Павел Каплевич - Дифирамб - 2018-02-11
К. Ларина
―
Добрый день. Начинаем программу «Дифирамб». Сегодня у нас в гостях художник, сценограф, театральный и кинопродюсер, человек и пароход — Павел Каплевич. Паша, приветствую тебя, здравствуй.
П. Каплевич
―
Привет, привет, привет. Всем привет.
К. Ларина
―
Меня зовут Ксения Ларина, я ведущая этой передачи. Давно хотела с Пашей встретиться, но вот получается, что у нас такой сегодня телемост по разным причинам. Я очень рада видеть Павла, хотя фон, на котором мы встречаемся, не очень радостный. Я назвала все как бы профессиональные достоинства и навыки нашего гостя, но стоит отдельно отметить, что Павел Каплевич является членом попечительского совета «Гоголь-центра» и близким другом Кирилла Серебренникова. Поэтому, конечно, сегодняшний «Дифирамб» будет не только вокруг самого Павла, но и вокруг Кирилла, и вокруг театра, и вокруг ситуации, и вокруг перспектив наших культурных и человеческих. Наверное, вот про это мы сегодня успеем поговорить.Паша, ты помнишь этот день, 23 мая 2017 года, когда к Кириллу пришли с обыском?
П. Каплевич
―
Конечно, помню. Это был день…
К. Ларина
―
Ты был рядом с ним?
П. Каплевич
―
Нет, я был…
К. Ларина
―
Ты приехал?
П. Каплевич
―
Нет, я не мог приехать, потому что в этот день у меня был большой репетиционный день на спектакле, который Кирилл репетировал. Это был «Чаадский». И это было… 29-го у нас должен был состояться первый прогон и первый показ этого спектакля. И мы еще только разбирали первый акт в этот момент, так что я вынужден был приехать в театр. Но я был, конечно, на связи со всеми, кто там был. И вот в 23 часа, когда репетицию мы заканчивали, нам позвонили и сказали, что, в общем, его выпустили уже и он едет. И мы увиделись, сразу увиделись, через 10 минут буквально, потому что ко мне приехал он.
К. Ларина
―
Вот как раз премьера «Чаадского» произошла между двумя событиями — между обысками у Кирилла и в «Гоголь-центре» и собственно между задержанием самого Кирилла.
П. Каплевич
―
И у Кирилла было еще одно событие — это был показ «Нуреева». Это было между этим.
К. Ларина
―
«Нуреев», да-да-да, который, собственно говоря, тогда почти закрыли.
П. Каплевич
―
Да-да-да.
К. Ларина
―
Ну, объявили о том, что премьера переносится.
П. Каплевич
―
Да, да, да.
К. Ларина
―
Ты работал с самыми разными режиссерами — разными и по стилистике своей, и по художественным высказываниям разными, разными и по политическим своим воззрениям. Это и Галина Волчек, и Владимир Мирзоев, и Анатолий Васильев, и Олег Меньшиков, и Петр Наумович Фоменко… Кого я еще забыла? Не знаю, кого еще можно назвать.
П. Каплевич
―
Из важных?
К. Ларина
―
Из важных.
П. Каплевич
―
Из важных почти всех сказала. Ну, еще Нинка Чусова.
К. Ларина
―
Сокуров!
П. Каплевич
―
Сокуров, да.
К. Ларина
―
Нина Чусова, да-да. Вот мой вопрос: были ли в твоей жизни случаи, когда режиссера, с которым ты работаешь, сажают под домашний арест и обвиняют в таких тяжелейших преступлениях?
П. Каплевич
―
Нет конечно. Это был для нас для всех, конечно, шок. И он этим шоком и остается. При том, что я абсолютно уверен в невиновности Кирилла и в его высочайшей честности и порядочности, и даже щепетильности такой. Знаешь, в отличие… Скажем, я попроще, я как-то так более, что называется… А Кирилл — он педант. Каждая бумажка проверенная. То есть он не мог бы этого сделать никогда. И то, что ему вменяют — это абсолютный абсурд. То есть однозначно. И я так думаю, что для всего нашего сообщества — и театрального, и музыкального, и художественного — во всяком случае, вся наша братия другого мнения не имеет, так скажем.
К. Ларина
―
Что ты открыл в Кирилле для себя за это время, за эти полгода, пока он находится под следствием?
П. Каплевич
―
Ну, я, к сожалению, вижу его только в зале суда. Я вижу, что он очень мужественно держится. Я думаю, в этом ему помогает его буддизм, конечно, потому что вера, которую он исповедует, она была всегда… он всегда с ней жил. Это йога. Это работа с самим собой, физическая работа с самим собой, и психологическая. И я думаю, что мы обретем какого-то еще нового человека по выходу. Надеюсь я на это. И я надеюсь на то, что его из зала суда выпустят.
К. Ларина
―
Сегодня все работы, которые вышли уже после того, как он был задержан, и вышли без него, которые он делал, — они все приобретают какой-то дополнительный, другой смысл.
П. Каплевич
―
Сакральный, сакральный.
К. Ларина
―
Сакральный смысл.
П. Каплевич
―
Сакральный характер.
К. Ларина
―
Да, да. Это и «Маленькие трагедии», которые вышли без него, и «Нуреев» собственно, да?
П. Каплевич
―
Ты не видела… Я был на пятилетии «Гоголь-центра». Это был потрясающий праздник! Ты знаешь, это был какой-то потрясающий праздник. И вот это второе дно, которое в нем было, оно его еще усиливало, знаешь, разливало каким-то цветом еще это все. Понимаешь? То есть ты все время возвращался. То есть ты счастлив, и в то же время ты понимаешь, на какой платформе это уложено. И это еще больше… Как будто нервные окончания еще больше задействуются в этот момент. Ну, это фантастически качественное шоу было!То есть я скажу так: если бы я был человеком, который решает, то, конечно, это заявка на проведение какой-нибудь мировой олимпиады по квантовости мышления, по задействованности всех органов чувств в это. Там проколы и уколы были на всей территории. Каждый получил свой кусок мяса такого, как его люди, которые не вегетарианцы, любят. Феноменальный был вечер!
