Виталий Манский - Дифирамб - 2020-07-19
19.07.2020
19 июля 2020 года. В эфире радиостанции «Эхо Москвы» - Виталий Манский, режиссер-документалист, член американской киноакадемии. Эфир ведет Ксения Ларина.
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб», которая у нас то «Дифирамб», то «Культурный шок» в зависимости от вашего настроения. Сейчас проверим, какое настроение у нас сегодня. У микрофона Ксения Ларина. Мой гость сегодня режиссер-документалист, президент и основатель фестиваля документального кино «Артдокфест», а теперь еще и член американской Академии кинематографических наук Виталий Манский. Виталий, приветствую тебя! Здравствуйте!
Виталий Манский
―
Привет! Слушай, она называется и наук? Я думал, что она называется искусств кинематографических. Ну, там тоже…
К. Ларина
―
Наук и искусств. Искусств и наук.
В. Манский
―
Искусств и наук. Да.
К. Ларина
―
Ну, дорогие друзья, вы понимаете, что студия у нас виртуальная, поскольку я вот в одном конце Европы, Виталий Манский в другом конце Европы, но всё это нам не мешает соединиться в студии радиостанции «Эхо Москвы» и провести нашу сегодняшнюю встречу. Ну, во-первых, я хочу поздравить Виталия с этим… Я даже не знаю, как выбор Академии… Как это происходит всё?
В. Манский
―
Ксюша, я понятия не имею…
К. Ларина
―
… прошу принять меня. Нет, не писал?
В. Манский
―
Нет. Знаешь, никуда никогда в жизни не писал подобное заявление, ну, насколько я помню. Ну, в смысле никакие академии, партии и прочее, прочее. Я узнал… Мне стали… Утром я открыл Facebook и вижу, пара человек меня поздравляют. Я не очень понял, с чем. А потом уже прочитал… То есть, короче говоря, как это там происходит, я не очень понимаю. Наверное, кто-то рекомендует. Потом кто-то голосует. Помимо меня и совершенно неожиданность. Ну, теперь будем засуживать тех, кто снимает плохое кино и помогать тем, кто снимает кино хорошее.
К. Ларина
―
Тогда добавлю, что кроме Виталия Манского еще вот в этом году в состав Академии приняли также коллегу Виталия документалиста-классика и учителя документалистов всех Марину Разбежкину.
В. Манский
―
Ой, там теперь в Голливуде им мало не покажется. Там Разбежкина наведет порядок.
К. Ларина
―
Виталий, у меня мой 1-й вопрос к тебе такой: вообще интерес к России сегодня сохраняется вот в Европе, в мире, на твой взгляд? И если да, то в каком контексте, что интересует людей.
В. Манский
―
Ты знаешь, нет, скорее интерес вот такой, какой был когда-то, там скажем, в первые годы Перестройки, он ушёл. И вот тот интерес, он был связан с какими-то надеждами, такой был интерес в позитиве такой, так сказать, даже если что-то у нас крепко не получилось, или там были какие-то проблемы, всё равно вот был интерес и желание как бы вникнуть, помочь, разобраться, так сказать, вот что-то такое. Сейчас мне кажется, что в целом Европа немножко подустала от России в том смысле, что Европа не понимает… Ну, я НРЗБ не хочу тут сейчас выступать за всю Европу. Поэтому это мои ощущение на… на примере, я не знаю, копродукции с… на российских темы, вот документальное кино на российские темы. Есть какая-то и усталость, и есть какая-то некоторая, может быть, обреченность у продюсеров, у телевизионных редакторов, которые… В общем, телевидение – это одна из главных площадок для документального кино. И как-то вот уже так слышится либо в прямую, либо между строк: ну, что с этой Россией? Так сказать, вот она всё идёт каким-то таким обреченным… Вот она ничего не хочет. Она не хочет Европу, ну, и, ну, типа с ними, пусть они там как-то сами мы и…
К. Ларина
―
Это… это их выбор. Да?
В. Манский
―
Ну… Ну, да. И все эти наши очередные голосования, которые подтверждают, что, в общем… Ну, как? Я не знаю, что они подтверждают, но для внешнего потребителя они сообщают, что, оказывается, в России все, так сказать, хотят, чтобы Путин правил вечно, чтоб Россия была вновь агрессивной страной, которая, в общем, доставляет какие-то неудобства соседям. И поэтому, ну, как-то интересоваться вот этой страной… в принципе ничего нового. Понимаешь, когда была Перестройка, Россия вдруг казалась страной, ну, Россия, Советский Союз, страной, которая предложила новую повестку, новые надежды, новые горизонты, нечто новое и…
К. Ларина
―
И желание. Главное – желание…
В. Манский
―
Да…
К. Ларина
―
… менять ход истории. Да?
В. Манский
―
Да. А сейчас как-то это вот… Если есть интерес, то, скорее, я не знаю, как то ни парадоксально там к Узбекистану, например. Так как вот я занимаюсь… Мы же здесь в Риге делаем pitching проектов документальных. То есть стараемся помогать независимым авторам из всего бывшего Союза. И я вот каждый год вижу, что происходит. Вот я вижу, что сейчас как-то больше смотрят на Киргизию, там Таджикистан, как это ни парадоксально, который вроде бы с вечным… Как его там? Оглы? Ну, этим их президентом. Тоже вроде не дает каких-то поводов. Но, может быть, это сложная такая штука. Может быть, они понимают некую безысходность таджикского народа, у которого нет выбора. И поэтому они больше им симпатизируют. А россияне выбор имеют. И это правда. Россияне в принципе выбор имеют. Они им не пользуются. Они индифферентно относится к тому мороку, который, в общем, на многие годы теперь вперед определила действующая власть. И Европа как-то без уважения к этому относится. А если нет уважения, то и соответственно нет какого-то… Ну, и так далее.
