Григорий Константинопольский - Дифирамб - 2021-03-14
14.03.2021
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». У микрофона как обычно Ксения Ларина, которая ведёт эту передачу. А у другого микрофона на ваших экранах, я надеюсь, и ваших радиоприемниках тоже Григорий Константинопольский, режиссер, сценарист, продюсер, музыкант, композитор. Боже мой! Первый постмодернист российского кинематографа, клипмейкер бывший. Вот, что я еще вспомнила! Гриша, это всё про Вас?
Григорий Константинопольский
―
Здравствуйте, Ксения Андреевна!
К. Ларина
―
Да. Это всё правильно? Я всё перечислила?
Г. Константинопольский
―
Да, мои скромный таланты.
К. Ларина
―
Григорий, очень сегодня скромный. Но я постараюсь его немножечко развеселить, потому что настроение, конечно, не очень на фоне всяческих событий самого разного характера. Я ещё прочитала, Гриш, Ваше интервью с Зинаидой Пронченко и поняла, что настроение у Вас тоже такое-то немножко депрессивное. Оно связано больше с обстоятельствами, скажем так, всемирного масштаба? Или в пределах страны? Или в пределах, может быть, собственного дома и личных обстоятельств? Как Вы для себя это определяете?
Г. Константинопольский
―
Ксения, всего понемногу хватает и в пределах мира, и в пределах страны, и в пределах собственного дома. Ну, как у всех, наверное.
К. Ларина
―
На самом деле Григорий Константинопольский – человек очень веселый. Если кто не верит, поверьте, пожалуйста. Я видела его и улыбающимся, и веселым, и вообще если посмотреть его кино, то это фильмы человека неунывающего безусловно. Хотя и эту реальность, которую мы с вами наблюдаем, кто, где преломляет Григорий по-своему. И вот этот немножко изломанный свет, изломанное зеркало, немножко разбитое, оно вот в таких фильмах является вам, дорогие друзья. Эти фильмы…
Г. Константинопольский
―
Неразбитое, а, наверное, все-таки кривое.
К. Ларина
―
Кривое? Ну, может быть. Треснутое. Можно так сказать?
Г. Константинопольский
―
Как Вам больше угодно.
К. Ларина
―
Можно ли сказать, что «Мёртвые души» – это успех и триумф, как Вы считаете?
Г. Константинопольский
―
Слушайте, мне сложно судить об этом. Это, наверное, всё-таки Вам надо делать, потому что иногда кажется, что провал, иногда кажется, что вроде ничего приняли, иногда кажется, что ёлки, здесь вообще не поняли очевидных вещей. НРЗБ хорошо сказала о том, что триумф и успех – это когда тебя ругают на каждом углу. Ну, с этой точки зрения, наверное, это триумф.
К. Ларина
―
А как Вы для себя определяете, это получилось или не получилось? Если по реакции публики, что для Вас важно?
Г. Константинопольский
―
Ну, это всегда, конечно, когда начинает звонить полгорода и говорить: «Ух ты! Ну, ты дал! Ну, вообще!» Я понимаю, что, наверное, куда-то попал. Да. Ну, где-то ближе к десятке.
К. Ларина
―
А нет искушения объяснять, говорить, что нет, вы не так поняли, я совсем другое имел в виду. Я вот про это и про это хотел. А вы-то что увидели?
Г. Константинопольский
―
Да, конечно, я все время бью себя по рукам. Все время. Ну, я как бы читаю же, как НРЗБ посты в «Фейсбуке», мнения, НРЗБ мне видеоверсий и так далее. И хочется кинуться на амбразуру, но приходится сдерживаться. Каждый имеет право на собственное мнение и писать все, что ему угодно. Я, скрежеща зубами, терплю.
К. Ларина
―
Ну, а что не так получилось с «Мёртвыми душами»? Я помню этот спор и эту такую дискуссию при всём, при том что фильм безусловно получился событием. И как, по моим ощущениям, большинство его приняли и почувствовали, пересказывали друг другу содержание каждой серии. Не Гоголя, а именно «Мёртвых душ» Григория Константинопольского. Всё равно вот финал, который многих как-то так напугал вот этим вот… Как кому-то показалось реверансом в сторону силовых спецслужб, силовиков сегодняшних. Что да, они хозяева жизни, но они санитары леса. Вот такой получился смысл. Или нет?
Г. Константинопольский
―
Ну, Вам виднее.
К. Ларина
―
Ну, как? Я спрашиваю.
Г. Константинопольский
―
А! Вы спрашиваете?
К. Ларина
―
Да, да, да.
Г. Константинопольский
―
То есть Вы хотите, чтобы я Вам объяснил и рассказал смысл, что я куда-то вкладываю.
К. Ларина
―
Да.
Г. Константинопольский
―
По-простому НРЗБ. Ну, мне кажется, что Вы верно заметили по поводу того, что это зеркало, это отражение нашей жизни. И все-таки мне, конечно, приятно, что Вы говорите по поводу того, что это «Мёртвые души» Константинопольского, ну, всё же мне казалось, что мне хотелось сделать Гоголя. Не знаю, насколько это удалось. И в самом произведении, в самой поэме мы получаем там на тот период времени нового героя, нового Одиссея, предприниматель, ловкий человек, обаятельный человек, который в каждую щель пролезет, инфернально и персонально. Я задумывался, а кто, собственно говоря, герой сегодняшнего дня, кто хозяин жизни. Ну, вот мне пришла такая идея в голову. Зеркало всего лишь. Не более того. Ну, насчёт санитаров леса – это чисто вкусовые выводы, на мой субъективный взгляд.
