Алексей Гуськов - Дифирамб - 2021-11-14
14.11.2021
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». Ведёт её Ксения Ларина. Это я. Приветствую вас, дорогие друзья! А в гостях у нас сегодня Алексей Гуськов, актёр, режиссёр, продюсер, человек и мой старинный друг, хочу добавить, это важно в нашем разговоре. Алексей, приветствую тебя! Здравствуй!
Алексей Гуськов
―
Приветствую, Ксюша! Поправлю сразу одну ошибочку. Я никогда не был режиссёром. У меня нет ни одной...
К. Ларина
―
Но будешь.
А. Гуськов
―
... ни одной режиссёрской...
К. Ларина
―
Будешь. Будешь.
А. Гуськов
―
Нет.
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
Это как сказали, что, говорят, что же вы не пишете романов? Стал бы писателем, да 5-я точка устаёт. Это совершенно другой способ восприятия мира, высказывания. И он мне не присущ...
К. Ларина
―
Окей. Хорошо. Продюсер. Да.
А. Гуськов
―
... я всегда с молодыми говорю режиссёрами. Я говорю: «Ну, что ж? Замечательно. Злая воля у тебя есть. Завиральных идей огромное количество». «Режиссёр, - говорил Георгий Александрович, - злая воля и завиральные идеи».
К. Ларина
―
Боже мой! Есть люди на свете, которые помнят наизусть то, что говорил Товстоногов. Ты совершенно не из сегодняшнего времени, Алексей Геннадьевич, устаревший...
А. Гуськов
―
Почему?
К. Ларина
―
Уходя... уходящая натура.
А. Гуськов
―
По «Зуму» разговариваем. Мы такие продвинутые. Читаем друг о друге в «Фейсбуке» все. Ну, совершенно в тренде.
К. Ларина
―
Но НРЗБ вот такие новые слова. Но на самом деле я начать хотела, конечно, с поздравления Алексею, поскольку вот буквально сейчас на этой неделе завершился премьерный показ сериала «Седьмая симфония» на канале «Россия-1», где Алексей выступил и в заглавной роли... Не в заглавной, а в главной роли дирижёра Карла Элиасберга, и исполнительный продюсер, как я поняла, поскольку вот...
А. Гуськов
―
Автор идеи.
К. Ларина
―
Да. Автор идеи. Да? Да, да, да.
А. Гуськов
―
... из... покреативил.
К. Ларина
―
Да, да, да. Алексей, я поздравляю тебя.
А. Гуськов
―
Спасибо.
К. Ларина
―
Это работа очень достойная и достойная обсуждения безусловно. И обсуждение очень горячее уже идёт в социальных сетях, начиная от было не было, правда - неправда, до всех...
А. Гуськов
―
И сколько лет Элиасбергу.
К. Ларина
―
Да, да. И сколько лет, насколько соответствует действительности, хорошо ли, правильно ли подобраны костюмы, и все... все ли было именно так, как нам показывают. Ну, давайте... Здесь вопросов много. Я думаю...
А. Гуськов
―
Поехали.
К. Ларина
―
Я думаю, что Алексей на них ответит сам. Это не 1-е...
А. Гуськов
―
Постараюсь.
К. Ларина
―
... не 1-е его столкновение с дирижёрской палочкой. Да, такая вторая профессия уже. Да. Ну, давай расскажем так. Начнём с чего? Расскажи нам про Карла Элиасберга, что это за человек, и почему он так тебя заинтересовал, почему он так попал в тебя.
А. Гуськов
―
В музее, организованном в Ленинграде в школе, просто в обычной школе Евгением Линдом, подвижникам, я бывал совершенно случайно. Какие-то были съёмки, какие-то были или гастроли. И как я туда попал, даже не помню и не понимаю. Вот такой есть музейчик в школе. И дальше походил, посмотрел, но и пришёл, попытался что-то загуглить, попытался что-то поискать, купил книжку. И моя любовь к музыке известна. Мне её привили, в общем, французы очень сильно после фильма «Концерт». Классическая музыка - это стало частью моей жизни. И вот от этого совершенно такого праздного интереса я вдруг стал понимать, что вот существует сухая дата, - 9 августа 42-го года, - известная во всем мире, потому что в Нью-Йорке на развале я увидел две книги про... называется это «Symphony for the City of the Dead» - «Симфония мёртвого города», про 7-ю симфонию написано американским автором. Вторая книга называлась... Не помню. Что-то тоже с симфонией связано. Очень подробная. С именами. И дальше с фактами того, что 8 месяцев, ну, 7 с половиной месяцев они собирали оркестр. С фактами того, что человека привезли на саночках. Он не могут идти из «Астории». С фактами... Мы все читали Гранина. И первая зима 41-42-го года, как они пережили, это вообще не обсуждается. И я это могу говорить только с болью невероятной и низким поклоном этим людям, которых уже нет, и которые остались. И не будем тоже обсуждать реалии, почему так произошло, и как. Но это случилось. И даже вот это сухая дата и... и высказывание дирижёра после концерта о том, что нас могут забыть поимённо, и это неважно. Вот понимаешь как? Вот человек предвидел... вот как предвидел это. Но это неважно, потому что мы сражались, как могли, и каждый сражался на своём месте и как мог. И мы растворяемся в оркестре. И пусть нас не помнят. Но вот то, что из измученного мёртвого еле выживающего города звучало самое совершенное, что было для него - это симфоническая музыка, будут помнить. Будут помнить внуки, внуки наших... Ну, вот я это прочитал и думаю, какая же действительно огромная несправедливость. Потом в воспоминаниях об этом человеке, о Карле Ильиче, первая в книге воспоминаний пишет Светлана, очень... очень честный, в общем, человек, очень требовательный человек, невероятного таланта. И у него высказывание такое, что мы всегда НРЗБ там Караяна, Бернштайна, а вот Светлана пишет, что это был невероятного таланта человек и потрясающий скромности, что он выходил дирижировать очень редко, потому что требовательность его к профессии была, ну, запредельная, перфекционистская. И, в общем, как Караян сказал о Клябине, можно сказать об Элиасберге, что как жаль, что так мало мы слышали его музыки в его исполнении, мало записей осталось. И выходил он когда, значит, пусто было совсем в холодильнике. Когда уже просто было есть нечего, потому что требовать... требовательность его была невероятная. И Светлана пишет, что мы все соглашались на три репетицию. Но никогда он этого не делал, потому что он говорил, не достигнуть того... той гармонии, которую предполагает самое совершенное - это симфонический оркестр. И вот так вот потихоньку ты знаешь, цепляясь за факты, цепляясь за вот этого незаслуженно обойдённого человека вниманием, того, которого он заслуживает, потому что он заслуживает и доски в городе...
