Юлия Ауг - Дифирамб - 2018-02-25
25.02.2018
К. Ларина
―
Добрый день. Начинаем нашу передачу. У микрофона Ксения Ларина. А напротив меня, буквально напротив меня замечательная актриса и человек — Юлия Ауг. Юлечка, приветствую тебя, здравствуй.
Ю. Ауг
―
Здравствуй, Ксения. Очень рада тебя видеть.
К. Ларина
―
Ну наконец-то! Мы долго собирались встретиться. Вот наконец нам ничто не помеха — ни расстояния, ни преграды. И есть о чем поговорить. Хочу напомнить нашим слушателям, что Юлия не только замечательная актриса, активно работающая как в кино, так и в театре, но и еще, конечно, отважный гражданин — в чем многие из вас убедились в последние дни, когда проходило очередное заседание суда по «театральному делу». И Алексею Малобродскому, который сидит в СИЗО, в тюрьме вот уже восемь месяцев, исполнилось 60 лет. Его друзья и те, кто хотели его поддержать, провели серию одиночных пикетов. И в этих пикетах участвовала и Юлия Ауг. Я видела фотографии и просто задыхалась от восторга, когда в зимней Москве, около памятника Немировичу-Данченко и Станиславскому, в Камергерском переулке, около главного драматического театра страны стоит Юля в пикете «Свобода Малобродскому!». Это было круто, Юля, молодец! Ну расскажи о своих впечатлениях. Ты впервые приняла участие в такой акции?
Ю. Ауг
―
Да, это мой первый опыт. И это, конечно, очень сильный опыт. Я не могу сказать, что он радостный, к сожалению, потому что… Полицейские как раз меня не третировали. Да, они как-то сразу возбудились, подошли, спросили, зачем я это делаю, почитали плакат, записали мои паспортные данные. И на этом все. Другое дело, что народ, который проходил мимо… Притом я сначала стояла у памятника, а потом я вообще вышла на Тверскую, потому что около памятника начались какие-то ремонтно-строительные работы, и стоять там было совершенно невозможно, потому что все время носили какие-то щиты, доски, и никто на тебя вообще не обращал внимания.И я вышла на Тверскую. И вот на Тверской началось самое интересное, потому что люди проходили мимо, заинтересовывались, читали, кивали головой, но, по сути дела, очень мало людей, кто подошел, захотел поговорить и вообще выразить какую-то точку зрения, причастность. Нет. Очень мало людей. Более того — некоторые люди, увидев плакат и прочитав его, старались как можно дальше отойти, чтобы просто даже в зоне не оказаться. Одна женщина, прочитав, даже плюнула.
К. Ларина
―
Да ты что?
Ю. Ауг
―
Ну вот просто прочитала — и так «тьфу!» сделала. Но несколько людей действительно подошли. Один молодой человек подошел к Полине, потому что Полина тоже принимала участие…
К. Ларина
―
Полина — это дочка Юли, я хочу сказать.
Ю. Ауг
―
Да. Она тоже принимала участие в пикете, она меня просто сменяла. Он подошел к Полине, Полина начала ему объяснять, рассказывать. Он ничего не знал. Он даже не слышал про это дело. И, выслушав все, что ему сказала Полина, он сказал: «Ну что? Сидит — значит, так надо, значит, есть за что». Потом ко мне подошел молодой человек тоже, который знал про это дело. И когда я ему стала рассказывать… Вот самое главное наблюдение: люди путают дело «Седьмой студии» и проекта «Платформа» с делом «Гоголь-центра». Они это все совмещают. У людей в голове абсолютно устойчивое впечатление, что это в театре, в «Гоголь-центре» воровали. И абсолютно устойчивое впечатление, что воровали. И никаких других вариантов даже нет.И когда начинаешь им рассказывать о том, что это не дело «Гоголь-центра», а это дело «Платформы», и вот столько-то денег было выделено на три сезона, и столько-то проектов было сделано за три сезона, и вот такая вот сумма объявлена как похищенная, и остается всего… Ну, я даже могу озвучить. 216 миллионов рублей было выделено на проект «Платформа» на три сезона. За три сезона было осуществлено 342 мероприятия по четырем направлениям: современный театр, современный танец, музыка и мультимедиа. Следствие обвиняет подозреваемых в хищении на сумму 133 миллиона. Итого, остается 86 миллионов, то есть 30% остается. 86 миллионов — на них невозможно с нуля создать проект и осуществить 342 мероприятия. И вот когда людям начинаешь…
К. Ларина
―
Смотри, Юля, об этом говорят постоянно.
Ю. Ауг
―
Да.
К. Ларина
―
С самого начала, как только дело это заявилось. Я помню, мы же в нашей же студии встречались, когда ты была, и был Никита Кукушкин.
Ю. Ауг
―
Да.
К. Ларина
―
И мы как раз говорили о том, что… И то же самое — никого этого не интересует.
