Ольга Волкова - Дифирамб - 2020-04-19
19.04.2020
Ксения Ларина
―
Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». Именно так мы сегодня назвали нашу передачу, которая выходит в воскресенье в это время. У микрофона Ксения Ларина. У другого микрофона в своей собственной квартире, в своём доме замечательная наша гостья – актриса Ольга Волкова. Здравствуйте, Ольга Владимировна!
Ольга Волкова
―
Всем привет!
К. Ларина
―
Очень рада Вас видеть.
О. Волкова
―
Взаимно.
К. Ларина
―
Вот до чего мы дожили! Прям хочется обняться. Ну, мы это сделаем обязательно, когда всё это кончится. Как… как Вы переживаете нынешние времена? Какие новые ощущения и эмоции испытываете от самоизоляции, и вообще от того, что происходит вокруг?
О. Волкова
―
Ну, от того, что происходит вокруг, так печально, грустно и тревожно, что от этого не отделаться. И, конечно, это дискомфортное ощущение полное моральное и сплю плохо, потому что переживаю за всех и за всё. И полная непонятная ситуация, как это закончится. Тем более мы, актеры вне театра находящиеся, которые как я, я играю в театре замечательной, дай Бог ей здоровья, Надежды Бабкиной 2 спектакля, в театре Пушкина приглашена, сейчас мы не закончили, уже почти к премьере подошли в театре Наций «Старости по Фоме». Это по Достоевскому. Село Степанчиково с уникальным режиссером Марчелли Евгением. Вот. И замечательными актерами. Ну, вот это всё… Когда это возобновится, абсолютно непонятно. И вообще когда выдохнут театры? Я думаю, что это будет глубокой осенью, когда наберут… возможность появятся у людей идти в театр, и когда мы сможем вообще выходить в режим выхода спектакля, в частности вот нашего… нашей премьеры.
К. Ларина
―
Что такое вообще для артиста быть запертым в четырёх стенах? И вообще вот такой перерыв в работе… Вы-то опытный, тертый калач и стреляный воробей. Вас ничто не собьёт уже. А вот для артистов, которые привыкли к определенному ритму жизни, для молодых, для них вот такой вот перерыв в работе, он важен, страшен, ужасен?
О. Волкова
―
Мне казалось, быстрее, чем я не живет никто. Да? При 11 названий сколько? Это антрепризы и вот названные спектакли. Но, к сожалению, в кино не снимаюсь давно уже. Ну, вот сейчас вроде поступило предложение. А так ещё творческие вечера бывают.
К. Ларина
―
Мы сейчас с Вами практически в чем-то…
О. Волкова
―
У меня отпуск впервые за год. Я балдею дома. Потом я вообще не умею скучать. У меня такое количество всяких интересных заданий и общения в «Скайпе». Это я вот хоть и тупая с точки зрения владения техникой всей компьютерной, но «Скайп» – это какое-то счастье, потому что я общаюсь с подругой, которая в Хайфе живёт. Я общаюсь с питерскими друзьями. Я общаюсь со светом. Это такое счастье. С Женевой, где тоже мои питерские друзья живут давно. Поэтому цель какая? Поднять настроение. Я долго билась, потому что, конечно, самое тяжелое это сейчас… все в тяжелом состоянии, но у нас большая семья, и мы все сидим. Непонятно, как мы будем дожёвывать что и доживать. Поэтому я вот билась во все телевизионные программы пообщаться с людьми. Могу это делать бесконечно, потому что творческие вечера мои не посвящены традиционной форме, когда выходит актер, говорит: «Я вам сейчас почитаю стихи Ахматовой или Ахмадулиной, а потом пишите записки». Нет, я беру за шкирки зал и вот так трясу их, вытряхиваю душу…
К. Ларина
―
Как это? Вот что Вы делаете?
О. Волкова
―
Это… Ну, во-первых, у меня диалог. Я показываю 5 фрагментов. Я предлагала это на телевидении сделать. Единственное, что, ну, очень же трудно материально сейчас существовать, хотя грех жаловаться, кому-то еще трудней. Ну, это… Мы в некую бесконечность ушли с точки зрения практического решения проблем материальных. Этого неизвестно, когда, что будет. Так вот творческий вечер. Я показываю фрагменты из фильмов, ну, в частности Рязанова, а потом рассказываю, из какого барахла я делала свои эпизоды в жизни. И вот у меня ещё моя подруга замечательная Энна Романовская… Питер, которая была гениальным завредом в ТЮЗе, сейчас она живет в Хайфе, заставила меня написать книгу. Вот она переиздана уже в Москве.
К. Ларина
―
«Перекрестки судьбы».
О. Волкова
―
«Перекрестки судьбы». Да. И я вот по этой книжке… Я очень люблю лексические зарисовки. Я их коплю с детства, потому что вообще у актера должна быть очень хорошая зрительная память, музыкальная память. Вот большие уши, которыми я владею, потому что слышать и запоминать – это всё годится, когда дают тебе мёртвый эпизод, таких людей не бывает. Всё реже и реже попадаются хорошие сценаристы, потому что так народ не говорит. Говорят все усредненным… средним языком, что профессор, что рабочий. Абсолютно. Это давно у меня уже было бешенство, когда ещё появились первые фильмы на производственные темы. Вот тогда я обратила внимание, как… и как талантливо говорят в автобусах и в трамваях. И у меня огромные зарисовки. И детские, потому что за детьми надо записывать. Они гениальные совершенно.
К. Ларина
―
Оль, а Вы играли детей наверняка в ТЮЗе, да? Травести были? Мальчиков играли?