К. Ларина
―
Ну, там есть, конечно, такой допуск, что называется прекрасный… кусочек прекрасной России будущего, когда понятно, что кто эти люди, собственно герои и Селифан и его старший по званию…
Г. Константинопольский
―
… мне кажется, что там картина…
К. Ларина
―
Да!
Г. Константинопольский
―
… она вполне определённая. Птицы-тройки. Едет участник спецоперации под прекрасные звуки и песни Филиппа Киркорова. Ну, а что? Мне кажется, это все очевидно.
К. Ларина
―
Да. То, что у них общаг…
Г. Константинопольский
―
Хозяин…
К. Ларина
―
То, что Россия – такой общаг у силовых структур сегодня, это безусловно тоже отличная метафора. Это так оно и есть. Но в чем была неправда, если кто помнит, что там после всего того, что произошло, их всех… проходят массовые аресты настоящих преступников. Вот это абсолютная неправда. У нас арестовывает как раз не преступников. У нас преступники остаются на свободе. Арестовывают мирных граждан. Вот где… Почему я говорю, что получился такой реверанс в сторону спецслужб, что они собственно делают благое-то дело, разоблачают эту преступность. Да? Они собирают дань, но они её сажают…
Г. Константинопольский
―
… они просто… Ну, как бы мне казалось, что эти люди, они отработали, их как бы сняли, поставили других. Но тех, которых сняли, можно ещё там как-то подраскулачить. Ну, как бы… Как бы Вы понимаете, как бы вот галька, галька. То есть вот… Ну, вот есть люди, они сидят на своих местах, и кажется, что они… им кажется, что они владельцы этой жизни. Но есть волна которая сняла их и наняла другую гальку, которая тоже до поры до времени считает себя хозяевами жизни. Понимаете? Ну, вот как бы так. То есть смена времён года. Никаких переговоров, Ксения. Никаких обличений. Просто чистое, незамутненное зеркало. Так мне хотелось. Не знаю, уж как вышло.
К. Ларина
―
Сегодня легко вообще снимать кино?
Г. Константинопольский
―
Я не знаю. Мне кажется, что кино всегда тяжело снимать. Это очень трудоемкий процесс. К сожалению, в этом проекте мы делали всё бегом, потому что у нас бюджет был небольшой. И сняли мы всю эту историю за 28 дней 4 серии. Ну, это очень быстро. Ну, я не люблю так работать бегом. Единственное, что если получилось, на ваш взгляд, то получилось потому, что хорошо подготовили. У нас было время. У нас был lockdown, в результате которого мы сидели все в «Зуме», всей группой, и обсуждали… Ну, короче мы подготовились неплохо. Ну, много подготовки не бывает. И как всегда чего-то не хватило, конечно. Но все делалось, к сожалению, бегом. А кино снимать вообще очень тяжело. И когда меня часто спрашивают: ну, расскажите какой-нибудь смешной момент съемки. Я в панике начинаю думать: Господи! Что же там смешное?! Там был один ужас! А что же там смешного-то было? Смешного не было ничего. Было тяжело как обычно, собственно говоря. Бывает так, что актеры, группы кайфуют от того, что они делают. Все смеются на площадке. Куча смешных моментов. А в зале потом ни одной улыбки. Понимаете? Надеюсь, у меня наоборот. У меня был на площадке ужас, а в результате надеюсь, что получилось весело.
К. Ларина
―
Гриша, у Вас, получилось, уже сформировалась такая твоя труппа. Многие актеры снимались во многих Ваших фильмах, но есть просто такие талисманы, как я понимаю, как Иван Макаревич, как Александр Стриженов. Ну, может быть, я какого-то… Наверное, Вы кого-то ещё назовёте, без кого Вы не можете работать, кто Вам необходим. Это как происходит? Вот это на каком уровне единомыслия, если так можно сказать, и сотворчества как это происходит? Это потому, что близкие друзья? Или друзьями становятся во время общения в работе?
Г. Константинопольский
―
Ну, скорее второе, потому что, ну, с Дюжевым Димой мы вообще никогда не работали. Хотя его часто предлагал… предлагал какие-то роли. Он чаще всего оказывался. Ну, я просто не дотягиваю по уровню. Вот. А, собственно говоря, вот сейчас он не поверил. Ну, в общем, и остался, по-моему, доволен тем, что получил. У меня есть два… или музы, или два талисмана. Но это не Ваня Макаревич. Это Миша Ефремов, который сейчас находится в Алексеевке. И это Саша Стриженов. Вот. Который, слава богу, находится дома.
К. Ларина
―
Замечательные актеры. И я так понимаю, что для Миши Ефремова здесь тоже была роль, а не просто осталась от него одна фотография – да? – в качестве мужа Коробочки.
