Вячеслав Полунин - Дифирамб - 2020-06-20
20.06.2020
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. Здравствуйте всем! И в нашей виртуальной студии сегодня замечательный человек, артист, философ, художник с большой буквы и хулиган, конечно же, тоже с большой буквы Вячеслав Полунин, которого мы, конечно же, мы называем Слава. Слава, приветствую Вас! Здравствуйте!
Вячеслав Полунин
―
Здравствуйте! В 1-й раз услышал себя как философ. Интересно.
К. Ларина
―
А как же?! Конечно! Конечно. Философия целая. Мы же знаем про Вашу… про «Академию» и про философию дурака. Вот что имеется в виду. Слав, я хочу, во-первых, Вас поздравить с прошедшим праздником, юбилейным, скажем нашим слушателям, потому что да, с точки зрения обычного человека это действительно юбилей. Да? Большие цифры. А с точки зрения философа Славы Полунина это что?
В. Полунин
―
Ну, во-первых, я решил раз уж это самое… произошла эта история с коронавирусом, решил, что надо перенести свой день рождения, потому что я должен был в Москве в мае начинать огромную выставку. Я решил, пусть это будет год мой. Целый год будет у меня праздник. И вот мне… я начал, значит, на Мельнице 3 месяца уже написал 3 книжки неожиданно, раз такая тишина и спокойствие. И вот с этого началось.
К. Ларина
―
Ну, я знаю, что Желтая Мельница уже открыла свой сезон. Я посмотрела и на Вашем сайте Желтой Мельницы, что уже гости прибыли, уже первый праздник состоялся. Да? Уже после эпидемии, после карантина.
В. Полунин
―
Да, фантастический просто. Мы, наверное, первые во Франции открылись. Да? И у нас около тысячи человек было в гостях. И, конечно, потрясающее просто удовольствие, было общение. И это было… называлось это «Маски и.. и кринолины». Для того, чтобы фантастические одеть маски и, значит, расстояние между людьми сохранять, значит, вот мы придумали такую историю. Она оказалась очень успешной. Люди – такие фантазеры, понаделали столько фантастических костюмов.
К. Ларина
―
А как же обняться?
В. Полунин
―
Вот… Вот это вот мы… мы сказали, переносит тоже на год все… все обнимания.
К. Ларина
―
Скажу Вам, что неделю назад вот в этой же передаче мы встречались с Вашим прихожанином и другом Вениамином Борисовичем Смеховым. И мы как раз начали наш разговор с того, что он вспомнил Ваш наказ делать дело только с тем, с кем хочешь обняться. Это особенно актуально вот сейчас.
В. Полунин
―
Ну, хочешь обняться, пока не можешь.
К. Ларина
―
Да.
В. Полунин
―
Ну, вот немножко надо подождать.
К. Ларина
―
Ну, а если всерьез я Вас спрошу вот про этот вот наказ делать дело только с теми, кого хочешь обнять. Но ведь учитывая, что жизнь огромная, и скольких людей мы потеряли за эту жизнь, с которыми ты уже не обнимешься никогда. Или так легко они заменяются другими?
В. Полунин
―
Это сложная история. У нас в саду есть специальное местечко. Под огромной липой у нас стоят 12 маленьких фигурок, значит, разных персонажей, ну, как по китайскому календарю. И мы туда приходим каждый новый год, чтобы вспомнить всех тех, с кем мы обнимались всю нашу жизнь, и чтобы опять оказаться всем вместе. Ну, это вот и возможность никогда не забывать всех своих близких и друзей.
К. Ларина
―
Ну, давайте вспомним особенно там дорогих для Вас людей. Вот если говорить об учителях, кого бы Вы назвали своим учителем?
В. Полунин
―
Хо-хо-хо. Это придется, если на стенке писать, то, наверное, стенок не хватит, нужно ещё и потолок, и пол весь исписать. Нужно исписывать и исписывать, потому что началось, наверное, с простых вещей. Ну, учитель в школе там, например, по математике. Просто фантастический был учитель, который меня всё время подталкивал себе… свои пределы раздвинуть и посылал меня на всякие математические там эти самые… Забыл, как называется. Олимпиады и так далее. И вообще он, наверное, очень сильно повлиял на то, чтобы мне использовать все свои мозги для того, чтобы какие-то вещи происходили фантастические. Или руководитель Дома пионеров Нина Михайловна. Ну, просто чудо-человек! И какие-то вещи, которые она мне передала, и стали моими силами, потому что она научила нас в Доме Пионеров… Во-первых, она сделала, чтобы мы сделали всё самостоятельно. У нас была совет. Она сидела себе в уголке и не вмешивались. И, значит, а мы сами решали, что мы хотим делать и что… какие будут праздники, какие события, какие действия. И потом все в этом… Ну, в общем, она помогала нам нашу жизнь еще в детстве совершенно сделать творческой. И это, думаю, сильно повлияло. А потом началось: Марсель Марсо, Чарли Чаплин, Енгибаров, Пина Бауш, Роберт Виртин. Я не смогу перечислить… Якоб… Якобсон. Это столько великих людей. А мои три великих папы это самое в искусстве русском. Это Ролан Быков, Никулин и Аркадий Райкин. Вот это просто мои любимцы, которые из комедии сделали какую-то огромную силу и смысл. То есть они научили меня относиться к комедии как к поэзии.
К. Ларина
―
Ну, Ролан Быков и Юрий Никулин, я понимаю эту связь с Вами, поскольку и Ролан Быков особенно вот в фильме «Айболит-66»… Это очень улавливается вот эта вот клоунская его сущность как режиссера и как актера. А что касается Аркадия Исааковича Райкина вот тут у меня вопрос, потому что всё-таки в отличие от Вас этот человек имел дело только со словом, только с интонацией. Что Вас сближает?
