальная в кабинете Сергея Александровича Бунтмана, до сих пор там стоит, если кому интересно.
С. Бунтман
―
Не дам!(смех)
О. Журавлева
―
Ну, и так далее. Вот, и иногда, конечно, перебираешь, прямо слезы душат. Более того, раньше была еще интересная вещь – у меня есть три, по-моему, тетрадки – во время эфира ведущие оценивали происходящее и записывали, что вообще происходило во время этого эфира. Хороша ли была пленка...
С. Корзун
―
... записывать в первую очередь.
О. Журавлева
―
... какие были технические накладки и так далее.
С. Бунтман
―
Да.
О. Журавлева
―
И вот прямо за несколько месяцев есть несколько таких тетрадок. И, соответственно, кто вел, кто делал материалы...
А. Плющев
―
Компромата у тебя много.
О. Журавлева
―
И там какая-то переписка между ведущими и звукорежиссерами.
С. Бунтман
―
Вплоть до того, вы понимаете, сколько стоили деньги в то время – 90, 92 год. Вот что это были за деньги вообще.
О. Журавлева
―
Я помню из гонораров, когда написано: репортаж – не помню, там – Губин и Костенчук – 3 рубля обоим. Или, там: на двоих. Такие, мощные документы есть.
С. Бунтман
―
А потом наоборот пошли какие-то цифры такие инфляционные, как времен дневника Кости Рябцева, знаешь: за 2 лимона купил тетрадку и начал вести дневник. Абсолютно 20-е годы какие-то. Там, 100 тысяч, 500 тысяч получает человек.
О. Журавлева
―
500 тысяч у нас, конечно, за день-то не было, но, тем не менее, менялись цифры в течение нескольких лет. И вот у кого что по домам сохранилось из этих бумажек, я думаю, что есть что вспомнить. Кстати, есть еще один вид архива, тоже по поводу слушателей. По-моему, в какой-то сети, типа ВКонтакте, есть фанатские клубы, и в том числе, например, программа «Иное». Там выложено в таком количестве...
С. Бунтман
―
А вы на что надеялись?
О. Журавлева
―
Мне дочь моя доложила, что она вот послушала еще несколько программ «Иное». Я говорю: где взяла? А вот там, говорит, выложили.
А. Плющев
―
... а вы на что рассчитывали?
С. Бунтман
―
Да.
Д. Борисов
―
Я в какие-то моменты ВКонтакте находил старую нашу программу «Серебро», «Аргентум», которых нет нигде...
О. Журавлева
―
Конечно.
С. Корзун
―
... «Вечернего зоопарка» не нашли нигде? Потому что сейчас было бы любопытно.
С. Бунтман
―
«Вечерний зоопарк» Васи Стрельникова, да.
С. Корзун
―
Здравствуйте, Гриша, здравствуйте, Вася.
О. Журавлева
―
Да-да.
С. Бунтман
―
Гриша Кричевский и Вася Стрельников.
О. Журавлева
―
А вот надо у Гриши, кстати, спросить.
С. Бунтман
―
Ой, ничего он тебе не скажет.
О. Журавлева
―
Ну, ладно, я не знаю. Я ему напишу.
С. Бунтман
―
Он партизан на допросе. Видела картину такую: «Партизан на допросе»? Вот это Гриша Кричевский. Еще была легендарная программа: «Семь Сорок» бы послушать.
О. Журавлева
―
О, да!
С. Бунтман
―
Которую, половина радиослушателей считали, что это сионистская программа, а половина считала, что антисемитская программа. Там были главные два персонажа, Шлёма и Шмулик были замечательные. Да, Сергей Львович сам ее открывал, сам ее и закрывал.
С. Корзун
―
В общем, со всеми программами так было.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
Что говорить – есть срок у каждой программы.
Д. Борисов
―
Когда у нас был «Эходром» еще в прежнем формате, мы много говорили про Эхо, нам все время писали, что давайте повторим «Дом 7 подъезд 4».
О. Журавлева
―
О! Там с авторскими правами, боюсь, будут сложности.
С. Бунтман
―
Там теперь Россия, ВВС...
О. Журавлева
―
Это же совместный проект.
С. Бунтман
―
Конечно, ребята вы что?
О. Журавлева
―
Это же заграница.
С. Бунтман
―
Это First russian soap opera, radio 1.
О. Журавлева
―
Кстати, тоже такая эпоха была вообще невероятная. Если так вообще вспомнить, кто там играл, какие там были...
С. Бунтман
―
Николай Николаевич Волков играл...
Д. Борисов
―
... проект эховский?
