Андрей Смирнов - Дифирамб - 2020-05-10
10.05.2020
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». Я Ксения Ларина. А в гостях у нас сегодня наш любимый гость, мой любимый гость, один из моих самых любимых собеседников, с которым мы не расстаёмся, несмотря ни на что, несмотря на расстояния, несмотря на эпидемии, несмотря на географию. Это Андрей Сергеевич Смирнов, режиссер и человек. Здравствуйте, Андрей Сергеевич! Приветствую Вас!
Андрей Смирнов
―
Здравствуйте, дорогая Ксюша!
К. Ларина
―
Наверное, стоит начать с того, что поздравить с праздником и Вас, и всех наших слушателей, потому что мы встречаемся в праздничные дни, день, который очень важен для всех граждан России и для моего сегодняшнего гостя особенно. Андрей Сергеевич, хотела сказать… вот с чего начать. Поняла я вдруг, что не только юбилей самой победы – да? – 75 лет, но и 55 лет самому празднику, который собственно начался в 1965 году. А до этого-то праздника не было никакого. Так что вот Вам ещё одна юбилейная дата. Я думаю, что стоит этого начать, поскольку к этому решению, к возвращению праздничного дня имеет непосредственное отношение Ваш отец Сергей Смирнов. Давайте мы напомним, потому что никто же ничего не знает и не помнит сегодня, как… как это было.
А. Смирнов
―
Да. Дело в том, что это был обыкновенный рабочий день, и никто… Ну, 9 мая, конечно, особенно в семьях, ну… где жили фронтовики естественно всё равно этот день был как бы праздничным, но в масштабах всей страны он практически не отмечался. И в преддверии 20-летия победы наш отец написал несколько бумаг, писал в ЦК партии по поводу того, что надо сделать этот день выходным, надо сделать его праздником. И в то время он вел свою передачу. Я уже не помню, был ли это рассказ о неизвестных героях или еще не подвиг… По-моему, рассказ о неизвестных героях. И одну из передач он в начале года посвятил своей фантазии на тему, как бы надо было отмечать великий праздник 20-летия победы. Эта передача вызвала большой скандал, потому что его тогда не записывали, он говорил в прямом эфире. Ему доверяли. Но дело в том, что маршал Жуков в это время был в немилости, в опале, а отец, фантазируя перед экраном о том, какой должен быть парад победы в день 20-летия, сказал, что, ну, конечно, впереди должны идти наши… те, кто жив и здоров, наши прославленные маршалы, и возглавлять эту колонну должен, конечно, Георгий Константинович Жуков. Скандал был чудовищный. И его… Ну, естественно его вызвали в ЦК. Ну, уж я не знаю, что там ему говорили, но я знаю, что чуть не сняли… Тогда был на… Как он назывался? Председатель… ну, возглавлявший радио и телевидение?
К. Ларина
―
А… Радиокомитет, да?
А.Смирнов: Это Сталин же заявил, что у него нет пленных, у него есть предатели родины
А. Смирнов
―
Да, да, да. Мезенцев его фамилия была. И его вызвали пропесочили там страшным образом. И с этого дня отца больше не выпускали в прямом эфире. Только в записи, чтобы была возможность заранее контролировать. Но зато все-таки было принято решение, значит, о том, что этот день станет выходным. И мало этого мы получили еще один выходной, потому что по решению ЦК партии, Политбюро естественно, 8 марта был тоже сделан выходным днем в знак заслуг советских женщин, которые, значит, трудились и на фронте, и в тылу. Мы обрели 2 выходных. И, конечно, отец мой был счастлив, но особенно он был счастлив, потому что впервые в этом указе, опубликованном, были льготы для фронтовиков, льготы в очереди на получение квартиры, скидка на лекарства в аптеке, там ещё какие-то. Но в сущности там был еще один очень важный не параграф… Параграфа не было в этом постановлении ЦК партии. Но дело в том, что с… вот примерно с этого времени перестали гноить тех, кто побывал в немецком плену. Они стали… постепенно стали полноправными участниками войны, фронтовиками. На них стали распространяться льготы для фронтовиков. А так как у нас было-то почти 5 миллионов людей в немецком плену, особенно страшные потери были в 41-м году, когда только в киевском котле, насколько я помню, более 600 тысяч военнослужащих попали тогда в котел. Значит, кто… То