Михаил Ширвиндт - Дифирамб - 2020-08-16
16.08.2020
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб», которая у нас, конечно же, как обычно совмещена с программой «Культурный шок», поскольку обходить стороной самые главные события, которые происходят за нашими окнами и перед нашими границами, а то и внутри страны мы не можем. У микрофона Ксения Ларина. А мой гость сегодня – мой друг старинный и любимой Михаил Ширвиндт. Миша, приветствую тебя! Здравствуй!
Михаил Ширвиндт
―
Здравствуй, моя подруга старинная и любимая!
К. Ларина
―
У Миши сегодня день рождения, скажу я всем нашим слушателям. Поэтому, конечно же, я поздравляю его и от себя лично, и от всего нашего коллектива трудового, и от имени всех слушатели, которые подключились к нам и слушают нас в воскресенье, когда мы появимся в эфире. А день рождения у Миши 14 августа, в пятницу, вот собственно когда мы и записываем эту передачу. Миша, я тебя поздравляю. Ну, что тебе пожелать? Что ты хочешь?
М. Ширвиндт
―
… свежего…
К. Ларина
―
Пусть всё сбудется…
М. Ширвиндт
―
Не надо желать здоровья. Не надо желать до 120 и пусть у вас исполнится то, что вы желаете себе. А в остальном всё хорошо.
К. Ларина
―
Хорошо. Значит, тогда денег побольше. Чтобы твой… твой труд нечеловеческий был опла… был оплачен. Да? Чтобы тебе было интересно жить и работать. Чтобы ты был нужен своим близким людям, чтобы тебя любили женщины и дети. И ещё я тебя поздравляю с пополнением. Я сейчас всё вам вывалю, товарищи, всю информацию, поскольку это надо ухитриться в период карантина семья Ширвиндтов, большой их клан в широком смысле, увеличена на 3 единицы, насколько я понимаю. Да?
М. Ширвиндт
―
Да, да.
К. Ларина
―
Да? Двоих родила Мишина… Сейчас не запутаться. Мишина дочка Саша.
М. Ширвиндт
―
Саша. Да.
К. Ларина
―
И буквально в эти же секунды Миша родил им дядю.
М. Ширвиндт
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Да? Так что поздравляю тебя со всеми этими замечательными событиями, потому что они действительно замечательные. Что еще желать-то? Господи, всё уже есть.
М. Ширвиндт
―
Да тьфу, тьфу, тьфу.
К. Ларина
―
Тьфу. Тьфу. Тьфу. И первый мой вопрос тоже по текучке, поскольку ты сейчас стал героем светской хроники. Спрашиваю тебя, как чувствует себя Александр Анатольевич, поскольку там какая-то произошла история с ДТП, то ли с чем. Я так не очень поняла, что там случилось.
М. Ширвиндт
―
Ну, там…
К. Ларина
―
Ты-то… Да.
М. Ширвиндт
―
Да. СМИ активно осветили это. Значит, и выдержки из СМИ – это пьяный Ширвиндт врезался, значит, нарушив, вылетел на встречку и врезался в машину. Женщина, которая была в той машине, госпитализирована с черепно-мозговой травмой в больницу Валдая. Вот.
К. Ларина
―
Но это всё надо делить на 16. Как это? Ну, ладно.
М. Ширвиндт
―
Ну, люди-то хотят, чтоб так и было. Так и будет. На самом деле это авария такая из области «поцеловались». Профессионалы поймут этот термин. Когда, ну, стукнулись на пересечении… Папа нарушил. Он мне как раз сегодня звонил, поздравлял с днем рождения. И он объяснил мне свои поступки, как это произошло. Его вина в том, что он выехал с второстепенной на главную дорогу, не уступив. Но как объясняет, он ехал… На Валдае дело происходило. Он поехал за опарышами для рыбалки с мамой. А мама любит ездить за опарышами. И вот они, купив опарыши и брусники, поехали обратно. И папа ехал по улице Ленина. И он мне сегодня объяснил, что он вырос в то время, когда не могло быть иначе, чтобы улица Ленина была главной дорогой. Он по ней ехал. Кто ж знал, что главной окажется Совхозная, в которую упиралась улица Ленина. И он, зная, что Ленина всегда главная, не посмотрел и въехал, значит, в эту машину. И ещё он просил журналистам передать благодарность за то, что они сочли, что 86-летний старик с женой в дымину пьяный утром на Валдае едет за опарышами. Это сделало ему такой… делает ему честь. Вот. Так что вот весь инцидент. Значит, помяты крылья и у водителей, и у машин. И действительно барышня, которая ехала с… в той машине, её возили на рентген и установили страшный ушиб плеча. Вот всё…
К. Ларина
―
Ну, всё понятно.
М. Ширвиндт
―
Вся история.
К. Ларина
―
Ну, и я уже читала твои объяснения. Ты сам у себя в «Инстаграме», по-моему, тоже про это сказал.
М. Ширвиндт
―
Ну, да.
К. Ларина
―
Но лишний раз думаю, что важно сказать, что на самом деле произошло. Так что всем здоровья и…
М. Ширвиндт
―
Как в таких случаях говорят, ни один опарыш в инциденте…
К. Ларина
―
Не пострадал.
М. Ширвиндт
―
… не пострадал.
К. Ларина
―
Миша, когда я тебя представляла, я как бы не назвала статус твой, ты кто вообще.