О. Волкова
―
Ещё как! Я играла мальчишек так… Мне было… Я весила 41 килограмм. Была худая. Я росла с братьями. Поэтому я знала все… Ну, дрались. Мы катались на «колбасе». Сейчас никто не знает, что такое «колбаса». Это за трамваем висели такая кишка. Нужно было прицепиться и ехать. Ну, вот курили, начали в 5 лет, подражая взрослым, садиться, «Беломорканал». Папа, мама и кто-то еще. То есть мама не предполагала, хотя пытались со мной и французским заниматься, и немецким, а потом нищебродство началось, и я была оставлена на попечение братьев. Ну, и, конечно, я очень много взяла, это не помогло, когда я играла пацанов в трусах и в майке. Я помню, как сидели мальчишки в полукруглом амфитеатре в ТЮЗе замечательном, гениальном, в театре… Лучшего театра я не видела и не встречала никогда. И вот они смотрели в программку и смотрели мне немножко ниже пояса, потому что там написано было Волкова. А девчонки влюблялись. НРЗП до конца, что я вообще не это… И очень смешно моя дочка, которой тогда было года 4, а я играла такой спектакль замечательный – «А с Алешкой мы друзья», не хотела уходить домой. Мама уводила ее моя. Она говорила: «Мама, можно я с тобой на сцену пойду?» Я говорю: «Кого ты играть будешь?» - «Твоего сыночка». Я говорю: «Да я играю пацана 11-летнего. Какой там мой сыночек?!» Так что вот. Приходилось двигаться и приходилось заниматься. И очень помогли, конечно, мои 2 брата. Это…
О.Волкова: Мы в некую бесконечность ушли с точки зрения практического решения проблем материальных
К. Ларина
―
А вот скажите… Да. Всё-таки вот этот опыт изображения детей. игры в игру, он что дает актёру, актрисе? Ведь Вы у нас… В этом ряду можно назвать и Лию Ахеджакову, которая тоже начала… в своем ТЮЗе играла мальчиков и… мальчишек прежде всего. Да? Ну, естественно… Даже Инна Чурикова, по-моему, играла мальчиков. Они вместе тогда в ТЮЗе работали с Ахеджаковой. Да? Вот это я… Мне кажется, что вот Вас… Вот я назвала 3 фамилии, включая Вас, объединяет некая эксцентричность, умение легко переходить из жанра в жанр и работать просто на грани буффонады. Наверное, это вот оттуда, из ТЮЗа, из ТЮЗовского опыта.
О. Волкова
―
… когда я играла в «Сотворившей чудо» глухо-слепо-немую Эллен Келлер, там требовалось очень много. Ну, конечно, это школа. Самое страшное – не застрять в это надолго. Чего я боялась, почему я ушла из любимого театра в Театр Комедии, проработав в театре 15 лет, ушла в Театр Комедии. Я позвала… У меня есть свой черный худсовет. И я позвала замечательного критика Сергея Никулина, который печатался в журнале «Театр». Я говорю, посмотри все мои роли. Он сказал: «Беги». Ну, когда играешь 12 лет одно и то же, уже импровизационность невозможна. И потом некий штамп там такой вот. Хотя это очень, Вы правы, полезно. Спасибо Вам за такую наблюдательность. Потому, что темп, ритм существования, скорость… Ну, как у детей. А первый мой опыт, я помню, только родила дочку, мне было 22 года, а должна была играть оторву такую еще в старом ТЮЗе. И я бесстрашно пошла в школу. Пошла в школу, одев школьную форму, смыв косметику. И я дико боялась, что меня узнают, ну, что я взрослая. Меня пропустили. Класс был наказан. Они стояли вокруг стенок. И я стала входить как новенькая, получила под зад коленом, потому что я нарушила ритм… Я замедлилась и, как говорится, сидела с девчонкой, которая одновременно скатывала домашнее задание по математике, смотрела на воспитательницу и спрашивала меня, откуда я, и что она мне поможет и… То есть 3 дела сразу. Вот это было школа! И, конечно, я уже вошла готовая. Как полезно прикоснуться к фактуре и общаться с детьми, потому что это другое совершенно… Самое страшное – застрять в этом качестве, потому что НРЗП да, вот те штампы. Сказал, вот это всё прилипает. От этого трудно шлака избавиться. Поэтому я была очень перепугана, когда Сережа Никулин подтвердил мой диагноз, анамнез, что пора бежать.
К. Ларина
―
Ну, слушайте. Да. А вот сегодня это редкое явление, чтобы актрисы играли в детских спектаклях мальчиков. Сегодня девочки… девочки играют девочек, а мальчики играют мальчиков. И неважно, что вот он выглядит как уже молодой человек, а не как ребёнок. Но всё равно так привычно. И сегодня второе… то, что касается вообще детского театра, он сегодня, на мой взгляд, вообще утратил свою такую универсальность и адресность. Просто как бы один из… Все ТЮЗы стали просто театрами. Кто-то более интересен как театр. Кто-то менее интересен как театр. Но вот такой адресности, что это только для детей или для подростков, сегодня нет. Это хорошо или плохо, на Ваш взгляд? И вообще обобщу вопрос к Вам как к человеку с огромным опытом театральным, в разных театрах работали. Что сегодня жаль больше всего из ушедшего театра? Вот о чём Вы тоскуете? То, чего больше нет.
