Андрей Бильжо - Дифирамб - 2018-03-04
К. Ларина
―
Добрый день, начинаем программу «Дифирамб». И сегодня я с большой радостью представляю вам нашего замечательного гостя — писателя, художника, человека Андрея Бильжо. Андрей, приветствую тебя, здравствуй.
А. Бильжо
―
Здравствуйте, дорогая. Здравствуйте, дорогие радиослушатели.
К. Ларина
―
Мне очень приятно видеть Андрея в зимней Москве, который покинул зимнюю Италию наконец-то. Меня зовут Ксения Ларина, мы сегодня будем говорить о хорошем и не очень хорошем. Поскольку время такое, что, как сказал мой товарищ Елена Коренева, наши «Дифирамбы» все больше начинают напоминать «Особое мнение». И это действительно так.Андрюша, мой первый вопрос к тебе. Твои впечатления от последних событий, связанных с предвыборной кампанией нашего главного кандидата. Поскольку все уже готовятся к ядерной войне, многие вспоминают свое пионерское детство и уроки гражданской обороны, что нужно сделать, чтобы спастись от ядерного взрыва — как ты к этому отнесся, вообще к тому, что происходило за последние два дня? С иронией, со страхом, с возмущением, или отнесся к этому как действительно профессионал в области психиатрии? Что тебе больше ближе?
А. Бильжо
―
Ну, скорее всего, больше с иронией, меньше со страхом, который я все-таки сумел подавить, учитывая свой опыт жизненный. Да и если залезть в Интернет и посмотреть, что нам обещал Владимир Владимирович Путин шесть лет назад, шесть лет назад, шесть лет назад и так далее, то ничего из того, что он обещал, не было выполнено. Поэтому я думаю, что это просто слова человека, если говорить о психиатрии, то если человек варится все время в собственном соку, и окружающие его все время хвалят на протяжении даже года, например, не говоря уже о годах, десятилетиях, то человек начинает верить на самом деле в это.
А.Бильжо: Для меня Путин - это человек, лишенный харизмы
Был проведен в свое время, давным-давно, эксперимент профессором Мухиной, когда детям в детском саду давали манную кашу, дико соленую. И сказали им: «Вы говорите, что она очень сладкая». И один мальчик не знал, что она пересолена. И когда их посадили за стол, они пробовали ее и говорили: «Какая вкусная сладкая каша». И когда дошла очередь до него и он попробовал, он посмотрел на них, задумался и сказал: «Какая сладкая каша». То есть он был как все. Вообще много таких экспериментов было проведено, когда говорили «черное-черное-черное», показывая на белое. И входил человек, и он все это слышал — он с недоумением посмотрел на всех и говорит: «Да, действительно черное».
Понимаешь, это ощущение, что он сам верит в то, что говорит, и что это все выполняется, оно меня не покидает. Он живет в каком-то абсолютно оторванном совершенно мире, совершенно оторванном. И это для человека с неустойчивой психикой довольно тяжело.
К. Ларина
―
Ну подожди, а все остальные?
А. Бильжо
―
А все остальные ровно так же.
К. Ларина
―
Заложники этого бреда, да? Ты написал замечательную колонку (прости, просто напомню нашим слушателям, может быть, кто-то не видел, прочтите обязательно) на «Снобе», как раз посвященную этому ощущению постоянного вранья, как человек в этом состоянии живет. Вот те люди, которые вскакивали с мест и аплодировали, и радовались, и хохотали торжествующе, глядя на эту мультипликацию путинскую, это что — это их искреннее желание верить, или они уже участники чужого сна, что называется?
А. Бильжо
―
Я думаю, что вообще это касается не только тех, кто был в аудитории, но и большей части нашего населения. Это смешанная все-таки группа. Кто-то реально верит в его слова и подпадает под — не хочу говорить слово «харизма», там я не вижу вообще никакой харизмы, абсолютно. Для меня этот человек, лишенный харизмы. Но кто-то подпадает под это бесконечное то, что несут по центральным каналам, то, что говорит президент, и так далее, и начинает в это верить. Есть такая группа людей.Есть группа людей, которая не верит, но ей выгодно надевать на себя эту маску, и врать, и играть роль, что она в это верит. Придя домой или садясь за стол и выпивая водку со своими друзьями, этот человек говорит: «Боже мой, какой бред вообще! Но я вынужден, ребята, извините, но это так». Я знаю таких людей. И я с ним выпивал и спрашивал: «Ну а как же?» — «А что делать?»
Есть люди, которые зависимы, условно говоря, врачи, работающие в больнице. То, что тебе близко, руководители театров крупных. Они несут ответственность за то, что сделали в течение всей своей жизни, и за тех, кто у них работает. Понимаешь, они вынуждены, они попали в такие условия. Нужно набраться большого мужества и говорить то, что ты думаешь. Но тогда ты должен понимать, что труппу твою разгонят, тебя выгонят из театра, и все исчезнет. Ну, читай — театр, больница, школа и так далее, когда ты отвечаешь за коллектив. Или хотя бы даже возьмем условный ресторан, совладелец которого условный собирает людей, говорит то, что думает, и тогда легко задавить это заведение, повысив бесконечно аренду, и так далее.