Ю.Ауг: Люди путают дело «Седьмой студии» и проекта «Платформа» с делом «Гоголь-центра». Они это совмещают
Ю. Ауг
―
Это никого не интересует.
К. Ларина
―
Как это не интересует судью. Это не интересует следствие. Это не интересует обвинителей. Это не интересует людей. Телевизор им сказал, в голове устроил эту кашу с «Гоголь-центром» — и все, больше ничего не надо.
Ю. Ауг
―
Вот это ужасно. Вот это вот ужасно. Потому что цифры — упрямая вещь. Нельзя за 86 миллионов сделать 242 проекта. Но люди этого не понимают. Они абсолютно уверены, что вот наконец поймали главных коррупционеров страны, а вор должен сидеть. И это ужасно.
К. Ларина
―
Ну послушай, у нас так живет наше общество, к сожалению, издавна. Это такие традиции, да? Вспомни эту замечательную поговорку, которую мы сейчас вспоминаем все чаще и чаще: «Нет дыма без огня». Да? Откуда она взялась? Оттуда.
Ю. Ауг
―
Ну да.
К. Ларина
―
Оттуда же! Именно оттуда.
Ю. Ауг
―
Оттуда.
К. Ларина
―
Или «У нас ни за что не сажают», — то, что повторяли, как мантру, и в сталинское время, и потом позже.
Ю. Ауг
―
«Если невиновен — разберутся» еще.
К. Ларина
―
«Суд разберется».
Ю. Ауг
―
«Суд разберется». Это самая главная мантра, которую повторяют мне люди в Сети: «Юля, а что вы так волнуетесь? Если люди невиновные, то суд разберется». И мне хочется сказать: «Если бы вы прошли все эти заседания, которые прошла я, если бы вы наблюдали за ними, у вас было бы другое впечатление».
К. Ларина
―
Как часто тебе приходится объяснять очевидные вещи товарищам по цеху? Ладно люди, которые ничего не знают и знать не хотят. А вот люди изнутри?
Ю. Ауг
―
Довольно часто. Довольно часто на съемочной площадке мне приходится объяснять структуру всего этого дела, к сожалению.
К. Ларина
―
И как? Меняется сознание? Или все равно остаются при своем?
Ю. Ауг
―
Меняется, меняется. Я могу точно абсолютно сказать, что… Вот недавно у меня был проект. И совершенно замечательный гример тоже абсолютно была уверена, что это дело «Гоголь-центра». Она, выслушав меня, сказала: «Я не удивляюсь. Но как так возможно?» То есть у нее просто была информация исключительно из СМИ. Но, услышав меня… Она просто услышала то, что я говорила. Все.
К. Ларина
―
Ну, тем не менее вода камень точит. Я по разным причинам сейчас со стороны наблюдаю за тем, что происходит. И я тебе скажу честно: у меня стойкое ощущение, что что-то меняется именно в цеховом сообществе. Я вижу, что гораздо смелее, откровеннее и злее стали выступления Александра Александровича Калягина, что тоже очень важно. Я вижу, что люди активнее приходят в суд и активнее высказываются где угодно, где позволят — от Фейсбука до каких-нибудь телевизионных программ. И, конечно, я не могу об этом не сказать (я думаю, что ты тоже это отметила), что среди тех, кто вышел на одиночные пикеты, в Петербурге был мальчик Кирилл Девотченко — сын Алексея.
Ю. Ауг
―
Да.
К. Ларина
―
Я сейчас говорю — и у меня прямо мурашки! Это, конечно, удивительная какая-то схема. Ничто не пропадает. Вот это все передается даже не воздушно-капельным путем, а силой какого-то высшего разума.
Ю. Ауг
―
Да. Ну, кстати, я тоже очень рада, что вместе со мной вышла моя дочь. Для меня это тоже невероятно ценно.
К. Ларина
―
Там, кстати, еще была Марфа Горвиц, режиссер. И я прочитала ее впечатления. Нет, вообще народу много. Не сказать, что это была массовая акция, но люди вышли и в Питере, и в Москве.
Ю. Ауг
―
Она растянулась на несколько дней в Москве. Просто в один день было сложно собраться. А вообще и Рузанна Мовсесян вышла, и Полина Стружкова вышла. Я прошу прощения, если я просто кого-то не назову.
К. Ларина
―
Михаил Бычков.
Ю. Ауг
―
Бычков. Алена Карась. В общем, были люди. И, кстати, мы собираемся дальше выходить. Более того…
К. Ларина
―
Ты думаешь, это имеет смысл?
Ю. Ауг
―
Смотрите. Смысла как вот такого результативного, наверное, нет. Но смысл есть в том, что… Вы знаете, театр — это вообще довольно-таки бессмысленное, с точки зрения целесообразности, мероприятие, но оно воздействует, оно воздействует эмоционально. И мы не знаем, в ком и как это отзовется. А любой пикет — это перформанс. Соответственно, это акция. И мы воздействуем.