К. Ларина
―
Почему, как ты думаешь, почему... Почему всё-таки фигура оказалась такой как бы спрятанной за мощной фигурой Шостаковича самим фактом исполнения 7-й симфонии в блокадном городе? А вот сам дирижёр остался за кадром, что называется? Почему?
А. Гуськов
―
Не знаю... Не совсем остался за кадром, потому что...
К. Ларина
―
Ну, ни одного фильма не было про него снято. Ну?
А. Гуськов
―
Ну, да, про симфонию сняли, а...
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
Нет, в 57-м году «А музы не молчали...». И орденом его наградили. И все. Но ты понимаешь, мы же все живём в сообществе, и в котором талантливый человек может выжить, растолкать локтями, пойти по головам, да и много чего. В общем, его потом просто мягонько коллеги подъели, подобрали. И это все эго и самолюбие, и приметы их сообщества. Да, ну, мы с тобой тоже из определённого сообщества, и ты понимаешь, о чём я говорю.
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
Просто этот человек, как я вот сделал вывод, он невероятно цельный как будто, вот он цельный, цельный до такой степени, что не позволяющий себе никаких поблажек в отношении профессии, и соответственно не толкающийся локтями и не бегущий к водопою первым. Это действительно человек искусства. И таких же примеров много. И то, что вот его сейчас в России, я не буду спорить про сериал, я не хочу... Как сказать? Даже я слышу там всякие факты...
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
... что кому-то нравится, кому-то не нравится. Но хочу сказать, ребята, до вчерашнего дня вы даже не знали этого имени. Сейчас это...
К. Ларина
―
Ну, да, большинство... большинство никто не знал, конечно.
А. Гуськов
―
... загуглили...
К. Ларина
―
Да, да, да.
А. Гуськов
―
... и философствовали по поводу того, чтобы увидеть. Но то, что... То, что увидели, даже те, кто не видели, и услышали об этом имени, и об именах музыкантов оркестра - это самое главное, что хотелось сделать. То есть вот эту сухую дату, очень достойную дату нашей истории, - очень достойную! - вот её персонифицировать, дать, вернуть имена, биографии, лица.
К. Ларина
―
Ну, подожди. А все остальные имена тоже реальные имена оркестрантов и биографии? Или всё-таки это художественный вымысел?
А. Гуськов
―
У нас очень много, конечно, художественного вымысла, но этот художественный вымысел в любом случае основан на фактах. Тоже прочитал, что... чтоб это было в последний раз. Ну, да, это была история с... именно с ним. Музыкант сказал: «Почему Вы опоздали?» - «У меня умерла жена». Он сказал, чтоб это в последний раз. Он имел в виду другое, конечно же. Это уже потом пишет, но... Но это было сказано в репетиции, в этом отсутствии музыкантов, плохих инструментов всего. И вот так этот эпизод стоит фильме. Кто-то его трактует по-своему, но это реально было. И одна моя из любимых сцен - это он просился на фронт в этой стенограмме, и ему сказали, что с такой фамилией свои пристрелят.
К. Ларина
―
А вот как, кстати, с такой фамилией, это тоже хотелось этот вопрос задать, насколько важно вообще в его биографии и в его образе личности то, что он немец? И насколько тебе это было важно? Это та вот zusammen, которая как бы такой вот талисман, с чего он начинает каждую репетицию, такой маленький штрих, но вот он подчёркивает именно его происхождение. Это важно, наверное. Да?
А. Гуськов
―
Я...
К. Ларина
―
Для понимания его образа.
А. Гуськов
―
Да. Мне очень хочется думать о том, что я, в общем, гражданин мира. И мне очень хочется думать. И мне кажется, что опять же возвращаясь к нашему герою, который говорил, что я ничего не понимаю в войне, и война - это стыдно. Бетховен - немец. Мне за него стыдно, потому что я, когда слышу...
К. Ларина
―
Бетховена. Да. Да?
А. Гуськов
―
... ну, вот так, как я предполагаю, что он полагал, и я хочу добиться, то мне не стыдно за человека. И для меня действительно это ещё один штрих, что немец по отцу и по матери еврей. Это тоже для меня очень важная такая составляющая микса в этом человеке и 2-культурие этого человека, да даже 3-культурие, потому что всё-таки жил он в СССР, и он человек того времени, своего времени со всеми своими принципами, неприятием, условно говоря, того, что происходило, может быть, вокруг социально. Ну, как интеллигент в любое время, думающий о жизни, что-то принимающий, прощающий. И...
К. Ларина
―
На что-то закрывающий глаза безусловно. Да?
А. Гуськов
―
Нет, не скажу так...
К. Ларина
―
Как скажем...
А. Гуськов
―
Не закрывающий глаза.
К. Ларина
―
Я по...
А. Гуськов
―
Не закрывающий глаза.
К. Ларина
―
... чуть-чуть над.
А. Гуськов
―
Не не чуть-чуть над. Это называется отказ от, собственно говоря, прямой борьбы, потому что переделать время невозможно. Возможно переделать себя или хранить себя. И тогда время поменяется. А переделывателей времени мы с тобой просто перечислим в истории человечества и нашей страны...
