Лев Гулько - Эходром - 2014-12-28
Т. Фельгенгауэр
―
Что-то все не то у меня сегодня в студии – стул какой-то неудобный, наушники мне эти не нравятся, соведущих опять нет. Что такое? Программа Эходром в эфире радиостанции Эхо Москвы, здравствуйте. Я не собираюсь капризничать всю программу, так, первые 3 минутки. Хорошо, что у меня тут есть Вася Антипов, который будет пытаться держать меня в руках, как обычно. О, вот эти наушники нормальные, мне нравятся, я их себе возьму тогда. Только громко очень. Это, конечно, самые дальние наушники, у меня руки не дотягиваются их прибрать. Ну, ладно. О, спасибо, дорогой, спасибо.Да, программа Эходром, последняя в этом году, но не последняя в серии программ Эходром. Вот так вот залихватски сформулировала я.
Дима Борисов вернулся из отпуска, но немножечко не успел доехать до эфира, поэтому в следующее воскресенье вы его услышите обязательно. И прекратится вот это вот безумие, которое устраивает Татьяна Фельгенгауэр в эфире программы Эходром. Будет какое-то другое безумие, разбавленное нежным голосом Димы Борисова. Он так обычно упорядочивает вот это все, что тут происходит. Все рубрики на месте бывают, когда Дима в эфире.
А вот сегодня, например, угадывать мы ничего не будем. А вы сами виноваты, потому что вы в прошлое воскресенье так как-то вяло угадывали викторину – всего один человек – и даже не спрашивали, будем мы угадывать, не будем мы угадывать, чего… Ну, я подумала, что вам, наверное, неинтересно и ненужно. А раз неинтересно и ненужно, что я буду тратить эфирное время, у нас, знаете ли, каждая секунда на счету. Каждая секунда! Вот, так что, мы не будем сегодня угадывать, ну, зачем? Тем более, что я так пробежалась по нашим гостям: мне кажется, вы всех уже знаете, ну, вот всех! Ну, что там зря что-то придумывать?
Так, что там пишут? Я напомню, что у нас есть +7-985-970-45-45 – волшебные цифры, которые я все еще в состоянии произнести, несмотря на то, что начало 12-го на часах. Это смс, вы туда может присылать свои вопросы, я буду на них отвечать. У нас будет сегодня формат вопрос-ответ. Спросите у Тани Ф. и у воображаемых друзей. И я буду вам что-нибудь рассказывать. Ну, если вы захотите, конечно.
«Не пора ли штрафовать за прогулы Эходрома?» - спрашивает Дмитрий. Нет, не пора, потому что никто их не прогуливает. Ведущие программы Эходром отсутствуют по вполне себе уважительным и объективным причинам, так что, мы никого штрафовать не будем. Это не наши методы. Я вообще не припомню, чтобы на радиостанции Эхо Москвы кого-то за что-то штрафовали. У нас тут все демократично, либерально, хо-хо. Делай, что хочешь, а главный редактор каждый раз так как-то очень лояльно относится к своим смешным забавным и странным ведущим, вот, например, ко мне. Ну, я, правда, тешу себя надеждой, что он просто не слышит эфир программы Эходром.
Виталий спрашивает: «Это последний Эходром?» Чувствую, что я буду сегодня весь эфир говорить: нет, это не последний Эходром. В следующее воскресенье вы услышите программу Эходром на волнах радиостанции Эхо Москвы, и, возможно, там буду не только я. Во всяком случае, я надеюсь, что там буду не только я.
«Таня, - как жестоки вы ко мне! - детские ужимки уже не по возрасту, нелепо, Таня». Вот, вы знаете, что я сейчас занимаюсь в основном тем, что рефлексирую накануне своего дня рождения. Зачем про возраст? Вот по больному же бьете. Я и так, вот знаете, как переживаю, что мне через неделю 30 лет. Да, я всерьез думаю об этом. Знаете, какой я стану рассудительной, какой взвешенной, какой серьезной, какой отстраненной? А сейчас, дайте последнюю неделю-то – как бы это цензурно? – понести ересь в эфире. Можно? Спасибо большое.
«Когда в эфире будет «Разбор полета» с Евгением Ясиным? Ведь месяц назад записали». Виталий, какой вы внимательный! Да, действительно, в новогодние праздники вы услышите в двух частях, в двух, два понедельника подряд, в двух частях программу «Разбор полета» с Евгением Григорьевичем Ясиным, и я надеюсь, вам очень понравится, мы с Ирой были в восторге, честно скажу.
Что-то там про «Железный занавес» я не знаю. Я регулярно вижу послов, которые тут ходят по коридорам и записывают… А, нет, «Железный занавес» - это же про Америку. Нет, про это я не знаю. Я знаю, вот это вот, Вася, как правильно называется? «На двух стульях», «Между двух стульев»? Ну, что-то такое. У нас есть такая программа, она очень классная, туда приходят послы. Карина Орлова ее ведет. Вот, я регулярно вижу послов разных стран, которые к нам приходят, записываются в эту программу. А «Железный занавес» - это то, что было с Америкой, и, если честно, я не знаю.
Как мне нравится! Как быстро вы отреагировали на мой призыв «задавайте вопросы», и я, главное, могу почти на все из них ответить, абсолютно игнорируя то, что по формату программы Эходром сейчас необходимо рассказать, что было на прошедшей неделе. Да, Вася, пора уже?
Ну, ладно, хорошо. Вася сказал надо – значит, надо. Комсомол ответил – есть!
Так, что-то мне параллельно в Фейсбуке еще пишут. Боже, нет, душа моя, я вам позже отвечу. Я сейчас веду эфир.
Давайте прямо с начала недели пробежимся. Много всего было интересного в дневном эфире.
Ну, во-первых, конечно, утренний эфир в исполнении Нарышкина и Соломина – это песня. Знали бы вы, какие обсуждения идут в нашей закрытой группе, службе информации, вопросов, которые Леша и Леша ставят на голосование! Боже, это просто песня! Любой, вот наугад, любой утренний «Разворот» Нарышкина и Соломина берите, слушайте, переслушивайте – какая самореклама!
А вот в дневных «Разворотах» на этой неделе было много всего интересного. Илья Рождественский и Ольга Журавлева вели эти эфиры. Ну, например, вот в понедельник была история про социальные сети и про блокировки страниц сторонников Алексея Навального. Ну, это вот про 15.01. Там же была абсолютная феерия, как прокуратура и Роскомнадзор, значит, быстро все жали-жали-жали, быстрее все блокировать-блокировать-блокировать, а в Фейсбуке и в остальных соцсетях, естественно, мгновенно как грибы разрастались альтернативные странички, ивенты и прочее, это просто был такой абсурд! Ну, вот, правда, когда уже про день рождения Грибоедова заговорили, это стало прямо совсем уже даже, ну, как-то шутить неловко на эту тему, поэтому я промолчу.