И там открылись многие люди. Вот, например, Рома Зверь вдруг оказался настолько и тонким, и содержательным, и теплым, и каким-то очень ответственным. Ты знаешь, я был поражен. Потому что мне эта поп-культура, в которой он, в общем-то, существует, она для меня… я всегда стараюсь от нее держаться где-то в стороне чуть-чуть. И вдруг я понимаю, что он наш, он наш, он не из «попы», а из какой-то другой материи. Или Саша Филипенко феноменальный монолог написал арестованного рояля.
К. Ларина
―
От имени рояля.
П. Каплевич
―
Арестованного рояля. Было потрясающе! Причем ты сначала не понимаешь, от какого имени он говорит, а потом только понимаешь, что это от рояля. Ну и так дальше. Алла Демидова вместе с Хаски. Это все такая режиссура, которая… Просто два человека на сцене — и это уже событие. Понимаешь? Вот такой человек и такая. Такая гражданка Никанорова. И так все.
К. Ларина
―
Кирилл там участвовал. Я знаю, что он там он как-то присутствовал, да?
П. Каплевич
―
Ты знаешь, они каким-то образом, давно это готовя, еще в августе записали тексты Кирилла и подвели их. Как бы они были подведены, а Леша Агранович очень грамотно их интегрировал. Так что это было очень эффектно.
К. Ларина
―
Есть у тебя ощущение…
П. Каплевич
―
Но со слезами на глазах.
К. Ларина
―
Вот. Нет у тебя ощущения, что театр обречен? Или такого пока чувства нет?
П. Каплевич
―
Ну, ты знаешь, я же оптимист.
К. Ларина
―
Да.
П. Каплевич
―
Знаешь, как? Плохо информированный пессимист, так сказать. Я оптимист. И я надеюсь только на лучшее. И мы будем все делать, чтобы это лучшее произошло. То есть так просто это не оставим. То есть это плохо не будет, не должно быть. Ну не должно быть! Я не верю, я не верю. Иначе зачем мы вообще рождаемся, если самые такие как бы… Это место, за которое люди могут и кровь пролить, так скажем, внутренне. То есть это вот то, к чему прикипели. Это как близкий родственник. Это как родной человек. Это как самый близкий друг. Это театр я имею в виду, понимаешь, который в лице Кирилла и всех людей, которых он собрал вокруг себя. Они стали именно частью, причем не только меня. Это большое количество людей. Я сейчас читаю, какие письма пишут зрители, которые просто случайно туда попали когда-то и которые уже туда не могут не ходить.Ты знаешь, у меня был на личном фронте такой момент недавно. Я выпускал спектакль в Екатеринбурге, «Орфей и Эвридика». Мюзикл роскошный, там декорации феноменальные, 8D, все двигается. Ну, я постарался там.
К. Ларина
―
Это Журбин, да?
П. Каплевич
―
Журбина, да, к 40-летию. Там потрясающий певец поет, Никита Кружилин, просто какой-то феноменальный. Я его сейчас привожу сюда, и мы с ним проект новый начинаем. То есть там много хорошего, в спектакле. Это очень эффектно. И мой сын приехал на премьеру, прилетел в Екатеринбург. Мы сидим. Сыну моему 23 года, Максиму. Я говорю: «Максим, ну как тебе?» А мы вместе в зале сидим. Он говорит: «Папа, честно?» Я говорю: «Ну конечно, честно». — «Вот если и есть то, что я терпеть не могу, так это вот это, потому что… Я же «Чаадского» люблю, я «Гоголь-центр» люблю». Понимаешь? То есть уже целое поколение выросло, для которых «Гоголь-центр» является мерилом художественного, сущностного и того, что нужно смотреть. Понимаешь? Это очень важно, мне кажется.И в этом смысле Кирилл, конечно… И то, что спектакли выходят в его отсутствие — это тоже говорит о том, что какая-то такая сила влита туда, какая-то такая мощь за всем за этим стоит, что это уже никуда не денется. То есть это нужно очень постараться, чтобы это исчезло. Я смотрел и «Нуреева», и, естественно, «Маленькие трагедии», и вот этот вечер, который вообще в отсутствие. Понимаешь? Ощущение, что… Как это? Укрупняется. Ты знаешь, как-то зазерняется, укрупняется и приобретает какие-то скульптурные формы. Если раньше это могла быть акварель, живопись, то теперь, знаешь, монументальная скульптура. Так что… Это про «Гоголь-центр».
К. Ларина
―
А вот скажи мне. Вас с Кириллом роднит и отсутствие специального образования. Поскольку знаем, что Кирилл закончил Ростовский университет, физический факультет, который никакого отношения к искусству не имеет. И знаем, что ты закончил актерское отделение Школы-студии МХАТ, а потом стал художником-самоучкой. Это раз. А потом я еще подумала, что вас еще эти герои роднят — Нижинский с Нуреевым, поскольку у тебя был Нижинский в твоем «анамнезе», спектакль «Товарищества» Олега Меньшикова, а сейчас «Нуреев» Кирилла Серебренникова.
П. Каплевич
―
Нас многое чего роднит. Нас роднит то, что я из Туапсе, а он из Ростова.
К. Ларина
―
Из Ростова, да.
П. Каплевич
―
Нас роднит очень много чего. Но у нас большая разница в возрасте, я все-таки его больше чем на десять лет старше. Я ему когда-то говорю: «Как мы могли…» А я же работал у Васильева в театре, когда он приезжал мальчиком к Полине. Полина Васильева, дочь Анатолия Васильева, была его одноклассницей. Анатолий Васильев сам из Ростова. То есть мы могли тогда еще встретиться. Он говорит: «Ну, как мы могли встретиться?» Мне было 27, а ему было 15, допустим. Так что нас много чего роднит. Но мы очень разные. И роднит, и очень разные.