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
... такое количество! И заканчивалось это все просто только кровью, там плахой и там топорами, там я не знаю чем. Ничем хорошим вот это вот, засуча рукава сейчас, мы сейчас всё сделаем, ни к чему не приводило. А вот работа с собой, с не... не уступать свои принципы, да не отдавать их, какая бы ситуация не была, - это опять тоже его фраза: «Сколько бы хаоса не было вокруг, но порядок хоть должен быть здесь». Порядочность...
К. Ларина
―
Это вот немецкая фраза. Честно. Ordnung, Ordnung.
А. Гуськов
―
Да. Да, да, да. Но... но это же...
К. Ларина
―
Послушай. Да. Да.
А. Гуськов
―
... работа с собой, потому что...
К. Ларина
―
Лёш, но... Да, мы же прекрасно понимаем, глядя на его судьбу, что его судьба, извините за тавтологию, могла бы сложиться совсем по-другому. Вот одно чуть-чуть движение, неверное движение, неаккуратное и все, его вообще бы не было бы ни как дирижёра, ни как русского интеллигента в высоком смысле этого слова. Он безусловно русский интеллигент. Чего ж тут мы будем стесняться этого?
А. Гуськов
―
Безусловно.
К. Ларина
―
Да?
А. Гуськов
―
Безусловно.
К. Ларина
―
Вот. Но здесь... здесь...
А. Гуськов
―
Я смотрел... Прости, я добавлю.
К. Ларина
―
Да, да.
А. Гуськов
―
Я очень много смотрел, ты знаешь, кого? Лихачева, Гранина документальные, потому что об Элиасберге ты найдёшь только один маленький-маленький кусочек послевоенной репетиции. Один маленький-маленький кусочек, где он просит барабан чуть подтянуть струны, потому что у него такой торжественный звук. А звук должен быть суше и опаснее. И у нас это в картине, я Саше сказал, я говорю: «Саш, давай привет передадим». Давай. Я вот прям вот... прям вот дословно, вот буквально сделаем. И мы это буквально до секунды воспроизвели.
К. Ларина
―
А я не сказала в начале... Надо нам исправить важную ошибку, что мы не назвали режиссёра. Это Александр Котт.
А. Гуськов
―
Саша Котт.
К. Ларина
―
Да. Режиссёр картины. И это не первое его обращение к военной теме. Он сделал большую картину «Брестская крепость». И, на мой взгляд, очень сильную, мощную, очень правдивую, ну, насколько это возможно в разных обстоятельствах. Мне кажется, что сегодня ему было бы сложнее снимать эту картину, чем тогда, когда она вышла. Тогда всё-таки было время посвободнее. Но я не знаю, как это смотреть. Я не знаю, какой это рейтинг. Я не знаю, насколько это интересно, я имею в виду «7-ю симфонию», насколько это интересно молодым людям, потому что здесь нет никаких экшенов по сути, здесь есть человеческие отношения, есть вот это вот противостояние ужасу и страху, здесь мало, кстати, натурализма привычного обычно, когда мы... Ну, я говорю «привычный», когда снимают фильмы на тему блокады, то обязательно... или на тему войны, обязательно разговор идёт о том, чтобы как можно больше напугать, что называется, физиологически человека. Мне кажется, это не не столь важно. Здесь важно другое. И вот это другое, оно здесь есть благодаря, опять же высказываю своё мнение, замечательным актёрским работам не только Алексея как главного персонажа, но и всем остальным, и Трибунцев, и Лиза Боярская, и... Кого я забыла? Боюсь кого-то пропустить. А! Замечательный Даня Стеклов прекрасный. Так что вот актёрские работы здесь блестящие. Вопрос, который...
А. Гуськов
―
Какой Боря Смолкин...
К. Ларина
―
Смолкин, который играет ослепшего музыканта.
А. Гуськов
―
Отряд слухачей, он реально существовал.
К. Ларина
―
Да, да. Там, где они слушают... учились слушать самолёты. Да, да, да.
А. Гуськов
―
Да. И что определять, наш летит или... или немецкий самолёт. И всего коллектива, ты посмотри, какая художественно-цельная работа художника-постановщика Серёжи Иванова. А какая работа Пети Духовского, оператора! А какая работа по звуку Караколева, Алимова! А какая музыка Потеенко...
К. Ларина
―
В сочетании с Шостаковичем любой обречён на провал. Да? Вот если здесь...
А. Гуськов
―
Да. Да.
К. Ларина
―
... мне кажется, они соединились...
А. Гуськов
―
Некий...
К. Ларина
―
... очень удачно.
А. Гуськов
―
... музыкальный критик в... в порыве, знаешь, высказывания быстрого написал, что Шостакович в фильме замечательно сосуществует с Бетховеном, ну, потому что мы шли по исполнению... что исполнял Элиасберг, оркестр...
К. Ларина
―
Да, да.
А. Гуськов
―
... значит, в сентябре. Но... но музыка Баха, она кажется ему в данной истории простоватой. Я позвонил, сказал: «Юра, ты, наверное, Бах. Да? Тебя с Бахом перепутали». Он говорит: «Баха у нас нет, Лёш. Наверное, да, это я». Я говорю: «Ну, неплохо».
К. Ларина
―
Да, да.
А. Гуськов
―
Нет, я поздравляю...
К. Ларина
―
Да, да, да.
А. Гуськов
―
Я тебя поздравляю с этой критикой.
К. Ларина
―
Я тебя умоляю. Это все нормально, когда...
А. Гуськов
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
... учителя смотрят фильм про учителей, у них совсем другой счёт, и другие...
А. Гуськов
―
Абсолютно.
К. Ларина
―
... другой счёт к картине. Ты сам это знаешь. В этом ничего ужасного нет. Мне кажется, наоборот, полезно...
А. Гуськов
―
Я про главное тебе сказал...
К. Ларина
―
... что это обсуждают.
А. Гуськов
―
... что у нас...