О. Журавлева
―
Нет.
С. Бунтман
―
Это с ВВС мы в 92-м году, помнишь, Сережа?..
С. Корзун
―
Да, помню, конечно. Ты занимался.
С. Бунтман
―
Я и занимался, я его курировал.
Д. Борисов
―
Кто не слышал, это такой прекрасный радиосериал, такая «Санта Барбара»...
А. Плющев
―
Я удивлен, что ты слышал и что ты помнишь.
Д. Борисов
―
Слышал.
С. Бунтман
―
Дело в том, что это жилтоварищества, эти самые кондоминиумы. Конечно, все это провалилось, никто никого ничему не обучил. Но на самом деле куча всяких полезных вещей. Это по образцу британского сериала «The Archers» было, где все действие происходит в одной деревне. И он до сих пор идет, я его обнаружил, он идет с 46-го, по-моему, года, и прерывали его один раз, вот на моей памяти, на моей исторической памяти – в 52 году, когда умер Георг Шестой. Тут не вышла серия.
О. Журавлева
―
А серия же идет день в день.
С. Бунтман
―
А на смерть королевы... что у них должно быть отражено... Есть, например, вот, что мы будем делать – как всегда они говорили – если умрет королева-мать? Королева-мать жила столько, что никто не верил, что она когда-нибудь умрет. Ну, вот такое предположительное событие: а что мы будем делать, когда умрет королева-мать? Как мы будем писать сценарий? Это совершенно безумная была... Кстати говоря, очень здорово, там такие люди чудесные со всеми и с актерами, и сценарист, у нас Александр Павлович Тимофеевский был сценаристом.
О. Журавлева
―
Костя Кравинский был замечательный совершенно.
С. Бунтман
―
С Костей-то мы там и познакомились. На кастинг Костя пришел.
О. Журавлева
―
Может быть, еще от этого ощущение полного эховства этого сериала.
С. Бунтман
―
Да.
О. Журавлева
―
Потому что туда, обратно, все это, обмен происходил.
А. Плющев
―
Конечно. У меня вот, я от архивов хочу чуть-чуть повернуться - хотя можно было бы, наверно, целую программу, и не одну посвятить архивам - к тому моменту, собственно, основания Эха Москвы и спросить у двух Сергеев, между которыми ловкая засела Ольга Журавлева и загадывает желания ежесекундно, значит, вот когда все это дело начиналось, когда все основывалось, вы рассчитывали на 25-летний срок? Что это вот 25 лет просуществует, будет как-то изменяться?
С. Корзун
―
Со своей стороны скажу, что таким горизонтом, конечно, не мыслили. То, что мы делали что-то, что должно остаться, и где самим хотелось бы работать – это точно. Эта мысль была, абсолютно сознательно.
С. Бунтман
―
Да. А так далеко как-то никто не заглядывал. Даже более того, мы как планировали на самом деле, вообще сама по себе ситуация была совершенно невиданной и дикой, и замечательно, что у Сережи нашлась тогда абсолютно разумная сила воли, для того чтобы эту, абсолютно фантастическую по советским временам ситуацию, чтобы ее довести до ума, чтобы ее довести до реальности. Я, честно говоря, Серега, я просто себе не очень все это представлял. Ну, знаешь, ну, чем-то занимались когда-то, там, какое-то помещение, какой-то Розенблат мифический...
О. Журавлева
―
... очень даже реальный.
С. Корзун
―
... для меня реальный, да.
С. Бунтман
―
Для тебя – да. Но вот я когда приехал на второй день, на первый день вещания я вернулся в Москву, и услышать по радио, что это вот есть, вот то, что делали, как Корзун занудный там ходит, клеит, все делает, чтобы аккуратно все было, чтобы все вокруг там оформлено как-то было звуково. Но чтобы это вот вышло – я не знаю... 23-го когда я пришел, я открыл рот и ничего не сказал. Такая позорщина была в первый день.
С. Корзун
―
Серега, вообще началось это 30 апреля, выход Ностальжи Москва в московский эфир. Эта история, это 90 год, 30 апреля, пробный канал или пробный эфир, как они называли. Вышли сразу две радиостанции, Европа Плюс Москва, которая до сих пор осталась, и Ностальжи Москва, которая делалась ну, на базе собственно французской редакции Иновещания, которая на Эхе и пахала первое время в основном.А история такая, что Сережа Мешков, который работал редактором в той же французской редакции у нас, он познакомился с владельцем Ностальжи, был во Франции, уговорил его заброситься в Москву и здесь раскрутить это вещание радио Ностальжи Москва.
С. Бунтман
―
Закон уже был.
