Алексей Бородин - Дифирамб - 2021-01-10
10.01.2021
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. И я очень рада представить вам, дорогие друзья, нашего сегодняшнего гостя. Это Алексей Владимирович Бородин, художественный руководитель Российского академического молодежного театра. Здравствуйте, Алексей Владимирович!
Алексей Бородин
―
Здравствуйте, Ксень! Очень рад.
К. Ларина
―
Очень приятно Вас видеть. Так здорово! Смотрите, как изменилась жизнь! Всё! Всё неважно. Неважно, где мы. Главное, что мы есть, и мы друг с другом разговариваем. Прекрасно.
А. Бородин
―
Да, здорово.
К. Ларина
―
Значит, хочу сообщить нашим слушателям первое: буквально вот на днях, в январе этого года уже наступившего, исполнилось 40 лет с тех пор, как на пост художественного руководителя заступил этот человек Алексей Владимирович Бородин. Я даже не знаю, поздравлять Вас с этим или что?
А. Бородин
―
Не знаю.
К. Ларина
―
Это много. Это больше, чем Путин.
А. Бородин
―
Больше. Значительно. Да, да, да.
К. Ларина
―
И, во-вторых, мы сейчас поговорим об этих цифрах.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
А, во-вторых, в этом году летом, если я правильно помню, в июле исполняется 100 лет со дня рождения самого Российского академического молодежного театра, который старшее поколение помнит как Центральный детский театр. Да? И целая история театра советского и российского вот в этом месте намолено, что называется. Так что непростое время, время юбилеев. Как Вы встречаете этот год? В каком настроении? С какими надеждами?
А. Бородин
―
Ну, Вы знаете, надежды, они ведь… юноши питают, но… но что-то иногда предает ей НРЗБ. Вот. Поэтому без них мы как-то никуда. И так уже мы привыкли, что мы всё надеемся, надеемся, надеемся. И, знаете, как сказать? Ну, всё довольно странно, потому что… Потому что, во-первых, какое-то время вообще мы были как бы вне и вот только общались, так сказать, вот по «Зуму» там и всяко-разно. Теперь мы, значит, как бы нет, приходим в театр и играем. Но у нас даже сейчас 25% зрителей приходит на спектакли. Было 50, что было вполне ничего всё-таки. Ну, всё-таки. Это когда 720 зал, 50% - более-менее было нормально. 25, конечно, так грустновато, скажем. Ну, просто, знаете, приходит зрители, вот что поразительно, приходят зрители, которые точно счастливы, что они пришли. И, Вы знаете, такая благодарность идёт от зала, потому что артисты же, они… Как это? Они выходят без масок. Все в зале сидят в масках, все-таки как-то берегутся. А артисты должны выйти и вот так, знаете, и возникает контакт, ради которого театр, мне кажется, существует.
К. Ларина
―
Да, я тоже… Я прочитала у многих актеров, которые испытывали самые разные и противоречивые чувства, когда вот они выходят на сцену и привыкли к тому, что зал полон и на люстрах висят, полный аншлаг, а сейчас вот, что называется, через… Такая вот чересполосица. И было сначала, как я поняла, они к этому долго, долго привыкали. А этот контакт возник именно такой взаимной благодарности, потому что, как я понимаю, сам приход сегодня зрителя в театр – это уже почти героический поступок. Да?
А. Бородин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
И ему-то… И зрителю тоже благодарны люди на сцене. Да?
А. Бородин
―
Вы знаете, да. Но все-таки я считаю, что это неправильно, потому что, Вы знаете, когда было 50%, театр настолько соблюдает все правила, все эти маски, все эти перчатки, все эти, значит, аппараты, которые стоят всюду, всё это идеально. За этим следят. Температуру при входе каждому зрителю меряют. Всё… Всё прекрасно, понимаете. И когда ты войдёшь в метро, и люди сидят на этих лавках один к одному, вот так тесно-тесно, ни одного нет человека масок. А тут еще рядом кто-то ещё стоит. То есть набито полностью. И уж я там не говорю о какой-нибудь маршрутке или там что-то ещё. Да и просто на Театральной площади, скажем, вот в праздники, ну, полная, битком набитая площадь…
К. Ларина
―
Да. Да.
А. Бородин
―
… людьми. Мне кажется, это такой… излишне неправильно и, честно говоря, мне кажется, довольно формальный подход – вот эти 25%, потому что понятно, понятно, ситуация ясна, она очень… действительно очень трудная, и надо очень аккуратно, и очень беречься. Но в театре как раз можно создать это, ну, благоприятную какую-то, значит, ситуацию, когда вот-вот через… там через 2 места, через 3 места вот как-то это. И мы распределяли. И было отлично. А потом пришло это распоряжение, ну, тут мы ничего сделать не можем.
К. Ларина
―
Так, может быть, вообще закрыть правильнее? Как Вам кажется?
А. Бородин
―
Нет, нет, нет. Это неправильно. Это неправильно и, Вы знаете, со всех точек зрения. Во-первых, в зал приходят зрители, которые очень-очень-очень жаждут театра и очень он для них важен. Это просто видно по… Это фойе. Это можно увидеть во время спектакля, можно увидеть. Для артистов это просто катастрофа будет, понимаете, если они выйдут из формы, если они не будут каждый день выходить на сцену или, хотя бы там, я не знаю, как-то и не будут репетировать там и ещё что-то. Нет, не дай бог. Это тогда, мне кажется, всё-всё-всё разрушается совсем.
К. Ларина
―
А чем Вы их развлекали, когда был полный lockdown, когда вот была первая волна, и театры были закрыты?
А. Бородин
―
Во-первых, они сами развлекались прекрасно. Вы знаете, это шли такие потрясающие вообще всякие… всякие номера, всякие какие-то в этом самом компьютерах создавались произведения искусств буквально. Они у меня все остались. Я иногда смотрю в трудные дни, насколько же они, молодые ребята, насколько же они все талантливые, насколько им хочется проявляться и так дальше. А кроме того мы… да, мы довольно тупо репетировали. У нас было расписание.
К. Ларина
―
А как репетировали? Вот так вот, да?
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
Online, да?
А. Бородин
―
Да, online, как мы с Вами разговариваем вот так же, ну, по крайней мере разбирать очень интересно, может быть, иногда даже излишне глубоко разбирать. Это тоже опасно.
К. Ларина
―
То есть это застольный период, что называется.