К. Ларина
―
Вот мой вопрос…
П. Каплевич
―
Да-да.
К. Ларина
―
А почему вы так мало вместе работали?
П. Каплевич
―
Не только мало, а мы вообще…
К. Ларина
―
Вы же очень близки.
П. Каплевич
―
Мы вообще не работаем. Это был закон, который мы приняли. У нас же была история. Она по-разному рассказывается: Кирилл ее рассказывает, ну, рассказывал всегда очень так в свою сторону, а я — в свою.Когда он появился в Москве со спектаклем «Пластилин», я сделал все, чтобы этот спектакль увидела Галина Волчек, так скажем. Привел туда и Женю Кузнецова, и ее. В общем, короче, я очень ратовал за Кирилла. И он был приглашен в театр. И Кирилл, зная, что я в этом участвовал, решил мне как бы ответить. И он меня пригласил делать костюмы к спектаклю «Сладкоголосая птица юности». Он ко мне приехал на дачу. А я приготовился. Ну, первая встреча с режиссером. Мы уже знакомы были, но как бы так, просто знакомы.
Я ему начал показывать что-то. Он послушал и говорит: «Ага, главный герой вот такой, да? Паша, значит, смотри. Есть метро «Автозаводская», там есть магазин «Мерный лоскут». Как выходишь из метро — сразу вниз. И там работает Людмила Петровна. Ты к Людмиле Петровне подходишь и говоришь: «Тут Кирилл Серебренников отложил вещи для спектакля «Сладкоголосая птица юности». Возьмешь эти вещи, ткани эти возьмешь. Потом переходишь через дорогу — и там на второй этаж. Там тоже «Мерный лоскут», но там только мужские ткани продают. И там Светлана Николаевна работает. Ты к ней подходишь и говоришь: «Светлана Николаевна, а где тут Кирилл мужские ткани отложил?» Возьми эти ткани и сшей из них». Я говорю: «Я не понял. А я в этом смысле кто?» — «Художник по костюмам».
К. Ларина
―
Портной.
П. Каплевич
―
Нет. «Художник по костюмам». Я говорю… Он говорит: «А зачем тебе надо думать про это? Ты все сделал отлично, у тебя все есть». Я говорю: «Значит, так, дорогой Кирилл. Я к тебе очень хорошо отношусь. Давай так, раз и навсегда мы поставим: для того чтобы нам общаться дальше… Потому что я тебя сейчас пошлю так, что ты улетишь далеко и долго будешь меня вспоминать». Я говорю: «Давай так. Мы будем общаться, будем дружить, но никогда не будем работать как художник и режиссер».Вот в этом году получилось, что я продюсировал (и это была моя история) с «Чаадским». Я же теперь операми занимаюсь вовсю. У меня впереди тоже запусков куча. Мы в свое время курс магистратуры вместе провели. При Школе-студии МХАТ был такой курс как бы для имеющих высшее образование. Мы набрали художников, продюсеров и драматургов. Режиссеры, художники и продюсеры — вот так было. И драматурги были… Что-то я не понял. А, продюсеров не было! Но, в принципе, это был продюсерский курс как бы. Понимаешь? То есть как бы режиссеры, которые должны были себя продюсировать. Художники, которые должны были себя продюсировать. Это такое желание помочь талантливым людям адаптироваться в новых экономических условиях, так скажем. Сегодня же, если ты не продюсер, то ты можешь никем не быть. Понимаешь?
К. Ларина
―
Конечно.
П. Каплевич
―
То есть ты талантливейший художник, но если ты не знаешь, как это пошагово делать, как выходить… А особенно если ты не хочешь писать в стол, так скажем. Если ты пишешь маленькую акварель, то, в общем, особенно можно и не париться. А если ты делаешь монументальные полотна, если ты хочешь, чтобы это зрители увидели, если хочешь, чтобы это еще увидели широко, то это тоже продюсирование. Понимаешь? Вот мы этому их учили.
К. Ларина
―
Ты, кстати, мало как продюсер тоже работаешь. Мог бы и больше, потому что у тебя это получается. Ты детонируешь идеями, ты сочиняешь сначала…
П. Каплевич
―
Ты знаешь… Как тебе сказать? Мало и не так уж и мало. Посмотри — за последние три годы я сделал как продюсер спектакль «Щелкунчик», опера в театре «Новая опера», я сделал спектакль «Чаадский», я сделал спектакль «Птица Феликс», который я просто закрыл, это другое дело. Это о Феликсе Юсупове история, где играл Миркурбанов, Роза Хайруллина и Ирина…
К. Ларина
―
А, я про него слышала, да-да-да.
П. Каплевич
―
Но я его закрыл, я его закрыл. Потом, у меня ведь еще есть такая работа, которую не сразу выплеснешь. Я делаю новые оперы. У меня готово девять новых опер, то есть я их продюсирую пошагово. Сначала я их придумываю…
К. Ларина
―
Новые оперы? Это имеется в виду — современных композиторов, да?
П. Каплевич
―
Оперы современных композиторов. И не только современных композиторов. Например, опера «Щелкунчик» тоже была мной инспирирована, с Аллкой Сигаловой мы эту историю придумали. И мы сделали на материале Чайковского, переаранжировали это все и превратили это в оперу. Заказали Демьяну Кудрявцеву стихи. И это новая опера. И она сейчас будет следующий этап иметь. Сейчас как бы стартанет новая опера, версия новая «Щелкунчика», опера в новом зале «Зарядье». То есть 2 января 2019 года будет большая премьера оперы «Щелкунчик» в «Зарядье». Там же 16 мая стартанет новая опера «Анна Каренина» композитора великого Валерия Гаврилина, Валерия Александровича — того, который написал балет «Анюта», который тоже, кстати…
К. Ларина
―
Да-да-да, я помню.