Г. Константинопольский
―
Он должен был Плюшкина играть. Конечно, я, собственно говоря, на него написал эту роль. Но, к сожалению, произошли все эти трагические события. Миша не смог участвовать в фильме. И я долго думал, кому бы предложить эту роль. Кто… Я делал пробы и остановился на двух артистах. Сделал пробы Лёше Серебрякову. Остался в полном восторге. Продюсерам сначала не понравилось. Ну, как бы они… Ну, даже не то, что им не понравилось, они сначала говорили о том, что у Лёши есть определенное амплуа, и что он никогда не играл комичные, комедийные роли. Вот. Но мне-то как раз он и был интересен тем, что я когда читку с ним устроил, на читке продюсеры не увидели, что он может. А я сразу увидел. Ну, как бы… ну, я как бы я промятый, как бы работаю с артистами, мне много не надо, я как бы вижу, умеет он вот как бы посмотреть на себя чуть-чуть со стороны и стебануть себя или нет. Достаточно 1-2-х интонаций, я сразу хватаю, цепляю, понимаю, ага, может или не может. И Лёша, конечно, смог. Но мне кажется, что он просто блестяще справился со своей работой. Такой трагический персонаж и в то время жалкий, комедийный, пародийный. Ну, как-то так.
К. Ларина
―
Конечно, согласна. Он выбивается из общей галереи…
Г. Константинопольский
―
… хочу Вас сказать, что я обожаю артистов. Артисты…
К. Ларина
―
Потому, что сам артист.
Г. Константинопольский
―
Ну, не знаю. Может быть, и поэтому. Да, я закончил 1-й институт актёрский. Но я обожаю актеров. Я обожаю с ними работать. Я обожаю отклик. Я очень ценю мастерство актёров. Я очень ценю, когда… Нет актёров без штампов. Нет актеров. И я очень ценю, когда у актёра в копилке миллион штампов, и он достаёт как фокусник то зайца, то ленту, понимаете, это просто… ну, это волшебный момент. Это дорогого стоит.
К. Ларина
―
Ну, вот этот переход из актеров в режиссеры, он вообще тяжело дался, когда ты переходишь на другую сторону, по ту сторону рампы по сути – да? – или по ту сторону площадки? Нет?
Г. Константинопольский
―
Нет, как-то вообще не… несложно. А это было очень давно. Я стал сниматься. Я учился в Ярославле, закончил Ярославский театральный институт. И пока я, собственно говоря, учился, я снялся в нескольких фильмах в начале 80-х годов.
К. Ларина
―
Скажу, осень красивенький был мальчик. Сладкий просто. Сладкий. Ну, правда, правда. Что тут скажешь? Такой Макдауэлл молодой.
Г. Константинопольский
―
Вот. И, собственно говоря, ну, меня не брали на главные роли. И вот то амплуа, которое у меня складывалось, мне не особо нравилась, потому что мне хотелось играть какие-то ярко-гротесковые роли. А мне такие никто не предлагал. Я как… как в жизни как бы не особо люблю. Ну, мне тогда не повезло, не нашлось ни одного режиссера, который попробовал бы меня в каком-то ярком рисунке, потому что я персонаж яркий, эксцентричный. Понимаете? Вот-вот мне такое что-то хотелось играть. И когда… потом как бы… как я закончил театральный институт, и у меня был диплом. Я тогда играл главную роль Гадкого утенка, который превратился в прекрасного лебедя. Ну, и через 2 недели, как водится, после диплома я пошёл служить в армию. Размятый артист пошел служить в армию, где отслужил полтора года. И там я решил, что я хочу поступать на режиссуру, потому что я вспомнил, что в 9-м классе я с Сашкой Гордоном снял фильм. Написал сценарий. Написал инсценировку Булгакова «Мастер и Маргарита», не больше, не меньше в 8-м классе. Вот. И, собственно говоря, подумал. что хочу поступать на режиссуру. Знал, что принимает Ролан Быков на высших режиссерских курсах и сразу после армии я подал документы, поступил…
К. Ларина
―
Ну, да. Тоже я напомню нашим слушателям, что Григорий учился в мастерской Ролана Антоновича Быкова. Это, конечно, прекрасное везение попасть к такому мастеру. И я, кстати, прочитала про… Трибунцева… про Трибунцева, которой играет опять же вот в «Мёртвых душах» Ноздрева, что Вы как раз вспоминали Ролана Быкова, вот его… психофизику. Да? Вот в этой роли.
Г. Константинопольский
―
Абсолютно.
К. Ларина
―
Да.
Г. Константинопольский
―
Я Тиме сказал, что посмотри вот, как Ролан делает роль в «Женитьбе Бальзаминова». Вот сделай что-то такое эксцентричное, похожее. Мы даже грим ему похожий сделали. И он, конечно, выдал на ура просто. Ну, Тимофей блистательный артист. Блистательный.
К. Ларина
―
Да там кого ни возьми! Там… там мы не можешь, конечно же, не вспомнить Сергея Михайловича Колтакова, великого артиста, говорю вот просто без всякой иронии, потому что действительно артист вот просто поцелованный богом. И здесь в роли губернатора блестящий совершенно. Глаз оторвать от него невозможно. Это… Я вообще даже не знаю, какие можно задачи ему ставить. Он вообще нуждается… Такие артисты нуждаются в режиссере?
