Саша Филипенко - Дифирамб - 2020-09-27
27.09.2020
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». Как всегда ведёт её Ксения Ларина. Приветствую вас, дорогие друзья! И сегодня наш гость, очень популярный писатель и очень популярный медийный персонаж – это Саша Филипенко. Саша, ты где?
Саша Филипенко
―
Я здесь. Добрый день!
К. Ларина
―
Да. Привет! Саша у нас просто корабля на бал. И даже я слышу… слышу звуки с этого корабля, поскольку он находится сейчас в редакции телеканала «Дождь». Если те… там кого-нибудь попросишь, чтобы они там не орали рядом с тобой, мы будем тебе очень благодарны. Пожалуйста.
С. Филипенко
―
Я попросил, но это жизнь. Это жизнь.
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
Вы меня застали здесь. Да.
К. Ларина
―
Привет, Саша! Здравствуй! Очень рада тебя видеть. Я пыталась посмотреть все интервью, которые ты дал за последнее время, но в итоге плюнула на это дело. Думаю, в конце концов, ну, что же это такое? Сколько же можно? Это хорошо, что ты есть. Это хорошо, что ты в эфире. Это хорошо, что у тебя происходят такие важные события, потому что в каком-то из прямых эфирах я уже услышала, что ты вошел там в шорт-лист премии «Нацбест», по-моему, это было. Или что это было?
С. Филипенко
―
Это… Ну, сегодня объявили НРЗБ.
К. Ларина
―
Ну, сегодня. Да.
С. Филипенко
―
Это я попал в финал «Ясной Поляны».
К. Ларина
―
«Ясной поляны». Да. Так что поздравляю тебя со всеми этими успехами. Но продолжая эфир «Дождя»…
С. Филипенко
―
Спасибо.
К. Ларина
―
… хочу начать с премьеры театральной. Это «Гоголь-центр» и спектакль «Красный крест», который только что вышел к зрителям. Ну, наверное, первые впечатления твои. И их не хочу повторяться, но тем не менее приходится повторяться. Что делать? Потому, что это важно понять, насколько попала эта история, этот сюжет… и вообще эти акценты смысловые, насколько они попали в сегодняшний день по твоему ощущению и по реакции публики?
С. Филипенко
―
Ну, во-первых, я конечно очень рад. В это невозможно было поверить и представить еще какое-то время назад, что один из главных театрах Москвы будет открывать твоим романом сезон. Я до последнего опасался, что из-за коронавируса не случится премьеры. И как-то все мы волновались очень. И, конечно, это сложно слышать свой текст со стороны, когда ты движешься за актером и знаешь, какое следующее должно прозвучать слово, оно звучит или не звучит. Я очень признателен Семёну, потому что он…
К. Ларина
―
Семён Серзин – это…
С. Филипенко
―
Семён Серзин. Да. Он очень бережно подошел к тексту, максимально сохранил всё, что можно было сохранить с учётом того, что это всё-таки пьеса. Да? И невозможно весь текст прочитать со сцены. И мне очень симпатично… Я очень благодарен ему за то, что он, правда, как-то очень сделал камерный спектакль, который, возможно, не похож на те спектакли, которые бывают в «Гоголь-центре». Он очень выдержанный. У него нет музыкальных подпорок. И музыка звучит там единожды, мне кажется, но ровно в том месте, где она должна звучать. Ну, мне сложно судить, потому что вроде как ты говоришь про собственного внука. Да? Роман – это твой сын, постановка по-твоему роману – это вроде как твой внук. И ты к нему не можешь относиться…
К. Ларина
―
А это 1-е… 1-й спектакль в твоей…
С. Филипенко
―
Да. Да.
К. Ларина
―
А! Ну, понятно.
С. Филипенко: 1
―
й всегда…
К. Ларина
―
Всё с тобой ясно. Всё с тобой ясно.
С. Филипенко
―
Да. Я не могу объективным. Но мне кажется, что действительно как-то он попал в зрителя. И я наблюдаю, вот я говорил об этом, хороший знак в том, что зрители уходят молча со спектакля. Я не знаю, подавлены ли они. Я видел многих женщин, которые плакали. Но мне кажется, это важная терапия и важно вспоминать то, что происходило, важно приговаривать. Кирилл Семёнович Серебрянников сказал в добрых словах после спектакля, что у нас Театр юного зрителя - «Гоголь-центр», и, в общем, много молодёжи приходит, которой… некоторые ребята вообще не представляют, что происходило в Советском Союзе в 30-е годы. Да? Уже там прошло почти 90 лет. Там, что происходило во Вторую Мировую войну. И в этом смысле, наверное, этот спектакль, он несет ещё какую-то нагрузку такую информационную. Он рассказывает о каких-то… Очень здорово, что спектакль открывается… Перед каждым спектаклем я чуть рассказывал о книжке. А Музей ГУЛАГа сделал экспозицию в «Гоголь-центре», в холле. И люди, которые приходят на спектакль, они погружаются сразу. Они узнают. Это очень классная интерактивная выставка. Вы можете подойти, там снять трубку, послушать, как ведутся допросы. Вы можете прочитать письма, документы. И, в общем, вы сразу много узнаете, если вы чего-то вдруг не знали. Да? Для кого-то это всё известно. А кто-то не знал. Мне хочется верить, что спектакль действительно попал, потому что… в сердца, потому что в первый день были проданы билеты. На 3-4-й день ещё не были проданы билеты. Но после первой премьеры сразу раскупили все билеты на все пять дней. И сейчас мы знаем уже, что уже будет сложно в ноябре достать билеты на спектакль. Это счастье большое.
К. Ларина
―
Это, по-моему, чуть ли… чуть ли не 1-е обращение к теме войны в «Гоголь-центре». Мне кажется, у них не было на эту тему спектаклей. У них были спектакли и… так или иначе связанные с советским прошлым и с темой репрессий, и Сталин… и Сталин… и сталинской темой. Это и «Похороны Сталина». Вот знаменитый вечер, который стал вот настоящей акцией Кирилла Серебренникова. И потом несколько спектаклей из цикла «Звезда», посвященные поэтам, которые так или иначе связаны с этим периодом историческим в жизни нашей страны. Это и спектакль о Мандельштаме. Это и спектакль о Пастернаке. И я думаю, что вот такой спектакль абсолютно вписывается в афишу, что называется, и очень точный адресный посыл. Ты правильно сказал, что это обращение к молодёжи. Значит, смотрите, конечно же, дорогие друзья, мы будем говорить про событиях в Беларуси, и поэтому тут важное я хочу сделать замечание такое, чтоб вы это понимали, что наша программа выходит в записи. Мы пишем это в пятницу вечером. А в воскресенье планируется очередной большой выход людей на улицы городов, не только Минска, но и крупных городов, и маленьких городов в Беларуси. Саша, скажи, пожалуйста, как давно ты стал говорить «мы» от имени граждан Белоруссии? Потому, что всё-таки ты достаточное количество лет живёшь в России. И тебя все, прежде всего, знают как российского писателя, как российского журналиста. Хочешь ты того или нет, ты всё равно эфирное лицо. Тем более сейчас опять еще одна премьера произошла на «Дожде» Ваша с Павлом Лобковым. Ну, вот возвращаюсь, просто хочу понять, когда ты себя… тебе вдруг захотелось говорить о себе «мы», имея в виду твоих соотечественников, прежде всего, и земляков.