К. Ларина
―
Да, это точно. Вода камень точит.
Ю. Ауг
―
Да. И еще я хочу сказать то, что я заметила. Конечно, чем дольше идут судебные заседания, тем больше мы понимаем, что любое выступление и адвокатов, и подозреваемых делается не для суда, а для того, чтобы быть услышанным обществом, и в том числе театральным сообществом. И эти выступления становятся все более смелыми, точными и аргументированными, и вызывают невероятное уважение.
К. Ларина
―
А что театральное сообщество? Такое понятие существует?
Ю. Ауг
―
Я думаю, что, знаете, мы сейчас как раз присутствуем при его рождении вопреки, потому что очень многие люди начинают объединяться. Да, кто-то, наоборот, отмежевывается, но очень многие люди начинают объединяться. И объединяться самостоятельно. И это необязательно, что здесь объединились актеры, здесь — критики, здесь — режиссеры. Нет. Едино. И начинают самоорганизовываться. И это круто.
Ю.Ауг: Цифры — упрямая вещь. Нельзя за 86 миллионов сделать 242 проекта
К. Ларина
―
На последнем заседании суда была Лия Ахеджакова, но не просто как слушательница и как представитель сообщества театрального, которая пришла поддержать своих товарищей, но она, как я поняла, такое намерение озвучила, чтобы стать общественным защитником Кирилла Серебренникова. Ей отказали в этом порыве. Вообще этот сюжет какое на тебя произвел впечатление? Вообще когда человек попадает в не привычную для себя среду, когда приходят люди, которые абсолютно мирные, которые никогда в жизни не сталкивались ни с какими судебными процессами, вообще с этой манерой общения, с этой риторикой, с этим стилем… Я помню, как Бородин пришел, когда был суд по Соне Апфельбаум, Алексей Владимирович, у него было совершенно серое опрокинутое лицо. Он вообще не понимал, как себя вести. А здесь как?
Ю. Ауг
―
Вы знаете, вот это последнее заседание, которое было, оно, конечно, произвело самое сильное впечатление. Мы с тобой много встречались в разных судах — и в Мосгорсуде, и в Басманном суде. Но вот именно это… При всем при том, что оно по форме было очень комфортное. Очень многих впустили в зал заседаний. Я, кстати, первый раз оказалась в зале, то есть не по трансляции, а там. Это, конечно, особое впечатление, потому что по трансляции ты не видишь лицо судьи, а здесь ты видишь, как она это зачитывает, как она это произносит. Это очень сильно. Зал заседаний очень такой большой, комфортный. Всем журналистам разрешили снимать на протяжении вообще всего заседания, а не то что поснимали, вышли, потом опять зашли, опять поснимали. Нет. Кириллу и Юрию Итину разрешили общаться с людьми. То есть это не было такого, как раньше: «Не трогайте руками! Не подходите!» Нет. Разрешили общаться. Мы даже обнялись. То есть внешне было все очень комфортно. Зал для трансляции большой, который вместил много людей. Там были и стулья, и потом еще принесли скамейки.Но можно говорить бесконечно, и можно говорить очень аргументированно и четко: в суде собрались со стороны следствия и суда люди не для того, чтобы кого-то услышать; они собрались для того, чтобы довольно цинично провести процедуру и исполнить давно запрограммированное решение. Мне очень понравилось, как сказала замечательный адвокат Алексея Аркадьевича Малобродского…
К. Ларина
―
Ксения Карпинская.
Ю. Ауг
―
Ксения Карпинская. Она сказала, что она не призывает суд к справедливости, на протяжении всего ведения этого процесса справедливости не происходит и не наблюдается; она призывает суд к милосердию, которое выше справедливости. Но даже это не было услышано. Это невероятно циничная история.А то, что произошло с Лией Меджидовной Ахеджаковой — это особая совершенно история. Это очередное нарушение закона. Дело все в том, что когда ее представили и попросили, то есть ходатайствовали о том, чтобы она стала общественным защитником Алексея Аркадьевича, судья задала ей вопрос: «Какое у вас образование?» Лия Меджидовна сказала, что у нее образование — ГИТИС. Задала второй вопрос: «А у вас есть юридическое образование?» — «Увы», — сказала прекрасная Лия Ахеджакова. На этом основании ей было отказано быть общественным защитником. Так вот, по закону общественный защитник не должен иметь юридического профессионального образования. Общественный защитник представляет людей, то есть некий пласт, некое сообщество, которое делегировало ее выступать от имени этого сообщества. Не нужно для этого юридического образования.
К. Ларина
―
Это как члены суда присяжных, то же самое, которые не должны иметь специального образования.