А. Бородин
―
Это затянувшийся застольный период. Иногда… Иногда он не приносит много пользы. Вот. Но всё-таки, ну, вспомнили, что это, так сказать, из каких-то таких азов по крайней мере. В общем… В общем, ничего. Нет, нет. Мы занимались. Вообще тогда было полное ощущение, что день заполнен, как очень-очень-очень многим и так дальше.
К. Ларина
―
Я потом еще видела то, что они, по-моему, заговорили наконец-то не своими словами. Это так здорово. Вот то, что мне понравилось во время вот этого витка 1-го карантина, когда театры в том числе и РАМТ стали показывать своих артистов не как артистов, а как людей!
А. Бородин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Которые так стали друг с другом разговаривать о профессии, о смысле… Ну, кстати, разговор о профессии – это как раз Ваш тоже вот…
А. Бородин
―
Да, да, да. Это у нас очень было активно, интересно и много очень было просмотров. И на самом деле ребята там открывались, мне самому было очень слышно, потому что это они открывались с какой-то разные стороны, и те, кто молодые, и те, кто постарше, все в этом участвовали с большим интересом.
К. Ларина
―
Ну, еще… Но все равно наверняка же и болеют, потому что я смотрю, как по театрам происходит. Человек один заболел, и всё отменяется, сразу рушится. Да? Вся… Вся афиша.
А. Бородин
―
Это очень сложно. Это очень сложно. То есть это происходит… вводы бесконечные, бесконечные, потому что вот у нас шел спектакль «Ромео и Джульетта», там было в день четыре ввода. Но опять это люди так объединяются в эти моменты, понимаете, что эти вводы тоже происходят очень как-то молниеносно и очень творчески наполненно. И никто не тратит время. И всё происходит. Так, что всё! Ну, когда совсем катастрофы – это… ну, большая роль, на которую не успеешь ввести никогда в жизни, ну, тогда приходится переносить эти спектакли. Так… И так было, конечно. Вот. Но… Ну, конечно, все время под этим делом как бы находимся под этим…
К. Ларина
―
Тяжело. Да.
А. Бородин
―
… тревогой такой. Знаете, вот будет ли что, знаете, планировать можно. Мы ж планируем всегда, куда вперёд. Понимаете? А в принципе можно планировать только на ближайший час там, что будет. Я каждый раз вздрагиваю, если звонок из репертуарной части, значит, это понятно, что я получу там, значит, и узнаю, что там-то вот надо что-то и как-то, где-то. Вот. Ну… Ну, жизнь. Ну, жизнь. Ну, Ксень, мы же живем…
К. Ларина
―
Тяжелая, непростая, интересная зато, да? Посмотрите, насколько…
А. Бородин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
… сколько подвигов совершает человек. Я вот смотрю вот поколение старше вот как… как, например, Алексей Владимирович Бородин, чтобы вот так освоить вот эту компьютерную жизнь запросто! Да? Кто бы мог подумать?!
А. Бородин
―
Да, да.
К. Ларина
―
Что это станет совершенной обыденностью абсолютной будничностной… так будничной жизнью.
А. Бородин
―
Да. А сейчас мы работаем, репетируем и встречаемся, кто в масках, кто не в масках. Ну, делаем вид, что в масках.
К. Ларина
―
Слушайте, у Вас, значит, конечно, такое событие безусловно стало спектакль «Сын» Юрия Бутусова.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
Я не видела, к сожалению, и надеюсь, что когда-нибудь оковы тяжкие падут…
А. Бородин
―
Да, да.
К. Ларина
―
… и я все-таки этот спектакль увижу, но понимаю, что столько… Такой резонансной спектакль, так его обсуждают. И я очень люблю Юрия Бутусова и понимаю, что для Вас это тоже такая была необычная встреча. Он же впервые у Вас работал, ставил спектакль.
А. Бородин
―
Да, он впервые работал. Да. Он…
К. Ларина
―
Да?
А. Бородин
―
… посмотрел как-то наши спектакли, ему понравилось, и мы как-то с ним познакомились. Вот так…
К. Ларина
―
Ну, скажите, классный парень, а?
А. Бородин
―
Ну, это… Но он совершенно, совершенно поразительный художник и очень, мне кажется, интересный человек. Ну, вообще к… Я счастлив, просто счастлив тем, что он у нас работал и сделал этот спектакль, который совершенно потрясающий. На самом деле это такое… такое событие, такое… такая… ну, такая… такой подъём, такая радость. И это удивительно, потому что тоже… там же были тоже проблемы. Наш прекрасный артист Женя Редько, ну, очень заболел и тяжело переносил…
К. Ларина
―
Ковидом, да?
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
Ой, кошмар!
А. Бородин
―
Это всё… Это всё остановилось. Он тоже лежал в этой потрясающей 52-й больнице, где, значит, его вытащили. Как-то потом надо было немножко отходить. До этого тоже были какие-то проблемы у него. И всё. И я просто очень был рад, что сразу он… вот сразу он был уже в этой работе. И были уже назначены примеры, которые потом перенеслись. И всё. Потом Юрий Николаевич тоже болел, когда, значит, это всё было. Ну, всё. А то, что, конечно, это художник и личность очень, конечно, такая своеобразная, но поразительно как вот талантливый человек в любом… в любом времени может так вот себя мощно сохранять, понимаете, проходя через какие-то сложности или ещё там жизни, но так… так сильно и так – знаете, как? – уверенно, без всякой самоуверенности. Вообще это… Нет, он такой трепетный какой-то человек и…
К. Ларина
―
Очень уязвимый, как мне кажется, как любой художник. Да?
А. Бородин
―
Да. Да.
К. Ларина
―
Вот с такой открытой… Тут надо, конечно, в скобочках для слушателей сказать, чтобы понимали, если кто не знает, Юрий Бутусов – это один из, скажем так, лидеров театральных на сегодняшний день уж в своём поколении точно. Он сам занимал должность главного режиссера театра Ленсовета в Ленинграде, в Петербурге. Но по разным причинам, нехорошим, неприятным, как это обычно бывает, в результате интриг, так я скажу аккуратно, он должен был покинуть Питер. Он оттуда уехал. И в итоге он много ставил… Это я рассказываю не Вам, Алексей Владимирович. Он много ставил в театрах Москвы. Много ставил. Прекрасные спектакли делал в театре «Сатирикон», в театре Вахтангова. В итоге он сейчас главный режиссёр театра Вахтангова при художественном руководителе Римасе Туминасе. И вот здесь сейчас поставил спектакль «Сын», на который обязательно надо будет вам всем пойти. Он, кстати, сам актёр очень неплохой, Юрий Бутусов.