В «Разборе полета» у нас был Эммануил Виторган, кстати, была выездная программа, мы приезжали в гости, в Культурный центр Эммануила Виторгана и с ним разговаривали. Очень было интересно. Познакомились с его женой Ириной. В общем, хороший получился эфир, такой, очень эмоциональный.
Вторник - обратила бы ваше внимание, всем настоятельно рекомендую прослушать эфир программы «Сбитый фокус». Если помните, это интервью, которые берут Леся Рябцева и Алексей Венедиктов у разных интересных и важных людей. На этой неделе такое интервью в прямом эфире было с Владимиром Познером. Я рекомендую. Причем, именно слушать, потому что, знаете, некоторые эфиры можно совершенно спокойно прочитать, да, это и быстрее, в общем-то, а вот некоторые лучше послушать – ну, уж больно интонации хороши. Паузы – вот это вот, как человек задумался.
А потом еще, кстати, во вторник же был Евгений Григорьевич Ясин с очень хорошей темой: «Это кризис или предупреждение?» Ну, все мы задаем себе этот вопрос, безусловно.
Из среды рекомендую вам тоже дневной эфир, когда была Елена Панфилова про ратификацию 20-й статьи Конвенции ООН против коррупции. Лена – лучший человек, который вам про это может рассказать: исчерпывающе, аргументированно и понятно. В общем, я считаю, что это главный вообще специалист по антикоррупции, тем более, что Лена уже в Transparency International ого-го какую делает административную карьеру, очень ею горжусь.
В «Особом мнении» очень философский был Юрий Сапрыкин в среду, тоже послушайте, мне очень понравилось.
Глеб Павловский из четвергового «Особого мнения» у Карины Орловой. Он всегда прекрасен.
И из пятничного дневного «Разворота», который ведут Женя Бунтман и Леша Голубев, самая лучшая часть, она моя любимая – конечно, это про предложение запретить исполнение песен на иностранных языках. Это ЛДПР предложила. Ну, мы там не инициативу обсуждаем, но там, конечно, фантастическое музыкальное сопровождение было у этой программы, у этой части эфира, потому что Леша и Женя очень творчески подошли к этой истории, и прямо, ой, мне ужасно понравилось. То есть, сотрудники вбегали в службу информации и говорили: что, что, что происходит в эфире? О господи боже мой! Что там происходит? Там песня «Вставай, страна..» на корейском. То есть, сначала не все поняли, на каком это языке, потом выяснили, что это на корейском. Ну, в общем, это очень здорово, так музыкальненько. Я люблю, когда такие эфиры. Ну, и, благо, пятница, она немного-немного так позволяет нам вольно подойти к нашему серьезному информационному эфиру.
Ну, к вечеру воскресенья вы уже и сами понимаете, в каком мы тут все состоянии, во всяком случае, что позволяют вытворять в программе Эходром – это же просто ужас.
Из вчерашних эфиров я бы обратила внимание на два. Значит, днем у Ксении Лариной в «Культурном шоке» говорили про господдержку кинематографа, и там среди гостей был Антон Долин, которого я нежно люблю.
А замечательный совершенно Сан Саныч Пикуленко в «Детской площадке» рассказывал про транспортное средство Бабы Яги. И он это делал совершенно уморительно. Поверьте, это и детям, и взрослым будет ужасно интересно и, ну, Сан Саныч, он может так, как нам всем и не снилось.
Так, давайте посмотрим, что вы там пишете на +7-985-970-45-45.
Меня спрашивают: что будет на Эхе в новогоднюю ночь? Пока не скажу. Ближе к концу программы расскажу вам.
Так, а буду ли я сегодня хохотать? Буду, чем еще мне тут заняться? Я только ради этого и прихожу.
Так, что я по гороскопу… А вы что, верите, Артем, в гороскопы?
Так, не штрафовал – премировал. Да, давайте всех премировать, мы всячески за. Нам, правда, тут новый генеральный директор у нас же появился, не знаю, что-то он там говорил слово «оптимизация». Возможно, в его понимании слово «оптимизация» означает слово «премирование»? Надо будет с ним обсудить этот вопрос.
«Привет маленьким воображаемым друзьям. Где?» - спрашивает Игорь. Ну, как – где, вот, вокруг меня мои маленькие воображаемые друзья. Что мне привет-то слать? Вот они же все на меня смотрят, кивают, что-то смеются, хихикают, между собой переговариваются, шушукаются. Это я им в конце скажу: привет, пока.
«Хватит паясничать и засорять эфир!» Нет, извините, вам придется потерпеть.
«Чем еще порадуете в «Разборе полета»?» Ну, вообще у нас очень большой список гостей, которых мы планируем, хотим. И если говорить про новогодние праздники, то вы услышите две части с Евгением Григорьевичем Ясиным, и в понедельник 29-го будет «Разбор полета» с Сергеем Ястржембским. Тоже очень интересно на самом деле.
«С кем вы будет встречать Новый год, Таня? Без радио или подальше от работы?» А что значит «без радио или подальше от работы», Сергей? У вас как-то проблемы с союзами. Я с родителями буду встречать Новый год и с друзьями. В общем-то, все как всегда.
«А чего вы превратили программу Эходром в программу «Без посредников»? Вот что я хочу у вас спросить». Я же не главный редактор, я не могу за всю радиостанцию отвечать. Это, знаете, у нас же на этой неделе было голосование по изменению устава редакции по поводу социальных сетей. На сайте радиостанции Эхо Москвы вы можете увидеть и, соответственно, вопросы, да, пункты, по которым мы голосовали, и результат этого голосования. Там, причем, одно голосование было по редакции Эхо Москвы, а второе по редакции сайта Эхо Москвы, потому что два разных СМИ. Как вы, конечно же, знаете, потому что вы уже сто лет очень прилежно слушаете программу Эходром, и вы знаете, что Эхо Москвы и сайт радиостанции… чуть не сломала себе палец о микрофон, сто раз себе говорила: не размахивай так руками, Таня. Вася, почему у нас микрофоны так странно стоят? Вот меня всегда это интересовало.