С. Филипенко
―
Да, ну, у меня такого ощущения нет совсем, что я русский писатель. Я всё же чувствую себя русскоязычным писателем. У меня нет ощущения, что оторвались корни, потому что я в Беларуси провожу около 3-х месяцев в году. Я всё время наездами. Я непостоянно там НРЗБ. Я в этом смысле сейчас живу в «Сапсане» между Москвой и Петербургом и как в дороге в Минск. Поэтому, ну, вот нет у меня такого ощущения, что я там редко бываю. Что касается того, что я вдруг начал говорить «мы», это действительно случилось, но это не столько то, что я говорю от имени белорусского народа, а то, что я чувствую себя частью белорусов…
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
… и я чувствую, что мы сейчас очень солидарны. Я всегда был против обобщений. Я понимал, что мы как-то разделены. И вот были мы друзья… А сейчас, когда я вижу сотни тысяч людей, которые выходят на улицы Минска, это захватывает дух, просто сердце бьётся невозможно от счастья. Это с одной стороны страх от того, что происходит. А с другой стороны совершенно удивительные какие-то вещи происходят в Минске. Каждый день ты наблюдаешь гордость белорусов, которую они проявляют. Про нас всегда говорили, что мы такие вот тихие, какие-то вечно будем сидеть, ничего никогда не скажем. Посмеивались над нами, что мы готовы все стерпеть. Знаете, этот знаменитый анекдот, когда белорус садится на стул, из которого торчит гвоздь. Он говорит, может, так и надо. И вот мы демонстрируем, что нет мы совсем другие люди. У нас совершенно невероятные женщины. Просто совершенно какие-то невероятные люди. И большая гордость, мне кажется, сейчас быть белорусом. Во-первых, всегда было классно быть мальчишкой из Минска. Мне кажется, что все девчонки знают, что самые классные парни в Минске. А теперь ещё больше… И теперь все знают, что в Минске классные парни и девушки, и студенты, и шахтеры, и все. И я очень-очень-очень горд, воодушевлен. И… и я с радостью, с большой радостью говорю «мы белорусы» сейчас.
К. Ларина
―
А к чему мы относим тогда, к какой части белорусского народа мы относим садистов и тех, кто пытает людей? Это ж тоже народ Белоруссии. Это тоже граждане Беларуси. Вот как ты их квалифицируешь? Это… Кто эти люди?
С. Филипенко
―
Конечно, это граждане Белоруссии. И сейчас там часто меня спрашивают, а, может быть, к вам… вас приехали пытались какие-то люди из других стран, – да? – какие-то солдаты других стран. Нет, мы понимаем, что это белорусы, что белорусы могут быть разными, и что, к сожалению, среди нас есть люди, которые… Кому-то промыли мозги. Кто-то сейчас, наверное, чувствует себя уже загнанным в угол. И вот нас называют крысами. Но мы понимаем, что в самом деле это ровно крысы, которые загнаны сейчас в угол и пытаются просто удержаться у власти. И поэтому нас избивают, наших женщины и парней насилуют. Весь этот ужас. Мы относимся к этим людям, которые тоже белорусы. С одной стороны мы бы хотели им помочь и перейти, ну, как-то условно на сторону добра. С другой стороны, конечно, мы хотели бы, чтобы мы узнали фамилии всех, кто пытал, чтобы эти люди были осуждены. Самое главное, чтобы произошло суд не суд ради суда. Да? Вот мы знаем, что, например, был знаменитый суд над фашистскими преступниками. Да, да. В Нюрнберге был трибунал. И мы знаем, что от Советского Союза этот трибунал представлял господин Руденко. Руденко подмахивал в 30-е годы протоколы троек, не глядя. И в этот момент ты понимаешь равно, почему его туда отправили, потому что он очень хорошо понимал, как работает эта система. Да? И это одно зло осуждает другое зло. И в этом смысле мне кажется, что важнее гораздо, чтобы в Беларуси произошли ни какие-то не показательные потом суды, а чтобы произошло осмысление, и людям действительно рассказали о том, какие ужасы у нас сейчас происходили. И чтобы это там… Я не верю в то, что человечество не повторяет ошибок. Я думаю, что всё равно НРЗБ но какая-то прививка на 20-30 лет от того, что происходит. Возвращаясь к Вашему вопросу, у нас есть… Я говорю сейчас опять «у нас», но я вот могу условно говорить за себя и за своих друзей. Да? У нас вот есть чатик, в котором мы переписываемся. Мы там гуляем вместе вечерами. Мы чувствуем, что мы сейчас находимся в город… в городе, который оккупировали. У нас стоят автозаки. У нас постоянно подъезжают какие-то микроавтобусы, из которых выбегают люди. У нас по утрам людей приходят, арестовывают, вырезают двери. Во время марша они не хватают людей, когда выходит 300 тысяч человек. Но вначале, перед маршем, когда вы идёте на марш, или в конце когда вы… Так или иначе, вы всё равно вынуждены расходиться, потому что вы не можете прийти к себе домой с 10 тысячами людей, которые вас оберегают. Да? Это там 5… 5-6 человек, которые еще разделяются на группы. И в этот момент на вас бросаются. И это абсолютные оккупанты какие-то. Это люди, которые почему-то без опознавательных знаков, в масках считают возможным бросаться, выхватывать нас. Мы не сделали ничего плохого за все эти…
К. Ларина
―
Хочу…… хочу обратить ваше внимание, что всё, что сейчас Саша говорит, он описывает ситуацию в Минске, в Беларуси, а не в Москве, как многие могут подумать. Мы очень похожи. Но всё-таки, Саш, на этот вопрос ты не отвечаешь. Я имею в виду вопрос о природе этого садизма. Я слышала, что ты… Этот вопрос тебе задавала и Наташа Синдеева и Оля Романова – да? – в ваших разговорах. Одно дело – да? – промытые мозги. Согласна. Пропаганда. Психологическая обработка. Загнанные в угол. Но послушай, всё равно для того, чтобы начать причинять боль и получать от этого удовольствие практически… Мы видели эти кадры, когда люди, вот эти люди, как… Даже не знаю, как их называть. Да? Которые пытают… пытают других людей, они это делают с удовольствием. Мы это видим. Со злорадством. Мы это видели. И об этом свидетельствуют многие показания людей, которые оттуда уже вышли из этого Окрестино или из других тюрем, из других СИЗО. Вот про это я хотела, чтобы ты как всё-таки… как писатель и как психолог безусловно – да? – ты попробовал ответить на этот вопрос. Это откуда? Это… Это ощущение этой власти, безнаказанности? И когда человек не может остановиться. Он бьёт. И бьёт не потому, что ему приказали, бей, пока не сдохнет, а потому, что он остановиться не может. Вот это что такое?