П. Каплевич
―
А потом он у нас… Помнишь «Горе от ума» меньшиковское? Там же звучала музыка тоже Гаврилина. Я вот тогда с ним и познакомился, с этой семьей. Потом Валерий Александрович трагически ушел в 99-м году и оставил огромное количество музыки. И вот мы ее три с половиной года собирали. Оперу мы собрали из его разной музыки большой группой и поэтов, и авторов, и композиторов, и аранжировщиков. Мы собрали новую оперу «Анна Каренина». Это огромная работа.
К. Ларина
―
Подожди, я хочу уточнить. Прости, Паша. То есть он не писал музыку к «Анне Карениной»?
П. Каплевич
―
Он не писал. Он не писал музыку к «Анне Карениной», но он мечтал сделать оперу «Анна Каренина». Представляешь? То есть как будто… Он не писал музыку к балету «Анюта». Это тоже была разрозненная музыка, которую Белинский, Александр Белинский вместе с Владимиром Васильевым собрали. То есть там, по-моему, два номера какие-то он добавил потом. Точно так же, как он не писал и музыку для спектакля «Горя от ума». Он мне дал тогда, Валерий Александрович дал возможность использовать его музыку разную из разных мест. Он сам нам ее подобрал, сам ее нам, как музыкальный редактор, и мы ее использовали. Но отдельно написанной музыки для «Горя от ума»… Он потом написал, уже когда мы выпустили. Он один вальс написал. Вальс «Горе от ума» называется.Так что я иду следом за ним. То есть я получил от семьи и от фонда, который занимается наследием Валерия Александровича Гаврилина, разрешение на использование его музыки. Там 96 часов музыки. И мы из этой музыки сложили и еще продолжаем складывать.
К. Ларина
―
Ну, ты на себя берешь такую ответственность. А какой-то музыкальный руководитель у тебя есть в этой компании?
П. Каплевич
―
Конечно, конечно.
К. Ларина
―
Да?
П. Каплевич
―
Саша Маноцков мне помогает. В данном случае на «Анне Карениной» еще Владимир Николаев — замечательный композитор, с которым я еще одну оперу сделал, «Рабочий и колхозница». Это будет опера, которая в 2019 году будет выпущена, в Венеции на биеннале современного искусства будет представлена. Такой спецпроект будет, опера «Рабочий и колхозница» Владимира Николаева на стихи грандиозного русского поэта нового, который со мной работает плотно, под заказ работает. И он мне свои какие-то идеи… Михаил Чевега, которого я очень всем рекомендую. Можно в Интернете много его стихов найти. Это вообще уникальный и формулирующий время человек. Я его обнаружил в Пушкинских Горах на чтениях пушкинских два года назад. И вот уже два — счастье! — работаю с ним. «Птицу Феликс» о Феликсе Юсупове тоже он написал. И сейчас на эти стихи тоже делается опера.
К. Ларина
―
То есть ты придумываешь либретто, ты сочиняешь саму историю, да?
П. Каплевич
―
Я придумываю импульс какой-то. Вот я получаю импульс какой-то… Скажем, мне кажется, что катастрофа, что никогда не было никакого музыкального большого, в большой форме написанного, на тему «Арапа Петра Великого». Либо балета почему-то не было. Уникальная же история! Русский Отелло такой, русский шекспировский герой. Понимаешь? И я начинаю инспирировать, я начинаю думать, как это может быть, как это может звучать. Сейчас это подготовленная история, но мои друзья сейчас мне стали настоятельно рекомендовать, чтобы из этого сделать все-таки балет. И вот сейчас я хочу сделать балет, в котором будет и опера тоже, потому что там есть чему звучать, там есть. Вот такое. Я думаю, что когда Кирилл Серебренников будет на свободе, я ему это принесу. И я думаю, что мы что-то с ним придумаем на эту тему.
К. Ларина
―
Слушай, ты нарисовал просто целую афишу отдельно стоящего театра.
П. Каплевич
―
Да. Нет, это еще не все. У меня готова, уже готова и уже даже была принята к постановке в «Новой опере» (но сейчас мы тормознули историю) опера «Звери в яме», опера-балет «Звери в яме», который мы хотим выпустить на фестивале Context Дианы Вишневой, чтобы Диана сама там участвовала. Это будет по сказкам Афанасьева, по самой страшной сказке Афанасьева «Звери в яме» написана история. И Саша Маноцков на нее написал музыку. И это будет именно выпущено в форме оперы-балета. Очень интересно! Очень интересная опера.Я думаю, что… И вообще сейчас как раз к тому, чем я занимаюсь, очень большой такой международный интерес стал проявляться. Вот я сейчас веду переговоры с Англией, очень хотят оперу «Щелкунчик». Я сделал перевод на английский язык. То есть тексты Демьяна Кудрявцева, и мы сделали перевод на английский язык. Игорь Савельев замечательный… Дема Кудрявцев. Ты понимаешь, кто такой Дема Кудрявцев, да?
К. Ларина
―
Конечно.
П. Каплевич
―
То есть Демьян Кудрявцев кроме того, что он прекрасный поэт, замечательный, он является издателем. Раньше он был издателем «Коммерсанта», а сейчас — «Ведомостей», «Moscow Times». Он пишет мне стихи для моих историй. Он написал «Щелкунчика» и «Анну Каренину», кстати, вместе с Львом Толстым. Саша Маноцков на все монологи «Анны Карениной» уложил тексты Льва Толстого, он уложил на музыку Гаврилина. Это такое изощреннейшее искусство оказалось. Я придумал эту историю. И получилось. Во всяком случае, Дема Кудрявцев, когда почитал то, что у нас получилось на стихи Льва Толстого, он начал очень сильно подправлять, потому что это… ну, Лев Толстой. Так что…
К. Ларина
―
А когда премьера «Анны Карениной», скажи?