А. Бородин
―
Да. Нет, ну, да. Да, приходите, я к зрителям обращаюсь, просто «Сын» – это, конечно, у нас что-то…
К. Ларина
―
А про что получилось? Вот как Вы сформулируете? Про что получился спектакль?
А. Бородин
―
Вы понимаете, это такой французский драматург современный, очень какой-то невероятно популярный сейчас в Европе. ЗЕллер, ЗеллЕр. Не знаю, как его правильно сказать. Вот пьеса… Она, знаете, как? Она такая вообще, ну, жизненная, что называется. Знаете, вот про там… жизненная коллизия, всё там, так сказать…
К. Ларина
―
То есть достаточно бытовая, да?
А. Бородин
―
Да, достаточно бытовая. Да. Да. С какими там есть сдвигами, но в основном это бытовая какая-то пьеса. Но он внес туда такую театральность! Такую… Такую мощь! И поднял эту историю до уровня такой, ну, какой-то очень мощной, очень мощный такой… Как это назвать-то правильно? Такого, как говорится… Как же его назвать, этот жанр, в котором он работает вообще и в данном случае? Ну, на такой мощнейшей трагической ноте, но с его… вот с его театральностью, которая побеждает в итоге всё. И, Вы знаете, это спектакль, который… После которого выходишь совершенно счастливый, несмотря на сложность…
К. Ларина
―
Трагизм. Трагизм какой-то.
А. Бородин
―
Да, да.
К. Ларина
―
Так, кстати, я еще один спектакль вспомнила Бутусова, который тоже вот то, что Вы рассказываете, по жанру. Даже не знаю, правда, как обозвать. Это «Барабаны в ночи». Вы наверняка видели это в театре Пушкина.
А. Бородин
―
Да, да. Замечательный спектакль. Да. Тоже замечательный спектакль. Вообще, конечно, дай бог. Сейчас он репетирует в театре Вахтангова «Короля Лира».
К. Ларина
―
А с кем?
А. Бородин
―
Там, по-моему, если я не ошибаюсь, репетирует Иванов. Там есть такой артист хороший, ну, молодой сравнительно. Вот. И кажется так. Но я…
К. Ларина
―
Интересно. Так. Ну…
А. Бородин
―
Опять же как дела? А как про него спрашивают? Как… Ну, и что? Как НРЗБ дела? Всё? Ну, тут что-то какие-то всякая мимика, всякие звуки какие-то… Это надо его знать. Это дивный совершенно, дивный человек и настоящий художник.
К. Ларина
―
Как можно… Обойдется ли столетие театра без Стоппарда? Этого быть не может. Я не верю, чтобы не было нового Стоппарда.
А. Бородин
―
… Стоппарда. Да, мы сейчас, значит, его пьесы, которые он написал, как теперь говорят, не последняя, а крайняя, значит…
К. Ларина
―
Я Вас умоляю. Перестаньте.
А. Бородин
―
Да, да. НРЗЮ не знаю тогда. Я тоже так не использую. Но…
К. Ларина
―
Ну?
А. Бородин
―
Этот «Леопольдштадт», эта пьеса совершенно замечательная. Я читал на английском языке. И переводчик мне помогал замечательный. Кстати, замечательная Маша, жена, между прочим, Юрия Николаевича Бутусова, красавица чудная. Боже мой, какой у них Серафим, сын у Юрия Николаевича. Давайте ему посвятим эту передачу.
К. Ларина
―
Давайте. Мы любим Юрия Николаевича Бутусова. Любим! Дифирамб! Дифирамб ему!
А. Бородин
―
Дифирамб ему.
К. Ларина
―
И всей его семье!
А. Бородин
―
Да, и семье прекрасной. Маше, которая мне вот помогла справиться с… Она перевела это с листа. Вообще потрясающе. Хотя я НРЗБ свой, значит, мало-мальски использовал, но это вот благодаря ей. И сейчас Аркадий Островский, который переводит вот все пьесы, которые у нас… Это уже, получается, 4-я пьеса его, которая должна быть у нас в театре. В Лондоне она прошла с большим там успехом, и сколько-то… 45 раз, когда глянула эта пандемия, и вот этот вот остановилось. И вот он сейчас занимается переводом. Позавчера с Аркадием говорили, что работа активно идет. Так что мы ждем…
К. Ларина
―
Это Вы будете делать наверняка сами, да?
А. Бородин
―
… ибо же как Лев Николаевич Толстой…
К. Ларина
―
Да уж. Ну, а сейчас, я так понимаю, Ваша работа тоже идет над «Горе от ума», да?
А. Бородин
―
… «Горе от ума».
К. Ларина
―
И я вот посмотрела перед передачей нашей, посмотрела сайт театра и смотрю, там уже премьера объявлена на 4 февраля. Да? Да? Надеетесь? Как интересно.
А. Бородин
―
Сейчас вот… Сейчас каникулы идут детские. Потом сцена занята. И, ну, с 11-го числа вот я выхожу на финишную такую прямую. Ну, возможно. Иногда говорить себе там сложно всё.
К. Ларина
―
Ну, скажите. Интересно. Потому, что я так понимаю, что там не только Грибоедов, там наверняка что-нибудь еще есть.
А. Бородин
―
Нет, нет, нет. Там…
К. Ларина
―
Чисто Грибоедов? Ничего туда не вставляли? Никаких…
А. Бородин
―
Нет, нет, нет. Мы даже пытались одно потрясающее стихотворение Грибоедова вставить. Это Максим Керин, у нас такой прекрасный артист есть, который Чацкого играет. Вот он всё, давайте куда-нибудь его вставим. Ну, потом сам, сам сказал. Да. Я говорю, знаешь, по-моему… Он говорит, да, я тоже подумал, что не надо. Это грандиозная пьеса, совершенно потрясающая. Идет она у меня… для меня она идет под девизом «200 лет спустя». Понимаете, да? 200 лет назад он написал, Александр Сергеевич, этот потрясающий… эту пьесу. Это абсолютная арка наш… в нашу жизнь. И такая вечная, ну, как классика. Да? Это вечная история, что вот какие-то шедевры такие особенные, они попадут… Но это особенная совершенно пьеса. Она, конечно, ни на что не похожая, но написана, конечно, не… Понимаете, вот ведь… вот Блок, по-моему, написал. Не по-моему, а точно. Но НРЗБ я забыл где. Написал, что это такая таинственная пьеса. Можете себе представить, как бы она неразгаданная, такая вот странная пьеса. Вот. Ну, и понимаете, и поэтому тут я не знаю никаких таких, я думаю, открытий сверх не будет здесь, но вместе с тем ты… Как сказать? Вот этот текст, переворачивая его, этот же текст, но просто переворачивая его, ну, как бы нашими глазами, потому что иначе какой смысл как бы ставить?