М. Ширвиндт
―
Блогер. Блогер.
К. Ларина
―
Вот.
М. Ширвиндт
―
Я блогер.
К. Ларина
―
Я знаю, что ты это говоришь, что ты молодой блогер. Ну, уже можно перейти, мне кажется, уже на другую ступень, уже просто как бы блогер, поскольку у тебя действительно свой авторский YouTube-канал «Съедобное-несъедобное». Что называется, мы у самых истоков стояли. Я была в числе первых подписчиков. Ну, сейчас я вижу, как канал встаёт на ноги, и уже есть у него своя публика, своя аудитория, что очень важно. В нём, конечно, как я чувствую, уже сочетается не только рассказ о каких-то кулинарных изысках и о каких-то кухнях разных народов и разных стран, но ещё… Даже не знаю, как это назвать. Ну, что вот эти все замечательные видео, которые ты делаешь из родительского гнезда, из дома и с дачи. Все эти сюжеты и интервью с папой и в компании с отцом, они какие-то невероятно атмосферные и очень точные. Вот как-то эта родилась… это… Это направление как родилась? Случайно? И как ты собираешься его дальше развивать?
М. Ширвиндт
―
Абсолютно случайно родилось, потому что… Как это было, по-моему, у Арканова, какая-то реприза была, какое-то собрание идёт, он говорит: «Вы на этом настаиваете?» Он говорит: «Нет, я настаиваю только на вишневых косточках».
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
Вот я этот канал абсолютно ни о чём в хорошем или в плохом смысле этого слова, что… «В этой гостиница я хозяин», - как говорил Мкртчян. Что хочу, то и делаю. И так что… так как весь наш… вся наша жизнь делится на съедобное-несъедобное, то здесь может быть любой формат. И посиделки с папой, неожиданно возникшее через «Инстаграм», где мы часто… я записываю с ним короткие такие шутки, переросли в, значит, наши новогодние празднования в гараже и дико популярны стали и востребованы. Мы уже несколько раз это сделали, посиделки. И я думаю, мы будем это продлевать, потому что и интервью моё с ним сначала на удалёнке, а потом на приближёнке тоже пользовалось спросом. И вот отвечая тем, кто очень часто… Ну, вот традиционное, что природа на детях отдыхает. Вот он выезжает на спине или на имени отца… Ну, на спине уже трудно. Он… Выехать на спине отца. Но да, выезжаю и очень этому рад. И самое для меня приятное в этой ситуации, что этому рад и папа. Ему очень нравится этим заниматься. Поэтому… А вот его поклонники отваживают, что вот типа не надо на спине, на… на… его именем прикрываться. Я ему скажу, что никто не хочет, чтобы он был в моём канале, потому что это… это делает мне рекламу. Тем не менее…
К. Ларина
―
Нет, это неправда. Нет. Да, неправда. Пожалуйста, ни в коем случае, во-первых, не расстраивай его, потому что он человек доверчивый, он тебе поверит всему, что ты скажешь. Не надо. Нет ему… ему очень этот формат идёт. И потом… Не знаю, можно ли так сказать. Наверное, можно. Мне кажется, что ты ему продлеваешь какое-то очень важное существование в этом мире. Он абсолютно… Он внутри потока информационного. Ему это интересно. Да? Ему важно какой-то отклик увидеть сразу. Здорово. Ему это очень… очень хорошо.
М. Ширвиндт
―
Они уже с мамой освоили, как он его называет…
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
… и Google. И они смотрят. Они читают комментарии. И, в общем, он стал…
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
… тоже продвинутым блогером. И главное в условиях этой пандемии, когда никаким творчеством заниматься нельзя, это какое-никакое, но тоже творчество.
К. Ларина
―
Конечно. Безусловно. Безусловно. Конечно.
М. Ширвиндт
―
Так что не ругайте меня за папу, он будет у меня в блоге.
К. Ларина
―
Воп… Во-первых, это твоя обязанность показать прекрасного талантливого отца. Это – да, – повезло, что у Ширвиндта Александра Анатольевича такой замечательный сын, который… который вот берет его с собой во все свои какие-то рискованные, а это абсолютно рискованное, абсолютно, предприятие под названием YouTube-канал. Вот смотри…
М. Ширвиндт
―
Кстати, я хочу…
К. Ларина
―
Да?
М. Ширвиндт
―
Мы на днях выпустим блог. У нас будет вот-вот просто… Может, уже сейчас. Сейчас я гляну. Может, уже сейчас у нас 200 тысяч подписчиков должно произойти. Ну, ну! Грузится. Нет, 199.
К. Ларина
―
Черт возьми!
М. Ширвиндт
―
… такой юбилейный выпуск, где мы расскажем обо всех героях, кто его делает этот… эти наши блоги, расскажем про моего папу, потому что не все знают, что он… кроме того, что он блогер, он был артистом. Ну, мы тоже вскользь это упомянем. В общем, будет у нас такой юбилейный выпуск. Так что всё узнаете про… Он ходит у нас в титрах как папа блогера.
К. Ларина
―
Ну, вот блогер… блогер-сын, которому сегодня исполнилось… Блин сколько? 60…
М. Ширвиндт
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Вообще ужас! Я вот… Мы недавно отмечали юбилей Константина Аркадьевича Райкина…
М. Ширвиндт
―
Да, да.