П. Каплевич
―
16 мая 2019 года в «Зарядье». С участием мировых звезд, с которыми мы ведем сейчас переговоры. Огромный хор будет, оркестр. Режиссером будет Денис Азаров. Ты знаешь, это замечательный молодой режиссер, который выпустил недавно оперу… Он и в драме работает, и в опере. Он выпустил в «Гоголь-центре» спектакль «Молоко», замечательный спектакль. Он выпустил оперу по Людмиле Улицкой в «Геликоне». Он много ставит в провинции. И он нам помогал, Кириллу помогал на «Чаадском». И мы его пригласили, сейчас он будет как основной режиссер ставить «Анну Каренину».
К. Ларина
―
Ну, тут, наверное, стоит сказать отдельно о «Борисе Годунове», который…
П. Каплевич
―
С этого все началось.
К. Ларина
―
Я помню, было совершенно сумасшедшее лицо тогда у Каплевича. Я видела в каких-то передачах его без конца. Он все время носился с какими-то тряпками и рассказывал про уникальную технологию.
П. Каплевич
―
Да-да-да, тряпки. Тоже неплохо, тоже неплохо. Я хочу сказать, что…
К. Ларина
―
Сокуров делал, да?
П. Каплевич
―
Да, Сокуров. У меня тогда же две мечты было. У меня было две мечты в какой-то момент. Я хотел сделать оперу в Большом театре — это была первая мечта. А вторая мечта была — поработать где-то с Сокуровым. И когда вдруг мне Сокуров предложил поработать на опере «Борис Годунов» в Большом театре, я понял, что надо своих мечт реально бояться, потому что они сбываются. А что делать дальше? Понимаешь? А второй мечты у меня в тот момент… вернее, третьей мечты у меня в тот момент не было. А сейчас у меня есть мечта — чтобы все закончилось у Кирилла хорошо. У меня прямо есть мечта.
К. Ларина
―
Ну что же, давайте мы пока на этом остановимся. Напомню, что в гостях у нас сегодня Павел Каплевич. Мы прерываемся на новости, а потом продолжим.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу «Дифирамб». Сегодня у нас в студии Павел Каплевич. Программу ведет Ксения Ларина.И вот на чем мы закончили первую часть — Павел сказал, что сегодняшняя его мечта, чтобы Кирилл Серебренников вышел на свободу и продолжил свою работу, свою миссию. Все, о чем мы говорим, и про что Паша сам рассказывал, и про то, что Кирилл делал и делает, — все равно в этом есть какая-то еще миссия и просветительская очень важная. Вот проект, про который ты сейчас рассказывал, про новую оперу (в буквальном смысле новая). Получается, что ты как бы продлеваешь жизнь уже давным-давно написанной музыки, ты ей даришь вечное движение вперед. А так бы она и осталась для симфонического оркестра, концертного, и все, безымянная.
П. Каплевич
―
Ты знаешь, в ситуации с Валерием Александровичем Гаврилиным… Это я говорю про «Анну Каренину», про оперу, которую мы сделаем на его музыку. Ситуация вообще особенная. Он настолько был деликатным человеком, что эта деликатность его привела к тому, что он никогда не мог на большую форму выйти. То есть он волновался, он считал, что это очень ответственно. И он писал тематические… как бы называл, например, «Вокализ Офелии», то есть он программы какие-то все время задавал. Или «Немецкий цикл». Или «Дом у дороги». То есть он все время придумывал какие-то такие… чтобы не выйти на большую форму. Знаешь, как всегда мечтал сделать большую оперу — и всегда писал маленькие сюиты, маленькие какие-то наблюдения, маленькие какие-то этюды, симфонии. То есть он в силу своего, мне кажется, какого-то странного… Он ведь сам из Вологды, такой русский… Есть русские такие, которые с плеча рубят, а есть русские, которые сидят на печке, как бы им тяжело рубить, завоевывать. Он не с мечом ходил, он ходил с маленьким колокольчиком каким-то вологодским. Понимаешь?
К. Ларина
―
С вологодскими кружевами.
П. Каплевич
―
Вот он этот колокольчик… Но очень пронзительный, очень пронзительный! Просто я понял, что если я это не сделаю, то… Ну, то есть я какую-то справедливость хочу просто восстановить. Просто я хочу… Музыка настолько сильная и мощная, что если все получится, как у нас задумано и как мы все это там заложили, то я думаю, что у нас родится еще один всеми признанный великий композитор.Между прочим, Свиридов считал, что он равновелик Мусоргскому. И он был его любимым учеником. И он его очень выделял. Больше того, ты знаешь, интересно, что за год до смерти Каравайчука… А они учились в одной школе с Валерием Александровичем. Я говорю: «Олег Николаевич, а что скажете про Гаврилина?» Он говорит: «Гений». Гений! А он так не говорил.
К. Ларина
―
Гений?
П. Каплевич
―
Он не говорил так.
К. Ларина
―
И это говорит гений про гения, да?
