Евгений Гришковец - Дифирамб - 2021-01-17
17.01.2021
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. У другого микрофона мой сегодняшний гость писатель, драматург, режиссер, автор-исполнитель и актёр Евгений Гришковец. Жень, приветствую Вас! Здравствуйте!
Евгений Гришковец
―
Здравствуйте!
К. Ларина
―
Очень приятно видеть человека в студии. Я уже сказала Жене, потому что у нас, по-моему, уникальный случай сегодня, можем отметить как отдельный… отдельную хронологию. А вот и первый гость живой и в студии. С чем я Вас и поздравляю! Значит, давайте мы начнем с хорошего. Я надеюсь, что сегодня мы успеем поговорить и о том, что уже произошло в Вашей творческой жизни и ещё произойдёт в ближайшее время. Ну, естественно, конечно, хотелось бы и о вечном обязательно. А как же с писателем? Без этого невозможно. Во-первых, конечно же, поздравляю Вас с очевидным успехом. «Обычная женщина-2». Это…
Е. Гришковец
―
Ой, спасибо.
К. Ларина
―
… сериал – да? – который вот недавно закончился. И я так понимаю, что зрители очень ждали вторую… 2-й сезон и, по-моему, получили то, что хотели. Поэтому мой 1-й вопрос к Вам, вот для Вас как все-таки как… не как для исполнителя, а именно как человека, который всё-таки тоже художник, который мыслит в том числе и стратегически, режиссерски. В чём тут попадание? Почему так попало в аудиторию эта история?
Е. Гришковец
―
Герои живые. Ну, вот всё-таки хоть они и находятся в таких, ну, крайне необычных обстоятельствах и ситуациях, всё равно когда я снимался в первом сезоне, мне Боря Хлебников не дал весь сценарий, и я читал… Я читал только то… Я прочел и потом исполнял то, что мне было дадено. И я был совершенно уверен в том, что я играю в какой-то бытовой драме, где я самый нехороший такой вот доктор, который изменяет жене. И я… И когда только к концу съемок я ознакомился со всем сценарием, я был потрясен-потрясен. Так что это было… Для меня было фактически неизвестно, чем занимается по фильму моя жена, которую чудесно, потрясающие исполняет Аня Михалкова. И во втором сезоне было почти также. Я только, посмотрев последнюю серию, узнал, что я снимался в одном фильме вместе с Епифанцевым Володей и с Фоменко.
Е.Гришковец: Я был уверен, что играю в какой-то бытовой драме, где я нехороший такой вот доктор, который изменяет жене
К. Ларина
―
Серьезно?
Е. Гришковец
―
Да.
К. Ларина
―
То есть настолько – да? – это всё происходило вот параллельно, что называется. Вот ведь Вы умеете быть просто артистом. Да?
Е. Гришковец
―
Я так это люблю. Для меня…
К. Ларина
―
Правда?
Е. Гришковец
―
Для меня это такое приключение. Я так люблю сниматься в кино. Это же единственная деятельность для меня, когда я не отвечаю за целое, а просто исполняю роль и поставленную задачу. Мне же нигде не ставят задачу. Только в кино мне ставит режиссёр задачу. Я ее исполняю с большим интересом, будучи просто частью целого. Это так безответственно и так весело.
К. Ларина
―
То есть Вы не задаете вопрос, что я здесь делаю, про что мы снимаем кино?
Е. Гришковец
―
Никогда! Я вообще настолько вот комфортный артист. Я знаю текст. Я с большой радостью еду на съемки. Для меня это редко. И я всегда в хорошем настроении.
К. Ларина
―
Ну, роль получилась отличная. И мне кажется, что развитие, если говорить о каком-то развитии образа, оно здесь абсолютно имеет место. Вот во втором сезоне есть несколько сцен просто вот какие-то, которые определяют этого человека как некий характер. Ну, Вы-то целиком фильм-то посмотрели?
Е. Гришковец
―
Да, я уже посмотрел. Я как раз позавчера закончил смотреть 8-ю серию. И вчера звонил Наташе Мещаниновой и говорил, ну, искренне так легко это говорить, когда искренне, всячески поздравлял и хвалил, и говорил, что это была чудесная работа и вот тот результат. Я очень волновался, когда посмотрел особенно 1-2-ю серию, которые очень жёстко отличались от 1-го сезона. И потом 3-ю серия, над которой я смеялся в голос. И вот завершение было такое… У меня было такое прекрасное настроение, что я поучаствовал в замечательном… замечательном деле.
К. Ларина
―
Ну, мы зрители всё-таки надеемся, что это не конец истории. Да?
Е. Гришковец
―
Ну, я не знаю. Я не знаю. Как… Поговаривали на съёмке, как… что вот пишется 3-й сезон, но насколько это… Если он будет, я только буду счастлив.
К. Ларина
―
Партнерши замечательные. И тут отдельно хочется сказать про Татьяну Догилеву, которая все-таки не избалована большими ролями. Актриса фантастическая. И хотя многие сомневались, насколько это вообще реалистично, что Таня играет маму Жени, там разница в возрасте реально-то всё-таки не такая как между… между родителем и ребёнком. Но это получилось. Но это получилось.
Е. Гришковец
―
Я там играю человека, который младше меня по возрасту. Ну, так я прям чувствовал эту разницу. Ой, да, с ней, конечно, так интересно. Она бывает такая жёсткая и при этом, если она захочет, она развеселит всех. Мы хохотали в голос периодически. Ну, да. И потом… Ну, она, конечно, легендарная актриса. Что там говорить?
К. Ларина
―
У Вас не было идеи как у… всё-таки как у автора, как у писателя, у драматурга запустить, запузырить, что называется, свой сериал, написать сценарий?
Е. Гришковец
―
Нет.
К. Ларина
―
Почему?