Поэтому здесь надо понимать, что эта группа довольно сложная, от людей гипнабельных, дураков, людей, которым выгодно врать и надевать маску, людей, которые на этом зарабатывают, которые с помощью этого вранья надеются продвинуться, изменяя своим словам и своим мыслям, которые были совсем недавно, несколько лет назад. Ведь сегодня все задокументировано, и если мы послушаем, что говорил Андрей Сергеевич Кончаловский в 2012 году, про Россию, про туалеты, про те же заборы, о которых говорил Алексей Серебряков, покошенные, и так далее, о психологии здесь, на этой территории Российской Федерации, и что он вдруг говорит сегодня.
К. Ларина
―
Вообще это отдельная история. Мне бы не хотелось, чтобы мы ее так пробалтывали, что касается Алексея Серебрякова. Но перед тем, как подробнее на этом остановиться, я хотела еще об одной вещи сказать. Вот ты говорил про различные сообщества, социальные группы, в том числе упоминал близкую тебе социальную группу врачей — я хочу обратить внимание, что совсем недавно, и ты об этом наверняка знаешь, именно эти люди в белых халатах проявили какие-то чудеса цеховой солидарности и стойкости.
А. Бильжо
―
Молодцы, да, я тоже подписывал.
К. Ларина
―
Выхватили, выцарапали человека из тюрьмы по сути, уже срок реальный человеку дали — посмотри, что они сделали, не испугались. И между прочим, митингов не собирали, тоже здесь важный момент.
А. Бильжо
―
Можно я скажу — мы сделали, потому что я подписывал тоже это письмо, как бывший врач.
К. Ларина
―
Да. Вот чем ты это объясняешь, что случилось? Почему это произошло?
А. Бильжо
―
Потому что врачи в тот момент, мне кажется, поняли, что это может произойти с каждым из них. Потому что это очень близко, когда посадили врача, якобы за врачебную ошибку, которая была сделана много лет назад, ничего не доказано, и так далее, для того чтобы показать: «Будьте на месте, мы следим за вами. Мы в любой момент можем каждого из вас приструнить и посадить. Найдем ошибку». Это ровно то же самое, что происходило до этого на протяжении многих-многих лет, двух десятилетий, с бизнесменами или с политиками. У каждого, на каждого сверху Старший брат говорит: «Мы на каждого из вас имеем компромат, на каждого. И даже если вы не знаете об этом компромате, то мы его найдем».
А.Бильжо: Врач принимает жизнь и провожает эту жизнь
Представляешь, у меня на одном вечере в галерее «Стелла», где я представлял какую-то свою книжку, Лева Рубинштейн вел вечер, и там сидели люди, кого-то я знаю, кого-то не знаю, но близкие по лицам мне. А в первом ряду сидел совсем другой человек, совсем другой. Сидел такой огромного роста красавец, это было лето — оторванные рукава рубашки, бицепсы. И он в конце, когда я подписывал книги, он подошел ко мне, дал мне эту книгу и говорит: «Андрей Георгиевич, подпишите, пожалуйста». Я так удивился и спрашиваю: «А вы что-то знаете про меня, читали?» Он говорит: «Да я про вас все знаю. Я вас несколько лет курировал».
К. Ларина
―
Да ты что?
А. Бильжо
―
Да. Он говорит: «Только не волнуйтесь, ради бога, я уже там не работаю». Я говорю: «Но у вас такой вид». Он говорит: «Да я уже давно там не работаю. Но я про вас все знаю, я просто по долгу службы курировал». И я подписывал книжки, потом выскочил за ним, потому что там был маленький фуршет, я думаю — как мне хочется с ним познакомиться, узнать вообще. Но он, конечно, тут же — раз, и исчез.
К. Ларина
―
Это сюжет на самом деле.
А. Бильжо
―
Да. Я был долгое время под впечатлением. То есть я увидел человека, и мне было приятно, что это такой харизматичный красавец, понимаешь? Но он тогда, наверное, был стриженый, я не знаю, в черном костюме. Изменил свою жизнь, мне тоже было интересно, почему. Но я к чему это говорю — к тому, что на каждого. И врачи поняли, что вот оно, вот пришли и к ним на порог. И тогда они объединились.
К. Ларина
―
С другой стороны, а почему их послушали?
А. Бильжо
―
Их послушали, потому что это серьезная сила, потому что это самая большая в нашей стране, я думаю, и в любой, специальность. И врачей больше всего. И врач — это человек, от которого многое очень зависит. Ну, не говоря уже, если философствовать, то врач принимает жизнь и провожает эту жизнь.
К. Ларина
―
Да.
А. Бильжо
―
И на протяжении всей жизни человек сталкивается с врачами все время, либо со своими проблемами, либо проблемами близких и так далее. Поэтому врачи — это мощнейшая сила. И если бы врачи сегодня защищали не только своего коллегу, как они сделали это блестяще, а высказались серьезно по каким-то другим поводам, что им не нравится, то я думаю, что это возымело бы определенный эффект.