К. Ларина
―
… которому исполнилось тоже, слава тебе, Господи. И вот все эти разговоры на тему папы и сына, они, конечно, продолжают угнетать. Это… Это какой-то… Это ж какая-то ненормальность, потому что и Косте говорят до сих пор, что… что там он сын Райкина. Послушайте, как и Михаилу Ширвиндту, который сын папы-блогера. Да? Это уже просто неприлично. Как он… Мой вопрос как раз из серии «Дифирамба», из такой мирной передаче в мирное время. Тебя это вообще каким-то образом тяготило, тебе это мешало или нет, что ты сын Александра Ширвиндта? И так про тебя говорят до сих пор.
М. Ширвиндт
―
Ну, это в какой-то степени меня, может быть, не то, что тяготило, но когда я был артистом как и ты, то естественно это было сравнение всегда и естественно это всегда угнетало, что сын, сын, сын. Но потом… Я очень давно перестал им быть как и ты. Но тем не менее мы в кадре и мы… эту… это направление на жизнь не бросаем в другой какой-то…
К. Ларина
―
Конечно.
М. Ширвиндт
―
… форме. Но всё-таки это другое. Поэтому я не могу говорить, что я актёр хуже или лучше, чем мой папа. Мы занимаемся разными вещами. Но, кстати, мы… Я делал как продюсер… Он у меня работал артистом во многих проектах ещё телевизионных. Мы делали с ним программу «Браво, артист», где мы рассказывали про разных, там милых его друзей и так далее. И не только. Мы… Я много его где задействовал. Но никогда мы с ним… никогда в жизни я не тягался с ним в профессии. Так что нет, я очень рад, что я сын своего папы.
К. Ларина
―
Когда ты ушёл из артистов, ты какие чувства испытал? Это был тяжелый уход? Я спрашиваю так, как будто бы я ничего не знаю. Но ты наверняка как-то это свое состояние тогда зафиксировал, вот это расставание с… впрямую с этой работой, со сценой.
М. Ширвиндт
―
Ну, конечно, тяжело. Если я родился в театре чуть ли в буквальном смысле, вырос, учился на артиста, стал артистом и был артистом. И когда… На самом деле это было… уже назревало абсолютно моё решение поменять профессию, потому что… Ну, вот я в своей книге писал про это, что…
К. Ларина
―
В своей книге! Обратите внимание, в своей книге.
М. Ширвиндт
―
… ты читала, зараза.
К. Ларина
―
Как это я её читала?! Я её даже цитировала! Привет! Это «Записки двоечника».
М. Ширвиндт
―
Да, да.
К. Ларина
―
Да? Да.
М. Ширвиндт
―
В общем, артист – это самая зависимая… То есть не самая, но очень зависимая профессия. Артист зависит от драматургии, от режиссера, от, не знаю, художника, от оператора, если это в кино. Он зависит. Они из него как из глины лепят нечто, что мы потом получаем в качестве готового продукта. А независимый артист – это гавно. Я гавно.
К. Ларина
―
Почему? Нет, независимый артист может быть художественным руководителем театра. Самое…
М. Ширвиндт
―
Ну, это да. Пожалуйста.
К. Ларина
―
… как… как Костя Райкин.
М. Ширвиндт
―
… начинает… Если от него начинают зависеть. Но в принципе, когда ты говоришь, а мне не нравится эта концепция, а не хочу так, а мне не нравится режиссера, мне нравятся драматургия… Ну, иди, знаешь, лесом, если тебе не нравится. Ну, вот я лесом и пошел. Не потому, что мне что-то не нравилась в… в театре «Сатирикон». Ну, просто вот как-то какой-то внутренний… внутренняя независимость, откуда взявшаяся, я не знаю, во мне победила. И я ушёл.
К. Ларина
―
А так получается, что у тебя вся компания почти разошлась из артистов, ну, кем ты долги годы дружишь. Вот тот же Серёжа Урсуляк, который в эти же… в эти же годы ушёл в режиссуру. И замечательно…
М. Ширвиндт
―
Ну, да.
К. Ларина
―
И замечательно состоялся как кинорежиссер. Тот же Антон Табаков, твой товарищ по всяким тоже, кстати, рискованным предприятиям, тоже ушёл из артистов совсем в другую стезю, в бизнес. Это…
М. Ширвиндт
―
Я уже… Он мне присылал какие-то…
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
… фрагменты из своих… где он милиционера играет тоже в этих…
К. Ларина
―
Да ты что?
М. Ширвиндт
―
Да, вот сериалах. А, по-моему, это один и тот же сериал снимается на всех каналах. Персонажи, просто их снимают, ну, а это какой… куда-нибудь вставим эту сцену. Вот он какой-то такой маститый мент там сидит такой в форме.
К. Ларина
―
Ну, вот когда я как-то вас обобщаю, я спрашиваю так: это может быть ещё и свойство характера, а может быть это свойство мужского характера. Может быть, вообще как говорила Алиса Фрейндлих в фильме «Успех», что-нибудь одно: либо мужчина, либо актер.
М. Ширвиндт
―
Нет, не знаю, потому что, ну, это расхожее мнение. Но нет, я знаю совершенно замечательных нормальных мужиков. Я понимаю, что имеется в виду. Не… не гендерно, а…
К. Ларина
―
Нет, нет, нет. Не ориентация. Ни в коем случае.
М. Ширвиндт
―
Да.