Г. Константинопольский
―
Любой артист нуждается в режиссере. Любой артист сам по себе играть не может. Есть опытные артисты, которые могут без режиссёра обойтись, но они играют одно и то же из фильма в фильм. Если мы видим актёра, который играет то, что мы уже видели миллион раз, здесь два варианта: либо нет режиссера на площадке, либо он не дал режиссёру возможности… не подпустил к себе, грубо говоря. Понимаете? Вот. Меня некоторые актеры тоже пытались отторгать Но как-то я пытался всегда справляться с этой ситуацией. А Колтаков… Невозможно без слез вспоминать этого человека, этого артиста. То, что он блестящий, блистательный актер, это понятно. Это видно невооружённым глазом. И то, что он очень закрытый человек. Он не подпускает никого близко к себе, при этом являясь таким обаяшкой. Ну, это всё, конечно… Меня поразило до глубины души его мужество. Я никогда не видел такого. Сергей Михайлович Колтаков – это настоящий мужчина. Это человек, который никогда… У него была последняя стадия рака. Если Вы видите, он похудел килограмм на 40. Этот человек всегда играл харизму у меня на площадке, всегда когда играл приятное возбуждение. Он не пожаловался ни на что! Один раз за всю съемку попросил дать ему стул. Такое мужество актерское! Меня просто трясёт, когда я об этом вспоминаю. Невероятный человек. Настоящий мужчина. Но актерская доля.
К. Ларина
―
Он успел увидеть результат работы?
Г. Константинопольский
―
Нет.
К. Ларина
―
Нет?
Г. Константинопольский
―
К сожалению, нет. Он умер. Мы закончили съемку 30-го. Последний съемочный день был 30 августа, а 7 сентября он умер. Вы представляете, до... Он держался до последнего. Он еще за 4 дня до смерти садился на велосипед, катался там, пытался выжить из этой жизни по максимуму всё, что мог. Слег и умер через 4 дня.
К. Ларина
―
Я видела домашнее видео у Коли Стоцкого, которое он выкладывал у себя в «Фейсбуке», последние дни Сергея, где он поёт. Ну, Вы наверняка тоже это видели. Даже нечего сказать про это. Удивительный человек.
Г. Константинопольский
―
Без слёз невозможно вспоминать его. Невозможно.
К. Ларина
―
Да.
Г. Константинопольский
―
Это гениальный артист и настоящий мужчина.
К. Ларина
―
Кстати, там ещё сейчас ведь, по-моему, сейчас идёт фильм на «Первом канале», где он тоже успел сняться. Вот эта вот «Угрюм-река», по-моему, он называется. Тоже там играет.
Г. Константинопольский
―
А Вы заметили, видно, он как-то отпустил себя, потому что у него, конечно, характер был тяжелый, он непростой, скажем так. И он в какой-то момент исчез, его не было. И вдруг вот под конец жизни он как-то себя… он, видимо, понял всё, отпустил себя.
К. Ларина
―
Да.
Г. Константинопольский
―
И посмотрите, сколько проектов. Его уже нет полгода, а проекты всё выходят с ним. И в этом проекте новом он есть. И в этом проекте новом он есть. И в этом проекте новом он есть. Он есть везде вдруг. То есть он кинул нам эту россыпь алмазов на прощание. Ну, красиво.
К. Ларина
―
Еще у него, конечно, огромное, большое, скажем так, литературное наследие. Я надеюсь, что получится издать книгу обязательно из его текстов, что он был и поэтом, и прозаиком, и сценаристом. И вообще удивительного таланта… талантов самых разнообразных. Светлая ему память.
Г. Константинопольский
―
Послушайте, он был потрясающим поэтом. Я просто обомлел, когда читала стихи. Ну, просто уровень какой! Это настоящий поэт. Но как водится, при жизни никому стихи его не нужны были. Я лично предпринимал несколько попыток найти издательство. То, что Сережа относился к этому так. Издательство… Но ни одна золотая душа не отреагировала на все мои просьбы. Да, да, да. Конечно. И всё исчезают.
К. Ларина
―
Ну, надеюсь, что сейчас хотя бы получится, потому что я знаю, что Коля там собирает книжку. И надеюсь. что получится. Давайте на этом остановимся пока. Остановимся. Григорий Константинопольский – наш гость сегодня. Продолжим через некоторое время.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Напомню, что в гостях у нас сегодня Григорий Константинопольский. У меня в голове все время звучит фамилия Конский, которую я помнила с юных времен, поскольку фамилия очень длинная у Григория…
Г. Константинопольский
―
А мне все время хочется Вас назвать Оксаной.
К. Ларина
―
Да. Это… Ну, что делать? Мы прикидываемся, что мы недавно познакомились. Да? На самом деле…
Г. Константинопольский
―
Мы знакомы с 17 лет.