Никогда на радио не работал, только своим подчиненным в Московском НИИ Приборостроения любил газетки почитывать
Вот я тоже считаю, вот Вася показывает, что надо их подвешивать. Я тоже считаю, что микрофоны в студии должны быть подвешены. Во-первых, это очень мобилизует гостя и ведущего, потому что вот если вы посмотрите Сетевизор, вы увидите, что я тут разлеглась в стиле Леонида Радзиховского, который, знаете, если вы смотрите «Особое мнение» по RTVi или, там, через Сетевизор, вы знаете, что Леонид Радзиховский, он довольно вальяжно всегда располагается в кресле и периодически сползает под стол. Ну, как-то примерно вот так вот – изображу я. Это очень сильно отражается на качестве звучания, разумеется.
А вот когда микрофон как бы сверху – Вася, как он, просто крепится сверху? – неважно, на стойке на какой-то или на веревочке, то человек, подсознательно он так тянется вверх, сидит ровно, голос нормально звучит, и он, главное, никуда от этого микрофона не отворачивается и руками стойку не трогает. Это же просто самое страшное. Вы знаете, чем заняты ведущие радиостанции Эхо Москвы? Тем, что бьют гостя по рукам, чтобы он стойку микрофона не трогал во время эфира, потому что это слышно.
Так вот, о чем это я? Вася, что я говорила, прежде чем я ударила по микрофону? Я забыла. Ладно, хорошо.
А, я говорила про голосование. Ну, вот, и поправки эти, изменения в устав, приняты. Там по процентам по каждому пункту можно на сайте посмотреть. И мы, как люди впечатлительные, у нас было общее собрание, все пришли, редакционно-творческие сотрудники, ну, вот все, кто участвовал в голосовании по кандидатуре главного редактора, вот эти же люди и участвуют в голосовании по изменению в устав радиостанции Эхо Москвы.
Ну, и мы тут все обсуждали, еще там задавали вопросы, друг другу все объясняли, и что-то так впечатлились, что остаток дня друг с другом разговаривали исключительно так: журналист осознает необходимость пообедать; журналист помнит о том, что необходимо оплатить счет… Вот, сейчас, значит, журналист понимает, что несет ересь в эфире, журналист помнит об уместности извинений за ту ересь, что он несет в эфире.
Ну, слава богу, это нас так сутки только продержало. Меня сегодня уже начало отпускать, и я перестала о себе говорить в третьем лице, слава богу, а то это бы было довольно странно.
Соломин и сегодня в «Дорожной карте» жег не по-детски» - пишет Евгений из Пензы. Хо! Лешечка может, я очень люблю его эфиры.
Ведущие? Я же говорила, что Димочка будет следующий, в следующее воскресенье.
Так, это я не знаю, это я не знаю. Я, наверное, не успеваю читать ваши вопросы. А, нет, я вижу вопрос: «Банкет у вас будет?» Какой банкет? О чем вы? Мы тут работаем, не отходя от микрофона круглосуточно. И поэтому у нас не бывает никаких праздников и банкетов. Нет, ну, понятное дело, бывает 22 августа каждый год. Вот тогда мы гуляем, так гуляем. А если говорить про всякие новогодние и прочие – мы работаем. Знаете, как мы тут Новый год празднуем? О, хо-хо! Тут на Новый год толпа людей. Во-первых, все, кому не лень, приходят в новогоднюю ночь в редакцию. Ну, так, кто мимо проходил. Мы же тут в центре.
Во-вторых, каждый год 1 января мы с Мариной Александровной Королевой устраиваем битву форшмаков. Это страшный секрет, страшная тайна, но, так как я ушла вразнос, я готова вам рассказать. Состоится состязание между форшмаками. Значит, я честно скажу: я делаю форшмак вместе с мамой и с отчимом, у нас это семейное коллективное мероприятие. Значит, собираемся мы, и как давай форшмак готовить! С кем готовит Марина Александровна, я не знаю, если ли у нее там подмастерья какие-то. И 1 января каждый год мы приносим, раскладываем это все великолепие в службе информации и вместо того, чтобы делать новости, как серьезные ответственные журналисты, мы бегаем по редакции и заставляем всех пробовать два этих форшмака, и каждый год спрашиваем: ну, чей вкуснее, чей вкуснее? Там просто два принципиально разных подхода к тому, как это готовить. В общем, периодически заходит Алексей Алексеевич, который, конечно же, каждое 1 января в редакции, и так довольно грозно спрашивает, что мы вообще вытворяем вместо того, чтобы работать. Мы каждый раз разбегаемся и возвращаемся к работе, но потом все-таки продолжаем эту битву, получается довольно забавно.
«Так, Топ-7 сотрудников…» О, Топ-7 сотрудников, хорошо, что вы мне напомнили. Это же очень важно! Вернулась ли я в Топ-7 сотрудников. Ну, мы в прошлую пятницу, вроде выяснили, что вернулась, но насколько активно вы голосовали всю эту неделю? И удалось ли вам меня все-таки с 7-го места немножечко поднять повыше? Ну, хотя бы капельку! Ну, хотя бы на 6-е. Ну, хотелось бы, конечно, на 5-е. Да вы что! Вы что! Чем вы занимались всю неделю? Почему меня опять нет в Топ-7? Вы что делали вообще? Вы где были? Почему? Какой Артемий Троицкий? Какой Матвей Ганапольский? О чем вы, люди? Слушайте, я страшно разочарована, страшно. Можете объяснить, что вы делали целую неделю? Вот мы в прошлое воскресенье договорились: вы голосуете, жмете лайки, слушаете мои эфиры, заходите на мою страничку, и таким образом мы укрепляем мои позиции в Топ-7 сотрудников радиостанции Эхо Москвы. И что? Прошло 7 дней. Я поднялась на 6-е место или на 5-е? Нет, я вылетела из топа. Это вообще что за саботаж такой? Может быть, мне престать вести программу Эходром? Может быть, вам просто это все не нравится? Это все не нужно? Что я тут каждое воскресенье распинаюсь-то перед вами? Чтобы что? Как нынче модно спрашивать. Ой, кошмар, я прямо, я разочарована, я расстроена, как вы вообще могли? Как вы могли так со мной… Я расстроилась. Я теперь – все, спасибо испортили мне конец недели. Вот, да, спасибо вам большое. Ну и пожалуйста. И не очень-то и хотелось. Ну, да, действительно.
Так, Григорий говорит, что на этой неделе был шикарный Матвей в программе «Один» со своей украинской мовой. Ну, Матвей всегда шикарный. Всегда шикарный.