В. Полунин
―
Ну, не думаю. И понятно, что у него главный инструмент было слово. Но вспомните его переодевания, его маски, персонажи, как он ловил сразу характеры, движения и так далее. А когда был первый фестиваль пантомимы в 62-м году в Берлине, так его послали от России. Поехал Аркадий Райкин и делал маленькие пантомимы совершенно без единого слова и прекрасно среди всех остальных, великолепно выступил и так далее. И бы за ним просто ходил… Не помню, чтобы я видел афишу Райкина и пропустил этот вечер. Я всегда был его… и спектакль. И всегда с огромным удовольствием. Потом, значим, так как он, значит, мне ещё вручал премию как лучший артист там что-то… конкурс артистов эстрады. И мы с ним подружились. И я всё время, значит, приходил к нему закулисы, потом обсуждали, как сегодня прошёл спектакль.
К. Ларина
―
Он в каком смысле был Вашим учителем? То, что Вы просто любили то, что он делает? Или есть всё-таки какой-то набор ценных советов, которые Вы от него получили?
В. Полунин
―
Ну, мы… множество маленьких даже и большие советов. Я очень многому научился. Простым вещам от него. Но главное-то, конечно, всё-таки в отношении к жизни, как он относился к своей работе. Я просто в последние годы вспоминаю, когда он, в общем, еле-еле ходил уже, но продолжал выступать на сцене, приходил, ложился на кушетку и лежал до начала спектакля. И как только звонок, он вдруг вспархивал как бабочка, и просто вот он вылетал из… из, значит, из-за кулис на… на сцену, и было ощущение, ну, я не знаю какое… Я не знаю, какой-то… ангел какой-то. И заканчивалось его представление, и он опять тихонечко доползал до этой кушетки и укладывался. «Ну, что, Слава, как получилось? Расскажи». Это вот, конечно, было. Ну, и простые вещи. Он типа говорит: «Так, Слава, ты чего такой нос повесил?» Я: «Да вот спектакль не получился, провалился». – «О! Ну, и от чего повесил? Это хорошо. Это раз провалился, значит, чему-то научишься. Значит, это большое событие. А когда хорошо прошёл, ты его и не заметишь, и забудешь». Поэтому или говорит: «Ты чего-то такой…» Это самое, по-моему, ввалились у тебя уже глаза. Я говорю: «Да, много спектаклей. Аж по 5 в день», - говорю. «Ты что! С ума сошёл?! Ну-ка, сейчас же построй себе график». Научил меня графику, ритму, найти свой ритм выступлений. Я знал уже, что у меня ритм выступлений 3 спектакля. После 4-го обязательно выходной. И так далее. То есть очень простым каким-то вещам, связанным с профессией.
К. Ларина
―
Я, наверное, вот сейчас Вас слушая, ещё подумала, что Вас роднит с Аркадием Исааковичем Райкиным. Вот это вот… То, чему нельзя научить. Это интонация у него в его слове, в вербальном его воплощении. А у Вас, конечно, интонация – как некий образ, как жест, как миманс. Я просто хочу Вам сказать правду. Я работала в театре Райкина когда-то на заре юности и застала Аркадия Исааковича. Я помню этот эффект потрясающий, когда читка пьесы. Автор неизвестный приносит текст. Чушь собачья! Вот так читаешь вслух, абсолютно какой-то бред сивой кобылы! Не смешно! Уныло! Неумно! Он берёт эти бумажки и тихим своим голосом начинает читать. Мы все вокруг просто валяемся от смеха. Вот из ничего – из ничего! – человек делал. Но мой вопрос такой: всё-таки в то время советское искусство комедии, оно всегда было с подтекстом, с намеками. Это было очень важно вот эту вот поймать волну зала, волну публики, когда мы становимся единомышленниками, мы понимаем, про что мы говорим. А вот насколько Вам такой вид искусства интересен?
В.Полунин: Искусство пантомимы поэтическое. Берёшь простой образ и в нём укладываешь много-много ярусов
В. Полунин
―
Наверное, я на этом весь и вырос, такой и есть. И, наверное, из-за того, что это время сформировало моё… мой способ таким путем открываться миру. Ну, в какой-то момент я наткнулся на Брэктона. И когда я, значит, изучал его искусство отстранения, значит, и так далее, я наткнулся на идею притчи. Брэктон их очень много применял. И я понял, что это идеальная вообще для меня формула. Во-первых, искусство пантомимы, оно такое поэтическое. Она как бы на образе основана. И поэтому берёшь какой-то простой маленький образ, и в нём укладываешь много-много ярусов, которые могут отзываться в разные стороны. То есть… И поэтому вот многие миниатюры мои, уже прошло там 20-30 лет, 40, а это самое они продолжают также быть и сегодня интересны как и вчера, потому что в них много уровней, и в них каждое время отражает своё. То есть образ условно яблока – это одновременно и, значит… значит, образ идеального друга для художника, и образ… дом, дом для червяка и для Евы соблазн. Сколько в нём, в одном яблоке этих сторон? То вот я с тех сторон с тех пор начал интересоваться притчевым принципом, и теперь во все мои спектакли всегда они идет… идут на… на этом… на этом языке.
К. Ларина
―
А Вы сочиняете канву драматургии у спектакля? Вот как-то записываете?
В. Полунин
―
Нет, не записываю никогда. Если записываю, то только после того, как всё произошло. Но сначала я её создаю в голове так структуру. Да? И всё стараюсь, чтоб было всё по науке, значит, и очень основательно. А потом когда уже понял, что я смог всё это организовать, я беру всё разрываю на клочочки, рассыпаю и перемешиваю. И потом публике интересно, она сама складывает неожиданным образом мой паззл, который… Поэтому, наверное, очень много публика получать удовольствие от того, что сотворит со мной. Это сотворчество. И она… 10 человек скажет… расскажет 10 разных историй и про мою одну миниатюру. То есть они создают свои истории на основе моё… моего как бы… моей провокации.