П. Каплевич
―
Он не говорил. Я же Каравайчука спросил, я спросил: «А с кем, Олег Николаевич, вы себя соотносите?» Он говорит: «Два человека есть. Два». Я говорю: «А кто это?» Он говорит: «Шуберт и еще один. Он только родился, ребенок. Но родился точно — не то в Китае, не то в Японии». Вот так. С двумя он себя соотносил. Понимаешь? Какой-то человек родился в Японии и Шуберт — вот два человека. Так что то, что он сказал про Гаврилина «гений» — это для меня было как будто даже лестно, что я его тоже выделил. А у него музыка феноменальная.И потом, в отличие от многих современных композиторов, с которыми мне приходится работать… И не только приходится, а я люблю с ними работать. Это минималисты. И Саша Маноцков, и Володя Николаев. Сейчас у меня новый композитор появился — Сережа Ахунов такой. Он мне пишет по «Феликсу» историю, про Феликса Юсупова. Они все очень особенные. Но из них палкой надо выбивать мелодию. Чтобы они написали мелодию — это нужно просто… Ну, как сказать? Это моих кишок стоит. Для них мелодия — это как будто примитив. Понимаешь? То есть они считают, что это какой-то вчерашний день. А Гаврилин писал мелодию. Понимаешь? Моцарт не считал, что это… Понимаешь? А у них все увертюры, все время увертюры. Я говорю: «А где главная тема? Когда она начнется-то? Вы все увертюры». Там ария уже заканчивается, а еще ничего не завязалось, все мы готовимся куда-то. Понимаешь? Да, шикарно готовимся. Да, мощно готовимся. Да, какой-то звук невероятный, какие-то многозвучия даже в этой пустоте. Понимаешь? Но говорю: «Дайте мелодию». В общем, короче, я их гоняю палкой за мелодией.
К. Ларина
―
Ты прав, это абсолютно отдельные люди. И я многих тоже знаю. Вот Саша Маноцков, которого я знаю не только как композитора, но и как невероятно смелого и отважного человека.
П. Каплевич
―
Это правда, это правда.
К. Ларина
―
Восхищаюсь его последовательностью, его такой дружбой преданной со всеми людьми, которые сейчас находятся под арестом. Я имею в виду прежде всего Лешу Малобродского. Кстати, он же с ним работал, с Алексеем Малобродским, оперу «Гвидон» они выпускали в «Школе драматического искусства». Тоже музыка…
П. Каплевич
―
Саши Маноцкова.
К. Ларина
―
Александра Маноцкова, да. И он всегда приходит в суд, он всегда выступает.
П. Каплевич
―
Всегда приходит, всегда приходит
К. Ларина
―
Он не боится этих людей. Я, честно говоря, немножечко трушу, я боюсь этих людей в форме. А он, когда выходит говорить… Они его вызывают в качестве поручителя, чтобы он рассказал об Алексее Малобродском. И в этом столько достоинства и столько какого-то самоуважения! Это очень редкое качество. Просто молодец!
П. Каплевич
―
А вообще, ты знаешь, Ксюша, с того момента, как я стал заниматься оперой, мне посчастливилось попасть в сонм композиторов, поэтов. Это совершенно другие люди. Это не театр, в котором есть суета, есть… Они понимают, что они сами — инструментарий. Они понимают, что они работают над собой. Когда мне говорили: «Вот ты работаешь с Сашей Маноцковым. Ты должен с ним поговорить, чтобы он не выходил куда-то», — я говорю: «Как я могу композитору, который весь питается воздухом жизни, в которой он находится, окружением…» То есть все его кончики пальцев настроены на восприятие. Все эти тонкие палочки, колбочки, которыми он воспринимает мир, они настроены именно так. И я ему скажу: «Поменяй палочки и колбочки»? Он же это делает не потому, что…
К. Ларина
―
Невозможно.
П. Каплевич
―
Это его естественный способ существования. Это не случайно, что такое количество композиторов, музыкантов и поэтов в результате становятся протестными людьми. Это их естество. То есть это лучшие люди нашего времени, которые чувствуют… Они, во-первых, будущее чувствуют не так, как мы. То есть для них суета бытовая где-то в другом месте находится, и материальные ценности в том числе.В этом смысле претензии к Кириллу по поводу воровства… А он ведь тоже поэт. Понимаете, он вообще не про это. Квартира у него просто, ну не знаю, крошечная, то есть последний этаж в доме полуразрушенном, малюсенькая. Там 38–40 метров квартира. И купил он ее сто лет назад. И ни про какую другую он не думал в это время. Он живет и жил всегда скромнейшим образом, ничего он себе не позволял.
Я его однажды вывез отдыхать с собой — так я его вообще даже на пляже не видел, потому что он работал все время! Я вошел к нему в бунгало, там стоял Skype. То есть он даже не умеет отдыхать. Потом он сказал: «Я так никогда шикарно не отдыхал». А он не был на пляже вообще. То есть он отдавал команды в одном месте, по другому гаджету он руководил репетицией в Германии. То есть вообще он все время думал, как бы улететь. То есть это человек… Это очень тонкие материи, которыми они оперируют. И поэтому они такие. А я, видишь, чуть-чуть другой.
К. Ларина
―
Скажи, пожалуйста, вот за все это время много было у тебя разочарований человеческих? И как ты с ними справляешься?
П. Каплевич
―
В жизни своей? Ты знаешь, а я не очаровываюсь — вот так скажем. Я не буддист. И вообще откуда у меня это? Я всегда, в принципе, предполагаю плохое. Если я не получаю плохого, я искренне удивляюсь и радуюсь. А если получаю, я не удивляюсь, я думаю: «Ну, я это и знал». То есть у меня как бы нет такого.Я даже с Волчек не так давно говорил, я говорю: «Ну почему вот тебя все предают? А меня никто не предает. Меня не предают». Она так смотрит на меня удивленно. Я говорю: «Ну почему? Слушай, я тоже прожил, мне тоже совсем не мало лет. И гораздо большую часть своей жизни я уже прожил». У меня нет разочарований. Как бы я что-то знаю.
Ты знаешь, я же среди стихий рожден, я же черноморский. А стихии, знаешь… Все время ты рядом с бурей, с натиском, с ураганом, со смерчами. И видать, где-то подсознательно это в тебя втекает. Понимаешь? Ты просишь бури. Понимаешь? То есть я как бы жду чего-то такого. И все время радуюсь, когда это происходит. А люди видят только часть этой бури. Знаешь, когда вулкан извергается, камни летят. Понимаешь? Ну, какие-то камушки пролетели мимо. Как это? Я сочувствую. Я не беру это в актив, я не воспринимаю это как предательство. Если даже оно происходит, я это другим способом называю: как бы для меня это несчастный человек, скажем. Вот какая-то такая категория.