Пациенты звонят, и мы пытаемся их лечить. Кого-то лечим терапевтически, кого-то приходится хирургически отсекать
«Как же «Кейс?» Он же лучше всех» - пишет Ярик из Петербурга. Конечно, «Кейс» - вообще одна из лучших программ на радиостанции Эхо Москвы. Но просто она же каждую неделю лучшая, а я обращаю внимание на каких-то гостей, на какие-то новости, которые были только на этой неделе. Так что, не думайте, что я как-то обхожу вниманием.
Так, «Пора умнеть». Пора умнеть, Валера, да, я согласна. Но знаете, как говорят – ума нет, и уже как бы вряд ли будет. Так что, ничего – я смирилась и вам придется.
«Лучший эфир – с Познером. Ум, такт, блеск, речь – восхищение» - пишет Антон. Я с вами полностью согласна. Полностью. Обязательно все послушайте.
«Когда вы в приподнятом настроении, ваш голос звучит еще более…» - очень странная конструкция у вас, как-то вот, «более лучше» практически у вас получилось.
«Если так смеяться, неизбежно сползешь под стол». Я хочу заметить, что, во-первых, я не смеюсь, во-вторых, я не под столом. Ну, нет, я смеюсь, конечно. А, в-третьих, я говорила про Леонида Радзиховского, он вообще человек довольно серьезный. Единственное, что я вот очень люблю – он читает стихи. Ах, как он читает стихи в эфире! Боже, только ради этого и хочется слушать его «Особое мнение». Ну, конечно, не только ради этого.
«Когда вы переедете в новую шикарную огромную студию?» - спрашивают из Санкт-Петербурга. Какой интересный вопрос. У меня нет на него ответа.
Подвешенный микрофон… Женя обращает внимание на другие опасности микрофона. Вот, простите, о стоящий микрофон я палец ударила больно, а Женя считает, что о подвешенный микрофон голову разбить можно. Не припомню таких случаев, если честно. Вася, не было у нас таких? Но у нас и не было никогда подвешенных микрофонов, впрочем. У нас всегда были на стоечках.
Нет, а помнишь, когда у нас была маленькая студия, вот на том месте, где мы сейчас с тобой сидим, нет, на том месте, где агентство, да, когда была вот эта легендарная маленькая студия с абажуром, там же они были на таких кронштейнах как бы подвешенные… Да, там была другая проблема, там эти кронштейны с годами начали себя вести довольно коварно, и ты сидишь, говоришь, ничего не делаешь, никого не трогаешь, работаешь – ну, как ничего не делаешь и работаешь, в принципе, на радио одно и то же, как известно – и вдруг у тебя ни с того ни с сего, у тебя кронштейн вместе с микрофоном куда-то убегает вбок или вверх. Это крайне неловкая ситуация, приходится срочно ловить руками. Это правда, это было ужасно по-дурацки, когда вдруг, ни с того ни с сего, от тебя убегает микрофон. Вы знаете, да, это на самом деле страшный сон любого радиоведущего: ты приходишь в студию, а микрофона нет. Куда говорить-то, господи?
Так, «Кто гость?» - спрашивает Алексей. А я не сказала? Боже, Лев Гулько сегодня гость, совсем скоро, через несколько минут. А нам с вами надо еще послушать нашу постоянную и любимую рубрику, которая, я все время забываю, как называется: «Краем – по-моему – уха».
КРАЕМ УХА
Л. Рябцева
―
Как это водится, в конце года все подводят итоги, просят прощения и благодарят. Непонятно чему, у кого и за что, будто бы все собрались в следующем году как-то кардинально поменять свои жизни или же просто закончить их. Тем не менее, я не исключение.Хочу сказать спасибо всем героя моей колонки. Спасибо за ваши яркие образы, за внимание к моим постам, за слабость к собственным персонам, за лицемерие, за стыд… Но это относится не ко всем, конечно же. Некоторым я безумно благодарна за честность, смелость и открытость. Спасибо тем, кто не боялся говорить при мне. Спасибо тем, кто отвечал за свои слова. Спасибо вам большое.
Спасибо Немцову, Шувалову, Анастасии Раковой, Капкову, Ходорковскому, Михаилу Гусману и Татьяне Митковой, Абызову, Путину, Вакарчуку, Ксении Собчак, Михаилу Юрьевичу Лесину и даже Навальному. Спасибо вам. Без вас этот год был бы не таким. Неизвестно, был бы он лучше или хуже, но точно без вас 2014 год был бы скучнее.
Я благодарна каждому за совет и критику. Простите, если кого обидела. Но не могу обещать, что больше так не буду. Наверняка буду, и не только так. Поэтому – пожалуйста.
Ну и напоследок чудо коуб, который вы можете посмотреть в моем блоге, и всем всех благ.
Т. Фельгенгауэр
―
Спасибо, пожалуйста, это называется. Тут спрашивают, как меня зовут. Меня зовут Таня Фельгенгауэр, мало ли что, действительно.Так, Татьяна отказывается слушать эфир с Познером. Ну, и зря. Почему? Зря, надо.
Спрашивают про Сашу Плющева. 15 января – дата его возвращения в эфир. «Испортили хорошую передачу. Жаль, извините». Татьяна, а почему вы просите прощения? Ну, испортила – это вы меня извините, вам же программу испортили.
Буду ли я работать в Новый год? Обязательно 1 января буду работать в монтажке.
В следующее воскресенье… Да, будет в следующее воскресенье программа Эходром. Ну, что ж вы, в самом деле, не верите мне? Как вы можете мне не верить? Разве я когда-нибудь вообще вас обманывала? Не было такого никогда.
Так, «Журналист сегодня что-нибудь дельное расскажет?» Нет, журналист сегодня расскажет вам исключительно бездельное.
2 минуты перерыв, и потом Лев Гулько, главный герой программы Эходром.
РЕКЛАМА
Т. Фельгенгауэр
―
Продолжается серьезнейшая из серьезнейших программ Эходром. Татьяна Фельгенгауэр, Дмитрий Борисов, Александр Плющев, собачка Бейлис, Василий Антипов, толпа людей, хор и оркестр в этой студии. А также Лев Моисеевич Гулько к нам присоединился. Добрый вечер, ночи, утра дня.
Л. Гулько
―
Привет. Здрасьте.
Т. Фельгенгауэр
―
Здрасьте. Как дела?
Л. Гулько
―
Ничего. Ты, кстати, масло кладешь сливочное в форшмак?
Т. Фельгенгауэр
―
Да.
Л. Гулько
―
Правильно. А яблочко?
В газетах я всегда пытаюсь найти что-то интересное и как-то это подать, чтобы это было интересно
Т. Фельгенгауэр
―
Обязательно.