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
... у нас рейтинги, все серии и финал, - очень большие. Но цифра 16 для сериала на эфирном канале сейчас, доля - это очень много. Это, правда, много. И все дни это туда к 17, 14, 15, и она нарастала, а не уменьшалась. Обычно на 2-ю серию люди уходят. У нас на 2-й серии больше было. Так что я за этим всем следил всё-таки и просил НРЗБ все эти...
К. Ларина
―
Теперь мой главный вопрос. Собственно мой главный...
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
Моя главная даже не претензия, а... Как тебе сказать? Вот мне было жалко, что этот приём здесь использован. Это противостояние сначала, а потом дружба, а потом вообще и понимание персонажа, абсолютно выдуманного, его не было. Я уж там тоже проверила по всем возможным источникам, и я думаю, что ты это подтвердишь...
А. Гуськов
―
Абсолютно.
К. Ларина
―
... что никакого, конечно, Серегина и НКВД, которой катался по фронтам и собирал музыкантов не было.
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
Потому что Элиасберг, как я прочитала, удивительный совершенно, кстати, штрих. Жалко, что его не использовали. Сам на велосипеде ездил на линию фронта...
А. Гуськов
―
На велосипеде ездил. Да. Мы... Мы в Кронштадте этот эпизод сделали, но сделали его иначе, что они вдвоём поехали.
К. Ларина
―
Зачем понадобился этот персонаж?
А. Гуськов
―
Я тебе расскажу, зачем понадобился этот персонаж. Это хороший вопрос. И постараюсь честно и откровенно на него ответить, как я считаю, оставляя при том, что ты считаешь, уважая твоё мнение и мнение тех людей, которые через тебя этот вопрос задают. Он будет часто задаваться. Никаких других людей, вот военсовета, исполкома и прочих органов, когда было принято решение об исполнении 7-й симфонии Шостаковича, вокруг оркестра не существовало. Каждый раз получая приказ или разрешение на посещение фортов, значит, в Кронштадте или передовой там, когда он прослушивал бригады или что-то, с ним обязательно были люди, та... те, кого собственно исполняет Алексей Кравченко. Поэтому, ну, как бы тебе сказать? Может царапать то, что мы знаем историю этой организации, и у нас есть определённое отношение к тем, кто там служил в то время, но других не было. Общество было построено таким образом. Военные были на фронте. НКВД было в городе. Все, что... Пайки, сбор музыкантов, организация общежитий и так далее, все организовывали люди НКВД. Других не было. И мы соединили здесь все... все вот эти его поиски, потому что в принципе это история сбора оркестра и исполнения в единый персонаж, который... которому дали биографию, судьбу и столкнули две противоположности. Это все равно художественная история.
К. Ларина
―
Конечно. Да.
А. Гуськов
―
У нас был герой, анти-герой. У нас мы должны играть по законам зрительского внимания. И таким образом появился персонаж - лейтенант Серегин. А дальше к финалу, как мы предполагали, опять как это читается, я не буду обсуждать, но мы предполагали о том, что к финалу, когда у нас появляются погибшие люди вокруг музыкантов, которые им либо помогали, либо кого они потеряли, и они все сидят в зале, что музыка, она звучит для всех.
К. Ларина
―
Алексей, одну секундочку. Прости. Давай на этом... на этом остановимся. Я забыла, что у нас должен быть перерыв небольшой. Сейчас его сделаем и вернём. С этого места начнём.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Возвращаемся. Напомню, что Алексей Гуськов сегодня наш гость. Программу ведёт Ксения Ларина. Мы обсуждаем премьерный показ сериала «Седьмая симфония», который только что прошёл на канале «Россия-1». И вот как раз важнейший вопрос, который задавали слушатели, и я их поддерживаю, по поводу появления персонажа Алексея Кравченко. Это лейтенант? Или кто он там? Майор?
А. Гуськов
―
Лейтенант.
К. Ларина
―
Лейтенант НКВД, который вот был поставлен курировать процесс собирания оркестра рядом с Карлом Элиасбергом. Вот он проходит этот путь от отмороженного совершенно человека со своими трагическими обстоятельствами, исходящими, - да? - и которого как бы музыка его... «Музыка нас связала», как пелось в известной советской песне. Вот так она его не только связала, она его перевоспитала. Он стал совершенно другим человеком. Это вот, конечно, из такой сказочной скорее истории, чем из реальной. Но вот Алексей про это как раз и рассказывает. Прости. Да.
А. Гуськов
―
У нас он из художественной истории.
К. Ларина
―
Да. Да, да, да. Ну, так и для чего он понадобился? Я всё-таки ответа на этот вопрос не услышала. Ты рассказал сейчас, как он появился и тыр-тыр, должен быть анти герой. Для чего? Чтобы что? Я знаю, чтобы что. Я услышала эту фразу от Элиасберга, когда он по сути... которую он говорит над его мёртвым телом, когда он в грузовике лежит, мёртвый Серегин, НКВДшник, что типа все люди хорошие, - да? - что мы не... что все беды на земле от того, что мы всех воспринимаем чужими, если мы не понимаем человека. Да?
А. Гуськов
―
Это ты мне предлагаешь ответить на вопрос, да?
К. Ларина
―
Я тебе помогаю.
А. Гуськов
―
Нет, Ксюш. Давай... Я просто думал о....
К. Ларина
―
Давай.
А. Гуськов
―
... самом начале нашей истории, когда идея есть идея. Давайте сделаем об этом и... А кто будет смотреть? И убеждён, что будет смотреть вся страна. Да классическая музыка? Да ты что? Да в жизни никто не будет смотреть. Да кому это интересно и так далее? Давайте придумывать, какая существует внутри архитектоника архетипы и миф. Мифы мы можем взять естественно. Куросавы великого «Семь самураев», когда они собирают вопреки всему людей, которые это могут сделать, коллектив, я говорю об оркестре, и дальше они это исполняют. 2-й, значит, миф, что рядом может быть. Должны быть препятствия. Правильно? Я говорю просто о...