О. Волкова
―
Да. Ну, это трудно сказать, потому что я благодарна судьбе за каждый опыт. И Театр Комедии с замечательным режиссером Голиковым и Фоменко, и ПДТ-школа была большая, и потом уже в Москве 25 лет. Дело в том, что Корогодский организовал театр поколений, когда в зале были и взрослые, и дети. И самое удивительное, это как пример, он делал фантастические вещи. Вот мы уходили со сцены… не уходя со сцены, мы выходили в своих же персонажах, и дети обсуждали спектакль. И вот был наш цирк такой вот… Форма. Играли в цирк. Вот. И кто-то сказал, что… Какие-то взрослые. Кто-то сказал из учителей, наверное, что у вас там за пятна на заднем… А был Аршакуни, замечательный художник, был… Продолжение зала, амфитеатра как бы цирковое. И вообще мне было… Мне было несмешно. На что вскочил парень и сказал: «А я смеялся нравственным смехом»… Они спорили. Они вступали в драку. Это ушедший опыт, к сожалению, общения с НРЗП детей после спектакля. Мы обсуждали. Мы ходили по школам обсуждать спектакли, которые видели. Во-первых, это учить… прививать навыки, обсуждать, говорить, размышлять на эту тему. В сегодняшнем театре, ну, не знаю, вот в Молодежном театре, который бывший вот центральный детский, замечательный спектакль «Эдварда Кролика» я видела и много хороших… ушла эта традиция.
К. Ларина
―
Нет, нет. Поправлю нас с Вами. Там точно есть. Как раз мы про это говорили. У них сохрани… сохранился этот так называемый клуб… Да. Клуб, где они регулярно встречаются с ребятами после спектакля…
О. Волкова
―
… нет ограничений, потому что есть эмоциональные, когда вот приводят маленьких детей. Я помню, сама пришла тогда вот еще с Чулпан, с двумя детьми, с Аринкой, моей внучкой, и с Асей. И мы сели к Славе Полунину. Чулпан почему-то решила повести. Нельзя! Это такой эмоциональный перегруз по звуку, по свету, по яркости всего, что раньше было строго ограничено по возрасту восприятия спектакля. Сейчас, надо сказать, всюду.
К. Ларина
―
А Ваши самые сильные впечатления от театра первые Вы помните?
О. Волкова
―
Ну, самые сильные при том, что я выросла в театральной семье, мой дед был замечательным актером. Мария Гавриловна Савина крестила мою маму, так она любили деда. Он в Александринке работал, где сейчас работает мой сын Ваня, уже в штате. Это меня безумно радует. Это самое большое сильное за этот год впечатление, что так круг замкнулся. Вот я сейчас Вам покажу даже картиночку, где мой дед Иван, Ванька в честь него назван Иваном. Вот он.
К. Ларина
―
Да, видим.
О. Волкова
―
Он был безумно красивый. А раньше распределение ролей шло по «Горе от ума». Главные герои, комические герои, характерные. Он был героем фрачным по внешности. А по внутренности был трагифарсовым гениальным совершенно. И он ушел в малые формы, за что при встрече с педагогом получил по роже. Тот его ударил наотмашь. Как ты смел предать?! И он учился у Давыдова. У нас вот тогда фотографии… Ванька, не забывай своего деда Давыдова. Так что и Мария Гавриловна так любила его, что крестила мою маму. У меня есть книга с надписью: «Ксаночке, крестнице от Марии Гавриловны». «Записки из заграницы» называется. Вот при том, что я росла вот в актерском доме и ходила на дедовские спектакли, и когда я не попала никуда… Меня никуда не брали. Приезжали… Я всюду пробовалась, показывалась. Приезжали, ведь раньше была традиция, МХАТ, Малый театр в Питер. Мимо. Театральный мимо. И мама, которая… Я безумно ей благодарна, она была уверена в том, что я буду актрисой с двух лет, когда мне было 2 года, что-то фиксировала во мне, пускала меня в какие-то импровизации, когда у нас праздники были бесконечные, подыгрывала и подкидывала какие-то идеи. Вообще в нас будили… Понимаете, артистизм – это данность не только актёров. Это дар, который нужно прививать детям, кем бы они ни были: врачами, инженерами, художниками, педагогами особенно. Это дар, который можно… создать праздник при общении. И…
К. Ларина
―
А это возможно привить, развить в человеке? А если этого нет от природы?
О.Волкова: Я безумно благодарна маме, она была уверена в том, что я буду актрисой с двух лет
О. Волкова
―
… нас заставляли… Вот что я хотела, рвалась всё в прямой эфир рассказывать, как сейчас когда дети сходят с ума, как их развлечь, как с ними поиграть. Вот. Так вот я хотела сказать про то, чтобы мама меня отвела в Малый оперный театр, и я стала штатной артисткой миманса. Вот в каком же это году было? Все… В 60… В 56-м я кончила. И в 56-м году я… у меня уже… я потеряла… как бы я была зафиксирована в штате миманса Малого оперного театра. Вот сколько лет я уже работаю. И вот это ощущение, во-первых, я люблю балет, потому что я не поступила в балетную школу по физическим данным, но страсть моя к танцу, она до сих пор осталась. Я как сумасшедшая, когда включаю музыку, начинаю двигаться, вставать, дергаться и… даже когда творческие вечера. Я включаю джаз, начинаю отчебучивать, приглашая всех.
К. Ларина
―
А, Оль… Да.
О. Волкова
―
… там запах… запах театра. Какой-то удивительный! Это запах и пыли, и каким-то составом прорабатывают кулисы. Вот этот запах сумасшедший! И, конечно, вот это ощущение никогда больше не присутствующего страха, потому что я никогда… то «Коппелия», то это… Каждый раз мне говорила режиссер, которая заведовала мимансом: «Куда ты сейчас пойдёшь? Что ты будешь делать?» Это счастье, которое не забыть никогда.
