Михаил Ширвиндт - Дифирамб - 2017-12-24
24.12.2017
К. Ларина
―
Добрый день. Начинаем нашу программу. У микрофона Ксения Ларина, а напротив меня народный артист…
М. Ширвиндт
―
Да какой? Я вообще никакой не артист. Тоже мне!
К. Ларина
―
Это Михаил Ширвиндт. Я хотела сказать «народный», «лауреат»…
М. Ширвиндт
―
А, ты хотела про папу моего пошутить, да?
К. Ларина
―
Да, да… Нет, я не хотела ничего шутить! Я хотела сказать про тебя правду, что ты тоже народный. Но на самом деле ты просто любимый. Итак, любимый Михаил Ширвиндт сегодня в нашей студии. С ним мы давным-давно собирались встретиться, но как-то все судьба нас разводила и развела до такой степени, что теперь Миша в студии «Эха Москвы», а я черте-те где.
М. Ширвиндт
―
В Африке.
К. Ларина
―
Но тем не менее мы вместе, да. Миша, привет.
М. Ширвиндт
―
Здравствуй, дорога Ксюша.
К. Ларина
―
Мы знакомы очень давно с Михаилом, не будем скрывать, поскольку мы вместе прожили одну жизнь сначала под названием «артист драматического театра и кино», а потом стали жить другую жизнь: у Миши это в основном телевизионная, а я как в радио вошла, так из него и не вышла до сих пор. Много есть чего рассказать сегодня про Михаила, поскольку как-то так случайно получилось, мы не договаривались, что именно в этот день, сегодня мы будем встречаться. Но оказалось, что именно к этому дню у Миши масса новостей для вас, для поклонников его таланта. Я вот буквально перед началом программы посмотрела первый выпуск передачи на YouTube. Это теперь модное телевидение. Это твое личное телевидение, Миша, да?
М. Ширвиндт
―
Да.
К. Ларина
―
Ты до этого все-таки дорос!
М. Ширвиндт
―
Дорос, потому что я ввел санкции против телевидения не моего (а не мое — это все остальное) и открыл свой канал. Так что… Помнишь, как в фильме «Мимино» он говорил: «В этой гостинице я хозяин». То есть что хочу, то и ворочу. Вот и буду воротить.
К. Ларина
―
Ну, там, как я поняла по жанру, это такой микс из путешествий и кулинарии. Так?
М. Ширвиндт
―
«Съедобное несъедобное» называется эта программа. Просто съедобное… то есть несъедобное — это необязательно невкусное, а это может быть и мост Понте-Веккьо, и Ниагарский водопад, потому что их нельзя съесть. Так что я буду говорить обо всем. Буду стараться делать это легко и прикольно, чтобы дотянуться до молодежной аудитории, которая уходит, слава богу, с центральных кнопок и перемещается активно в это YouTube-пространство. Я хочу туда к ним.
К. Ларина
―
А вот интересно… Наверняка какая-то стратегия у тебя была. Ты вот думал о том, чего не хватает тебе лично или, скажем так, представителям более зрелого поколения для того, чтобы быть интересным молодежи в Интернете? Ты изучил вообще, что они любят и почему? Есть у тебя ответ? Причины, допустим, поклонничества абсолютного, идолопоклонничества? Юрий Дудь или какие-то еще инстаграмессы с миллионными подписками. В чем там проблема, в чем там дело, в чем причина?
М. Ширвиндт
―
Проблема во мне, а не там. Я на самом деле не понимаю многого, почему это пользуется популярностью. Я смотрю топовые эти аналоги примерно. Мне казалось, во-первых, что надо прийти с новым вот этим контентом, как это называется, на канал и делать не так долго и размашисто, как на телевидении, и очень динамично и коротко. Нифига! Минимум 30 минут (просто смотришь по количеству просмотров). И в идеале говорить ни о чем эти 30 минут. Я клянусь! Мне не интересно то, что набирает миллионы просмотров. Я не собираюсь подстраиваться под то, как надо. Я хочу делать, как я считаю… как я могу. Я не буду специально кривляться. Мне там друзья говорили: «Без цензуры?» Я говорю: «Ну да, без цензуры». И все говорят: «Матом? Матом?» Считается, что единственная возможность проявления нецензурности — это ругаться матом. Я не буду ругаться матом. А если и буду, то это будет запикиваться.Но дело в том, что когда я делал программу «Хочу знать» с Михаилом Ширвиндтом», то мой коллектив сотрудников, который со мной работал (а около 40 человек выпускало эту программу), средний возраст — 25 лет. И многие из них сейчас это все мне помогают и продвигают. Естественно, без них бы я не справился, потому что я в этом смысле туповат, а они умны и легки.
К. Ларина
―
Но легко те перестроиться от большого телевидения на маленький экранчик в YouTube?
М. Ширвиндт
―
Ну, мне это интересно, скажем так. Я не знаю, получится ли, не получится. Мне это интересно, я хочу в это играть. И какое-то время буду играть. Потому что там гипотетические какие-то деньги когда-то должны появиться, потому что хочется на что-то ездить, а не на свои, что называется. Какая-то монетизация, реклама. Я этого пока ничего не понимаю, но мне в эту воду войти интересно. Посмотрим.
К. Ларина
―
Но это же все равно… Понятно, что это дорогой проект. Ты же не путешествуешь по дачным участкам в ближайшем Подмосковье.
М. Ширвиндт
―
Я и по дачным готов путешествовать.
К. Ларина
―
И большие деньги.