Ю. Ауг
―
Да, в том-то все и дело. И на этом основании ей было отказано. А это прямое нарушение закона. Все. Показательный совершенно пример. Лия Меджидовна совершенно прекрасная, удивительная, очень эмоциональная. И на нее это произвело очень сильное впечатление. И она после суда еще очень долго не могла успокоиться, остановиться, одеться, выйти на улицу.
К. Ларина
―
Ты пошла после суда в кино. Почему? Что с тобой произошло?
Ю. Ауг
―
Вот я говорю — я первый раз оказалась в зале заседаний, и я видела, как судья после 15-минутного перерыва зачитывала свое решение. Ну, это просто надо видеть. Просто у меня, и не только у меня, а у очень многих людей было ощущение, что сегодня Алексея Аркадьевича отпустят, что просто иначе быть не может, потому что за это решение и логика, и эмоции, и сердце, и закон — самое главное. Но его не отпустили. Да, и самое главное — заключительное слово Кирилла, который сказал: «Да не отпускайте вы меня из-под этого чертового ареста домашнего! Выпустите Алексея Малобродского из СИЗО». Нет. Все без изменений — при всем при том, что каждый из обвиняемых и каждый из адвокатов выступал долго, ярко и аргументированно, а судья и прокурор по тетрадочке прочитали три совершенно казенных предложения, в которых не было никаких новых обоснований для продления такой меры пресечения. И уровень этого цинизма, конечно, что-то повредил во мне, произошел какой-то надлом. И мне просто нужно было пойти в кино. И я пошла смотреть замечательный фильм «Я, Тоня».
К. Ларина
―
Про Тоню Хардинг, знаменитую фигуристку, которая заказала свою соперницу.
Ю. Ауг
―
Да. И это как-то очень…
К. Ларина
―
Тумблеры переключило внутри.
Ю. Ауг
―
Да, это переключило тумблеры. И иногда… Вот великая сила искусства! Ты видел трагический спектакль жизни, а потом пошел и посмотрел трагическую историю жизни в кино. И твое мироощущение изменилось. За это спасибо искусству.
К. Ларина
―
Конечно, главный мотив эмоциональный, который присутствует при обсуждении этой темы у многих — это какое-то ощущение бессилия и отчаяния, потому что не понимаешь, что делать, как повлиять на ход событий, как изменить эту ситуацию. Как ты относишься к призывам всеобщей театральной забастовки? Есть и такие призывы.
Ю. Ауг
―
Да, вы знаете, они были озвучены. Вот конкретно совершенно Зоя Светова озвучивала эту мысль о том, что вот в той ситуации, в которой мы сейчас оказались, хорошо было бы сделать всеобщую театральную забастовку. Как я отношусь? Ну, у меня нет театра, я не руковожу ничем, я маленький винтик в этой истории. Я даже не штатная актриса «Гоголь-центра», я приглашенная актриса. Подобная мысль озвучивалась летом, после ареста Кирилла. И я была, честно говоря, против. Ну как? Я аргументировала то, что я против: «Какой в этом смысл? Нам нужно, наоборот, играть спектакли, выходить, говорить о том, что мы против, но мы продолжаем свое дело».Сейчас я поддержала бы эту забастовку. Я считаю, что, может быть, это единственный сейчас возможный вариант как-то реально воздействовать и на власть, и на судебную систему, которая является частью этой власти. Это крайний совершенно метод, но мне кажется, что пришло время крайних решений.
К. Ларина
―
Я тоже думала, как к этому относиться. Всегда в качестве аргумента «против» говорят о том, что зритель ни в чем не виноват, он заплатил деньги за билет, он пришел в театр, он должен получить услугу, а мы его, получается, обманываем. Я вот сейчас тебя слушаю и вспоминаю — была серия тоже таких пикетов, акций, когда выходили к аудитории режиссеры перед спектаклем (это когда было? Где-то полгода назад, наверное, а может быть, больше), для того чтобы объяснить публике, что товарищи, наши товарищи сидят невинно, они осуждены, оклеветаны, оболганы, что они сидят, и никакого дела нет, и сегодняшняя их акция — это акция в их поддержку.Конечно, было страшно. Я помню, как многие… Тот же Михаил Бычков у себя в театре (Воронежский камерный театр), он вышел к публике, которая, да, заплатила деньги за билет, и начал ей говорить об этом — про Малобродского, Серебренникова, про Итина. И он был поражен, как публика его поддержала с аплодисментами, и какие-то вопросы задавали встречные. То есть люди-то нормальные, просто из них сделали вот такое общество бессловесное и равнодушное, но на самом деле все не так.
Ю. Ауг
―
Ну, дело все в том, что в нашем театре эта акция тоже проходила, еще когда Кирилл не был арестован, но уже в СИЗО находился Алексей Аркадьевич Малобродский. Как раз после спектакля «Ученик», в котором я играю, Кирилл вышел и тоже стал разговаривать с залом и объяснять людям, которые к нам пришли, что происходит, и что мы солидарны, и что люди, которые сейчас арестованы (тогда, кстати, и Итин еще был в СИЗО, его еще не выпустили под домашний арест), и люди, которые сейчас находятся в СИЗО, невинные. И люди тоже это встретили аплодисментами.