К. Ларина
―
Ужас! Ужас! Так вот я как раз хотела про это поговорить. Не про наше знакомство, а про это вот наше поколение. Это, мне кажется, важный момент. Как я вот… я себя определяю как поколение детей Оттепели. Наверное, я думаю, что так же и Гриша может про себя сказать, потому что родители, которые вот в 60-е годы были молодыми, счастливыми и сформированными вообще этой культурой Оттепели. Совсем другая жизнь потом нас ждала. Но в итоге когда мы закончили все институты, вот уже Гриша сказал, что вот пошёл в 85-м году в армию, но потом вернулся. Началась другая жизнь профессиональная. Мы совсем, как мне кажется, может быть, Гриша будет со мной не согласен, не были готовы к тому, что это будет другое время и другая страна, потому что мы абсолютно советские студенты. Мы жили в Советском Союзе. И мы учились в советское время и закончили все институты там 84-й, 85-й, 86-й год, когда только, только, только еще Перестройка… так вот только-только к слову этому привыкали. Вот этот переломный момент, какую роль он сыграл в жизни вот поколения творческих людей, на Ваш взгляд?
Г. Константинопольский
―
Могу про себя только сказывать.
К. Ларина
―
Да. Да.
Г. Константинопольский
―
Ну, повезло. Повезло, потому что, ну, вот этот тяжелейший 84-й год мрачный, серый, темный. Ты думаешь, ну, нет, я не готов. Я, наверное, не могу, не хочу так. А куда деться? Эта стена, которая на 50 метров НРЗБ и вдруг она картонная. Карточный домик, он начинает рушиться. И вдруг это… вдруг человек НРЗБ непустое слово, у него есть достоинство, у него есть свобода, которая свалилась на него. Он не знает, что с ней делать. Многие говорят… не хотят этой свободы и оказались не готовы. Ну, то, что касается меня, я был счастлив абсолютно. Я был абсолютно счастлив 87-88-й год. Но это же юность. Это молодость. И когда она совпадает с такими колоссальными переменами в стране, когда формируются совершенно новые… новые культурные пространства, ну, это я считаю, что повезло. Да, 90-й год, 91-й – попытка этого разворота обратно. Ну, как бы вот мы недавно все поздравляли Горбачева с 90-летием и, конечно, мы все ему благодарны. Я ему благодарен точно. Но я не забываю и попытки этого разворота. Тогда вот в фарватере, в узком фарватере огромный корабль попытались все-таки развернуть, и он цеплялся за это социалистическое общество, за социализм с человеческим лицом. Видимо, не представлял, как можно по-другому. Понимаете? Но это нормально. Мы все неидеальные люди. Но то, что тогда к власти пришел живой человек… Слушайте, на 90 лет очень многие об этом писали, и я как бы не хочу повторяться, но он живой человек со своими ошибками, открыт… Он был открыт. И эта открытость передалась всему миру. Увидели, что здесь схемы и не функции, а живые люди живут весёлые, разные, сложные, разные. Сложный человек. сразу вспомнил НРЗБ. Вот. Короче повезло. Повезло. Повезло… Мне кажется, что повезло. Кто-то считает это трагедией. Ну, мы все разные люди, и каждый относятся к этому по-разному. Для меня очень важно место личности в обществе, условия существования каждого человека. Кому-то важны другие вещи. Ну, все разные потом.
К. Ларина
―
А насколько совпадают сегодняшние, скажем так, принятые обществом оценки прошлого как советского, так и постсоветского, 90-х годов и Ваши? Насколько Вы здесь совпадаете? Я имею в виду, когда я говорю про оценки общественные, они как бы навязаны, и понятно кем. То есть как бы такие идеологемы, которые… мантры, которые повторяются, и штампы там типа «лихие 90-е» или там «великая держава Советский Союз» и прочее, прочее. Вот кто эти мифы создает? Мой первый вопрос. И второй вопрос: возможно ли им как-то противостоять в обществе?
Г. Константинопольский
―
Чтобы что?
К. Ларина
―
Ну, чтобы все-таки попытаться отрефлексировать то, что происходило с нами вчера, и то, что происходит сегодня, и то, что будет происходить завтра.
Г. Константинопольский
―
А это публичный, общественный процесс?
К. Ларина
―
Мне кажется, что да, конечно. Нет?
Г. Константинопольский
―
Ну, это дело интеллигенции. Понимаете, это дело интеллигенции. А я кто? Я богема.
К. Ларина
―
Художник!
Г. Константинопольский
―
Богема. Я… Это дело интеллигенции создавать идеалы, как говорил Сахаров. Да? Ее единственное предназначение – создавать идеалы. А мое воплощать их экране и… и чтобы люди сказали да, это правда. Нет, это ложь. Нет, это правда. Понимаете, у каждого… Ну, вот как Вы говорите по поводу того, что оценки, которые даны. А разве они даны? Нет. Ну, скажем, более… более… Конкретно даны оценки, скажем, 90-х. А вот это вот как бы оно такое в серой зоне находится время, потому что вроде Перестройка – хорошо, вроде коммунистов стало меньше, как бы все они рухнули. А с другой стороны рухнула держава, развалили великий и могучий Советский Союз. Сейчас, понимаете, – да? – для кого-то. То есть это такое… Оценок нет, на мой взгляд, в общественной жизни. Это как бы немного серая зона. Серая зона. Другое более конкретное, конечно, лихие 90-е, потому что в 90-х, в лихих были оппоненты сегодняшней власти в большинстве своём. Понимаете? И поэтому они лихие. Вот. Наверное. Хотя там тоже было много всего разного. Ну, уклон делается в какую-то одну сторону. В одну из сторон. Понимаете? Вот. А то, что касается перестройки, мне кажется, что не дана ей интеллигенцией окончательная оценка. И мы понимаем, почему.