С. Филипенко
―
Конечно. Это… Это ровно к тому же, о чём я говорю, к судам, которых нам нужно будет узнать просто этих людей, когда мы сможем с ними поговорить, когда мы сможем узнать судьбу каждого этого человека, потому что садисты – это какая-то отдельная категория. Да? Там есть же омоновцы, которые, ну, там выполняют какие-то приказы, но при этом не избивают людей. Есть омоновцы, которые сейчас, мы видим, на улицах начинают разговаривать с… И я… я видел, что как это выставила российская пропаганда, это всё обернули так, что смотрите, какой… какие прекрасные омоновцы в Беларуси. Они сами идут на контакт, разговаривают с людьми и предупреждают, что что-то может случится. Это безусловно не так. И в этом смысле просто мне сложно забраться в голову к этим людям, которые избивают, – да? – к этим людям, которые устраивают эти пытки. Я буду рад, и я твердо убежден, что это должно случиться. Мы должны будем поговорить с этими людьми в суде. И с ними нужно будет работать и допрашивать их. И я думаю, что это просто каждый раз как садисты, какие-то травмированные совершенно люди – да? – какой-то своей жизнью и которые не видели ничего. Только там, правда, есть люди… Мои друзья разговаривали в автозаке с омоновцами НРЗБ. Там есть люди, которые искренне верят в то, что мы фашисты, в то, что мы хотим устроить фашизм в стране…
К. Ларина
―
И что… И это… И это дает им право издеваться над человеком?
С. Филипенко
―
Ну, они так мыслят. Да.
К. Ларина
―
Это дает… Они… Допустим, это некая мотивация, которая дает мне право исполнять приказ и задерживать, условно говоря, врагов народа. Но это не дает мне право и не даёт мне тоже… не вменяет мне в обязанности над человеком издеваться, снимать с него нижнее белье, засовывать ему дубинку в задний проход, угрожать изнасилованием девушкам, а то и насиловать, как мы понимаем, ещё нам предстоит всем узнать всю правду о том, что там происходило и наверняка происходит. Вот этот вопрос не дает мне покоя.
С. Филипенко
―
Вопрос в том, что власть поощряла. Власть поощряла то, чтобы были такие… Просто раньше… Нужно же понимать, что в Беларуси пытки были всегда. Просто была огромная машина. Было меньше оппозиционеров, людей, которых назвали змагарами, над которыми даже посмеивались, что вот вы всё всем недовольны. И раньше власть могла скрывать эти пытки. Раньше власть могла скрывать то колоссальное давление, которое обрушилось условно на… на небольшую кучку людей, с которыми власть справлялась. Когда вышли сотни тысяч белорусов, стало невозможно скрывать эту агрессию.
К. Ларина
―
Понятно.
С. Филипенко
―
Стало невозможно скрывать своё настоящее лицо власти, о чём собственно там с 10-го года все и говорили, что власть ровно такая, она ровно такая, как она сейчас себя показывает, вот так, как она себя демонстрирует. И, конечно, огромный аппарат. Вот у нас там, не знаю, мы говорим о том, что условно каждый третий белорус как-то связан с милицией. Или у тебя есть… Ну, с правоохранительными органами. Или у тебя есть родственники, которые там работают, или ещё кто-то. Это огромный аппарат… одно из проявлений какой-то там… Высшая точка – да? – вот этого совершенно ужасного режима, который, все мы надеемся, скоро падет.
К. Ларина
―
Скажи, пожалуйста, как ты относишься к деанонимизации? Вот мы знаем, что сейчас уже дошло до какого-то верха совершенства, когда буквально… маски буквально скрываются в прямых трансляциях с представителей правоохранительных органов, и мы видим их реальные лица. Мы видим их реальные фамилии. Как ты относишься к этому движению?
С. Филипенко
―
Я думаю, что это важно, потому что нет ничего плохого… Я не скрываю своё лицо, когда я пишу книги, или когда я пишу свои статьи, или когда я пишу свои заметки в «Фейсбуке», или я ставлю театральные пьесы. Мне нечего скрывать. Мне нечего скрывать своих взглядов. Почему мы должны закрывать каких-то ранимых полицейских и омоновцев, у которых оказывается очень тонкая душевная организация. Они недовольны, что их оскорбляют. Не делайте… Никто же раньше не оскорблял их до того, как начались пытки, и до того, как случилось всё, что происходит. Каждый человек, наоборот, он может показать своё лицо, если ему нечего скрывать. Он может сказать, что я ничего не делаю. Вы видите моё лицо всегда на всех маршах. И вы всегда можете наблюдать за тем, что я не избиваю женщин, не тащу их за волосы и не бросаю в автозак. Поэтому, конечно, мы должны показывать лица всех этих людей. И мне кажется, что если тебе нечего скрывать, если ты ничего плохого не делаешь, то тебе не нужно закрывать лицо масками. И… А сейчас у нас оказалось, что у нас кроме того, что совершенно беспощадный ОМОН, он ещё и с очень тонкой организации. И очень они какие-то люди, которых нужно постоянно жалеть и заботиться об их душевном состоянии.
К. Ларина
―
Ну, есть такое поня… Есть такое понятие как суд Линча. И мы такие тоже случаи знаем, когда человека может толпа просто разорвать. Я думаю, что наверняка да. Может быть, они боятся не столько за свою шкуру, сколько за… не знаю, за своих близких, за своих детей, за свои семьи. Люди все-таки разные. Да, конечно же, мы все привыкли к мирному проявлению протеста и мирному проявлению даже возмущения, исключительно на вербальном уровне. Никто никого не колотит и не пытается. Да? из граждан. Максимум, что они себе позволяют – это сорвать маску в буквальном смысле этого слова. И мы это видели, как…
С. Филипенко
―
Да.