Л. Гулько
―
А черный хлеб?
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, потом намазываю на него.
Л. Гулько
―
Нет. Не проворачиваешь с бородинским?
Т. Фельгенгауэр
―
Нет-нет, я и лук не ошпариваю.
Л. Гулько
―
У каждого свой рецептик.
Т. Фельгенгауэр
―
Да, это как борщ. У каждого свой.
Л. Гулько
―
Конечно.
Т. Фельгенгауэр
―
А ты будешь 1 января на работе?
Л. Гулько
―
Нет.
Т. Фельгенгауэр
―
Нет? Ты, как газеты, не выходишь 1 января?
Л. Гулько
―
Конечно. Я никогда 1 января не работаю.
Т. Фельгенгауэр
―
Здорово. Слушай, миллион вопросов на самом деле.
Л. Гулько
―
Лучше бы деньгами.
Т. Фельгенгауэр
―
Твой стандартный ответ.
Л. Гулько
―
В наше трудное время – лучше бы деньгами.
Т. Фельгенгауэр
―
Почему-то все задают вопросы исключительно как обозревателю прессы. А Лев Гулько – это не обозреватель прессы. Лев Гулько – это вообще Эхо Москвы.
Л. Гулько
―
Забудьте вы про прессу-то, ее не будет 12 дней.
Т. Фельгенгауэр
―
Вы понимаете, что это человек, который все Эхо Москвы, вот все! У тебя есть какая-то любимая? Ну, ты же вел сто миллионов программ на Эхе. Любимая есть какая-то?
Л. Гулько
―
Да, я даже игры начинал.
Т. Фельгенгауэр
―
Игры начинал?
Л. Гулько
―
Да. С Сергеем Львовичем Корзуном. За что, кстати, был оштрафован неоднократно. Ты говорила – не штрафовали. Штрафовали, и еще как! Но это все делали добровольно.
Т. Фельгенгауэр
―
… пытаюсь сделать вид, что у нас все хорошо.
Л. Гулько
―
… стаканчик такой, и каждый подходил и, на совесть, тебя оштрафовали, а ты прямо клал туда – на совесть. Мог не положить. Но клал.
Т. Фельгенгауэр
―
Вот слушай, расскажи мне тогда сначала про игру. Что это вас потянуло на азартные игры?
Л. Гулько
―
С Сергеем Львовичем?
Т. Фельгенгауэр
―
Да, с Сергеем Львовичем.
Л. Гулько
―
Ну, как, ну, надо было развиваться в какую-то сторону, мы же должны были привлекать радиослушателей в эфир и к эфиру, и заодно рекламодателей сюда привлечь. Понимаешь, это же все взаимосвязано.Но самое главное – азарт в этой игре. Потом все забывали уже о том, о призе, еще о чем-то. Как сейчас, кстати, в одной игре с утра тоже забывают о призе. Абсолютно. Все только ждут какую-нибудь интересную историю.
Т. Фельгенгауэр
―
Я тебя умоляю! Ты знаешь, в программе Эходром есть викторина, там вообще призов нет. Но все хотят.
Л. Гулько
―
Сначала надо людей натренировать, мягко говоря, чтобы у них, как у собаки Павлова, слюна текла на всякие штуки.
Т. Фельгенгауэр
―
Будем играть!
Л. Гулько
―
Вот тогда они начинают играть на интерес дальше.
Т. Фельгенгауэр
―
Слушай, тогда расскажи мне, вот из того многообразия программ, которые ты вел и ведешь, у тебя есть какая-то любимая? Или какой-то формат любимый?
Л. Гулько
―
Я тебе скажу сразу: «Детская площадка». Правда.
Т. Фельгенгауэр
―
Почему?
Л. Гулько
―
Ну, потому что, во-первых, я люблю детей, как это ни смешно звучит, вот правда.
Т. Фельгенгауэр
―
Но это очень хорошо.
Л. Гулько
―
Правда, люблю. Детей люблю и своих, и чужих, и каких хочешь. И вообще я хотел быть на самом деле после школы детским доктором, но не получилось. Но хотя мне кажется, что вот я, сидя у микрофона, здесь в какой-то степени какой-то доктор, в том числе, и детский. Ну, у нас такая функция с тобой.
Т. Фельгенгауэр
―
Терапевтическая…
Л. Гулько
―
Функции такие у нас с тобой, потому что иногда даже на «Детскую площадку» звонят пациенты – что я тебе буду рассказывать? Ты все знаешь.
Т. Фельгенгауэр
―
Нет, ты расскажи слушателям.
Л. Гулько
―
Мы с тобой разговариваем, они нас слышат.
Т. Фельгенгауэр
―
Вот, ты мне тоже расскажи.
Л. Гулько
―
Пациенты звонят, и мы пытаемся их лечить. Кого-то лечим терапевтически, может быть, физиотерапевтически. Кого-то приходится хирургически отсекать. Желательно голову бы отсечь, но руки не дотягиваются. Поэтому в «Детской площадке», потому что дети гораздо интереснее, чем взрослые. Вот, интереснее, чем взрослые. Честнее, чем взрослые, и приятней, чем взрослые.
Т. Фельгенгауэр
―
Ты, конечно, удивительно хорошо знаешь людей, потому что я помню, что меня несколько раз поражало, ну, вот, я просто вам расскажу, что мы утренний эфир, когда я работала на утреннем эфире, мы же утренний эфир готовим все вместе, и Лев принимает активнейшее участие, потому что у него всегда много тем, и идей, и предложений. И как-то раз…
Л. Гулько
―
Я газеты читаю.
Т. Фельгенгауэр
―
И как-то мы обсуждали тему про то, что люди счетчики как-то переделывают, какие-то там магнитики, помнишь? Я сказала, что это ужасная тема, что она никому не интересна, и никому не нужна, и не важна, и вообще, я не понимаю, как люди могут такое делать. А Лев мне объяснил, что я ничего в людях не понимаю. Все-таки взяли мы эту тему, и она вызвала какую-то просто бешеную реакцию, восторг, и люди с радостью рассказывали, как они там с этими счетчиками что-то химичат.
Л. Гулько
―
Знаешь, в журнале «Наука и жизнь» раньше – не знаю, как сейчас, я давно не видел его в руках просто, вот так вижу где-то там, в каких-то интернетах, а в руках не видел – была рубрика «Маленькие хитрости». Очень популярная была. И здесь то же самое. Вот в человеческом, мне кажется, восприятии, маленькие хитрости. Поскольку это делалось в советское время по бедности, там, как из чего-то сделать чего-то, чего нет, то здесь то же самое в информации. Вот что я сейчас умное сказал.