К. Ларина
―
Вот то, что Вы сейчас делаете, то, что Вы построили на своей Жёлтой Мельнице, я так понимаю, это то, что после театра, такая пост-театральная… театральность. Насколько я поняла, это как театральность, которая входит в жизнь каждого человека. Вот ваши гости, которые приходят, становятся участниками сразу, участниками некоего действа, который… которое они сами на ходу импровизируют. Но когда Вы это придумали, еще не было, насколько я понимаю, вот этих популярных нынче жанров театральных так называемых бродилок. Наверняка Вы с ними знакомы, с этим жанром. Такой театр… Даже не знаю, как его назвать. Когда… Ну, Вы знаете, когда…
В. Полунин
―
Да, да, да. Ходил…
К. Ларина
―
… в разных комнатах…
В. Полунин
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
В разных комнатах, в разных местах разные представления. И зрители, их вовлекают в это. Они… Они тоже надевают какие-то маски, костюмы. И они ходят, становятся участниками. Что это дает… Два вопроса. Что это дает Вам как артисту, – да? – как дирижеру, да? И что это дает человеку, который случайно попадает именно как зритель?
В. Полунин
―
Ну, наверное, мы далеко от… от этого направления, хотя клоунада всегда во все века она втягивала зрителя в процесс. То есть клоуну нужен партнер, и партнер не тот, кто-то на сцене, но и НРЗБ в зале. Кто-то хихикнул. Кто-то чихнул. Что-то это самое сказал слово, и тут же начинается диалог. И клоуну это просто как удовольствие, если что-то пошло не так, если что-то это самое случайность какая-то. Он просто обожает случайности и ими дирижирует, их развивает во все стороны и так далее. Поэтому игра… игра с залом, игра с моментом и так далее – это вообще для клоуна и для вообще… для артиста этого вот жанра она, наверное, тотально главный принцип. И поэтому в конце концов я начинал с пантомимы, где артист – это о! Это что-то… Идеал и так далее. И вот я тут маленький, а он такой великий. А потом клоунада… А уже совсем другое. Клоунада… что ты, что я. Никакой разницы. Давай вместе и тогда НРЗБ. А потом уже начинается карнавал. А в карнавале что? А в карнавале… Нет, сначала уличный театр. В уличном театре, значит, ты уже… ты часть этого всего театрального действа. Карнавал! А я уже тоже соучастник, значит, уже в карнавале уже непонятно, где артисты, где публика. Не существует публики. И вот я делаю следующий шаг. После карнавала называется. То есть когда, значит, вся жизнь становится праздником и игрой, потому что театрализация жизни, которую предложил Гиврилинов, она только сделала первый шаг как… А он уже это не реализовал. Он только захотел. И вот я прочитал его эти слова, решил, надо обязательно реализовать эту его идею. Вот специально построил Мельницу для того, чтобы реализовать эту идею – театрализацию жизни. Но я добавил ещё природу как великую силу гармонии, которая даёт нам силу и все точки отсчёта. И поэтому ежедневность искусства и природа слились в единое целое и дали людям возможность быть… открыть свое внутреннее богатство, потому что в будущем, когда исчезнут… роботы заберут у нас технические простые вещи, останется только главные вещи. А главные вещи – это творение. И вот я думаю, что таким путем люди в будущем будут жить. И эта лаборатория у меня здесь. Мы исследуем, как же люди будут жить, как они будут открывать себя. А для этого нужно играть и преображаться. А сегодня я кто? А сегодня я бабочка. А сегодня я монстр. А сегодня я это самое тихий сосед. А сегодня я кожаный этот самый автолюбитель. И всё время через минуту преобразился. Я пожил в этом состоянии, в том и так далее, и открыл в себе те вещи, которые не ожидал, и начал творить, и начал сочинять. У меня ребята здесь вот как там у нас этот самый был коронавирус, значит, это самое нас заперли здесь. Один парень говорит: «Слушай, я никогда не работал на экскаваторе. Дай попробовать». Я говорю: «Ну, вот… вот». - «А дай что-нибудь сделать хорошее». Я говорю: «Копай озеро». И он за месяц выкопал фантастическое озеро на середине этого острова с сосной такое. И сейчас это уже амфитеатр, уже театр такой на 600 мест на природе. Ну, удивительно просто. Люди открывают все вещи, которые… Ну, они приезжают сюда попробовать то, что они боялись всегда попробовать. Им всегда говорили: «Да, ну…» А кто, как посмотрит. Одна девочка рассказывает, я, говорит, это самое, целый месяц боялась одеть желтое платье. Я его купила. Оно висело у меня. И я никак не могла решиться. Я подумала, а что подумают, а что скажут, а как… И вот моё решение пришло, здесь на Мельнице. Здесь никто ничего не подумает. Здесь всем хорошо. Никто на тебя не смотрит. Делай, что хочешь и так далее. Мальчик вчера на нашем празднике: «Слушайте, я знаю, что такое Ваша Мельница». Я говорю: «Что?» - «Здесь всё можно». Я говорю: «В каком смысле?» - «Ну, там в жизни всё нельзя, а здесь всё можно. И даже если ты что разобьешь НРЗБ или захлопнуть, никто не засмеется. И никто не будет ругать».