вот эти люди, люди, которые, во-первых, сплошь и рядом в плен попадали люди раненые, без сознания могли попасть или, ну, в абсолютно безвыходном положении. Это Сталин же заявил, что у него нет пленных, у него есть предатели родины. Поэтому смертность в немецких лагерях, смертность среди советских военнопленных была чудовищной, потому что все, значит, люди из Европы, там пленные французы, англичане, а потом американцы, наконец, там, ну, не знаю, югославы, там… Кто там еще из европейских наций? Все эти люди получали посылки из дома через Красный Крест. А наши не получали ничего ни от Красного Креста, ни из дома. И я помню хорошо, как мне рассказывал один из участников брестской обороны, как они встречали в Маутхаузене, страшном лагере уничтожения немецком, они встречали новый, по-моему, 44-й год и, значит… Но югославы и англичане пришли п поделились с ними посылкой из дома, дали что-то выпить, что-то закусить. Они выпили все вместе. Потом ребята, значит, англичане эти и югославы ушли, остались только наши. И вот они разделили между собой, и один из них говорит: «Ну, ребята, пьем, конечно, за что? За победу. А за усатого пить не будем». Так они и выпили. За усатого пить они не стали, потому что, конечно, погибали от голода же просто. Я повторяю, смертность была сумасшедшей. Поэтому вот этот рубеж 20-летия победы в 65-м году, он как бы был очень значительным, очень важным и в сознании нации вообще, ну, и, конечно, для фронтовиков это была важная веха.
К. Ларина
―
А съемок вот 1-го дня победы, по-моему, так я не встречала нигде даже хроники, вот который был в 65-м году. Но зато зафиксирован день победы 66-го года в фильме «Июльский дождь» Марлена Хуциева. И вот это, конечно, важнейшее свидетельство эпохи, чтобы понять то настроение, тот эмоциональный фон, на котором этот праздник в то время проходил. Ну, мой вопрос такой… Мы сегодня будем о многом говорить. Я надеюсь, мы успеем. Вы же в Брестской крепости тоже были вот в то время, когда как раз отец занимался этой темой, и читала, что для Вас это тоже было какое-то очень значительное событие в Вашей жизни, Вас это очень сильно обожгло. Такая близость к войне. И мой вопрос такой: почему всё-таки Вы за всю свою жизнь кинематографическую вот внутрь войны не входили как режиссер? Я понимаю, что «Белорусский вокзал» - это такой вот… скорее скажем, послесловие, такой удар эмоциональный, связанный уже с днем сегодняшним, ну, тогда 70-е годы. А вот так внутрь, учитывая, что Вы многих знали, учитывая, что какое количество человеческих историй драматических Вы знали благодаря отцу, Вы рассказывали, что даже этих людей Вы видели, которые к нему приходили. И я знаю…
А. Смирнов
―
Да.
К. Ларина
―
… там несколько было сюжетов просто каких-то невероятных по своей силе и драматизму. Ни разу Вы не… не взялись за это как автор-кинематографист.
А. Смирнов
―
Ну, это не совсем так, Ксюша. Дело в том, что мы с моим одногруппником – что ли? – по ВГИКу, режиссером Борисом Яшиным, ну, он уже ушел от нас года полтора назад, значит, мы с ним вместе защитили диплом в 62-м году. Короткометражка НРЗБ был наш диплом. А первый наш полнометражный фильм, он как раз на материале войны в 63-м году. Это был… была экранизация замечательной повести Георгия Бакланова «Пядь земли». Она на военном материале. Это 44-й год. Война в Молдавии. Там в частности одна из последних ролей Жени Урбанского, так рано погибшего. Вот. И там были неплохие артисты. Саша Збруев играл главная роль. Для нас это была значительная веха. Там есть и боевые эпизоды, и есть… так что это на материале войны сделано. И мы были очень… Это было очень трудно, потому что цензура была буквально на каждом шагу. Вот это изобразить можно, а вот это нельзя. И у нас был консультант, генерал, прошедший войну, который по каждому поводу… И если мы допускали какие-то отступления, писал доносы. И контролировало нас высшее начальство военное. И это сказалось, конечно, на… на фильме. Но картина не стыдная. Там играют неплохие артисты. И она прошла довольно неплохо. Так что одна военная картина у меня за плечами все-таки есть.