К. Ларина
―
То есть с сожалением только относишься к этому?
П. Каплевич
―
С сожалением, с сожалением. Меня это не выбивает из седла. Понимаешь? То есть я только к человеку это отправляю, я это к себе не воспринимаю. Хотя, конечно, меня предают. Ну, как ты думаешь? Представляешь, какое количество людей меня не любят или делают мне гадости. Я же делаю много всего разного на всех территориях. Понимаешь?
К. Ларина
―
Да, ты много работаешь. Ты очень активен. Ты успешный, безусловно, человек, который нашел себя в этой жизни.
П. Каплевич
―
Ты знаешь, я еще ищу, я еще ищу. Я еще не могу сказать, что все прямо нашел. Мне как раз нравится, что я каждый раз что-то…
К. Ларина
―
Нашел и никому не отдает.
П. Каплевич
―
Нет, изобретаю. Нет, изобретаю. Вот я сейчас этим занимаюсь. И совсем не факт, что через год, через два это будет то же самое. Может, что-то другое появится.
К. Ларина
―
Я хотела еще одну вещь вспомнить, Паша, про выставку уникальную, которую ты в Третьяковке делал. Мало кто про это знает.
П. Каплевич
―
80 тысяч человек прошло через это. Восемьдесят!
К. Ларина
―
Это много?
П. Каплевич
―
Очень много. 80 тысяч. Ну, чтобы ты понимала: для того чтобы мой спектакль посмотрело 80 тысяч, нужно, чтобы этот спектакль прошел 160 раз. Представляешь, за сколько лет 160 спектаклей пройдет? Это если по 500 зрителей в зрительном зале. Представляешь? То есть это очень много.
К. Ларина
―
Давай мы про это расскажем, потому что тоже уникальная же работа. Это твоя идея, которая заключается в оживлении картин.
П. Каплевич
―
Эта же история продолжается. Мы ее сейчас готовим для Ватикана, этот же павильон, с этой же картиной «Явление Христа народу». Диалог мой с этой картиной поедет и будет выставлен в программе выставки «Русское религиозное искусство». Там будут картины из Русского музея и из Третьяковки, а спецпроектом будет наш проект.Но после этого он поедет в Венецию, но уже с другой картиной, которую мы уже тоже подготовили. Эта картина — ни много ни мало — «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. И будет мой диалог с Леонардо да Винчи. Так получилось, что этот павильон, который мне сделал Сережа Чобан с Агнией Стерлиговой, — это павильон 10 не 10 на 10. И оказалось, что это параметры, ни с того ни с сего… Мы делали это под «Явление Христа народу», которое 7,50 на 5,40. А оказалось, что эти параметры абсолютно соответствуют параметрам трапезной в Милане, где была изготовлена эта фреска «Тайная вечеря».
К. Ларина
―
Ничего себе!
П. Каплевич
―
То есть как будто мы для нее это делали. Ты представляешь? Вот интересно. И конечно…
К. Ларина
―
А в чем заключается диалог?
П. Каплевич
―
Это я так называю — диалог. На самом деле на тему картины «Тайная вечеря» изготовлено порядка тысячи каких-то картин моих. Это разные взаимоотношения с этой картиной. Какую-то историю я рассказываю. Там интрига есть. Там есть, когда все апостолы исчезают, и остается один Христос, и мы показываем все ипостаси взаимоотношений с Христом у Леонардо да Винчи, то есть вдруг. Там будет стол, когда нет никого, когда они вдруг материализуются, эти апостолы, а потом — как появляется Христос там.Там же еще есть много каких-то тайн с этой картиной связанных. Например, сейчас… Я не знаю, знаешь ты или нет, что 15 ноября на аукционе Christie’s была продана картина, приписываемая Леонардо да Винчи, «Спаситель мира», за 450 миллионов долларов.
К. Ларина
―
Я не знала.
П. Каплевич
―
То есть это, считай, сейчас самая дорогая картина в мире. Хотя весь культурный мир знает, что это фейк…
К. Ларина
―
Да ты что?
П. Каплевич
―
…что она ненастоящая, что она инспирированная. То есть она, может быть, какому-то ученику Леонардо принадлежала. А люди заплатили 450 миллионов долларов за это. И мы ее тоже там воспроизводим. То есть там все, что такой интригой является, мы про все разговариваем. Это такой художественно-наукообразный такой… Я бы даже сказал, знаешь, на что это больше похоже? Это похоже на путешествие внутрь картины.Кстати, Антон Носик, Царствие ему небесное, в своем самом последнем посте, который у него был в «ЖЖ», он написал о нашей картине «Явление Христа народу». Он написал, что я забираюсь под кожу картины, то есть я как бы там существую и пытаюсь алгеброй гармонию проверить. И это тоже не совсем то. Это часть того, чем я там занимаюсь. Но вообще на самом деле это такое настоящее как бы шоу. Ты появляешься — и вдруг стена, которая на твоих глазах начинает видоизменяться, превращаться и что-то отдавать. При этом нет ни одного прибора. То есть это такое изобретение. Благодаря, в общем-то, Третьяковской галерее и Зельфире Трегуловой, которая меня сильно поддержала…
К. Ларина
―
Которая не боится вот таких рискованных вещей.
П. Каплевич
―
Она не боялась. Но там как бы было очень тяжелое прохождение проекта в самой Третьяковской галерее — причем не только у тех, кто занимается как бы классическим искусством, потому что мы как бы к ним апеллировали, потому что картина… Нам было важно, чтобы мы выставились в Третьяковской галерее, где находится сама картина «Явление Христа народу», просто за стенкой. То есть через три минуты можно пойти и живую картину посмотреть. «Вот мы вам предлагаем ее интерпретацию, а вот вы пойдите и ее посмотрите». По идее, должны были бы возмущаться те, кто хранители именно классической как бы живописи. Нет! Те, кто современным искусством занимаются, те больше всего возмущались, потому что…
К. Ларина
―
А что их возмущало? Глумление или что?