Е. Гришковец
―
Я могу объяснить. Я совсем не умею писать сценарии. Я вообще не понимаю, как делается кино. У меня на этот счет нет амбиций. Я все-таки настолько сугубо театральный человек. И даже написание романов, и даже довольно объёмных романов не даёт никаких мне амбиций по поводу того, что я понимаю, как пишется сценарий. Это совсем другая профессия. Я серьёзно говорю.
К. Ларина
―
А в чём? А в чём… Что? Всё то же самое. Только… Только подробнее. Ну, та же пьеса растянутая, там не знаю, на 40 эпизодов. Нет?
Е. Гришковец
―
Нет. Пьеса… Нет, это… Пьеса – всё происходит здесь. И это ужасная фраза. Здесь и сейчас. Потом в пьесах ничего не должно происходить на сцене. Никто не должен ни в кого стрелять, драться, целоваться, заниматься любовью. Пьеса – это диалог. Это говорится о том, что происходит. Если в пьесе есть война, то она происходит где-то. И мы говорим о войне, которая происходит там-то. Если даже… Треплев застрелился не на сцене, а где-то. И актер повесился там. Это… Если это делать на сцене, это будет что-то совсем… Ну, как? Это будет балаган, а не театр. А в кино всё наоборот. В кино это мы видим почти кажущуюся документальной историю, потому что всё происходит в реальных обстоятельствах в настоящих домах, особенно в этом сериале. Да? То тут мы вообще не снимались в павильоне. Всё снималось в настоящей больнице, в настоящих подъездах, квартирах, учреждениях.
К. Ларина
―
Как Вам работа хирурга? Привлекла?
Е. Гришковец
―
Ой! У меня же вообще…
К. Ларина
―
Сколько уже порезали, перерезали за эти два сезона?
Е. Гришковец
―
Крови… кровебоязнь ужасная. И…
К. Ларина
―
Да ладно!
Е. Гришковец
―
Да.
К. Ларина
―
Серьезно?
Е.Гришковец: Я так люблю сниматься в кино. Это же единственная деятельность для меня, когда я не отвечаю за целое
Е. Гришковец
―
Я помню… Я помню, было забавно, когда 1-е… в 1-м сезоне нас… меня привели в первую настоящую операционную, дали все эти инструменты, пришёл человек, который… дама, которая меня консультировала, как надо все держать. И тут пришёл… Меня уже… Я полностью был экипирован. И тут пришёл хирург, чье это собственно рабочее место, чья вот эта операционная. Он говорит: «А можно посмотреть мне на то, что туту происходит?» А там уже был… лежал человек, заряженный с разрезом, с там вот этой всей… кишки, разрез, кровь. Он зашёл, посмотрел на это всё, так посмотрел и сказал: «Прикольно». И в этот момент я прямо почувствовал себя таким нашкодившим мальчишкой, которого… как бы которого застукали зачем-то таким вот, ну, как-то что вот переоделся во что-то, там пожарного или военного, а тут пришли настоящие. Вот. И стало неудобно перед этим человеком за то, что мы тут какие-то жулики пришли и что-то изображаем. Ну, мой троюродный брат, посмотрев картину, сразу сказал: «Ой, ты был так… Так скальпель не держат. Так и то, и сё…»
К. Ларина
―
А он врач, да?
Е. Гришковец
―
Да, он кардиохирург. Сказал… Ну, сказал: но с другой стороны вот по поводу того, как вот ты разговариваешь, как ты ходишь по больнице, по диалогам, по повадкам, вот это всё похоже на настоящего врача.
К. Ларина
―
Ну, хорошо. Это мы говорили про «Обычную женщину-2». Скажу от имени Евгения Гришковца огромное спасибо всем поклонникам этого сериала, которые ждали и дождались, и которые теперь вот, конечно же, хотят продолжения. И даже, я знаю, есть целая фан-группа, в которой пишут сценарий практически.
Е. Гришковец
―
Следующий сезон.
К. Ларина
―
Да. А скажем, что Евгений Гришковец в Москве находится подолгу… по долгу, поскольку – да? – у него премьера в феврале грядет. И начались репетиции вот уже, что называется, ногами, как я понимаю, на сцене театра имени Пушкина. Спектакль «Между делом», где Женя является и автором пьесы, и режиссером, но на сцене не работает как артист. Да?
Е. Гришковец
―
Да. Я в тех пьесах, которые я предлагаю театру, я сам никогда на сцену не выйду. Это… Я даже не представляю, что я там могу делать. И я сразу могу сказать, что я не универсальный режиссер. Я умею ставить только то, что сам написал. То есть я не смогу поставить пьесу…
К. Ларина
―
Чехова.
Е. Гришковец
―
… Чехова или Шекспира. Я не смогу это даже разобрать соответственно. Я… У меня нет навыков и образования. Но свою пьесу я знаю как ставить. И у меня всё-таки большой очень опыт сценической работы. Я за последние 20 лет сыграл больше 2-х с половиной тысяч спектаклей на сцене. И я знаю, что предложить артистам, которые участвуют в моих постановках. И я сегодня провел первую репетицию, в которой был весь коллектив этого спектакля, а это 18 актеров. Персонажей в пьесе всего 9, но мы репетируем в 2-х составах. Вот. И я очень волновался. И мы сегодня прочли пьесу от начала до конца, хотя до этого читали по-отдельности, группами. И впервые сами все вместе почувствовали её объём. Выдохнули. И поняли, что нам предстоит месяц интересной работы.
К. Ларина
―
Интересно, как Вы выбирали актеров? Или Вам предложил главный режиссёр театра Евгений Писарев? Потому, что… Объясню, почему вопрос такой задаю. Потому, что знаю, что в пьесах Гришковца всегда есть Гришковец как персонаж. Он зафиксирован в как… либо в нескольких героях, либо в одном. И поэтому такое альтер эго, на которое артиста придумать сложно, который бы соответствовал как бы тебе, твоему внутреннему ощущению.