Т. Фельгенгауэр
―
Молодец.
Л. Гулько
―
Завернул сейчас.
Т. Фельгенгауэр
―
Вот утренний формат – мне тяжело очень по утрам работать. У тебя как?
Л. Гулько
―
Мне тоже тяжело, но я привык.
Т. Фельгенгауэр
―
Народ-то, есть осознание того, что ты настраиваешь человека на целый день? Или нет?
Л. Гулько
―
Вот об этом не очень думаю, что настраиваю человека. Мне просто интересно. Не тупо читать какие-то газеты или что-то делать. Но просто интересно. Я в газетах что-то пытаюсь всегда интересное найти и как-то это подать, чтобы это было интересно.
Т. Фельгенгауэр
―
Не надоело, нет, газеты?
Л. Гулько
―
Газеты? Нет. Пока.
Т. Фельгенгауэр
―
Мне кажется, там…
Л. Гулько
―
А что там?
Т. Фельгенгауэр
―
Не знаю…
Л. Гулько
―
Там разное бывает, там появляются вещи между строк, как раньше. Всегда же интересно наблюдать, как, куда они двигаются все. Появляются какие-то вещи между строк. Какая-то там появляется такая вот, начинают так ехидничать.
Т. Фельгенгауэр
―
Фигушечки какие-то засовывать?
Л. Гулько
―
Да. И не только. Я вам скажу, газеты, которые принадлежат к определенному какому-то полюсу, к другому полюсу, у них тоже появляются всякие такие, как ты говоришь, фигушечки, да.
Т. Фельгенгауэр
―
Фиги в кармане.
Л. Гулько
―
Вот это – самое интересное.
Т. Фельгенгауэр
―
Пошли спрашивать про личное. Дмитрий спрашивает: «Есть ли у вас друзья на Эхе?»
Л. Гулько
―
Ну, конечно, есть. Их достаточно много. Что я буду сейчас? Одного назовешь – второй обидится.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, то есть, вот прямо друзья-друзья?
Л. Гулько
―
Друзья-друзья – Костя Кравинский был. То, что называется друзья-друзья совсем, практически брат. Таких нету, скажу сразу. Вот как Костя. И таких не бывает много, правда?
Т. Фельгенгауэр
―
Нет, не бывает, не может быть.
Л. Гулько
―
Не бывает. Поэтому остальные все – друзья, конечно, есть, и достаточно много.
Т. Фельгенгауэр
―
А на Эхе ты же очень давно работаешь.
Л. Гулько
―
Да. С 93-го года.
Т. Фельгенгауэр
―
Очень давно работаешь на Эхе.
Моя любимая передача – «Детская площадка»
Л. Гулько
―
Сколько мне тогда было? – сейчас кто-то считает, да?
Т. Фельгенгауэр
―
Я, в принципе, знаю, сколько мне тогда было. Твое развитие и развитие Эха, как-то расходились, шли параллельно? Не было никогда желания, что, там, что-то новое, другое?
Л. Гулько
―
Нет, что-то новое другое мы, кстати, с Костей же и пробовали, мы одну передачу вели на ТВЦ, называлась она «Непридуманные истории», но сначала на канале, который назывался «Столица», замечательная такая была игра в прямом эфире. Потом мы с Нателлой вели на ТНТ, прямой эфир. Ну, параллельно, естественно, я никуда не уходил. И в тот день, когда, помнишь, башня загорелась, ничего не вышло, кроме нас с Нателлой. Вот так повезло. Я не знаю, повезло – наверное, плохое слово.
Т. Фельгенгауэр
―
Так случилось.
Л. Гулько
―
Так случилось. Поэтому весь рейтинг мы там собрали. Нет, я какие-то вещи пробовал. Я на Эхе тоже, я же делал, там, саморекламой мы занимались, очень была замечательная у нас такая команда.
Т. Фельгенгауэр
―
Это творческая штука.
Л. Гулько
―
Очень творческая, да, вещь, и мы отдыхали, это было приятно и для нас, и для всех. Всем было хорошо и весело.
Т. Фельгенгауэр
―
Ваше техническое образование больше помогает или мешает в работе на Эхе?
Л. Гулько
―
Да никогда образование не мешает. Образование всегда помогает, согласись.
Т. Фельгенгауэр
―
Да, безусловно.
Л. Гулько
―
Неважно – техническое, гуманитарное. Отсутствие сильно мешает, это да, это правда. Но иногда, когда чего-то не знаю, обращаюсь к товарищам. Вот сейчас я же, сами понимаете, не очень хорошо разбираюсь в каких-то IT-технологиях, правда, поэтому часто обращаюсь к товарищам, рядом сидящим.
Т. Фельгенгауэр
―
А как вообще попал ты на Эхо, и как у тебя тут первое время складывалось?
Л. Гулько
―
Я на Эхо попал совершенно случайно, поскольку в 90-м году стали слушать эту радиостанцию дома, радиостанция работала на кухне, после вильнюсских событий, если я не ошибаюсь, и мама – светлая память… а в то время я работал в Московском НИИ Приборостроения, и, в общем, все там захиревало, зарплату не платили, все разваливалось – ну, время такое было, 93-й год. И мама сказала: слушай, там объявили, что набирают обозревателей прессы. И даже сказали, когда приходить. И я сказал: мама, спасибо. Ну, а что мне терять, собственно говоря?
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, да.
Л. Гулько
―
Никогда на радио не работал, только своим рабочим подчиненным в Московском НИИ Приборостроения любил иногда газетки почитывать, там, интересное. И пришел в назначенный день. С нами пришло, не помню, сколько, человек – человек 6, 7, наверное. В том числе и Лена Ситникова.
Т. Фельгенгауэр
―
Леночка?
Л. Гулько
―
Да, мы с ней вместе. Вот. И вышел Венедиктов.
Т. Фельгенгауэр
―
Тогда еще…
Л. Гулько
―
Волосы были тогда еще темные…
Т. Фельгенгауэр
―
Он был не главным редактором?
Л. Гулько
―
Нет, он не был главным редактором тогда. Вышел Венедиктов, нас собрал, сказал: сейчас мы пойдем, я вам все покажу, вот запоминайте, как идти, как, чего, по лестнице железной.
Т. Фельгенгауэр
―
Это на Никольской было еще.