Ю.Ауг: «Суд разберется». Это самая главная мантра, которую повторяют мне люди в Сети
К. Ларина
―
На этом остановимся на несколько минут, продолжим программу «Дифирамб». Напомню, что сегодня наша гостья — замечательная актриса и гражданин Юлия Ауг.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии актриса Юлия Ауг. Меня зовут Ксения Ларина. И у нас сегодня разговор, что называется, по текущим событиям, а события эти в основном не внушают оптимизма. Но если говорить о театре, Юля, а как вся эта ситуация переставляет акценты в спектаклях, в которых ты играешь? Я имею в виду прежде всего — конечно же, в «Гоголь-центре». Наверное, по-другому это все сегодня звучит, когда автор этих работ находится под домашним арестом.
Ю. Ауг
―
Смотрите, можно я… Сначала я хочу повторить то, что я уже, кстати, писала у себя в Фейсбуке, и у вас на сайте это было.
К. Ларина
―
Да.
Ю. Ауг
―
Я хочу сказать, что, конечно, та ситуация, которая сейчас сложилась, безусловно, со временем, в будущем станет событием, которое будут изучать в театральных вузах.
К. Ларина
―
Конечно.
Ю. Ауг
―
Ситуация уникальная. 23 августа был арестован главный режиссер и художественный руководитель театра «Гоголь-центр». За это время театр не только не развалился, а театр еще более окреп. У актеров… Очень часто слышу: «Актеры — проститутки. Вот там что-то случится — они предадут и сбегут». Видимо, нет. Потому что у актеров не только не возникло желания сбежать, уйти, поменять место работы, найти себе что-то более безопасное. Нет, наоборот — приходят даже новые люди, приходят новые режиссеры. И я знаю молодых актеров, которые стремятся прийти в этот театр. А те, кто играют спектакли в этом театре, те, кто работают, они играют, работают, выпускают новые премьеры, выпускают новые спектакли. Постоянно идут репетиции, нет ни одного срыва в текущем репертуаре. Это какую жизнеспособную систему должен был создать вокруг себя Кирилл, чтобы это так работало? Конечно, Кирилл и Аня Шалашова. Нельзя забывать про Аню Шалашову в процессе работы этого театра.Как это переставляет акценты? Конечно, это переставляет акценты, потому что, например, каждый раз, играя спектакль «Мученик»… Удивительная вещь: два последних спектакля Вика Исакова играла по-другому.
К. Ларина
―
Когда кроссовки прибивала, наверное, особенно?
Ю. Ауг
―
Не только. Вообще.
К. Ларина
―
Это просто сегодня такая метафора вообще потрясающая!
Ю. Ауг
―
Не только. Вообще по-другому! Реально по-другому. И это было настолько сильно! Мы просто играем блок из двух спектаклей. На первом спектакле я заметила, что у нее сместились не только акценты, но и смыслы. Она раньше играла, ну, что она как бы не понимает, что происходит. А сейчас она делала свою роль так, что она понимает, в окружении каких людей она оказалась, что это не идиоты, что это просчитанные циники, которые просто выбрали этот путь и эту сторону. Это настолько сильно и настолько сильнее того, что было раньше. Но монолог, конечно, о том, что «Я остаюсь здесь, и я на своем месте, а вы — нет», он когда-то был манифестом поколения, а сейчас это не просто манифест, а это приговор тем, кто сейчас продолжает это дело против Кирилла Серебренникова, «Седьмой студии» и проекта «Платформа».
К. Ларина
―
Что такое для тебя «Гоголь-центр» лично вообще? Если писать сочинение на тему «Гоголь-центр» в моей жизни», то это что?
Ю. Ауг
―
Это очень много. Это очень много. Это центр притяжения. Это профессиональный ориентир и камертон. Это дом. Это семья. Это очень дорогие и очень близкие люди. Сейчас это боль. И сейчас это дом, который я хочу и должна защитить.
К. Ларина
―
Скажи, пожалуйста, а в твоей профессиональной жизни не было еще никаких неприятных последствий твоей жизни гражданской, как это бывает у некоторых, когда куда-то не зовут, где-то стараются не связываться, где-то не взять в проект? Или пока еще такого не было?
Ю. Ауг
―
Было.
К. Ларина
―
Или говорили тебе вслух прямым текстом: «Юля, смени, пожалуйста, пластинку»?
Ю. Ауг
―
Было.
К. Ларина
―
Было, да?