К. Ларина
―
… женщины это делают. Но тем не менее бывают же разные проявления. А вдруг, правда, кто-то решит расправиться без суда и следствия.
С. Филипенко
―
Да, но просто получается… получается, что эти люди за собой оставляют право на страх, а мы, всё общество белорусское, не имеем права на страх. Нам тоже страшно. Нам тоже страшно за своих друзей. Вот все равно страхи, которые они испытывают, мы ведь тоже испытываем. Но мы выходим, работаем с этим страхом с открытыми лицами. А они почему-то считают, что у них есть какая-то вот… право закрывать свои лица, которое им даёт государство или кто-то. И это право на насилие, которое у них есть почему-то по отношению к нам, позволяет избивать. Это странно. Тогда и мы, наверное, должны все ходить в масках. И это какая-то будет… Вот, наверное, мечта так Александра Лукашенко, чтобы у нас была такая страна, где все люди ходят в масках, и никто никому не улыбается. А мы хотим быть другой страной. Страной каких-то добрых инициатив, а не страной людей в масках.
К. Ларина
―
Хотела напомнить про то, что всё-таки масочный режим существует сегодня практически во всех странах мира, и Беларусь не исключение. Но я думаю, что эти шутки мы оставим в стороне, поскольку сейчас, что называется, сейчас не об этом. Мой вопрос про российских белорусов, вот про уроженцев Беларуси, которые такие же вот как Саша Филипенко давно живут в России, работают по своей специальности, кто… И артисты среди… среди вас есть, и режиссеры, и писатели, и люди самых разных профессий. Насколько они солидарны, если ты об этом знаешь, вот со своими соотечественниками? И вообще насколько здесь эта общинность, она существует? И вообще вот эта вот солидарность вот белорусов, которые оказались за пределами Белоруссии, насколько она вот чувствуется сейчас? Опять же по твоим ощущениям.
С. Филипенко
―
Я очень её чувствую. Я наблюдаю. Во-первых, я вижу там тысячи людей, которые выходят в Москве к посольству. Это не преувеличение. Раньше в Минске столько людей не выходило на улицу, сколько раньше мы шутили про то, что в Варшаве были всегда большие митинги в поддержку Белоруссия, чем в самой Белоруссии. Сейчас в Москве выходят тысячи. И в Петербурге выходят тысячи людей. Я всегда путаю посольство и консульство. Не могу выучить. Консульство в Петербурге. Я знаком, – да? – например, если вы знаете, с Дмитрием Навошей. Да? Журналист и учредитель сайта «Sports.ru». Он очень помогает белорусам. Сейчас, мне кажется, здорово еще солидарность проявляется в том, что каждый делает то, что может. Не обязательно выходить на марши. Кто-то придумывает инициативы с тем, чтобы помогать уволенным людям. И собирают деньги. И, кстати, многие бизнесмены белорусского происхождения, которые находятся здесь в России, организовывали как раз фонды для того, чтобы помогать людям, которые… Тем же силовикам, которые уйдут из органов. Большие деньги в помощь белорусам как раз за пределами Белоруссии, сейчас не столько внутри, мне даже кажется, сколько за пределами, и в том числе в России. Поэтому мне кажется, что все… все очень объединяются. И мы видим людей по всему миру сейчас и белорусов, и другие страны, которые нас поддерживают. Я там тесно общаюсь со шведскими писателями, потому что у нас есть койюсбегрупп, когда мы встречаемся один раз, 2 раза в год. Нас 4 русскоязычных писателей и 4 шведских писателей. И мы условно друг другу рассказываем, о чём мы пишем и о том, как мы себе представляем политическую культуру, политическую ситуацию в стране. И шведы сейчас постоянно выходят в Мальме, в Стокгольме, в Гётеборге поддерживают. В этот момент ты с одной стороны думаешь, что, наверное, вряд ли это на что-то может повлиять, – да? – потому что вот эта вечная фраза европейцев: «Мы очень обеспокоены», она… Этим всё и заканчивается. Но с другой стороны всё равно это нам очень помогает, потому что каждый… каждый день тебе нужна поддержка, потому что рано или поздно, когда вот люди выходят, выходят, выходят на марши, я со своим другом Серёжкой очень много об этом говорил, а потом на неделе ничего не происходит. У тебя, конечно, случается такая эмоциональная яма, когда тебе тяжело набраться сил, и в этот момент очень нужна поддержка, когда люди по всему миру говорят: «Мы с вами. Мы верим в то, что вы делаете. Вы большие молодцы». И, конечно, это помогает.
К. Ларина
―
К сожалению, вот российская интеллигенция в широком смысле этого слова, скажем так, российские деятели культуры, поскольку от интеллигенции остались одни уже ошметки, – да? – они не очень активно, как мне кажется, поддерживают белорусов. Могли бы и поактивнее. И тем ценнее частные инициативы, которые превращаются в какие-то большие акции. Ну, я имею в виду, прежде всего, акцию солидарности российских актеров и музыкантов, которую придумал актер Анатолий Белый в «Инстаграме». И потом в других социальных сетях это появилось. И даже на «Дожде», по-моему, фрагменты какие-то показывали. И там было очень много, в том числе и белорусов московских, которые и на белорусском языке читали стихи. И это, конечно, мне кажется, дорогого стоит. Но давайте я на этом остановлюсь, чтобы мы перешли в следующую часть буквально через некоторое время.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Здесь… Здесь в виртуальной студии Ксения Ларина, ведущий программы, и наш гость – писатель Саша Филипенко. Вот я завершила первую часть на вопросе про российских деятелей культуры. Почему такая, как мне кажется, достаточно вялая поддержка? Не получается такой массовой акции, солидарной.
С. Филипенко
―
Не знаю. Это… это вот вопрос того, что как к этому относиться. Да? И говорят, вы в Беларуси ничего не добились, и ничего не добьетесь и т. д., и т. п. Когда я нахожусь в Минске, разговариваю со своими друзьями, мы все понимаем, что мы сделали уже очень многое. И мы сделаем еще чего-то больше. Это просто Рим строился не один день. И мы будем двигаться к чему-то. Я здесь очень чувствую поддержку того же Толи Белого, который делает… Мы приятельствуем. Я бы там… Не знаю, для меня честь сказать, что мы дружим. Я не знаю, тут Толя так считает или нет. А если серьёзно, то Толя постоянно говорит: «Что я могу сделать ещё? Что я могу сделать ещё?» Я вот не знаю, могу ли я там поделиться? Я разговаривал с Кириллом Семеновичем Серебренниковым. Он говорит: «Надо какой-то флаг повесить у нас тоже в театре». Я говорю: «Ну, надо сшить, потому что флаги сейчас очень сложно доставать». Он говорит: «Нет, нужен какой-то настоящий боевой флаг». Я говорю: «Боевые флаги нам ещё нужны пока. Боевые флаги еще в боях». Когда-нибудь потом использовать можно. Имелось в виду на сцене, потому что там есть момент, который очень перекликается. Да?