В.Полунин: Мы исследуем, как же люди будут жить, как они будут открывать себя. А для этого нужно играть и преображаться
К. Ларина
―
Вот вопрос, который я хотела Вам задать. Конечно же, Вы людей раскрепощаете. Безусловно в этом есть какая-то невероятная важная в том числе и терапия, – да? – психотерапия, я имею в виду. Но ведь не во всяком человеке есть то, чего Вы хотите видеть. Не во всяком человеке есть свет и добро. Очень многие люди, когда вот их так раскрывают, вдруг из них достается какая-то чернота. Вот как… как здесь… Как этим управлять? Почему спрашиваю? Вот есть, наверняка Вы знаете, Марина Абрамович, замечательный, интересный современный акционист-художник. И у нее был знаменитый эксперимент, о котором Вы наверняка знаете, когда она сидела, значит, в центре сцены и позволяла всем людям, которые к ней подходили делать, что хотите… делайте со мной, что хотите. И сначала люди просто подходили, улыбались, трогали за ухо, ну, чуть-чуть там, может, гладили по руке. А кончилось тем, что начали в нее плевать, бить её. И она просто было реально избита. В конце остановить этот процесс было невозможно. Вот понимаете, про что вопрос, да? Тоже свободные люди, освобождённые.
В. Полунин
―
Ну, да, да, да. Одинаковые методы для всего не подходят. И, наверное, то, что я делаю НРЗБ какого-то количества людей, которым нужен вот этот шаг, я им помогаю сделать этот шаг. Наверное, для того, чтобы развиваться, для того, чтобы двигаться к своей идее счастья, у каждого своя дорожка, и разные пути, значит, помогают… разные люди эти пути. Я вот да… делаю такой путь для тех людей, которым вот это нужно и которые таким путем. У меня тоже такие вещи встречались, когда я делал спектакль «Шоу 01», фантастическая просто программа. Я уж не помню, в какие-то годы, в 80-е, наверное, самый… 80-81-й. И программа, то есть сатирики наши питерские сделали… Альбов, Биллевич, Николенька. Значит это самое, они придумали спектакль, где мы переворачиваем эстраду вверх ногами, разламываем её принципы. Тогда… Очень сильный спектакль. Мы работали года три огромным стадионом на 5-10 тысяч. И битком всегда были… были все… все трибуны. Что же там было? Вот мы раскрепощали сначала, значит, вот делали не так, как привычно. Вот я выхожу на центр сцены и прохожу мимо. Вот я выхожу на центр сцены, кланяюсь и ухожу. И… И все ждут. Вот-вот начнут выступать. А я всё время нарушаю, нарушаю. И так все вещи, которые в этом спектакле были, они все были нарушением и непривычностью. И… и называют, а сейчас антракт. Все начинают выходить, а оказывается, это уборщица начинает убирать НРЗБ, и люди возвращаются. И всё время вот эти перевертыши. И тогда вот мы так радуемся, вот народ стал с нами вместе участвовать. Всё. И вдруг тут как запустят матом! А другой подхватывает. Ну, думаю, раскрепостились сильновато, надо немного посдержать провода, не тянуть. Вот получается, что нужно всё время в зависимости от аудитории знать, где эта граница свободы, насколько она сегодня возможна и так далее, и так далее. Это естественно. Это всегда с нами вместе эта… эта проблемка.
К. Ларина
―
Я, кстати, вспомнила, как Вы рассказывали в каком-то интервью, когда… В 85-м году, по-моему, был большой клоунксий фестиваль в Москве и приехал в том числе и знаменитый клоун голландский…
В. Полунин
―
Эдвардс.
К. Ларина
―
Да, да. И Вы его… и Вы его наставляли перед представлением…
В.Полунин: Нужно всё время в зависимости от аудитории знать, где эта граница свободы, насколько она сегодня возможна
В. Полунин
―
Что нельзя.
К. Ларина
―
Да. Что нельзя. Да? Нельзя про политику. Нельзя про секс. Нельзя про религию.
В. Полунин
―
Я попросил его всего 3 вещи не трогать. Он вышел и все 3 обязательно ему надо потрогать. Я же, говорит, клоун. Я не могу… вот я теперь 3 года меня не выпустял на сцену. Ну… ну, а что делать? Как же быть?
К. Ларина
―
Ну, между прочим, прошли годы, и сегодня именно те табу, которые мы сейчас назвали, они сегодня являются по-прежнему опять запретами на сцене, в том числе и законодательно.
В. Полунин
―
Тут уж ничего не поделаешь. Я стараюсь всегда обходить эти вещи. Я стараюсь быть водою. Вода все-таки протекает все предметы и всё равно добивается своего. Я никогда ни с чем не борюсь. Я всегда всего добиваюсь неизвестным путем.
К. Ларина
―
Ну, вот, кстати, тоже к вопросу, то, что я Вам задавала, почему один художник достает из человека… или политик достает из людей самые темные низменные инстинкты, а другой человек, наоборот, как бы призывая их к свету, этот свет и получает. Это вопрос, наверное, опять же философский. Стакан полупустой или полуполный. Почти…
В. Полунин
―
Да. Ну, у меня всегда полу… полуполный.
К. Ларина
―
Да? Потому, что Вы, получается, все-таки человека… в человечество и в человека верите.
В. Полунин
―
Не просто верю, я восхищаюсь им. И у меня в «Академии» такие бриллианты собраны, ну, со всего света. Самые… Самые дураки из дураков. И они вроде бы когда к миру поворачиваются умной стороной, а ко мне все глупой стороной, им говорят, собираемся и ведём себя кое-как, и стараемся миру помогать, чтобы он вел себя кое-как. Но главное – единственный закон – это ничего не делать по закону, но никогда не сделать ничего плохого для других людей, чтобы всё, что ты делаешь, ни в коем случае не заставило другого человека плакать или страдать.