С. Корзун
―
Да. И договорились, что будут новости на русском языке, плюс некое программирование французской музыки, я даже не помню, была русская или нет, но по ночам точно не было. И, соответственно, на французскую редакцию возложили почетную обязанность делать новости 5-минутные в начале, или 10-минутные, уже не помню, такие. И вот я вел первый выпуск, ты, наверное, второй или третий.
С. Бунтман
―
Что-то такое было.
С. Корзун
―
... делили между сотрудниками редакции. Первый выпуск вел я. А Сережа Мешков буквально через пару дней в курилке – там несколько курилок было на Иновещании, одна на лестнице, вторая в туалете, там совмещали, понятно. И он - в туалете вышли покурить одно время - а он говорил, что услышали те, кто организует вещание Ностальжи Москва, это вот ассоциация радио та самая, они заинтересовались, голос им понравился, они хотят с тобой увидеться, вообще они хотят свое радио. Я сказал: о, ребята, я же давно вас искал-то. В общем, короче, пошел на встречу, с которой, там, через неделю вернулся уже формально назначенным главным редактором, потому что я продолжал работать диктором там на Иновещании до конца, и потом даже переводом меня оттуда из Гостелерадио на Эхо Москвы...
С. Бунтман
―
А, тебя переводом? А мне пришлось отпахать там, сколько полагается.
О. Журавлева
―
Да, ты позже меня, кстати, в штат-то пришел.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
Гриша Кричевский у нас был, тоже диктор французской редакции, Юра Федутинов через некоторое время появился, тоже диктор французской редакции.
О. Журавлева
―
А звукорежиссер французской редакции, кто, Коля был?
С. Бунтман
―
Нет. Звукорежиссер у нас была Наташа Разговорова.
С. Корзун
―
Да, и Андрюша Головачев.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
Первый. Ну, и Сережа Игнатов где-то...
С. Бунтман
―
Советский брейкин-ньюз – Головачев говорил. На прошлой неделе в Кремле.
С. Корзун
―
История началась из-за того, что вот связисты организовывали вещание других радиостанций, вот этих каналов, и захотели свое, у них была вот эта частота, 1206 килогерц на средних волнах.
О. Журавлева
―
250 метров от Кремля – Корзун придумал слоган такой.
С. Корзун
―
Да, было такое. Вот, и началась история, там, раз в неделю встречались, замечательный, помню, очень остроумный Кузнецов был с журфака и Засурский сам встречался. Ну, собственно, Владимир Буряк, Григорий Клигер и Михаил Розенблат – это вот ассоциация радио, чтобы вспомнить всех поименно. Засурский-старший и, соответственно, Кузнецов – это от журфака МГУ и журнал «Огонек». От журнала «Огонек» был придумавший название «Эхо Москвы» Александр Щербаков, Александр Сергеевич. И, соответственно, был...
А. Плющев
―
Прервемся на рекламу. Через пару минут.РЕКЛАМА
Д. Борисов
―
Наш вечер прекрасных воспоминаний в «Эходроме» продолжается. Сергей Корзун, Сергей Бунтман, Ольга Журавлева между ними вместе с нами. Вот мы на Сергее Львовиче остановились, не дали договорить.
С. Корзун
―
Да. Ну, реклама – это святое, естественно. Как же иначе существовать-то независимо...
С. Бунтман
―
... вспомнили, как кого зовут.
С. Корзун
―
Да так вот, журнал «Огонек» Лев Гущин, первый зам главного редактора. «Огонек» был коротичевский, но Коротич к нам только в эфир приходил, потом уже, когда все это запустилось. А заведовал этим делом Лев Гущин, соответственно. Там несколько историй было. Такой состав учредителей. А потом 1 августа 90-го года, напомню вкратце историю, вступал в действие закон о средствах массовой информации, СССР еще, тот самый, который Федотов, Батурин, Энтин готовили.
С. Бунтман
―
Союзный еще.
С. Корзун
―
Да. Но потом он с небольшими изменениями российским стал впоследствии.
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
И мы могли официально зарегистрироваться только в августе. Отсюда дата появления. Потому что, пока зарегистрировались, пока туда-сюда, и перед регистрацией острожные связисты из ассоциации радио, ну, в общем, все вместе, сказали, что давайте кого-нибудь привлечем, чтобы тут гарантированно уже, хочется. Вот давайте Моссовет наш. И, соответственно, от Моссовета занимался Олег Орлов изначально, и Сергей Станкевич был первым гостем на второй день эфира у нас, да?