К. Ларина
―
Да. А именно…
М. Ширвиндт
―
… остаться мужиком как… как… Мужиком с большой буквы. Вот таким я знаю много актеров. А есть и такие, которые вот Актёр Актёрычи, которые вот немножко купаются в том, что они успешны.
К. Ларина
―
Ну, здесь…
М. Ширвиндт
―
… все равно это в любой профессии.
К. Ларина
―
Да. Не только в смысле успеха, но в смысле такого самолюбования, что вообще вот артист, он обязан нравится. Вот он все время об этом думает, что я вот должен понравится, если я в работе, если мне важно, чтоб меня взяли на эту роль или вообще в кино, или чтобы меня увидели, я всё время об этом думаю, о том, как я выгляжу, о том, как я себя веду. Вот мужчины-артисты никогда не пройдут мимо зеркала, они обязательно в него посмотрятся.
М. Ширвиндт
―
Ну…
К. Ларина
―
Заглянут туда. Или мимо витрины.
М. Ширвиндт
―
Не знаю. Пусть заглядывают. Я ничего против не имею. Лишь бы… лишь бы человек был хороший. Вот это можно сказать про любую профессию. В данном случае я знаю хороших… хороших ребят среди артистов и знаю абсолютно таких пустышек.
К. Ларина
―
Ну, хорошо. А то, что касается уже телевидения, тот же вопрос, который тебе задавали во многих интервью, вот этот вот тоже… как бы такой поворот, разворот в судьбе тоже тяжёлый. Успешная работа на телеканале, на успешном телеканале. И потом вдруг раз! И всё.
М. Ширвиндт
―
Ну, раз. И всё…
К. Ларина
―
Это тяжело?
М. Ширвиндт
―
Знаешь, нет. Может, тяжело было расставаться с актёрством, потому что ты… это было подкожное и наружное, что я не мог… как бы это мой воздух был. И вдруг начать дышать и как рыба под водой – это было тяжёло. Здесь я… Мне нечего никому было доказывать. Я почти 30 лет отрубил на телеке. Я делал… Ну, там вот люди, которые не вникают, говорят, он что-то там про собачек. Но я сделал, наверное, штук 15 цикловых программ, которые шли по несколько лет и по несколько тысяч выпусков. Я делал документальные фильмы. Я делал развлекательные, серьезные программы. То есть как продюсер и как… иногда как ведущий. И я это всё знаю и… всё, изжил из себя. Уже не надо было себе ничего доказывать. И мне за то, что я делал, не было никогда стыдно. И мне не было стыдно за собак, что вот пустую собачку… Я рад, что я доставлял радость бабушкам и внучкам. Я делал серьезные программы. Я делал последнюю программу «Хочу знать» с Михаилом Ширвиндтом, которая вот отчасти перекликается с тем, что я сейчас делаю в «Ютюбе». Просто телевидение… Я перерос телевидение. Я гордо скажу. Потому, что оно отстало невозвратно. И это видно. Это объективно, потому что критерий, как ты знаешь, всего существования телевидения – это рейтинг, а рейтинг – это реклама. Рейтинг падает. Реклама бежит семимильными шагами с телевидения в интернет, в тот же YouTube. Уже намного больше перевесила доля интернет-рекламы, чем телевидение. И скоро вообще они оттуда уйдут. И те несчастные 7 старушек, которые смотрят всяких Соловьёвых там и прочие истерики, они будут… Ну, я не знаю, он же сам, по-моему, тоже уходит куда в эти все «Ютюбы». Или где он там подвязается?
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
Он тоже понимает, что дни его на телевидении сочтены. И… и старушки переползут. Соберут манатки, пожитки, сварят яичко и курочку и пойдут на YouTube.
К. Ларина
―
Ты знаешь, что? Ты говоришь про общественно-политическое телевидение. Но я вот слушая тебя и вспоминая все-таки, что ты работал в… в сегменте другом – развлекательного телевидения, можно сказать, соглашаясь с тобой, что телевизор неизлечимо болен, в том числе и потому, что совершенно нет… отсутствуют какие-то новые идеи в формате развлекательного телевидения. Ведь мы же видим, что происходит. 25-й сезон одного и того же шоу. Тут музыкальный конкурс такой-сякой. Тут, значит, ищем таланты. Тут на льду, тут на полу. И всё! И, конечно же, там этот самый… Как его зовут? Колесо-то вот это вот вертит…
М. Ширвиндт
―
Ну, да. Да.
К. Ларина
―
«Поле чудес». Бесконечное «Поле чудес». В то время когда работал ты, и почему возникло вот твое «Дог-шоу», тогда это был такой фонтан креатива. Люди придумали какие-то новые, невероятные сюжеты, новые форматы. А сегодня… Вернее, не сегодня, а уже, наверное, лет, не знаю, 15 как ничего нового не появляется. Это тоже как бы форма заболевания. Она… Это всё взаимосвязано.
М. Ширвиндт
―
Потому, что тогда, в те годы… 15 или 20 лет назад креатив был не только в развлекательном, но и в общественно-политическом вещании. Были ток-шоу реальные. Были всякие серьёзные «Особые мнения». Были серьёзные полемики. И информационные программы соревновались друг с другом. Были разные концепции. И точки зрения были разные. И также развивалось развлекательное телевидение. Когда теперь как в сериале роль Табакова можно вставить в любой сериал, который идет, причем неважно даже эпоху, потому что все равно это всё по НРЗБ … это всё одинаково. Вот. И то же самое и можно переключать с общественного на общественный… программу, она одна и та же. Она не изменится ни на секунду ни точкой зрения, ни набором картинок, ни тем. И… А так, как это сейчас главное, и программу мою «Хочу знать» тоже попёрли из сетки, потому что она стояла там в 3 часа дня, казалось бы. Нет, нашли и туда какую-то истерическую программу, где можно орать, обсуждать…
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
… и убили. Тоже просто вытеснило. Поэтому всё развлекательное телевидение – это гарнир к главному. А кто будет… Алло, Ксюша?