К. Ларина
―
Тогда скажите, Вы себя как актрису в будущем, когда вот только поступали, когда мечтали быть актрисой, Вы себя видели какой? Вот такое понятие, как не совпадение моего представления о себе, и то, что обо мне… как меня видят другие люди, оно Вам знакомо?
О. Волкова
―
Нет. Вы знаете, я…
К. Ларина
―
Нет?
О. Волкова
―
… я счастливый человек, почему вот и в результате чего я НРЗП не скучать. У меня душа улетает утром и вечером… вечером. И у меня постоянно взрыв мозгов. Постоянный. Я, конечно, мечта неосуществимая, хотела бы иметь свою школу двухгодичную. Больше…
К. Ларина
―
Театральную?
О. Волкова
―
Театральную. Потому, что у меня школа… Я брала её у Корогодского, переучивалась. Я кончала у другого профессора Макарьева. Но я переучивалась и получила огромный объём. Потом я переписывалась с Марией Осиповной Кнебель. Потом ездила к… на паровозах на каких-то, цепляясь, за что угодно. Даже однажды меня пустили в самолет к пилотам. Я моталась в Москву, смотрела спектакли. По-моему, я была одна из немногих в Питере. И так пожирала то, что мне неведомо. И школа Эфроса, и Таганку любимовскую, и прочие, и прочие спектакли. Я… Меня разрывало то, что я не знала. И себя как… как бы не было такого ощущения. Я должна была ответить на вопросы, которые я не знала. Поэтому накопился большой опыт педагогический. Вот это печально, но многим помогаю, кто приходит, обращается ко мне. Даже присылают из кино и немолодых актеров, я помогаю встать в руле, на ноги. Счастье невероятное совершенно. А так, чтобы я себя видела… Я счастливейшая из актрис. У меня никогда не было психопатических желаний сыграть Джульетту или кого-то еще. Я кидалась и очень много играла в театральном институте на 3-м курсе. Вот Кама Гинкас был студентом, а не я у него сыграла… Тогда он ставил «Ромео и Джульетта», и сыграла Джульетту. Нет, вру. «Гамлета». Я сыграла Офелию.
К. Ларина
―
Ничего себе.
О. Волкова
―
Не доиграв… В это время ставят уже в театре. Мне уже не интересно. Я хочу попробовать Гертруду, хотя физически не подходила никак. И Корогодский, он смелый человек, но для Гертруды нужна была стать и это… Я мелкая, совершенно не пузявая. Вот. Но мне было интересно попробовать, хоть в 6-м составе. Вот эта страсть к проб… пробы и гнала меня в Москву что-то узнать, додумать. И поэтому я счастливый человек, мне… мне бы… Вот сейчас я могу сказать, о чём я жалею. Очень много мне предлагали в молодости ролей, от которых я от… Я вообще много отказывалась. Даже в кино! Я у Кончаловского от главной роли отказалась, потому что меня взрывает, когда… Это «Курочка Ряба», по-моему. Была фальшь… Как Вам сказать? Мне было… Вернее, мне было непонятно. Я не хочу бросить камень в великого режиссера. Мне было не при… невозможно понять, почему так происходит событие. Я ещё говорила: «Ну, Вы живете у себя в Италии, а я вот тут. Как бы я знаю, как люди живут. Зачем вот так Вы организовали сюжет?» Потеряла роли. Потом…
К. Ларина
―
Это то, что потом сыграла Чурикова – да? – в этом фильме?
О. Волкова
―
Да, да. Тодоровский любимый Петенька предложил мне роль в «СМЕРШе» бабу, которая заставляла солдат с собой трахаться, а если они отказывались, то она расстреливала. Ну, не могу! Ну, не могу.
К. Ларина
―
Но там эпизод… эпизод такой яркий…
О. Волкова
―
Эпизод. Да.
О.Волкова: Я счастливейшая из актрис. У меня никогда не было психопатических желаний сыграть Джульетту
К. Ларина
―
… в фильме «Анкор, еще анкор!». Да.
О. Волкова
―
Да. Вот, к сожалению, я очень много отказывалась и продолжаю отказываться, когда нет согласия. Ну, и психопатических желаний никогда не было. Я неуязвима для этого. Но мечта сыграть… Вы знаете, у меня есть… Вот в прошлом году был юбилей. Я стала записывать ордена, которые у меня на сердце, татуированные.
К. Ларина
―
Так.
О. Волкова
―
Вот замечательный режиссер был Мокин, царство ему небесное, очень талантливый. Он хотел со мной поставить Гашека… Господи, боже мой! Выскочило из мозгов. Ярослава Гашека.
К. Ларина
―
«Швейк»?
О. Волкова
―
«Швейка». Мечта. Вот мой травестишный опыт. Я бы хотела сыграть Фирса в «Вишневом саду». Уговаривала режиссеров, дайте попробовать, потому что никто бы не догадался, что это женщина. Это опыт травести, как спрятать по пластике, по всему. И, конечно же, мне бы хотелось сыграть мисс Марпл. НРЗП сделала. Когда-то я озвучивала. Раньше ведь дубляж был. Ох, это счастье какое было! Сколько я дублировала фильмов! Я дублировала старую мисс Марпл, такая сизенькая. Был в темном зале… Голоса как строго отбирали! Игорь Мушкатин, очень талантливый. У него была своя школа дубляжа в Ленинграде. Очень хорошая.