К. Ларина
―
Конечно.
А. Бородин
―
Не смотрим на это не просто, как на что-то такое дальнее, или не смотрим что-то как сугубо удобное для нас сегодня. Да? Вот подлаживаться под сегодня. Это действительно очень-очень такое понятное и такое очень… Как-то всё противоречие вот нашей жизни, – да? – в которой мы пребываем, и то противоречие той жизни, в которой там вот-вот попадают люди, а это очень тут… какие-то переклички очень интересные. И поэтому работает над этим… очень-очень интересно. Я совершенно не понимаю, что получится.
К. Ларина
―
Да.
А. Бородин
―
Но работаем. Работаем. Ничего так.
К. Ларина
―
Вообще, конечно, вещь актуальнейшая для сегодняшней России безусловно. Я, кстати, вспоминаю, когда уже начался суд над Кириллом Серебренниковым и всей его… его товарищами, в том числе и Софьей Апфельбаум, директором РАМТа, я помню, как раз был спектакль, поставил в репертуар только-только вышедший… В «Геликоне» Дмитрий Бертман «Чаадский», опера. «Чаадский». То есть как бы там, чтобы слушатели понимали, там совмещено две фамилии: как бы Чацкий, известный персонаж, и Чаадаев, по сути прототип Чацкого. Да?
А. Бородин
―
Кстати, как Грибоедов его и сначала называл.
К. Ларина
―
Да. да? Вот-вот.
А. Бородин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
И это, конечно, настолько точно, вот это вот гон человека, травля человека и любое инакомыслие, которое объявляется безумием, – это для России вечно актуальная тема. Что… Чего уж тут говорить? Особенно сейчас, когда то иностранный агент, то сумасшедший, то такой, то сякой. Так что Вы опять попадаете в самой нерв, Алексей Владимирович, что тут говорить?
А. Бородин
―
Да, да, да. По крайней мере…
К. Ларина
―
Да.
А. Бородин
―
… мы так думаем, надеемся. Да.
К. Ларина
―
Да.
А. Бородин
―
Что это попадает, потому что, Вы знаете, я Вам скажу, потому что ведь жизнь, она наша… Как сказать? С одной стороны да. Да? А с другой стороны нет. Вот это противоречие, там которое возникает, понимаете ли, между… между какими-то иллюзиями и какими-то утопиями, – да? – которые… которые настолько прекрасны, насколько важны, настолько интересны, насколько нас… Одновременно с этим люди хотят жить спокойной жизнью, уже когда всё, так сказать, нормально и всё хорошо. И вот надо выбирать, что работает, что не работает. И, знаете, как теперь говорят? Это работает. Понимаете? А это не работает. Поэтому давайте выберем то, что работает. А то, что это, может быть, работает, прямо скажем, прямо наоборот вообще всем устремлениям человека, это уже другой вопрос.
К. Ларина
―
А кто играет Чацкого? Вот Максим Керин, да?
А. Бородин
―
Максим Керин. Да, Максим Керин играет Чацкого. Да, да.
К. Ларина
―
А Фамусова играет Алексей Веселкин? Хотела назвать его Лёшей и подумала, что это неудобно уже. Раз Фамусова играет, уже как бы не Лёша. Да?
А. Бородин
―
Да. Я ему все время говорю, знаешь, я… вот смотри на меня. Я не… не про возраст мой, а про, так сказать, про меня самого. Я вот Чацкий. Да? По духу своему наполовину. Но парадокс в том, что наполовину я, между прочим, Фамусов. Я работаю как и Фамусов в государственном учреждении. Понимаете, я должен что-то долго… я должен что-то отчитываться. Я тоже должен что-то, так сказать, выполнять какие-то планы и, так сказать, и вообще… и вообще должен, чтобы как-то было всё, особенно НРЗБ как он должен быть такой стабильный, должно быть все там, значит, в нем как-то устроено. В общем, это парадокс потрясающий, и он очень смешной.
К. Ларина
―
Ну, ладно. Вы же всё-таки не какой-нибудь, не мракобес, правда же? Ну?
А. Бородин
―
А Вы знаете, я… я…
К. Ларина
―
Да? Вы же не говорите, «ученость – вот чума»?
А. Бородин
―
Я же с юмором говорю. Я спрашиваю… Я себя с юмором…
К. Ларина
―
«Собрать бы книги все и сжечь». Вот представляете, да?
А. Бородин
―
Нам не даст, знаете что, вообще-то Фамусов когда-то был Чацким. Вот так вот.
К. Ларина
―
Это да. Скорее всего.
А. Бородин
―
Мне кажется, это вот самое… самое то. Вот если мы это… Если мы это вот выразим, то, что мне кажется, улавливаем и уловили, то тогда их отношения становятся такими… такими особенными…
К. Ларина
―
Я вообще много… многие вещи вспоминаю, которые там звучат в этой комедии, в этом… в этой пьесе таинственной, как сказал Блок, благодаря Вам мы теперь об этом узнали, и связанное с тем, что в институтах учит профессора в основном каким-то чуждым западным ценностям, а потом выходят…
А. Бородин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
… карбонарии выходят потом из этих университетов.
А. Бородин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Всё совпадает. Всё совпадает. А уж бал! Я надеюсь, что бал Вы не будете сокращать.
А. Бородин
―
Нет, был мы не будем сокращать. Просто мы не будем его развозить в сторону бала. Вот и всё.
К. Ларина
―
Понятно.
А. Бородин
―
Не было той светской жизни, знаете, не дай бог. Это уже смотреть сейчас сложно.
К. Ларина
―
Давайте остановимся на этом, на этих мечтах о «Горе от ума» и продолжим через некоторое время.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Наш дифирамб сегодня от нашего стола вашему столу. Здесь Алексей Владимирович Бородин, художественный руководитель Российского академического молодежного театра. И Ксения Ларина ведёт эту программу. Вот про театр хотела немножко поговорить, Алексей Владимирович, про саму историю. А то ведь люди не очень понимают, что такое 40 лет назад пришёл человек 4 января 1981 года. Да? Это случилось.
А. Бородин
―
Да. Получается… Это уже получается 41 год, потому что это с 80-го года.
К. Ларина
―
Да. Да, да. Ну, и как? И что это было?