К. Ларина
―
Ну, будем считать, что это такая первая проба, когда действительно, что называется, гиря до полу дошла, и конкретного человека не могли не спасти.
А. Бильжо
―
Да.
К. Ларина
―
Тогда мой вопрос следующий: почему тогда в культурном цехе этого не получается? Почему сдают, почему не защищают по-настоящему? Ну, тут я не могу не обойти стороной театральное дело, за которым мы все пристально наблюдаем, и это просто такая болевая точка, для меня сегодня главная, если говорить о том, что происходит в обществе. Я имею в виду дело «Седьмой студии» и Кирилла Серебренникова, который сидит под домашним арестом, и Алексей Малобродский, который сидит в тюрьме вот уже больше восьми месяцев. Почему здесь ничего не получается, почему нет такого проявления солидарности, которая бы смела все на своем пути, заставила бы отказаться от этого?
А. Бильжо
―
Ты знаешь, я даже не могу тебе ответить на этот вопрос, потому что это, на мой взгляд, за всю нашу новейшую историю, самое несправедливое, самое абсурдное, какое-то чудовищное вообще театральное, я бы сказал — театральное в другом смысле, какое-то постановочное. Какой-то есть режиссер, который все это режиссирует. Я просто в недоумении, понимаешь. Но когда говорят, ну как это? Это даже не литература, это даже не Кафка, понимаешь, потому что когда для всех говорят, что этого спектакля не было, когда его видели тысячи, и он был на «Золотой маске», и говорят, этого не было — как это возможно?Ну это все равно, что говорить — вот чашка… Вот это то, что я рассказывал: каша соленая. Все сказали: «Чашки нет». — «Да как же нет, вот она стоит перед вами!» — «Я ее не вижу. Вы видите?» — «И я ее не вижу». — «И я ее не вижу. А вы видите?» И тогда один из ста говорит: «Я ее вижу! Вот она!» Ему говорят: «Да нет, этого не может быть. Выйдите из зала вон! Покиньте это помещение! Он видит чашку, посмотрите!»
Понимаешь, здесь только остается развести руками. Я не знаю, чем закончится эта история, не знаю. Потому что режиссер, который это режиссирует, он сам, по-моему, не знает, он зашел в тупик. И мне кажется, что она закончится не очень хорошо. Потому что этот режиссер не отступит. Он доведет этот спектакль до конца. И это абсурдно. Понимаешь, в этом чудовищном абсурде, перед этим чудовищным абсурдом нормальный человек становится беспомощным просто абсолютно. Уже все варианты, когда люди готовы внести деньги, поручительство, известные люди, звезды, поп-звезды…
К. Ларина
―
Со всех сторон.
А. Бильжо
―
Из всех областей.
К. Ларина
―
Доверенные лица президента даже.
А. Бильжо
―
Ничего. И поэтому вот это отличие от выступления, от послания президента, к которому я отношусь довольно иронически, понимая, что ничего не будет, ровным счетом все будет продолжаться, как продолжается, кроме того, что к нам будут относиться еще хуже за границами страны, потому что это уже глупо, смешно. Я думаю, что этот абсурд как раз страшный, когда ты понимаешь, что ты беспомощен абсолютно. И в этом смысле, конечно, если бы театральные деятели и театры все объединились, то тогда я думаю, что не последовало… Если бы это сказал один Марк Захаров или один Табаков, это одна история.
К. Ларина
―
Или один Калягин даже.
А. Бильжо
―
Или один Калягин, или один Константин Аркадьевич Райкин — это одна история. Но если бы они все сказали: «Мы не работаем эту неделю», — все театры и все артисты, то тогда это бы возымело определенное влияние. Потому что тогда это было бы страшно. Потому что одного можно уволить, но если все театры Москвы, Петербурга, Екатеринбурга, Новосибирска — вот это я понимаю, была бы история. Я думаю, что зрители бы пережили, это не так страшно, как забастовка врачей, потому что врачи не могут бастовать, они не могут закрыть больницы. Это не так страшно.
К. Ларина
―
Зрители, я уверена, даже и солидаризировались бы с этим.
А. Бильжо
―
Я думаю, да.
К. Ларина
―
Потому что мне кажется, что мы слишком плохо о них думаем. Люди, которые ходят в театр — это особенные люди, уж поверь мне. Это не те, которые с попкорном сидят.
А. Бильжо
―
Да, но пускай театральные деятели решают сами, право каждого быть смелым или несмелым, говорить, что он думает, или не говорить, что он думает. И здесь я последнее время как-то не особо кого-то осуждаю. Нет, кого-то, кого невозможно не осуждать, я осуждаю, но в общем, каждый волен говорить и каждый ответит потом перед своими потомками.
К. Ларина
―
Я уже даже думаю, что молчание, когда человек молчит — уже сегодня подвиг.
А. Бильжо
―
Да.
К. Ларина
―
По нынешним временам, да?
А. Бильжо
―
Да. Никто не заставляет тебя, никто не тянет тебя за язык. Никто не тянет тебя за язык вставать и говорить какие-то речи или что-то запрещать. Ты это делаешь, понятно, чтобы тебя увидели — вот он я, я здесь, я тут.