К. Ларина
―
Да, да, да.
М. Ширвиндт
―
Да. А кто будет парится и особо заботиться о гарнире, когда всё сосредоточено на главном блюде. Я про съедобное-несъедобное. Вот. Поэтому, ну, гарнир, неважно какой, традиционный. Что там бывает на гарнир? Вот такое у нас развлекательное и есть. Какое… А! Что будет, то и будет.
К. Ларина
―
На этом остановимся. Михаил Ширвиндт сегодня гость программы «Дифирамб». Вернемся через несколько минут.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. В нашей виртуальной студии сегодня ведущий и автор, и ведущий YouTube-канала «Съедобное-несъедобное» Михаил Ширвиндт. Миша, переходим плавно от современного телевидения к современным событиям сегодняшнего дня. Конечно же, Белоруссия. Ты же был там сравнительно недавно, записывал свой… свою программу. И какие у тебя впечатления от того, что сейчас происходит? Насколько вообще это возможно было предположить такой поворот в обществе?
М. Ширвиндт
―
Ну, я вот записал у себя в «Инстраграме», свое отношение высказал к тому, что происходит в Белоруссии. Понимаешь, я в прошлом году, мы когда туда поехали, это было мое вообще 1-е путешествие в Беларусь. И у меня, ну…
К. Ларина
―
То есть ты в советское время там не был?
М. Ширвиндт
―
Я никогда! Вот я был в… Я там не знаю, в Узбекистане был раз 6. Ну… Ну, везде. А почему-то я не был никогда в Минске. И почему-то у меня было очень унылое ощущение априори, что это какое-то такое вот советское всё серое. Почему-то. Я не знаю, такой вот… Отсталое. И когда я там оказался, я был настолько потрясен и покорён Минском! Настолько оказался тусовый город, с точки зрения моей темы «Съедобное-несъедобное»! Настолько разнообразный! И главное, я… понимаешь, я же не этот самый… не Джейми Оливер. Хотел бы я им быть, но я не… не про то, как готовить. Мне интересны люди, с которыми я общаюсь. И моя программа про людей, если кто-то этого ещё не заметил. И я там… Настолько мы, вот наша бригада, почувствовали себя комфортно, уютно! Такие они… Ну, знаешь, когда говорят, ну, формально гостеприимные, милые, добрые. Нет! Это не формально. Замечательные, добрые, мягкие ребята, белорусы. И мне это было очень приятно. И ничто не предвещало того, что, на мой взгляд, что произойдет. Они, у меня по ощущениям, смирились с таким немножко унылым политическим своем статусом и…
К. Ларина
―
Как мы при советской власти. Как бы другого и быть не может. Да?
М. Ширвиндт
―
Да. Ну, да. И они там все эти выходы как и мы находили, и комфортно себя чувствовали, и радостно, в общем… Ну, и мы жили прекрасно при Брежневе. Мы как люди, которые общались друг с другом. И когда вот это сейчас жахнуло, то для меня это просто… Ну, я вообще не переношу этих картинок, видео, что… когда это происходило у нас в Москве летом прошлым, что когда здесь. Я… Для меня это такая дикость! Когда… Вот даже я сейчас разместил свое… это обращение в «Инстаграме», и начинаются эти унылые комментарии, что это всё по заказу там какого-то дядюшки Сэма, госдепа. Унылые какие-то. А нечего раскачивать лодку. А вот они сами… Какое сами? Ну, мы видим, что творят. Хорошо, они сами. Хорошо, по заказу дядюшки госдепа. Гейропа поучаствовала. Неважно. Почему с такой силой бьют по лицу дубинкой девочку? Объясните мне! Вот эти упыри. Почему? Кто их натаскал на это? Я не понимаю, как… как происходит вот этот тренинг, что у них, что у нас, когда там на полигоне они говорят: «Так, мы защищаем государство. Враг государства – это люди. Нападай! Бей! Уничтожай!» Вот как? Так происходит? Народ – это главный враг государства, судя по тому, как… как профессионально они калечат людей. Я… не знаю, я не понимаю. Люди же сам не могут такими быть. У них есть жены, матери. Это значит НРЗБ у этих упырей, фашистов. И вместо этого какая-то идея, что это враги, дядюшка Сэм и бей, калечь, ломай. Я никак не ожидал этого увидеть. Я ожид… Уже, к сожалению, я привык это видеть у нас. И то же комментарии те же. А нечего лезть. А кто… Какая разница?! Давайте с другой стороны говорить. А можно так бить? Вообще бить людей можно или нет? Задержи, арестуй, проведи следствие. Но вот с… с восторгом садизма вот так махать этой дубиной, я никак не ожидал это увидеть в Беларуси, потому что вот тот… та доброта и милота, которую я там ложками столовыми ел, никак это не подразумевала. Я думаю, ну, уж у них этого не будет. И на тебе! Переплюнули.