К. Ларина
―
Но никогда не хотели вернуться к этой теме?
А. Смирнов
―
Нет. Нет, конечно. Потому, что, ну, во-первых, с годами я отказался от идеи делать экранизации. Мне кажется, что все-таки кино требует оригинального сценария. А сделать по роману книжку… сценарий всегда сопряжено с определёнными трудностями. Я отказался от экранизаций. Ну, и потом… Ну, что? Одно дело делать картину, когда необходимо за каждым шагом, чтобы следил консультант, это хорошо знающий, конечно, я предпочитал работать на материале, в котором я могу сам ориентироваться без особой помощи консультанта.
К. Ларина
―
А вот интересно, если мы говорим о военном кинематографе, почему лучшее кино о войне все-таки уже снято в советское время, когда свирепствовала цензура, как мы все знаем, когда практически ничего нельзя было, когда были какие-то окошечки случайный исторические, вот эпоха там Оттепели короткая, когда можно было хоть какую-то интонацию поменять и сказать что-то важное и честное про этот период. А сегодня когда всё вроде как можно, кино про войну, ну, выглядит как фрагмент компьютерной игры и абсолютно лишенное всякой… всякого сопереживания внутреннего, какой-то личной, как мне кажется, какой-то личный связи с собственной страной, с собственной историей. Что случилось? Почему этот разрыв произошел? И в чём секрет успеха, если можно применить этот слово, успеха кино военного в советское время? Ну, я имею ввиду лучшие образцы, конечно, а не… не такие… не парадные.
А. Смирнов
―
Ну, дело в том, что это вопрос спорный – то, что Вы сказали. Я не могу судить о том, каков сегодняшний уровень фильмов о войне. Я их что-то мало видел. Но вот что «Дылда» сделана на военном материале, но там не… не фронт в кадре. Ну, а Вы вспомните, какие вот шедевры нашего кино на военном материале. Ну, как? Ну, наверное, вспоминается там, скажем, экранизация Симонова, которую делал Александр Борисович Столпер…
К. Ларина
―
Да, «Живые и мертвые».
А. Смирнов
―
Царство ему небесное. С прекрасным Папановым в роли Серпилина, с Кириллом Лавровым в главной роли. И это крепкие, хорошие картины. Но не думаю, чтоб очень сильно вспоминали их зрители. А вспоминается, конечно, что? Ну, «Баллада о солдате», прежде всего, конечно, в которой фронта самого практически нет за вычетом нескольких кадров. Но вот судьба молодого солдатика, она там так выпукла, так как бы наивна и так прекрасно сделана. Эта картина, ну, может быть, лучшее из того, что у нас снято о Великой Отечественной войне, потому что вот духовную жизнь народа в это время она передает необыкновенно точно, просто и трогательно. Вот мы были тогда еще студентами ВГИКа, и Чухрай привез показывать «Балладу», еще она не вышла на экран, и, значит, обсуждение было. И мы довольно высокомерно НРЗБ эту картину, предъявляли ему разные художественные претензии. Он кивал головой, говорил: «Вот это получилось, а вот это вот нет». Но в отличии от нас, понимаете, Феллини, ну, на… на… они столкнулись на одном кинофестивале в Каннах, «Сладкая жизнь» Феллини и «Баллада о солдате». «Сладкая жизнь» получила, значит, пальмовую ветвь, а «Баллада о солдате» получила гран-при жюри. И я помню интервью Феллини, который восхищался «Балладой о солдате», говорил о том, как замечательно сделана эта картина. Вот мы тогдашние студенты не сумели это по-настоящему оценить. А Федерико Феллини почувствовал и был восхищен Чухраем. Вот. Понимаете, потому что, ну, война, во-первых, не так легко поддается воспроизведению. Понимаете, взрывы там и вспышки огня – этого мало! А вот военный быт передать, ну, достаточно трудно. Нужны усилия. Нужны артисты, которые чувствуют этот материал, эту фактуру. Во всяком случае сделать хорошую картину на военном материале очень сложно. Это не просто. Вот. А у… Почему? Ну, я не берусь ответить на проблему, о которой Вы сказали, но уверен, что, конечно, Отечественная война была и останется материалом, который вдохновит ещё не одно поколение российских кинематографистов.