Е. Гришковец
―
Здесь скажу… Здесь более того. Это история документальная. В основе этого совершеннейше… совершенно документальная история, которая происходила со мной и продолжает происходить.
К. Ларина
―
Ну, вот.
Е. Гришковец
―
И да, всех актёров своего театра предложил Евгений Писарев, когда мне было… Вообще я впервые пришел в театр Пушкина и познакомился с этим театром вот с этой пьесой. И мне очень нравится атмосфера в этом театре. Очень. Потому, что она… Это атмосфера настоящего творчества. И все наши разговоры с Писаревым были только про творчество. Ему… Он принял эту пьесу сразу. И я ощущаю большое к себе доверие. Ну, то есть он предлагал мне артистов. Мы не спорили. И я понимал, что если он видит именно этого артиста для этой роли, то, значит, он… Он глубоко ознакомился с пьесой. И он своих актеров знает и любит. Он очень бережно к ним относится. Это прекрасное свойство художественного руководителя. Единственный, кого я привёл в театр на главную роль, но, правда, будет и актёр трупы, я… Это было не то, что моим условием, но моим большим желанием. Я привёл Алексея Аграновича. Лёшу Аграновича. Мы…
К. Ларина
―
Вы похожи. Да, да.
Е. Гришковец
―
Вот и когда я писал эту пьесу, я подразумевал, чтобы не было моей лексики и свойственного мне синтаксиса, вообще способа высказывания, я ориентировался на то, как говорит, на способ высказывания же… на ритм высказывания Лёшин. Я писал эту роль во многом на него, чтобы этот герой был похож не на меня, а на него. Хотя это моя история.
К. Ларина
―
А что за история? Может, скажете несколько слов, если возможно?
Е. Гришковец
―
Да, могу рассказать. Это история того, как совершенно случайно в конце позапрошлого года… Нет, в начале позапрошлого года, в марте. Я не буду называть город. В этом есть причины. В провинциальном городе меня познакомили с творчеством совсем молоденькой поэтессы и певицы очень хорошей. Совсем молодой. 22 года. И я… Ну, так всё-таки внимательно следящий за современной сегодняшней поэзией человек, который встретился с абсолютно диким, не оформившемся таким, но грандиозным талантом. Я прямо вот не дали книжку стихов. Просто не книжка, а тетрадка в которой были безграмотно написаны гениальные стихи. И я страшно заинтересовался. А потом мне поставили пару песен. Этих песен нет в интернете. Их искать бессмысленно. Там было всего несколько записей студийных и какие-то просто записи на телефон. Я понял, что мы имеем дело с большим талантом. А потом я взял какие-то ее данные, передал людям, которые занимаются музыкальным продюсированием. Они страшно заинтересовались. И я про это забыл. Подумал, вот сделал хорошее дело. Вот, ну, и слава богу. А потом те люди, к которым я обратился, сказали, так она, слушай, она же у тебя под судом находится эта барышня. Она же под следствием. И она никуда не может выехать. Она под подпиской о невыезде. А потом она была уже в СИЗО. И сейчас эта поэтесса и певица находится в колонии.
К. Ларина
―
А что за статья?
Е. Гришковец
―
228. Банально. Наркотики. История такая очень типичная российская. И когда я… Я полагал… был совершенно уверен в том, что мне удастся легко помочь, потому что еще до суда было довольно много времени. Но по этой статье приговоры суровые. Никаких поблажек не бывает. Никаких смягчающих даже в виде детей, а у неё маленький ребёнок. И то, что она не наркоманка, и то, что там все это вообще, конечно, связано ещё раз, конечно, с любовью и влюблённостью в подонка, наркомана. И вот это такая типическая история такого провинциального и даже не провинциального, просто русского женского идиотизма.
К. Ларина
―
Что называется, попала, да?
Е. Гришковец
―
Да. Ну, как? Ну, вот это типичная история. У него много было женщин. Я буду последняя его, самая главная. Он наркоман, но я его спасу. Вот этот… Вот весь этот бред.
К. Ларина
―
Но это тоже целая драматургия в этом. Да? Отдельная.
Е. Гришковец
―
И вот собственно мое участие было… Я побывал в колонии. Даже неоднократно. Я занимаюсь… занимаюсь… Попытаюсь заниматься судьбой вот этой вот барышни. И здесь…
К. Ларина
―
Подождите. А вот подождите. Вы в колонию поехали, стали заниматься этой судьбой этого человека, совершенно Вам незнакомого…
Е. Гришковец
―
Да.
Е.Гришковец: Я умею ставить только то, что сам написал. То есть я не смогу поставить пьесу Чехова
К. Ларина
―
… уже предполагая, что это для вас как для автора хорошая история, и что Вы сможете ее использовать…
Е. Гришковец
―
Да нет. Нет. Совсем. Вообще никак. Я об этом не думал. Просто в какой-то момент я понял, что вот у этого человека, которым никто не занимается, у нее нет родственников. Совершенно… Родители ей не занимаются. И родители условные. И человек просто даже не знает о том, что есть, ну, какие-то люди, которые могут оценить… Она даже не знала цену тому, что она написала. Ну, то есть профессиональной оценки того, что она написала, у нее не было. А я все-таки по образованию-то стиховед. У меня же был диплом, работа по Гумилеву, в своё время в университете писал. И у неё был только мой телефон. И она мне звонила уже по возможности при помощи адвоката. Звонила только мне. Даже матери не звонила. И я понял, что вот я у этого человека единственная… единственный… единственная надежда. А как в этот момент бросить? Невозможно. Не получится. Я вообще не хотел этой всей истории. Мне это было совершенно не нужно. Это было настолько лишнее. И потом я погрузился в этот… настолько глубоко влез и, конечно же, с… А когда ты вылезаешь, у тебя ничего не получается ещё, возникает не то, что какой-то азарт, а ещё какое-то ужасающее ощущение беспомощности. Когда ты начинаешь узнавать все подробности того, как это существует, эта статья в России и какая это, ну, прямо жёсткая статья. И чтоб большинство, ну, там чуть ли наверное, добрая половина тех осужденных женщин в России сидят именно по этой статье. А молодые женщины так просто чуть ли не поголовно. Ну, вот и завяз. Но всё-таки спектакль я не буду спойлерить, о чём там, что там происходит. Это история попытки совершить благородный поступок. Вот и всё.