К. Ларина
―
Тут еще какой-то момент есть, как мне кажется, когда человек… когда начинает бить, причинять боль другому человеку, вот эти вот садистские наклонности, которые проявляются в этих людях, они не могут остановиться. Ты обратил внимание? Ведь это вот это абсолютный признак садизма, когда человек от этого получает удовольствие. То есть там какой-то выброс идёт каких-то микроэлементов, не знаю, которые не могут человека… приводят в состояние неистовства. Он может остановиться. И мы сейчас видим…
М. Ширвиндт
―
Да, и в эйфории…
К. Ларина
―
Да, в эйфории. Да. Да, да. Это, как нам рассказывали… То, что мы видим свидетельства и в наших СИЗО, когда людей избивают – да? – и пытают перед тем, как отправить… Осудить и отправить в суд. Но здесь, я думаю, что это, конечно, стадия перешла уже в настоящее преступление. И назад дороги нет. Но люди ведь удивительно, что они действительно сами, сами выбрали этот неожиданный путь, вдруг решили, что они больше не могут. 26 лет. Это как раз все обращают внимание, что основной костяк вот этой вот… восстания, абсолютного гражданского восстания – это молодежь, это поколение… как у нас вот есть поколение Путина, так и там есть поколение Лукашенко, которые родились при нем. Им уже сейчас под 30.
М. Ширвиндт
―
Я могу просто… Ну, часть я, кажется, понял. Они вот, как я видел, там в прошлом году они научились жить в этих предлагаемых обстоятельствах и получать свою радость, которая любому человеку необходима. Когда они увидели беспредел, это их… Они… Они не выросли как мы в то время действительно, когда мы жили и не знали, что по-другому бывает, когда мы голосовали за одного кандидата, и он набирал 99,9%. Когда они увидели реально, как может бесцеремонно, нагло, тупо… тупо расчищать себе дорогу этот вдруг ставший совершенно кровавым диктатором, сажая всех оппонентов в тюрьму по… Они же, люди же это понимают, что это бред собачий, что он просто давит кованным сапогом. И… И потом вдруг написал себе эти 80%. Но тоже это тупо. Ну, напиши 57. И типа я выиграл по очкам, хотя была борьба. Нет. 8… Почему его клевреты не вбили ему 94, непонятно. Потому, что 80, что это. И это настолько поразило, что вот этого съесть не могли, потому что думать всегда… На чем кончается любой диктатор и тоталитаризм? Когда они думают, и этот съедят. И кормят дальше. И это съедят.
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
В какой-то момент они это не съедают. И… и начинается страшное.
К. Ларина
―
Скажи, пожалуйста…
М. Ширвиндт
―
… слава богу, надеяться, что не страшное.
К. Ларина
―
Скажи, пожалуйста, вот у нас, конечно, если вот говорим о нашей стране и о том пути, который мы проходим, безусловно, была такая эйфория, которую наше поколение пережило, как собственно поколение наших родителей переживало Оттепель, так вот мы пережили вот эту оттепель под названием Перестройка и август 91-го, и это было совсем… совсем другие исторические перспективы в то время. Когда у тебя вообще появились первые разочарования? И вообще испытывал ты иллюзии по поводу нынешней власти и нынешнего президента?
М. Ширвиндт
―
Ну, я вообще не верю ни одному президенту, не верю ни одному политику, потому что он может сегодня быть таким, а завтра абсолютно другим, потому что вообще амбиции человека, который рвется во власть и методы его туда попадания, они уже характеризуют любую личность. Я хочу быть правителем. Вот и что надо для этого сделать? Надо быть добрым. Надо быть злым и так далее. Поэтому я не верю в их какие-то особые человеческие качества. То, что когда пришел наш президент к власти, он первые его шаги и некоторое время, которое он правил нашей страной, были надежды, что это будет позитивная тенденция в развитии нашего нового шаткого общества. А потом вероятно, ну, как говорят специалисты, ваши коллеги, что-то не поделил с западом. Не так его оценили в не… не достаточной степени. И сказал: «Ах, так!» И вот мы это «ах, так!» и имеем до сих пор. Поэтому… Ну, может, опять что-то раз и изменится, и какая-нибудь конъюнктура поменяется, и мы будем плыть теперь в светлое будущее.
К. Ларина
―
Ну, постой. Ты в принципе к любым политическим деятелям, к политикам, к политике относишься с изрядной долей скептицизма, как я понимаю, и недоверия. Ну, тогда как? Все равно политика двигает общество, и политика движется историю, как ни крути. Я не говорю о переворотах военных или еще каких-нибудь, а об идеях, о политическом устройстве общества. Ну, блин. В конце концов когда мы отказывались от советского в пользу демократии и свободы, это тоже политика. И были люди в то время, которые олицетворяли собой это… это наше желанное будущее. Тот же Борис Ельцин, в то время я имел в виду, тот первый Ельцин.
М. Ширвиндт
―
Да, да. Ты знаешь, я хочу с тобой поговорить о любви немножко. Это недавняя мысль как-то у меня закралась. Вот есть прекрасное, высокое чувство – любовь, которое мы испытываем к своим женам, мужьям, детям, родителям, друзьям, любовникам, любовницам…
К. Ларина
―
И собакам.