С. Бунтман
―
Да. Когда он поклялся, что, даю зуб, там, голову на отсечение, что Моссовет никогда никакого давления...
С. Корзун
―
А Гавриила Харитоновича Попова так в эфир тоже не сразу залучили. Раньше Юрий Михайлович Лужков пришел. Это был такой у нас радиомост с Голосом Америки, мэр, по-моему, первый темнокожий мэр Нью-Йорка Динкинс был с той стороны, он недолго был, и здесь Юрий Михайлович Лужков, так сначала очень аккуратно, так тщательно подбирая, фильтруя слова, а потом разошелся...
О. Журавлева
―
У него такие паузы знаковые.
С. Бунтман
―
Нет, у нас были во время всяких путчей, там были всякие голоса, и там Юрий Михайлович тоже. Замечательно, когда, помнишь, Варченя у нас был корреспондентом, Андрей Варченя, когда во время путча-то 22 августа...
С. Корзун
―
В путч-то, да, там разговорились потом уже.
С. Бунтман
―
Юрий Михайлович чуть со стремянки не упал, когда закрывал ЦК КПСС... МГК, он опечатывал, на стремянку становился, опечатывал и вещал, что я закрываю МГК КПСС... Цой, тот Цой, его.
С. Корзун
―
Возвращаясь к пуску, да, это время как-то народ там немножко переживал, что ты делать будешь, а у меня вот было несколько знакомых, с Бунтманом договорился, это самое сложное было. Он все рвался в режиссеры.
С. Бунтман
―
... потом ты меня соблазнил.
С. Корзун
―
Я сказал: будешь там первым замом или еще что-то.
С. Бунтман
―
Нет, про это не говорил. Культуру...
С. Корзун
―
Культуру, да.
О. Журавлева
―
Разрешил делать программу «Ойкумена».
С. Бунтман
―
Ты сказал сладким голосом: ну, ты здесь и будешь делать спектакли.(смех)
С. Бунтман
―
Змий...
А. Плющев
―
Знал, чем купить. Я предлагаю вернуться к архивам нашим, тем более, что они продолжают эту историю наших баек всех, то есть, здесь байка абсолютно правдивая, я знаю, ее любит рассказывать Алексей Венедиктов, наряду с байкой про Клинтона.
С. Бунтман
―
Подожди...
А. Плющев
―
Клинтона не трогай...
С. Бунтман
―
Клинтон будет у нас еще в «Отголосках».
А. Плющев
―
Да. Он сам его анонсировал несколько раз уже. И прослушать вот один из выпусков этой программы...
С. Бунтман
―
Ну, самый первый и есть.
А. Плющев
―
Да, прямо сейчас. А потом вернуться и уже закончить наши воспоминания сегодняшние.ОТГОЛОСКИ
(запись)
А. Венедиктов
―
Эд Милибэнд, ныне глава Лейбористской партии и премьер-министр правительства Ее Величества в случае победы на выборах в парламент 7 мая, приезжал в Москву в качестве министра энергетики в октябре 2009 года. Почти пять лет тому назад. По заведенной тогда традиции министр пришел в прямой эфир «Эха Москвы» поговорить о «Северном потоке» и альтернативных источниках энергии. Слушатели «Эха» дисциплинировано задавали вопросы про то, про сё, пока в эфир «Эха Москвы» не прозвонилась одна московская дама.КАК ЭТО БЫЛО
А.Венедиктов
―
Наши слушатели, которые смотрят нас по видеотрансляции, спрашивают: «Вы человек восточного типа. Ваши предки индусы или пакистанцы?» Видимо, женщины спрашивают.
Э. Милибэнд
―
Спасибо за комплимент. На самом деле я хотел бы быть таким высоким, красивым и темнокожим. Но вот я хочу ответить. Мои родители были из Бельгии и Польши.
А. Венедиктов
―
Ваш дед был красноармейцем в армии Тухачевского во время Польши. Вы понимали, почему он выступал за советскую власть, почему он служил в Красной армии?
Э. Милибэнд
―
К сожалению, у меня не было возможности, поскольку он сейчас уже не жив. В любом случае есть дополнительные непонятные стороны в этой истории с моей семьей. Я, конечно, горжусь, но я не уверен, что все истории, которые рассказывают о ней, всегда действительная правда.
А. Венедиктов
―
Эд Милибэнд. Давайте несколько телефонных звонков. Здравствуйте, как вас зовут, и откуда вы звоните?
Слушатель
―
Добрый день. Это звонит Вячеслав, Подмосковье, город Химки.
А. Венедиктов
―
Пожалуйста, ваш вопрос Эду.