К. Ларина
―
Ну, то есть постойте. Значит, история самой героини, она ещё продолжается…
Е. Гришковец
―
Да.
К. Ларина
―
… и Вы продолжаете этим заниматься – да? – в меру своих возможностей. И спектакль уже есть посвящённый… посвящённый ему, скорее всего. Да?
Е. Гришковец
―
Пьеса. Пьеса это. Пьеса есть. Пьеса есть.
К. Ларина
―
Так это скорее про него, чем это про нее. Да?
Е. Гришковец
―
Да. И это пьеса как раз про попытку совершить благородный поступок. Изо всех сил. При этом даже благородное поведение довольно сложно осуществить в сегодняшней мире в нашем обществе сейчас. И я вот не хотел бы касаться всё-таки самой пьесы, потому что она построена довольно хитро. И могу сказать, в пьесе не поэтесса. В пьесе художница. В противном случае я… У меня не было художественной идеи того, как можно перенести всю эту историю буквально документально. А когда пришла идея, что это не поэтесса… Потому, что в противном случае мне пришлось бы в пьесу вставлять её стихи. Какие бы то ни были стихи, они на кого-то произведут впечатление, на кого не произведут, кто-то останется совершенно равнодушен к стихам. Есть люди, которые совершенно не слышат стихов. А если это художница, то можно сделать так, чтобы не показывать ее картины, что картины знает только вот герой. И почему они у него произвели впечатление, это остаётся тайной, загадкой. И зрители не увидят ни одной картины этой… вот той самой художницы, которой… из-за которой все это… вся эта история происходит.
К. Ларина
―
Слушайте, ну, обычно правозащитная деятельность начинается с личных историй, поскольку опять вот Вас толкнула судьба вот в эту сторону, в сторону тюрьмы, в сторону зоны, в сторону осуждённого человека, судьба которого Вас по-настоящему волнует. Я вспоминаю ещё одну историю, связанную… похожую в Вашей судьбе – это совершенно неожиданная песня, которую Вы записали, «Письмо другу в тюрьму». Это было сколько лет… 3 года назад?
Е. Гришковец
―
Что Вы?! Это… Это меньше года назад.
К. Ларина
―
Меньше года?
Е. Гришковец
―
Меньше года назад. Да.
К. Ларина
―
То есть опять, что называется, волею судеб, то, что называется. Да?
Е. Гришковец
―
Ну, если песня «Письмо другу» – это действительно правозащитная история,, потому что я вдруг обнаружил, что у меня почти 10 человек друзей, которым… с которыми я могу общаться только письмами, потому что они либо в СИЗО, либо уже осуждены, либо находятся под домашним арестом, либо ещё в каких-то чудовищных условиях, когда с ними невозможно встретиться. И даже жёны опасаются там каким-то образом передавать и… вообще опасались меня как известного человека, опасались просто любого привлечения внимания к этим… Это по всей стране было. То есть от Владивостока до… до Москвы. Вот. И это было написано про это. Но история с вот этой девочкой – это не правозащитная история. Это уголовная история. Это история уголовного преступления. И здесь можно говорить о том, что приговор слишком суровый, и статья слишком…
К. Ларина
―
Сколько ей дали?
Е. Гришковец
―
6. А по этой статье условно-досрочное освобождение возможно только через две трети срока. То есть через 4 года только можно говорить. Но, как правило, из тех колоний, в которые… из той колонии, в которой она находится, ну, особенно по этой статье никто условно-досрочно не выходит. Вот. Мы можем говорить только об этом. Но и делать из нее невинную овечку никто не собирается и не собирался.
К. Ларина
―
Ну, дело не в этом. Да? Ведь же не в том дело, что человека надо признать невиновным, если он виновен. Да? А в том, чтобы были соблюдены его права, говорю я таким языком достаточно канцелярским. Но это так. Ведь самая главная проблема-то в этом сейчас. И адвокаты, которые работают с людьми, которые совершили преступление, они не отмазками занимаются. Они пытаются максимально сделать всё для человека, который признал вину, и который действительно виноват, чтобы условия его содержания были человеческими, чтобы не превращать это всё в зверства. Ну, я тут вспоминаю, конечно, самую громкую историю прошлого года. Это история Миши Ефремова. И когда попал с таким адвокатом неудачным. А ведь задача адвоката, как я понимаю, всё-таки не отмазать, а соблюдать права человека. Давайте на этом остановимся. Да, у нас сейчас небольшой перерыв. Потом вернемся в программу. Напомню, наш гость сегодня Евгений Гришковец.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Напомню, что программу ведёт Ксения Ларина. Я нахожусь в космосе. А в студии «Эха Москвы» по адресу Новый Арбат, дом 11 находится мой замечательный гость Евгений Гришковец, писатель, драматург, режиссер, автор. Сейчас говорили про спектакль, который только-только начинает свой путь, только-только рождается. Спектакль «Между делом» в театре Пушкина. И повторим, что премьера намечена, скажу я так аккуратно, – да? – на февраль, на первую декаду февраля. Да? Здесь в Москве. Жень, я с удивлением узнала, что Вы до сих пор играете спектакль «Одновременно», которому…
Е.Гришковец: Это история такого провинциального и даже не провинциального, просто русского женского идиотизма
Е. Гришковец
―
Да.