К. Ларина
―
Почему?
Г. Константинопольский
―
Ну, потому, что сегодня к этой интеллигенции, мне кажется, не особо прислушиваются. Ее голос не особо нужен. Ну, только тогда, когда там выборы проходят. Вот. А так особо, в общем, с ней не особо, мне кажется, считаются. Но как бы это очевидно.
К. Ларина
―
А почему? Сплошное почему. Почему? Объясните мне тогда. Почему, не знаю там, в 90-е те же или в перестроечное время интеллигенция, хотя это такое достаточно общее определение, ну, скажем так, интеллектуалы, художники, творческие люди, авторитеты в конце концов, они все равно были. В 90-е годы были не только криминальные авторитеты, но и совсем другие альтернативные криминальным. Почему сегодня всё это не имеет никакого смысла и значения? Почему сегодня нет ни авторитетов, ни голоса человеческого нормального? Почему только крик? Только крик. Почему перестали слушать и слышать?
Г. Константинопольский
―
Ну, мне кажется, с одной стороны это понятно почему. Ну, то есть она, интеллигенция, как бы не нужна власти, на мой субъективный взгляд. А с другой стороны интеллигенция во многом за 90-е годы дискредитировала себя. Она забыла, что она должна создавать идеалы. Она подумала, что помимо идеалов ей еще надо и денег зарабатывать. Понимаете? И деньги дискредитировали во многом интеллигенцию. Желание жить не хуже. Нежелание жить скромно. Послушайте, я не хочу делать приговор, но мне кажется, Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Понимаете, да? И те люди, которые дают деньги интеллигенции, они вне критики. НРЗБ как удивительно. Понимаете? Деньги испортили всё.
К. Ларина
―
8 с половинной долларов. Опять возвращаются к этому манифесту.
Г. Константинопольский
―
Да, да. Да, да. Вот именно про это. Понимаете? Мне кажется, что как бы… и дискредитировав себя, люди увидели… просто люди увидели, что как бы интеллигент, он ничем не лучше нас. Он так же как и мы хочет заработать. Да, в общем, и неважно, каким способом. Понимаете? И всё это стало так грустно, что даже особо об этом говорить мне и не хочется.
К. Ларина
―
Понятно, что у каждого своя красная линия. Безусловно. Вы говорите про интеллигенцию. Я могу то же самое сказать про журналистику. Здесь те же самые страдания, те же самые боли, те же самые разочарования и те же самые искушения безусловно. Кто-то… Кто-то их проходит достоинством, а кто-то не выдерживает.
Г. Константинопольский
―
Не будем забывать, конечно, что все люди разные. И всех не надо…
К. Ларина
―
Да. Да.
Г. Константинопольский
―
… вымазывать в одну краску. Все люди разные. Кто-то сохранил в себе эти качества. Кто-то по дороге растерял. Ну, что ж? Это нормально. Мы все неидеальны.
К. Ларина
―
Гриш, ну, вот Вы же не были советским режиссером, не успели побывать в этом… в этом образе? Ну, там… там те же самые были проблемы, на Ваш взгляд, те же искушения или другие? Вот там человек… человек и его красная линия, человек и его конформизм, человек его компромиссы. Насколько они сегодня похожи на то, что сегодня происходит с людьми? И перед каким выбором они встают? Это разные вещи?
Г. Константинопольский
―
Вообще. Кинопроизводство советское и кинопроизводство сегодняшнее – это небо и земля. Это просто небо и земля. Ну, начнём с того, что в советском кинопроизводстве деньги не играли вообще никакой роли. Ну, то есть все мы знаем, этот уже миллион раз названный пример, когда там Андрей Арсеньевич Тарковский переснимал «Сталкер» три раза или два раза – да? – переснимал картину. Ну, то есть сегодня это невозможно по определению. Вообще невозможно. Цензура… Идеология… Сегодня одна идеология – начальство ругать нельзя. Все. Вот это вся идеология. Но то… Простите, это цензура. Понимаете? Вот. А в советское время, ну, так если ты… если там у тебя фига в кармане есть, то ты уже художник. Понимаете? Неважно, насколько ты талантлив. Главное, чтоб была фига в кармане. Ну, позиции тогда нельзя было иметь. Ну, то есть она, может быть, у кого-то и была, но мы не помним эти чудовищные примеры Аскольдова. А самый чудовищный пример это Элем Климов, человек, который снял светлую комедию! Зачем ты убил мою… Зачем ты убил бабушку? Да? Светлую комедию «Посторонним вход воспрещён»! Человек лёгкий. Человек, который был бы, ну, не 2-м Гайдаем. Хорошо. Я уже… Меня уже несет. Но по крайней мере, а это… у него был феноменальный комедийный дар. Феноменальный! Он его развил в фильм «Похождения зубного врача». И что с ним сделали? К чему он пришёл? К чудовищно тяжелому фильму, адскому фильму…
К. Ларина
―
«Иди и смотри».