К. Ларина
―
Ну, там война-то в истории России не одна как собственно в истории вообще мировой. И, я, кстати, если мы заговорили про кино, я не знаю, видели ли Вы эту картину, она на меня привезла колоссальное впечатление. Это не про Вторую мировую войну, а про Первую. Это тоже ученик Сокурова. Фильм называется «Маленький русский». Видели Вы этот фильм?А.Смирнов: Наши не получали ничего ни от Красного Креста, ни из дома
А. Смирнов
―
Нет.
К. Ларина
―
Плохо.
А. Смирнов
―
Я его не видел…
К. Ларина
―
Я Вам очень… очень прошу Вас посмотреть.
А. Смирнов
―
Очень хвалили…
К. Ларина
―
Да, да, да.
А. Смирнов
―
Я собирался посмотреть. Да, да, да.
К. Ларина
―
Потому, что, конечно же, это ощущение эпохи, ощущение невероятной трагедии. Ой! Это передать очень сложно! И Вы правы. Да, конечно же, сложно… сложно погружаться и сложно снимать войну. Но в конце концов «Белорусский вокзал», там тоже нет никакой войны. Но она есть. Она присутствует. Мы же ее слышим, чувствуем ее очень близкое дыхание, хотя, казалось бы, фильм сделан через сколько лет после войны!
А. Смирнов
―
Дело в том, что я заглянул в завтрашнюю программу телевизионную…
К. Ларина
―
Это которая будет 9 мая, да? Да?
А. Смирнов
―
… и обнаружил, что по Первому каналу в 23:00 объявлен фильм «Белорусский вокзал». Это будет сегодня. И я смеялся. Дело в том, что в этом году… Вернее так: в феврале будущего 21-го года будет ровно 50 лет с момента, когда вышел на экраны «Белорусский вокзал».
К. Ларина
―
Еще один юбилей.
А. Смирнов
―
Но снимали мы его в 70-м году. Ну, то есть в этом году ровно полвека фильму. И если я… жене сказал, говорю: если бы кто-нибудь нам в 70-м году покойному Паше Лебешеву, главному оператору, или Володе Коровину, художнику, или… или артистам, которые там снимались, кто-нибудь нам сказал, что через 50 лет по телевидению, по Первому каналу будет идти наш фильм, мы бы только рассмеялись, конечно. Надеяться на это мы никак не могли, потому что 50 лет для фильма – это огромное временное расстояние. И рассчитывать, что картина сохранит какую-то привлекательность для зрителей не приходиться. Ну, как мне кажется, картина эта свое долголетие объясняет… Я объясняю двумя причинами. Во-первых, замечательный сценарием покойного Вадима Трунина. Вот не худо его вспомнить по этому поводу. Это он придумал и написал эти замечательные диалоги. Я надеюсь, что его сын, может быть, увидит нашу передачу, услышит его вдова, что мы его помним. Это важно. И второй компонент – это, конечно, замечательные артисты, из которых жива и более-менее здорова только Нина Ургант. Ну, еще тоже жива и не совсем здорова, насколько я знаю, Маргарита Терехова. Ее тоже надо помянуть. Остальные, к сожалению, покойники. Но артисты, замечательные артисты и замечательный диалог, который они говорят, обеспечили картину… картине вот такую долгую жизнь.
К. Ларина
―
Ну, там тоже была непростая судьба. Тоже об этом всё уже давным-давно забыли, что и резали, и мучили, и с утверждением на роли были… были проблемы. Я, кстати, тут освежила в памяти все эти Ваши рассказы и с удивлением обнаружила еще одну знакомую фамилию. Это Владимир Познер-старший, который тоже принимал активное участие в недопуске режиссера Смирнова до святой темы военной, – да? – поскольку был на подозрении уже тогда… находился Андрей Сергеевич.
А. Смирнов
―
Нет. Нет. Познер к этому уже не имел… Познер был директором экспериментальной творческой киностудии под руководством Григория Чухрая. И вот картина «Ангел», которую мы с Хлебишевым сделали, короткометражка, была положена на полку в 68-м году. И тогда же мне тогдашний замминистра Владимир Евтихианович Баскаков сказал: «Мы тебе поможем сменить профессию». Ну, и вот почти 3 года работы не давали. Но потом все-таки «Белорусский вокзал» был запущен. И Познер уже к этому не имел отношения.