К. Ларина
―
Ну, вот на этом мы пока остановимся. Напомню, Слава Полунин сегодня наш гость, нашей передачи. И продолжим через несколько минут.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Сегодня наши дифирамбы замечательному человеку, артисту, клоуну и философу Славе Полунину. Слава, я хочу опять вернуться к Вашим заслугам перед человечеством, и в частности перед российской публикой, которую безусловно Вы раскрепостили, потому что советский человек так себя не вел никогда в театрах, в театральных залах и на концертах так, как он стал вести себя на Ваших представлениях. Почему люди так боятся быть свободными и счастливыми, и просто дураками, что называется, в Вашем понимании, в нашей стране? Что случилось? Почему мы такие унылые?
В. Полунин
―
Ну, трудно сказать. У каждой нации свой характер, который заложен, я не знаю, там многими-многими веками накоплено, и к этому как бы мы несем с собой это одновременно богатство и груз всех этих традиций. И что-то из них очень важно. А что-то из них как… как избавиться, не знаем. Ну, наши, например, люди смеются всегда хи-хи-хи, вот так прикрывая рот рукой. Это только корейцы там еще делают. Они стесняют… они стесняются своей радости. Они стесняются выявления во вне. Они… Не знаю, это… В этом нет опасности. В этом есть какая-то стеснительность. Это характерно, не знаю… Мы с одной стороны очень зажаты и стеснительны, а другой стороны разгульные и без границ. Нет ни одной нации, наверное, такой, которая так гуляет. Это самое… Если уже всё, отпустил себя, так отпустил на всю катушку. И с крыши можешь попрыгать и летать это самое. Ну, то есть трудно, трудно сказать. Ну, это характер, национальный характер. Не думаю, что это плохо или хорошо. Это и хорошо, и плохо. В чём-то хорошо, мы вот такие. Дру… дру… И поэтому другое имеем, которое этим способом сохраняется. И в то же время… Ну, то есть это и хорошо, и плохо. Я во всех вещах всегда стараюсь найти и то, и другое. Я всегда читаю, что это обязательно хранится во всех тайниках. И русская нация стеснительная. Ну, что сделать? Стеснительная такая. И это самое… может, и неправильно, что стеснительная. Еще недостаточно воспиталась, чтобы открыться достаточно искренне и так далее. Ну… Ну, зато вот в «Академии дураков», куда ко мне многие поступают, которые хотят немножечко, чтобы их стеснительность не мешала им… их творческим шагам, чтобы не мешала им раскрыться как личности и так далее. Вот мы там очень много… Я не знаю, через 5 минут, когда ты входишь к нам… к нам на спектакль там или к нам на этот самый… на Мельницу или ещё куда-то, ты потеряешь эти все забрала великие и так далее. Значит, это не врождённое. Это какая-то опасносливость по отношению к окружению, что на тебя пальцем покажут или снежком это самое тебя ударят, или ещё чем таким…
К. Ларина
―
Или в милицию заберут.
В.Полунин: Русская нация стеснительная. Может, и неправильно, что стеснительная
В. Полунин
―
Ну, да. Это… Это ма… Это защита. Но стоит только им попасть в теплую, уютную, добрую атмосферу, где они не ждут никаких это самое по отношению к себе, значит, это самое каких-то укоров и так далее, они так… так с удовольствием отпускают себя. Они начинают с того, что плачут от красоты момента, от того, как здорово. Можно так? Ой, а что? Можно было? Это уже какой-то анекдот есть замечательный, что человек находится в том месте, где он себе разрешил. Он, может быть, огромный, а он вот разрешил себе вот жить в маленьком, потом разрешил чуть побольше НРЗБ еще чуть побольше.
К. Ларина
―
Я слушаю Вас, вспоминаю опять же вот эти дни карантина, как в разных странах его переживали. И помните, как все мы аплодировали буквально испанцам и итальянцам, которые выходили на балконы и пели песни. И весь двор подключался. Вся улице пела. Вот почему-то в России это невозможно. У нас перед 9 мая, Вы, может быть… Ну, Вы, наверное, даже этого не знаете. Перед 9 мая мэрия рассылала по почте людям директивы, методички, как петь на балконе. То есть ровно в это время вы выходите на балкон, берете с собой слова песни «День Победы» и начинаете петь… и начинаете петь. Ни один человек не вышел, конечно же, потому что когда это является мероприятием, всё, сразу теряет свой смысл. Правда?
В. Полунин
―
Но есть такие нации как Грузия, например, или как Италия, где в национальной культуре песнопения. В России это тоже было. Моя мама, бабушки мои, когда за стол сядут там, не знаю, в любой праздник к концу обязательно, не знаю, на час как минимум начинается пение. Не всегда весёлое, часто грустное это самое. Но всё равно это же задушевность. А украинцы как поют потрясающе! Нет, я думаю, что это вот традиции… Может, она опять вернется, потому что не может быть, что она так вот раз! И исчезла. У меня вот до сих пор среди моих друзей время от времени то там, то тут я знаю, что вот посиделки за столом заканчиваются бесконечными песнями. Это всё-таки, ну, здорово, когда есть хоть один запивала, и тогда даже самые неголосистые и то… и что начинают голосить.
К. Ларина
―
Вот скажите теперь по поводу взаимоотношений с миром. Мы сейчас вот переживаем во всём мире какие-то невероятно тяжелые вещи, у каждого свои. В России свои. В Америке свои. В Европе свои. Так или иначе, всё равно огромное количество негатива, отрицательной человеческой энергии, которая вот выплескивается сейчас на улице. У Вас такой остров свободы, в котором Вы себя отделяете от этого мира, или если нет, то как Вы взаимодействуете с этим миром тяже… тяжелейших событий, тяжелейшей повестки?