К. Ларина
―
Ты пошел голосовать…
В. Манский
―
Не хочу, чтоб нас тут находящихся в разных концах Европы, так сказать, обвиняли в всяких, так сказать, смертных грехах.
К. Ларина
―
И в снобизме.В.Манский: В целом Европа немножко подустала от России
В. Манский
―
Да.
К. Ларина
―
Вот ты пошёл голосовать. Ты остаёшься гражданином Российской Федерации. И вы с Наташей, как я поняла из твоего «Фейсбука», все-таки пошли и поставили свою букву «х». Да?
В. Манский
―
Да, ты знаешь…
К. Ларина
―
Почему ты на это повёлся? Ты же понимаешь, что это игра.
В. Манский
―
Ну, сдуру. Ну, сдуру. Ну, что-то вот я точно знал, что вот не надо и как-то… и не собирался идти. И это была пятница, что ли? Когда голосование-то было, я не помню, в какой день?
К. Ларина
―
Каких пол… 7 дней было всего.
В. Манский
―
А, ну, тогда это последний день. Вот этот последний день…
К. Ларина
―
1 июля – последний день был. Да.
В. Манский
―
Ну, я не помню, какой это был день. Ну, пришёл с монтажа, пришёл домой. Ещё уходя из офиса, увидел, Чулпан разместила у себя на «Фейсбуке», так сказать, что она проголосовала. Значит, кому интересно, пусть они пойдут, посмотрят, как она проголосовала. Думаю, ну, если уже Чулпан, доверенное лицо, подняла свою, так сказать, легкую молодую попу и поехала из там, значит, с одного конца страны в другую, а я просто знаю, что она далеко от избирательного участка сейчас находится, и проголосовала, ну, что вот мне… И как-то… Даже я, по-моему, Наташе сказал… Потому, что Наташа меня подбивала как-то так намеками, не пойти ли нам проголосовать, она так немножко в этих вопросах НРЗБ вступать в… А тут я говорю: «Слушай, вроде успеваем. Когда там?» А завели мы этот разговор, ну, типа без 25 восемь. Вроде успеваем. Мы прыгнули в машину. У нас рядом с домом какой-то там русский… посольство. Я даже не знаю, что это такое. Не посольство. Какое-то здание, где был… И мы вот вскочили, за 10 минут до закрытия проголосовали. И вроде бы даже, знаешь, и вроде бы мне показалось, что, ну, уж в Латвии, ну, тут же не… не могут жить хоть и с русскими паспортами, но как бы конченые идиоты. Ну, наверное, всё-таки… И на следующий день я читаю, Латвия 90% за обнуление. И, откровенно говоря, вот для меня это не то, что разочарование. Я как-то особо тут ни на что не… в плане держателей русских паспортов в Латвии ни на что особо не рассчитываю. Но какое-то разочарование… Вот я повторюсь, никакого разочарования нет, но какое-то абсолютное недоумение. Ну, это понимаешь, ну, это как бы вот… Я не могу понять, они действительно хотят, чтобы в стране, в которой они не живут и часто в которую они не ездят, это всё продолжалось, или они хотят… Что… Что происходит в сознании этих людей? Ну, понятно, меркантильно они как бы получают там две пенсии. Получают пенсию латышскую и пенсию российскую. Кстати говоря, больше, чем Россия платит россиянам. Ну, окей. Но если вот этого достаточно, чтобы подлить керосин в соседний дом, в общем, не будучи уверенным, что огонь не перебросится, ну, сомнительная такая логика.
К. Ларина
―
Хорошая тема, она очень важная. Я хотела на ней остановиться. Но перед тем, как уточнить кое-что и задать вопрос, я хочу вернуться к Чулпан Хаматовой, чтобы нас потом не обвиняли в различных смертных грехах. Во-пер… И хочу тебя поправить. 1-е – Чулпан никогда не была доверенным лицом Путина. Она записывала ролики в его поддержку. Это да. Но доверенным лицом не была никогда. И 2-е по поводу молодой попы, которую она оторвала. В свете последних движений феминизма и движения «Me too», я бы на твоём месте поостереглась бы от таких выражений публичных.
В. Манский
―
Ой, блин! Всё! Сейчас меня уволят, исключат из Академии американской.
К. Ларина
―
Только-только включили…
В. Манский
―
Из российской заодно, из украинской. Из всех академий. И куда бедному крестьянину податься? Слушай, вот это новая этика, это тоже какая-то такая забубённая штука. То есть я, конечно, полностью поддерживаю, но мне кажется, что есть какие-то пределы как бы, которые общество переступает.
К. Ларина
―
Просто превращается всё в какую-то… в какую-то жутко фарсовую и страшную структуру, почти фашизоидную. Я с тобой совершенно согласна.
В. Манский
―
Нет, ну, это… Ну, понимаешь, это как-то такая новая инквизиция. Но инквизиция эта как бы… как бы ладно. Но, так сказать, я бы все же призвал к кому-то здравому смыслу. Когда, так сказать, мер… мерзавца этого… значит, Харви Вайнштейна там, значит, кстати, исключают из американской Академии… Я тут, когда меня приняли в Академию, я почитал, что там про Академию, куда… туда-сюда. И я прочитал, что, оказывается, из Академии там исключали за всю историю 3-х человек. Это вот Вайнштейн. Это Полански. И там еще один комик. Значит, так вот исключили из Академии, да, окей, понимаю. Ну, так сказать, там вывели из бизнеса, ну, понимаю. 23 года тюрьмы… Ну, вот не уверен. Ну, вот честно сказать, не уверен не… абсолютно здесь слово не скажу в его поддержку, просто не уверен про 23 года тюрьмы. Особенно, так сказать, живя в Европе, где вот тут в соседней стране Норвегии…
К. Ларина
―
Брейвик.