К. Ларина
―
Ну, хорошо. Напомню, что Андрей Сергеевич Смирнов сегодня у нас в студии. Вот так я по привычке говорю, поскольку всё равно получается, что мы в студии сидим. Ксения Ларина ведет программу. Мы вернемся через несколько минут после небольшого перерыва.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Передачу ведет Ксения Ларина. А наш сегодняшний гость Андрей Сергеевич Смирнов, режиссер. Мы вспоминаем очень далекое время, совсем далёкое. Но я бы еще остановилась бы на том времени в связи с тем, чтобы все-таки на Вашем опыте и на опыте Вашего отца, в конце концов, понять, как вообще происходит становление человека, как происходит открытие, как формулируется мировоззрение, отношение к событиям, явлениям, поступкам. Вы… Мы в первой части вспоминали Сергея Смирнова, который, конечно же, был член Коммунистической партии и настоящим коммунистом, что называется, который верил в идеалы добра и справедливости, коммунистического выбора. Но он же потом в 66-м году, если я правильно помню, подписал знаменитое письмо советской интеллигенции, письмо адресованное Брежневу, протестующее против реабилитации Сталина. Вот как человек проходит этот путь от одного из символов, из столпов, скажем так, – да? – культуры, советской культуры сталинской эпохи вот до вот такого для себя понимания, что это был за человек, что это была за эпоха, вообще что такое сталинизм не с точки зрения фигуры Сталина, а сталинизм как явление? Да? Как преступление.А.Смирнов: Сделать по роману сценарий всегда сопряжено с трудностями. Я отказался от экранизаций
А. Смирнов
―
Ну, Вы знаете, Вы обозначили такую могучую тему, за которую, я не знаю, взяться с какого конца, понимаете. Вот что касается нас, моего поколения, ну, вот «Белорусский вокзал» - это же фильм, снятый вот моим поколением, мои сверстники были и главный оператор, и главный художник, и полгруппы. Мы же дети фронтовиков. Почти все наши отцы были на фронте, пришли оттуда. Поэтому, конечно, это сформировало нас как советских граждан, детей фронтовиков. Что еще сказать? И потом в «Белорусском вокзале» то, что вот Вы вспоминали там… сказали о том, что я бывал в Брестской крепости, я в 1-й раз туда попал, мне было 14 лет, я был в 7-м классе. Отец мой с 51-го года работал в журнале «Новый мир» заместителем главного редактора, которым был Александр Трифонович Твардовский. Но в 54-м году этот журнал разогнали. Там был ряд публикаций, которые вызвали бешенство у начальства, и на заседании ЦК их грозились вообще из партии исключить и так далее. Александр Трифонович Твардовский, по-моему, не пришел на это заседание. То ли в запой ушел… Что-то в этом роде. Но его там не было. А отец там был и… и досталось очень прилично. И насколько я знаю, отец боялся, что посадят. Значит, и, ну, его выкинули оттуда, он остался без работы. Надо было подумать, что писать, чем заниматься. И вот так он набрел постепенно на тему обороны Брестской крепости, о которой, в общем, ничего толком неизвестно было, и считалось, что все защитники Брестской крепости погибли, никого не осталось в живых. И отец, значит… Ну, вот следующим летом, значит, 55 года отец сидел в крепости. Ну, он уже нашел кое-кого из героев, уже встречался с ними, даже привозил в Брест. И я на каникулах попал туда. Я у него прожил там недели две. Впечатление было абсолютно оглушительное, потому что Брестская крепость стояла, развалины все эти были живы, как будто вчера отсюда война ушла. Ну, например, там была воронка огромная. Немцы сбросили фугасную бомбу, я не помню, каким-то огромным весом в несколько сот килограмм. И воронка от нее – это была яма диаметром метров в 30. Она еще… Она уже заросла травой естественно. Это уже 10 лет прошло с конца войны. Но вообще это было свежее. А главное, что я там увидел, это мостик через… Там маленькая речка Мухавец, которая течет, значит, по Брестской крепости. И вот там был мостик с металлическими перилами. Какие перила были? Это была труба просто положенная с одной и с другой стороны. И вот эта металлическая труба – это было кружево из металла. Она… Каждый сантиметр ее был пробит осколками и пулями. Конечно, потом ее взяли, убрали. Там поставили новые перила. А надо было, конечно, сохранить, потому что это производило немыслимое впечатление, потому что по этому мостику бежали, кстати говоря, в 1-ю контратаку бойцы брестской обороны. Под каким же огнём это было?! Там живого места на этой трубе не осталось. Это было кружево. И вот одно только созерцание этих перил, этой совершенно, значит, превращенной в кружево трубы производило гигантское впечатление. Как при таком огне человеку что стоит встать, подняться и бежать в атаку?! Это же