К. Ларина
―
Да. А то сейчас подумают, что Кирилл… Кириллу Семёновичу еще не хватало флаг повесить…
С. Филипенко
―
Нет, нет, нет.
К. Ларина
―
… Белоруссии на фасаде театра.
С. Филипенко
―
Нет, нет, нет. Имелось в виду внутри постановки. И потом это там всё-таки Семён Серзин всё это делает. И… И, в общем, в этом смысле такой пример просто обсуждения того, что мы очень чувствуем поддержку. Я очень чувствую поддержку от знакомых, незнакомых мне людей. Наверное, нам хочется, чтобы этой поддержки было больше. Да? Мы говорим о том, что мы бы, наверное, были счастливы, если бы Россия не только присылала нам пропагандистов. Да? Но если бы творческая интеллигенция или журналисты потребовали бы от государства вообще просто признать, что есть другая страна. Да? Относиться к ней с уважением. Не к младшему брату какому-то…
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
… не к Республике Татарстан, а понимать, что это страна, которая сама решит, чего ей делать. Да? А не разговаривать с её нелегитимным президентом, который просто захватил власть, приезжает и болтает себе. И мы даже не знаем, о чём они болтают.
К. Ларина
―
Как это? Они всё выбалтывают. О чём они там болтают, мы видим. Этот бред сумасшедшего.
С. Филипенко
―
Ну, да.
К. Ларина
―
С одной стороны бред сумасшедшего, а с другой стороны великая хитрость великого стратега. Ладно. Будем надеяться, что всё кончится так, как должно. Я понимаю, что нам… может быть там кто-то недоволен, что мы почти полпередачи говорили про Беларусь, но мне кажется, это очень важно, особенно вот с Сашей на эту тему поговорить, потому что действительно, не знаю, опять же цитируя тебя, так ты где-то сказал, что это морально-этическая революция, и мне кажется, что это очень точное определение. Очень точное.
С. Филипенко
―
Для нас это важно.
К. Ларина
―
Да. Да. Да.
С. Филипенко
―
Мне хочется, пользуясь тем эфиром и людьми, которые слушают нас сейчас сказать, что у нас нет экономических требований. У нас нет политических требований. У нас есть морально-этические требования. Мы просто хотим зваться людьми. И это самое важное.
К. Ларина
―
Хочу напомнить нашим слушателям, что… Вернее напомнить и самой себе, поскольку я ещё не в Альцгеймере как героиня одного из романов Саши Филипенко. Я помню, как Саша Филипенко появился на нашем небосклоне как звезда эфира. Это был, если я правильно помню, «Вечерний Герасимец» на канале «Дождь». А, ну, в ту пору Саша как раз вот пробовал себя в качестве сценариста юмористических программ и даже «ПрожекторПерисХилтон» писал сценарии. Вот что такое для тебя вообще вот этот период, который… Всё равно ты к нему так или иначе возвращаешься. Перевод журналистики. Насколько ты себе… Или это просто такие вот периоды, когда ты, что называется, пересидеть между книжками, – да? – когда вот у меня есть некий замысел – да? – но ещё и всё-таки надо как-то и ещё и поработать, и чтобы тебя тоже помнили, не забывали? Или это такое увлечение было искреннее и остается?
С. Филипенко
―
Это… Это всё вместе. Во-первых, Вы пропустили еще один самый важный пункт, потому что заниматься литературой – это дорогое удовольствие. И в моём плане это действительно… Ну, то есть просто себестоимость моих книг очень большая, потому что когда мне нужно ездить в архивы в Швейцарию, мне никто не даёт деньги на то, чтобы я ездил в архивы в Швейцарию. Или сейчас для новой книжки мне нужно поехать в архивы в Стамбул, в Софию, в Белград. И всё это я делаю за собственный счет. И для этого приходится работать ещё и… То есть сейчас там условно так, как книги переведены там уже на десяток языков, и есть постановки, там я выступаю с лекциями, сейчас условно заработок мой больше, чем был раньше, и я могу больше себя посвящать литературе. Но ты вынужден время от времени где-то ещё работать, потому что просто нужно очень много денег вкладывать в книжку, которая никогда, передаю большой привет Борису Натановичу Пастернаку, издательству «Время», не окупится и не принесет тебе никаких доходов. И в этом смысле это, конечно, абсолютное сумасшествие. С другой стороны я… Я никогда так… Я очень случайно оказался в кадре, потому что я… По мне не скажешь, но я очень застенчивый человек, и мне не… не супер комфортно в кадре. Но я хотел всегда попробовать. Это было интересно. От этого было странно отказываться. С Павлом Альбертовичем Лобковым я очень люблю работать, потому что это великий журналист. Я вот не стесняюсь. Я могу сказать. И для меня это всегда большой опыт, потому что Лобкова можно поставить в любой точке мира, и он сразу расскажет вот про этот задник, про то, почему у меня жилетка именно так подшита, про то, почему здесь пирамидальная ель. Для меня это большой опыт. У меня такая довольно странная в этой программе с Пашей сейчас роль такого дурочка, который вот только…
К. Ларина
―
Называется…
С. Филипенко
―
… может, он умеет водить…
К. Ларина
―
Да. Да. Надо назвать передачу.
С. Филипенко
―
Да, да.
К. Ларина
―
Это премьера. Ездь… «Ездим дома». Это 2-й… Скажем так, 2-й сезон. Да?
С. Филипенко
―
Уже… Уже больше. 4-й уже даже сезон.
К. Ларина
―
Да? 4-й?
С. Филипенко
―
Мы уже отъездили… Да, много отъездили уже. Она просто как-то выходила. Мы один сезон путешествовали с Таней Арно, а 3 – с Павлом Альбертовичем. И… И я в этом смысле там веселюсь, шучу и, наверное, ну, не совсем тот, кто есть на самом деле. Ну, просто я отношусь к этому как к роли. И с другой стороны я каждый раз соглашаюсь на это. Мне очень нравится путешествовать по России, узнавать страну, потому что я бы сам, конечно, вряд ли сел за руль и проехал до Екатеринбурга на машине и обратно. Поэтому это очень интересный опыт. Ты общаешься с людьми. И я каждый раз могу чего-то подсмотреть для себя.