А. Бородин
―
Знаете, что моя юность, моя прошла юность такая совсем даже… Ну, да, юность. Старший подросток, что называется, попал в этот театр когда-то. И это был совершенно потрясающий театр. Это было время, когда руководила театром художественный руководитель, была главный режиссер Мария Иосифовна Кнебель, когда директор был Константин Язонович Шах-Азизов, когда начинал и долго довольно работал там Анатолий Васильевич Эфрос, когда Олег Николаевич Ефремов играл. Понимаете, вот я еще то время как бы застал в своём… ну, в своей ранней юности. И этот театр был вообще просто потрясающий! Один из самых сильных, самых лучших Москве. Он был очень сильный и стариками, которые там… в кавычках стариками, потому что стариками в театрах называют, кому за 50, тот уже старик. Понимаете, и там очень сильные были все Горнов, Андросов, Куприянова, ну, все. И Новожилова, Елисеева. Это всё… всё гениальные люди. Щукин. Всё… Которых я тоже, кстати, застал. И вот они еще были тогда. А в то время, в мою юность, это был такой театр, когда вот Розов появился там, Хмелик, понимаете ли, авторы такие. И это был такой глоток воздуха, понимаете, вот просто как-то, каким-то образом это было чудо какое-то. И совсем молодые тогда и Сайфуллин, и была… Ну, все-все-все. И Ованесов. Все-все-все на свете там были. Эти спектакли, которые я забыть не могу. Там, скажем, спектакль Анатолия Васильевича Эфроса «Друг мой Колька» – это забыть нельзя, что это такое, когда… что происходило в зале, как это… как рвались туда все! Обязательно это видеть… Это был… Он назывался Центральным детским тогда уже. Вот. Всё. И поэтому я так вот про это театр и знал. Также я знал, что он же когда-то назывался, этот театр, которому 100 лет, он когда-то назывался Московский театр для детей, который, значит, зародила и открыла Наталья Ильинична Сац, вот с который мы, кстати, уже в последнее время ее жизни, мы очень как-то так, ну, как-то подружились, что если можно так сказать. Она бывала на спектаклях, и как-то, в общем, контакт был хороший. Вот. Она этот театр организовала. И этот был, где… кинотеатр «Арс», значит, на улице Горького, который, значит, они занимали. И всё. Потом она наконец, значит, это трагическая тоже история, потому что в этом здании, где мы сейчас находимся, Театральная площадь, 2, работал, ну, один из самых таких легендарных театров – МХАТ 2-й назывался, который уходил там до 24-го… до 24-го года руководил…
К. Ларина
―
Чехов.
А. Бородин
―
… Чехов. Да. И вот всё. И тогда их закрыли в 36-м году, как… Знаете, как это было принято закрывать тогда…
К. Ларина
―
Знаем.
А. Бородин
―
… художественный, анти-партийный, там что-то еще. Вот. Их закрыли. И что, знаете, был такой лозунг, довольно фальшивый, мне кажется, в советское время «Всё лучшее детям». И, знаете, как будто всё худшее взрослым. В общем, бред какой-то. Вот. И значит… Но тем не менее, и НРЗБ этот театр отдали, значит…
К. Ларина
―
Детям. Да.
А. Бородин
―
… Московскому театру для детей, назвав его уже Центральный детский театр. Бери повыше. И отдали одно из лучших зданий в Москве. Это потрясающее здание, в котором мы сейчас работаем. Потрясающее здание, которое хранит в себе всё. Хранит МХАТ 2-й, хранит и всё то, что вот там было прекрасного. А прекрасно там было… если рассказать эту историю этого театра, я люблю, знаю, ну, мне кажется, знаю или не знаю, но я очень люблю и чувствую как будто я там вообще с ними уже не 40 лет, а 100. Понимаете? Вот. Но когда я пришёл, Вы знаете, это был 80-й год, это же было такое время довольно глухое, понимаете, это такой… Ну, как он назывался?
К. Ларина
―
Застой.
А. Бородин
―
Застой Застоевич такой…
К. Ларина
―
Пик. Пик застоя. Да.
А. Бородин
―
Пик застоя. И вдруг такой я пришёл, я удивился, потому что я… После института я поехал в Киров, и там мы прекрасно себе 7 лет работали, 6 с половиной. И у нас вольница была там как… как-то нам повезло там с обкомом, со всеми. Там, в общем, нормально все относились. И всё. И вдруг я приеду в такой задействованный на собственную идеологию театр, такой, знаете, как пионерский, комсомольский, такой вот театр, который должен там что-то выполнять какие-то указания райкома, ещё что-то такое. То есть надо партсобрания эти вспомнить, на которые вдруг я попал. Просто у меня глаза на лоб вылезли. Знаете, я уже был совершенно взрослым человеком. Мне было 38 лет. Но после Кирова, где мы жили вообще… Наши партийные там какие-то собрания, все это было, знаете, ну, ты отвечаешь за электрика, а ты за монтировщиков, а ты вот за это, ты за то.
К. Ларина
―
А здесь всё серьезно, да?