К. Ларина
―
Я свой, да?
А. Бильжо
―
Но ты можешь промолчать. Андрей Сергеевич, которого я немножко знаю, мог бы вполне промолчать в той истории. Он уже столько сделал и столько получил всяких наград, и так далее, что он уж точно мог промолчать. Его за язык никто не тянул.
К. Ларина
―
А вот, кстати, вопрос, который просили задать тебе наши слушатели, зная, что мы будем с тобой беседовать. Совет такой профессиональный: как вообще сохранить себя в нормальном состоянии, не поддаться всеобщему безумию? Все-таки как научиться сохранить в себе это чувство, что ты чашку все-таки видишь, даже когда ее не видят все остальные?
А. Бильжо
―
Ну знаешь, для кого-то это возможно, для кого-то это невозможно просто в силу так называемой структуры личности. Есть конформисты по природе своей, а есть по природе свой нонконформисты. И с этим человек рождается, это черта характера. И это проявляется уже в детском саду, в школе, и так далее, в течение всей жизни. Если человек родился нонконформистом, то он не будет плыть по течению со всеми вместе. Поэтому что-то зависит…
К. Ларина
―
От генетики?
А. Бильжо
―
…от структуры личности, таким человек родился. Я бы не сказал — генетика, в силу разных обстоятельств он получился таким, каким он есть, все мы разные. А кто-то может с этим справиться. Ну посмотрите на мир другими глазами, посмотрите, прислушайтесь к тому, что говорят. Скажите себе: «Я не все знаю» — потому что все знать невозможно. «Я не знаю, я этого не понимаю, я не знаю современного искусства, я в этом ничего не понимаю», — скажи себе это.
А.Бильжо: К нам будут относиться еще хуже за границами страны, потому что это уже глупо, смешно
Почему ты высказываешься по поводу каких-то акций современного искусства, ты что-нибудь про это знаешь? Ты ходишь на выставки современные, ты читал монографии о современном искусстве, ты вообще что-нибудь в этом понимаешь? Ты продвинулся дальше «Утра в сосновом бору» Шишкина, или ты даже про Шишкина ничего не знаешь, ты видел эту картину только на конфетах, которые называются «Мишки в лесу», или как там, «Мишка»? Ты думаешь, что и картина так называется, наверное? Тогда как ты судишь о современном искусстве? Почему то, что сделал Коля Полисский, почему он сжег костел, когда это было? Ты вообще знаешь, что такое пламенеющая готика? Ты скажи себе: «Я в этом ничего не понимаю», — и это будет лучше. И тогда послушай, что говорят люди, которые в этом понимают. Попробуй услышать их, а не слышать только себя.
Вот, мне кажется, если человек мыслящий, способный анализировать, научится этому и скажет себе: «Я не совсем умен, я не все знаю, я не все понимаю. Я не знаю, как летают ракеты, как самолеты, как устроена машина. Я пользуюсь компьютером, но я ничего там не понимаю», — ну скажи про это. Ты не можешь разбираться во всем.
К. Ларина
―
Стремятся скорее высказаться, понимаешь?
А. Бильжо
―
Да.
К. Ларина
―
Ведь на самом деле надо про это сказать, а то, может быть, люди не очень поняли, что такое костел, пламенеющая готика, Николай Полисский. Это музей под открытым небом, такой перформанс, который существует круглый год под названием Никола-Ленивец — так, по-моему, называется?
А. Бильжо
―
Да-да, Никола-Ленивец.
К. Ларина
―
Где Николай Полисский вместе со своими товарищами, соратниками художественными создали такое художественное пространство под открытым небом. И акции, в том числе и на Масленицу, у них ежегодно проходят, когда огонь является, собственно говоря, автором произведения, когда огонь становится отдельным произведением искусства, и люди это видят. Но когда, извини меня, в средствах массовой информации молния идет: «Жители села Никола-Ленивец соорудили из соломы костел и сожгли его на Масленицу», — то что человек нормальный подумает? Ну, во-первых, извини меня, какие жители?
А. Бильжо
―
И слово «готика» вообще не звучало.
К. Ларина
―
Нет, конечно.
А. Бильжо
―
Когда речь шла о пламенеющей готике, об этом стиле, ну и так далее.
К. Ларина
―
Сожгли католический собор, вот смысл был какой.
А. Бильжо
―
Конечно, это такое на самом деле вранье, изысканное, провоцирующее вранье. Хотя, может быть, и журналисты тоже не знают, которые про это писали, они увидели образ костела, и про готику ничего не знают.
К. Ларина
―
Конечно. Никто не заморачивается.
А. Бильжо
―
А многие просто погнались за Бродским, заголовком. И дальше пошло-поехало, и понеслось-понеслось-понеслось.