М. Ширвиндт
―
Готов путешествовать где угодно. Мы начали с Тосканы и сняли четыре выпуска, мы не сразу их покажем. Но мне интересно все что угодно. Что называется, свинья грязь найдет. Я готов ехать в Челябинск — там замечательная пельменная. Я готов ехать в Воронеж — там хорошее мясо, как мы знаем. Я готов ездить куда угодно. И хотелось бы это делать не бесплатно, но сейчас не в этом дело. Просто мне интересно победить. Я люблю во всем побеждать. Мне интересны подписчики.
К. Ларина
―
Ну подожди. Тогда мы можем сейчас с тобой, во-первых, призвать твоих зрителей, в том числе потенциальных, подписаться на твой канал. Я это сделала как преданный товарищ, подписалась на канал, который называется… Как? Mikhail Shirvindt?
М. Ширвиндт
―
Он называется «Съедобное несъедобное». Но вам выскочит куча детских каких-то поговорок. Нужно писать пока что, пока я не такой популярный, «Съедобное несъедобное» с Михаилом Ширвиндтом». И еще мне объяснили мои умные ребята, что не просто надо поставить галочку «Нравится», лайк так называемый, а надо нажать кнопочку «Подписаться». Тогда мы обманем YouTube, он подумает, что меня любят… Ну, в общем, это все хитрые какие-то игры. То есть нажимаете «Подписаться» — и тогда все будет замечательно. И еще подписаться надо на мою страницу в Instagram, потому что я там все время рекламирую… В общем, целая история. Я прямо воодушевлен.
К. Ларина
―
Ну, тогда я тоже подхвачу и скажу всем нашим слушателям. И зрители, не забывайте про это. Миша, ты тоже в кадре, поскольку мы тоже на канале YouTube вещаем, на канал «Эха Москвы». Так что тоже не забывайте ставить лайки, подписываться. Мы вынуждены тоже про это напоминать. Увы, такое время. Сегодня нет радио как такового, чистого. Да собственно говоря, и телевидения…
М. Ширвиндт
―
Нет, хештеги. Шэрить надо, хештеги ловить. Я все это пытаюсь выучить. У меня там в первых выпусках будет со мной иногда появляться Антон Табаков, который, когда услышит слова «хештег» или, я не знаю, «расшэрить» и так далее, он себя очень органично ведет. Вот тут запикивать надо все.
К. Ларина
―
Нет, не пришелся ему вот этот самый новый мир виртуальный, не интересен он ему, да? Вот так вот.
М. Ширвиндт
―
Ему по еде больше…
К. Ларина
―
Миша, если уж мы начали с телепроекта (все равно это телепроект, как ни крути), на твой взгляд, что изменилось за все эти годы на телевидении? Вот сегодняшняя телевизионная индустрия, в которой тебя нет, вот когда ты со стороны на нее смотришь, она тебе как вообще?
М. Ширвиндт
―
Знаешь, я скажу тебе такую преамбулу. Большинство людей, когда их спрашиваешь про телевидение, они говорят: «Да я не смотрю телевизор».
К. Ларина
―
Да-да-да.
М. Ширвиндт
―
И говорят: «Вот на прошлой неделе был сериал — просто чудовищный. А вот эта передача — просто гадость». Это говорят люди, которые сначала декларируют: «Я телевизор не смотрю». Я телевизор не смотрю. Я смотрю этот экран. Вот сейчас тебя показывают, вашу маму. Я смотрю спорт. Я смотрю какие-то познавательные программы, кино иногда. У меня канал Eurosport, например, на 11-й кнопке. И когда я нажимаю, вдруг промахиваюсь — и появляется Первый канал. У меня мурашки от ужаса! Там все время ужас! Там, что бы ты ни включил, это ужас, ужасный ужас, ад! Я не говорю про канал «Россия», где… Я у многих друзей спрашиваю, которые со мной солидарны в отношении к этому, скажем так. Ну, назовем просто «в отношении к телевидению», не будем расширять. Я их спрашиваю просто: «А как вы физически выносите это? У меня это нервный стресс серьезный, просто мне плохо физиологически становится. Но все как-то находят способы какого-то…
К. Ларина
―
Расслабления.
М. Ширвиндт
―
Иронии, расслабления. У меня на это иронии нет. У меня на все что угодно есть ирония, кроме на то, что я слышу с наших замечательных центральных каналов. Вот та помойка и тот… Я вообще могу охарактеризовать и телевидение (и не только) как эпоха бесчестия. Они потеряли честь. Я думаю: что же они ночью… Когда в три часа, в пять утра просыпаешься (а в наши годы все чаще и чаще), до семи у тебя мозг свежий. Помнишь, у нас было в спектакле «Лица», когда Константин Аркадьевич говорил: «Проснулся за десять минут до будильника — голова твоя свободна и свежа. И это не тот ты, который… а тот ты, которого задумала мать Природа». Господи, откуда это всплыло? Короче…
К. Ларина
―
Как это вспоминается.
М. Ширвиндт
―
Да. Так вот, когда все в пять утра становятся теми, какими задумала их мать Природа… Что они о себе думают? Как они оправдывают свое бесчестие? Я слышу, конечно, от них разговоры. Они понижают голос и становятся… «Ну, старичок, ты не все понимаешь».
К. Ларина
―
«Ты же понимаешь».
М. Ширвиндт
―
Нет, наоборот: «Ты не понимаешь. Ну, если бы все было так просто. А на самом деле…» А вот хочется сказать: «Алло-алло! Тык-тык-тык! Что на самом деле-то? Что?» А тут все сдувается, потому что если ловить их на конкретике… «Просто такое время сейчас. Все не так просто. Если бы…» И первое время ты растекаешься в этой псевдоглубокомысленности. А потом думаешь: не-а, врут! Все просто. Вот все, что я хотел тебе сказать про телевидение.