А. Бородин
―
Всё серьезно. Так всё торжественно. Я такой говорю, очень удивился. А творчески как-то очень было. И были спектакли прекрасные. Артисты тоже старшие были прекрасные, в среднем поколении тоже. Молодёжи было не так много. Но всё-таки были… были прекрасные артисты. И спектакли некоторые тоже мне нравились. Но было понятно, что надо что-то как-то, знаете, ну, как-то… Потому, что во мне-то жил тот театр, понимаете, вот мне вот тот… тот, который… в котором воздух был свежий. Понимаете? И вот… Вот так образно говоря, вот всегда говорю, надо было открыть окна с той и с другой стороны, чтоб сквозняк какой-то подул. Вот. Всё. И мы начали работать. Самое главное, что я… Не я. Как бы сказать? Напросился на это дело. Меня позвали. Я поехал, потому что… Ну, как? Семья у меня и в Москве у нас квартиры, так сказать, и всё. Ну, собственно без всяких мыслей о том, что я здесь буду 40 лет… Вот кто б сказал? Вообще, честно говоря, я был там НРЗБ буквально. Понимаете? Это, кстати, совершенно прошло незаметно. Ну, вот самое главное, что мы начали работать, работать и, так сказать, всё, и работать начали над тем, чем ты хочешь. Вот ни кто-то хочет, а ты. Какая у меня была в юности самая любимая книга? «Отверженные» Гюго. Ну, всё. Сделали 2 вечера «Отверженные» Гюго. Это был очень важный для нас спектакль. Как… Как бы найти какого-то современного автора, который бы нас, ну, как-то так приподнял. А тут уже был Лёша Казанцев. Тут же, значит, появился и… который был здесь. Он был когда-то и научился в студии даже этого Центрального детского театра. Но как драматург, вот я его, значит, – как бы сказать? – привлек. Хмелика снова. И так дальше. И Виктор Петрович… Виктора Петровича Астафьева я поставил там пьесу. И, значит, но нужен какой-то прям автор свой-свой, который был. И вот тогда Юра Щекочихин, значит…
К. Ларина
―
Да, да. Поворотный момент. «Ловушка…» «Ловушка номер 46, рост 2-й»
А. Бородин
―
«Рост 2-й». Да. Вот тогда это было, конечно, шикарное время, потому что, ну, я тогда уже набрал 1-й, так сказать, набор свой, ну, плюс те… все те, кто работали до того. Все. И Женя НРЗБ и Лёша Веселкин…
К. Ларина
―
Слушайте, я вот сейчас Вас слушаю, Алексей Владимирович, и понимаю, правда, может быть, это уже есть у Вас, и Вы это делаете, что историю этого театра или даже историю, даже связанную с Вами, это уже можно сделать целый спектакль про… про это. Да? И про МХАТ 2-й и про театр Сац, и про Марию Осиповну Кнебель, про тот репертуар и про великих артистов. Мне кажется, сейчас же… Я просто вспоминаю, был замечательный вечер, допустим, делал Женя Писарев на 100-летие…
А. Бородин
―
Да, да.
К. Ларина
―
На 100-летие Камерного театра.
А. Бородин
―
… великолепный.
К. Ларина
―
Просто… Просто спектакль, который хочется играть в репертуаре.
А. Бородин
―
Да. Лена Гремина…
К. Ларина
―
У Вас не было такой…
А. Бородин
―
Лена Гремина писала…
К. Ларина
―
Да.
А. Бородин
―
… пьесу тогда. Я ее очень хорошо это помню, и тоже мы сейчас обсуждаем, что будет. У нас всякие летия всегда очень хорошо празднуются. У нас праздники все хорошие, как 90 лет было там и…
К. Ларина
―
Да, да, да.
А. Бородин
―
… хорошие. Вечера были такие замечательные. Но мы сейчас вот с Егором Перегудовым, значит, тоже говорим, но пока что какой-то идеи такой, какой-то такой, ну, в общем, даже да, где-то так в поисках. В поисках радости. Я когда пришёл в этот театр…
К. Ларина
―
Вот! В поисках радости. Тоже.
А. Бородин
―
Знаете, я сказал два слова на этом сборе труппы, где меня представили. Знаете, как за шкирку взяли, перенести сюда. Я сказал, вот я в этом театре видел спектакль когда-то «В поисках радости». Ну, вот давайте в этих поисках и жить. Вряд ли что найдешь, но тем не менее искать надо. Вот это вот так… так ищем. Да ничего. Я надеюсь, что-то придумаем, потому что очень много такой работы. Мне кажется, самое главное сейчас, чтобы театры жили… НРЗБ наш, конечно, говорю, чтобы он был… чтоб было всего, как можно больше, того, что потому что, ну, не то, что лишь бы больше. Конечно, то, что рвется из груди, что называется – да? – то, что… Вот. И поэтому у нас огромное количество спектаклей выпускается, репетируется, что-то такое намечается. Вот я «Горе от ума» закончив каким-то образом, значит, должен перейти… У нас сейчас вот будет, это хорошо, мне кажется, что у нас будет… Вот я буду ставить… Значит, Егор поставил Перегудов эту самую «Ромео и Джульетта». Я вот, значит, «Горе от ума» пытаюсь, значит, что-то сделать. А дальше, значит, я перехожу на Варламова, Алексея Варламова «Душа моя Павел». Вот эта замечательная его книга, которая… значит, Полина Бабушкина, такая очень хороший драматург, она, значит, делает пьеса. И Егор будет делать… Такой Роман Михайлов есть сейчас писатель замечательный. Вот эти «Ягоды» Вы не читали его книжку? Ну, это вообще прелесть. Вот он… он уже начал…
К. Ларина
―
Я запишу. Роман Михайлов.
А. Бородин
―
Роман Михайлов. Да. «Ягоды». Вот у него есть такие… такой сборник, сборник таких, ну, рассказов, – что ли? – повестей разных. Очень-очень интересно. Вот. Так что мы приходим к современным авторам. Продолжаются наша «Повести Белкина» на малых сценах. Эта идея уже была Егора, который, значит, это предложил сделать. «Повести Белкина». 5 спектаклей. 5 разных молодых режиссеров ставят спектакли. Значит, должны были уже выйти все пять. Но тут вот из-за всего этого пока вышло три, но уже 4-й «Выстрел», вот премьера будет, сейчас скажу, 17 января. Вот будет премьера…
К. Ларина
―
… какие молодцы!
А. Бородин
―
… там в Белой комнате. Да, да, да. Так что…
К. Ларина
―
Слушайте, а вот Вы мне скажите, получается, что за все 40 с лишним лет Вы такого понятия как творческий кризис избежали. У Вас не было. Вот Вы сейчас всё рассказываете. И я тоже вспоминаю всю эту историю и понимаю, что театр как… как стабильность такая есть. Да?
А. Бородин
―
Вы знаете, да…
К. Ларина
―
Такая здоровая творческая стабильность.
А. Бородин
―
Она переходит… проходит через кризисы. Без кризисов мы никуда.
К. Ларина
―
Были?
А. Бородин
―
Конечно.
К. Ларина
―
То есть было чувство отчаяния когда-нибудь?
А. Бородин
―
Было. Было чувство отчаяния, конечно. В радости… В радости того, что мы можем жить, что мы можем, так сказать, быть примешалось одновременно это 90-е годы, когда вдруг у театра всё, никаких денег нет, ничего не будет и всё-всё, конец, вот буквально. И тогда было такое отчаяние. Вот эти просто отчаяния я думал, думал уходить, потому что я понимаю, что я, ну, не умею этим всем заниматься. И тоже, ну, сложно это всё, непонятно было как жить. Театр огромной. Масса людей. И надо что-то делать. И вот это был какой-то период. Он был какой-то период. Я там исходил в своем кабинете этот пол совсем немного… в течение долгого времени прежде, чем всё-таки я понял, что нет. Ну, срабатывает, знаете, такой упрямство. Да? Нет, что же это мы – да? – вот сейчас, значит, останавливаться? Вот. И всё. И пережили какой-то трудный момент. А потом снова. А потом снова. И Вы знаете, мне кажется, самое главное – надо всё время начинать жить снова. Вот надо жить. Надо не забывать о том, что то, что за тобой стоит… А даже… Я даже считаю каждый день надо начинать как бы всё заново. Каждый сезон надо начинать обязательно заново. И вот тогда вот такое впечатление какого-то движения, какой-то энергии. Почему я вот так, ну, широко открыл двери и режиссерам таким известным как Миндаугас Карбаускис, там Занусси или там Юрий Иванович Ерёмин прекрасный, или, так сказать, еще…
К. Ларина
―
Даже Юрий Грымов поставил спектакль.