Слушатель
―
Вы знаете, Эд, я только что прослушал, вы говорили об энергетике.
А. Венедиктов
―
Да, он министр энергетики Великобритании.
Слушатель
―
И одновременно о погоде. У меня к вам вопрос. По телеканалу «Культура» было очень интересное научно-техническое сообщение, что есть такое физическое явление, как торнадо. А хобот торнадо – это протяженный устойчивый электрический канал. Известно ли что-нибудь в Англии об этом?
А. Венедиктов
―
Спасибо. То есть можно ли использовать энергию торнадо...
Э. Милибэнд
―
То есть использование энергии торнадо?
А. Венедиктов
―
Да, это протяженный канал, постоянный. Знаете ли вы про это что-нибудь?
Э. Милибэнд
―
К сожалению, это в сферу моих знаний непосредственно не входит. Но, конечно, нужно использовать все природные ресурсы, которые существуют. Использовать, например, энергию приливов, отливов, волновую энергию. То есть в любом случае, если есть какие-то технологические наработки, следует их использовать.
А. Венедиктов
―
Давайте еще один звонок. Здравствуйте. Как вас зовут?
Слушатель
―
Добрый день. Меня зовут Софья Давидовна Милибанд.
А. Венедиктов
―
Милибанд?
Слушатель
―
Да-да.
А. Венедиктов
―
Вы родственница?
Слушатель
―
Да. Я единственная оставшаяся в живых. 8 мая меня реанимировали, я бы мертвой. И вот я жива. Я бы ему хотела рассказать, я обо всех его родственниках знаю.
А. Венедиктов
―
Она знает обо всех ваших родственниках.
Слушатель
―
Я знаю.
А. Венедиктов
―
Я понимаю. Ваш телефон заканчивается на 94, Софья Давидовна?
Слушатель
―
Да-да.
А. Венедиктов
―
Все, мы записали. Потом через посольство свяжемся. Спасибо большое.
Э. Милибэнд
―
Она все еще на телефоне?
А. Венедиктов
―
Нет, она не на телефоне, но у меня есть ее номер.
Э. Милибэнд
―
Тогда большое спасибо, я, конечно, обязательно с ней поговорю. Потому что ваша радиостанция позволяет просто великие вещи совершать...
А. Венедиктов
―
После эфира Эдвард поехал к своей обретенной родственнице. А через два месяца ее навестил в Москве и брат Эда, министр иностранных дел Великобритании Дэвид Милибэнд. Действительно, в начале ХХ века из Варшавы ушли два брата. Один из них, Самуил, воевал в Красной Армии, затем перебрался в Бельгию, затем в Великобританию. И стал дедом двух английских министров. Другой брат, Осип, после гражданской войны осел в Москве и стал отцом нашей Софьи Милибанд. Как причудливо тасуется колода.
С. Бунтман
―
Ну, вот так.
Д. Борисов
―
Отличная история вообще.
С. Бунтман
―
Это была очень классная история. Алексей Алексеевич бегал по коридору и говорил: это правда! Она сама!.. Как будто кто-то сомневался. Как будто не знают здесь, как у нас звонки принимаются.
А. Плющев
―
Насчет звонков. Я помню прекрасно этот момент, и что на сайте у нас это было, потом, как они встретились, фотографии, там, все такое. То есть, это было относительно недавно. Но я поймал себя на мысли, что для меня было странно, что уже тогда у нас был определитель номера. По моим-то меркам, он относительно недавно появился у нас. И я подумал тут: а всегда ли у нас был пейджер, например? Не всегда.
О. Журавлева
―
Нет.
А. Плющев
―
Я помню, что его...
О. Журавлева
―
У нас у сотрудников пейджеров не было, у нас были мультитоны.
А. Плющев
―
Я еще застал мультитоны.
О. Журавлева
―
... прямо бьется в истерике, я вижу.
А. Плющев
―
Дима Пинскер, который меня привел, предметом большой зависти у него был мультитон.
С. Корзун
―
Связисты были у нас в учредителях, уж своих не обошли.
О. Журавлева
―
Изумительная была штука. Зато, извините меня, первые агентства, которые приносились пешком, с Пятницкой 25, когда АФП несли в коробке, то есть, ленты телетайпа, причем розовые их копии, они, уже нарванные для других целей, эти вот розовенькие бумажки приносились, и с них делались, ну, так как все были франкофоны, то, соответственно, легко делали с них новости...
С. Корзун
―
Там была слепая, какая-то седьмая или восьмая копия...
О. Журавлева
―
... да, и поэтому розовые бумажки назывались «розенблат» в честь нашего директора.