В. Манский
―
…Брейвик, который…
К. Ларина
―
21, по-моему.
В. Манский
―
… Да. Так сказать, просто убил молодых… лишил жизни, я уж не помню, сколько там… 70 молодых парней и девчонок. 20 лет. И в тюрьме он ещё там учится в университете и прочее, прочее. Ну, вот-вот как-то так. И потом еще это 2-я… И еще такая деталь НРЗБ все стали, так сказать, открывать… вытаскивать скелеты из шкафов. Но как бы я не знаю, кто-нибудь… кто-нибудь сейчас пытался курить в самолете? Вот на борту самолёта? Вот что сделают с человеком, который будет курить в самолёте сейчас? Хотя в самолете…
К. Ларина
―
… когда прилетят на место, сдадут в полицию.
В. Манский
―
Ну, вот, ну, естественно там… Да. Но вот в старых самолетах, еще в этих креслах, если кто обращал внимание, еще пепельницы. Вот я не такой старый человек, как я себя чувствую вообще достаточно молодым, но ещё помню, как в самолётах курили. Ну, так вот если ты сейчас куришь, ну, тебя высадят. А если ты когда-то курил, тебя – что? – должны лишить права летать теперь на самолетах? Вот как-то тут есть такой момент, который… Ну, я… Ну, я знаю, что да, что, наверное, сейчас я…
К. Ларина
―
Тонкий лед. Да. Потому, что, ну, тут нужно, наверное, как бы сказать что? Что есть уголовное преступление под названием изнасилование или покушения на изнасилование. И есть уголовная статья. Да?
В. Манский
―
Но тут вообще слов нет. Я просто говорю о том, что как-то… как-то… как-то… И с другой стороны мне и памятники Колумбу тоже за них как-то грустно, так сказать.В.Манский: Каждый человек должен определять, что для него ценнее и важнее, принципиальнее
К. Ларина
―
А Сервантес тоже попал под раздачу.
В. Манский
―
Ну, да. В общем, тут что-то такое происходит… Это к тому… Это я… Знаешь, это я, так сказать, несколько комплексуя, что вот заговорили про Россию, держателей русских паспортов, решил переметнулся и немножко, так сказать, вот потоптаться на… на других темах, потому что, ну, конечно, России это не касается. У нас Ленин как стоял, так и стоит и будет стоит до 36-го года точно, а там посмотрим.
К. Ларина
―
Ну, я не знаю. Может быть, мы еще вернемся к этой теме. Но я хотела бы вернуться к теме так называемой путинской пятой колонной в Европе, потому что это не только в Латвии, мы это наблюдаем во многих странах европейских и вот… и в бывших советских, и бывших странах соцлагеря, да и, собственно говоря, вполне себе нормальных странах, цивилизованных, продвинутых типа там Италии или Германии, или даже Англии. Вот что это за люди? Из кого они состоят? Это бывши… это какая… Это поток эмигрантов из Советского Союза? Это старшее поколение? Вот ты для себя… как ты их определяешь?
В. Манский
―
Нет, нет. Ну, тут серьезные есть отличия между русскими в тех странах, которые ты перечислила, и Латвией. Латвией или Балтией в целом, потому что в Балтии это советские граждане, которые по комсомольским путевкам и… и оным приезжало в советские годы из одного советского города переезжало в другой советский город, и когда Советский Союз рухнул в 91-м году Литва приняла решение, что все на момент икс живущие в Литве становится гражданами Литвы при их желании. А Эстония и Латвия приняли другое решение. И вот этим людям дали паспорта неграждан, чем, в общем, тоже вызвали у этих людей определённые и достаточно справедливые… у части этих людей справедливые возражения. И те, так сказать, вот обиды, они тянутся и как бы вот… что тут такое с этим происходит. Но сейчас я знаю, ну, живя в Латвии, естественно я коммуницирую в том числе и с людьми, носителями вот этих паспортов неграждан. И среди таких людей у меня есть несколько близких знакомых, с которыми мы можем говорить открыто. И вот эти люди, они, в общем, не являются пропутинскими, прокремлевскими. Но наличие у них паспорта негражданина очень комфортный инструмент для их жизни, потому что паспорт негражданина позволяет им без визы ездить по тем странам, куда въезд по российскому паспорту, ну, в первую очередь Россия и республики. Паспорт негражданина Латвийской республики позволяет им въезжать во все страны западного мира. То есть им открыт мир в две стороны. И эти люди достаточно востребованы для разных компаний, бизнес-компаний. А когда они выходят на пенсию, они получают две пенсии. И это, в общем, такая удобная штука, так сказать, которую так вот еще не просто себе устроить. И поэтому…
К. Ларина
―
Как в Крыму, кстати, многие имеют два паспорта: и российский, и украинский.
В. Манский
―
Нет, я бы НРЗБ… Я бы здесь не сравнивал все-таки.
К. Ларина
―
Да?
В. Манский
―
Вот это сравнение не совсем… Мне думается, не совсем корректное. Может быть, оно с годами будет таковым, потому что все-таки в Крыму горит. В Крыму все, так сказать, это такая живая рана. Здесь это какие-то истории, давно минувших дней. И сейчас кроме такого утилитарного удобство, которое… которое имеет обладатель вот этих двух преференций, ничего особого нет. Ну, конечно, есть люди, которые на этом пытаются какой-то свой политический капитал разыграть. И иногда это делают весьма успешно. Вот был такой мэр в Риге, который этим жонглировал, этими вещами. Но, в общем, Латвия, так сказать, может быть, не столь быстро, но совершенно, так сказать, поступательно, уверенно продвигается в европейское пространство, и все эти вещи так или иначе будут изжиты со временем.