К. Ларина
―
… были даже тогда больше 20 лет.
Е. Гришковец
―
Да.
К. Ларина
―
Да? Это как вообще может быть такое? И в чём вообще… Почему и спектакль не устаревает, и сам, собственно говоря, герой, получается, не стареет и может играть это в любом возрасте?
Е. Гришковец
―
Ну, я какие-то там… Я когда его решил реанимировать и играть вот так, как раз сейчас вот перед Новым годом я свозил его по разным городам. Это мой самый-самый счастливый спектакль. Я делал его в самом конце XX века перед переломом, переходом в ХХI. И он как раз… Там был целый кусок, посвященный этому ощущению того, чего мы ждем от вот этого момента, вот мига перехода из одного века в другой, потому что именно мы… У нас, я писал, что у нас на надгробиях будет 19 – 20. И вот в этом тире где-то вот этот миг. И это был… Я тогда ещё никому не был известен, когда я делал этот спектакль. Я сидел там в Калининграде и выдумал себе этот спектакль, будучи абсолютно неустроенным, без каких-либо представлений о том, что меня ждет в ближайшее время, без средств к существованию. И это было такое несчастное, тревожное время, когда я подумывал о том, что надо бросить всё на свете и поступать на юридический, чтобы хоть как-то кормить семью, которая уже была, и была от меня зависима. Именно тогда я сделал самый счастливый спектакль. И вот в это вот несчастное время, когда 7 месяцев я не выходил на сцену, когда было непонятно чего и как, что и очень страшно и тревожно было, и много отчаяния и нытья, и мужества в то же время тоже отчаянного какого-то. Я вспомнил, что у меня есть вот это счастливый спектакль. Я хочу его снова исполнять и ощутить, что это такое вот для меня это. ну, с чем я столкнулся, например? Я давно очень его не играл. Там вот есть момент, где человек, ну, ловит такси в незнакомой части города. И мне пришлось уже вставлять туда, что потому, что у него разрядился телефон.
К. Ларина
―
Что уже никто не голосует.
Е. Гришковец
―
Что уже сейчас всё, вот голосование… Можно сказать, что вот этот институт голосования на улице, ловля такси для наших детей, внуков уже вещь совершенно незнакомая. Зеленоглазое такси. Вообще непонятно, что это такое. Что это? Зелёный глазок у такси? Что это такое? Почему это? Вот это… Ну, всё вот это исчезло. Даже уже исчезает совсем даже в провинции такая возможность поговорить по душам с диспетчером вызова такси. А когда? Через сколько будет? А кто там? Как вот? Ну, что-то такое вот. Какое-то вообще… Просто услышать человеческий голос. Всё. Это… И еще целый ряд каких-то моментов в этом спектакле пришлось выморать, потому что они абсолютно устарели. Но сама… сам по себе вот этот счастливый задор спектакля, который посвящен тому, из чего состоит одно мгновение жизни перед самым Новым годом или сразу после, вот это… И люди с такой радостью восприняли этот спектакль. И я играл последний спектакль 30-го числа в Нижнем Новгороде, и все билеты были раскуплены. Все пришли, ну, сколько пускали в зал. Вот. Я прежде никогда не играл такую… Я уже в это время всё… как правило, все празднуют, все веселятся. Корпоративы, ёлки. А тут было можно вот такое. Я был… Я счастлив был.
Е.Гришковец: История с вот этой девочкой – это не правозащитная история. Это уголовная история
К. Ларина
―
Хочу напомнить нашим слушателям, что Евгений Гришковец всё-таки не просто персонаж медийный или художественных и творческих в нашей стране. Это человек, который открыл целый жанр, целое культурное направление. Сегодня это общее место. Вот то, что сделал когда-то Гришковец в 90-х, в конце 90-х годов – да? – это так называемая новая искренность. Сегодня этот термин лепят направо и налево. Но мне кажется, если всё-таки говорить о новой искренности, она вот была вот Вашей. Это то, что Вы сделали. Сегодня… Сегодня все работают в этом жанре. Они… Этот жанр абсолютно успешный и монетизированный. И мы видим как собственно вот в таком же ключе, в таком жанре монолога про себя и про доставание из своей… и рассказ о своей жизни, так или иначе, работают и в стендапе комики, которые собирают стадионы, и звёзды «Инстаграма», у которых миллионные подписки. Миллионы! Какие-то неизвестные дамы и молодые люди, которые тоже что-то там рассказывают без конца про свою жизнь, и люди это смотрят. И дают рекламу! Почему Вы этот момент упустили? Почему Вы не продали это всё? Не зафиксировали авторские права? Не запатентовали?
Е. Гришковец
―
Я же сам был удивлён тому, что произошло. Когда я…
К. Ларина
―
Вы согласны с тем, что сегодня это вот… Да?
Е. Гришковец
―
Ну, да. Только они работают… Они понимают, что они работают не так. Вот. И я знаю точно, что ни одна из их историй этих больших стендаперов и вот этих Instagram-барышень не продержится 20 лет, потому что это рассказ все-таки не про себя. А я разбираю, настолько подробно разбираю универсалии для того, чтобы всё было про каждого из тех, кто пришел в театр, несмотря на разницу в возрасте, социальное положение, опыт и даже пол. Вот. Мне очень нравится работать с памятью. И они исходят из подробностей. А я исхожу из деталей. И они не знают, а я никогда не расскажу, каким образом из всего этого плоского материала сделать притчу. Я всегда делаю притчи. Они никогда. И пока я не вижу, не слышу, чтобы у них это получалось. Они слишком спешат. Они торопятся. И они не понимают того, что вот stand-up калькулировать с иностранных образцов на русскую почву нельзя. Русский человек хочет от театра, от выступления человека на сцене чего-то большего. Ну, только… Ну, им хочется услышать про себя и себя пожалеть и поплакать, ну, и тут же посмеяться, причем не над соседом и не над тем, кто на сцене, а над собой. Вот. Ну, а я, я знаю, как это делается.