К. Ларина
―
Давайте мы остановимся, Андрюша, прости ради бога. Следующую часть начнем с этого момента. Напомню нашим слушателям, что в гостях у нас Андрей Бильжо.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии Андрей Бильжо. Меня зовут Ксения Ларина. И вот мы говорим о том, как художник превращается во врага народа. В частности, перед перерывом мы вспоминали последний скандал вокруг акции Николая Полисского. Художник, который вынужден был писать какие-то покаянные письма. Меня это больше всего поразило, что Коля — он как бы ты такой человек, как и любой художник, очень ранимый и уязвимый.
А. Бильжо
―
Конечно.
К. Ларина
―
И эти покаянные письма, которые он публиковал и на сайте своем, и в Фейсбуке, они, конечно, производят впечатление. Акция бесконечных извинений — это тоже еще одна примета нашей сегодняшней жизни.
А. Бильжо
―
Ну, он не только извинялся. Он пытался объяснить вообще, что он ничего не имел в виду. Он пытался объяснить вообще смысл акции. Это как смысл анекдота. «Я никого не хотел обидеть». Послушайте, ну это просто такой анекдот. Это абсурд. Есть черный юмор, есть юмор абсурда. И ты вынужден объяснить человеку. Еще стариннейший рассказ Григория Горина: «А почему повязка на ноге?» — «Сползла».
К. Ларина
―
«Сползла».
А.Бильжо: Если человек родился нонконформистом, то он не будет плыть по течению со всеми вместе
А. Бильжо
―
«Сползла». В «Юности» был напечатан. Приходит больной к врачу и говорит, что у него болит голова. Он говорит: «А почему повязка на ноге?» — «Сползла».
К. Ларина
―
Анекдот.
А. Бильжо
―
Да. И дальше он объясняет, объясняет и объясняет, а тот ничего не понимает. Это ровно такое же. Это люди, живущие в разных плоскостях, по-разному мыслящие, слушающие себя, видящие то, что они хотят увидеть. Они используют свой опыт, не прислушиваясь к тому, что им говорят. Ты пишешь текст один и ничего не имеешь… ты имеешь в виду только то, что написал. А они читают в этом тексте и видят свое. Понимаешь? Социальные сети, которые появились, в общем, совсем недавно, относительно недавно, они нам показали вообще разные срезы общества, разные. Если раньше я представлял себе общество как такой слоеный пирог, где между коржами крем и один корж… Мы не знаем, что в этом корже происходит, потому что мы живем в другом, и между нами прослойка из крема. Понимаешь? То здесь Фейсбук нам показал гигантское количество разных социальных срезов, гигантское. Иногда попадаешь по ссылку в какой-то такой корж, о существовании которого ты вообще не подозревал. И тогда отсутствующие у меня на голове волосы начинают шевелиться. Понимаешь? Ты думаешь: «Боже, неужели это возможно?» Для социологов социальные сети — это просто кладезь. Не нужно проводить какие-то сложные опросы, ходить по улице, составлять опросник. Вот! Вот тебе субкультуры молодежные. Вот тебе это. Вот тебе се. Хочешь — изучай. Хочешь — изучай историю. Хочешь — изучай… Все рядом. Кстати говоря, это тоже удивительная вещь, когда человек, сидя перед компьютером, задает вопросы и пишет какую-то чушь, когда он может действительно набрать в поисковой строке два ключевых слова и все об этом узнать.
К. Ларина
―
Да.
А. Бильжо
―
Понимаешь? Писать, спрашивать: «А кто такой Висконти?» — например. Ну, условно говорю. Ну, ты узнай. Ты же, задавая этот вопрос, говоришь: «Я идиот. Я не знаю ничего про кино». Ну набери в поисковой строке! Тогда ты хотя бы будешь представлять, кто это такой.
К. Ларина
―
Ну, здесь все-таки есть еще разница в интонациях, потому что от вопроса «Кто такой Висконти?» к вопросу «Да кто такой этот ваш Висконти?» очень короткая дистанция.
А. Бильжо
―
Да, да, да. Конечно, да-да-да.
К. Ларина
―
Андрюша, я хочу вернуться к Леше Серебрякову, замечательному нашему артисту. Я думала, что это все быстро кончится, как это бывало и в случае с тобой. Я могу сказать и про себя. Я тоже побывала в этой шкуре врага народа за пост в Фейсбуке. Это очень быстро все… Это приносит невероятные страдания и боль, психологический дискомфорт и даже страх, и реальные угрозы возникают, но быстро кончается. Это, как я понимаю, такой… Как же это сказать? Какой-то зверь, который требует каждую неделю, чтобы ему давали новое, на блюде приносили новую жертву.
А. Бильжо
―
Да.
К. Ларина
―
Вот Алексей Серебряков. Вот скажи мне, пожалуйста. Я буквально вчера открываю официальный сайт официального информационного агентства, государственного (не буду его называть), на котором уже составляется список актеров, которые негативно высказываются о России и россиянах. И в этот список включен, естественно, Серебряков, Константин Райкин уже упомянутый тобой. И еще там несколько человек. Рядом идет голосование посетителями сайта: «Как вы относитесь к тому, чтобы запрещать сниматься артистам в государственных фильмах тем, которые негативно высказываются о России и россиянах?» И активно народ голосует! 60 процентов уже говорят: «Да, так и надо. Поддерживаем! Надо запретить». И в Госдуме уже всерьез такая инициатива обсуждается. Вот это что? Это же не социальная сеть. Это что-то другое. Это такой эмоциональный фон, в котором мы живем и который уже сам себя регулирует. Он сам себе создает вот эти новые и новые — даже не знаю, как сказать — такие кровожадные сюжеты. Как вот с этим быть?