К. Ларина
―
Минуточку. Ты только что сказал, что какое количество людей проголосовало за вечного Путина.
В. Манский
―
А давай я тогда уточню. Знаешь, этот… и чтоб тоже не… не обвинили нас, меня. Идёт речь о 90% среди тех, кто голосовали. То есть не 90% латышей.
К. Ларина
―
Ну, понятно. Конечно.
В. Манский
―
… те, кто пришли на избирательные участки. А пришли на избирательные участки только обладатели… Советского хотел сказать.
К. Ларина
―
Российского паспорта.
В. Манский
―
Российского паспорта. Сколько процентов от живущих в Латвии, имеющих право на голосование, пришло голосовать, я, абсолютно говоря, не знаю. Я этим не очень увлекался. Но сам факт вот этих 90%... Ну, я скажу так, что как… Я помню мы с Наташей прилетели вечером вот в день выборов Путина, ну, как бы понятно, я его даже вот не будем говорить президента, а именно, помнишь, в 18-м году, когда там…
К. Ларина
―
Да.
В. Манский
―
И мы ехали домой из аэропорта, приезжали… Сначала мы проезжали посольство, а потом как раз вот этот особняк, где мы голосовали как НРЗБ российское. И мы прилетели вечером. Я не помню, до которого часа было голосование, но, по-моему, мы ехали на машине там после девяти, и стояли очереди, ну, я не знаю, километровая очередь стояла в посольство. Совершенно очевидно, что все стоявшие в очереди, не успели бы… и не успели войти в здание посольства до момента закрытия. То есть и тогда в Латвии проголосовало среди… владеющих паспортами 97 или 98%. Больше, чем в Чечне проголосовали за Путина. Поэтому тут такое… такая особая…
К. Ларина
―
Тут, кстати, я… Я просто хочу тебе сказать, что всё равно здесь есть возможность для обобщения, потому что люди, которые приходят голосовать на участки за пределами России, они все являются, конечно же, избирателями российскими и являются российскими гражданами, которые живут там долгие годы в разных странах Европы, работают, даже, может быть, уже и дети их там родились и учатся, они там все живут и работают, и гражданство свое не утеряли.
В. Манский
―
Прости, я тебя всё-таки…
К. Ларина
―
Да.
В. Манский
―
… всё-таки пере… Да, но я просто хотел сказать, что латвийский избиратель отличается от избирателя там чешского, немецкого, куда люди приехали недавно. То есть они уезжали уже из Советского Союза, уже уезжали из России. Это чуть-чуть другой… другой, ну, как бы. И, кстати сказать, этот избиратель всё-таки по… Я посмотрел, что там в Берлине, в Штатах, по-моему, в Италии, в Праге. Всё-таки эти избиратели уже голосовали против. То есть в этих странах большинство было против поправок в Конституцию. А в Латвии все-таки вот эти старые советские… советской закваски… Потом, может быть, даже не россияне. Может быть, это какие-нибудь исходно каза… из Казахстана, Узбекистана, я не знаю там, вот они всё же ещё живут этим стильным… У них эта родовая травма ещё, так сказать, сильна, и они вот этим прошлым живут, и вот они так голосуют. Извини, что тебя перебил.
К. Ларина
―
Возможно ли воссоздание Советского Союза, на твой взгляд? Вот эта вот путинская мечта, она может исполниться в той или иной форме?
В. Манский
―
Ну, по-моему, у него в голове уже он создан, этот Советский Союз. Он просто, так сказать, хочет сказку сделать былью. И в чем-то, видишь, ему это удаётся. Все-таки есть у нас такие анклавы, эти все непризнанные республики. И, так сказать, вот сейчас великий писатель земли русской создал партию и вот предлагает Донецк, Луганск включить в состав…
К. Ларина
―
Это Прилепин имеется в виду, да?
В. Манский
―
Прилепин. Да. Имеется в виду России. Абхазия там, я не знаю. Ну, всё это понятно, что эти… эти процессы идут. И, понимаешь как, коль скоро он объявляет, что крах Советского Союза – это величайшая трагедия ХХ века, а он как бы… его миссия на Земле – это, в общем, улучшить, исправить и восстановить, именно восстановить, а не построить. Вот я думаю, что он так себя и видит как…
К. Ларина
―
Как собиратель.
В. Манский
―
… собиратель земель русских. Да.
К. Ларина
―
Но тут еще я бы добавила краску, то, что сейчас вот в Госдуме почти уже принят, уже в первом чтении принят законопроект, который приравнивает любые сомнения в территориальных границах, существующих российских к экстремизму.
В. Манский
―
Нет, подожди. Ну, зачем… Зачем ты вводишь наших слушателей в заблуждение? В какой Госдуме? Какой «принят»? Какой… Ты же не говоришь, что принтер напечатал статью. Но нет у нас никакой Думы, нет никакого процесса принятия. У нас есть технический персонал, который, так сказать, выполняет некие церемониальные функции. Не более того. Поэтому давай все-таки говорить…
К. Ларина
―
Это правда. Я с тобой соглашусь. Но людей-то сажают и хватают, и судят именно по этим самым законам, которые печатает этот принтер, которые в итоге подписывает президент. Вот всё равно там так или иначе. Они же…В.Манский: Балтийские страны воспользовались. А вот кто-то не воспользовался
В. Манский
―
Единственное…
К. Ларина
―
Они же по этим законам…
В. Манский
―
Единственным законодателем и законотворцем, и законоисполнителем в России является один человек. Это пожизненный президент Российской Федерации. Всё остальное декорации. Просто какое-то время перед этой декорацией ставили еще одну декорацию. То есть было как бы две декорации. А сейчас одну за ненадобностью, ну, как бы НРЗБ потемкинскую деревню с правами человека, с некими, так сказать… Сейчас ее убрали за ненадобностью. Просто, ну, как бы оптимизировали процесс. Экономят деньги. На эти деньги лучше ещё, так сказать, пару избирательных участков открыть.