самоубийство, казалось! Вот. Конечно, это произвело огромное впечатление. Ну, а потом когда я услышал, это было летом 68-го года, как раз картину «Ангел» нашу положили на полку и мне пообещали, что, значит, мне помогут сменить профессию, мой товарищ, который был уволен из экспериментальной студии за недостаток бдительности, он был редактором на фильме «Ангел», который положи на полку, Леонид Абрамович Гуревич. Это был талантливейший человек, к сожалению, уже покойный. Умница. Талантливый как режиссёр, как педагог, как редактор и вообще очень талантливый кинематографист, и мой близкий друг много лет. Значит, мы были в гостях, выпивали. И тут мне Лёня рассказал… говорит, что на экспериментальной студии у Чухрая лежит без движения заявка. Тебе бы надо в нее заглянуть. Там история… И он рассказал. Там 4 фронтовика встречаются на могиле своего командира. Они не виделись там с начала войны и потом мучительно пытаются где-то вместе выпить и найти давно потерянный общий язык. Всё! И вот я уже был выпивши, но это меня как пуля поразило. Я вспомнил как к отцу, мы жили тогда в Марьиной Роще, а отец заканчивал вот подготовку 1-го варианта книги о брестской обороне, и эти люди, герои брестской обороны, приезжали, ночевали иногда у нас. Петя Клыпа приехал из Магадана, где отслуживал… Ему было 14 лет, когда он участвовал в обороне Брестской крепости. Мальчишка был. А отец нашел его в Магадане, в зоне, где он получил 25 лет за соучастие в убийстве, в котором он не принимал участия, как потом выяснилось. Недобросовестный следователь пришил ему это дело. Александр Филь, герой обороны Бреста, приехал из Сибири. Он был исключен из партии, очень это переживал. Отец помог ему восстановиться в партии. Майор Гаврилов, главный герой брестской обороны приехал с окраины Краснодара, где он с женой жил в саманном… ну, избушке, которую они слепили сами. Это были люди обиженные, во-первых, потому что они все естественно прошли через немецкий плен, потому что избежать немецкого плена в Брестской крепости, которая… Там очаги сопротивления были ещё в первых числах августа 41-го года! Фронт уже был за Смоленском. Уже Минск взят. А они еще прячутся в развалинах, голодают и все-таки выскакивают и убивают немцев, когда дело абсолютно безнадежное! Но потрясает в этих людях именно вот эта какая-то личная заинтересованность в исходе войны. Их дело абсолютно безнадежно, никто их не… Нет! Они продолжают воевать! Это самое потрясающее в обороне Бреста! Вот это чувство личной ответственности и ощущение… когда мужик ощущает необходимость пусть погибнуть, но все-таки убить хоть одного врага! Ну, и вот отец помогал одному восстановиться в партии, другому получить квартиру, всем им вернуть звания фронтовика, участника непосредственно… еще непосредственное отношение к великой победе! И это было огромное дело. Это главное… Отец хоть и коммунист, но главное содержание его жизни – вот этот великий христианский подвиг возвращения доброго имени миллионам людей, которые не заслужили того отношения, которое к ним было много лет после войны. И вот для меня, когда мне Леня Гуревич рассказал вот эту… как фронтовики встречаются и пытаются найти давно потерянный общий язык, у меня было непередаваемое чувство, что я обязан это сделать, потому что я вспомнил вот их, как они приезжали к нам и таскались по, значит, различным инстанциям, чтоб восстановиться то ли в партии, то ли в жизни вообще. И я той же ночью пришел домой, разбудил среди ночи жену Вадима Трунина, узнал у неё телефон… А он в это время писал какой-то заказной сценарий где-то в Киргизии в доме отдыха партийного начальства. Я нашел Трунина где-то в 4 часа утра. Он сказал, пожалуйста, заявка лежит, а ее… Ей не дают хода. И с этого началось… Ну, там еще долгий путь. Но вот это воспоминание об этих людях, забытых после войны… Они вели себя крайне скромно. Никто из них не смел подумать о себе как о герое, понимаете, даже этот майор Гаврилов, полуграмотный татарин, командир Красной армии еще с 20-х годов, которого… его взяли немцы. Значит, он прятался в подземелье. И он был без сознания уже… Уже он пытался питаться комбикормом для лошадей, который там был. И он лежал без сознания. Но когда услышал немецкие голоса, он пришел в сознание, стрелял, убил там кого-то, бросил гранату и потерял сознание. Его привезли в госпиталь там в Бресте. И немецкие офицеры солдат своих возили, показывали его как образец воинской доблести, понимаете. Ну, я начинаю волноваться…А.Смирнов: Замечательные артисты и замечательный диалог обеспечили картине вот такую долгую жизнь
К. Ларина
―
Да. Андрей Сергеевич, а Вы смотрели «Брестскую крепость» Александр Котта фильм.