А. Бильжо
―
Ой, не знаю, не знаю. Дело все в том, что вообще я знаю про эти инициативы. Я уже комментировал это для URA.RU.
К. Ларина
―
Для URA. Я читала.
А. Бильжо
―
Здесь же вот в чем дело. Это вообще нарушение всяких… ну, я не буду говорить — нравственных, моральных, этических норм. Это вообще глупость, потому что если человек… Ну, банальные вещи. Даже неохота говорить, что если человек критикует или высказывается о чем-то, то им руководствуется боль и любовь к тому, о чем он говорит. Но вообще запрещать сниматься… Что значит — государственный фильм? Что, государство — это некий человек или группа людей, которые дают свои деньги?
К. Ларина
―
Министерство культуры.
А. Бильжо
―
А откуда у них деньги? Они дают свои деньги, которые зарабатывают?
К. Ларина
―
Это другой вопрос. Это вопрос, скорее…
А. Бильжо
―
Это наши деньги, наши деньги, которые вычитаются из того, что мы зарабатываем. Это деньги того же Серебрякова. Он платит налоги, зарабатывая приличные деньги. Это деньги Константина Райкина, Дюжева, который там тоже был. Это их деньги. И поэтому должны быть разные фильмы, разная музыка, разные выставки, разные книги. Этим людям — 60 процентам — нравится вот это кино условное. А мне оно не нравится. И я имею право посмотреть другое кино. Пускай 60 процентов, для них будет зал большой, условно говорю, некий большой зал, где соберутся эти 60 процентов. А я нахожусь в 15 процентах, например. Ну дайте мне маленький зал. Я тоже имею право. Отстегните мне от этой 1000 рублей, которую собрало государство. 600 рублей отдайте им для съемок фильма про патриотов.
К. Ларина
―
Про кого-то.
А. Бильжо
―
Про кого-то. А я хочу другое кино. Я вот люблю авторское кино. Мне нравится совсем другие фильмы. Дайте мне маленький зал. И отдайте мне 150 рублей, и я сниму на эти деньги, мои режиссеры снимут. И пускай там снимаются все, но талантливые актеры.
К. Ларина
―
Послушай, подожди! Ты сейчас про другое говоришь. Ты говоришь обычную истину. Вообще даже смешно это так долго обсуждать.
А. Бильжо
―
Да.
К. Ларина
―
Но Алексей Серебряков, между прочим, он снимается не только в авторском кино.
А. Бильжо
―
Конечно.
К. Ларина
―
Он не только снимается в фильме «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Он снимается именно в государственных блокбастерах. Он снимался в одной из главных ролей в экранизации романа самого министра культуры Мединского.
А. Бильжо
―
Да, «Стена».
А.Бильжо: Почему не сделать программу проверки всех детских домов, и сделать это достоянием страны? Где ваш патриотизм?
К. Ларина
―
Он снялся сейчас тоже в блокбастере патриотическом под названием «Легенда о Коловрате», который даже чуть ли не Путин смотрел. Вот что их возмущает. Я думаю, что они об этом говорят. Это в наше время с тобой, в советское, если актер снялся в роли Ленина, то уж больше ему другого ничего в жизни не дадут никогда, ни одной никакой другой роли отрицательной, которая могла бы потревожить его образ. Я думаю, что здесь об этом идет речь, что типа недостоин, не имеет права человек, который работает на патриотическую государственную машину, вот так вот высказываться. Я думаю, что здесь об этом идет речь.
А. Бильжо
―
Ну, ты хочешь, чтобы я сказал, что это…
К. Ларина
―
Что это идиотизм?
А. Бильжо
―
Ну, это же полный идиотизм. Понимаешь, есть явления, которые невозможно объяснить. Ну, это полный идиотизм, потому что это… Ты говоришь «банальные вещи». Ну да, банальные, потому что люди путают образ, который создает актер, с самим актером. Если он играет патриота — значит, он должен говорить как патриот, как они представляют себе образ патриота, и не должен критиковать. А он вышел из этого образа. Если человек сыграл фашиста — значит, он никогда не сыграет героя положительного. Это абсолютно психология, ну я не знаю, десятилетий советских, когда в плохих (подчеркиваю — в плохих) советских фильмах можно было сразу узнать отрицательного героя по его лицу, и можно было сразу узнать положительного героя по его лицу. И были актеры, которые играют исключительно положительных героев. А есть актеры, которые играют исключительно отрицательных героев. И в этом смысле зритель — вот эти 60 процентов потребителей — он хочет вот этого. Больше того я скажу: вообще на самом деле это очередное оболванивание, очередное вранье.
К. Ларина
―
Вранье?