К. Ларина
―
Олечка, должна Вас прервать. Простите. Поскольку у нас сейчас время перерыва небольшого. Вернемся через несколько минут в программу.**********
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Напомню, что сегодня мы разговариваем через мили и километры с Ольгой Волковой, замечательной актрисой. Меня зовут Ксения Ларина. Мы вспоминаем минувшие дни счастливые. Да? Ну, мы обязательно и поговорим о сегодняшнем счастливом времени, счастливом во всех смыслах. Да? Оль, вот то, что мне кажется, вот мы вспоминаем Ваши работы, то, что Вы успели сделать за огромную свою жизнь, вот Вы мне скажите, я как Вас видела всегда и смотрела… смотрела, когда на Вас в кино или на сцене, вот черт, вот кому надо играть Ионеско, Беккета… пьесы абсурда. Было в Вашей жизни такое?
О. Волкова
―
Ну, я работала с великим режиссером Шифферсом Евгением. У него я играла Антигону ануевскую. Но там были таким… Ну, мы проскочили это быстро. Вот я поражаюсь, что сейчас театр застрял в этой… в этих экспериментах, в этом… странных пробах, холодных, умозрительных. Я всегда говорю: от начитанных мальчиков детей не рожают. Надо еще иметь кроме этого что-то. НРЗП ребенок-спектакль живой, чтоб я замерла, перестала дышать. Это такой… такой перформанс, такой холод… Мне холодно. Я иногда думаю, может быть, я так постарела. Это есть старость, что я не принимаю. Но это моё, Ионеско и всё. И мы делали это всё. Но мы проскочили очень быстро. И Годар когда появился. Когда появилось это всё. Рисовали треугольники на мордах, что-то говор… разговаривали с залом, ходили там, чёрте что делали. Но просто это всё близко мне. Но это было давно. И мы всё равно ушли в театр. Острые формы, жесткие формы, но психологические. Если театр меня не заставляет – а! – удивиться, перестать дышать и уйти, и дома еще три дня не прийти в себя или хохотать, или плакать, это не театр. Вот поверьте мне. Это моя точка зрения. Наверное, я не спешу туда, где давно уже… Уже 81 год. Я думаю, Господи, как неловко перед теми коллегами и вообще талантливыми людьми, которые ушли раньше меня, что я так давно живу. Но иногда, думаю, наверное, пора, потому что я перестала понимать…
К. Ларина
―
Ну, подождите. Неужели так давно Вы не испытывали такого эмоционального, скажем так, удара от театра? Потому, что я… я с вами абсолютно согласна. Я Вас слушаю и сама… Я сама такой зритель, потому что мне нужно, чтоб театр меня цеплял, чтоб он меня не отпускал, чтоб я могла ночью проснуться и вспоминать какие-то интонации, какие-то кусочки, какие-то сцены. Да, этого мало, но… но это бывает, это есть.
О. Волкова
―
Ну, конечно.
К. Ларина
―
Конечно.
О. Волкова
―
Страх попасть не туда… театр… боюсь, потому что я начинаю чесаться, я веду себя неприлично. Легко справиться нельзя. У меня… у меня очень реакция быстрая, но совершенно неадекватная моему возрасту. Я помню, как я смотрела спектакль в театре Комиссаржевской. Я сейчас на буду говорить фамилии актёров. Это неважно. Я сидела… Я люблю сидеть на балконе, потому что видно всё вот так вот. Первый ряд – это ноздри видишь и… сопли на свой… слюни. А сверху с балкона НРЗП ты видишь всё. И энерги… энергетически получаешь всё. Или в крайнем случае конец партера или середина. Но не первые ряды. Так вот я посмотрела спектакль и… А, да, в Комиссаржевской. Я пришла. И вот идёшь. Репетируешь и идёшь за актрисой. Идёшь, идёшь, идёшь. Вот ей нужно повернуть направо сейчас, а она налево. И я – а! – выдохнула. Потом иду, у меня режиссер знакомый, с ними. И актриса замечательная, красавица, говорит: «Ай, такой неудачный спектакль мы начнем. Такое есть другое место, где вот нужно понять, куда повернуть направо и налево. Я НРЗП налево и в эту секунду слышу, кто-то сказал шепотом «дура». Это была я. Во-первых, я… Простите, ради бога. Потому, что надо направо. Так и осталось. Я могу выдохнуть в зал. Я поэтому боюсь себя. Когда сажают с уважением в первые ряды, я говорю, не надо, лучше подальше, потому что я либо ухожу, либо смываюсь, либо остаюсь и смотрю. Я некоторые спектакли смотрю по несколько раз. Раз.
К. Ларина
―
Оля, я… Да?
О. Волкова
―
… в Пушкинском театре Роман Самгин поставил «Эта прекрасная жизнь».
К. Ларина
―
Угу.
О. Волкова
―
… работает с этими актерами, и я получаю огромное наслаждение. В Театре русской песни, где идут спектакли «За двумя зайцами» и «Бабий бунт», я получаю счастье, потому что у меня впервые за много лет я ведь в ТЮЗе ни разу не станцевала, не спела. Я играю на 6 инструментах. Это не понадобилось по роли нигде!
О.Волкова: Я у Кончаловского от главной роли отказалась
К. Ларина
―
А на чём Вы играете? Простите.
О. Волкова
―
На гармошке, на трехрядке. Братья, правда, меня сажали в сортир, потому что невыносимый звук на трехрядке. Поэтому надо было азарт, кто больше инструментов возьмёт. У нас была школа, где мы должны были петь по нотам. Вокал был очень сильный. И у нас только свои оркестры. В каком-то капустнике я выходила, играла на тубе. Проба была у меня на… в «Короле Лире» на шута у Козинцова. И я…
К. Ларина
―
То, что Даль сыграл потом, да?