А. Бородин
―
Тот же Юрий Грымов поставил спектакль, исключительно познакомившись у Вас на передаче с ним…
К. Ларина
―
Но Вы не жалеете об этом, об этой встрече?
А. Бородин
―
Он замечательный спектакль поставил «Цветы для Элджернона»…
К. Ларина
―
Да? Идет? Я так понимаю очень хорошо.
А. Бородин
―
Очень хорошо. С большим успехом. Там прекрасно всё. Вот. Я открыл дверь совсем молодым. Молодым. Вот это очень, мне кажется, важный такой был момент, когда мне пришлось даже… Я в ГИТИСе всё-таки много лет вел курсы актерские. Но когда вот я пустил этих молодых режиссеров сюда, я понял, что да нет, не совмещается. У меня не получалась. Я стал меньше уделять внимания ГИТИСу. И поэтому я решил это оставить, ГИТИС. И, значит, я работал на актерском факультете. Вот ушёл недавно Владимир Алексеевич Андреев прекрасный, был заведующий кафедрой. Мы очень с ним дружили и, так сказать, всё. Но вот я ему сказал: «Владимир Алексеевич, я не успеваю. Поэтому лучше я сосредоточусь на театре». И вот этим молодым ребятам… Я очень хорошо себя помню. Я себя помню очень хорошо, когда мне было 13. Я очень НРЗБ когда мне было 20. Я очень живо помню, как я начинал, как мне в Смоленске, как мне помогал такой был руководитель, главный режиссёр Александр Семенович Михайлов. Я никогда не забуду, как он мне помог. Там было очень трудно, потому что мы поставили «Два товарища» Войновича. Это был скандал, суицид на всю Европу. Ну, на всю по крайней мере театральную какую-то эту… И писали, и снимали. Его сняли. Директора сняли. Вообще что-то был какой-то страшный скандал. Они…
К. Ларина
―
А что говорили? Как это… Какая была…
А. Бородин
―
Антисоветчина и формализм. Вот две… Две вещи. Всё это…
К. Ларина
―
А Вы говорите, 36-й год.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
Какой там 36-й? Вот. Пожалуйста.
А. Бородин
―
Да, да. И всё. Хотя ничего кроме, между прочим, открытого сердца ничего не было. НРЗБ даже в голову не приходило ничего. Просто был свободный такой какой-то… Ну, это был вот такой, знаете, ещё я въехал как бы в Киров на, знаете, тогда «Современник» вот вовсю, Таганка. Вообще было хорошее театральное время. Но я же не знал, что я в Смоленск попал, понимаете, НРЗБ не допускается. Вот. И всё. Ну, неважно. Факт тот, что вот эти молодые ребята, которые пришли, это и ученики, главном образом ученики Женовача Сергея Васильевича, Хейфеца Леонида Ефимовича и так дальше. Вот они вошли… Димка НРЗБ ученица, вот они прям ворвались, вот я их прям пустил, чтоб их было много, чтобы они все начали работать, мы открыли Белую комнату, Чёрную комнату, значит, маленькую сцену. Во дворец спектакль поставил один из них Олег Долин, такой потрясающий.
К. Ларина
―
Олег замечательный, талантливейший. И он, кстати, замечательный педагог. Я вижу, с каким удовольствием он работает с молодыми ребятами. Просто…
А. Бородин
―
Да, да, да. Сейчас он… Он сейчас репетирует у нас уже 4-й спектакль, сейчас репетирует. Вот. И всё. И вот мне кажется, что вот это… В том числе Егор Перегудов, Катя Половцева, конечно. Вот Егор Перегудов. И я в какой-то момент, знаете, подумал, что вообще… Как сказать? Вот там, ну, меня нет, скажем. Да? Я так понимаю, что, собственно говоря, что-то такое налетит противоположное. Это точно. Понимаете? Поэтому я решил, что надо готовить кого-то на своё место. Я не знаю, что я там сегодня ухожу или завтра. Вот. И я так придумал, в конце концов я имею право, художественный руководитель имеет право назначать, кого хочет. Вот я, значит, придумал главного режиссера. И вот из них такого, ну, самого такого основательного, очень талантливого, интересного, который у нас поставил спектакли, в «Сатириконе» поставил два спектакля. В МХТ сейчас вот вышел его «Месяц в деревне»…
К. Ларина
―
«Месяц в деревне». Да. Все так обсуждают. Я так понимаю, что это тоже событие такое. Да?
А. Бородин
―
Да, событие. Да. Я очень тоже рад. И это был на днях Егор Перегудов. Вот. И мы сейчас с ним вот вместе как бы делаем. То есть я ему как-то, знаете, идея такая вот как бы передать из рук в руки. Я считаю, так должны сделать все люди, значит, которые не вечны, прямо скажем.
К. Ларина
―
Ну, вот подождите. Вот как раз мы вспоминали с Вами – да? – что Римас Туминас точно так же вот поступил, пригласив Юрия Бутусова на должность главного режиссера при здравствующем, живом и действующем художественным руководителе.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
А то потом я помню, Владимир Андреев, про которого Вы вспоминали, он вот так же передавал бразды правления Олегу Меньшикову.
А. Бородин
―
Олегу. Да.
К. Ларина
―
Это был единственный, по-моему, случай в истории театра, когда все это прошло мирно и безболезненно.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
А да, это смена поколений. И что тут стесняться? Это так.
А. Бородин
―
Да, конечно.
К. Ларина
―
А вот почему с такой болью и с такими скандалами сейчас всё это происходит? То, что мы с Вами наблюдаем в «Современнике». Туда пришёл, я считаю, один из лучших тоже режиссеров поколения Виктор Рыжаков, прекрасный. И это абсолютно его, вот как мне кажется, его театр.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
Да? Он актёрский режиссер. А «Современник» – это актёрский театр прежде всего. Вот.