А. Смирнов
―
Да. По-моему…
К. Ларина
―
Ну, и что скажете?
А. Смирнов
―
Достойная картина. По-моему, она… ну, в ней в основе, конечно, лежит книга отца. И он там… и хорошие работы актерские, и Саша Котт, по-моему, очень достойно это сделал.
К. Ларина
―
Спасибо за этот монолог. Я чувствую, что Вы заводитесь…
А. Смирнов
―
Да.
К. Ларина
―
… конечно, это… всё это внутри живет. Я все-таки хочу вернуться вот к моему вопросу, вот как все-таки совместить всё одно с другим, вот эту вот жертвенность, этот запредельный, нечеловеческий необъяснимый для многих героизм людей, вот с той… с теми преступлениями против этих людей, которые совершала их же власть, советская власть и во время войны, и перед войной, и после войны. И это всё тянулось и тянулось. Как… Как это можно совместить? Почему у нас одно уничтожает другое? Одна правда обязательно уничтожает другую? Мы живём своими так. Ведь когда пытаешься говорить на ту же самую бесконечную тему, почему мы не можем сказать всю правду о войне, о том, что было до войны, о причинах этой войны, о блокаде Ленинграда и о прочих вещах страшных, жутких, гибельных, об этих… о не похороненных людях, о забытых именах, о том, что на костях вся у нас страна стоит. Почему каждый раз, когда мы на эту тему пытаемся говорить, тут же получаем обвинение, что умоляем победу советского народа? Почему это не совмещается?А.Смирнов: Мы же дети фронтовиков. Почти все наши отцы были на фронте, пришли оттуда
А. Смирнов
―
Ну, Вы знаете, вот я вчера случайно, переключая телевизор, наткнулся… из Большого театра транслировался юбилейный концерт Александры Николаевны Пахмутовой. С такой помпой огромной целый ряд выдающихся деятелей нашей культуры в этом участвовали. И я никак не мог выключить это. Ну, конечно, Пахмутова… заслуги Пахмутовой очевидны. Ей 90 лет, при этом она сама сидит за фортепьяно. Прекрасные певцы поют. Но это был такой праздник совка! Как будто Брежнев ожил. Все эти песни, значит, 60-х, 70-х, 80-х годов, воспоминания об Олимпиаде, там о геологах и так далее. И тетки пожилые, сидящие в зале, радостно подпевающие вот как бы вот назло кому-то. Нам, наверное, назло. Вот. И был полный праздник совка! Как будто вернулась к нему, значит, их любимая советская власть. Ну, так же у нас всё. Ведь правда. А Вы говорите, одна правда уничтожает другую. И 2 взгляда. Один взгляд на нашу историю, который вот сейчас, кстати говоря, в интернете множество сталинистов, коммунистов подымают головы и объясняют, что это была великая страна. Индустриализация и коллективизация – это замечательные вехи. И победу они себе приписывают! Это всё благодаря, конечно, их марксистско-ленинской идеологии и благодаря тому, что верный, значит, ленинец товарищ Сталин сидел во главе этой армии. Понимаете, значит, а) в 90-е годы, значит, пришли банкиры, либералы и так далее, которые их обманули и разрушили великую страну. Это один взгляд. И другой взгляд вот людей тех, кто думает так же, как думаю я, что это… Октябрьская революция – это тотальная катастрофа России, от которой она и сегодня не очнулась, что даже победа – это… Надо бы в дни победы не худо бы вспоминать о том, какой ценой она далась. Вот та милитаристское, победное вот это «повторить можем», как они говорят, это же безнравственно. Это омерзительно. И мы до сих пор не имеем достоверной статистики, до сих пор есть