К. Ларина
―
А вот скажи мне, не преувеличиваем ли мы силу телевидения, силу его воздействия на общество? Вот эта связь насколько влияет на состояние страны? И атмосфера в стране зависит ли от телевизора? Кто кем управляет в данном случае?
М. Ширвиндт
―
Абсолютно уверен, что манипулирует человеческим сознанием телевидение. Это под то и заточено. Иначе бы оно таким не было — абсолютно беспредельно вопиющим. А раз оно такое — значит, это работает. Ведь то клише, которое мы всегда слышим от наших тетенек, дяденек и бабушек: «Вот по телевизору сказали». Что бы ни сказали — это правда.Когда я свою одну тетеньку убеждал, что вот эти программы «Моя семья», «Суд идет», что нет, это актеры, она мне говорила: «Да иди ты!» «Хотите поведу вас туда, на съемку?» — «Да ладно, иди ты!» Не хочет. Она боится этой правды и боится разоблачения своего вот этого мифа. Поэтому если капают целыми днями… Я тебе говорю: я не могу это слышать. Вот многие — раз! — и говорят: «Мы вчера смотрели Соловьева». Я говорю: «Как у вас нервов на это хватает?» Но, в принципе, наверное, если это посмотреть, ты потихонечку начинаешь… Другого-то мнения нет, и ты начинаешь убеждаться, что все именно так, как вот из ртов их этих (тут «пип!») проистекает. Вот.
К. Ларина
―
То есть, в принципе, возможно параллельно этому пространству существовать и даже что-то делать? И вот твой опыт (опять же возвращаюсь к твоему новому проекту), он это лишний раз нам показывает. И ты такой не один. Мы же видим, сколько параллельных структур в Интернете уже появилось. Я имею в виду не просто девушек, типа Бузовой, а вполне себе серьезных людей, которые делают свое интернет-телевидение. Как ты говоришь — «сам себе хозяин».
М. Ширвиндт
―
Ну да.
К. Ларина
―
И есть удачные и успешные проекты. Кстати, как раз, может быть, молодежь, которая точно телевизор не смотрит, вообще его не смотрит никогда давным-давно, она как раз в Интернете и получает все, что ей недостает, в том числе и политическую какую-то составляющую, те же самые новости. Миша…
М. Ширвиндт
―
Естественно. Это вообще уходит. Мне сказали тоже мои опытные товарищи… А опытными я называю тех, кому 25 лет. Они говорят, что через 5 лет телевизионная кнопка прекратит свое существование. Останутся еще три старушки, которые будут слушать Киселева. Все. А все остальное уйдет… И сейчас, если ты хочешь посмотреть даже упомянутых выше, проще взять и нажать кнопку в YouTube, посмотреть выборочно кусок, не всю помойку, а только какой-то отбросик один. И это уже происходит А через 5 лет вообще схлопнется. Так что надо успеть.
К. Ларина
―
Но ты ведь любил же телевидение, когда ты в нем начинал работать, когда ты делал свои замечательные собачьи истории, про животных и дальше «Хочу знать». Это же по любви делал. Это же не только — правда же? — из-за того, что деньги тебе платили.
М. Ширвиндт
―
Я многое тогда делал по любви.
К. Ларина
―
Сказал он очень грустно, как спаниель.
М. Ширвиндт
―
Время было веселое. Ксюша, ты же знаешь, были прекрасные каналы, было НТВ, было РЕН-ТВ. Можно было что-то запускать. Были острые программы, неострые, развлекательные. Все это кипело, бурлило. А сейчас…
К. Ларина
―
Ну, сейчас тоже полно развлечений, пожалуйста. Включи любую кнопку — там везде хохот и веселье, пожалуйста. Там либо крик и ненависть, и кошмар, и война, и ужас, «всех порвем» — либо «сейчас всех защекочем, чтобы все хохотали до упада».
М. Ширвиндт
―
Ну да. Но я тебе говорю: не смотрю, не знаю. Реально не знаю, что там происходит. Я помню, еще года три-четыре назад я предлагал разным каналам вернуть программу «Дог-шоу». Не со мной, естественно. Найти молодого живого какого-то парня, девушку, которая бы весело с собачками… Нет, нет абсолютно. Понятно — подогнать под время. Нет. Все вытеснили крики вот эти, даже не политические, а социальные. Если про собак, то это: «Моя мать — сука, а он у меня кобель». Вот тогда это интересно. А доброе, легкое — нет, это не работает. Как сказал Жванецкий великую фразу: «Что такое рейтинг? Рейтинг — это послание тупых тупым». Вот собачки рейтинга не делают, к сожалению.
К. Ларина
―
А как вот надо? Почему в других странах существует обычное телевидение, которое тоже, что называется, для Марьи Ивановны, для домохозяйки, но все равно находится возможность и какие-то интеллектуальные поединки устраивать, и какие-то общественно-политические дискуссии вести вполне себе, да, с эмоциональным накалом, не какие-то заумные беседы, но тем не менее без той степени агрессии, которая сегодня заполонила наш экран. Почему кому-то это удается, а у нас — нет?
М. Ширвиндт
―
Ну, потому что везде, наверное, какая-то пропаганда существует. В любой стране при любом самом благоприятном режиме есть пропагандистская составляющая. Ну, она может составить 7–8%, а не 97%. Когда у тебя 7% пропаганды, а 93%… Что делать? Развлекать вынуждены. Ты не можешь… Чем-то заполнят же надо эфир. А у нас времени нет на это. У нас куча важных дел — со всеми поругаться, всех послать. Это очень важная составляющая нашей жизни. Наш экспорт основной — ненависть.
К. Ларина
―
На твой взгляд, самое счастливое, золотое время российского телевидения — это когда?
М. Ширвиндт
―
Ну, конечно, 90-е годы. Возникновение НТВ с замечательными ребятами, которые его возглавили. Это была игра, это был вызов обществу, это была надежда. Она и скончалась.