О. Волкова
―
Да. Но я очень много наговорила туда. Я пришла к нему домой, потому что меня вызвали и потом сказали, ну, нет, нет, там будет другая актриса играть, но тоже актриса. А она поправилась после беременности, и там сомневались. Я ворвалась в дом Козинцева на 5 минут, но просидела 2 часа. Вот я ему проговорила всё, что вот нельзя в кино. Тогда это типажность была. Всё. И вот он говорит, этот пацан, который вообще спит в стаде. Всё. Играет на флейте-пикколо. К пробе я уже начала играть. И у меня была проба… мне, к сожалению, сказали, не осталось фотографии, замечательно совершенно. Такой белобрысый пацан. Но мне потом жалко было, что это Даль сыграл. Мне жалко.
К. Ларина
―
Да.
О. Волкова
―
Ну, я опять вмешиваюсь просто.
К. Ларина
―
Ну, на фортепьяно играете, наверное, тоже. Да?
О. Волкова
―
Всё по слуху. Да.
К. Ларина
―
У Вас… вся… Вся Ваша волчья стая, как Вы ее называете, они все ужасно музыкальные, все Ваши люди. Да.
О. Волкова
―
… я могу похвастать, что мои правнуки Даша и Димка. Даше 8, скоро будет Димке 11. Они чемпионы Европы по танцам на паркете. Как-то называется… Завоевали… Потрясающе это делают. И все… так ли Арина занимаются, внучка, будет пианисткой. Все на гитарах, на инструментах. Так что вот… Меня Ваня с Люсей поздравили вчера с днём рождения. Я смотрю «Ростова».
К. Ларина
―
Да, да, да. Замечательно. Я смотрела тоже. Прекрасно.
О. Волкова
―
… еще давайте, что… просто разослала всем. Сейчас надо радовать людей.
К. Ларина
―
Но подождите, я хотела с Вами поговорить еще об одном Вашем качестве, о котором знают многие люди, которые Вас слышали, которые видели Ваш… Ваши выступления на творческих вечерах, что Вы человек бесстрашный, что Вы об этом сами говорили во многих интервью, что никогда не боялись начальства, режиссеров. Ну, собственно и сейчас Вы рассказали вот как минимум два случая, когда Вы вступали в какой-то идеологический диспут с режиссёром и в итоге отказывались от роли, от того, что не совпадали в понимании. Да? Вот Вы нетипичный представитель, конечно, поколения советских людей, поскольку люди-то наоборот… Я… я сама советский человек. Жили мы всегда в воспитании таком, что не высовывайся, не надо этого говорить. Не надо! Вот дома сказала и всё, больше нигде не говори. Вот это ваше бесстрашие, вот это вот умение за себя постоять и сказать то, что считаете нужным, это благоприобретенное качество или врожденное?
О. Волкова
―
Наверное, мама… мама воспитала, потому что она говорила, враньё и страх… Это она нас закаляла. Вот у нас… Сажала нас детей. Мне было лет 5, 2-му брату – лет 6, старшему – 10… 9. Погас свет. Мы жили в подвале. И читала нам «Вия» с выражением. А потом звонок в дверь. А кухня темная, большая. Кто пойдёт открывать? «Я!» - кричу. Братья примолкли. И я побежала, но разбила коленку, завыла. Мама пошла мне помогать. А Эльдар орет: «А! Трусиха. Ревет». Мама говорит: «Но она 1-я пошла». Вот она так уважала… Вообще враньё и страх – это близкие понятия. Мы были исключены… Она исключала ситуации, где надо врать. Я получила… Вбегала, говорила: «Мама, я сегодня кол получила, двойку». Не было ругани по этому поводу. Исключали ситуацию, где надо было… Но из-за… и закаляли нас. Ну, и братья, я рассказывала. И поэтому это помогло, но и помешало, потому что мне, конечно, не хватает дипломатических качеств. Иногда бывали случаи… Я очень, знаете, какой вид спорта люблю? Снукер. Я сумасшедшая снукеристска.
К. Ларина
―
А что это такое?