Ю. Ауг
―
Было, было. Уже было. Уже несколько раз было. Один прекрасный продюсер мне прямым текстом сказал: «Юля, ты хочешь, чтобы мы с тобой еще работали? Я хочу. Но если ты будешь продолжать писать то, что ты пишешь, я вряд ли смогу это делать». Один из кастинг-директоров… Ну, это только, что я знаю. Вполне возможно, что это и больше. Один из кастинг-директоров, с которым мы очень дружили, из-за моей гражданской позиции сказала, что больше никогда не позовет меня ни в один проект и, более того, постарается сделать так, чтобы и в другие проекты меня не звали.
К. Ларина
―
Это что? Страх?
Ю. Ауг
―
Да нет. У них просто другая гражданская позиция.
К. Ларина
―
А, то есть они как бы по-другому смотрят на вещи?
Ю. Ауг
―
Да.
К. Ларина
―
А тебя считают таким представителем «пятой колонны»?
Ю. Ауг
―
Да.
К. Ларина
―
Вот мы сейчас обсуждаем бурно, что с Лешей Серебряковым сотворило наше «замечательное» общество после его интервью, в котором он собственно не сказал ничего дурного ни о народе, ни… Он говорил просто о наших проблемах и болячках нашей страны, причем говорил сам с большой болью. Не понимать этого не может только идиот. И что с ним сделали? Смешали его просто с дерьмом на всех телевизионных каналах. Но самое-то главное… Бог с ними, с депутатами и всякими идиотами. Деятели культуры! Режиссеры, у которых он снимался. Вот это ты чем объясняешь — такую кровожадность, звериность?
Ю. Ауг
―
Я больше хочу сказать: Леша ведь не сказал ничего нового.
К. Ларина
―
Конечно.
Ю. Ауг
―
У него было несколько интервью, в которых он говорил практически то же самое, объясняя свою позицию и объясняя то, почему он увез семью в Канаду. Более того, Леша ведь не перестал быть гражданином России. Вот это меня больше всего возмущает. Он не перестал быть гражданином России. Просто хочется надеяться, что мы все еще живем в свободном мире, в котором я могу выбрать себе более комфортное место проживания. Я могу вот сейчас жить в Москве, потом переехать в Питер, потом уехать в Эстонию, потом еще куда-то — просто потому, что мне так комфортнее. Это просто мой уровень жизни. Но я остаюсь гражданином, я отвечаю за то, что происходит в этом государстве, гражданином которого я являюсь. И мне-то как раз кажется, что истинный патриотизм не в том, чтобы принимать все огульно, то, что тебе предлагает это государство, а быть трезвым и иметь смелость говорить правду. В этом как раз истинный патриотизм. Что и продемонстрировал Алексей.В чем кровожадность? Ну, в чем кровожадность? Вы понимаете, в чем дело? Уровень агрессии с каждым годом — вот просто социальной агрессии, общей агрессии, энергетической агрессии — становится все сильнее и сильнее. Я не знаю, какой процент (я не социолог) смотрит каждый день телевизор. Они включают программы, типа «Время покажет», и смотрят, что там происходит, как себя ведут ведущие. А ведущие всегда были неким опять-таки ориентиром и камертоном для людей. Просто надо вспомнить, как раньше равнялись на ведущих, делали такие же прически, как они делают, старались одеться так, как они одеваются. А сейчас люди стараются вести себя так, как ведут ведущие. А как себя ведущие программы «Время покажет»?
К. Ларина
―
То есть это такая модель поведения, да?
Ю. Ауг
―
Они хамят. Они распускают руки. Они готовы драться. Они постоянно перебивают любых спикеров, оскорбляют их. Конечно, это заимствованная модель поведения.
К. Ларина
―
А может быть, наоборот? Может быть, ведущие заимствовали модель поведения у большинства? Потому что это такая гопническая позиция, вот это хамство тотальное — я не знаю, идет ли оно из телевизора. Может, оно в телевизор пришло от нас? Может, все наоборот? Может, мы этого хотели? Я имею в виду — мы как общество. Что это такой запрос. Как говорят? «Я хочу, чтобы по телевизору показывали что-нибудь про меня». «Вот наконец-то про меня и показали». Тут-то и сошлось.
Ю. Ауг
―
Смотрите. Конечно, это сообщающиеся сосуды. Ну конечно, это сообщающиеся сосуды. Я помню, в каких-то лохматых совершенно годах (девяностые я имею в виду) невероятно была популярной программа «Окна». Помните?
К. Ларина
―
Ага. С Нагиевым.
Ю.Ауг: Я остаюсь гражданином, я отвечаю за то, что происходит в этом государстве
Ю. Ауг
―
С Нагиевым. Ее вел совершенно замечательный и мой любимый Дима Нагиев. Но вспомните, какая там была манера поведения, да? И, кстати, драки даже приветствовались.
К. Ларина
―
Там же постановочные были все трюки.
Ю. Ауг
―
Да, это все понятно, это все было постановочным. Но, конечно, это отрабатывался запрос. Ну а сейчас-то это не постановочное.