К. Ларина
―
Сегодня, кстати, очень многие ностальгируют и по советскому телевидению, типа тогда больше было о духовном, о человеке, а такого, как сейчас, не было.
М. Ширвиндт
―
Нет, я не ностальгирую.
К. Ларина
―
Нет?
М. Ширвиндт
―
Знаешь, я смотрю, когда нарываешься на фильм… Все говорят: «Ну, что это? Нафталин». Нифига! Там тоже были поганые фильмы, а были хорошие. Я за скобки ставлю их идеологическую составляющую, что коммунисты. Неважно. Это время было такое. Но были талантливые фильмы, даже идеологические, потому что они делались все штучно, долго, дорого по тем временам. И получались шедевры. И получалось проходное кино. Ну, какие-то знаковые фильмы — мы же до сих пор можем смотреть их, не переставая. Ну, например, я считаю, что… Сейчас информационный повод, что Первый канал не будет показывать «Иронию судьбы». Боже, сколько схлестнулось мечей на эту тему! Бред собачий!
К. Ларина
―
На самом деле новость какая-то тупая, потому что Второй канал будет показывать.
М. Ширвиндт
―
Я вчера уже видел. Я был в одном общественном месте, и там по какому-то каналу уже крутили. Дело не в этом. А дело в том, что Рязанов своими двумя фильмами монополизировал Новый год. Он снял «Карнавальную ночь», и много-много лет была только «Карнавальная ночь», никто не мог победить. Потом он снял «Иронию судьбы», и никто… Кто только как ни пытался бросить вызов, включая ремейки эти все. Нет, нет! Победить нельзя. О чем говорить? Штучное кино, профессиональное, хорошо сделанное. Так сейчас не могут. Вот и все.
К. Ларина
―
А почему? Куда все делось-то?
М. Ширвиндт
―
Ну, во-первых, кино вообще ушло. Сейчас снимают только сериалы, потому что кино совершенно невыгодно. Это такие продюсеры-авантюристы. Игорь Толстунов, мой товарищ, например, вот он может позволить себе снять фильм, который заведомо убыточен. Приносят деньги сериалы. Есть на них разные бюджеты, поэтому разные получают. Я не знаю, как сейчас, насколько существует та система откатов, которая была в былые годы. Но я знаю, что наш с тобой дружок Сережа Урсуляк снимает сериалы очень честно. Он выбивает деньги и, как никто, как собака цепная, следит, чтобы ни копейки не ушло, а чтобы все деньги пошли на производство и тем самым сделали фильм лучше.
К. Ларина
―
Поэтому у него получается кино, многосерийное кино, а не сериал. Ну, это абсолютно отдельный человек у нас в этом пространстве телевизионном. Таких единицы. Я даже не могу второго такого назвать человека.
М. Ширвиндт
―
Так мне и кажется, что это можно. Вот возьми такой образец и делай. Делай честно, выбивай деньги, не соглашайся за три копейки делать, потому что тебе из них полторы перепадут. Ну, не знаю. Это опять вопрос чести.
К. Ларина
―
Ну и потом, раз уж про кино, то, наверное, стоит еще отметить, что аудитория большого взрослого кинематографа в кино не смотрит. Она смотрит либо сериалы, которые зарубежные, зарубежное кино дома. Она в кинотеатры не приучена ходить. А кинотеатры заполонили, конечно, дети. Собственно на них тогда и ориентируется рынок. И в основном кассовые фильмы — они все такие для подростков. Наверное, так. Тоже своя причина. Хотя, Миша, но есть же хорошие работы. Каждый год мы имеем как минимум четыре-пять очень сильных фильмов российских. Вот даже в этом году и «Нелюбов» Звягинцева, и «Аритмия» Хлебникова. Ну, еще можно назвать несколько работ. Разве нет?
М. Ширвиндт
―
Да. Ксюша, понимаешь, какое дело? Я очень ценю эти фильмы. Я их, естественно, смотрю. Они вызывают бурю переживаний и, как правило, неприязни — не к фильму, а к проблемам. Мне жутко не хватает хорошего доброго кино, веселого, комедии, хорошей комедии.
К. Ларина
―
«Елки 1», «Елки 2», «Елки 3», «Елки 4» — пожалуйста.
М. Ширвиндт
―
Нет, я сейчас серьезно. Комедии настоящей, доброй, сделанной не лениво, не торговля лицом, а актерская работа. Ну, короче, вот этих фильмов нет. Альтернативные есть, а живых человеческих, как «Свинарка и пастух»…
К. Ларина
―
Ну, ты что хочешь? Лакировку действительности опять?
М. Ширвиндт
―
Нет, нет. Ну, весело. Ну, почему не сделать? Хорошо, детектив. Жанры любые. Когда снимал Митта «Экипаж», его загнобили тогда, я помню, все: «Фу! Какая гадость! Низкий жанр». А ничего, прожил нормальную жизнь, хотя это не был ни политический, ни философский, ни трагический фильм, а просто фильм-катастрофа.
К. Ларина
―
Я понимаю, что ты говоришь. Но сегодня таких фильмов тоже много, и для них деньги находятся. Вот Федор Бондарчук как режиссер и как продюсер, по-моему, как раз эту линейку в нашем российском кинематографе осваивает. Тут тебе и всякие фантазмы, и «Притяжение». Тот же «Экипаж», кстати, пересняли, если ты знаешь.
М. Ширвиндт
―
Ну и «Иронию судьбы» пересняли, и «Кавказскую пленницу» пересняли. Молодцы.
К. Ларина
―
Только для кого — непонятно.
М. Ширвиндт
―
Они осваивают, но пока еще не освоили.