В. Полунин
―
Ну, я вот не скажу, что это так. Это так и не так, потому что это значит, наша ситуация сейчас, она одновременно на… как Вы сказали, значит, такие темные стороны выползли, но одновременно и выползли фантастически красивые вещи. А не знают, это может быть подарок ми… планеты нам для того, чтобы погрозить пальчиком и дать возможность почувствовать себя человеком. Отодвиньтесь. Забудьте. Это самое… Подождите. Сядьте спокойно. Сосредоточьтесь. Раз… Хоть вы не бу… не буддист, это самое всё равно попробуйте с собой немножечко побыть. И вот каким-то фантастическим путем это подарок вселенной, когда люди стали звонить другу по телефону, это самое разговаривать часами, и с собой разговаривать часами. Когда вспомнили про близких, когда вспомнили про главную свою мечту, и обязательно надо её сейчас попробовать сделать, когда начали разговаривать, думать это самое, а не бежать и делать это самое. То есть я-то думаю, что неизвестно, что больше дало вот эта ситуация чёрного или белого. Я просто уверен вот, судя по моим всем друзьям, они все просто вздохнули и сказали, наконец-то люди начи… может быть, а вдруг люди начнут вот так жить? Хотя бы будут по паре месяцев в году останавливать всё, знаете как с едой это самое, мясное не есть там… там столько-то недель. А это вот столько-то недель вот так пожить как сейчас. Не бежать никуда. Не делать ничего. А немножечко разобраться с самым главным, что ты есть, для чего.
К. Ларина
―
Ну, а новости, политика – это всё тоже параллельно Вам? Или… или Вы смотрите?
В. Полунин
―
Я… Но я… У каждого человека как бы свой путь. Кто-то птичка. Кто-то медведь. Кто-то там червяк. Кто-то там цветок. Вот я поэт. Ну, вот я и живу то, что я умею делать. Я стараюсь… У меня телевизора никогда не было это самое. Если я смотрю, то только то, что мне 10 человек сказало, ой, посмотри такое-то кино. Я достаю то кино и смотрю и так далее. У меня видеотека огромная, но там только великие вещи. Там, ну, просто одно другого чудесней. Это же… Если я начинаю всё что-то смотреть такое это самое с ужасом и так далее, 2 минуты, я убегаю из любого кинотеатра. Это самое и среди друзей у нас нет разговоров о чёрном, о жестком, о жестоком и так далее. Когда я не смогу вот в этом участвовать, если я не могу в этом помочь, если я могу что-то помочь, я об этом говорю, быстро мы решаем, как мы можем это сделать и так далее, и так далее. И… или запускаем какой проект, или что-то делаем. Но я слушать, видеть всё это бесконечное количество это самое информации, которое сегодня мир может тебя разложить перед собой, так клади на стол цветы красивые, людей замечательных, этих самых поступков великолепных. Поэтому я не интересуюсь темным миром. Если что-то я могу в нем помочь, я помогаю. Но я не интересуюсь это массой информации, которая лезет во все уши, и считаю, что это просто… думаю, что это виновата пресса, что зарабатывает на этом деньги. И поэтому хорошие люди таким путем не зарабатывают. Пусть ищут хороший повод для того, чтоб заработать денежки. Я думаю, что не нужно сильно думать о политике, не нужно сильно думать о жестокости НРЗБ, но нужно обязательно помогать всем, чем можешь, чтоб мир стал гармоничнее, чтобы усталым помочь, чтобы это самое больных как-то поддержать и так далее.
К. Ларина
―
Расскажите немножечко про своё государство в государстве, я имею в виду вот Желтую Мельницу. Вот чуть-чуть Вы сказали про место силы, где Вы вспоминаете тех, кто ушел – да? – и обнимаетесь с ними, с этими людьми, которых уже нет на свете. Что ещё? Какие ещё места вот Вы бы назвали важные Ваши в Вашей стране? На Вашей Мельнице?
В. Полунин
―
Ну, я Вам скажу, моя страна, она со мной внутри меня, и где бы я ни был, я вместе с ней. То есть вот я нахожусь это самое в гастролях со своим спектаклем, приехал в какой-нибудь Владивосток, значит, моя страна вокруг меня, и все мои друзья, и вся публика – это моя страна. Я приезжаю в другое место это самое, начинаю там какой-то проект «Бугимен» в Америке. Поехали среди пустыни, и я собираю 50 человек дураков, и мы там приезжаем это самое и чудим там в… То летим, не знаю, куда-нибудь в Индию на Кумбха Мелу, где сидят 10 миллионов йогов и хотят понять, как жить без… как сделать жизнь бесконечной и так далее, и так далее. А это вещь не… не… Как называется? Не… не маленькое местечко. Это мир, который я и мои друзья распространяет вокруг себя, и нам всё равно, где быть. Это самое живу ли я в маленькой комнатке это самое съёмная, у меня был там мир. Будет ли у меня дворец или это самое… или пустыня, значит, у меня будет там мир. Значит, это просто принципы жизни. И я их стараюсь воплощать в объективном мире. То есть через свою одежду, через комнату, где я живу, через друзей, которые я это самое приглашаю с собой вместе праздничать ежедневность, и во всём каждый поступок, каждый… Не знаю. Не может быть стола без цветка на столе. Не может быть это самое чёрной одежды, это самое… Мы всем всегда пишем: ребята, забудьте свое коричневое, черное, серое, запрячьте в дальний сундуки. Приходите к нам только в цветном. И так далее. То есть я у нас есть какие-то простые правила, которые очень помогают. У нас нет обыденности. У нас даже, я не знаю, если ты дежуришь на кухне, сегодня ты делаешь красный обед, завтра – зелёный, послезавтра – цветной, и ищешь музыку для каждого блюда и так далее, и так далее. Ты должен творить свою жизнь ежедневно каждый сам… шаг своей жизни.
К. Ларина
―
Так. А дети, внуки тоже разделяют эту философию? Вы их научили?