К. Ларина
―
Ну, это такая юмористическая больше передача, такое комедийное муви-шоу. Да? Можно…
С. Филипенко
―
Да.
К. Ларина
―
Можно так это назвать. Но с другой стороны ведь было в твоей жизни и интервью и интервью серьёзное. Это вот программа RTVI «На троих». Все-таки вот целый цикл отработали с Катериной Котрикадзе. Это совсем, как мне показалось, новая для тебя ипостась. И да… И до этого было «Бремя новостей», которое с одной стороны шоу, с другой стороны всё равно это информационное шоу. Это как называется по-английски? Модная… Entertainment. Так что ли?
С. Филипенко
―
Да. Да.
К. Ларина
―
Да? Вот здесь насколько ты себя свободно чувствуешь? И что тебе здесь было важно? Как… как для литератора и писателя, и наблюдателя.
С. Филипенко
―
Да, мне… То есть там с одной стороны в «Бремени новостей» я опять работал с Пашей. И ты, конечно, такой… по сути говорящая. Да? Потому, что это подводки к ребятам, которые снимали очень, как мне кажется, важные, значимые сюжеты. С другой стороны это возможность… Это какой-то текст и колонки твои по сути. Да? Такие твои колонки. Но для меня важно здесь разделение в том, что, скажем, я сейчас писал «Острог», какую-то очень важную для меня тему про то, что в России сейчас есть по сути по-прежнему карательная медицина в детских домах.
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
Ребятам дают аминазин по-прежнему. И я отношусь к этому так, что… Вот у меня Сапрыкин как-то спросил, я не помню, где-то он говорит: «А что Вы не написали про это условно большую статью в «Медузе» или т. д. и т. п.?» И когда я пишу книжки, я понимаю, что я могу очень долго говорить о какой-то одной теме. И с книгой она возвращается, возвращается и не умирает в этой братской могиле «Фейсбука» к концу дня – да? – как все новости. Мы прочитали, ужаснулись. Но завтра у нас новые какие-то вещи. И… И это страшно. И я относился к «Бремени новостей», к тому же к тем сюжетам, которые ребята делали, это такая журналистика и, в общем-то, она алармистская журналистика, потому что когда ребята приезжают и говорят, что у нас здесь пытки происходят прямо здесь и сейчас в такой-то колонии, то после сюжета «Дождя», наверное, какую-то верхушку, начальство там, с ней не разбираются, но пытки останавливаются. Да? Там и они прекращаются. И в этом смысле это такая работа алармиста. И это как какой-то… может быть, не совсем журналистика, потому что ты просто пытаешься здесь и сейчас что-то остановить, чего точно не должно существовать. Да? С книжкой это какие-то другие… Это такой – что ли? – более там рутинизированный протест. Да? Как у нас сейчас в Беларуси. Это какая-то такая рутинизированная работа с одной и той же темой и с возвращением к ней. И в этом смысле я не мог… не мог отказаться. Мне было очень важно то, что делали ребята. И я относился с большим уважением ко всем, кто работал в этой программе, и очень ценю их труд, потому что, правда, это тоже сумасшедшие, это какие-то люди, которые продолжают заниматься журналистикой вопреки. Да? И там не знаю, я могу только… только для меня привилегия, что меня пригласили в эту программу быть вместе с этой командой.
К. Ларина
―
Ну, вот смотри, у тебя практически каждый роман, каждая книжка так или иначе основана на каких-то реальных фактах. Точка отсчета, толчок, скажу такое слово – да? – не очень красивое, но тем не менее, к написанию какого-то сюжет – это всё равно какая-то реальная… реальная история. Это как раз вот это вот сочетание действительно журналистики и… и литературы. Вот когда к тебе пришла эта идея, чтобы всё-таки вот эту свою зону вдохновения искать в каком-то конкретном деле, в конкретной истории?
С. Филипенко
―
Мне кажется, что ты всё равно же лучше жизни ничего не напишешь. А сейчас, когда я занимаюсь архивными документами, там вот последний роман меня все бросает из прошлого в настоящее. Я напишу одну книжку про прошлое, одну – про настоящее. С архивными документами это вообще, мне кажется, такой отдельный наркотик, от которого очень сложно потом отделаться. Как только ты прикасаешься к документам, и видишь условно, как было на самом деле, хотя мы и понимаем, что документ тоже может врать, и ты начинаешь в этом разбираться. И это такой снежный ком из документов. Они появляются, появляются и появляются. От этого вообще очень сложно отделаться. Это прям я бы занимался и занимался этим. Не знаю, как-то так сложилось, что мне всегда было интересно работать на границе документального и художественного. В «Красном кресте» у нас был момент, когда Борис Натанович Пастернак звонил и говорил, что у тебя здесь красивое предложение, вычеркивай его. Обычно обыкновенный издатель просит тебя что-нибудь сделать хоть что-то красивое, а здесь он говорил, у тебя здесь красивое предложение, давай от него избавляться, потому что мы хотели, чтобы в «Красном кресте» документальная и художественная часть книжки никак не бились, чтобы они помогали, работали друг на друга, но чтобы язык был очень сухой. И я вообще там пишу довольно лаконично и сухо. И мой научный руководитель, великий поэт Драгомощенко в университете в СПбГУ мне в магистратуре как-то сказал, что литература не терпит кокетства, и что вообще литература не про кокетство, а про какие-то другие вещи. Я этот урок, как мне кажется, усвоил и пытаюсь вот заниматься какими-то книжками, в которых нет ничего лишнего. Я понимаю, что там есть разные взгляды на то, какой должна быть русская литература, – да? – и какие должны быть тексты. Я, наверное, совсем не про великую большую русскую литературу, а про какие-то свои вещи я вот… Я ощущаю себя человеком, который понимает, что у литературы должна быть социальная нагрузка. Да? И понимаю, что…
К. Ларина
―
Да. Абсолютно. Да, да, да.