К. Ларина
―
Это Михаил Ширвиндт. У нас сейчас будет небольшой перерыв, а потом продолжим наш разговор. Мы ищем хорошее в ужасном. Найдем к концу эфира обязательно.НОВОСТИ
К. Ларина
―
Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии на «Эхе Москвы» телеведущий, писатель (сейчас будет доказательство), артист, продюсер, гражданин и человек…
М. Ширвиндт
―
Ресторатор, ресторатор.
К. Ларина
―
Ресторатор, да, ресторатор, да-да-да. Михаил Ширвиндт. Миша, поскольку книжка лежит на столе, и зрители канала YouTube видят, что там что-то лежит, должны признаться: это твоя книжка, это книжка, которую ты написал. Да?
М. Ширвиндт
―
Сам на кнопки нажимал. Больше того, я первый раз в жизни…
К. Ларина
―
Правда, правда.
М. Ширвиндт
―
Я не умею печатать, а ради книги выучился, потому что я понял, что я пишу… Ну, судя по названию «Мемуары двоечника», понимаете, как у меня с правописанием и левописанием. Поэтому я тыкал на кнопки, компьютер проверял мне ошибки, потом еще редактор. В общем, худо-бедно справился.
К. Ларина
―
Ну, поскольку на обложке пара, замечательный дуэт — Ширвиндт-старший и Ширвиндт-младший — с рыбиной между ними, я так понимаю, что все-таки больше это семейная история. Это про отца, про себя, про детство? Ну, расскажи, про что получилось.
М. Ширвиндт
―
Смотри. Если хочешь… Я выписал себе шпаргалку для журналистов.
К. Ларина
―
Давай.
М. Ширвиндт
―
Я написал, какие вопросы я поднимаю в этой книге.Кому достались ордена деда или на что я их выменял. Как папа упал в коридоре. Сколько Майкл Джексон заплатил за наш сарай. Корова-антифашистка и фашистская вилка. Как занять собачью будку, как утопить дачный клозет и как взорвать школьный унитаз — подробно, со всеми инструкциями. Как отец бил меня оглоблей. Как отец волок меня на веревке за машиной. Как я играл «Женитьбу Фигаро» с Мироновым. Самый счастливый день, или Хоккей с Державиным. Колючая проволока, Саша Скляр и Раймонд Паулс. Был ли геем Люссак. Как я разводил кур в театральном училище имени Щукина. Как украсть завтрак в столовой и банкет в ресторане. Как Олег Табаков справился с жабой и почему Белоснежка уползла со сцены. Как я грузил гробы с ВИА «Самоцветами» и что я на самом деле сказал Аркадию Райкину. И как Константин Райкин устроил мне «Полосатый рейс». Зачем Сергей Урсуляк ломал головой Новосибирский академгородок. Андрей Смоляк, Фиорди и кинжал. Страшная история! Я не помню, ты участвовала или нет, в Тбилиси? Страшная.
К. Ларина
―
Нет.
М. Ширвиндт
―
Прочтешь. Лото «Миллион», или как обмануть гаишника. «Дог-шоу»: как Урсуляк и Золотовицкий ели торт, и кто же такой Ленин. Чем болеют рабочие, или Семейный столик. Как внуки вьют веревки из дедушки и как папа начертил проект дома. Вот это примерно 30% тем, которые я пытался вскрывать в своих мемуарах.
К. Ларина
―
Такие «Мишкины рассказы» получились.
М. Ширвиндт
―
Ну да.
К. Ларина
―
Я даже не знаю, что выбрать из этого для того, чтобы рассказать нашим слушателям, какую-то самую увлекательную историю. У меня есть один заказ, но это по другой теме. Чуть позже я к нему вернусь. Даже не знаю, про что спросить. Ну, что тебя больше всего привлекает? Вот для аудитории «Эха Москвы» какое будет точное попадание по теме, как ты думаешь?
М. Ширвиндт
―
Ну, давай я расскажу историю, которая косвенно… то есть она связана с нашим с тобой совместным опытом. Как умер Брежнев. Ты же помнишь? Ты была уже тогда в Ленинграде на гастролях?
К. Ларина
―
Да, я уже тогда была… Нет! Я тогда еще была студенткой, когда умер Брежнев, я еще училась в институте. Это было без меня.
М. Ширвиндт
―
Он умер, как мы знаем, на день раньше, чем нам об этом сказали. Ну, мы были в Москве, а театр Райкина — полгода в Москве, а полгода в Питере. И как раз мы уезжали опять в Питер. И мы с поездом привезли эту весть со «Стрелой». «Стрелой примчалась весть о смерти Брежнева в город на Неве». Тем не менее Константин Аркадьевич, ты же знаешь, террорист. Говорит: «Репетиция. Нет, репетиция. Ничего не знаю». Мы приехали в этот ДК Горького, стали репетировать. Прибежал директор: «Уходите немедленно!» Костя говорит: «А ничего не объявляли». В общем, через десять минут объявили. Какое несчастье! И каникулы на пять дней.
К. Ларина
―
Красота.
М. Ширвиндт
―
И я приезжаю в гостиницу «Октябрьская», наш второй дом. И что-то меня познабливает. Короче, долгая история, как температура дошла до 40, как никто из театра не приходил, потому что я был больной.
К. Ларина
―
То есть ты всерьез заболел?