К. Ларина
―
Слушай, пришли настоящие. Там-то были артисты драматических театров.
Ю. Ауг
―
Да! Пришли настоящие. Пришли настоящие люди, которые совершенно спокойно в любой могут любому спикеру без предупреждения дать в морду.
К. Ларина
―
Плюнуть в лицо.
Ю. Ауг
―
Плюнуть в лицо. Легко! Сообщающиеся сосуды, безусловно. Но смотрите: есть запрос, а есть степень агрессии, которая все равно идет с экрана телевизора. И эта степень агрессии повышает степень агрессии в обществе. Это такой процесс взаимосвязанный.
К. Ларина
―
Ну и где же место искусству здесь найти, вот в таком ужасе? Вот есть же позиция и такая, в том числе и у ваших коллег, у актеров, режиссеров: «Я занимаюсь искусством. Я вне политики. Меня все это не волнует. Я ваш телевизор не смотрю и ничего не знаю. Вот я тут о прекрасном». Возможно сегодня так жить?
Ю. Ауг
―
Ну, наверное, возможно. И я знаю многих людей, которым это удается. Ну, наверное, возможно. Но для этого нужно быть… ну, обладать некоей гражданской и социальной глухотой — может быть, намеренной, а может быть, врожденной глухотой, то есть от рождения полученной. Потому что мне-то кажется, что вообще искусству вне сегодняшнего дня невозможно. То есть, беря любую классику, ну любую классику, ты как режиссер, как художник не можешь не отзываться на то, что происходит вокруг тебя. И как ты можешь не резонировать с этим? Мне не понятно.
К. Ларина
―
В чем твои сегодняшние несовпадения со временем, с атмосферой? Как бы ты их определила? Поскольку мы дружим в Фейсбуке… Я просто объясню нашим слушателям, хотя многие наверняка тоже читают тебя. Конечно, прочитала после просмотра тобой фильма «Я, Тоня». Ты как-то очень откровенно об этом сказала, что ты всю жизнь себя чувствуешь чужой. А в чем сегодня несовпадения?
Ю. Ауг
―
Ну, на самом деле это, с одной стороны, очень просто сказать. А с другой стороны, очень сложно сказать, потому что это такое… Вы знаете, об этом можно забыть — о том, что ты чужак. Ты можешь оказаться на какое-то время в очень комфортной ситуации. В 2013 году Кирилл Семенович позвал меня в «Гоголь-центр», и я начала репетировать «Идиота», и потом вслед за идиотом было… Господи, Боже мой, как же этот мюзикл назывался? «Пробуждение весны». Было «Пробуждение весны». Потом был «Ученик». Потом — «Мученик».
К. Ларина
―
«Персона».
Ю. Ауг
―
Да, потом была «Персона». Между этим были «Похороны Сталина» и еще какие-то просто перформансы и фильмы. И вот ощущение того, что «вот, ну наконец я дома, я в семье, я не чужая». А сейчас эту семью хотят разрушить и уничтожить. И опять я останусь в поле на ветру, и некуда будет приткнуться, если все это уничтожат.В чем мое несовпадение? Ну вот правда, мне кажется, что все то, что у меня сейчас болит, и все то, что меня сейчас интересует, оно никак не запрашивается государством. Ну вот никак. То есть, если говорить о запросах, о мейнстриме, о том, про что сейчас снимают фильмы, сериалы, то я очень мало куда могу попасть, потому что я не соответствую.
К. Ларина
―
Это ужас, конечно.
Ю. Ауг
―
Ну вот.
К. Ларина
―
Потому что жизнь очень короткая. А актерская — вообще просто миг.
Ю. Ауг
―
Это на самом деле страшно. И я, кстати, вспоминаю Лешу Девотченко, у которого это случилось намного раньше и который все время и говорил, и писал в том же Фейсбуке, и говорил: «Зачем вы меня приглашаете на пробы, если заранее понятно, что в этот проект меня не возьмут?» И не потому, что у него такая вот позиция гражданская, а просто потому, что он со своей фактурой, со своей интеллектом не вписывается в тот ряд, который должен быть на картинке смонтирован и потом предоставлен зрителю. Вот такая история.
К. Ларина
―
Но тем не менее ты же себя пробуешь в самых различных проявлениях творческих — и как режиссер, и как режиссер в том числе музыкальных клипов. И как-то все очень невероятно интересно. Вот здесь у тебя есть какие-то твои мечтания, перспективы, чтобы что-то такое замутить в качестве центра притяжения, чтобы ты была не исполнителем, а модератором, вентилятором и агрегатом?
Ю. Ауг
―
Смотрите. Ну да, есть такая… Ну, из самого близкого, из самого такого реального, что может произойти — это два проекта: один в Эстонии, один здесь, в России. Просто один из моих друзей, с которыми мы очень много работали на лабораториях, стал художественным руководителем одного из театров, и он меня пригласил. И когда я ему озвучила, что я хочу поставить «Мефисто», он согласился.