К. Ларина
―
На этом остановимся пока. Виталий Манский – наш гость. Вернемся через некоторое время в программу.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. Наш гость – режиссер-документалист, президент «Артдокфеста» и член американской киноакадемии Виталий Манский. Давай об искусстве, о высоком. Хотя сразу перейдём на политику, потому что все перемешено. По поводу «Артдокфеста», безусловно наша встреча будет осенью уже накануне, я надеюсь, в эфире накануне «Артдокфеста» очередного. Давай на сегодняшний день скажи… Я знаю, что там есть ещё какой-то новый… новый фестиваль должен открыться уже в Риге. Или это тоже «Артдокфест»?
В. Манский
―
Да, мы для сохранения «Артдокфеста» приняли решение в Риге сделать в этом году, открыть большой рижский фестиваль, международный фестиваль документального кино, где будет конкурс «Артдокфест» традиционный. Также мы делаем конкурс на НРЗБ документального кино. Также мы, ну, не возрождаем, а как бы подхватываем традицию рижских симпозиумов документального кино и делаем такую очень большую площадку, где можно абсолютно бесцензурно, свободно смотреть кино, где можно встречаться тем, кто уже не может встречаться в силу геополитических различных обстоятельств. Например, где могут встречаться российские документалисты с украинскими документалистами, потому что украинские не едут в Россию, россияне не могут попасть в Украину. Вот здесь в Риге будет такой… как раньше Берлинский фестиваль. Ведь он создавался как некая площадка, объединяющая в одном месте два мира: западный… ну, вот, так сказать, две стороны берлинской стены. Вот по сути сейчас мы такое создаем в Риге. И я думаю, что к нам и так приезжают люди смотреть картины, общаться, и в том числе, кстати, зрителей я имею в виду. Я думаю, что этот поток зрительский будет увеличиваться, потому что сейчас мы как бы можем спокойно развернуться, нас теперь не сжимают рамки. Мы были в рамках рижского фестиваля, ну, просто игрового кино, и там были сложности с сеансами, с постановкой фильмов. Вот сейчас мы сами себе хозяева. Над нами никого нет. А в принципе в Риге и в Латвии, кстати сказать, вот к разговору, ты меня не спросила, но я скажу. Ведь в принципе Латвия, она же была таким же Советского Союза.
К. Ларина
―
Конечно.
В. Манский
―
Ну, таким же как Россия. То есть мы в принципе в 91-м году вышли из одной точки. И вот выйдя из одной точки, одни пришли в Туркмению, другие – в Россию, а третьи – в Латвию. И в Латвии вот если так разобраться, вот я делаю фестивали, и я даже думал, – думал! – а вот можно ли что-то такое вот сделать на фестивале документального кино, неважно «Артдокфест» или вообще, вот чтобы запретили. Вот ты знаешь, моего воображения не хватает на то, чтобы даже не то, чтоб придумать, а просто представить себе что-то, что может быть запрещено в Латвии. Да?
К. Ларина
―
Какая-то тема. Ну, ты знаешь…
В. Манский
―
В рамках фестиваля я имею ввиду. Нет, конечно, в Латвии запрещено, я не знаю там, переходить дорогу на красный свет. Да?
К. Ларина
―
Коммунистическая символика запрещена в Латвии.
В. Манский
―
Ну, я, кстати, не уверен, что… То есть она может быть и запрещена, коммунистическая символика. Но без проблем коммунистическую символику можно показывать в фильмах на фестивале. И мы показывали. У нас в прошлом году там была картина «Секретарь райкома», по-моему, где полно было этой коммунистической символики. И вообще, ну, на выходе никаких проблем, потому что это… это не ситуация, когда в России нельзя показать, я не знаю, и у нас реально были проблемы вплоть до там прокуратуры, нельзя показать в фильме флаг запрещённой в России организации «Правый сектор». У нас там на общем плане проезжала машина с этим флагом, проблем было полные штаны. В Латвии до такого идиотизма никто не доходит. То есть если я, например, выйду с флагом красным…
К. Ларина
―
С советским, да?
В. Манский
―
… серпастым, молоткастым, значит, советским. Да. Выйду… Да и то нет, подожди. Да не-не. Ну, я же был 9 мая в Риге. Все ходят. Нет, нет, нет. Мне… Я… То есть не могу тебе ответственно ответить, вот по поводу запрещено ли. Но я неоднократно видел, и я часто, кстати, встречаю в Старом городе русских туристов, которые, ну, так сказать, видимо, хотят подзадорить или просто поэпатировать непонятно кого, потому что там только туристы-то и ходят по Старому городу и носят майки либо там с гербом Советского Союза, либо с Путиным там с голым торсом там, ну, всякие такие вот штучки, они…
К. Ларина
―
… другая страна. Ты прав в том, что… она всё равно при всем… при всей своей европейскости, она все равно бывшая советская страна. И… и рудименты, и остатки они всё равно видны. Даже… Я просто сейчас тебя случаю и вспомнила, что мы дружим, мы на «Эхе», все знают эту радиостанцию, радио «Балтком» русскоязычное, которое работает в Латвии. Я у ребят тоже там была в качестве гостя. И меня поразила публика. Они там включают телефонные звонки. Слушай, они там абсолютно…
В. Манский
―
Ой, мама, не горюй! Мама, не горюй! Да.
К. Ларина
―
… советские люди. У нас даже в Москве таких нужно поискать какая там!
В. Манский
―
Это абсолютно! Абсолютно!
К. Ларина
―
И это загадка. Эти люди, которые там живут.