Л. Гулько
―
На Никольской, дом 7. А дом 9 была записывающая студия. Поэтому и сейчас называется до сих пор «девятка» наша студия. И сказал: сейчас покажу быстро. Ну, поднялись на второй этаж. Он сказал: газету берешь так, потом вот это… я смотрю – народ отпадает, глаза закатывает, народ отпадает…
Т. Фельгенгауэр
―
Мы теряем…
Л. Гулько
―
Вот это, вот это, и вот это. Понятно? Все сказали – да, нихрена непонятно. Ну, надо пробовать, все, теперь кто первый? Куда? Прямой эфир – куда.
Т. Фельгенгауэр
―
Куда – пробовать!
Л. Гулько
―
Да. Народ затих. Я думаю: ну, пойду, что я, собственно, что я теряю? Ну, да – да, нет – нет, и до свидания. Захожу с газетами, Женя Любимов вел эфир, как сейчас помню. Что-то он там сказал. И я – я не помню, что я говорил. Честно тебе скажу – не помню, как это было, это вот как проваливаешься, когда операцию делают.
Т. Фельгенгауэр
―
Наркоз.
Л. Гулько
―
Наркоз, да.
Т. Фельгенгауэр
―
Ты просто такие жесты при этом делаешь, что я подумала о чем-то другом.
Л. Гулько
―
В общем, это несколько минут длилось, я только видел, как у Жени Любимова глаза стали бешеными.
Т. Фельгенгауэр
―
Ты был настолько хорош, очевидно?
Л. Гулько
―
Думаю, что в обратную сторону, понятно, потому что человек вообще пришел первый раз, и то ли на рекламе, то ли на музыкальной паузе мне сказали: ну, ладно, все, иди. И такие в студии крики Венедиктова и Любимова: ты… а ты сам… и так далее. Потом, в общем, я остался на радиостанции, скажу тебе честно.
Т. Фельгенгауэр
―
Так и повелось с тех пор.
Л. Гулько
―
Да. А потом исключительно такое внутреннее общение и опыт, просто опыта набираешься и все.
Т. Фельгенгауэр
―
А телевидение никогда тебя не привлекало?
Л. Гулько
―
Ну, мы же с Костей пробовали на телевидение. Я даже в «Дате» работал на ТВЦ – вспомнил неожиданно.
Т. Фельгенгауэр
―
Да?
Л. Гулько
―
Была такая программа «Дата», я там работал, да, ведущим тоже. Привлекало, конечно, это же интересно было. И мы хотели тогда еще соединить радио и телевидение, но, видимо, было рано в то время.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, сейчас можно попробовать что-то. Или сейчас уже как-то не очень хочется?
Л. Гулько
―
Сейчас как-то уже… да.
Т. Фельгенгауэр
―
Слушай, скажи, а как часто тебя бесят ведущие утреннего «Разворота», которые совершенно не дают ничего сделать нормально?
Л. Гулько
―
Да нет, я привык.(смех)
Т. Фельгенгауэр
―
Тебе надо было быть врачом.
Л. Гулько
―
Нет, они же сначала… надо им что-то сказать такое хитрое, чтобы они на тебя замкнулись, и они вот это замыкание на меня, оно их как-то охолаживает немножко. Понимаешь?
Т. Фельгенгауэр
―
Но несет же часто очень людей в утреннем «Развороте». Я помню, как это происходило.
После школы я хотел быть детским доктором, но не получилось
Л. Гулько
―
Ну, несет и несет, и что?
Т. Фельгенгауэр
―
Это просто такое, вот тут очень многие пишут про то, что ты такой спокойный, очень взвешенный, и тут… какая-то стихия, тут все бушует вокруг…
Л. Гулько
―
На самом деле это все внешне. Представляешь, если вокруг стихия бушует, если я еще начну бушевать? Это же как в семье практически: если муж бушует – жена спокойная, если жена бушует – муж спокойный. А если они оба начнут бушевать?
Т. Фельгенгауэр
―
А тут полстанции бушует бесконечно, без повода причем.
Л. Гулько
―
А полстанции спокойные. Вот, Сан Саныч.
Т. Фельгенгауэр
―
Сан Саныч вообще невозмутимый... Нет, Сан Саныча тоже иногда начинает уносить.
Л. Гулько
―
Ну, да.
Т. Фельгенгауэр
―
Бывает. Особенно он про какие-нибудь депутатские инициативы как пойдет…
Л. Гулько
―
Он уносится, но спокойно. Понимаешь?
Т. Фельгенгауэр
―
Так, прямо вообще.
Л. Гулько
―
Не-не-не.
Т. Фельгенгауэр
―
Что, там ничего не случилось, нет? Все в порядке? А, хорошо.
Л. Гулько
―
Лишь бы не было войны.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, я поэтому и уточняю, а то мало ли. Просто ведущий новостей зашел…
Л. Гулько
―
… ничего, что все сгорело, лишь бы не было войны, как было раньше. Частушка такая раньше была.
Т. Фельгенгауэр
―
Лев Моисеевич, конечно, кладезь таких вот вещей, совершенно неожиданно абсолютно может выдать, и вот даже не знаешь, как на это реагировать.
Л. Гулько
―
А вспоминается… Я ничего плохого-то не сказал, правда? Ни одного слова.
Т. Фельгенгауэр
―
Нет-нет, ничего абсолютно. Но очень смешно.
Л. Гулько
―
Да?
Т. Фельгенгауэр
―
Но хочется как-то с утра побольше посмеяться, повеселиться.
Л. Гулько
―
Конечно.
Т. Фельгенгауэр
―
А тут все время какие-то грустные серьезные темы.
Л. Гулько
―
Да не всегда грустные, они, понимаешь, грустные, серьезные – это когда самолет падает, люди гибнут, или, там, война начинается. Это грустное и серьезное. А все остальное можно, мне кажется… Что и делают наши утренние ведущие.
Т. Фельгенгауэр
―
По мере своих сил.
Л. Гулько
―
Да. Что оба Алексея, что Вася с Антоном. Я их всех очень люблю.
Т. Фельгенгауэр
―
А со слушателями как складывается? У тебя есть фан-клуб целый, я знаю.
Л. Гулько
―
Правда?
Т. Фельгенгауэр
―
Я просто помню. Ты смски не просматриваешь, что ли?
Л. Гулько
―
Нет, просматриваю. Но сейчас как-то… но в «Детской площадке», я не знаю, там, как-то особо…
Т. Фельгенгауэр
―
Точно знаю, что есть люди, которые прямо специально: Лев Гулько, Лев Гулько…
Л. Гулько
―
Но я как-то к этому очень спокойно отношусь, Таня, правда.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, то есть, у тебя есть микрофон и есть соведущая. А что там по ту сторону…
Л. Гулько
―
Почему, нет, ну, как? Но мы же тоже, мы здесь как артисты сидим, нам же надо, чтобы публика была. Что мы, в пустоту работаем? Нет, я себе представляю какие-то лица даже иногда.(смех)
Т. Фельгенгауэр
―
Интересно, с какими выражениями лица?