К. Ларина
―
Опять мы возвращаемся к Леше Девотченко. Мы цитировали друг другу эту книжку наизусть. Кстати, он очень просил меня книжку эту дать почитать ему. Я ему купила и подарила эту книжку. Она у него так и осталась. Это очень актуальная история.
Ю. Ауг
―
Вот. Я очень хочу сделать «Мефисто».
К. Ларина
―
А как это сделать?
Ю. Ауг
―
Что сделать?
К. Ларина
―
С кем? Кого ты видишь в главной роли?
Ю.Ауг: Люди стараются вести себя так, как ведут ведущие. А как себя ведущие программы «Время покажет»?
Ю. Ауг
―
Ну, я говорю, это не московский театр, это не московский театр, но там очень хорошие актеры, это очень хорошая труппа. И я думаю, что даже несмотря на то, что это не московский театр, это прозвучит, потому что сейчас в провинции пока еще, надеюсь, на какое-то время значительно смелее относятся к материалу, без самоцензуры. 2 марта в Центре Мейерхольда в программе «Маска Плюс» будет играться мой спектакль как режиссера, его привезут из Новосибирска, «Злачные пажити». Это очень жесткая история. Это прямо очень жесткая история.
К. Ларина
―
А чье это? Расскажи.
Ю. Ауг
―
Это два рассказа Ани Старобинец — «Паразит» и «Злачные пажити». По сути дела, это фантастика. Но это настолько реальная фантастика! И если первый рассказ — это про то, что с нами происходит здесь и сейчас, про то мракобесие, про то, как московская патриархия присваивает себе научные изобретения, и про то, как люди превратили христианство в новое язычество, то вторая история — это про мир будущего, про трансгуманизм. И я-то как раз думаю, что вот эти насаждаемые скрепы, которые, по сути дела, не имеют никакого отношения к духовности, в конечном итоге нас могут привести к абсолютно бездуховному обществу, которым является трансгуманизм. Вот об этом мой спектакль. Он поставлен в Новосибирске, в театре «Старый дом».
К. Ларина
―
А здесь не хочешь что-нибудь сделать, у себя, в том же «Гоголь-центре»?
Ю. Ауг
―
Хочу, хочу. Ну, пока не буду озвучивать. Хочу. Очень хочу.
К. Ларина
―
Вот слушаю и понимаю, Юля, что выбор-то все равно один. Подстраиваться бесполезно, я так понимаю, потому что все равно тебя вычислят. Я имею в виду не тебя конкретно. А если ты чужой внутренне, как бы ты ни подстраивался, вычислят и все равно закроют, прикроют, и будет бесславный финал твоей карьеры. Да? Поэтому лучше делать то, что чувствуешь. Особенно в сегодняшнее время, когда, казалось бы, много чего нельзя, но все равно надо делать то, что чувствуешь, и настаивать на своем, и это получится. Я в этом не сомневаюсь. Это будет услышано в любом случае.
Ю. Ауг
―
Но дело все в том, что даже когда я пытаюсь представить… У меня на самом деле есть очень плохой опыт. Вот он у меня есть. Довольно давно, в 2008 году, я подхватила один кинопроект. Очень мне хотелось самой снимать кино. И сложилась ситуация, в которой я подхватила. То есть начинал снимать один режиссер. Ну, я была вторым режиссером на этом проекте и даже там работала над сценарием. Режиссер ушел, и я этот проект подхватила. Он мне внутренне был чужд. То есть как второй режиссер я себя чувствовала на этом проекте совершенно комфортно, поскольку второй режиссер — это исполнитель. Но я его подхватила, потому что мне очень хотелось самой снимать кино. И я подумала: «Ну, я его сделаю, потому что я понимаю, как технически. А потом, наверное, я смогу снимать дальше свои фильмы».Это совершенно отвратительная и бездарная работа, которую даже я не заканчивала. У меня ее забрали. Там и монтировали без меня, и озвучивали без меня. Потому что изначально вся ситуация была очень лживая. А я попыталась пойти на компромисс и как-то в нее вписаться. И вот этот опыт у меня есть. Не могу я идти на компромиссы. Не могу я идти на компромиссы! У меня ничего не получится. Это будет то, за что я буду стыдиться. По крайней мере, я озвучиваю то, что стыжусь.
К. Ларина
―
Ну что же, у нас прекрасный финал. Он жизнеутверждающий, несмотря ни на что.
Ю. Ауг
―
Да.
К. Ларина
―
Юлечка, огромное тебе спасибо! Я очень рада, что мы наконец встретились. Так долго старались встретиться — и вот встретились. Спасибо тебе за те слова, которые ты произнесла в нашем эфире. Они очень важны. Люблю тебя и желаю тебе успехов.
Ю. Ауг
―
Спасибо большое. Мы победим! Мы обязательно победим.