А. Бильжо
―
Потому что им на самом деле, если с ними поговорить, с каждым отдельно, а не брать вот эту цифру 60 процентов, а спросить его: «Вася, а тебе вообще не все равно?» — он скажет: «Послушай, старик, ну конечно, все равно». — «А чего ты голосовал?» — «Ну, все голосовали — и я голосовал». — «А ты вообще смотрел? Ты вообще послушал, что говорил Серебряков? Ты слушал все интервью? Или ты услышал одну фразу, которую тебе пересказали?»
К. Ларина
―
По телевизору пересказали.
А. Бильжо
―
«Я не слушал, но мне сосед напел». И он скажет: «Да, я слышал фразу». То, что в Фейсбуке было… Я уже дал себе «зарекаюсь» и не хочу влезать в разные дискуссии, но в одну дискуссию я влез все-таки. Я стал людям объяснять. Потом плюнул, пять человек забанил и сказал: «Идите вы все!» — потому что ну невозможно объяснить, что это был длинный разговор, что человек рассказывал, что в этой фразе тебя лично, тебя, замечательного человека, это не касается. Речь шла вообще о национальной идее власти, потому что это больше касалось людей, которые имеют власть. И все, что происходит потом, и все, что происходило в Фейсбуке, подтвердило слова Алексея Серебрякова.
К. Ларина
―
Да.
А. Бильжо
―
Именно сила, наглость и хамство. Вот. Это касалось того, как управляется государство и что говорят в Думе. Он говорил… Это же не оторвать от «закона мерзавцев», от «закона Димы Яковлева». Он об этом говорил. Он говорил это через несколько дней после того, как… Я комментировал и тоже сделал перепост про историю в челябинском детском доме, где давали в аренду, понимаешь, в аренду мальчиков. Прилетали самолеты, и приходил педофил дядя Сережа. Почему вы об этом не говорите? Почему, черт возьми, вы не говорите об этом в каждой программе? Вы видите какие-то фотографии, где Дмитриев…
К. Ларина
―
Фотография девочки, дочки.
А. Бильжо
―
Следил за тем, как она набирает вес и так далее, и так далее. А вот эта история почему прошла мимо вас? Ну, это вообще как бы из рук вон. Это вообще возмутительно! А ролик, где девочки в детском доме двенадцатилетние издеваются над девочкой, которой семь лет, бьют ее, ругаются матом и так далее, и так далее? Такая дедовщина настоящая, армейская, уголовная. Почему вы об этом не говорите? Почему не сделать программу проверки всех детских домов, и сделать это достоянием страны? Где ваш патриотизм?
К. Ларина
―
Ну, потому что легче заниматься цензурой детских книжек, составлять списки нежелательных произведений.
А. Бильжо
―
Конечно.
К. Ларина
―
Вот чем занимается уполномоченный по правам ребенка. Ты тоже наверняка об этом знаешь, да? Это все гораздо проще. А, кстати! И это все никому не интересно. Вот интереснее, чтобы кого-нибудь растоптать, разорвать в куски, желательно известного человека. Да?
А. Бильжо
―
Ну конечно, известного — особенно. Обсудить, что он говорит. Таким образом, как бы прикоснуться и показать: «Я могу вступать в дискуссию по поводу того, что сказал Алексей Серебряков или Константин Райкин, обсудить это, высказать свою точку зрения». Да никому не интересна твоя точка зрения! Но другое удивляет — что в эту команду осуждающих попадают люди, которых я знаю, понимаешь, которые мне ментально близки. И вот это удивительно. Ладно, упомянутый Андрей Сергеевич Кончаловский или Карен Шахназаров, который снял «Город Зеро», один из лучших фильмов. И вдруг такая инверсия происходит. Ну, наверное… Я не знаю, когда он был искреннее. То, что происходит с телеведущими — ну, это уже набило оскомину, да? Ну, обидно, что… Я многих из них знаю, понимаешь? С частью из них я работал, и ты тоже.
К. Ларина
―
Кстати, в этом и отличие. Возвращаюсь к началу нашего разговора — по поводу цинизма, вранья, такого лицемерия и двойной жизни, когда человек на работе выполняет функции патриота, а потом приходит домой, и получается вроде как нормальный человек, даже выпивает с друзьями. Ты знаешь, мне кажется, что сегодня все-таки пострашнее. Вот в советское время, да, действительно, это было так. А сегодня они из образа не выходят, по-моему, даже в постели с женой. Попробуй проколись. Везде. Это какая-то паранойя. «Если уж я верю в президента и в державу, то я это делаю круглосуточно, а не только на работе». И тоже, кстати, огромный отпечаток остается на человеке. Это абсолютно… Я вступаю на поле опять же доктора, но мне кажется, что здесь абсолютно изменение личности происходит необратимое.