В. Полунин
―
Вот самое… Вот самое смешное, что они не знают, что другой мир ещё есть. НРЗБ всё НРЗБ думают, что вот всё везде так. И вот они с нами вместе так живут и вокруг… всё, что вокруг них происходит, это тоже становится так. Ну, то есть они, я думаю, что первые, ну, мои внуки и дети, вы научились пользоваться, они уже выползли на сцену и уже участвовали в спектакле. То есть они не знают, что есть серый обыденной… обыденная жизнь. Они знают, что есть только цветная, яркая, радостная и творческая. Это их ежедневно.
К. Ларина
―
Ну, это очень трудно с такой установкой жить, наверное, – да? – потому что одно дело, когда ты живешь внутри такого… этой коммуны, этого социума, который… который создан и твоими родителями, и тобой. А когда ты выходишь из него и попадаешь в обычный мир, наверное, тяжело. Или нет? Или это, наоборот, помогает?
В. Полунин
―
Ну, вот это одно из правил как бы нашего круга людей. Одно из правил. Создай гармонию вокруг себя. 1 метр, 2 метра, 3 метра, 5 метров. Сколько сможешь. А потом расширяй бесконечно каждый день. То есть мы носим вокруг себя этот мир. И мы вовлекаем в него всех, кто в него хоть чуть-чуть прикасается. Нет, ты не попадаешь в чужой мир. Ты в этот мир выносишь вот тот… ту гармонию, которую… о которой ты мечтаешь и ищешь. И ты эту гармонии распространяешь вокруг себя.
В.Полунин: Создай гармонию вокруг себя. Сколько сможешь. А потом расширяй бесконечно каждый день
К. Ларина
―
Вот я… Я же не просто так всё это спрашиваю, я записываю – да? – на подкорку для того, чтобы потом воспользоваться этими очень важными советами для жизни. Слав, ну, мы должны, конечно, рассказать о том, что в ближайшее время будет происходить в творческой жизни. Почему? Потому, что Вы уже сказали в начале нашего разговора, что из-за карантина перенеслось и фестиваль, и премьера, и выставка. Я знаю, что в Москве должно было многое случится. Вы должны были привезти. Давайте немножечко про это расскажите, про то, что… что… что обязательно произойдет. Но я заглянула перед нашим разговором на Ваш сайт, посмотрела расписание вот ближайших мероприятий и поняла, что пока еще даты там еще не установлены – да? – осенние.
В. Полунин
―
Ну, значит, что произошло с выставкой? Мы решили просто, как только стало ясно, что не… не… не быстро это, мы решили просто даты точно повторить. Принесли на один год. То есть мы полностью нашу выставку московскую переносим на май, июнь, июль, значит, в Москве, Музей Москвы. Будет фантастическая реальность. То есть 30 моих проектов будут жить в полную силу, и даже Мельница приедет вместе с речкой. Мы по двОру… по дворУ это самое Музея Москвы сделаем реку и так… и посадим сады и так далее, и так далее. Поэтому я надеюсь, что это будет круглосуточный клуб, и все мои друзья и близкие мне люди обязательно я их там всех увижу. И я очень си… рад, что у меня появился дополнительный год, потому что я сделаю всё намного лучше, чем мог успеть к этому году. Поэтому сейчас мы очень много попытаемся сделать более интересным и так далее, и так далее.
К. Ларина
―
А что это такое за проект, выставка? Подробнее скажите, что в нее входит. 30 проектов!
В. Полунин
―
Ну, вот я посчитал, я сделал большие 120 проектов за свою жизнь НРЗБ. Из них я выбрал самые-самые любимые. Ну, вот, например, все кро… нереальные. Вот, например, Театр «Лицедеи» я создал там… И там 2 десятка спектаклей вместе с ними с потрясающей красотой. Значит, потом, значит, «Караван мира». ну, мы же открыли как бы уличную… дорогу уличному театру в России. И, значит, сделали нереальный фестиваль, в котором участвуют 60 театров европейских. И прокатились таким городом на колесах от Москвы до Парижа в течение 7 месяцев. Вообще нереальный проект и невозможно его не создать, не повторить. Это он… Как мы это сделали, до сих пор удивляемся. Или, я не знаю, прекрасные фильмы «Как стать звездой», где мы… нас назвали восточные братья Маркс, где мы полностью импровизировали. То есть мы ничего не приготовили в этом фильме. Мы все импровизировали прямо на камеру. Это для нас было таким удовольствием празднично жить и фантазировать, и играть это самое. И многим людям очень этот фильм понравился. А, значит, вот Желтая Мельница, «Академия дураков», это самое мои множества, множества моих школ. А школы же я как делаю? Я просто вот, например, беру корабль, значит, это самое неизвестным способом каким-то там достаю на месяц корабль. Сажаю туда человек 40, значит, этих самых педагогов и человек 40 учеников, которые из тысячи выбраны. И мы отправляемся по Волге, значит, гулять по Волге. Как это называется? Дураки на Волге. И останавливаемся на всех пристанях, вываливаем на улицы и выступаем и внутри… и публику пускаем внутрь. Это вот был 2003-й, по-моему, год. Корабль дураков такой. Ну, у меня множество интересных школ, потому что все школы, которые я делаю, – это школы… школы-события нереальные. Например, мы захватили остров в Финском заливе, не помню уже в каком году, значит, потому что был ничейный. А выяснилось, ни одна организация в Советском Союзе не нашла… не нашлась, которая бы сказала, это мой остров. Тогда мы взяли этот остров и притащили туда 200 студентов со всей России, и сказали, будем учить уличному театру, которого нет, и которого мы не знаем. То есть просто вместе учились на этом острове, а потом делали десанты на все соседние города, заполняли город с утра до ночи, значит, фантастическими вот какими-то представлениями. К вечеру исчезали, и никто не знал, что это было, откуда взялась, что это за лунатики здесь оказались и так далее. И это… Ну, то есть всегда мы каждый раз наход… делая какую-то школу, мы создаем какое-то чудесное приключение и для самих себя, и для всех, кто нас… нас окружает. Ну, вот в этой истории там будет и школа, и все… десятки фильмов, которые мы сделали. А! Там же будет, например, наш любимый проект с Гидоном Кремером – «Снежная симфония» с симфоническим оркестром. Там будет конгресс дураков. Опять все великие дураки мира соберутся и будут…
К. Ларина
―
А они еще остались?