О. Волкова
―
Ха-ха! Ай-яй-яй! Снукер – это бильярд английский. Ирландцы этим… Этим ирландцы увлекаются. Разноцветные шары. И снукер – это надо поставить ударом шар так, чтобы не было выхода. И вот это… этим приёмом я очень часто пользовалась. Я умела вот в диалоге, предположим, с Юрием Санычем Товстоноговым, который любил, зная про человека… Ну, что? Про меня ничего хорошего не говорили. Сама себе ребенка родила. Матерщинница. Внезапная. Он это всё слышал. Даже когда я приходила на переговоры, он говорит: «О Вас говорят, что Вы ниспровергательница устоев». Я говорю: «Тогда давайте попрощаемся сразу». – «Нет, нет. Я не это имел в виду». НРЗП он мне говорит. 2-й раз - подписывать договор. «Ну, вот все пугают, что Вы очень резко отзываетесь и ведете себя…» Я говорю: «Ну, Юрий Саныч, Вы 2-й раз повторяете это. Давайте расстанемся или выясним, кто, что говорит. Если будут в нашем антисемитском городе устраивать еврейские бунты, я набью морду, кому угодно. Даже Вам. Если будут какие-то этнические, этнографические разборки, я тоже набью морду, потому что я не могу этого выносить. А всё остальное с полным почтением и уважением». Ну, разобрались. Но пару раз были такие ситуации, когда от бешенства у меня вскипает очень быстро всё, дальше сжираю и начинаю говорить, но это редко очень, и с очень людьми сильными. А с людьми послабее дальше идет ненормативная лексика и веду я себя абсолютно безобразно. Надо думать. Надо думать, потому что я… Бог меня хранил. Я ведь могла бы сидеть уже давно. Мне как антисовет… как антисоветчице не давали квартиру. Я была записана в чёрных списках, потому что я чудом спаслась от посадки, потому что когда был суд над Бродским, я бежала в театр, опаздывала как всегда. Всегда опаздывала. И там была толпа. Это первый суд был. А я… Я бы поперла туда. Ну, чем кончилось бы? Сажали в грузовики на 101-й километр, либо в психушку. Итак, меня судьба защищала. Ну, я, конечно, чувство страха не было никакого. И даже у меня был опыт, я пошла… Хулиганство. Я была депутатом райсовета. Ко мне подошла артистка, царство ей небесное, Валя Ковель и говорит: «Тебе же нужна квартира? Вот это для почёта». Я говорю: «Валя, ты меня плохо знаешь. Ради квартиры, я могу стать депутатом райсовета? Нет». А дальше 2-й вопрос: ты не боишься? Ну, и дальше был такой опыт, который я сняла на пятое колесо, и я приехала в Москву на другой день. И официант меня кормил бесплатно, говорит: «Вас не посадили?» Я с НРЗП показала всю… весь идиотизм этого рода деятельности. Хотя я выбила 2 квартиры, потому что это было нужно. Но это было хулиганство жуткое совершенно.
О.Волкова: Если театр меня не заставляет удивиться, уйти, и дома еще три дня не прийти в себя, это не театр
К. Ларина
―
Я сейчас слушаю Вас и вспоминаю тоже Ваше… проявление Вашего характера, когда Вы подключились, по-моему, это было связано с историей… с Иваном Голуновым, когда вы записали…
О. Волкова
―
Да.
К. Ларина
―
… такой вот тоже ролик в его защиту и рассказали о том времени, которое Вам приходилось переживать, и собственно предсказали людям, что мы сделать… должны сделать всё для того, чтобы это время не… не повторилось. А как Вы думаете, это вообще может…
О. Волкова
―
Я Вас…
К. Ларина
―
Да.
О. Волкова
―
… а Вы знаете, сколько человек откликнулось?
К. Ларина
―
Ну?
О. Волкова
―
До сих пор схожу с ума. 35 800.
К. Ларина
―
Ну, конечно. Конечно. Это дорогого стоит, потому что людям по… Это даже видно по количеству просмотров – да? – людям не хватает вот такого человеческого разговора. Человеческого разговора о времени, о себе, о своей жизни. Человеческого предупреждения в конце концов. Вот поэтому мой вопрос… Да?
О. Волкова
―
… на творческих вечерах этим занимаюсь. Да, я слушаю.
К. Ларина
―
Да. да. Вот вопрос: у Вас есть ощущение, что… что может вернуться всё?
О. Волкова
―
Есть. И я Вам должна сказать неприятную вещь. Об этом говорить нельзя. Глубокое… Я бы имела возможность жить, мне когда работалось с Полуниным, со Славой. Могла бы жить… У меня столько кровей, что я могу найти родственников… Даже когда говорят… Слава богу, национальность, по-моему, теперь не пишут в паспорте.
К. Ларина
―
Нет пока.
О. Волкова
―
Потому, что враньё. Никто не знает, где постоял полк гусар, и кто там… какие номе… И никто ничего не знает. Я знаю. Вот у меня 9 кровей в Питере. Приезжали как в Москву подзаработать. Отовсюду бежали. Так вот… Не могла бы жить нигде, так я люблю жить в России. Событийно. Когда я приезжаю к друзьям в Швейцарию, я подыхаю, я готова поджечь там какой-нибудь сарай, я не знаю, потому что там уныло. Молчат. И так везде. Аккуратненько всё. Хочется нагадить, насрать везде. Я не знаю. Это моё. Моя земля. Мой народ. Но и уважения к этому народу нет. Равнодушие, пофигизм. Так было всегда. Так есть. И так, к сожалению, будет. Поэтому когда говорят, каков поп, таков и приход, я давно уже переделала: каков приход, таков и поп. Поэтому я не кину ни в кого камня не потому, что я за, а потому что я вот сажусь и думаю, вот у моя большая семья. Вот 3 семьи подо мной. Вот что я не смогла сделать? И я представляю себе, ну, Екатерину II, предположим, которую я, кстати, чту и не понимаю, почему в России не чтут великого реформатора. Почему нет дня памяти Петра I?! Почему мы без конца мясом, кровью чудовищную едва выиграли войну эту, но она полита кровью. Почему ветераны войны не любят говорить о войне? Но мы сажаем этих стариков и отмечаем какой праздник? Это кошмар! Вот. И поэтому очень у меня вызывает чувство страха за завтрашний день. Пока люди… Ведь выкосили с 37-го года, даже раньше при великом Ильиче начали сажать, уничтожать лучших представителей от крестьянства до интеллигенции. Сбрили новое поколение. Где-то гены уцелели. Где-то. Но продолжается уничтожение. Ну, что работает… Смотрите, что делается с телевидением. Это же какой-то кошмар!
К. Ларина
―
Да.
О.Волкова: Ветераны не любят говорить о войне, но мы сажаем этих стариков и отмечаем какой праздник? Это кошмар!