К. Ларина
―
Схеме. О структуре. Да, да, да.
А. Гуськов
―
Да. Давайте поймём, какие препятствия существует у этих людей кроме а) голода, кроме зимы, страшной зимы, которую мы просто, ты обратила внимание, мы её просто вырезали. Мы сознательно её вырезали. И возвращаясь к работе художника по костюмам Кате Шапкайц, то тоже выдерживали музыкантов и всю картину... Там все того времени. Все платья того времени. Все костюмы того времени. Они все того времени. Я могу... просто отвечаю...
К. Ларина
―
Ты уходишь от моего вопроса.
А. Гуськов
―
Отвечаю, отвечаю. И дальше нам нужны были препятствующие обстоятельства, которым, собственно говоря, этот концерт не нужен. Он не нужен априори. Людям нужен хлеб. Людям нужно оружие. И людям нужно тепло. И вот эти препятствующие обстоятельства мы соединили в антагониста Элиасберга Серегина, который это просто априори не понимает, и априори это ему не надо. Просто не надо. И дальше мы их лбами столкнули, начиная с первой серии, две судьбы показали совершенно разных. Дальше мы их очень быстро столкнули. Может, это ход банальный, но он сработал, я считаю, потому что в любом случае, чем отличается main stream, что я очень люблю, когда очень много людей смотрят один фильм, и дальше он их или раздражает, или они его принимают, но самое главное слово здесь «смотрит», глагол. Очень много людей сидят и смотрят. От авторского кино, от именно арта он отличается тем, что он сложен по штампам, но эти штампы рассказаны так, что ты ругаешься, но, зараза, смотришь это.
К. Ларина
―
Я с тобой соглашусь. Конечно, если сравнивать там, не знаю, «7-ю симфонию» с сериалом «Пепел», прости, Господи, конечно, это два... два разных полюса. И тут вопрос, когда я как зритель, я принимаю этот ход, ты абсолютно прав...
А. Гуськов
―
Конечно.
К. Ларина
―
... или нет.
А. Гуськов
―
Конечно.
К. Ларина
―
Если я его внутренне принимаю, то тогда, конечно же, это кино смотрю совсем по-другому и слежу за сюжетом, и смотрю, как работают артисты, и то, что касается выстроенности отношений психологических между людьми, здесь все очень подробно, вообще никаких претензий быть не может. Да, в какой-то момент я это приняла для себя внутренне, что я понимаю, некие обстоятельства, может быть, складываются так, что вот необходимо вот такое было сделать противостояние, что недостаточно ужаса голода, недостаточно ужаса предательство человеческого, - да? - недостаточно вообще ужаса...
А. Гуськов
―
Ксюша...
К. Ларина
―
... ужаса безвыходности. Да.
А. Гуськов
―
Есть потрясающий фильм «Блокадный дневник Зайцева»...
К. Ларина
―
Да да, да. Согласна.
А. Гуськов
―
Потрясающий фильм.
К. Ларина
―
Да, да.
А. Гуськов
―
Но его нужно специально сесть и специально смотреть.
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
Ты... ты посмотришь, потому что это твоя профессия. Ты, ну, ты чуть... иного образования, чуть иного культурного пласта человек. А есть же понятие «массовый зритель».
К. Ларина
―
Я понимаю.
А. Гуськов
―
Есть же такое понятие. И мы хотели сделать... Мои... Я за себя давай буду отвечать. Моя задача была о том, о чем я сказал с самого начала. Просто вот этой сухой дате вернуть имена, вернуть лица, и чтобы Россия послушала, что кроме великого Бетховена у неё Шостакович, который также велик...
К. Ларина
―
Но послушай... Можно я добавлю?
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
Что мне кажется важным, почему эта картина... Я её так всё-таки называю. Не сериал. Да? А она попадает в сегодня. Все понятно про историю, про возвращение имён. Все понимаю. Но мне кажется, что здесь какой-то невероятный получился важнейший смысл о роли искусства в эпоху тяжелейших исторических передряг, что, грубо говоря, как и любовь, и искусство сильнее страха и сильнее смерти. Вот собственно всё! Это простая формула, которая вот просто не... она просто нуждалась, как мне кажется, именно сегодня вот в таком вот метафоричной такой подаче, которая у вас безусловно получилась. Уж не знаю, было ли...
А. Гуськов
―
Спасибо.
К. Ларина
―
... было ли это в голове, - да? - но мне кажется, что...
А. Гуськов
―
Было.
К. Ларина
―
... сегодняшний подсел важнейший. Важнейший.
А. Гуськов
―
Было.
К. Ларина
―
В этой связи, потому что, конечно же, мы вспоминаем... говорим сегодня... Сегодня очень тяжело существовать в искусстве. Это сегодня, я думаю, что ты со мной согласишься, не самое лёгкое время для свободного творчества по разным причинам.
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
И те люди, которые это преодолевают и которые находят, ну, свой... свою форму высказывания, я считаю, что вот они и побеждают.
А. Гуськов
―
Да. Да.
К. Ларина
―
Это и в театре, и в кино. Да? Как вот мы тут вот недавно вспоминали Чухрая-старшего, Григория Чухрая, который писал когда-то в советское время, что не верьте, что времена были такие, всегда у человека есть возможность сказать правду, какие бы времена не были. Он сам эту форму... Он сам эту форму найдёт и не скажет.
А. Гуськов
―
Это не только... Есть замечательное высказывание Шопенгауэра, такое оспариваемое, что у бога руки в крови. Это было когда-то... первые были такие большие потери человечества, 1-я Мировая там и так далее. И дальше он говорит, да не у бога, у людей. Бог создал мир так, как мог создать. Он не смог создать его иным. А у человека есть право выбора. То, что ему...
К. Ларина
―
Да!