документы Генштаба за 2-ю Мировую – 75 лет прошло! – неопубликованные, остающиеся секретными. Мы до сих пор не знаем, какое количество людей, как у нас это называлось, пропало без вести. Понимаете? На Арлингтонском кладбище в Нью-Йорке они 30 лет потратили, американцы. Но за 30 лет ни один солдат Вьетнамской войны не остался забытым. Все их фамилии там торчат! Это вот недавно! А мы за 75 лет сколько у нас семей, у которых есть только бумажка, уже, наверное, давно потерянная: «пропал без вести»?! Что значит «пропал без вести»? Где погиб? Как? При каких условиях? Мы сами про себя говорим, что мы Иваны, непомнящие родства. Понимаете, мне кажется, праздник победы, конечно же, великой победы, которую, ну, я думаю, не одно из поколений, которое за нами придет, никогда не забудет этого. Но в этот день, мне кажется, его правильнее бы проводить на кладбище, вспоминая, какой ценой это далось. И до сих пор спорят, 30 миллионов ухлопали или 40! Это же… Ни одна нация, участвовавшая во 2-й Мировой войне, не потеряла столько своих сыновей. Это же надо помнить о том, что ребята, родившиеся в 20… с 22-го по 25-й примерно год, из них… из сотни возвращались в лучшем случае трое. Это же несколько волн, поколений, которые все остались в земле. Вот об этом надо вспоминать в этот день. Молиться за упокой их душ. И… и все-таки, значит, в этот день, мне кажется, это прежде всего день скорби, день воспоминания о невосполнимых потерях. Ведь это же не просто парни легли в землю, но их дети никогда не родились. Кого мы потеряли, как мы можем знать? Наверное, там были и великие ученые, и поэты, писатели, не знаю, там артисты, режиссеры да просто машинисты, рабочие! Вот об этом, мне кажется, надо вспоминать. А не говорить, что мы можем повторить. Это что ты хочешь повторить?! 40 миллионов опять положить?! У нас очень милитаристский – что ли? – дух в этот день правит едва ли не всей нацией. Даже такая замечательная идея как Бессмертный полк, что люди выйдут с фотографиями своих отцов, дедов, которые воевали и погибли, и помянут их, а какой масштаб приняло это…
К. Ларина
―
Да.А.Смирнов: Отец хоть и коммунист, но главное содержание его жизни – христианский подвиг
А. Смирнов
―
… шествие?! И уж если там внук Молотова смел вмешаться в эту толпу с фотографией своего дедушки, который подписывал секретные протоколы договора с Риббентропом, ну, что же говорить? Ну, как можно это воспринимать серьезно? Поэтому мы находимся на полдороге, и совершенно неизвестно, какой из 2-х взглядов на нашу историю в результате победит и станет… Пока мы не доживем! То есть я-то точно не доживу. Но надо же, чтобы учебник истории был единый всё-таки по всей стране. Чтобы пацан в 4-м классе сельской школы получал те сведения, которые он должен знать наизусть об этой войне и о ее цене! Но до этого я не доживу.
К. Ларина
―
Андрей Сергеевич, мы, к сожалению, на полдороге должны остановиться. Спасибо Вам огромное. Я в конце программы, конечно же, поставлю фрагмент, финальный фрагмент из фильма «Белорусский вокзал». Без этого мы не обойдемся сегодня. Огромное Вам спасибо за этот разговор. И спасибо за то, что мы о важном успели поговорить, ничего практически не говоря о сегодняшнем дне. Ну, вот в этом и загадка. Спасибо Вам огромное! Я Вас люблю и поздравляю с праздником!
А. Смирнов
―
Спасибо. И Вас также. Всего доброго!