К. Ларина
―
Понятно. Но Вас не удивляет такая популярность и безумие толпы, которая собирается вот на все на эти вот… праздник эксбиционизма?
Е. Гришковец
―
Нет, не удивляет. Я вообще про это мало информирован, поскольку это просто…
К. Ларина
―
Вы же видите, что там стадионы собирают…
Е. Гришковец
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
… подписчики. А вот там какие-то появляются, какие-то вдруг в сети какие-то всполохи. Я… Мне совершенно не знакомо даже имя этого человека, не то, что внешность. Но я открываю и смотрю, что там несколько миллионов подписчиков. Значит, это кому-то нужно. И как? Почему?
Е. Гришковец
―
Видимо, это доступно. К тому же это можно, не выходя из дома, сделать. Да? Для того, чтобы прийти в театр, нужно выбрать время, туда пойти, спланировать, купить билет, переодеться. Ну, вообще потом вот эти люди, которые… Вот эти подписчики, они, многие из них и в театре никогда не были. А там это требует особого поведения. Вот. Там нельзя, например, встать, уйти покурить и потом вернуться, покурив. Да?
К. Ларина
―
Или поставить… поставить…
Е. Гришковец
―
Поставить на паузу.
К. Ларина
―
Да.
Е. Гришковец
―
Да. У меня была ситуация, когда… Правда, однажды только. Но я понял, что такие люди есть. Играл спектакль года три тому назад здесь в Москве. И вдруг увидел в третьем ряду сидел парень, очень аккуратно одетый, такой румяный. И вдруг он достал iPad, навел на меня и стал его держать. Я подумал, что он снимает видео. А это же нельзя. И я остановил спектакль. Ну, у меня есть возможность. Мои спектакли допускают такую возможность. Я остановил. Перестаньте снимать. А он честно сказал: «Я не снимаю». А потом через охранников, администраторов мне его нашли, подвели. Он оказался… Его зовут Роман. Он работает в банке. Это среднего звена менеджер. Он говорит: «Вы знаете, я понял, что я в первый раз вообще в жизни в театре. И я понял, что я не воспринимаю. Я воспринимаю только с экрана». То есть он навел на меня объектив своего «Айпэда» и смотрел мой спектакль, сидя в театре, но с экрана. Вот. Ну, вот-вот и такое. Нет, я спокойно отношусь к тому, что у меня не миллионы подписчиков и вообще подписчиков нет. Ну, есть подписчики. Ну, так это я же совсем ушёл из сетей. Мне… Я знаю, что меня ретранслируют…
К. Ларина
―
Почему?
Е.Гришковец: Я знаю точно, что ни одна из историй этих больших стендаперов и Instagram-барышень не продержится 20 лет
Е. Гришковец
―
Я перестал ощущать в этом смысл. Я активно был там – сколько? – лет 7-8 даже назад. В «ЖЖ» писал. Мне было… Даже я был на втором месте, потом на третьем среди блоггеров. Там были какие-то сотни тысяч людей. Потом я потерял… Я потерял к этому… я перестал видеть в этом смысл. Комментировать собственные дела, рассказывать, я потом… Это же надо поддерживать. Это такая регулярная работа. Ну, как минимум там нужно было три раза в неделю сочинять что-то. Не сочинять, писать какой-то текст. Он должен быть литературным. Я тратил на это очень много времени. Потом переживал ужасно по поводу того, что там пишут какие-то люди. Я же не знал, что это какие-то вот тролли. Что они… что это так называется. И понял, что нет, это отнимает очень много сил, времени. И полностью отказался от этого. Потом отказался от компьютера. Теперь отказался… Даже… У меня даже собственно адреса электронной почты нет.
К. Ларина
―
То есть, послушайте, Вы понимаете, что сейчас Вы в эпоху всеобщей электрификации мира – да? – в эпоху, в век кибернетики, это значит… даже есть, такой появился термин – социальная смерть, что человек, которого нет в социальных сетях, его как бы нет на свете. И что вот сегодня опять же вот, извините, просто договорю, что сегодня когда все обсуждают Трампа, которого бойкотировали из нескольких сетей, что это такое… такая вот социальная казнь гражданская произошла, что для человека очень трудно это такое пережить.
Е. Гришковец
―
А я этого совершенно не ощущаю. Ну, поскольку я там не присутствую, то меня это не касается. И я стараюсь не знать того, что про меня пишут в соцсетях. Если я…
К. Ларина
―
Вас это… Вас это ранит? Это вот главное вот это вот?
Е. Гришковец
―
Да, меня ранит это. Да.
К. Ларина
―
Да.
Е. Гришковец
―
Да. Театр, а я сугубо театральный человек, – такое место, которое оцифровать невозможно. Вот это может быть последнее искусство, не знаю, которое невозможно оцифровать. И оно не может быть онлайн. И всё это чепуха. И все попытки – это… это псевдотеатр, это фикция, это фиктивное дело или что-то такое. Попытка в несчастливых обстоятельствах что-то сделать. Не надо… Не надо даже пытаться. Театр невозможно перенести в экран. Это нужно смотреть, а не только в живую, но ещё и в окружении какого-то количества людей, чтобы чувствовать себя не одиноким. Это всё-таки ритуал. И поэтому…
К. Ларина
―
Черт его знает! Может Вы правы. А это разве не является… Давайте такой задам банальный вопрос. Не является ли это, вот как бы вот существование социальных сетей и присутствие в них и общение с аудиторией через социальные сети, не является ли это попыткой так… инструментов для замерения, измерения общественных каких-то пожеланий, запросов, температуры… социальной температуры в обществе, гражданской температуры?