С. Филипенко
―
… есть вещи, которые там… Ну, я в этом смысле воспитан там, где Светлана Алексиевич, Василем Быковым – да? – и многими другими там и белорусскими авторами, небелорусскими. Поэтому мне очень всегда интересно внедрять документы или реконструировать что-то, если вдруг нет документов в книге, но описана сцена, я точно знаю, что так было. Хотя есть какие-то там большие метафоры тоже…
К. Ларина
―
Безусловно. И метафоры, которые тоже, кстати, когда они выстраиваются в некий ряд, они, конечно, поражают своей последовательностью, упорством. Это всё равно некая болезнь так или иначе. Да? Или высокая болезнь, или болезнь в переносном смысле, или реально это диагноз как Альцгеймер, вот который я уже упоминала в «Красном кресте», или как кома в «Бывшем сыне» тоже, или травля. Это тоже диагноз. Само слово невероятно сегодня актуальное во многих смыслах. Да? И в политическом, и в социальном, и в человеческом. И тем не менее всё равно тебе это позволяет, как мне кажется, импровизировать в жанрах, искать какие-то свои, какие-то новые сочетания слов, в том числе и красивых. Вот про «Травлю», это удивительное, просто слушателям скажу, которые не знают, что это совершенно отдельное произведение, поскольку написан в форме музыкального произведения. И я когда читала этот текст, я ещё думала о том, настолько он театрален. Вот действительно. Вот если ставить на театре или ставить в виде аудиоспектакля, это вообще, ну, просто даже… даже не надо ничего редактировать, настолько прям течёт это вот произведение. Как… Вот мой вопрос: жанры. Как Вы…
С. Филипенко
―
Да.
К. Ларина
―
Как они приходят в голову?
С. Филипенко
―
Я… я в этом смысле, мне кажется, я такой Кубрик от литературы в смысле того, что я очень жанр… И мне хочется каждый раз попробовать в новом жанре что-то написать. Я написал условно там роман-воспитание 1-й. Так сложилось. Да? Я написал «Травлю» в сонатной форме, потому что мне было очень интересно выдержать её. Я занимался музыкой. Я играю на виолончели, на контрабасе и должен был там поступить в консерваторию, и… и сдал пустой лист, только чтоб не поступить, чтоб бабушкина мечта не сбылась. Я смог поступить туда, куда хочу. И я в этом смысле всегда пробую. Вот сейчас последний роман «Острог» – да? – это документальная опять проза, это опять расследование, которое мне захотелось завернуть в детектив, потому что раньше я не… не писал – да? – никогда детективов. Мне захотелось попробовать и понять, как работают эти механизмы, это исследование. Жанры – это исследование того, что ты можешь, чего-то не можешь, что у тебя получается, что не получается. Там «Красный Крест» – это исторический роман. Да? Я сейчас, наверное, опять вернусь там. И мне всё время интересно пробовать с формой, не писать один и тот же роман бесконечно, который повторяет себя и повторяет. Я не вижу в этом смысла. Наоборот, мне кажется. И мне кажется, что это радует моих читателей, которые… Я получаю часто отзывы, которые рады от того, что это с одной стороны Филипенко, они знают, чего они получат из этой книжки, а с другой стороны они рады, что каждый раз они читают какую-то совершенно другую новую книжку, которая в другую сторону движется неожиданно для них.
К. Ларина
―
Многих раздражает Саша. Это было вообще…
С. Филипенко
―
Да.
К. Ларина
―
… возникло как? Как у Маши… Саше Соколову? Или как?
С. Филипенко
―
А я вообще не понимаю, почему… Ну, мне так странно, когда люди так остро реагируют на то, как меня зовут. Это странность какая-то. Но я могу только посочувствовать этим людям, что их раздражает это. А не…
К. Ларина
―
А в паспорте? В паспорте что написано? Что…
С. Филипенко
―
В паспорте я Александр. В паспорте я Александр Филипенко. Но меня всю жизнь называли Сашей. Я к этому привык. И вообще почему-то в русской традиции говорят, что это уменьшительно-ласкательное или что такая короткая форма. А мы прям вообще… На самом деле это разные имена Саша и Александр. Так сложилось в русской просто традиции. Да? И в этом смысле можно спокойно относиться к тому, что у меня псевдоним Саша Филипенко, а не Александр. Но меня так с детства называли. И я никогда не был Александром. И для меня это чужое имя в смысле того, что я просто не привык. Меня все зовут Саша и Саша. И почему бы мне вдруг стать Александром, я не знаю. Вот. Ну, у меня так сложилось. Это я… Я даже, честно говоря, растерян, удивлён этим вопросом, потому что не знаю, что на это ответить. Я Саша и Саша. И…
К. Ларина
―
Я… Я каждый раз отвечаю, когда у меня спрашивают, потому что…
С. Филипенко
―
Да.
К. Ларина
―
… про тебя. Саша, Саша. Я говорю, слушайте, ну, есть Сева Новгородцев. Ему 80 с лишним лет. Его никто не называет Всеволодом. Правда же? Это была…
С. Филипенко
―
Да.
К. Ларина
―
… была бы дикость какая-то, потому что он как бы родился Севой Новгородцевым и живёт так всю… всю жизнь и будет Севой Новгородцевым. Ну, собственно…
С. Филипенко
―
Ну, еще удобно меня нет не путают с великим Александром…
К. Ларина
―
С Александром…
С. Филипенко
―
… Георгиевичем Филиппенко.
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
Да? Которого в эти дни, я знаю, после спектакля многие поздравляют, потому что считают, что я его сын. И он говорит: «Да, хороший парень. Спасибо. Да».
К. Ларина
―
Вот, кстати, про сына. «Бывший сын», это я скажу нашим слушателям, что тот, кто не читал этот роман, это не просто так. Это не мелодрама. Знаешь, как бедная мать, обоссанные дети. Это не про это. А это как бы история сына отечества, поскольку речь идет о герое, который покидает свою родину по причинам как раз морально-этическим, прежде всего, – да? – поскольку невозможно там дышать. Вот. И поэтому и называется «Бывший сын». И сейчас у Саши есть YouTube-канал, и вот так который также и называется «Бывший сын», за который сейчас я буду ругаться на него как обозреватель в том числе YouTube-каналов, потому что мы, зрители, в том числе и профессиональные зрители, ждем какого-то наполнения, какого-то контента, извини за грубое слово. Где он? Не бросай это дело. Это хорошо.