А. Гуськов
―
... дадено сверху. Поэтому не бога, а у людей. Вот. Ты абсолютно права. Ты абсолютно права. Спасибо тебе за эту формулировку. Это во мне всегда жило, живёт и будет жить. И я очень действительно в таком радостном сейчас расположении, потому что нас посмотрели все, даже если они это не смотрели. И то, что вокруг споров очень много, и то, что человек не принимает то, что мы сделали, у него есть своя версия этих событий, абсолютно уважаю и говорю: можете, сделайте лучше. Я только порадуюсь. Мы сделали, как мы смогли сделать. И спасибо за отклики все, все без исключения. Я Саше Коту, он мне прислал там спорный какой-то пост. И я ему написал: «Саша, знаешь, я когда закончил институт, я попал в театр на Малой Бронной и был всего год. Даже полгода. Я застал Анатолия Васильевича Эфроса. И я до сих пор помню, который сейчас классик, у которого все спектакли расписаны в книжках, засняты, там стенографированы. Огромное количество людей защищает диссертации по его работам. И я до сих пор помню, когда я в театр на Малой Бронной входишь со служебного входа, справа доска, куда вывешивают рецензии. Вот эту табуретку, на которой он стоял, пришпиливая рецензию, и кричал: «Все подойдите сюда! Как же нас разносят! Как нас здорово разносят! Не талантливо, но здорово! Лёва, ты бездарный артист, - он говорил Дурову, - а я совершенная пустота. Мы так поиздевались над Тургеневым. Читайте! Читайте! Значит, мы не оставили равнодушными. Это самое...»
К. Ларина
―
Это правда.
А. Гуськов
―
Вот я ему это написал, я говорю, мы не оставили равнодушными своей работой, значит, что-то мы сделали...
К. Ларина
―
Сейчас я, кстати... Да. Сейчас я читаю, кстати, вот такие же совершенно разные и очень страстные во всех смыслах рецензии и отклики на спектакль Римаса Туминаса «Война и мир», который только что вышел.
А. Гуськов
―
Строго говоря, 12-го числа столетие театра Вахтангова.
К. Ларина
―
Да, да, да. Я хотела к этому как раз перейти. И тут, кстати, рифмуется даже с нашей темой, потому что Вахтангов начинался именно с такого же утверждения о том, что искусство выше войны и выше крови. Это знаменитый естественно спектакль «Принцесса Турандот», который поставлен был не то, что в страшное время, а в немыслимое время для искусства. Это какой там? 22-й, по-моему, год. Да?
А. Гуськов: 21
―
й.
К. Ларина: 21
―
й. Ещё война не кончилась гражданская. Да. И вот вдруг вот в эту кровь вот врезается такое удивительное торжество жизни и торжество искусства. Что для тебя театр Вахтангова, в котором ты служишь? И не знаю, почему тебя нет в «Войне и мире»? Это твой мир.
А. Гуськов
―
Всего успеть нельзя - это, во-первых. Я тебе с конца буду отвечать. Всего успеть нельзя. Я параллельно работал, когда Римас Туминас начинал «Войну и мир», в Европе, честно говоря, на «Amazon Prime» я трудился. И у американцев очень жёсткие контракты. А при условии ковида я ещё трижды попадал в карантин. Вот... вот... Мне это было невозможно. Я в 1-й раз в жизни в театре пришёл, просто упал на колени, говорю, ребята, ну, надо вам... вы пока не пустили в продажу, в кассу билеты, надо отменить вам мои спектакли два. Я не успею вернуться физически. Это такая история. Во-вторых, кастинг, если... ну, или выбор актёров у Туминас - это всегда некий шаманизм. Понимаешь, это... Это два состава - это два разных спектакля. Это его спектакль, но два разных спектакля. Три состава - три разных спектакля, но это опять будет его спектакль в целом. И не попал в силу таких обстоятельств, что не попал и занятостью. И, наверное, уж если б была необходимость какая-то совсем вот, значит, иначе вот в этот пазл, наверное, я у него не склеился. Возвращаясь к театру Вахтангова и 21-й год, замечательно сформулировал не я, а истинная вахтанговка Людмила Васильевна Максакова, на одних из гастролей мы сидели на скучнейшей пресс-конференции, она скучнейшее ничего в своей жизни не любит, она сказала: «Стоп. Хватит нудеть. Значит, послушайте, что такое театр Вахтангова. Театр Вахтангова - это когда был голод, разруха, когда вообще было не до искусства, Вахтангов встал и сказал, а у нас будет праздник».
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
Значит, всех одел в костюмы и поставил «Турандот». Таран-та-та, таран-та-та, тарата-та-та. И вот этот праздник - это и есть театр Вахтангова. Для меня, я уже долго очень нахожусь в этой системе координат, отдельная определённая часть жизни, огромная. И Римас Туминас - это для меня режиссёр, который мне, в общем, подарил театр. И уже я мальчик привитой и, как говорят французы, au milieu de ma vie - посредине своей жизнь. И он мне подарил совершенно новую систему координат, к которой, ну, наверное, может быть, я интуитивно как-то толкался и топал, меняя театры в своей жизни. И сейчас я ничего не хочу менять по одной простой причине, что я открыт предложениям, но менять вот так вот кардинально, - да? - как я раньше делал, хрясь и освободиться от этих долгов, и пойти другие набирать долги, потому что улыбнись там, Господи, «Онегин», куда я вошёл, и «Фальшивая нота» - это предтолстовская премьера, моя с Геннадием Викторовичем Хазановым, два человека на сцене, на зал в 1100 мест - это определённый вызов, определённый... ответственность. И мы, мне кажется, с ней справились с моим партнёром. А для Туминаса это его спектакль. Но чуть такой, знаешь, как сделанный Феллини между большими картинами телевизионный маленький такой... репетиция оркестра.
К. Ларина
―
Вот. Я, кстати, тоже его вспоминала в связи с «Седьмой симфонией».