С. Корзун
―
Да, розовый лист.
С. Бунтман
―
У нас был компьютер, который не был связан ни с чем и не совместим был ни с чем, включая жизнь.
О. Журавлева
―
Тассовский.
С. Бунтман
―
Тассовский компьютер видеотон, правда, мы его использовали как пишущую машинку, с экраном еще.
С. Корзун
―
Еще настоящий телетайп стоял, но по нему как-то депеши не доходили.
О. Журавлева
―
Нет, а когда мы установили уже агентство, у нас специальная будочка на лестнице появилась, там стоял телетайп, который давал АФП, по-моему, африканский вариант, или что, какой-то странный такой. Такой как бы скромный. И там будочка была сделана деревянная для этого телетайпа, и в этой будочке сидела девочка с французского факультета, которая переводила этот АФП для новостей.
А. Плющев
―
Да, для тех, кто уже был нанят после франкофонов, вроде меня.
С. Бунтман
―
Во время путча эта будочка служила студией, потому что нам посоветовал замминистра, российского министра связи Иванов, нам посоветовал, сказал: а вы там соедините через телефон.
О. Журавлева
―
Это не эта будочка, Сережа, ты путаешь. Деревянная будочка с телетайпом, а маленькая – монтажка, куда помещался либо один Ганапольский...
С. Бунтман
―
И там два таких дядьки, представляете? Два таких, габарита Ганапольского, и у них было замечательно, так пузами совершенно и интервью так один у другого берет, замечательно, стоя они все это делали.
О. Журавлева
―
... там люди, конечно, уже не помещались.
А. Плющев
―
Я просто почему спрашиваю про пейджер, вот про телефон, потому что мне как-то хочется и слушателей...
Д. Борисов
―
... про обратную связь?..
А. Плющев
―
Да, когда понятно, что телефонные звонки появились довольно быстро.
С. Бунтман
―
22 числа.
О. Журавлева
―
Номер первого слушателя висел на стене.
С. Корзун
―
Они появились в первый же день, и специально там лампочку готовили вместо этого звонка, какая-то сложная инженерная была проблема, чтобы она горела...
О. Журавлева
―
Подождите, Сережи, 925-17-24 – это эфирный номер был?
С. Бунтман
―
Да.
С. Корзун
―
Это второй был. Первый был другой, он был на аналоговой линии, если мне не изменяет память, и она подвисла в первый же день, как только два человека позвонило, она зависла сразу же. Но у меня был звонок в эфире, он был до эфира, это история, которую я тоже рассказывал много раз. Когда я тренировался, включил рубильник, зная, что нас в эфире еще нет, там, без 3 минут или без 5 минут, начало, там, в 19 часов, и я проговорил свой текст, прорепетировал, и раздался звонок, загорелась лампочка. Я думал, что кто-то из корреспондентов, беру, готов ругаться. Мне говорят: да, я готов ответить. Там был вопрос для викторины, первый дозвонившийся будет почетным членом, там, клуба... он говорит: это я.(смех)
О. Журавлева
―
А просто передатчик заранее включают...
С. Бунтман
―
Заранее. Его еще включали, еще и не выключали потом. Когда у нас появилось утреннее вещание, до часу дня у нас было утреннее вещание, сначала вечер был, потом утро – ну, потом все сомкнулось – и заканчивается торжественно: ... мы встретимся вечером...
О. Журавлева
―
И уходящая мелодия...
С. Бунтман
―
... потом – пауза такая – что? Все. И дальше голос Игнатова: наливай.(смех)
О. Журавлева
―
И тут же звонки раздаются: ребята, мы вас поздравляем! Очень мило.
С. Корзун
―
Да, со второго для сменили номер, там, наверное, цифровое уже или...
О. Журавлева
―
Что-то он не очень был цифровой...(неразб.)
О. Журавлева
―
Да, ребята, еще же был один важный момент у эфирного телефона, если вы помните, его параллельный стоял в редакции. На одном этаже студия, на другом этаже редакция, и когда идет эфир, на телефон кладется бумажка с надписью «эмбарго». Потому что если в студии в это время говорят по телефону, а сверху в редакции снимают, и там слышно, как машинки стучат, народ там веселится вокруг, поэтому эфирный телефон всегда референты – уже когда были референты – клали там что-нибудь сверху, чтобы не дай бог никто трубку не снял. Невероятная техника!
А. Плющев
―
Так вот, возвращаясь. Когда в эфир подключались слушатели, там, со второго дня, условно говоря, стало бесперебойно от них что-то приходить, когда появился пейджер эфирный. Мы до сих пор его так называем: эфирный пейджер.