П. Каплевич
―
Нет, там нет глумления вообще. Там вообще нет глумления. Там наоборот. Скажем, то, что Иванов считал, что у него что-то не состоялось в картине, вот я все подтянул как бы. То есть то, что он мечтал, а ему не удалось. То есть там очень много чего я сделал, как бы следом за ним идя, потому что он не успел.Ты знаешь, ее же история вообще такая сакраментальная: он 20 лет ее делал, приехал и через месяц умер. То есть он привез ее в Россию, показал. Ее не приняли, ее раздолбали, обвинили в чем угодно. И он через 30 дней умер. Я вообще считаю, что эта картина его убила. Убила не сама картина, а то, как ее восприняли. Понимаешь? Ну, потому что человек 20 лет готовил… Да, он считал, что там что-то не закончил. Да, он считал, что он бы ее улучшил еще, потому что там обстоятельства не позволяли в Италии довести ее до ума. Но тем не менее работа сделала, и она не была принята. Он умер от холеры, но холера, как известно, она при ослабленном иммунитете работает. То есть по нервам долбануло — и практически он от холеры умер. Потому что два года до этого он тоже болел холерой и выздоровел, будучи в Италии. То есть…
К. Ларина
―
Скажи мне, Паша…
П. Каплевич
―
Да?
К. Ларина
―
Вот этот сюжет, который ты вспомнил, он очень важен. Опять же делая мостик в сегодняшний день, вот эта кровожадность и агрессия к тому, что ты не понимаешь и не чувствуешь…
П. Каплевич
―
Есть такое.
К. Ларина
―
…она присуща только нашему народу? В чем причина сегодняшнего обострения по отношению, скажем так условно, к современному искусству, к людям, художникам отдельным, не таким, как все? Я опять же вспоминаю и о Кирилле Серебренникове. Можно еще назвать многих людей. Почему именно они сегодня являются жертвами вот этого всеобщего…
П. Каплевич
―
Видишь, я тебе рассказывал про Иванова, который тоже был жертвой.
К. Ларина
―
Да.
П. Каплевич
―
Мы знаем, какой жертвой был Гоголь. Мы знаем, какой жертвой был Пушкин. Все время появляются…
К. Ларина
―
А Толстой?
П. Каплевич
―
Толстой. Вообще от Церкви отлученный и прочее-прочее. Это, наверное, функция художника — быть не принятым при жизни. Понимаете, сейчас скажи, что Лев Толстой тот, которым его воспринимали в конце XIX века — все смеяться будут! Или Ван Гог, который при жизни, по-моему, ни одной картины не продал. Леонардо да Винчи, который вынужден был скрываться из Италии и закончил свою жизнь во Франции, как мы знаем. Я был в том месте… Я не помню, как оно называется. Я гулял. А я почему-то случайно туда попал. Мы путешествовали по Франции с семьей моей, и вдруг мы попали в часовню, где похоронен Леонардо да Винчи. Понимаешь? Во Франции. И я почем-то тогда этого… Ну, это было очень давно. И вдруг я на могиле Леонардо да Винчи в каком-то маленьком городке. Так что это, наверное, всегда. Я думаю, что это не закон этого времени, а это закон времени вообще.
К. Ларина
―
Поэт и толпа.
П. Каплевич
―
Да, поэт и толпа.
К. Ларина
―
То, что еще Пушкин писал.
П. Каплевич
―
Да. И я в числе сочувствующих всегда. Если я даже что-то не понимаю и мне не ясно, все равно в первую очередь я постараюсь принять и над собой проведу работу. Есть очень многие вещи, которые я не понимаю. Скажем, тот же Костя Богомолов — это не мой художник, так скажем, но я бы никогда не стал делать то, что против него делалось. Понимаешь? Уж не говоря о каких-то ценностях…Но я хочу сказать, что сегодняшняя ситуация и место Кирилла Серебренникова в ней… Если еще год назад или два года назад мы говорили, что есть (через запятую) несколько авторов, то сейчас он перестал быть через запятую. Есть Кирилл Серебренников, а все остальные потом. Правда же? Время названо, оно такое. Это ты не видела еще «Маленькие трагедии». Вот феноменальный спектакль! Вот что надо смотреть. Причем я уже три раза смотрел, пойду еще. И сын мой ходит уже… Причем интересно, что там мы с ним абсолютно объединились. Понимаешь, приятие. То есть стал он, конечно, фигурой какой-то огромной. И дай бог ему процветания. И я уверен, что все закончится хорошо, ну, как-то не страшно.
К. Ларина
―
И я уверена, что в том числе и при поддержке и помощи друзей Кирилла, которых мы, конечно же, увидим. Тут я хочу сказать про очередное заседание суда, чтобы люди знали об этом, потому что суды у нас пока еще открытые, туда можно прийти и поддержать своих товарищей. 21 февраля в Мосгорсуде в 11 часов будет очередное слушание. Это апелляционный суд по мере пресечения для Кирилла Серебренникова, Юрия Итина и Алексея Малобродского.Я благодарю Павла Каплевича за этот очень важный разговор. А в конце хочу предложить вам мой любимый фрагмент из спектакля Кирилла Серебренникова «Мертвые души». Как мы уже говорили с Пашей, сегодня каждый его спектакль приобретает совсем другой смысл — сакральный. И песня, главный гимн этого спектакля — «Русь, чего ты хочешь от меня?» — она вполне себе актуальная и сейчас. Спасибо, Паша.
К. Ларина
―
Спасибо и вам.