М. Ширвиндт
―
Заболел диким каким-то гриппом! Ко мне пришел доктор и говорит: «А вы-то чего?» Я говорю: «В смысле?» Он говорит: «Брежнев…» Я говорю: «Да нет!» Мерли старушки просто штабелями, мерли, потому что не могли это пережить. Единственное — горничные и уборщицы покупали мне творожок, бульон варили. Они не боялись заболеть. А коллеги — нет.И я помню, что я лежал и читал «Моби Дика», которого я давно собирался читать. Я ненавижу «Моби Дика» за это! Это шесть тысяч страниц этого кошмара. И воют сирены Московского вокзала, все время провожают куда-то Брежнева. По телевизору Шопен, Мендельсон. В общем, тоже какой-то… И так четыре дня я физически умирал от этой тоски. Я бросал «Моби Дика», включая Шопена. Нет!
И потом чуть-чуть мне стало совсем получше. И вдруг звонок. «Алло…» Константин Аркадьевич Райкин звонит, говорит: «Ну, как ты?» — «Да так…» — Он говорит: «Что делаешь?» Я говорю: «Моби Дик». Лежу…" Он говорит: «А «Полосатый рейс» не смотришь?» Вот если бы мне в эту секунду предложили яхту свою, остров, не знаю, автомобиль «Жигули» — нет. «Полосатый рейс»! Я бросился к телевизору и стал щелкать. Я ничего так в мире не хотел, как «Полосатый рейс». Щелк! А там четыре канала было, еще так рукой надо было щелкать. Щелк! Щелк! Щелк! И все время Шопен, Мендельсон. И на пятой минуте… Я думаю: может, где-то между? Нет, нет! И на пятой минуте, когда я уже отчаялся, я поворачиваюсь — дверь в мою комнату открыта, и полтеатра стоит в проеме во главе… и смотрят на меня. Щелкаю еще раз.
К. Ларина
―
А ты переключаешь канал.
М. Ширвиндт
―
На негнущихся ножках, в трусиках, щелкаю и ищу этого «Полосатого рейса». «Простите». Это же нельзя простить. Я никогда не забуду и не прощу!
К. Ларина
―
Замечательная история! Слушай, скажи мне, пожалуйста, ты не скучаешь по актерской профессии, по театру?
М. Ширвиндт
―
Нет, нет.
К. Ларина
―
Нет?
М. Ширвиндт
―
Это был совершенно осознанный выбор — уход.
К. Ларина
―
Это вообще твоя была профессия?
М. Ширвиндт
―
Нет, абсолютно не моя, не моя профессия. Даже дело не в том, какого качества я был или был бы актером. Но комедиант (в хорошем смысле), клоун — это профессия абсолютно зависимая. Ты должен зависеть от воли режиссера, сценариста, гримера, костюмера. Ну, только тогда ты хороший актер, если ты пластилин, из которого можно вылепить красивую фигуру. А если ты… Ну нет. Кому это? Значит, вы не артист, а вы… Пип-пип! Вот я был, видно, вторым.
К. Ларина
―
Ну, все равно это все не зря, я считаю, потому что все равно та профессия, в которой ты работаешь сейчас и работал в телевизоре, в кадре — безусловно, это такое ответвление именно из этого ствола под названием «актерское мастерство». Это актерская порода.
М. Ширвиндт
―
Ну, конечно, опыт.
К. Ларина
―
Опыт общения, умение вести себя в кадре. То, что называется сценическим обаянием. Куда это деть? Конечно, это необходимо.
М. Ширвиндт
―
Ну естественно. То же самое могу сказать…. «Петушка хвалит Кукуха».
К. Ларина
―
Похвали-похвали меня, давай!
М. Ширвиндт
―
Ты же тоже из этой профессии.
К. Ларина
―
Я же тоже, тоже, тоже.
М. Ширвиндт
―
Просто образование. Не зря нас учат несколько лет актерству. Нас учат жесту. Нас учат не декламировать, а разговаривать. Нас учат ценить паузы и так далее. И это осталось.Вот почему у меня не очень гладкое мое отношение, мягко скажем, к КВН? Потому что мне жалко, что театральные институты страны выпускают, не знаю, в год тысячу артистов по стране… Я не знаю, от балды эту цифру называю. И эти ребята образованные, на них потрачены деньги государственные, чтобы они стали инженерами и добывать руду, как часто и бывает, потому что они не находят себя в профессии и идут… А вот как раз выпускники институтов горных и каких-то технических становятся лицами каналов благодаря КВН и громко, мило декламируют, размахивая руками. Обидно за профессию. Потому что актер любого уровня, образованный, сделает это лучше. Это моя боль. Мне жалко цех.
К. Ларина
―
Но сегодня, помимо КВН, еще вот эти всякие «Камеди Клаб». Резиденты — все сплошь звезды именно театральные и кинозвезды. Они тоже все востребованные и любимые артисты. Поэтому я с тобой, конечно, соглашусь — некая девальвация профессии происходит. А, но плюс к этому еще, конечно же, этот конвейер все равно уничтожает все. Есть вещи, которые не нужны просто сегодняшнему артисту — понимаешь? — потому что и так сойдет. Зачем глубина?
М. Ширвиндт
―
Ну, мастерство-то не пропьешь. Даже если сделать все ради того, чтобы на сцене оказалась дрянь… В смысле — не на сцене, а на экране. Это поделка, где уже обнаглевшие совершенно… Я не смотрю, мне рассказывают продюсеры, что обнаглевшие актеры совершенно, они успевают в кадре еще с кем-то перемигнуться, в сериале, который уже существует, потому что сейчас не на них камера. Это уже такой этический беспредел, назовем это так.