О. Волкова
―
Я уже не могу слышать, каким языком… ну, уже и Питер все-таки какой-то… норма, сохранившаяся до сих пор в Питере, языка. Охранные нормы какие-то. В Москве, как я приехала, как я услышала, как говорят дикторы по жизни… Как это, мол, дескать, это по жизни. Это… Это что-то страшное. Ну, вот недавно услышала, как ведущая уважаемого канала сказала, чтобы заводить детей, надо знать, в чем выгуливать. Ну, вот это, ну… Матушки родные! Ну, как же так?! Ну, почему же нет редакции? Журна… Уровень журналистики упал невероятно. Но это надо. Пока мы не начнем бороться вокруг себя, начнем с семьи, начнём с ближайшего круга родственников и друзей что-то делать и как-то пере… Особенно с детьми. Почему я так вот рвалась сейчас онлайн вести передачу, чтобы как-то немножко помочь людям, вставить мозги. Это вот на передачах я, на творческих вечерах я пытаюсь тоже делать. Уже за 25 лет жизни в Москве так благодарна Рязанову и, кстати, Лужкову, которые сделали меня москвичкой. Купить было квартиру в Москве невозможно. Я 30 лет брала Москву. Квадратный метр стоил в 2 с половиной раза. Если при обмене, то плюс там сколько… космические цифры. И только они мне позволили по какой-то цокольной цене купить квартиру, где я живу в Гольяново. Ну, вот не в центре. И полтора часа езжу на машине, что довольно тяжело и дорого ехать в театр. Уж я вся в тряпках. Костюмы всегда у меня с собой. Бижутерия. Халаты. Необходимые вещи и аксессуары. Требуется такси. Я не могу ехать в метро не потому, что чванлива, а потому что просто это не унести в руках. Так вот за 25 лет Москва сильно изменилась. Я не хочу огорчить москвичей, которых так люблю. Психоз, бабломания. Перестали звонить. Я позвоню, Ксюша, Вам и скажу… Или Вы мне позвоните: «Оля, как дела?» Я скажу: «Ой, кошмар! У меня заболела дочка в Питере. Денег нет». На хрена Вам это надо? … звонят. Телефоны молчат. Никто никому не звонит. Я работаю с людьми 20 лет, юбилей у меня, никто не позвонил и не поздравил. И даже не вспомнили, когда увиделись на спектакле. Какое-то чудовищное очерствление. Вот хотя вот я стараюсь жить по-другому, у меня все подъезды мои, я, если ко мне приходит массажист, я вызываю, если у меня есть деньги, больных там детей. Отдаю последнее. Делюсь. Они также со мной делятся. Я стараюсь жить как все. И вот на своем 101-м километре живу нормально. Вы знаете, славу я не хочу, и дачи у меня нет, ничего. Мне этого не надо, потому что это очень портит людей. Я бы не испортилась. Но я бы отдала кому-нибудь, подарила. Есть кому всегда. Очень равнодушный стал народ. И вот я трачу силы… И пока мы будем с пофигизмом… Вот вспыхнут! Вот пойдут! И! А! Был замечательный случай… Я не задерживаю, нет? Был замечательный случай, это как классика, как интеллигенция бастует. Опасные года при… при… Начало перестройки. Собрали нас в Комарово, в дом отдыха. Повезли режиссеров, актеров, драматургов, поэтов и архитекторов. Те были дико удивлены. Представители обкома комсомола. Что Вы хотите? И вот началась рубка. Вот там был молодой Женя Шифферс, Ванька Краско, вот этот актер. Он был членом партии, кстати, за что получил выговоры. И вот разгорелись страсти. Кричали. Архитекторы говорят, мы потрясены, что нас приобщили вообще к культуре, к искусству. Мы типовые хрущевки ставим. Нашего голоса никто не слушает. Поэты кричали, дайте нам журнал. Помню, Шифферс сказал, у ван Гога был брат Тео, у меня нет никого. Кто меня накормит, если я сяду? И уже последний взрыв был, Ванька Краско вышел и сказал: если нужна была одна революция, может, нужна и 2-я. Уже совершенно обгадившиеся эти райкомовские… обкомовские комсомольцы, уже кое-кто с ними ушел и говорит: давайте завтра утром продолжим и выслушаем все предложения. Все разошлись. Продолжали поддавать, выпивать, любить друг друга, кричать до утра. На следующее утро… Да, ещё когда мы ехали, царство небесное, Сережа Еси говорит, по-моему, нам не довезут, по-моему, сейчас взорвут автобус, потому что собрали всё вот самое такое крикливое и такое. Утром сидела я и пара молодых театроведок. И на вопрос «предлагайте», предлагать было некому. Пар вышел.
К. Ларина
―
Отличная история. Отлично…
О. Волкова
―
… не только zum Beispiel. Вот вышли на площадь, прокричались. А потом пошли отдыхать, курить, выпивать, обсуждать по телефону… Вообще никто не пришел, ты знаешь…
К. Ларина
―
Олечка… Да?
О. Волкова
―
… запитая…
К. Ларина
―
Да. Это у нас замечательная кода получилась. Да? Такая… Такая метафора в финале разговора очень точная. Я Вас отпускаю покурить, кстати.
О. Волкова
―
Да.
К. Ларина
―
Спасибо Вам большое за этот разговор. И надеюсь, что встретимся и в живую обязательно. Просто обязаны.
О. Волкова
―
Заканчиваем сегодня?
К. Ларина
―
Да. Всё.
О. Волкова
―
Спасибо большое. Я была рада. Я желаю всем, ради бога, не теряйте чувство юмора.