Г. Константинопольский
―
… «Иди и смотри». Ну, неплохой… и тоже он неплохой фильм. Он очень тяжелый. Представляете, какой путь прошёл человек с комедийным дарованием, чтобы сделать… Это потому, что у него была не фига в кармане. То, что он смеялся в открытую.
К. Ларина
―
Тут, кстати, у него еще… Постой. Прости. Был замечательный фильм, который тоже с драматичной судьбой – «Агония».
Г. Константинопольский
―
«Агония», «Агония».
К. Ларина
―
Блестящий, да?
Г. Константинопольский
―
Да нет, ну, у него все фильмы блестящие. Это гениальный режиссер. Гениальный. Который сделал 4 фильма. Который не дал… Которого просто погубили. Просто погубили. Ну, а сегодня… Ну, понимаете, в советское время еще хотя бы была какая-то… Как сказать? Ну, режиссеры, правда, никогда друг друга не любили. Но какая-то, наверное, всё-таки взаимо… видимость взаимоподдержки, она была. Сегодня, если ты тонешь, тебя в лучшем случае не заметят, а уж обычно похлопают и скажут: да что? Умри ты сегодня, а я завтра. Понимаете? Сегодня… В советское время стремление любого режиссера стать художником. А сегодня – более ловким официантом. Что угодно? Что… Чего изволите? Сегодня это наша практика. Кто-то пытается противостоять, но не вполне удачно.
К. Ларина
―
Ну, собственно то же самое, повторю, и в журналистике, то же самое и в политике в конце концов. Да? Безусловно.
Г. Константинопольский
―
Ну, время поменялось, конечно.
К. Ларина
―
Да.
Г. Константинопольский
―
Конечно, мы сидим, сетуем, а молодёжь, например, нас не смотрит. У неё другие проблемы. Мы обсуждаем проблемы давно ушедших дней. Понимаете?
К. Ларина
―
Ну, ладно, вот эти все стриминговые платформы – о хорошем, – собственно, на которой и появился и фильм «Мёртвые души», они как раз всё-таки привлекают, как мне кажется, ту самую молодёжную аудиторию, которая в ужасе давным-давно уже убежала от телевизоров и даже ушла из кинотеатров. А здесь как раз жизнь-то и происходит сегодня. Вы же сами…
Г. Константинопольский
―
Да, да.
К. Ларина
―
Вы же сами смотрите, да?
Г. Константинопольский
―
Ну, как бы, Вы понимаете, вот мне, например, всегда казалось, что нельзя в кино ставить там, где смешно смех для того, чтобы… ну, аплодисменты и смех за кадром, ну, просто, чтобы было понятно, где надо смеяться. Понимаете? Мне казалось, что люди должны сами как-то иметь чувство юмора или какой-то… какой-то минимум. Нет, нет. Сегодня надо ставить, понимаете, сегодня надо ставить аплодисменты и смех за кадром для того, чтобы люди понимали, где смешно. А с точки зрения платформы – да, это самое перспективное направление сегодня в производстве сериалов и кинопроизводстве. Но проекты, которые выходят на платформах, они, например, не такие там как бы по технике производства. Там надо ставить аплодисменты, чтобы было понятно, где смеяться.
К. Ларина
―
Ну, ладно! Что, публика совсем уже одурела, поглупела?
Г. Константинопольский
―
Понимаете, люди не желают думать, потому что вот я… Вы читали это интервью Зинаиде?
К. Ларина
―
Да, да, да. Читала.
Г. Константинопольский
―
А я там говорю, что вся индустрия была заточена на том, что не смейте думать. Ешьте попкорн и смейтесь, ну, или плачьте. Вот. А думать нельзя.
К. Ларина
―
Ну, постойте, это только проблема наша, проблема российская? Или это проблема всеобщая?
Г. Константинопольский
―
Абсолютно всеобщая. Абсолютно всеобщая. Но потому, что там в 70-е годы – мое любимое время в кино. Ну, вот до этого НРЗБ с небольшим летнюю историю. Моё любимое время – это 70-е. Там были реально высказывания. Сегодня они никому не нужны. Сегодня высказывания нужны только на международных европейских кинофестивалях.
К. Ларина
―
Ну, да.
Г. Константинопольский
―
Для очень узкой публики. Потребитель очень сузился. А мировой тренд – не смейте думать, плачьте или улыбайтесь, а думать нельзя. Ну, послушайте, ну, кино в большинстве своём для широкого кинопроката – это комиксы, аттракцион превратилось. Понимаете? Ну, о чём Вы говорите? Мне уже не хорошо, не плохо. Это так, как есть.
К. Ларина
―
Я согласна как зритель прежде всего. Я сама давным-давно уже поняла, что я кино смотрю гораздо меньше, оно меня куда меньше интересует, чем сериалы. Но сериалы… Я что в это вкладываю? Не просто… Не набор картинок. А всё-таки я знаю, что Вы тоже смотрите и следите за мировыми событиями вот в этом, в сериальной индустрии. Это абсолютно новый неосвоенный пока ещё нами культурный слой, культурный жанр и жанр высказывания в том числе, и возможный… и способ высказывания. Если мы возьмём…
Г. Константинопольский
―
Сериалы?