К. Ларина
―
То, что сегодня происходит вокруг театра — я уже имею в виду вот эту криминально-политическо-цензурно-мерзкую гадость — скажи мне, пожалуйста, что это такое? Вот тот же самый Костя Райкин, которого мы с тобой сегодня вспоминаем, это человек настолько… на мой взгляд (я думаю, что ты тоже согласишься), ну, высочайшей порядочности и профессиональный. Его никогда и никто не посмеет упрекнуть в том, что он халявщик, халтурщик или еще что-нибудь. И то, что сегодня происходит вокруг его театра — это ужасно оскорбительно, и для меня лично.То, что происходит с театром «Гоголь-центр», с этим делом «Седьмой студии». Как в воронку, затянуло уже какое количество людей. Даже страшно себе представить было полгода назад, что эти люди окажутся за решеткой — ну, в частности Леша Малобродский; а все остальные, в том числе Софья Апфельбаум (я напоминаю не тебе, а аудитории) и Кирилл Серебренников, и Юра Итин окажутся на скамье подсудимых, по сути. Чем ты объясняешь всю эту историю? Что для тебя такое вот это все?
М. Ширвиндт
―
Ну, я объясняю тем, что грядут нелегкие времена в глобальном смысле, и надо приструнить, чтобы коготок увяз. Типа: «Вот посмотрите на этих. Хотите так? Будет и так». И наш брат артист — наивный человек. Я слышу просто разговоры. Делятся на лагеря, поддерживают то или другое. Они не понимают немножко своей головкой, что поддерживают они… Им не нравится Кирилл Серебренников? О’кей. Я не фанат Кирилла Серебренникова, но я приходил туда поддержать его. Потому что одно дело…
К. Ларина
―
К суду ты приходил, я видела, да, к Басманному суду.
М. Ширвиндт
―
Да. Одно дело — это твое творческое несогласие. Да ради бога! Господи, да не соглашайся! А другое дело, когда кричат, типа: «Вот он… Так ему… Вообще в Сибирь!» Это что за помойка изо рта у них? Не нравится — не смотри. Это твой товарищ по цеху. Это идет репрессия, конкретная репрессия, циничная. Самый последний циничный акт, который… Я просто был поражен, когда пришли эти все ребята посмотреть «Нуреева». И потом я услышал, что президент сказал, что это не преследование…
К. Ларина
―
А расследование.
М. Ширвиндт
―
Расследование. И вдруг у меня — раз! — и связались эти два события. То есть им велели: «Идите и смотрите, чтобы… Идите». И эти побежали все говорить: «Вот типа искусство отделяем». Наивно! Все такими… Хотел сказать «белыми нитками шито». Да не белыми это все нитками шито. И мне кажется, что… Да ничего мне не кажется. Про консолидацию я даже не буду заикаться. Жалко.
К. Ларина
―
Так всегда было в среде творческой интеллигенции? Ведь, в конце концов, уж такие времена страшные переживали и наши родители. И страшнее было, но все равно люди старались быть порядочными. Хотя было, наверное, страшнее.
М. Ширвиндт
―
Я думаю, что и тогда, и сейчас главное ощущение, что проскочат, «да нет». Вот это «да нет». Ну, что вы? Это было. Я уверяю, что это было и в 30-е годы, во времена репрессий: «Да нет. Ну, там с этим что-то…» Ну, мы же знаем, как это все было и чем это все заканчивалось. И тоже сейчас говорят: «Да ладно. Господи… Дыма без огня не бывает».
К. Ларина
―
Кстати, я возвращаюсь к совету по культуре, когда Саша Архангельский так замечательно выступил на нем со своей речью в адрес Владимира Путина, в защиту коллег по «Седьмой студии». Он как раз там сказал это, очень важную и простую вещь, в ответ на «дыма без огня бывает»: «Бывает, — сказал он. — Бывает дым без огня». Тут можно продолжить: особенно в нашей стране.Кстати, та история, к которой я хотела вернуться. Это история, которая стала основной для сюжета фильма «Русский регтайм», реальная история. Ну, многие про это знают, что ты был собственно одним из участников, когда сорвали вы флаг, будучи студентами… Какой это был год? Семьдесят…
М. Ширвиндт
―
Семьдесят седьмой. На днях отметили 40 лет этого события.
К. Ларина
―
Как раз юбилей. Да, да, да. Вот тогда тебя выгнали из комсомола. И что сделали? Отчислили из института?
М. Ширвиндт
―
Из института, из комсомола. Я ушел в люди. Я работал в «Современнике» монтировщиком. Потом с ансамблем «Самоцветы» работал грузчиком. А еще там был Аркаша Цимблер, который… и Рома Козак. Они учились в Институте связи, могли стать связистами или владеть… провайдером сейчас, стать олигархами. Но они попали там в студию театральную знаменитую Людмила Рошкован, которая потом стала театром «Человек», и поныне здравствующим. Да, и когда нас всех повыгоняли… Они восстановились: один в ЛГИТМиКе, другой в Школе-студии МХАТ, Рома Козак. Вот как этот флаг поменял их судьбу. А еще этот флаг поменял…
К. Ларина
―
А флаг где был?
М. Ширвиндт
―
Мы молодцы, мы выбрали место, мы рядом с Лубянкой это сделали.
К. Ларина
―
Практически это акция, перформанс. Это акция.
М. Ширвиндт
―
Да. Со здания архитектурного института сняли флаг, порвали. В общем, это была страшная история для родителей, да и для нас. Ну как? Это все грозило… Там была даже статья о порче флага Советского Союза с гербом или без герба — от двух до семи. В общем, адская тогда была история. Но в итоге еще этот флаг помог снять свой дебютный фильм Сергею Урсуляку «Русский регтайм». И с этого, в общем, он и начался. Так что флаг играет большую роль во многих жизнях.
К. Ларина
―
А вот если бы сегодня такая история произошла, что бы было с молодыми людьми, как ты думаешь, которые бы сорвали с архитектурного института флаг, государственный флаг, разорвали бы его?
М. Ширвиндт
―
Ну, была бы показательная порка. У нас теперь и за меньшее сажают, так что…
К. Ларина
―
Теперь такие вещи ждут, их ждут! «Ага! Ну наконец-то! Дорогие, идите сюда!»