Е. Гришковец
―
Ну, наверное, да. Ну, послушайте, ну, многие поп-исполнители наши музыкальные, они когда выпускают какой-то новый трек, они себе покупают там боты, там что я не знаю. Ну, просто покупая… покупают себе возможность, чтобы… Эти цифры. Потом они обнуляются, потом ещё что-то. Это всё фиктивное. Это неизвестно, что за этим стоит, какие там люди, сколько этим людям лет, кто они такие. Я-то убеждён, я пребываю в абсолютном убеждении, что не… Во всяком случае я уверен, что я это застану, когда… И, может быть, это произойдет даже быстрее, чем мы думаем. Когда передовая молодежь, передовые люди будут выходить из соцсетей. И это будет таким вот новым движением настоящей жизни. Просто интернет, вот это всё сейчас – да? – на данный момент обожествено… обожествили. И, ну, человечество радуется. К тому же в этих… в этой индустрии задействованы такие деньги колоссальные, что пока человечество оттуда не отпустят. Но человечество…
К. Ларина
―
Политика. Политика там вся происходит. Там принимаются политические решения в этих…
Е. Гришковец
―
Ну, люди будут оттуда выходить, осознав, что это невозможно, что это неправильно, что это ненастоящее, что это не настоящая жизнь. И, ну, замены настоящей жизни не существует. Тысячелетия жили… человечество жило без этого. А сейчас мы живём в этом состоянии меньше 20 лет так вот активно. Всего 20 лет. Люди разберутся и выйдут оттуда.
К. Ларина
―
А дети Ваши? Там?
Е. Гришковец
―
Вот! Мои дети – нет.
К. Ларина
―
Да Вы что?!
Е. Гришковец
―
Да. Для них… Я воспитывал их и воспитываю, что интернет – это инструмент как обучающий, так и полезный. информирующий и прочее. Но для интернета есть время определённое. В нём невозможно жить. Это инструмент как плоскогубцы или топор. Нельзя молиться топору. Или с топором или с плоскогубцами жить круглосуточно. Вот. И они про это знают. Но у них есть пример. Это я. Человек, который не пользуется компьютером. У нас в семье не то, что строго запрещено, не нужно даже запрещать, они прекрасно знают, что садиться за стол обедать или завтракать, или ужинать с телефоном нельзя. Это неприлично. Нехорошо. Это невозможно. Это просто вот… В компании достать телефон, начать там что-то делать, отключиться… отключившись из компании тоже неприлично. Вот. Они это знают. Что нужно играть в настольные игры. Они с удовольствием в это… При этом я не какой-то там, да знаете, там рехнутый человек или там что-то какой-то… значит, за то, чтобы пойти построить сруб в тайге и там жить. Для меня деревенская жизнь и корова – это большая экзотика. Ничуть не меньше, чем слон в Африке. Но тем не менее это вот такие нормы поведения. Интернету есть определённое время. И это инструмент, очень полезный, гениальное изобретение человечества. Они к этому так и относятся. Но… Вот. Но они в нём не живут.
К. Ларина
―
Я почти уверена, что и телевизор тоже у Вас вызывает такое же отторжение как и интернет.
Е. Гришковец
―
А вот, знаете, не совсем.
К. Ларина
―
Ну-ка, что же Вы смотрите?
Е. Гришковец
―
Канал «Культура» я смотрю. Я смотрю телевизор. Смотрю канал «Культура». И я смотрю вот еще новости вот наших… государственные. Ну, не для того, чтобы получить новости. Хотя там основные новости проскакивают. Мне всегда интересно, каково… какова позиция государства по отношению к тому или иному событию. А там как раз это и формулируется.
К. Ларина
―
Вот теперь я поняла, в чём секрет отдельности этого человека, который сидит в нашей студии. Евгения Гришковца. Я как раз думала, что как он не боится иногда абсолютно поперёк, что называется, дискурсов и векторов высказываться в отношении каких-то явлений и событий. А теперь я понимаю почему. Не потому, что он такой смелый, а потому что он не знает, что об этом говорят в соцсетях. Что там… Что там происходит в либеральном крыле, что там обсуждается. И говорит то, что чувствует. Правильно я так… То есть у Вас нет… В этом смысле Вы как-то свободны. Это я сама себе объясняю преимущества Вашего существования в отличие, допустим, от моего, что Вы свободны от этих стереотипов, которые так или иначе всё равно навязывают какими-то институтами, общественными какие-то кампаниями, какими-то community. Да?
Е.Гришковец: Я стараюсь не знать того, что про меня пишут в соцсетях
Е. Гришковец
―
Ну, не не полностью, но тем не менее… Я убеждён в том, что значительное событие до меня и так дойдёт. И, может быть, не моментально, но очень скоро в течение суток точно дойдет так или иначе. А второстепенные события до меня не дойдут, и слава богу, мне не надо тратить времени. Как и большой настоящий талант обязательно будет замечен. Непременно. Да? Не сейчас, так завтра. Не завтра, так послезавтра. В этом я тоже совершенно убеждён. И это произойдет так или иначе.
К. Ларина
―
На Ваш взгляд, сегодня вообще благоприятное время для творчества? И вообще настолько… Какое оно сегодня занимает место… Я имею в виду, не в жизни творцов. Это понятно. А в жизни аудитории, в жизни публики. Здесь нет никаких потерь, на Ваш взгляд?