Д. Борисов
―
Иногда.
О. Журавлева
―
Он уже здесь появился.
С. Бунтман
―
Здесь появился уже.
Д. Борисов
―
И как эти девушки-операторы неправильно набивали вопросы.
С. Бунтман
―
Да-да-да.
А. Плющев
―
Там же им диктовались вопросы.
Д. Борисов
―
Надо же было диктовать.
С. Бунтман
―
Гугл-переводчик отдыхает просто.
С. Корзун
―
Компьютеры были не в сети тогда, как бы интернета не было, то есть, компьютеры, которые были, реально использовались как печатные машинки, на принтер бросали и все.
Д. Борисов
―
Но я помню из технологий, что был же реально пейджер.
А. Плющев
―
Он лежал в студии.
Д. Борисов
―
Потом был подключен.
О. Журавлева
―
К нему провод. Это волшебно было. Это уже сильно позже.
С. Корзун
―
А с мультитонами, это сильная история была, когда с Фонтоном – Фонтона еще не вспомнили – у него тоже был пропуск в Гостелерадио, у нас, как у начальников были у всех... и мы иногда в столовую, в замечательную столовую Гостелерадио – подумали: а не поехать ли нам как следует пообедать? А там сумасшедшая столовая, у нас Сережей еще пропуска были, у Фонтона тоже был, потому что он на Маяке работал до того. И одновременно где-нибудь начинал в вагоне метро звонить этот мультитон, где связь была, а там была связь на станции. Народ так озирался сразу, шпионов искал.
О. Журавлева
―
А там же не сообщение было, а сигнал: буквы и цифры.
С. Корзун
―
Практически да. Там выскакивает тебе сигнал, там, А10, или просто 10, я уже забыл...
О. Журавлева: А3
―
позвони в редакцию.
С. Корзун
―
... выскакивает там А3 – все, смотришь, значит – позвони в редакцию.
А. Плющев
―
Насчет «позвони» я помню, как мы довольно долгое время, надо сказать, звонили в школу, где преподавал Венедиктов, в кабинет директора.
О. Журавлева
―
В канцелярию.
А. Плющев
―
Ну, или в канцелярию, да. Чтобы он потом перезвонил в редакцию, поскольку он на уроке, его нельзя тревожить. Это еще до появления пейджера. И на пейджер тоже еще задумывались: отправить или нет во время урока-то, мы знали расписание перемен там...
О. Журавлева
―
Конечно, все ходы записаны.
А. Плющев
―
Да, было такое дело.
О. Журавлева
―
Про звонки, я прошу прощения, вспомнила историю, когда в 91 году у нас, вот, то мы вещали, то не вещали, то вот это, то вот то. И этот телефон, в редакции который был всем известен, слушателям, он звонил вообще не переставая, особенно когда уже 22 августа, когда уже стало ясно, чем дело кончилось, и люди звонили настолько не переставая, что принимать звонки можно было просто нажимая на отбой, не кладя трубки. Причем, трубку не клали, там, часа 4 подряд, там, 5 часов. И референты теряли голос, и когда она уже не могла говорить, меняли на следующую.
С. Бунтман
―
Уносили, меняли на следующую.
О. Журавлева
―
... я помню, одна уже сидит только глазами лупает, а другая приступает к этим звонкам.
С. Бунтман
―
Там во время путча все референтами работали. И Анатолий Суренович Агамиров.
О. Журавлева
―
Да-да. Каждый, кто просто мимо проходил...
С. Бунтман
―
Искал рычаг долго, потом долго выслушивал, потом – там звонки специфические были, ну, как смс у нас сейчас. Так слушает: мне кажется, что вы мерзавец – и так, знаешь, ищет рычаг...
А. Плющев
―
Возвращаясь к вопросу о пейджере и обо всем. Журавлева-наркоманка, не может оторваться от...
О. Журавлева
―
Я сетевизором любуюсь. Плющев, тебя не видно.
А. Плющев
―
Я специально сюда сел.
Д. Борисов
―
Зацени отмазку, да, Оля – что они не нарушают никакие внутренние распорядки, там, подглядывая в сообщения, а просто...
О. Журавлева
―
Борисов, тебе меня не поймать.(смех)
О. Журавлева
―
Я здесь 25 лет нарушаю распорядок.
Д. Борисов
―
Он никак не проверит, то есть сетевизор можно...
С. Бунтман
―
Меня спроси: правда.