А. Гуськов
―
Да. Да. И у Римаса Владимировича я сыграл дирижёра, потому что когда эта пьеса появилась в театре, прочитав её, это я точно знаю, говорю с полной ответственностью за свои слова, он сказал, ну, у нас в театре это сможет сыграть один человек. Это Алексей Гуськов. Звоните. Если он согласится, мы будем работать. То есть для него это чуть... То есть это дирижёр. Я играю дирижёра, который по сюжету пьесы накануне принятия после Караяна Берлинского симфонического оркестра, и к нему приходит его поклонник. Французская пьеса. Мы её играем уже года три с аншлагами. И... И вот поэтому театр Вахтангова для меня это очень существенная, большая часть моей жизни.
К. Ларина
―
А ты мог бы сейчас встать за дирижёрский пульт настоящий и провести с настоящим оркестром мастер-класс? Или пока ещё...
А. Гуськов
―
Нет.
К. Ларина
―
Нет? Нет?
А. Гуськов
―
Нет. Во мне такого хамства и наглости нет. Но я действительно ударен и стукнут классической музыкой. И вот именно с точки зрения дирижёра, потому что мне пришлось волей - как? - случая побыть внутри оркестра. Инструменты же дышат. Зритель не слышит, как... когда смычок вне звука идёт, так он же вздыхает, скрипка. А скрипки не слышат валторн. А дирижёр - это тот вот пульт. Кларнет начинает громко, так что баланс звука не очень. Он показывает, ты сердце подключи. Подожди, подожди, подожди. Кроме это... Это такой демиург. Это создание волшебства сейчас сию минуту в невербальном. Мы же ущербны тем, что мы привязаны с тобой к языку. А это искусство невербальное. Поэтому абсолютно самое совершенное искусство, которое существует на земном шаре, и придумало человечество. Я тебе могу сказать одну вещь, что когда у нас была запись оркестра, ну, по условиям производства музыку же пишут до съёмок, на первой... первую запись «Эгмонта» Бетховена, увертюры, ну, я пришёл сознательно к оркестру, не мешал, сидел, слушал, потом встал и сказал, говорю: «Можно я вас попрошу? Вот всегда играют на 6, потому что это... на 3. На 3, да? И все играют на 6. Пожалуйста, сыграйте для меня на 12». Они говорят: «Алексей Геннадьевич, так... так, - говорит, - никто не делал». Я говорю: «Неважно. Но давайте мы сделаем. Я вам объясню почему. Давайте я попробую. И я буду вот держать этот звук, сколько я могу держать, и вы держите, смотрите на меня». Ну, давайте попробуем. И я им объясняю: «Вы знаете почему? Потому что людям только что, вот когда будем потом снимать, объявили, что они остаются в блокадном городе. И вот сейчас замкнётся эта дорога жизни в кольцо, и они не уедут, а у них через 2 минуты эфир, и чтоб этому человеку сказать, что Бетховен на виноват, что нас бомбили, ну-ка собрались. Вот ему нужно сделать не на 3, не на 6 и даже не на 9, а на 12. Но у нас, правда, на 9. Мы 12... нас НРЗБ. Но и мы это записали. И вот этот кусок, как неудивительно, из 7 там или 8 вариантов записи он стоит в картине. Но были так... Пожалуй, никто это изначально не принял сразу. Не принял.
К. Ларина
―
Я, кстати, вспомнила, Лёш, ещё, что к этой теме у нас уже было прикосновение. У нас с тобой. Ты вспоминал про театр на Малой Бронной.
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
А я вспоминаю театр Пушкина.
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
И там же был... Помнишь, был спектакль «День победы среди войны»...
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
... который Борис Афанасьевич Морозов делал, когда на стене был оркестр. И...
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
И это... Я не помню, сколько он прошёл...
А. Гуськов
―
Некий дирижёр...
К. Ларина
―
Да, да, да. Да, это была та самая...
А. Гуськов
―
... некая валторна, некая скрипка...
К. Ларина
―
... та самая история. Да?
А. Гуськов
―
Да, да, да. Да, да. И этот спектакль, он висит в этом музее Элиасберга. Самое смешное, на 4-й раз только посещения я увидел нашу афишку. Я им говорю: «А это что такое?» Они говорят: «Как? Вы знаете, очень давно, много лет назад в советский период времени мы нашли эту афишку, играли...» Я говорю: «Вы знаете, я знаю этот спектакль, потому что там самом конце написана фамилия...» Они говорят: «Ох, а это Ваш фамилия?» Я говорю: «Это фамилия моя. Это не однофамилец».
К. Ларина
―
Удивительно, да?
А. Гуськов
―
Да.
К. Ларина
―
Это ж там какой-то 80 там 3-й или 84-й год. Вообще потрясающе.
А. Гуськов: 4
―
й. Или 5-й. Вот 85-й. Ой, ужас.
К. Ларина
―
Хотела успеть ещё спросить про те работы, которые пока не вышли, но которые... про которые я всё время слышу, что как бы они вот почти готовы, и уже все готово, а вот уже как бы фишка, ушла легенда поменялась. Я имею ввиду фильм-спойлер, который, как я поняла, на него большая была ставка, поскольку это супер актуальная тема - эта тема выборов в Российской Федерации. Представляете, и такое бывает. А автор сценария, автор идеи этой...
А. Гуськов
―
Сергей Минаев.
К. Ларина
―
... Сергей Минаев, у которого, как бы должно быть все по идее хорошо с администрацией Президента. В чём здесь проблема? Ты там работаешь в этой... в этой картине, я знаю. Она уже готова? Или её все время переписывают?
А. Гуськов
―
Нет, фильм... фильм уже окончательно готов. И на последней презентации «Кинопоиска» 31-го или... Нет, 30 сентября они уже представили как главный проект. Я думаю, что действительно его перенесли... перенесли release на чуть попозже, потому что у нас действительно проходили выборы. И...
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
И...
К. Ларина
―
Тут не угадаешь, Лёша. Ты от одних выборов подальше, а получается, что к другим поближе.