Е. Гришковец
―
Колоссальные потери. И особенно то, что было в ушедшем году и то, каким образом вот… поступили не только у нас, но и в целом в мире с культурой, ну, во всяком случае с исполнительским искусством, назовем это так. Нам сказали, что мы роскошь. А в трудное время без роскоши надо… можно обойтись. То есть без нас можно обойтись. Есть гораздо более важные дела. Мир вокруг нас не вращается. С нами, конечно, хорошо. С нами веселее, интереснее, чем без нас. Но когда речь идет о хлебе насущном, мы должны там как-то посидеть, потерпеть и, в общем, не привлекать к себе большого внимания. Без нас можно обойтись. Вот нам это было заявлено. Вполне. Мы поняли, что у нас нет лоббистов. Вот во всяком случае в России у нас нет лоббистов. Нас никто не лоббирует. Рестораны лоббируют. Парикмахерские, метро лоббируют. Авиацию. Что угодно. А нас нет. Некому. Наше Министерство культуры молчит, не защищает наших интересов. И, ну, вот как это… Это, конечно, обидно знать. Но надо набраться какой-то такой вот гуманной злости по этому поводу и доказать, что без нас нельзя, что без нас невозможно.
К. Ларина
―
А как это возможно сделать? Как это доказать?
Е. Гришковец
―
Доказать только… Можно только одним образом: писать, снимать и впечатлять так, чтобы человек понял, что вот это впечатление, которое он получил от произведения искусства настоящего, он без него… если у него не будет этого, он сирота. Может, он осиротевший человек…
К. Ларина
―
Сейчас это… Ну, смотрите, мы всё равно возвращаемся опять к той же теме интернета и социальных сетей, и компьютеризации мира, потому что раньше действительно никаких других искушений не было. И почему мы всегда гордились тем, что мы такая литературоцентричная страна, и это не миф, это на самом деле так. Тут я тоже готова защищать эту точку зрения. Но не только потому, что много было талантов и особое отношение к слову и к языку, но и потому, что искушений-то не было действительно никаких других.
Е. Гришковец
―
Согласен. Да. Помимо этого, это моя теория, над ней кто-то посмеивается, а я ее могу сказать, что раньше вот до появления интернета, вот всех этих гаджетов, человек, вот просто человек так много как сейчас не читал и не писал. Сейчас же он читает в интернете так много. Он же читает знаки, такие же знаки какими написана и великая литература. Но он так много этого читает и так много сам производит знаков, пишет всякую фигню и фигню читает, но тем не менее это вступает просто в конкуренцию. Он просто устаёт читать и писать, ему… Он настолько устает, что не может добраться до книги и ощутить радость чтения. Особые ощущения вот этой особенной радости чтения большой литературы. И для многих людей литература вообще в жизни сейчас отсутствует или не случилась. Я не знаю, будут ли мои дети читающие людьми. Вот старшая дочь не очень читающий человек. Сын читает больше, чем старшая дочь. Ему 16. Но тоже немного. Не так, как я. И у него не было периодов запойного чтения, как это было, как это случалось у меня. Для него… Ну, для него случилась радость чтения. Он понимает незаменимость этого. Но он всё равно так много… Ну, представьте себе, что в вот наши школьные годы мы помимо там уроков, занятий в школе сидели бы и писали огромное количество писем и записок. Да? А сейчас люди это делают. В транспорте, дома, в любой возможной и невозможной ситуации. Даже во время просмотра кинофильма он все равно что-то там отвечает, пишет и читает. Да, это ненормально. И это сложно. И литература в этом смысле не знает, что с этим… где найти своё место и каким образом пробиться к человеку. Вот. Ну, это…
К. Ларина
―
Зато все пишут. Пишут не только записки. Все пишут тексты. Это слово страшное. Да?
Е. Гришковец
―
Да, очень многие…
К. Ларина
―
… тексты.
Е. Гришковец
―
Очень многие.
К. Ларина
―
Все пишут тексты.
Е. Гришковец
―
Очень многие.
К. Ларина
―
Может, хорошо?
Е. Гришковец
―
Нет, нехорошо. Дело в том, что прежде, чем начать писать что-то, нужно научиться читать. А потом только писать. Последовательность должна быть такая. Научись читать, прочти что-то стоящее, а потом реши, можешь ты писать или нет.
К. Ларина
―
Конечно, очень обидно, что как бы сложность мира и сложность человека, она как-то совсем уже уходит из сферы внимания общества. И опять же вот тоже соглашусь с Вами, что это не только проблема России. Это проблема всего мира. Поэтому… Согласны с этим?
Е. Гришковец
―
Согласен! Только дело в том, что вот сейчас… Я вот сейчас участвовал опять как не член жюри, а как вот наблюдатель. Конкурс пьес. И там прислали пьесы довольно молодые люди. И про сегодня пьес же совсем нет! Как и современные сегодняшние довольно молодые авторы, режиссёры готовы снимать про что угодно, про 70-е, 80-е, даже 90-е годы. Про сегодня никто не знает, как сказать, как написать про сегодняшнего человека. И чтобы это был не какой-то маргинал, а нормальный вот какой-то некий человек, живущий более-менее нормальной жизнью. Написать сегодняшнее… горьковских мещан или дачников. Они даже не знают, как, на каком языке эти люди будут говорить. Да? Поэтому современных пьес, современного театра мы почти не наблюдаем. Или это очень жесткая социальная драма, где представлена такие социальные слои, которые никогда в театр не ходят, либо это чёрт знает что. Ну, правда вот. Премьера, я читаю. Премьера «Бэтмен против Брежнева». Это про когда?
Е.Гришковец: Интернет очень полезный, гениальное изобретение человечества. Но они в нём не живут
К. Ларина
―
Наверное, при Брежневе.
Е. Гришковец
―
Ну, наверное. Да. Это… и это про что?
К. Ларина
―
Уходим из эфира. До современной режиссуры театральной мы, слава богу, не дошли сегодня. У нас разговор получился мирный. Мы друг друга понимали.
Е. Гришковец
―
Да.
К. Ларина
―
Чему я очень рада. Огромное спасибо Евгению Гришковцу за то, что бросил все свои дела и пришел в студию. И, может быть, он и прав. Может быть, действительно пора выйти отовсюду, чтобы вернуться к себе. Спасибо, Женя! Удачи! И ждём новых работ.
Е. Гришковец
―
Спасибо.