А. Бильжо
―
Ну, часть из них (это то, что я говорил в начале) верит в то, что говорит он сам, и то, что говорят ему, и то, что он слышит. Он в это начинает верить. А часть — поверь мне, я знаю этих людей — ровно как в Советском Союзе, придя домой и сняв с себя вместе с костюмом и галстуком маску вот этого патриота и натянув на себя джинсы и, условно, ковбойку, и спускаясь в какой-нибудь подвал какого-нибудь клуба, выпивает и рассказывает анекдоты совершенно спокойно, и критически относится к тому, что происходит. И говорит: «Ну да, ну да, да, да, да. Ну пойми, старик, для меня это работа. Ну, ты знаешь, у меня несколько десятилетий. Ну, вот так получилось. Ну а что я должен сделать? Ну, что я должен сделать?» Понимаешь?
К. Ларина
―
И что ты ответишь на этот вопрос: «Что я должен сделать?»? Вот человек тебя спрашивает: «А что я должен делать, старик, скажи? Это моя работа». И что ты ему отвечаешь?
А. Бильжо
―
Ничего не отвечаю. Ничего не отвечаю.
К. Ларина
―
Тогда расскажи нам про свою работу.
А. Бильжо
―
«Ты сделал свой выбор — ну и живи с этим выбором». Понимаешь?
К. Ларина
―
Андрюша, у нас кончается время, у нас последние пошли минуты, четыре минуты. Четыре минуты с театром, да? Давай про твою работу. Потому что, во-первых, я с удивлением прочитала твое стихотворение. Я была шокирована! В «Русском пионере», да? Это что? Ты стал писать стихи? Или ты это делал и раньше, просто я, например, об этом не знала?
А.Бильжо: Круг моей деятельности сузился. Телевидения уже нет, радио уже нет
А. Бильжо
―
Ну, вообще в свое время… Ну, «стихи» — это громко сказано. Сейчас услышит еще Игорь Иртеньев, и будет кошмар. Хотя Игорь меня хвалил, да. «Стихи» — это громко сказано. В свое время я написал и даже записал диск с песнями, который есть в Сети. И многие из них даже были вполне популярные. И Саша Плющев ставил тут «Третьяковка моя, Третьяковка. Третья ходка моя, третья ходка». Это я записал с группой «Последний шанс» «Маленькие московские трагедии», мои тексты сам исполняю. Аранжировка там Саши Самойлова и Сережи Рыженко. Ну, это такие идиотские песни. А здесь Андрей Колесников дал задание — написать стихотворение про весну. Ну, я взял и написал. Я написал сотни названий блюд и хочу издать книжку «Меню» в ресторане «Петрович», где я писал про тушеную курицу, про котлеты стихи, понимаешь, про ризотто и так далее, и так далее. «Курица тушеная, улица мощеная». Понимаешь? «Тротуарной плиткой, золотыми слитками». Ну, это же идиотские такие стихи. Сейчас я стал выступать с Лешей Сканави, замечательным пианистом. Я читаю «Петю и волка» с большим успехом и «Карнавал животных» Сен-Санса. К «Карнавалу животных» я написал свой текст (там это позволительно), про разных животных свои тексты вполне забавные и веселые. А «Петю и волка» я читаю совсем по-другому, потому что эту вещь Прокофьев написал в 36-м году, вернувшись. Его выманили сюда, жену посадили. И вот первый, что он написал — «Петя и волк». И когда я это все узнал, и 36-й год, я стал читать по-другому — не как детскую сказку, а как триллер, потому что это триллер: волк приближается, кошка ловит уточку. И вот она ближе, ближе, ближе! И люди хватаются за головы. И это такая, понимаешь, ужасная сказка становится. И Леша играет там прекрасно. Поэтому продолжаю себя пробовать, потому что круг моей деятельности сузился, понимаешь. Телевидения уже нет, радио уже нет. Газеты и журналы остались — «Дилетант» и «Русский пионер», и в Интернете «Инсайдер». Поэтому как-то надо пробовать себя в других областях.
К. Ларина
―
То есть ты теперь даже театральная звезда? Я надеюсь, что я когда-нибудь это увижу.
А. Бильжо
―
Ой, звезда, звезда…
К. Ларина
―
Уже мне хочется.
А. Бильжо
―
Было несколько благотворительных таких выступлений в фонде «Линия жизни», где я там с основания принимаю активное участие. Ну и несколько концертов было с Лешей Сканави.
К. Ларина
―
Ну, будем тогда мы следить за афишами для того, чтобы встретить имя Алмазова, Андрей Бильжо на этой афише.
А. Бильжо
―
Да, да, да. Ну и книжки.
К. Ларина
―
Книжка, да.
А. Бильжо
―
Вот последняя книжка, которая вышла. Игорь Свинаренко написал, а я нарисовал там кучу картинок. Это «Записки одессита», уже вторая, объединили первую и вторую книжку. И моя книжка «Комариный бог» в издательстве «НЛО» у Ирины Прохоровой, там сборник рассказов, часть которых была напечатала в «Русском пионере», а часть написана специально для этой книжки.
К. Ларина
―
Ну что же, запоминается последнее слово, как нам завещал Штирлиц, поэтому все названия творческих побед Андрея Бильжо мы услышали. Андрюша, я тебя благодарю за то, что ты нашел время для нас. Спасибо тебе большое. И пусть все будет хорошо.
А. Бильжо
―
Спасибо. Пускай все будет хорошо. Будем надеяться.