В. Полунин
―
Ну, мы вот все собрались. Я вот боюсь, что это последний раз. Это вот старая гвардия, которая дети цветов ещё они. Это же те, кто в 68-м году начинал все эти хиповые движения и так далее. То есть это сейчас сменится поколение. Придут какие-то новые дураки. Ну, вот мы, старые академики, вот хотим поделиться тем богатством, что мы накопили. В общем, куча спектаклей, куча, значит, больших фестивалей. И мы открываемся «Карнавалом белым». В середине будет карнавал, значит, цветной. Нет, в финале будет «Карнавал цветной», а середине будет 12… Как называется? 21 июня, когда, значит, ночь Ивана Купалы. И вот…
К. Ларина
―
Угу.
В. Полунин
―
В общем, это множество, множество будет событий. Мы даже… Мы не вмещаемся. У нас есть 90 дней. Мы не вмещаемся. Приходится по две вещи в день делать. То есть мы затеяли очень размашистую историю.
К. Ларина
―
А Вы когда в последний раз были в России, в смысле, ну, когда в последний раз встречались с публикой с российской?
В. Полунин
―
Постоянно. У меня же расписано… Мой год, каждый год очень подробно расписан на много лет вперед. И вот у меня обязательно там это самое январь-февраль мы Москва – Питер. Осень у нас Транссибирский экспресс. Мы берём 10 городов Сибири, иногда меняем на Поволжье. То есть по вол… по Волге спускаемся вниз. Кстати, надо сказать, что 1-е наши гастроли после, значит, этой паузы, значит, будут уже в середине сентября по всему Поволжью и на… до Урала. То есть мы опять со «Снежным шоу» окажемся во всяких этих местах. И у меня… После этого у меня Франция это самое всегда обычно осенью и потом Канада. Весной у меня Италия. Лондон каждый год, значит, возле этого, значит, это самое колеса. Это у нас Royal НРЗБ. Уже 15 лет мы там. Мы каждый год выступаем в Италии. Например, я в репертуаре Piccolo Teatro di Milano. То есть и каждый новый год я встречаю вместе с итальянцами, а потом уже лечу в Москву. Ну, в общем, мы в Питере, в Москве и, значит, по всей России очень пунктуально и подробно город за городом смотрим, что пропустили, на следующий год обязательно приезжаем дальше.
К. Ларина
―
Конечно же, идеальный исход вот такой встречи с театром Полунина, с миром Полунина – это если чтобы политики стали другими, ушли оттуда просветленными или вообще сказали, пришли бы все и сказали бы: всё, бросаем к чёртовой матери заниматься этим делом, будем делать… вступаем в «Академию дураков». Да? Или просто поменяться местами. Вот что интересно, да?
В. Полунин
―
Ну, время от времени надо делать. Карнавал же для чего затевался в Средневековье?
К. Ларина
―
Да.
В. Полунин
―
Чтобы время от времени поменять позицию. Был умным, стал дураком. Был дураком, стал умным и так далее. Поменяться местами, попробовать себя на другом месте, поиграть вот. Вот и это давало… как бы снимало стрессы, давало понимание ситуации и так далее, и так далее. Карнавалы нам нужны.
К. Ларина
―
Ну, я, кстати, не спросила Вас про цирк. Я так понимаю, что Вас там все-таки не… сейчас… сейчас уже Вы не работаете с ленинградским цирком, да?
В. Полунин
―
Я на сегодня с цирком работаю в качестве руководителя секции… Как называется? Это называется форум, международный форум петербургский каждый год…
К. Ларина
―
Да, да, да. Культурный.
В. Полунин
―
… в секции цирка и уличного театра. Каждый год я собираю всех лучших по какому-то жанру, то жонглёров, то клоунов, то режиссеров и со всего света. И мы обсуждаем, куда движется дальше цирк, каким путём ему в этом помочь и так далее. А из того, что я смог, я смог помочь вот реконструкции цирка на Фонтанке. Но я бы с удовольствием, конечно, занялся, если бы это было… дали мне возможность, молодёжным цирком, потому что главное – это, конечно, молодежь и школа… школа цирка, которая могла бы давать будущее, потому что традиционный жанр… цирковой жанр у нас достаточно крепкий до сих пор. Но у нас совершенно нет новой школы. У нас нет новых идей. У нас нет режиссера в настоящем и так далее, и так далее. Нам не хватает будущего в цирке. Поэтому нужно к традиции прибавить еще будущее.
К. Ларина
―
Хочу Вас расстроить, нам в принципе не хватает… не хватает будущего не то… не только в цирке. К сожалению…
В. Полунин
―
Да.
К. Ларина
―
… этот проект всё меньше и меньше обсуждается в самых разных community. И это, конечно, очень обидно. Я счастлива, что мы с Вами поговорили сегодня. Хочу Вас предупредить, когда приедете через год, не шутите про политику, про религию и про секс. Пожалуйста.
В. Полунин
―
У меня это всё закон на всю мою жизнь. Поэтому я… мне в любом месте хорошо.
К. Ларина
―
Спасибо Вам огромное. Ну, и желаю здоровья! Желаю любви! Желаю гармонии! Желаю, чтоб учеников было больше! И желаю, чтоб Вас понимали и принимали те, кто вам дорог. Спасибо Вам огромное!
В. Полунин
―
Спасибо Вам. Большое удовольствие с Вами общаться.
К. Ларина
―
Взаимно! Счастливо!