М. Ширвиндт
―
Потому что это-то конкретно. Одно дело — бросить лимоном в сторону сотрудников правопорядка, и это может кому-то принести моральную травму. А другое дело — вот тебе конкретика, рваный флаг. Ну что вы?
К. Ларина
―
Ужас! Миша, у нас остаются последние пять… четыре минуты… шесть минут. Возвращаюсь к началу, поскольку запоминается последнее слово, как мы все знаем. Значит, канал на YouTube «Съедобное несъедобное» с Михаилом…
М. Ширвиндт
―
Да, с Михаилом Ширвиндтом. Хештег, лайк, подписка, расшэривание, расширение и так далее. Причем я сразу…
К. Ларина
―
А когда будет новый выпуск?
М. Ширвиндт
―
Вот. Не будет сейчас. Мы повисим с одним немножко. Хотя у нас снято четыре, мы расширим сейчас географию, чтобы… Это у нас тест-драйв. И очень скоро пойдем в еженедельном режиме. Для этого есть еще там значок — колокольчик. Если на него нажать, то вам придет оповещение. Я хочу, кстати, обратиться к людям, которые связаны с такого рода тур… или не тур, а просто индустрией, чтобы нас приглашали. Мы готовы приехать и весело и честно рассказать про ваш город. Причем, да, там будет много неприятного. Ну, если нам это невкусно, мы можем об этом сказать. Мы будем делать объективную картину. Так что все зависит…
К. Ларина
―
А куда можно написать? Скажи нам, пожалуйста, чтобы пригласить тебя.
М. Ширвиндт
―
Не знаю. В Instagram. В эту… Как называется? Мессенджер. Это любой может написать в мессенджер?
К. Ларина
―
Любой может написать, да.
М. Ширвиндт
―
Facebook, мессенджер. Как я знаю эти все термины! В мессенджер, в личку. В личку бросайте!
К. Ларина
―
То есть город, в котором есть интересная какая-нибудь кухня или интересный ресторан.
М. Ширвиндт
―
Да везде есть интересное. Но пусть люди предлагают какие-то темы, которые можно, с их точки зрения, осветить. И мы с удовольствием бросимся это делать.
К. Ларина
―
Так, ну и про книжку. Опять же повторю: это «Исповедь двоечника»… «Мемуары двоечника» называется, да? Книга, которая вот только недавно вышло. Я даже видела, презентация буквально на днях была. Обязательно ее купите.
М. Ширвиндт
―
В субботу была презентация напротив вас, в Доме книги. Прекрасно прошла.
К. Ларина
―
Там же фотографии тоже есть, я так понимаю, в этой книжке. Есть какой-то архив семейный?
М. Ширвиндт
―
Сто с лишним фотографий, неопубликованных ранее.
К. Ларина
―
Прекрасно! Обращаю внимание, что я ничего не спросила про личную жизнь, про многочисленных детей, многочисленных внуков. У Миши много всего накопилось за годы. Я хочу всем передать большой привет и счастья.
М. Ширвиндт
―
Все здесь.
К. Ларина
―
Там все написано, вся правда, да. Миша, ну поскольку наступает… Все-таки неделя до Нового года, и мы просто обязаны какое-то сделать заключительное слово с пожеланиями и с поздравлениями. Тем более это твой год, я знаю, год Собаки. И это твой юбилейный год. Тоже скажу по секрету нашим слушателям, что на следующий год у Михаила большой юбилей.
М. Ширвиндт
―
74. Ха-ха-ха! Год — действительно год Собаки. И это та надежда, которая может умереть, а может — нет. Потому что мы действительно лукавим всегда, когда поздравляем друг друга с годом Крысы, Свиньи, Дракона. «Вот год Крысы вам…» А сами понимаем, что не может год Крысы быть хорошим. Да простят меня несчастные люди, родившиеся под Крысами, Драконами и прочими Свиньями.А собака… Ну что плохого в собака? Про собаку много великих цитат, типа: «Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак», — сказал Фридрих Барбаросса. Или Синявский замечательную фразу сказал: «Собака — это единственная настоящая любовь, которую можно купить за деньги». Хорошая фраза. В общем, собака плохого ничего вам не сделает. Так что будьте бережнее к собакам, не топите их в любой жидкости головой вниз. И добро от них к вам придет. А те, кто топит собак и так далее, от них добро уйдет к вам, добро материальное и духовное. Ох как я…
К. Ларина
―
Я даже знаю этого человека, который вчера топил собаку, да-да-да, ради высоких космических целей.
М. Ширвиндт
―
Ну да, технология середины XX века сейчас всплывает в виде мокрой таксы, которую топят в какой-то жиже.
К. Ларина
―
Ну, она молодец, выдержала, умница!
М. Ширвиндт
―
Да.
К. Ларина
―
Дай ей бог здоровья, этой таксе. Она еще покажет им всем!
М. Ширвиндт
―
А говорят, что он ее берет себе теперь, взял.
К. Ларина
―
Серьезно?
М. Ширвиндт
―
Так что мучения продолжатся.
К. Ларина
―
Ха-ха-ха! Вот на этой оптимистической ноте мы завершим нашу сегодняшнюю встречу с замечательным человеком, моим товарищем (не побоюсь этого слова) Михаилом Ширвиндтом, которому я желаю всего самого хорошего, чтобы все сбылось, чтобы ничего не лопнуло, чтобы все процветало, ну и чтобы все-таки была надежда. Это очень важно. Спасибо тебе, Миша, огромное! Люблю тебя.
М. Ширвиндт
―
Спасибо. Ребята, с Новым годом! Все будет хорошо в этом году. Вот увидите.