С. Филипенко
―
Я не… Я не пре… Мне очень… Вот ровно про то… про то, что говорил, что я чувствую себя неуютно в кадре, и про то, что я всё равно человек застенчивый. Но меня всё подталкивают к тому, что нужно сейчас это делать. А мне не хочется ничего делать, потому что это нужно монтировать, чего-то там склеивать. Мне хочется сидеть, писать. А «Бывший сын» – да, – будет наполнение. Я сейчас снимал… Выйдет выпуск собственно за… за кулисами премьеры. Я вот все эти дни чего-то снимал здесь в Москве о том, как происходила первая премьера в моей жизни. И, в общем, я буду стараться наполнять канал, но мне хочется больше тратить время на… на книжки все-таки, на написание. И сейчас я очень, если честно, тревожусь от того, что я трачу время на… Всякий раз когда я не могу днём пописать, меня… меня это тревожит, что я не могу заниматься книжкой. У меня были такие договоренности с людьми, которые меня ровно подталкивают к тому, чтобы я вел этот канал, чтобы… Но вы мне точно дадите время, чтобы я писал. И мне говорят: «Да, у тебя точно, Сань, будет время, будешь писать». А оказывается, что это отнимает много-много-много времени. И сейчас я понимаю с одной стороны, что головой я должен радоваться, что премьера и много интервью и…
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
… и нужно рассказывать о книге. И сейчас очень важно рассказывать о том, что происходит в Белоруссии. Не сказать, что быть рупором, но хочется очень донести, рассказывать не про то, что по телику, – да? – а вот то, что мои друзья чувствуют. И для этого я снимал блог. И просто как показать обыкновенных, простых людей. Да? Как мы переживаем этот момент. И безусловно зафиксировать, потому что потом это можно использовать в книгах. В общем, возвращаясь к блогу, я торжественно обещаю, что я буду чего-то делать, но многого от меня не ждите.
К. Ларина
―
Есть опасность, которую я, например, чувствую, поскольку слежу за творчеством Саши Филипенко, и, ну, просто мы в хороших дружеских отношениях с Сашей. Я очень этому рада. И рада… радуюсь всегда искренне за все успехи. Ну, вот мне… появилась здесь как раз с последними событиями, которые, казалось бы, прекрасны и позитивны для творческого человека, когда творчество читают, обсуждают, приглашают поговорить о нём в том числе. Есть такая опасность превратиться в так называемого модного писателя. И такие люди есть на свете. Вот как ты себя… от каких-то вещей сам удерживаешь? Сам чувствуешь вот черту, за которую вот опасно тебе переходить? Или пока еще нет?
С. Филипенко
―
Я… я даже понимаю, мне кажется, почему у Вас может сложиться такое впечатление. И оно, ну, как мне кажется, чуть-чуть не про меня, потому что у меня, во-первых, есть прекрасный издатель, который меня держит всё время в тонусе. У меня есть супруга…
К. Ларина: 3
―
й привет… 3-й привет Борису Натановичу Пастернаку.
С. Филипенко
―
Да, Борису Натановичу Пастернаку. У меня есть прекрасный мой агент Галина Дурстхофф, которая не НРЗБ всякий раз когда у нас выходят какие-то переводы где-то, всё равно очень держит меня в тонусе и говорит, чтоб я вообще… вообще ничего на этот счёт не думал, что это её заслуга, а не моя, что это благодаря ей книжка выходит на какой-то другой язык. У меня есть супруга Маша, которая меня очень хорошо держит в тонусе. Мои друзьях, которые… Я чувствую себя обыкновенным минским парнем, который вечно рассказывает одни и те же истории. И, в общем, я стараюсь держаться. Просто там у меня есть «Фейсбук», – да? – в котором много там тысяч подписчиков. Есть «Инстаграм», в котором так есть ощущение, что я каждый день что-то выкладываю больше про книги, но это связано исключительно с тем, что ни в Беларуси, ни в России нет никакого книжного рынка.
К. Ларина
―
Да.
С. Филипенко
―
Мы можем говорить о программе «Книжное казино», а дальше у нас начинаются стопы, и мы не можем вспомнить, есть… О современной литературе. Вот я приезжаю в Париж. Да? И я вижу, что вышла главная программа в 9 вечера, субботняя на 2-м канале, а потом идёт «On n'est pas couché», в которую приходит или Бик Видэ, или Уэльбек. И люди рассказывают… Приходят пять писателей, которые говорят только о книгах, которые выйдут на следующей неделе. Да? Мы понимаем, что во Франции литература живёт, проезжают автобусы с лицами писателей. Женщина утром замешивает омлет в шоу в каком-то утреннем и показывает книгу, которую она читает. И в этом смысле сейчас может создаться впечатление, что мы постоянно, авторы, себя как-то пушим и продвигаем, но у нас нет других СМИ. У нас нет возможности много говорить о книге. Да? То есть вот выходит спектакль и… И это, конечно, для меня самое большое счастье. Во-первых, то, что вышел спектакль. Но вообще это просто по сути, если там всерьез относиться, это реклама книги. Вот я попадаю во все эти там премиальные списки и в финалы сейчас, так сложилось, что последняя книжка, там много. И ты… Очень глупо к этому относиться к каким-то наградам, потому что мы понимаем, что ты всегда жюри, что это субъективно, и кому-то нравится, кому-то нет. Но очень важно, что люди просто из этих списков узнают о книге, и там многие читают, например, только премиальные списки, потому что для них вроде это как какой-то отбор, ну, какой-то вроде такой показатель качества. Да? Какого-никакого. Поэтому страшно, что создаётся такое впечатление, я очень надеюсь, что я настолько плохо пишу, что ко мне это не прилипнет, потому что, там знаете, быть хорошим, модным писателем, мне кажется, многие могут. Мне важно, что я пытаюсь найти свой язык. И люди, которые меня читают, условно знают, что это язык Филипенко, и что он так пишет. Но я, к сожалению, там… я думаю, что и буду продолжать и в том числе этот блок. Он нужен ведь только для того, чтобы у человека создалась желание… Хотя я вот боюсь, что посмотрит блог и подумает, да что там читать вообще ещё. Вспомнил, я сидел в театре… Ровно 10 лет назад в этот день я сидел в театре «Et cetera» и писал сценарий, по-моему, это была церемония GQ. И вот там Ваня вел, по-моему, Саша Цекало. Я писал все эти подводки. Я писал… Зеленскому я писал. Я был… Он первый президент, которому я писал подводки на НРЗБ. Поэтому…
К. Ларина
―
У нас… Да.
С. Филипенко
―
… всё случилось уже.
К. Ларина
―
Нам пишут: «Прощайтесь уже». Мы не можем расстаться. Мы прощаемся и не уходим, что называется. Саша, большое спасибо. Надеюсь, что не зря потратил время на наших слушателей.
С. Филипенко
―
Спасибо большое.
К. Ларина
―
Удачи! Всегда читаем и ждем новых премьер театральных. И надеюсь, что и кино появится, потому что и некоторые вещи просто невероятно кинематографичны. А того… Тот же «Бывший сын» – это может быть отличным фильмом или даже отличным сериалом. Спасибо тебе большое.
С. Филипенко
―
Спасибо. Всего хорошего! До свидания!
К. Ларина
―
Пока!