В. Манский
―
Вот ты знаешь, я когда приехал, меня попросили вот интервью газете местной, русско… ну, русскоязычной. Ну, интервью, интервью. Я вообще-то открыт достаточно. Дал интервью. А потом мне кто-то говорит: «Виталий, а Вы читали там, что пишут». Ну, ты понимаешь, ну, в принципе я давно такой… Я читал такое когда-то о себе, но вот такое вот лет 20 точно не читал. Там типа, знаешь, тексты такие: ну, и хорошо, что вот вы все жиды приезжаете, значит, к нам сюда в Латвию, мы вас всех здесь замочим и скинем там в Даугаву. Ну, что-то вот… вот в таком духе. И это, конечно, трэш конкретный. И это же люди, которые тут, ну, типа ходят с тобой где-то по одним улицам…
К. Ларина
―
Вот что с ними делать?
В. Манский
―
Я, правда, воочию с ними нигде не… не пересекался. И может быть…
К. Ларина
―
Это не тролли? Это когда мы говорим тролли. Это не тролли. Это настоящие живые люди. Это слышно и видно.
В. Манский
―
Ну, НРЗБ. Ну, да. Ну, правда. Слушай, я вот их не вижу в Латвии. Вот ты знаешь, что интересно? На «Артдокфест» не приходят эти… эти зрители. Ведь у нас главная, так сказать, составляющая – это обсуждение каждой картины. Вот на обсуждениях они не… Если они и приходят, они не выступают. Ну, я по выступающим, по интонации, по акценту хочу сказать, что, ну, наверное, 90% наших зрителей – это латыши, которые приходят… Значит, им всё… Ну, у нас картины в большей степени о проблемах России, Украины, бывшего Союза, восточного блока. Всё-таки латыши приходят, приходят смотреть там картину Лозницы, два часа, похороны Сталина, там ещё… серьезное такое кино. А вот русские, вот эти, которые голосуют за Путина, как-то… В первые годы как-то там приходила одна журналист, которая стала, значит, что-то вот после какой-то картины, я уж не помню какой, она стала говорить, что вы мне рассказываете, я сама, значит, всё про Россию знаю. Я в Донецке родилась. Я говорю: ну, пардон. Сейчас это вообще Украина – Донецк. Ну, вот приблизительно вот такая риторика. Но я бы хотел, я даже думаю, может быть, как-то предложить, как-то… какую-то площадку, как-то поговорить – что ли? – с… может быть, опять поговорить в этой газете, но пусть они напишут хорошо, что они думают там о жидах и, значит, и прочее, прочее. Но, может быть, как-то их вовлечь, пригласить, может быть, как-то с ними попытаться какой-то разговор завести. Хотя ты знаешь, мы-то с Наташей ездили в один такой русский район. Оказывается, он был раньше закрыт. Это район, где… где воинские части был закрыт. Там даже это была закрытая зона, КПП. И мы ехали, и что-то мы там должны были проехать вот две машины рядом. И женщина нам на встречу, она так открывает своё окошко, Наташа тоже открывает, думает, сейчас что-то ей, значит, женщина подскажет, скажет. И вдруг такой… И женщина, ну, лет 60, такая миловидная, так сказать, солидная. Такой отборный дворовый мат! Ты там… И вот ты знаешь, и как бы ты даже не дома, даже уже в России нет такого, а здесь вот, ты понимаешь, это что-то такое… вот какой-то… какое-то тепло даже немножко, так сказать, полилось. Ну, вот с этими людьми, может быть, пообщаться. Это тоже интересно. Может быть, они поинтересуются и захотят как-то сравнить Россию российских телеканалов с Россией, ну, пусть даже в их представлении предателей, изменников, там клеветников. Но ведь это документальное кино. Ну, то есть это там же как-то всё… эта реальность, она же все-таки имеет какие-то… какие-то права на достоверность. Так я аккуратно. Вот если вдруг они слышат, я вот НРЗБ может быть.
К. Ларина
―
Ты говоришь про какой-то разговор с ними, а я как раз… как раз подумала, что с меня, например, как человека, который тоже очень интересуется этой темой, я хочу понять, из чего эти люди состоят, и что позволяет им оставаться вот в таком вот коконе, будучи в таких прекрасных странах, в которых нет уж точно таких проблем, которыми сейчас болеет наша с тобой родина. Ну, наша родина – Россия, я имею в виду. Но вот фильм про них бы снять документальный, поговорить бы с ними, вот… как вот умеют хорошие документалисты, в том числе и тот документалист, который сейчас передо мной сидит в кадре и умеет поговорить с такими людьми, понять, что вот их повело к такому миропониманию. А, может быть, был такой фильм. Может быть, я не знаю.
В. Манский
―
Ты знаешь, вот у нас… с нами работает Матвей Трошинкин, который женился на латышском журналисте, девушке, и уже 8 лет живет в Латвии. Он с нами работает. Он на фестивале работает. Вот он сейчас делает картину о 9 мая как раз. И очень любопытно. У него есть какие-то там откровения людей, так сказать, но в принципе вот эти люди, когда они попадают в кадр и понимают, что они в кадре, они всё-таки европейцы, и вот прям видно, как они начинают себя капитально фильтровать и даже как бы подстраиваться под какую-то такую европейскую толерантность. А при этом когда я… Я один раз ходил на… здесь на 9 мая в прошлом году просто из любопытства, и вот мне достаточно было там просто присесть на лавочку, и вокруг сидели вот пожилые люди. Ну, слушай, это разговор был совершенно… совершенно… То есть вот я не знаю, если бы я стал их снимать, были бы они столь…
К. Ларина
―
Откровенны.
В. Манский
―
… откровенны в свое… в своём, ну, просто ужасе главных проблем. Я не знаю. Не знаю. Не уверен.