М. Ширвиндт
―
И собакам. Это любовь. И это нормально, даже если это любовник, любовница. Это человеческое. Но почему в нашей стране, в особо взятой стране мы испытываем вот это чувство, сильное чувство любви к правителям? Вот я этого не понимаю. Ведь кто такой президент? Это… Взять там ЖЭК или РЭУ, это начальник ЖЭКа, а премьер-министр – это главный инженер ЖЭКа. Правильно? Его нанимает наш район, чтобы у нас не текли… не текли унитазы. И мы испытываем к ним любовь? Нет? Мы орем в истерике, что течёт, почему выключили свет, что случилось, почему у меня сосулька упала. Мы требуем с них то, за что мы им платим, и за что мы их выбрали. Мы их не любим. Как только уровень начальника ЖЭКа повышается, потихонечку прокладывается 1-е НРЗБ приобнять. Тогда уже доходит НРЗБ любовь уже патологическая. Это медицинская любовь, потому что это диагноз. Любите собак и детей! А к правителям относитесь с уважением или не с уважением. И вот я хочу мысль о любви закончить, благословенным… благословенными народами, живущими в Бельгии, в Дании, в Швейцарии, потому что немногие из них, а я проводил такой опрос, они не знают фамилию своих президентов и премьер-министров. Они не запоминают. Они там что-то меняются. Потому, что в данном случае роль личности в истории вообще никакой роли не играет…
К. Ларина
―
Это не меняет устройство общества, политическое устройство не меняется. Да.
М. Ширвиндт
―
Это слово называется закон. И этот закон будет исполняться с джейсоном, с тютькиным, с путькиным, с кем угодно. Будет работать закон. И ничего не может сделать. Даже экстравагантный Трамп не может ничего сделать. Может только какие-то небольшие нюансы. А вообще это закон. Вот.
К. Ларина
―
Ну, хорошо. Тогда о любви. А любовь к Родине? Как ты её трактуешь?
М. Ширвиндт
―
Любовь к Родине – это… Как кто-то из великих тоже сказал, что патриотизм – это крайняя степень уже деградации и распада личности, когда ты живёшь в формальном патриотизме. Мы… Вот когда человек говорит, я повар, я художник, я, не знаю, танцор, я инженер. Я это понимаю. А когда он говорит, я русский, я еврей, я татарин. И что? А мне надо… Как сказать? Наплевать, кто ты по этносу. Ты что-нибудь кроме того, что ты татарин или русский сделал? Ты повар или ты художник? Или ты мы… это мы… Вот… Россия! Вот они срывающимися голосами кричат бездумно и бессмысленно. Надо делать дело и любить свою родину за что-то. А если не любить, то делать так, чтобы она была лучше. И когда все время упреки в адрес оппозиционеров и этих так называемых демократов, вот эти все… дядюшка Сэм и Гейропа им платит деньги. Где эти деньги? Где они? И неужели вот эти вот злопыхатели не понимают, что намного выгоднее любить в кавычках родину и демонстрировать фальшивое это, чем пытаться что-то изменить, чтобы было им же лучше в итоге? Нет. Это тоже уже прокапанные телевизионной иглой мозги, которые уже… Вот мы любим. Мы… Мы патриоты. А что вы патриоты? А вы… вы чем занимаетесь вообще? Мы… мы любим родину.
К. Ларина
―
Миша…
М. Ширвиндт
―
… нет, Антон Табаков, видно, хочет меня поздравить. Я его отсоединяю.
К. Ларина
―
Да. Понятно.
М. Ширвиндт
―
Вредит нам с тобой, нашему эфиру.
К. Ларина
―
Мишенька, а тогда вот, кстати, про друзей, про товарищей и про тех… окружение, с которым ты долгие годы вместе. У тебя за последнее время случались раз… расставания по идеологическим причинам с человеком, с которым ты общался долгие годы? Или до такого не дошло еще?
М. Ширвиндт
―
Они случаются в моём сознании. Я человек не конфликтный. Я не люблю срывать маски. Я не люблю бросать обвинения в лицо. Но когда… Вообще мне поразительно. Мы когда жили в наше время советское, всё было единое. Мы были все одинаковые. Мы все не любили советскую власть.
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
Мы все не любили КПСС. Все клялись в любви советской власти и КПСС и прекрасно находили в этом какую-то гармонию, потому что так были условия игры. Не было ни одного человека, который бы искренне верил в победу коммунизма и прочую хрень. А сейчас НРЗБ сейчас действительно есть полярные точки зрения. Кто-то поддерживает, кто-то не поддерживает. Крым наш, Крым не наш. И это удивительно, потому что это в корне отличается от того, что было в те годы застоя. И поразительно, когда эта напасть касается людей, которые не подвержены идеологической вот этой атаки, которая идёт на телевизионных каналах, в частности и те, кто это творят.
К. Ларина
―
Да.
М. Ширвиндт
―
Они же не верят в это. Вот кто пропагандирует нам вот всю эту хрень, они же сами-то знают, что это всё по-другому. И вот с этими людьми я стараюсь просто не общаться ни при каких обстоятельствах. Я просто не иду в компанию, когда знаю, что он там будет. Это мой протест. Вот не более того.
К. Ларина
―
А с близкими друзьями случаются такие споры? Диспут.
М. Ширвиндт
―
Бог миловал. С близкими обошлось. Нет никого, кто бы был настолько… настолько.