К. Ларина
―
Да. Если взять «Чернобыль», это что? Не высказывание? Ещё какое высказывание! Или «Карточный домик». Да?
Г. Константинопольский
―
Конечно. Да. А «Эпидемия»?
К. Ларина
―
«Эпидемия» костомаровская. Безусловно.
Г. Константинопольский
―
Да.
К. Ларина
―
Да. Да.
Г. Константинопольский
―
А «Перевал Дятлова»?
К. Ларина
―
Да. Да. Да.
Г. Константинопольский
―
Вот, кстати, это те же продюсеры, которые делали со мной… Никишов и Федорович делали со мной «Мертвые души». Да нет. Ну, а «Обычная женщина» Бори Хлебникова? Да, Господи, а ДиКаприо? «Звоните ДиКаприо». А слепаковский и бусинский сериал «Домашний арест»?
К. Ларина
―
«Домашний арест». Да.
Г. Константинопольский
―
Ну, они просто разные по жанрам. Но да. Но как бы сериал – это счастливая возможность не торопясь, спокойно сделать то, что ты хочешь, по законам, которые принимает публика. Понимаешь? А кино совершенно… ну, для кинопроката это аттракцион, это комикс в большинстве своем. И, собственно говоря, это факт.
К. Ларина
―
Очень жаль, потому что я вот смотрю… вот сейчас смотрела…
Г. Константинопольский
―
… не жаль. Это же…
К. Ларина
―
… на «Нику»… номинированные на «Нику». На «Нику» номинированные наши фильмы.
Г. Константинопольский
―
Я Вас умоляю! Ну, какая «Ника»?! Ну, о чем Вы? Опять начинайте говорить о «Нике». Ну, слушайте, ну, это смешно. Ну, какая «Ника»?
К. Ларина
―
Ну, там хорошие фильмы, Гриш. Правда, есть. Наши прекрасные фильмы.
Г. Константинопольский
―
У нас что, есть плохие фильмы? У нас все хорошие фильмы.
К. Ларина
―
Ну, нет, есть ерунда, конечно, как обычно. Богатая особенно ерунда. Чем богаче, тем тупее. И комедии вот такие, про которые Вы говорите, тоже есть практически с закадровым смехом. Но есть и фильмы…
Г. Константинопольский
―
На «Нике»…
К. Ларина
―
… подлинные.
Г. Константинопольский
―
… в основном Герцен и «Колокол». Я понимаю.
К. Ларина
―
Ну, ладно!
Г. Константинопольский
―
Ну, всё это смешно. Все наши фильмы – это смешно. Вам, членам киноакадемии, предлагают несколько человек посмотреть несколько фильмов и из них выбрать. Ну, супер всё.
К. Ларина
―
Нет, худшее не могу сказать. Там есть события.
Г. Константинопольский
―
Конечно…
К. Ларина
―
Ну, просто я про другое хотела сказать, что я уверена, что в прокате эти фильмы провалятся. Вот фильм, там не знаю, «Пугало» якутский. Да? Или фильм Твердовского «Конференция», или фильм даже «Глубже!»… «Глубже» Сегала провалятся в прокате, смотреть не будут.
Г. Константинопольский
―
Нет, нет, нет. Во-первых, он не провалился в прокате.
К. Ларина
―
«Глубже!»?
Г. Константинопольский
―
Да. Во-вторых, это фильм-комедия, который снят для широкого зрителя. И он сделан… Фильм хороший.
К. Ларина
―
Да, да, да.
Г. Константинопольский
―
Но есть блестящий фильм «Француз» Смирнова, который…
К. Ларина
―
Да.
Г. Константинопольский
―
… точно уж смотреть никто не будет. Это никто не будет смотреть. Но это блистательное кино. Но потому, что он из 70-х годов. Понимаете? Это кино – это киновысказывание. Первое, что скажут зрители: «Да, ну, чёрно-белый». Понимаете? На этом фильме надо думать. Этот фильм требует душевной работы. Ну, я его видел на «Кинотавре», я остался в восторге. Блестящее кино! А ливневский фильм НРЗБ? Да это блистательное кино, которое даже у такого жюри, в котором был Попогревский председателем, не нашло практически никакого отклика, ну, потому что это кино для взрослых людей, знаете. Ну, взрослым людям, к сожалению, понятные проблемы героев, которые там НРЗБ. Понимаете? Это очень грустное и очень печально кино, но оно блестяще сделано. Но да, я, кстати, не видел Кончаловского еще…
К. Ларина
―
«Дорогие товарищи!»
Г. Константинопольский
―
Да, не видел.
К. Ларина
―
У нас финал уже разговора. Всё-таки мне кажется, что мы какие-то важные вещи успели поговорить с Григорием, несмотря на то, что держали дистанцию. Гриша, я очень благодарна за разговор. Обнимаю тебя. Желаю здоровья тебе и твоим близким.
Г. Константинопольский
―
Спасибо. Взаимно, Ксения. Спасибо, что позвали.