К. Ларина
―
А сегодня, конечно, мы живем в такое время интересное с точки зрения художника или документалиста, или писателя, или режиссера, или журналиста, поскольку огромное количество каких-то болевых точек по всему миру, из которых может родиться потрясающая панорама времени. Да? Это не только Россия, конечно. Это вот то, что мы успели с тобой зацепить, что называется, вот эти главные болевые точки про… мира. Это и движение «Black Lives Matter». Это и «Me Too». Это и Путин, и всё остальное. И… И из этого, конечно же, просто так и просится разговор языком кино, языком… художественным языком. Но это всё политика…
В. Манский
―
Да. Вообще…В.Манский: Россияне выбор имеют. Они им не пользуются
К. Ларина
―
… не отпугивает ли она?
В. Манский
―
Нет, понимаешь, я бы не сказал, что это политика, потому что вся… вся вот эта сегодняшняя повестка, она находится на фундаменте гуманитарных вопросов. Без исключения. И просто политики, они преломляются вот таким иной раз совершенно радикальным образом, но в принципе консервативная составляющая есть в любом самом комфортном, самом цивилизованном обществе. И то, что мы видим, например, по событиям в Соединенных Штатах, это ведь тоже показывает как НРЗБ было популисту… то есть это популисту, так сказать, сместить акцент с какого-то установившегося в обществе баланса в сторону консервативной части населения, как… как страна начинает моментально… как начинается моментально вот этот… эти тектонические сдвиги, и в местах соединения этих пород начинаются просто землетрясения, которые вызывают и уличный погром, и всяческие движения по сносу памятников, и прочее, прочее, потому что вот этот баланс в обществе – это очень важная составляющая и это исключительно гуманистический, гуманитарный вопрос. И отнюдь не политический. И то, что в России в угоду вот этого электорального комфорта власти, ну, так скажем, марганизируя, ну, дебилизируют, я бы вот более прямым текстом сказал своего избирателя, ведь это же в конечном счете и приводит… То есть это какой-то получается замкнутый круг, из которого уже никто не может выйти: ни общество, ни власти, ни экономика, ни политика как следствие. Вот такой абсолютно герметичный… герметичный, не имеющий выхода вовне цикл. Ну, и… и на эти темы, мне кажется, правильно вообще, так сказать, их… с ними… подвергать их какому-то осмыслению как раз на платформе большой литературы, большого кино, потому что мне кажется, что там, я не знаю, Гоголь, он разве был политический писатель, хотя Гоголь очень…
К. Ларина
―
Ну, в какой-то степени да, потому что… когда речь кас… речь шла о вещах общественно-значимых, это безусловно превра… имело всегда политический контекст. Как и Пушкин. Ну?
В. Манский
―
Ну, окей. Ну, окей. Ну… ну… Ну, да. Тогда… тогда может быть сейчас не время Тютчева. Ну, ладно.
К. Ларина
―
Молчи, скрывайся и таи. Помнишь, что писал Тютчев? Вот!
В. Манский
―
Да. Ну, разве что… Ну, тоже человека прорывало иногда.
К. Ларина
―
Ну, вот исходя из всего из этого, мы все равно имеем факты по сути преследования людей за слова и мысли и не только в России. Я вот читаю то, что происходит в той же Америке, когда там журналистов увольняют, расстаются с ними за то, что они позволили себе высказать не то мнение, которое сегодня является определяющим – да? – вот в отношении каких очень тонких человеческих сюжетов, ну, прежде всего, конечно, связанных с расизмом и феминизмом, с сексизмом. Вот как… где здесь провести эту черту? Как ты для себя ее определяешь? Что можно? Что нельзя? И прав ли мир, если он так сегодня ставит вопрос перед человеком, говорящим человеком, перед человеком размышляющий, перед самим даже фактом попытки дискуссии?
В. Манский
―
Понимаешь, я считаю, что каждый человек должен определять, что для него ценнее и важнее, принципиальнее: его свобода и его право быть свободным или, так сказать, необходимость подстраиваться под какие-то генеральные линии партии. И это касается любого общества, к сожалению, так сказать, что подтверждают события в Америке. Если ты не готов, ну, давай вот говорить таким… Мне сложно апеллировать американскими… американской фактологией. Давай говорить о России и там наших коллегах-кинематографистах. Если ты считаешь, что ты, так сказать, что твоя свобода… Ведь мы знаем, ну, мы дружим, мы знаем. Мы знаем, о чём думают 90% российских кинематографистов. Но свободно высказывается, ну, может быть 10%. И эти 10% свободно высказывающихся, они, в общем, так или иначе ущемлены в своих правах НРЗБ, и они не могут… Они не получают там государственную поддержку. Их не очень любят запускать на там телеканалах, фондах и так далее. И для того, чтоб ты профессионально существовал, в общем, здравомыслящий кинематографист понимает, что есть некие правила игры, в которых нужно… с которыми нужно соотноситься. И здесь тогда вопрос, вот относясь и отчасти, получается, принимая эти правила игры, ты способствуешь сохранению того режима, который тебя делает несвободным.
К. Ларина
―
Да.