К. Ларина
―
Но то, что ты сейчас сказал про советское время, это я тоже моя любимая тема и мой любимый вопрос, почему в то время когда, казалось бы… ну, самое такое закрытое, несправедливое, беззаконное, общество, в котором мы жили, было ощущение, что нормальных людей больше, что они все вот… чтобы… что вот наша страна состоит из нормальных людей. А сегодня ощущение совсем другое. Ты всё время чувствуешь, что ты… тебя мало. Вот таких как ты мало. И стараешься как-то ловить людей, которые близки тебе по убеждениям. Вот это удивительно. Казалось бы, должно быть всё по-другому. Почему? На этот вопрос у меня ответа нет. Я не понимаю почему. Может, потому, что раньше никто не высказывался? А потом, когда пришла свобода слова вдруг выяснилось, что один из твоих друзей – сталинист, другой – шовинист, 3-й – антисемит. Раньше-то молчали. Никто не спрашивал.
М. Ширвиндт
―
Нет, нет, Ксюш. Ведь как раз в период, когда острых дискуссий и телевизионных хороших программ, еще хорошего НТВ, уже можно было… То есть не уже, только и тогда и можно было говорить. Сейчас-то опять нельзя. И что-то не было тогда такого раздрызга не в друзьях, не в принципиальных позициях. Все равно были все те, кого ты считал своими, таковыми и были. Никто… мог сказать всё, что угодно, но никто особо не проявлялся. Это случилось вот сейчас после вот «Крым наш». Как-то вот раз! И так разделились. И на это у меня тоже нет ответа, кроме я не могу… Когда я говорю там о людях, которые не подвержены вот этой пропаганде, вот это меня удивляет. Я… Нет, конечно, я понимаю, и мне жалко этих 7 старушек, которые смотрят это правосеки, Гейропа, госдеп, они… Они не знают, кто такие госдеп, правосеки и Гейропа. Но у них… Ну, установку эту они знают. И навальные. Они тоже… Навальные – это некая тоже какая-то группировка. И им велено их не любит, они их не любят. Я их не осуждаю. Им… Над ними проводят эксперимент. Я… Меня угнетают, и вот кому не хочется подавать руки – это тем, которые всё прекрасно понимают и делают это цинично только ради собственной выгоды, всё про всё зная и тем не менее пропагандируя, и развивая эту… А это всё… Понимаешь, вот когда там рассказывают про… Это шутки шутками. Конечно, когда рассказывают про распятого мальчика – да? – об этом в Донбассе, и до… Во-первых, уже сам факт этого рассказа, он провоцирует людей. Потом выясняется, что это утка, но тем не менее кто-то взял ружье и пошел туда на фронт и погиб. Значит, этот человек, который разместил этот сюжет, он имеет прямое, непосредственное отношение к смерти человека, который поверил его туфте. И вот это… Это серьезное преступление. Это надо… Просто они-то думают, что это настолько как бы опосредованное и их не касается. Касается напрямую. И вот это нельзя простить.
К. Ларина
―
Ну, как собственно и писатели, и музыканты, которые… так называемые «певцы войны», которые вот вовремя украинских событий просто в открытую призывали, что называется, к оружию. И очень многие на это повелись и пошли к ним. Да? Я с тобой согласна. Здесь степень ответственности… степень ответственности точно такая же как у люб… как и у политиков. Окей. Хорошо. Тогда мой вопрос, наверное, последний. Место искусства вообще и развлечений, досуга, искусство театра, кино, музыки, литературы во всём этом сегодняшнем мире, она… это место, оно вообще какое? Где оно?
М. Ширвиндт
―
Где? В разных местах. Ну… Да я не знаю. Я… Искусство театра, по-моему, прекращает свое существование плавно в силу медицинских показаний, потому что театр не может полноценно существовать в тех условий, в которых ему предлагают это делать в…
К. Ларина
―
Ты имеешь в виду по… в связи с пандемией, да?
М. Ширвиндт
―
Ну, да. Да. Театр– все-таки это наиболее живое из того, что сейчас нас окружает. Кино умерло еще раньше. Сериалы кромешные. Литература… Я не знаю, я слежу, я читаю много, но чего-то я не натыкался в последнее время на то, чтобы вот я… Wow! Вот это сегодняшняя… Вот это литература сегодняшнего дня. Такого тоже нет.
К. Ларина
―
Как такое может… Как такое может быть? Ты рисуешь страшную картину. Я… У нас финал передачи, он должен быть светлым.
М. Ширвиндт
―
YouTube! YouTube! YouTube! Всё там! Всё живое там! Да здравствуйте Дудь! Да здравствует независимое вещание в свободном пространстве!
К. Ларина
―
Ну, пусть так. Получилось не слишком, конечно, убедительно. Финал. Финал получился не слишком убедительным. Ну, главное, что живы и еще можем смеяться и говорить, самое главное. Всё-таки эта возможность пока еще существует. Миша, я тебя благодарю…
М. Ширвиндт
―
Давай пожелаем терпения и здоровья, и… и преодоления нашим прекрасным соседям-белорусском, потому что это куда важнее в сегодняшней ситуации, чем всё остальное, о чём мы говорили.
К. Ларина
―
Абсолютно я с тобой согласна, присоединяюсь к этим пожеланиям. Будем надеяться на счастливый финал. Спасибо тебе огромное. Привет всем твоим чадам и домочадцам, и всем, кто там на фотографиях за… за спиной. Я многих узнаю. Обнимаю тебя крепко. И до встречи в сетях. Пока!
М. Ширвиндт
―
В сетях «Ютюба». Пока! Целую!