Л. Гулько
―
Ну, разные. Вот как мне товарищи друзья-артисты говорили: когда выходишь на сцену, надо выбрать какое-нибудь одно лицо и на него работать. Так некоторые поступают.
Т. Фельгенгауэр
―
Слушай, а когда кто-нибудь из новых знакомых узнает, что ты работаешь на радиостанции Эхо Москвы и начинается: вот, вы там все либералы, родину продали! Вот это вот, нет, не бывает такого?
Л. Гулько
―
Нет, не бывает.
Т. Фельгенгауэр
―
Ты, мне кажется, очень умеренный, вот из всей нашей толпы эмоциональных людей.
Л. Гулько
―
Из толпы либералов остервенелых?(смех)
Т. Фельгенгауэр
―
Не хочу никого обижать.
Л. Гулько
―
Я самый умеренный.
Т. Фельгенгауэр
―
Правда, нет?
Л. Гулько
―
Правда, я вообще не всегда либерал, честно тебе скажу. Совсем даже наоборот. Я больше… я вообще, мне кажется, что человек – он в разных ситуациях, он по-разному. Я вот сейчас либерал, а завтра попаду в другую ситуацию, я буду совсем не либералом, а консерватором.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, а для тебя важно в своем эфире, неважно, в каком, ну, наверное, «Детскую площадку» не берем, как-то обозначить свое отношение? Или ты стараешься как-то нейтрально?
Л. Гулько
―
Конечно. Я могу интонациями обозначить, когда читаю обзор чего-нибудь. Могу, конечно, свое отношение обозначить.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, и в выборе статей, наверное, тоже. Ты же не все подряд читаешь, ты же выбираешь что-то.
Л. Гулько
―
Во-первых, все подряд это невозможно делать. Потому что газеты, они опаздывают, как обычно.
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, да.
Л. Гулько
―
Что теперь делать? А выбираются какие? Ну, конечно, некоторые выбираются специально, чтобы показать…
Т. Фельгенгауэр
―
Заговор вселенский в исполнении Льва Гулько. Манипулирует вашим мнением, между прочим.
Л. Гулько
―
Абсолютно.
Т. Фельгенгауэр
―
Вы не верьте этому человеку, он манипулирует.
Л. Гулько
―
Не надо вот этого делать. Не надо, а подумать сначала.
Т. Фельгенгауэр
―
Опасный человек Лев Гулько.
Л. Гулько
―
Почему?
Т. Фельгенгауэр
―
Ну, ладно, неопасный.
Л. Гулько
―
Я совсем не опасный. Абсолютно не опасный.
Т. Фельгенгауэр
―
Почему Льва Гулько Орех называет имперцем?
Л. Гулько
―
Кто-то меня обозвал когда-то. Но я вот высказал какое-то свое отношение к чему-то. Меня кто-то, по-моему, какая-то тетенька из Великобритании, которая нам присылает приветы с утра, она обозвала меня имперцем. Я сказал: вы правы, тетенька, правда, я импортный перец.
Т. Фельгенгауэр
―
И все.
Л. Гулько
―
Да. И все.
Т. Фельгенгауэр
―
Так и закрепилось.
Л. Гулько
―
Это же роли, которые складываются у нас в эфире: Вася один, Орех другой, а я имперец. Они там братья Уильямс, а я имперец. Так имперец за мной и потянулся.
Т. Фельгенгауэр
―
Здорово. Спасибо тебе большое…
Л. Гулько
―
Да не за что.
Т. Фельгенгауэр
―
… что ты так вот психотерапевтически нас всех терпишь. Все-таки доктор – это, наверное, твое призвание. Но ты, наверное, в какой-то степени им являешься.
Л. Гулько
―
Ну, да, есть такое. Сейчас закончу тем же, чем начал, да? Здрасьте, доктор. - Здрасьте, больной. - А почему вы решили, что я больной? - А почему вы решили, что я доктор?(смех)
Т. Фельгенгауэр
―
Спасибо большое. Лев Гулько, наш герой, наше воплощение спокойствия, которого нам так всем не хватает, честно скажу.Нам сейчас надо рассказать про неделю грядущую, потом пару слов про Новый год. Ну, вот это вот все.
Самое главное-то, конечно – Новый год на следующей неделе. Это значит, что радиостанция Эхо Москвы вас не оставит в этот прекрасный праздник, вы будете резать «оливье» под наши всякие эфиры прекрасные замечательные. Ну, и в новогоднюю ночь Оля Журавлева здесь будет. Новости по традиции Александр Климов читает.
Дебют, не то чтобы дебют, но так, отчасти дебют. Вадик Кондаков к нам вернулся. Ура! «Особое мнение» в 5 часов на следующей неделе он будет вести. Боже, вы бы видели сейчас выражение лица Васи Антипова! Ты не знал, Вася? Вот, слушайте, Вадик Кондаков в «Особом мнении» в качестве ведущего.
Обсудим завтра вечером судьбу Чемпионата мира по футболу, потому что наши спортивные власти говорят, что денег нет и не будет, судя по всему. Что нам со всем этим делать, потому что мы уже выиграли проведение Чемпионата мира по футболу в 18-м году, это после 8-ми часов среди гостей мой дружище Вася Конов.
Ну, утренний «Разворот» шикарный, Леша Нарышкин, Леша Соломин будут вас развлекать, причем, я так подозреваю, что 1-го, 2-го, 3-го они будут это делать долго, где-нибудь часов до 12-ти, как обычно. Но я уверена, что вам будет с ними весело.
Что, все? Я все рассказала? Уже надо прощаться?
Программа Эходром с вами прощается в этом году, но не прощается с вами во всех остальных годах, потому что в следующее воскресенье на том же месте в тот же час, но в другом составе. Дима Борисов будет обязательно. Я надеюсь, что меня он тоже пустит в эту студию, и вы не расскажете ему, как я тут хулиганила в его отсутствие. И мы с вами услышимся ровно через неделю. Вам хороших праздников. Мы встретимся в других программах еще до Нового года, но там я не смогу себя так безобразно вести и не смогу говорить, какие вы замечательные, как нежно я вас люблю. Мои воображаемые друзья машут вам ручками своими, хлопают глазками, улыбаются. Я вас обнимаю, целую.
Это была Таня Фельгенгауэр, программа Эходром.