А. Плющев
―
Я понимаю, что люди, которые находятся внутри процесса, они с большим трудом могут его адекватно оценивать, адекватно оценивать изменения происходящие. Ну, например, самого себя сравнить 25 лет назад и сейчас, условно говоря. Ну, или... И все равно это будет неадекватно, все равно это будет необъективно.Тем не менее, ко всем вам вопрос. И прежде всего я хотел бы с Сергея Львовича начать, поскольку он все это дело заварил, все это дело начал, и так далее. То, что сейчас собой представляет радиостанция Эхо Москвы, довольны ли вы, хотели ли вы такого, представляли ли вы себе примерно такое, ну, как бы это сказать, двигалась ли радиостанция, пришла ли она в ту сторону, куда вы ее хотели направить, или нет? Вот обо всем этом.
С. Корзун
―
Ну, как сказать? Мы начинали одиноко, можно сказать, да? То есть, были единственными на поле практически без конкурентов. Ну, хотя, можно сказать, конечно, и Радио Маяк конкуренция была, Радио России появилось, стала конкуренция. Но тем не менее.Эхо Москвы и сейчас остается без конкуренции на своей площадке, на площадке многообразия и разнообразия различных мнений, да? То, что в эту сторону именно придем, конечно, никто не подозревал, и это было невозможно.
Хуже другое – то, что от отсутствия конкуренции к тому же и пришли. Потому что, в моем разумении, при развитии радио и радиостанций должно было быть, ну, как минимум, несколько радиостанций, которые, сменяя друг друга в рейтингах, шли бы все выше и выше, совершенствуясь и в точности изложения, в яркости изложения для слушателей. И так далее. Поэтому вот это немножко обидно. То есть, ситуация такая, что не удалось несколько создать.
И волею случая, судеб и прочих, я принимал участие в нескольких других радиостанциях. 2003 год запускал Новости online, в Проф-Медиа делал станцию. Я говорил откровенно, что через 10 лет эта новая технологичная радиостанция должна заменить естественным образом, ни в коем случае не замочить, а заменить естественным образом для молодой аудитории это радио. Сейчас у нас такой другой радиостанции нет. То есть, есть, там, Бизнес-FM, Коммерсантъ FM – разговорных-то больше особо и нет радиостанций.
А. Плющев
―
Ну, Вести...
С. Корзун
―
Но поскольку участвовал и в бизнесе с нулевого цикла в Коммерсанте, там, обучением персонала, вот могу сказать, у нас на Эхе можно и о конкурентах, и о ком угодно, да, в этом смысле? Могу сказать, что были там ограничения практически с самого начала, в том числе политического свойства. Потому что бизнес – ну, деньги любят тишину, да, поэтому там вообще сложно было представить, как это делать. И у Коммерсанта появились другие ограничения. То есть, Эхо единственное на своей площадке. Я считаю, что это к сожалению к большому.
А. Плющев
―
Полминуты у вас осталось, чтобы добавить ко всему этому. Вы довольны тем, что...
С. Бунтман
―
Оля, скажи, а я потом скажу «да».(смех)
А. Плющев
―
Произошло.
О. Журавлева
―
Ну, ничто не предвещало в моей жизни вот такого развития. Никто не собирался становиться журналистом. На радио никто вообще работать не собирался. Все абсолютно случайно. И поэтому я никогда не предполагаю даже на 2 года вперед, что у меня будет.
С. Бунтман
―
Да.(смех)
С. Бунтман
―
Я действительно могу сказать только «да». Все именно так.
А. Плющев
―
Хорошо. Сергей Бунтман, Ольга Журавлева, Сергей Корзун в сегодняшней нашей программе «Эходром», посвященной 25-летию радиостанции Эхо Москвы.
Д. Борисов
―
И проекту специальному, приуроченному к этому 25-летию под названием «Отголоски».
С. Бунтман
―
Как хорошо-то.
Д. Борисов
―
Как можно слушать, когда можно слушать?
С. Бунтман
―
Значит, в пятницу в конце «Разворота» утреннего, потом повторяется здесь и потом утром в понедельник в 7 с чем-то там.
Д. Борисов
―
Ну, то есть, много выпусков, можно послушать.
С. Бунтман
―
Да, три штуки.
Д. Борисов
―
А потом на сайте наверняка тоже.
С. Бунтман
―
А на сайте уже есть, и ссылка на полный звук.
Д. Борисов
―
Вот так, так что, есть чем заниматься в ближайшую ночь всем.
А. Плющев
―
«Вот так» - это через 10 минут.(смех)
Д. Борисов
―
После программы. Мы Александр Плющев, Дмитрий Борисов. Всем спокойной ночи, пока!
С. Бунтман
―
Счастливо.