А. Гуськов
―
Так выборы постоянно. Я говорю, я не знаю, я... я причин... причин не знаю. Знаю, что мы доснимали какие-то сцены, и закончили мы съёмки... Последние у меня были в сентябре. И не только у меня. Это были определённые правки, вносимые в сериал. Но я тебе могу сказать, я его жду с нетерпением, потому что играю я там строптивого губернатора. Собственно говоря, человека, из-за которого все и началось. Человек очень русского характера, очень нашего такого национального достояния. Я же не могу не придумать себе какую-то метафизику роли, понимаешь, и это такой хозяин. Это... У него правда своя абсолютно, зубодробительно железная. Он знает регион. Он местный. Он... И вот у него срок прошёл 12 лет, пора бы как-то уже все, ему и место приготовили в администрации Президента. И вот на пресс-конференции все сидят в Москве абсолютно счастливы, сейчас они область раздербанят, своего поставят. Это, значит, власть поменяется и так далее, и так далее. И он приходит на пресс-конференцию, понимает, что... и говорит, что всем спасибо, я вот принял непростое решение выдвинуть свою кандидатуру на 3-й срок. И начинается. И самые несговорчивые... И пошла молотиловка. Пошло все... все по-российски, все по, в общем, как по... политические игры как везде, понимаешь, с вбросами, с... Ну, там все против всех. И он очень такой наотмашь сериал, и характер я обожаю свой. И партнёры там у меня прекрасные. Это... Ну, совершенно фантастический кастинг. Света Ходченкова играет мою фрау Геббельс, собственно PR... Она... Она потрясающая. Юлия Снигирь. Из мужского состава рядом со мной зам вице-губера Тёма Михалков, Олег Евгеньевич Меньшиков, Куликов, Газаров, Матвеев Максим, собственно говоря, главный герой, которого... которого подводят под спойлер и так далее. И вдруг человек оживает. Там... там очень... Он очень... Не буду спойлерить «Спойлер». Нельзя.
К. Ларина
―
Хорошо бы всё-таки, чтобы он дошёл до зрителя, чтобы он...
А. Гуськов
―
Дойдёт...
К. Ларина
―
... то есть, не дай бог, начнётся так называемое полочное время, которое мы уже переживали...
А. Гуськов
―
Нет, я тебе скажу маленький секрет, была шапка, сейчас у меня ещё картина выйдет в новый год на «Кинопоиске» называется «Шишки». Это Светлакова продукция. Комедия. Просто комедия.
К. Ларина
―
Сатирическая... сатирическая комедия?
А. Гуськов
―
Это просто комедия.
К. Ларина
―
«Шишки»... «Шишки» и против «Ёлок».
А. Гуськов
―
Ну, типа. Типа. Так вот типа «Ёлок» или чего-то. Я бы огромное удовольствие получил, работая. И я видел руководство «Кинопоиска» и спросил, говорю: чего? А они говорят, ну, послушай, сейчас твоя «Симфония» танком проект по всему, что бы не выходило. И это больше сейчас связано со мной даже, с тем, что... Ну, ты знаешь, когда артиста много - это плохо. Это очень плохо для артиста. Да, собственно говоря, и для всех. Одно наслаивается... И уже зритель не понимает, вот сейчас вот тут был в очках, а тут он без очков. Но мы живём... Ну, что сделаешь? Я же не могу все время НРЗБ вот заговорить вот таким голосом другим. Или, понимаешь, перелицовывать себе лицо. Это невозможно. Артиста много - это плохо. И сейчас они просто из-за «Симфонии» чуть-чуть сетку форматируют. Так что у меня вот «Спойлер». У меня на... Я жду на «Амазоне» тотема.
К. Ларина
―
Это что такое, ты тоже напомни.
А. Гуськов
―
По французской книжке. 64-й год...
К. Ларина
―
Аааа!
А. Гуськов
―
Они позиционируют как историю невозможной любви между шпионами и так далее. В основу взят период вот этого противостояния в космосе СССР и Штатов, когда запускали ядерные заряды в космос и смотрели, как они там взрываются. А дальше шпионская такая и приключенческая, и... и авантюрная история. Снимал Жером Салль, очень известный режиссёр. В общем, полно у меня там партнёров зарубежных первой величины и играю я русского учёного. 64-й год. И слушай, первый раз в американском сериале русский спасает. Я вот поспойлерю. Первый раз. Они меня там так, конечно, мотают с 5-й по 8-ю просто, ну, в котлету. Ну, и дальше, значит, не будут спойлерить. Нельзя. Но 1-й раз.
К. Ларина
―
Лёш, мы должны... Да. Мы должны заканчивать. Я очень довольна нашим сегодняшнем разговором. Какие-то вопросы я не стала задавать, связанные с твоей, скажем так, общественной жизнью. Я скажу честно, и они меня меньше волнуют. Я уже вижу...
А. Гуськов
―
А её уже нет.
К. Ларина
―
И слава...
А. Гуськов
―
Пришёл Лёня Ярмольник и мне говорят...
К. Ларина
―
Да.
А. Гуськов
―
... вот там ходят. Я говорю, Лёнечка, я давно не хожу. Меня там давно нет.
К. Ларина
―
Не хожу. Да.
А. Гуськов
―
Ходишь ты. Ты. Он говорит, я хожу по бизнесу. Я говорю, ну, так, а чего ты ко мне? А я так вообще же не бываю. Во какая история-то.
К. Ларина
―
Я очень рада наблюдать за твоей творческой судьбой, которую мне почему-то язык не поворачивается назвать... назвать карьерой, потому что я знаю, насколько ты...
А. Гуськов
―
Нет, у меня... у меня очень сейчас...
К. Ларина
―
... в этом смысле честный и открытый. Молодец! Тьфу-тьфу-тьфу! Дай бог тебе удачи, здоровья, интересных проектов и семейного счастья!
А. Гуськов
―
Спасибо.