А. Бородин
―
Да, да. Конечно.
К. Ларина
―
Ну, «Ленком» тоже переживает сейчас такую вот взломку.
А. Бородин
―
Трудно ему. Да.
К. Ларина
―
Очень трудно. Может быть, вообще время репертуарного театра проходит?
А. Бородин
―
Вы знаете, как мне кажется? Мне кажется, всё-таки я так не думаю, может, я ошибаюсь, но я уверен в том, что репертуарный театр – это очень такое шикарное дело, такое редкое. Недаром всегда, ну, иностранные режиссеры там, начиная еще в те времена, там к Петру приезжал. Боже, какие вы счастливые. Вас… Государство вас держит и, так сказать, всё. Мне кажется, ни в коем случае. Легче всего это сделать, чтобы… Понимаете, мне кажется, прошло время такого, если можно так выразиться, если понятно я скажу, такого линейного театра. Вот знаете, когда есть вот кто-то, ну, такие великие. Да? Как Георгий Александрович Товстоногов, как… как Марк Анатольевич – да? – тот же Захаров. Когда вот он определяет, он…
К. Ларина
―
Виктюк вот еще, кстати, забыли еще вспомнить. Роман Григорьевич Виктюк тоже, который оставил театр…
А. Бородин
―
… Конечно. Конечно. Поэтому мне кажется, что сейчас вот время такого… Я это называю броуновским движением внутри… внутри какого-то… Вот как я говорю, знаете, я должен держать берега, а тут чтоб обязательно было броуновское движение, чтобы обязательно приходили какие-то люди, чтобы что-то менялось, чтобы это. вот чтобы не только я… у меня есть своё понятие художественное, свое понятие человеческое, творческое и так далее. Это должно, конечно, каким-то образом пересекаться, но ни в коем случае не буквально совпадать. Понимаешь? Чтоб никто меня не повторял. Чтобы я никого не повторял. Чтобы было свободное дыхание внутри театра. Свободное. Где… Где режиссура, которая приходит, там кто-то продолжает работать, кто-то нет там и так дальше. То есть… То есть когда, мне кажется, что вот спасение, вот если говорить вот репертуарного театра, мне кажется, не только в том, что придёт вот сильный лидер и продержит какое-то время этот театр. Никто не вечен. Все, так сказать, рано или поздно уходят. Это было время раньше правильное. То есть, ну, лидер определяет всё и подчиняет всему. А мне кажется, сейчас лидер должен шире смотреть на вещи. То есть он должен понимать, что после тебя должно оставаться, и ты должен сам думать и растить людей на то, чтобы этот, ну, этот корабль двигался дальше, чтобы он мог идти. Для этого надо забыть про всякое понятие, которое вот я терпеть не могу, самодовольство, сама такое… самоощущение. Знаете, иногда это проверено, кстати. Иногда бывает, подумаешь, ну, вообще всё как-то неплохо вроде. Всё! Вот в ту же минуту потолок обвалится. Ну, в ту же минуту. Или напьётся кто-то. Понимаете, это… это вот-вот нельзя говорить себе, что всё… Кажется ничего, не плохо. Нет, нет, нет. Надо просто вкалывать и вкалывать каждый день.
К. Ларина
―
Слушайте, ну, всё равно же Егор Перегудов, он все равно не будет ставить спектакли такие же, как ставил Алексей Владимирович Бородин.
А. Бородин
―
Конечно.
К. Ларина
―
Такого быть не может. Правда же?
А. Бородин
―
Конечно, конечно. Но у нас есть очень точки пересечения, в частности пересечение уважения моё к нему, его ко мне. И когда мы с ним проводим много времени… У меня было такое тоже интересное время, когда у нас Карбаускис работал какое-то время. Мне страшно было с ними интересно вот разговаривать, вот такой очень… очень замечательный, интереснейший режиссёр, трогательный человек. Я его очень люблю. Вот. И с Егором у нас вот сейчас вот такой, мне кажется, идёт такой… такое взаимо… мне не кажется, взаимообогащение. Во всяком случае я чувствую какое… Ни в коем случае! Он должен оставаться тем, кто он есть. Он должен делать спектакли, какие… какие он знает, понимает, чувствует. И всё. Но в нем нет этой за… Знаете, как это сказать? Ну, когда что-то за… такое… Он смотрит на жизнь очень… У нас сходится понятие жизни. Понимаете, вот это важно. Мы одинаково думаем об основных вещах. Понимаете? А дальше? Дальше индивидуальность. И мы должны быть разные. И он будет, я знаю, просто как и театр, и как приняли его, как… Он у нас до этого ставил два спектакля. Пока что это существует очень органично и очень хорошо. И я просто уверен, что у нас хватит ума для того, чтобы противоречия, которые могут возникать всегда, мы преодолеем, и мы должны преодолеть, и надеюсь, что всё, может быть, будет…
К. Ларина
―
У нас красивый выход на коду опять как в поисках радости и в поисках надежды, несмотря ни на что.
А. Бородин
―
Да.
К. Ларина
―
Ну, последние минуты. Алексей Владимирович, Ваши пожелания нашим слушателям, поскольку мы всё-таки ещё в новогодние дни встречаемся, я думаю, что имеем право чего-то сказать.
А. Бородин
―
Сказать мы имеем право только одно, чтобы все были здоровы. Это всё-таки самое главное. И здоровы и физически здоровы, прежде всего, потому что сейчас такое испытание какое-то очень серьёзное. И здоровы душевно, духовно. Чтобы мы понимали, что… чтоб мы знали, что белое есть белое, а чёрное – чёрное. Вот мне кажется, что это… Это… Как сказать? И чтоб мы себя не обманывали, что мы под что-то подстроимся и таким образом сохранимся. Этого не бывает. Как только ты делаешь этот шаг, ты себя теряешь совершенно. Я пожелал бы всем остаться тем, кто мы есть и развиваться, и развиваться дальше в своем направлении. Вот всё. И чтобы сбылись… Главное были здоровые. Вот это самое главное.
К. Ларина
―
Спасибо Вам большое. Алексей Бородин, художественный руководитель Российского академического молодежного театра – наш гость в нашей космической студии. Мы провели это время с надеждой. Это самое главное. Спасибо, Алексей Владимирович. Обнимаю Вас и надеюсь, что настанут времена, когда обниму и в реальности. И большой привет вашей замечательной супруге, чтобы всё было нормально.
А. Бородин
―
Спасибо. Спасибо. Спасибо. Вам тоже всего-всего-всего хорошего. До свидания!