В. Манский
―
И как? Вот для меня этот вопрос был очевиден, что да. Поэтому я взял… прожив 50 лет, построив дом, посадив дерево, я не знаю, ну, вот эти все банальности, – да? – я взял чемодан и уехал в пустоту, в страну, в которой меня вообще никто не ждал, не звал, и вот на пустом месте стал что-то, так сказать, заново уже, в общем, понимая, что… что я уже не проживу столько, столько я прожил. Ну, понятно, жизнь конечна. Для меня моя личная свобода была важнее и ценнее. И я ради этого сделал… И, кстати сказать, ну, кроме ностальгии больше никаких отрицательных эмоций я в результате своего переезда не приобрёл. Но я же постоянно общаюсь с очень яркими кинематографистами и говорю: ну, слушай, ну, что ты не плюнешь вообще, ну… ну, так сказать, не… Вот ты знаешь, так сказать, вот не факт, что я смогу работать, а для меня вот работа… И поэтому я… И вот ты знаешь, я вот снимаю сериалы. В них же вот нет политики, но они же… они же любимы, так сказать, зрителем. Их же вот все смотрят. И вообще, так сказать, я типа в этом смысле… Я говорю: да, дружище, но потому, что смотрят твои… вот между твоими сериалами ставят новости, потому что если б не было твоих сериалов, новости бы эти никто не смотрел. Ну, и тут как бы разговор… Давай перейдем на другую тему. Давай выпьем.
К. Ларина
―
Очень тяжёлая тема. Очень тяжёлая. И у каждого…
В. Манский
―
Ну, да. Но… Но…
К. Ларина
―
… свой… свой набор аргументов. И у каждого есть своя красная линия. Безусловно…
В. Манский
―
Просто понимаешь как? Вот мне кажется… Понимаешь, мне… Не хочу быть гапо… попом Гапоном, так сказать, живя в Латвии, тут кого-то к чему-то призывать. Но если бы все… Черт возьми! Ну, такая банальная, ну, просто даже до бесстыдства банальная вещь. Но если бы все… Ну… Ну, в один день бы всё это рухнуло. Ну, просто, понимаешь, а вот все эти соглашательства, все эти компромиссы, все эти, так сказать, они всё-таки приводят к вечности этой несвободы. Вот именно это, потому что в конечном счете ведь люди, которых эта власть запугала, что если сейчас их снесут, то сейчас вы вместо там своего туалета с дыркой в землю будете делать это в своей спальне. Ну, приблизительно вот такая риторика, так сказать, будет… И вот сейчас плохо, но будет так плохо, что вы вообще представить себе не можете. Ну, вот это… с этими людьми уже сложно, так сказать, их в принципе не нужно вовлекать в этот процесс. Просто нужно, так сказать, когда власть сменится, нужно действиями показать, что жизнь будет и стала лучше у них. Вот они в принципе изначально не активны. Они пассивны. И так уже это устроено. Но если ты человек, ну, такой вот… с таким пафосом пришёл в этот мир, ну, меняй его. Ну, что ж ты сидишь? Ты же можешь! Ты же талантлив! Ты же убедителен. Ты же, так сказать, смел. Меняй мир! Ну, не делай ты, так сказать, сериалы, которыми прокладывают новости, которые дебилизируют людей, которые в конечном счете потом же… ну, и так дальше. Это как у попа была собака. Ну, это моё такое глубокое заблуждение.
К. Ларина
―
В чем надежда?
В. Манский
―
Надежда в том, что… Ты знаешь, в случайности. Вот случайности. Вот случа… Вот я сейчас делаю же картину о Горбачеве, и я понимаю, что Горбачёв – это такая большая вереница случайностей, которые дали самый, может быть, счастливый шанс 245 миллионам человек, и куда больше, потому что и восточная Европа ещё. И очень много миллионов людей этим шансом воспользовалось. Восточная Европа вся тотально воспользовалась. Это 5 или 7-10 стран. Балтийские страны воспользовались. А вот кто-то не воспользовался. А кто-то, наоборот, воспользоваться этим шансом, чтобы установить просто такой авторитарный режим, из которого вообще вытряхнуться невозможно. Ну, я имею в виду там Туркмению. Но шанс этот возник не просто даже случайно, а в чём-то вопреки, потому что ведь кто двигал Горбачёва? Вот персонально? Персонально Горбачёва двигал глава КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, искренне полагая, что Горбачёв и есть продолжатель вот этих, так сказать, всего того, что Горбачев сразу стал разрушать вопреки всему. То есть он пришел и стал всё это разрушать. Вот сейчас его там, значит, предателем, там проклятия и прочее, прочее. Но человек в принципе, если б он не разрушал, он бы сейчас в свои 89 лет был бы генеральным секретарем ЦК КПСС. И всё! И всё было бы в шоколаде. Ну, это же совершенно очевидно, потому что на эту должность приходили пожизненно!
К. Ларина
―
Отличный финал нашего разговора. Хотелось бы, чтобы в сознании людей зафиксировалось, что Михаил Сергеевич Горбачёв всё-таки созидатель больше, чем разрушитель, поскольку он создал то самое новое российское мышление, новую российскую свободу, новую… новое российское сознание и новую российскую сознательность, благодаря которой и случился тогда 91-й год – да? – потому что вот за тот короткий период Перестройки, мне кажется, произошёл какой-то, как принято говорить, тектонический сдвиг именно в массовом сознании людей. И люди были готовы. Им нечего было терять. Они ничего не боялись. Они не хотели колбасы и денег. Это тоже еще одна мифология. Да? Это была совсем другая страна. Вот собственно надежда на случайности. Виталий…
В. Манский
―
Да? Ну…
К. Ларина
―
… мы встречаемся осенью…
В. Манский
―
Да, конечно.
К. Ларина
―
Я тебя…
В. Манский
―
Ведь ты же приедешь на «Артдокфест» в Ригу?
К. Ларина
―
Да собираюсь, конечно.
В. Манский
―
В Москву само собой. Но прежде всего в Москву. В Москву мы как… конечно, так сказать, вот сейчас темницы рухнут и затем… То есть всё… Эта пандемия, так сказать, сложит свои полномочия, и мы в большом зале будем встречаться, смотреть отличные фильмы. Вот мы уже так нащ… нащупали программу этого года. Вот так что всё, встречаемся.
К. Ларина
―
Есть о чем поговорить. Спасибо тебе огромное. До связи!
В. Манский
―
Обязательно.